Безжизненность опущенных портьер Сомкнувшись с неподвижностью торшера, Являет равнодушие портье Клиенту с бурным натиском терьера. Застыл непроницаемой стеной, Как хрупкое укрывший подстаканник, В проеме твердо сдерживая ночь, Всего один кусок неплотной ткани; Как сталь несокрушимого щита, Принявшая бесчисленные стрелы От мрака, что вторжение счи

Врата бога. Ашшур в гневе. Часть 2

-2
Автор:
Тип:Книга
Цена:149.00 руб.
Издательство:Самиздат
Год издания: 2022
Язык: Русский
Просмотры: 626
Скачать ознакомительный фрагмент
КУПИТЬ И СКАЧАТЬ ЗА: 149.00 руб. ЧТО КАЧАТЬ и КАК ЧИТАТЬ
Врата бога. Ашшур в гневе. Часть 2 Вадим Барташ Одной из основных сюжетных линий исторического романа «Врата бога» является любовь. И прежде всего любовь между лидийской поэтессой Аматтеей и халдейским князем Набуэлем, по прозвищу Красавчик. Много препятствий пришлось преодолеть влюблённым, чтобы быть вместе. Вадим Барташ Врата бога. Ашшур в гневе. Часть 2 Часть вторая Жестокая эпоха Если бы меня спросили, а какое второе название ты бы выбрал для этого романа, то я не задумываясь назвал бы его именно так. Да, это безусловно была Жестокая эпоха. Нам, с высоты XXI века, уже сложно представить общество, в котором не было ещё христианской морали, не было тех знаний и тех технических достижений, которыми мы сейчас обладаем. Это с одной стороны. Но с другой, люди той эпохи и во многом похожи на нас. И они стремились к чему-то лучшему, и они тоже искали хоть какой-то справедливости, и они хотели счастья для себя и для своих детей. Глава первая В истории встречаются переломные моменты, когда, казалось бы, привычная и устоявшаяся картина мироздания вдруг в одночасье меняется и всё рассыпается на глазах. Но обычно причины этих резких изменений накапливаются какой-то период исподволь и не сразу воспринимаются очевидцами. Ведь говорят же: «Великое видится только на расстоянии.» На расстоянии во времени. *** К концу своего существования Ассирийская империя настолько разрослась, что уже охватывала почти весь Ближний Восток, и лишь только на её окраинах находились зависимые от неё царства. В первой половине VII века до новой эры эта империя достигла зенита своего могущества, и казалось, что ей ничто не может угрожать. Конечно, в ней часто происходили смуты и на её границах не прекращались военные столкновения, однако это никак не отражалось на её статусе. Ассирийская армия по-прежнему считалась наиболее подготовленной и владыки, построившие для себя грандиозный Северный дворец в Ниневии, являлись не только сильнейшими царями того времени, но и самыми богатыми. Их казна ломилась от золота и других драгоценностей, а торговля и ремёсла процветали как нигде более, и даже отпадение от Ассирии Египта не поколебало могущества этой державы, которая по-прежнему считалась несокрушимой. Так думали об Ассирии в то время её современники. И поэтому можно понять на какой же отчаянный шаг решились Шамаш и его тесть. Но понимая, насколько опасно будет для них осуществление их мечты, они к восстанию готовились не то что тщательно, а подготовка к нему у них растянулась на долгих пятнадцать лет, и за это время они всё продумали… Однако дальнейшие события показали, что запланировать всё невозможно. *** Уже изначально было понятно, что им не удасться договориться с Бел-ибни. Да и Ашшурбанапал не сомневался в его преданности. И не только потому, что этот великан женился на непутёвой сестре Великого царя, рождённой от одной и той же жены Асархаддона, что и нынешний правитель Ниневии, а ещё и из-за того, что этот воин с выдающимися физическими данными был не ассирийцем и происходил из самых низов общества. Всей своей головокружительной карьерой он был обязан царственному родственнику, который разрешил ему войти в круг Саргонидов. Вообще он считался не только самым сильным мужем в империи, но и отчаянно смелым. А его родители являлись халдеями и были настолько ничтожны, что Бел-ибни нигде их не упоминал. *** С началом восстания Шамаш-шум-укина, являвшийся губернатором Урской области уже не один год, Бел-ибни оказался в крайне затруднительном положении. Его область была зажата со всех сторон владениями, переставшими подчиняться Великому царю. На севере находилась ещё вчера полуавтономная Вавилония, которая теперь объявила о полной независимости, на востоке и юге лежали владения халдеев и арамеев и Приморье, которые тоже вышли из повиновения, на западе простиралась Аравийская пустыня, а в ней кочевали арабские племена, всегда с нескрываемой враждебностью относившиеся к Ассирии. Под рукой у Бел-ибни было всего лишь пятнадцать тысяч воинов и поэтому его положение выглядело безнадёжным, но он не собирался сдаваться. *** Вначале он ещё надеялся на Набуэля и даже послал к нему доверенных людей, чтобы заручиться его поддержкой, но вскоре его постигло горькое разочарование. Красавчик повёл себя двусмысленно и Бел-ибни заподозрил его в возможной измене. Так оно и случилось. Теперь у Бел-ибни практически не оставалось надежды на кого-то опереться. Хорошо, что он загодя отправил Шерруа-этеррит и сына в столицу, и хотя бы за них был теперь спокоен. *** Ур располагался у самой границы с Приморьем и поэтому в столице своей области Бел-ибни оставил только пять тысяч воинов, а сам с десятью тысячами засел в другом крупном городе, Уруке. Оба центра были загодя укреплены, и горожане их остались преданы Великому царю и готовы были защищаться до последнего. Вскоре эти два города осадили восставшие. Их армия насчитывала двадцать пять тысяч воинов и возглавлял её генерал Набунацир. Он разделил свои силы на две части и несколько месяцев осаждал оба города. Бел-ибни упорно отбивался и не шёл ни на какие переговоры. Он и защитники Ура и Урука всё ещё надеялись, что Великий царь успеет им прийти на помощь. *** Все пятнадцать лет подготовки к восстанию Шамаш-шум-укин и его тесть кажется ни разу не оступились и не совершили ни одной существенной ошибки. Вначале Шамаш стал потихонечку собирать вокруг себя вавилонских патриотов, так и не признавших над своей страной власть ассирийцев, и в этом ему помогал Набу-ката-цабат, знавший хорошо местные условия. Из этих патриотов Шамаш создавал прежде всего чиновничий аппарат, преданный не Великому царю, а ему. Затем он обратил внимание на укрепление своей экономической базы, благо и здесь у него имелись благоприятные обстоятельства, и прежде всего это касалось того, что в древности Вавилония всегда была богатой и процветающей. И даже находясь под пятой империи, эта страна была более населённой чем собственно Ассирия. Далее его взор обратился уже на армию и по сути началось не преобразование, а создание её с нуля. Причём она создавалась из тех немногочисленных отрядов городской стражи, которые у него находились под рукой. Работа в этом направлении велась крайне осторожно и Шамаш очень боялся раньше времени свои намерения разоблачить. Но вот и армия им была создана, пусть и не очень большая. И только на последнем этапе подготовки к восстанию Шамаш и его визирь взялись сколачивать антиассирийскую коалицию. И тут как раз восстал и отпал от Ниневии Египет. И между новым фараоном Псамметихом и Шамашем сразу же завязались переговоры. Вслед за Египтом и Шамашем к антиассирийской коалиции подключилась Лидия, к коалиции этой проявил интерес и новый мидийский правитель Фраорт, и даже ещё вчера поверженный Ашшурбанапалом Элам, втоптанный им в прах и только-только восстанавливавшийся, не пожелал оставаться в стороне. Ну а арабы и халдейские и арамейские княжества на крайнем Юге Месопотамии, изнывавшие от тяжёлого имперского ярма и различных притеснений, сами по себе были склонны к неповиновению, и Шамаш их достаточно быстро убедил встать на его сторону. Однако Шамаш и Набу-ката-цабат не всё предусмотрели… *** Псамметих первым осмелился выступить против Великого царя, но его армия безнадёжно увязла у Ашдода, самой мощной крепости империи, прикрывавшей египетско-ассирийскую границу. Затем была выведена из игры Лидия с помощью натравленных против неё «чёрноколпачников». Следующим выпавшим звеном из казалось бы мощнейшей антиассирийской коалиции стала Мидия. С этой стороны угрозу Ассирии купировали скифы. И, наконец, Элам, пообещавший поддержать Шамаша, тянул с выступлением. И в итоге восставшие вавилоняне по сути остались один на один в своём противостоянии с империей. Если не считать арабов и мелких владетелей Юга Месопотамии. Но Шамашу и его тестю отступать уже было нельзя. *** Царица-мать, как и обещала своему новому фавориту, греческому скульптору Филомею, нашла его сестру. Как выяснилось, её продали в один из Ниневийских публичных домов, но не в обычный и какой-то там злачный, похожий больше на гадюшник, а в самый что ни на есть дорогой и элитный, который посещали исключительно богатые сластолюбцы. Хотя за неё и заломили тройную цену, однако Накия не торгуясь выкупила её и вскоре Ирана появилась в Северном дворце. – Госпожа, – увидев сестру воскликнул прослезившийся юный грек, – я даже не знаю, как тебя за всё, что ты для меня сделала, отблагодарить? – А-а-а, – отмахнулась Накия, – для меня это были сущие пустяки! Лучше покажи хотя бы одну готовую скульптуру, которую ты на днях закончил. – Конечно, конечно! Но тогда следует пройти в мою мастерскую… Они прошли в мастерскую грека и Филомей показал своей госпоже уже две готовых скульптуры. Увиденное превзошло все ожидания Накии. Она даже на некоторое время потеряла дар речи. Несомненно, греки далеко превзошли в своём мастерстве остальных художников и скульпторов того времени. Их работы были настолько совершенны и реалистичны, что казалось ещё чуть-чуть, и они оживут и заговорят. Наконец, Накия смогла выразить свой восторг: – Я не просто довольна, а я… Я восхищена, Филомей! Как жаль, что эти скульптуры никто не увидит! Но они украсят мою опочивальню, и я буду ими постоянно любоваться в свободное время! Ты получишь за них щедрое вознаграждение! И тут же Накия распорядилась дать свободу своему юному любовнику и выплатила ему за его две работы талант серебра и подарила дом неподалеку от Северного дворца, но от себя Филомея она не собиралась отпускать, и в подаренном ему доме поселилась его сестра. *** Генерал Эриб-адад, отстранённый от командования карликом, постоянно досаждал Накии, и она наконец то решила выполнить своё обещание. Царственного внука Накия застала в дворцовом парке. Ашшурбанапал прогуливался в одиночестве и за ним покорно следовала его любимица и её уже чуть подросшие шесть котят. Четверо из них были, как и мать, иссине чёрные, а двое тоже чёрные, но не до синевы. И все они были очень игривые и забавные. Они бежали за матерью, спотыкались и падали, однако быстро поднимались и продолжали бежать на коротких и ещё не послушных лапках. При виде царицы-матери Ашшурбанапал велел пантере Лилит замереть и прошёл в беседку, где они с Накией разместились. – Ты хотела со мной поговорить? – спросил Ашшурбанапал Накию. – Да! – Хочешь узнать, что происходит в Вавилонии? – Не совсем. Я хотела кое о чём другом с тобой поговорить… А тебе известно, что у князя Набуэля и Аматтеи родилась дочь? – Мне об этом сообщили. Кажется, сегодня ещё утром, – нахмурившись, ответил Ашшурбанапал. Для Ашшурбанапала эта тема была болезненной. Он ещё ни в кого так не был влюблён, как в эту поэтессу. Он ради неё готов был на всё. Он даже готов её был сделать своей женой, и не просто женой, а главной и самой любимой, но она несколько раз отвергала его предложения, что в то время было неслыханной дерзостью! Величайшему правителю ойкумены отказывала обычная женщина! И он всё равно не хотел применять силу, а желал завоевать её сердце другими методами, но только не принуждением и не насилием. Он терпеливо ждал. Как простой человек. И пытался лаской и вниманием пробить вдруг возникшую между ними стену отчуждения. Впрочем, воспользовавшись тем, что он находился в походе, Аматтея сбежала от него. Её долго искали по всей империи, и вот наконец то выяснилось, что она сбежала на Юг и спряталась в Приморье. А теперь стало известно, что она ему, Великому царю, предпочла какого-то худородного халдея и стала этому халдею супругой, и родила ему даже дочь. Величайшему правителю ойкумены было нанесено страшное оскорбление. Накия испытующе продолжала смотреть на царственного внука. – Лидийка совершила глупость, – продолжил Ашшурбанапал, – и я её верну! Но теперь я верну её силой и намерен сделать её обычной наложницей в своём гареме! Женой моей она уже никогда не станет! Однако прежде я разделаюсь с этим худородным князьком. Тем более он – изменник! Мне стало известно, что он поддержал моего братца и присоединился к восставшим. Вот ему то не будет пощады! Когда этот князёк попадёт в мои руки, я с него с живого сдеру шкуру и посажу на кол! – Ты это вправе сделать и тебя за это не осудят… – согласилась с царственным внуком Накия. – Но я ещё хотела кое о чём поговорить… – О чём? – О карлике. А вернее о его самоуправстве… Ашшурбанапал очень не хотел затрагивать эту тему, однако царица-мать не намерена была ему уступать и продолжила: – Твой ставленник, Мардук-апла-иддин, изгнал со службы трёх ассирийских генералов, которые преданы тебе! И это произошло перед решающим противостоянием с бунтовщиками! Разве это разумно? – Это не разумно… – Тогда в чём дело? Прими их! – Хм-м… – Ашшурбанапал не долго колебался и сдался. – Так и быть… Уже на следующий день три опальных генерала были приняты Великим царём, и он их восстановил на службе, но отправил одного в Харран, другого в Гузану, а Эриб-ададу, по настоянию Накии, было предоставлено тёплое местечко в Ниневии, и он стал начальником тыла. *** С началом восстания Шамаш совсем позабыл о покое, ведь дел у него было теперь не просто много, а их стало не в проворот, и он всё равно почти ежедневно посещал свою старшую супругу и её детей, которые находились на женской половине Летнего дворца. С Эушмиш они вновь сблизились. Опасность помогла им восстановить их прежние отношения и Шамаш нередко с Эушмиш проводил всю ночь на её половине. Эушмиш всегда считали в семье тихоней, такой же она осталась и после замужества. Она ни одного слова поперёк мужу никогда не говорила. Но когда ей стали известны планы мужа и её отца, она выступила категорически против них, однако к ней ни тот, ни другой не захотели прислушиваться. И ей пришлось смириться с этим. Она по-прежнему считала, что Шамаш и её отец совершали роковую ошибку, однако ей только и оставалось теперь что возносить свои молитвы к богам. Но и Мардук её не слышал и не отвращал мужа от дурных помыслов. – Я очень боюсь будущего… – высказалась как-то Эушмиш, обращаясь к Шамашу. – Я каждый день теперь непрестанно молюсь богам! И за тебя, и за наших детей! И за отца и маму! – Успокойся, – провёл рукой по распущенным волосам старшей супруги вавилонский царь. Шамаш прижал Эушмиш к своей груди: – Всё будет у нас хорошо… Вот поверь! – Ты уверен? – Я доверяю Набунациру. На следующей неделе наша армия преградит путь Мардук-апла-иддину, посланному против нас моим братцем. Будем молиться, что бы Набунацир и его армия одержали верх над карликом. – У ассирийцев сильная армия. – Это так. Но и у нас она уже большая и подготовленная! Мы набрали семьдесят тысяч рекрутов! И из этих молодцев сделали воинов! И даже успели их проверить в деле под Кутой. А ещё у нас есть союзники… Нас поддерживают арабы и халдеи. И вот-вот на нашей стороне выступят эламиты. Будем надеяться, что к нам окажутся благосклонны и боги! – Я за это и молюсь… – поддакнула супруга Шамаша. *** Кальха располагалась примерно в трёх фарсахах южнее Ниневии и была большим городом, вторым по населению и значению в Ассирии в то время, так как до Саргонидов она на протяжении нескольких веков являлась столицей империи. Перед выступлением на Вавилонию карлик провёл в этом городе смотр армии и затем парад. А за пару дней до парада в близи полевого лагеря им были проведены масштабные учения, в ходе которых назначенный Великим царём командующий убедился, что его армия вполне готова к боевым действиям. Под рукой Мардук-апла-иддина были действительно наиболее боеспособные полки ассирийской армии, и карлик уже не сомневался, что выполнит возложенную на него задачу по усмирению бунтовщиков. Вперёд им были высланы разведчики, которые сообщили, что основные силы восставших сосредоточились севернее Описа. И Мардук-апла-иддин со своей стотысячной армией направился им на встречу. Он очень надеялся именно там застать бунтовщиков. Глава вторая Стояла середина месяца Дуузу (июнь, июль). Даже для Вавилонии стояла необычная жара. В полдень, когда солнце находилось в зените, всё живое вымирало. Люди и животные изнывали от неё, и где могли искали тень. – Жара опять в городе? – спросил визирь своего старого раба. – Уже с самого утра давит… – ответил сириец. – Всю неделю не спадает, – посетовал Набу-ката-цабат. – И за что прогневались боги? – Может переждёшь её, господин? Никуда бы сегодня не выезжал. – Не получится. Придётся ехать… – Тогда какой оденешь плащ? – уточнился раб у Набу-ката-цабата, когда того умыли и облачили в льняное платье юные рабыни. – Одену индийский… с золотой окантовкой по низу. Я сегодня еду к царю, – ответил визирь. Раб принёс этот плащ и накинул его на Набу-ката-цабата, приколов его к левому плечу золотой брошью. Визирь придирчиво осмотрел себя в бронзовом зеркале и, оставшись довольным увиденным, переспросил сирийца: – Колесницу приготовили? – Твои любимые несийцы уже запряжены в неё, – ответил раб. – Колесница готова. – А опахальщик? – Он в ней. Возничий тоже там. Оба уже ждут тебя, господин. *** Визирь как хороший актёр пытался выглядеть простачком и своим в доску, но если присмотреться к нему повнимательнее, то становилось понятно, что он совсем был не из таких. Он всегда отличался изворотливостью и коварством. А ещё он был и крайне расчётлив. И Шамаш-шум-укин для визиря являлся не столько близким родственником, сколько орудием в его руках, с помощью которого он собирался заполучить господство над Вавилонией. Набу-ката-цабат понимал, что если бы он попытался стать царём, то у него тут же обнаружились бы с полтора десятка конкурентов, не менее знатных чем он и имевших не меньшие права на трон, а вот у его зятя имелись неоспоримые преимущества перед всеми остальными возможными претендентами. Шамаш-шум-укин принадлежал к роду Великих царей, к самим Саргонидам, и при этом матерью его являлась знатная вавилонянка. Так что тут для Набу-ката-цабата, после того как он выдал замуж за Шамаша дочь, вариант оказывался совершенно беспроигрышным, и надо было только действовать. Чем визирь незамедлительно и воспользовался… *** Набу-ката-цабат спустился во двор своего дома. Впрочем, это был даже скорее не дом, а настоящий дворец. Он считался одним из самых больших и богатых в городе. Занимал он целый квартал, был в четырёх уровнях и внутри него располагались помимо различных хозяйственных пристроек два бассейна для омовений и уютный сад с экзотическими растениями и деревьями. А ещё здесь же находился зверинец, в котором содержались ручные павлины, газели и антилопы. Во дворе уже была приготовлена колесница. Рабы помогли визирю взобраться на неё. Затем они открыли ворота и Набу-ката-цабат, в сопровождении десяти конных телохранителей, выехал на главный вавилонский проспект, на так называемый проспект Процессий, и направился по нему в сторону Летнего дворца. *** Визирь знал, как воздействовать на людей, в этом деле он поднаторел и уже был непревзойдённым мастером, а его зять хотя и являлся по рождению принцем, да ещё самых что ни на есть голубых кровей, однако от всех остальных людей мало чем отличался, так что его не сложно было обратить в свою веру. И вот уже пятнадцать лет Набу-ката-цабат не один плёл свою сложную паутину. Теперь уже Шамаш полагал, что это именно у него возникла идея восстать против Ашшурбанапала, а визирь подобное заблуждение не оспаривал и мнению этому только поддакивал. Какая разница, кто всё это высказал первым? Главное бы добиться задуманного! *** Визирю скоро должно было исполниться шестьдесят пять, однако в характере его нередко проявлялось мальчишество. Так он всегда любил шикнуть и выделиться перед всеми, и поэтому в его колесницу была впряжена четвёрка великолепных жеребцов белой масти (подобных ни у кого не было в Вавилонии, и даже у его зятя). Они назывались несийскими, и их визирь получил из Мидии, где этих коней выращивали в одной уединённой и очень труднодоступной долине. За них он отдал целое состояние. Колесница визиря выехала через ворота Сина из города и направилась через предместье Хабан на север, в сторону Летнего дворца. До него пришлось ехать больше полутора часов. Но вот на горизонте выросли башни этого огромного и роскошного дворцового комплекса, занимавшего самый северный угол столицы Мира. Он был настолько обширный, что это скорее считался город внутри города… Колесница визиря прогрохотала по брусчатке и въехала в открытые ворота Летнего дворца, которые назывались воротами Лугальгирры. По бокам этих ворот находились их молчаливые охранники шедду, внушительные крылатые быки с человеческими лицами. Cтража приветствовала визиря поднятыми копьями. Набу-ката-цабат соскочил на землю и прошёл прямиком в покои Шамаш-шум-укина. *** Вавилонский царь стоял у края террасы и о чём-то задумался. Визирь деликатно закашлялся и Шамаш оторвался от размышлений и обернулся. – А-а-а, это ты! – произнёс Шамаш.– Что нового? – Генерал Набунацир послезавтра будет в Вавилоне, – ответил зятю визирь. – У нас всё готово к выступлению? – Почти… – Нам медлить нельзя! – Я это понимаю. – Хорошо, что ты это понимаешь. А что всё-таки не готово? Поясни… – Кони не все подготовлены. И не все колесницы приведены в порядок. Ещё сорок из них следует отремонтировать. – А сколько готовых колесниц? – Триста восемьдесят пять. – Из-за сорока задерживаться не будем. Визирь не стал это решение оспаривать. *** После того, как Набу-ката-цабат переговорил с царём, он прошёл на женскую половину Летнего дворца, чтобы попроведывать в очередной раз беременную дочь и её детей. Поиграв с младшими внуками и пообщавшись со старшими, он остался с Эушмиш наедине, и она вновь осыпала отца упрёками и сомнениями. – Отец, – обратилась Эушмиш к Набу-ката-цабату, – зачем ты втянул Шамаша в эти игры? Неужели ты не понимаешь, чем закончится ваш мятеж? Визиря упрёки Эушмиш раздражали: – Ты- женщина! И ты многого не можешь понять! – безапелляционно заявил он дочери. – Тщеславие и тебя, и Шамаша погубит! Вы всех нас сгубите, отец! – Молчи, дочь! – совсем уж впал в раздражение визирь. Подспудно Набу-ката-цабат понимал, что дочь в чём-то и права, но как ей объяснить, что если ни к чему не стремиться, то можно потерять и то, что имеешь уже. Нельзя было бесконечно уповать на милость Ашшурбанапала, в конце концов тот мог сместить Шамаша и оставить его ни с чем, как бы он не старался угодить Великому царю. Тем более Ашшурбанапалу постоянно наговаривали на брата, что он что-то замышляет. Не-ет, выхода не было иного! Только следовало стать совершенно независимым от Ниневии, и только тогда можно будет смотреть с уверенностью в будущее и строить хоть какие-то планы. *** Шамаш ясно осознавал, что для него сейчас ничего важнее не могло быть чем его армия, и поэтому уделял ей первостепенное внимание. Многие оружейные мастерские в Вавилоне и в других городах работали от зари и до позднего вечера без выходных, и всё равно оружия не хватало и его приходилось закупать на стороне. Его привозили из Элама и Мидии, и даже из отдалённого Египта. Сформировано было шесть корпусов, но только два из них были экипированы и обучены так, как и следует, а остальные ещё необходимо было подтянуть до приемлемого уровня. А всего у Шамаша было теперь до девяноста пяти тысяч своих воинов и двадцать пять тысяч выставили союзники. *** Двадцать пять тысяч воинов вавилонскому царю пришлось оставить для осады Ура и Урука, ещё столько же необходимо было выделить для удержания важнейших городских центров, таких как Ниппур, Сиппар, Борсиппа, Кута и других, и только семьдесят тысяч он смог предоставить Набунациру, что бы тот с ними выступил навстречу карлику и его стотысячной армии. При этом Шамаш потребовал от Набунацира, что бы его генерал дал бой ассирийцам на северной границе Вавилонии и не позволил бы армии карлика продвинуться в глубь вавилонской территории. Шамаш надеялся, как можно большую часть Вавилонии удержать в своих руках. Однако у Набунацира было меньше воинов, чем у карлика, и воины у него были менее подготовлены, чем ассирийцы. Так что в такой не очень выгодной для вавилонян ситуации у них был только один шанс рассчитывать на успех, это дать бой, заняв более выгодную исходную позицию. И такой позицией могли стать холмы к северу от Куты, но предвидя это карлик подошёл к ним первым. *** Вавилония имела многотысячелетнюю историю, намного более древнюю, чем история соседней Ассирии, и это сказывалось на самосознании вавилонян. Нынешние жители Вавилонии себя считали отчасти шумерами (на самом деле они являлись потомками как шумеров, так и в последующем смешавшихся с ними нескольких волн семитских переселенцев, таких как аккадцев, амореев и арамеев, и позже всех пришедших в эту страну касситов), и поэтому после объявления себя независимым правителем Шамаш-шум-укин первым же своим указом объявил шумерский язык государственным, на котором отныне будут издаваться все правительственные постановления. Аккадский язык, на котором в то время говорили в Вавилонии, был очень близок ассирийскому (ассирийский считался северным диалектом аккадского), и поэтому вавилонские патриоты в пику ассирийцам старались изучать древний язык их страны, давно уже вышедший из употребления и на котором проводились только религиозные обряды в храмах, да ещё показывая свою эрудицию говорили и писали на нём отдельные учёные и интеллектуалы (ну а их тогда даже в Вавилонии можно было пересчитать по пальцам). Впрочем, возрождение одного древнего языка и придания ему популярности было явно недостаточно, чтобы разорвать отношения между Вавилонией и империей. Уже много десятилетий Вавилония входила на правах автономной области в состав Ассирийского государства, и теперь, когда Шамаш-шум-укин объявил себя независимым правителем, необходимо было обосновать этот шаг ещё чем-то. И тогда стали вспоминать всё то, что разделяло, а не объединяло два близкородственных народа. Конечно же заговорили о разрушителе столицы Мира неистовом Великом царе Синаххерибе, и о всяческих притеснениях вавилонян со стороны ассирийцев, и о том, что в Ниневию уходила не малая толика их богатства в виде пошлин и налогов. Шамашу и его людям необходимо было как можно сильнее настроить соотечественников против центральных властей и это им вполне удалось сделать за сравнительно короткий промежуток времени. Вавилоняне уже вскоре всецело поддержали разрыв с Ассирией и готовы были с оружием в руках защищать провозглашённую ими независимость. *** Ассирийская армия растянулась на несколько фарсахов и с птичьего полёта представлялась гигантским удавом, ощетинившимся копьями. Казалось нет такой силы в мире, которая могла бы противостоять этой армии. Впереди её двигались несколько полков скифских и киммерийских наёмников, разведывавших дорогу, за ними тремя колонами шли полки тяжёлой пехоты, потом отряды лучников и пельтастов, сапёры, а далее двигался обоз. И замыкали этот гигантский живой организм ещё полки тяжёлой пехоты, колесницы и основная часть конницы. За один дневной переход армия преодолевала фарсах, но карлик её торопил. На очередном привале в шатёр командующего вошёл начальник разведки, ассирийский сотник Тиглат-ариб. – Что случилось? – спросил его Мардук-апла-иддин. – Мы подходим к Дияле. За ней, на её левом берегу, находится Шаппазу… Это уже вавилонский город. Карлика эта новость обрадовала. *** Мардук-апла-иддина жизнь научила никогда не поддаваться эмоциям и не случайно он волевым решением отстранил от командования нескольких ассирийских генералов. Ему ни в коем случае нельзя было допускать в своём окружении явной или скрытой оппозиции. Перед началом военных действий следовало сплотить вокруг себя армию и что бы все её подразделения чётко и беспрекословно выполняли его приказы. Следующим шагом необходимо было навязать противнику свою тактику ведения войны. Карлик был уверен, что Шамаш захочет встретиться с его армией на поле боя, и для этого выберет удобную позицию, которая будет располагаться как можно дальше от стен Вавилона. Такой позицией могла стать лишь одна местность – это холмистая возвышенность к северу от Куты, и Мардук-апла-иддин поспешил её занять. И он успел это сделать в первые же дни, как его армия переправилась через Диялу и пересекла вавилонскую границу. И тем самым он спутал планы бунтовщиков на начальном этапе кампании. Находившаяся уже на марше армия вавилонян остановилась на пол пути и генерал Набунацир отдал приказ к отступлению. *** А опоздал Набунацир из-за великана Бел-ибни. Набунациру пришлось осаждать города Урской области. И потому он принял решение об отходе по собственной инициативе, чем вызвал настоящую бурю гнева со стороны царя и визиря, но в отличии от них он понимал, в какое ставит себя положение. Не зря он считался наиболее опытным и способным военачальником среди вавилонян, и он теперь задумал дать бой ассирийцам уже неподалеку от своей столицы. Да, ему пришлось для этого сдать противнику весь север страны, но за то он сохранил армию и если в предстоящем генеральном сражении вавилоняне проиграют Мардук-апла-иддину, то они смогут укрыться за неприступными укреплениями столицы Мира. Другого выхода Набунацир не видел. И с его доводами Шамашу пришлось согласиться. Глава третья До встречи с Бел-ибни сестра Ашшурбанапала не знала, что такое настоящая любовь и вела совершенно распутный образ жизни, меняя чуть ли не каждодневно мужиков. И только сойдясь с халдеем, бывшим тогда сотником в корпусе телохранителей, она без памяти в него влюбилась и вознамерилась его на себе женить. Конечно, этот союз с одной стороны казался немыслимым, так как она всё-таки была дочерью Великого царя, а он являлся безродным чужеземцем, завербовавшимся наёмником в ассирийскую армию, но не следовало забывать, что Шерруа-этеррит очень походила на своего деда, на неистового Синаххериба. То есть, она была не только необузданной и распутной, как и он, но ещё имела и как у него железную волю и твёрдый как кремень характер. И в итоге свадьба между Шерруа-этеррит и халдеем состоялась. А после неё Шерруа-этеррит словно подменили. Она превратилась в самую примерную жену. Верно говорят, что из распутных и нагулявшихся женщин выходят образцовые жёны. Великан Бел-ибни, имевший неимоверную силу, как мужчина полностью удовлетворял Шерруа-этеррит. Ну и разумеется, после того, как Бел-ибни женился на сестре Великого царя, карьера у него тут же пошла в гору. Он через две недели был произведён в генералы, а вскоре получил и должность наместника. Но Урская область, в которую его назначили, находилась на самом краю империи, и только Приморье лежало ещё южнее. И вот, когда началось восстание старшего брата Ашшурбанапала, Бел-ибни попал в чрезвычайно затруднительное положение… Получилось так, что он оказался со всех сторон окружённым враждебными силами. Шамаш предлагал Бел-ибни перейти на его сторону, однако великан категорически отверг все предложения на этот счёт. *** Ещё хорошо, что Бел-ибни успел Шерруа-этеррит и своего сынишку отослать в Ниневию, и теперь хотя бы они находились в безопасности. Шерруа-этеррит, после того, как спасла Бел-ибни, заслонив его своим телом от стрел наёмных убийц, подосланных к мужу на охоте, по-прежнему была разбита параличем, но во всяком случае она не потеряла рассудок и была жива. Они постоянно списывались, впрочем, после восстания Шамаша связь Бел-ибни с супругой оборвалась. У Бел-ибни в Урской области имелось пятнадцать тысяч воинов и всё теперь зависело от жителей Ура и Урука. Если они захотят присоединиться к восставшим, то положение его будет безвыходным, однако горожане Ура и Урука почти единодушно заявили, что они сохраняют верность Великому царю, и Бел-ибни решил защищать два этих крупных города, в каждом из которых население приближалось к ста тысячам жителей. Горожане деятельно начали готовиться к обороне, чтобы неизбежное наступление восставших не застало их врасплох. Уже к концу весны к Уруку, а потом и к Уру подступила армия генерала Набунацира и вавилоняне обложили оба этих города со всех сторон. Бел-ибни в этот момент оказался в Уруке, и у него там под рукой находилось десять тысячи воинов, а в Уре их было только пять тысяч, ну и, конечно, в обоих городах на стены взошли горожане. Осада началась вначале лета и продолжалась уже несколько месяцев. Бел-ибни особенно переживал за Ур. *** История этого города уходила в глубочайшую древность. Уже к VII веку до новой эры возраст его исчислялся многими и многими веками. Первое поселение, возникшее на месте позднейшего Ура, появилось ещё в VIII тысячелетии до новой эры, причём его основали даже не шумеры, а спустившиеся с предгорий Загроского хребта и попытавшиеся освоить неприветливую и заболоченную Южную Месопотамию субареи. Южная Месопотамия тогда была неудобным для жизни местом. Обширные и труднопроходимые болота, тучи насекомых-кровососов, нездоровый климат, всё это делали её малопривлекательным районом, и её население тогда было крайне редким. Племена субареев сюда просачивались постепенно и деревни свои они создавали только на более-менее сухих возвышенностях. *** Кто же такие были субареи? О них узнали довольно-таки поздно. Учёные считают, что они были древнейшим населением Ближнего Востока. И они одни из первых перешли к земледелию и стали едва ли не самыми первыми строить постоянные поселения, причём некоторые наиболее важные их поселения даже укреплялись уже стенами. А ещё они едва ли не первыми начали обрабатывать металлы. В то время не было письменности, не изобрели ещё колеса, и субареи передвигались по Южной Месопотамии только на примитивных плотах. *** На месте позднейшего Ура со временем выросла не одна, а несколько субарейских деревень, состоявших из ста-ста двадцати глинобитных хижин, в которых проживало на круг не больше пятисот человек. Жители этих деревень выращивали ячмень и разводили коз и овец. Как эти деревни назывались уже никому теперь доподлинно не было известно. Просуществовали они почти две тысячи лет, пока сюда не прибыли шумеры. И именно шумеры привнесли в эти места самую первую и полноценную Цивилизацию. Произошло это в конце V тысячелетия до новой эры. *** В отличии от светлокожих субареев шумеры были очень смуглыми и курчавоволосыми (сами себя они так и называли «черноголовыми»). Приплыли они в устье Евфрата с юга, и по их преданиям прародиной шумеров являлся Дильмун, хотя на этот счёт имеются и другие гипотезы. Ими были разрушены субарейские деревни, а сами субареи были асcимилированны, и на месте их поселений возник протогород, в котором уже были дома из кирпича и выстроена была стена в четыре человеческих роста, а в центре этого протогорода пришельцы воздвигли свой первый храм, посвящённый богу Луны Нанну. *** Полноценным городом с населением в десять тысяч жителей Ур стал уже в начале IV тысячелетия до новой эры. В округе этого города, а также близлежащего ещё более древнего Эриду (который вообще считался самым древним шумерским поселением), были прорыты ирригационные каналы и осушенными оказались значительные территории болот. Сельское хозяйство переживало небывалый подъём. Выращивать начали не только ячмень, но и пшеницу и другие злаки, и собирать стали по два-три урожая за сезон, а также с этого времени научились разводить и крупный рогатый скот. В самых значительных шумерских центрах население достигало уже нескольких десятков тысяч жителей. Таковыми, к примеру, стали Урук, Ур, Киш и Лагаш. *** Ну а эпоха первого расцвета Ура началась позже, где-то через тысячу лет. В это время в Южной Месопотамии каменные орудия труда окончательно вытеснили медные и бронзовые, был изобретён календарь, возникли астрономия, математика и зачатки ещё нескольких наук, начали возводиться многоэтажные дома и храмы-зиккураты, и достигла высокого уровня торговля. *** При Этане, полулегендарном правителе Киша, впервые сложилось обширное государственное образование в Южной Месопотамии из почти трёх десятков до этого самостоятельных номовых государств. Это уже было сильное царство, вскоре распространившее свою власть и на многие сопредельные земли. И примерно в это же время (в начале IV тысячелетия до новой эры) появилась шумерская письменность. Гегемония Киша продолжалась несколько столетий, и один из потомков Этаны, основатель I династии Киша, царь Эн-Менбарагеси, от которого остались письменные источники, прославился тем, что, во-первых, он построил в Ниппуре общешумерский храмовый комплекс верховному богу Энлилю, а во вторых совершил несколько победоносных походов в Элам, тогда ещё не объединённый в единое государство. Это всё происходило в XXVIII веке до новой эры. У сына же его, царя Агги, правитель Урука Гильгамеш начал оспаривать гегемонию над шумерскими номами, и в итоге этот молодой и амбициозный правитель добился своей цели. Гегемония от правителей Киша перешла к Гильгамешу. Это был тот самый герой, который спустя годы окажется наиболее известным персонажем шумерских сказаний. *** Он являлся представителем 1-й Династии Урука. Отцом его был тоже неординарный человек, сын пастуха, который захватил власть в Урукском номе. Его звали Лугальбандой, и впоследствии шумеры причислили его к богам, но сын Лугальбанды превзошёл своего отца. Гильгамеш завоевал такую громкую славу, что превратился в главного героического персонажа во всей шумерской мифологии. В честь него составился целый цикл мифов. И в том числе спустя семьсот лет после его смерти была написана грандиозная «Поэма о Гильгамеше», ставшая вершиной человеческого гения. Позже её перевели с шумерского на аккадский, хеттский, хурритский и другие языки и она превратилась в самое известное и популярное литературное произведение в Древнем мире, пока не появился Гомер и его «Илиада» и «Одиссея». *** Что же на самом деле мы знаем об этом герое? А знаем мы, к примеру, то, что вначале он подчинялся правителю Киша Агге. И вот однажды тот потребовал, чтобы Урук принял участие в предпринятых им ирригационных работах в окрестностях Киша. Совет старейшин Урука предлагал Гильгамешу подчиниться требованиям Агги, но Гильгамеш, поддержанный народным собранием, отказался исполнять приказ северного правителя. После этого народное собрание Урука провозгласило Гильгамеша военным вождём- лугалем. Агга прибыл со своим войском на ладьях, спустившись вниз по Евфрату, с намерением сурово покарать строптивцев, но начатая им осада Урука закончилась полным провалом. Гильгамеш добился независимости для Урука, а затем и гегемония над всей Южной Месопотамией перешла к нему. Уруку подчинились такие города, как Адаб, Ниппур, Лагаш, Умма, Ур и ещё с три десятка других. В Ниппуре Гильгамеш обновил общешумерский храмовый комплекс и построил святилище Туммаль, в Лагаше возвёл ворота, названные его именем. Ну а Урук опоясала новая стена (длиною в 9 километров и шириною в 5 и высотою в 12 метров), которая стала самым грандиозным фортификационным сооружением того времени и руины которой сохранились до наших дней. Правил Гильгамеш в XXVII веке до новой эры. *** Последним значительным правителем Урука оказался Лугальзагеси. Он взошёл на трон три века спустя, после смерти Гильгамеша, и ему пришлось столкнуться с новой силой, появившейся к тому моменту в Месопотамии… Примерно с XXVII века до новой эры в Аравии наступила сильнейшая многолетняя засуха и восточно семитские племена, называвшие себя аккадцами, начали просачиваться из Аравии в Месопотамию. Основной поток их эмиграции затронул Северную и Центральную Месопотамию. Северная часть этих племён, ассимилировав субареев, постепенно сложилась в новый народ, и так появились к XXVI веку до новой эры ассирийцы, а вот основная часть аккадцев оседала в Центральной Месопотамии, и там, смешиваясь с шумерами, она их постепенно тоже ассимилировала, но процесс ассимиляции здесь оказался намного более длительным. И вот когда последний значительный правитель Урука Лугальзагеси сверг главного своего противника в Центральной Месопотамии, царя Киша Ур-Забабу, неожиданно возвысился его садовник, аккадец Саргон. Он, как и Гильгамеш, тоже был совершенно неординарной и героической личностью. Этот Саргон (названный в исторических хрониках Древним) за считанные годы создал великую державу, впервые объединив всю Месопотамию, от самого её севера и до Горького моря (так тогда называли Персидский залив). А вскоре границы этой первой супердержавы Древности охватили и области вне Месопотамии. В Аккадскую империю вошли Сирия, Финикия, Ханаан, Элам и Юг Малой Азии. Население Аккадского царства превысило 12 миллионов человек. Саргон Древний стал самым успешным завоевателем того времени. А ведь в молодые годы он был всего лишь садовником у правителя Киша. *** Аккадская супердержава просуществовала около двух веков и рухнула неожиданно под натиском горцев гутиев. Между прочим, совсем недавно выяснилось, что это были первые индоевропейцы, продвинувшиеся из Центральной Азии на Ближний Восток и поначалу они заняли Загроский хребет и прилегающие к нему предгорья, ну а затем начали просачиваться в Месопотамию и благодаря их действиям было покончено с Аккадской супердержавой. Впрочем, владычество гутиев над Месопотамией оказалось кратковременным, и их последний правитель Тирикан был разбит царём Урука Утухенгалем. Тирикана взяли в плен и обезглавили. *** Утухенгаль тоже оказался личностью неординарной. Он являлся сыном вялильщика рыбы и силой захватил власть в родном городе, отстранив от его управления урукскую знать, и потом он поднял восстание против гутиев. Разбив их армию, он освободил всю Южную и Центральную Месопотамию и принял громкий титул «царя Аккада и Шумера». Однако правление его оказалось недолгим и через семь лет один из ближайших его сподвижников, наместник Ура, составил заговор против Утухенгаля, и после гибели его, возглавил обширное царство. Его звали Ур-Наму, а основанное им царство получило название «государство III Династии Ура». С этого момента начался золотой век Ура и всего Шумера. *** После длительного владычества над Шумером варваров (в начале семитов аккадцев, а затем и индоевропейцев гутиев), к власти в стране наконец-то пришла вновь национальная династия. Ур-Наму сделал столицей Шумера Ур и принялся за реформы. Относительная самостоятельность отдельных городов была упразднена, весь Шумер разделили на зависимые от центра области и начали проводиться грандиозные ирригационные и строительные работы (особенно преобразилась новая столица государства, перенесённая из Урука в Ур), и в которой перестроили внешние стены, возвели новый царский дворец и выстроили огромный храм-зиккурат Эгишнугаль, посвящённый богу луны Нанну, ставший тогда самым значительным сооружением в Месопотамии. Разорённое хозяйство восстановилось полностью, и начали создаваться государственные ремесленные мастерские и сельскохозяйственные имения, в которых работали сотни и даже тысячи рабов. Наивысшего могущества Шумер достиг при первых царях III династии Ура: Ур-Наму, его сыне Шульге и Амар-Суэне. В это время Шумер распространил свою власть, как и при аккадских владыках, на всю Месопотамию, включая Ассирию и хурритские области, впоследствии составившие ядро Миттанийской державы. При следующем новошумерском царе, младшем брате Амар-Суэна, Шу-Суэне, правителям Ура даже подчинился Элам и казалось бы их царство достигло наивысшего могущества, однако всё неожиданно буквально за считанные годы рассыпалось… *** Ещё в начале правления Шу-Суэна новая волна семитских кочевников, хлынувшая из Аравии, приобрела угрожающие размеры. На этот раз это оказались амореи. А к концу правления Шу-Суэна амореи просто наводнили весь Шумер. И при последнем новошумерском владыке, Ибби-Суэне, государство III династии Ура погибло, а с ним и закончилась, в конечном итоге, шумерская история и шумерская цивилизация. Шумеры после этого уже никогда не создавали своей государственности и постепенно ассимилировались пришлыми народами, по большей части семитскими. Последующие государства в Южной Месопотамии создавались уже не шумерами, а амореями, касситами и другими пришельцами, пока к IX веку до новой эры эта страна, которая теперь сменила название на Вавилонию, не вошла в состав Ассирийской державы (хотя иногда Вавилония кратковременно и добивалась независимости). *** Набуэль читал послание, которое пришло к нему с Дильмуна от Аматтеи. Лидийка писала, что очень соскучилась по князю, а ещё она сообщала об их дочурке, ну и напоследок изложила два своих новых стихотворения, сочинённых совсем недавно, и предлагала, если они ему понравятся, то пусть он на них попробует написать музыку. Одно стихотворение называлось «Я по-прежнему тебя жду», а второе «Тоска отравила моё сердце». Второе было особенно горьким и от него веяло какой-то безысходностью. И это очевидно было связано с тем, что они уже не виделись с Аматтеей несколько месяцев. Набуэль отложил послание и хотел вызвать двух военачальников, которые возглавляли вавилонский и синмагурский отряды, приданные к его семи тысячам воинов, осаждавших Ур, как в шатре князя внезапно нарисовалась Хилина. Красавчик поморщился. Он велел её отослать в Дур-Халдайю, но, вопреки его распоряжению, она вновь оттуда сбежала. – Любовь моя, – проникновенно заворковала Хилина, – мне скучно в этой проклятой дыре… Да и я не могу без тебя! Не отсылай меня больше никуда. Я очень тебя прошу! Набуэль хмуро посмотрел на настойчивую красотку. А она, будто не замечая его раздражения, подошла к столику у входа в шатёр и стала из бронзовой чаши подбирать виноград. – Холодной воды не найдётся? А лучше бы вина! – У меня сейчас будет военный совет, – сухо ответил князь. – Ну хорошо, хорошо, я удаляюсь, – произнесла Хилина, – но только пусть мне поставят шатёр рядом с твоим, что бы я могла передохнуть. И я хочу, чтобы мне принесли поскорее еды, фруктов и напитков. – Я распоряжусь, – заметил князь. В его шатёр вошли подчинённые военачальники. Хилина показушно вздохнула и выпорхнула из шатра, напоследок сделав глазки Набуэлю, но её чересчур красноречивый взгляд он демонстративно проигнорировал. Осада Ура продолжалась третий месяц и за это время осаждавшими предпринималось пять решительных штурмов, но они ни к какому результату не привели, и вот Набуэль собрал военный совет и захотел выслушать подчинённых. Все они высказались за то, что город и без какого-либо нового штурма скоро падёт, так как съестные припасы в нём были на исходе и внутри Ура разразился голод. – Мне сообщили, – ответил командир синмагурского отряда, халдей Эшумаль, что в Уре уже были случаи настоящего людоедства… Так что этот город и так падёт к нашим ногам, как перезревший плод… Глава четвёртая Находясь на Дильмуне, в дали от любимого, Аматтея изнывала от тоски, и даже дочурка не так её радовала, как в первые дни после родов. У Аметтеи пропало молоко и её выручали няньки. Если бы не дочка, то лидийка точно бы всё бросила и устремилась бы в Ур, в окрестностях которого находился Набуэль со своими воинами. Иногда лидийка совершала выезды на колеснице в окрестности столицы острова, но далеко она не удалялась от Аваля. Она выезжала обычно до жары и выбирала какое-нибудь уединённое место, где-нибудь на берегу моря, и пыталась сочинять, чтобы отвлечься от нерадостных мыслей. У моря писалось ей лучше всего. Морские волны её как-то успокаивали. Особенно если с моря дул ещё свежий и не сильный ветер. За последнее время она уже написала больше десятка стихотворений и несколько из них отправила князю, а от него пришло только два сообщения. Аматтея себя пыталась успокоить тем, что её любимый всё-таки находился в походе и осаждал неприятельский город. *** А князь не только в это время осаждал Ур. Осаждали и самого князя… У Хилины не было иного выбора, как только любой ценой добиться расположения Набуэля, так как она за собой сожгла в Ассирии уже все мосты. Но Красавчик оказался крепким орешком и всё не поддавался, а Хилина его по сути усиленно преследовала. Набуэль во сне почувствовал, как кто-то прижался к нему со спины и затем обвил его за плечи. Князь очнулся и понял, что его обнимает какая та девушка. Однако он уже года полтора не держал при себе наложниц, за ненадобностью он их распустил, после того как влюбился в лидийку! И на этот раз это оказалась опять Хилина. «Вот же ненасытная потаскуха! – с досадой подумал Красавчик. – Как она проникла в его шатёр и преодолела охрану?» Это было непонятно! *** Хилина была уже совершенно голой и явно крайне возбуждённой. У неё от переполнявшего её желания сейчас даже набухли соски. Она своими дерзкими ласками постаралась завести Красавчика. И это ей вскоре удалось, хотя князь поначалу и пытался её оттолкнуть. Однако эта девица слишком хорошо знала Набуэля и она умела ему доставлять наслаждение. После всего того, что между ними произошло, князь обессиленно откинулся на спину. Хилина же никак не могла угомониться и продолжала его ласкать, пытаясь вновь зажечь в нём огонь страсти. – Успокойся, – осадил её князь. – Я уже ничего не смогу… – Я же чувствую, любовь моя, что тебе ещё хочется меня. У тебя должно получится! Я же лучше знаю! Давай попробуем? – Ну дай мне передохнуть, – Набуэлю действительно уже ничего не хотелось, и он старался как-то отвязаться от настырной девицы, бравшей его нахрапом. – Так ты ничего не делай! – продолжала ластиться к нему Хилина. – Я всё сделаю за тебя! Набуэлю с трудом, но всё-таки удалось выбраться из объятий Хилины и он повторил свой вопрос: – Послушай, как тебе удалось ко мне пробраться? – Пусть это будет моей маленькой тайной… – Если ты не признаешься… То будет хуже! – Ну, хорошо, – немного надулась настырная деваха. – Я пробралась к тебе используя хитрость. Я обманула твою охрану. Они все такие доверчивые… Ну просто, как дети! – и Хилина расхохоталась. – Но лучше об этом не расспрашивай хотя бы сейчас…Давай-ка лучше продолжим с тобой начатое… И Хилина вновь сумела разжечь в Набуэле страсть, и он опять с ней занялся любовью. Всё-таки эта девица была бы, наверное, самой изощрённой служительницей в храме богини Иштар, ведь даже жрицы Арбельского храма, посвящённого этой богини, уступали в любовном искусстве Хилине, ну а слава о них гремела по всей империи и по молодости Набуэль не раз посещал этих жриц, и знал, что они могут сотворить с любым мужчиной. Чего только не вытворяла эта золотоволосая тигрица сейчас! Она ни на мгновение не давала Красавчику сомкнуть глаз. *** Уже под утро Хилина угомонилась и Набуэль еле встал, настолько бурной была прошедшая ночь. Военачальник синмагурцев Эшумаль сообщил, что из Ура в их лагерь прибыл перебежчик, который хочет поговорить лично с князем. Набуэль велел Хилине удалиться и затем разрешил ввести перебежчика. Вскоре тот появился в шатре. Это был обритый наголо вавилонянин. По одежде и по его макушке, сверкавшей как начищенный медный таз и лишённой какой-либо растительности, можно было предположить в нём жреца. Он осмотрелся и склонился перед князем. – Я готов тебя выслушать… – произнёс Набуэль. – Для чего ты меня хотел увидеть? – Господин, – произнёс жрец, – хочу тебе предложить свою помощь… – Какую? – Я могу провести твоих воинов, князь, в осаждаемый город… Князь пытливо окинул взглядом перебежчика. Ему было лет сорок-сорок пять. Глаза у него были небольшие, но проницательные. И он не выглядел слабовольным человеком, который готов на всё ради спасения своей шкуры. – Тебе нужно, наверное, зотото? Сколько? – спросил перебежчика Красавчик. – Мне платы за это не надо. Набуэль усмехнулся: – А знаешь что, жрец… Я ведь и без твоей помощи скоро войду в Ур. Я же знаю, что осаждённые доедают последние сухари, и скоро примутся за свои ремни… И через считанные дни в городе разразится страшный голод и вам всё равно придётся открыть ворота и сдаться. Жрец не мог скрыть своего разочарования. Ему нечего было сказать в ответ. Однако это не значило, что князя не заинтересовало предложение перебежчика. Важно всё-таки было узнать, чего же он хочет за свою услугу. Набуэль переспросил перебежчика: – Ты же не просто так хочешь нас провести в Ур? Что ты за это желаешь получить? – Князь, – ответил на это жрец, – в городе осталось лишь только треть прежнего населения. Если ты даруешь этим людям прощение и жизнь, и не будешь их обращать в рабов, а также не станешь разрушать город и тем более наш храм, посвящённый богу Нанну, то я проведу уже завтра твоих воинов через подземный ход, и вы попадёте в Ур. – А ты что по этому поводу мне скажешь? – Набуэль посмотрел на Эшумаля. Синмагурец хмыкнул: – Воины жаждут вознаградить себя добычей… Они уже несколько месяцев стоят под этим проклятым городом! Мы и без этого жреца займём Ур. Я бы не стал ничего обещать… Синмагурец был прав, но он одного не учитывал. С севера надвигалась стотысячная ассирийская армия. И она буквально на днях вступила на территорию Вавилонии. И каждый день промедления и топтания у Ура мог дорого стоить восставшим. – Я готов принять твою помощь, жрец, – ответил перебежчику Красавчик. – Но с несколькими оговорками. Оставшимся защитникам Ура будет сохранена жизнь и свобода, я это обещаю, однако это не коснётся ассирийцев, которые находятся сейчас в городе… На последнем условии особенно настаивали синмагурцы и вавилоняне, являвшиеся союзниками князя. – И ещё, – продолжил Набуэль, – я не могу запретить моим воинам и своим союзникам вознаградить себя добычей… Так что всё самое ценное добро, принадлежащее жителям Ура, у них будет отобрано. – Ну… ну, хорошо, – вздохнул жрец, – а ты можешь, князь, хотя бы пообещать, что твои воины не разграбят Урский храм? – Вот это я тебе обещаю, – ответил перебежчику Набуэль. И на следующий день, после многомесячной осады, Ур пал. На крайнем юге Месопотамии в руках Великого царя теперь оставался только Урук, который по-прежнему самоотверженно защищали Бел-ибни и его воины, а также поддерживавшие их жители города. В Уруке ещё оставалось съестных припасов примерно на месяц. *** В Ассирии тогда очень расхожей была шутка: «в мире есть только три вечных вещи, это египетские пирамиды, сфинкс и царица-мать.» Уже больше тридцати пяти лет она вершила судьбу огромной империи и миллионов её подданных, и, казалось, что время над ней совершенно не властно. После того как царица-мать возвела на трон в Ниневии своего старшего сына, а потом и Ашшурбанапала, она добралась до самой вершины власти, и никто не смел ей ни в чём перечить. Даже Великие цари на это не решались. И об этом в империи всем было известно. Эта женщина пребывала вне времени. Это может показаться фантастикой (тем более в те далёкие времена люди жили намного меньше и старели гораздо раньше), но и в свои шестьдесят с лишним лет у неё не было ни единого седого волоска, ни единой морщинки, и она выглядела лет на тридцать. Так утверждали хронисты, и я им склонен всё-таки верить. Овдовев, Накия-старшая не долго сохраняла траур по погибшему мужу, по неистовому Синаххерибу, и уже через пару месяцев она завела себе первого любовника. Им оказался здоровенный нубиец опахальщик. У него была неимоверная мужская сила и это привлекло внимание царицы-матери. Айягу (а так звали этого раба и по совместительству фаворита) развлекал её примерно с полгода. Но он был не образован и недалёк, и с ним Накии стало скучно. И потому уже вскоре у неё появились другие фавориты. Они стали набираться и из гвардии, и из дворцового окружения, но чаще всего они подбирались из молодых и привлекательных рабов, и бывало даже так, что Накия заводила одновременно пять-шесть молодых жеребцов, настолько она вошла во вкус альковной жизни… По сути царица-мать завела себе гарем, только состоявший из мужиков. Совершенно уникальный факт для того времени. Иногда в этом её гареме находилось до сорока молодчиков, от которых только требовалось одно. Что именно я пояснять не стану, всё и без моих пояснений понятно. А вообще это для Ассирии было неслыханным делом! И это при том, что у ассирийцев женщина всегда по отношению к мужчине находилась в приниженном положении! Но разве для царицы-матери были писаны какие-либо законы? Она была выше их! А ещё добавлю, что у Накии-старшей в её собственном гареме находились самого разнообразного происхождения юноши. Тут у неё имелись и халдеи, и эламиты, и нубийцы, и финикийцы, и греки, и даже для разнообразия она завела в нём двух негров. И нередко Накия со всеми ими и со своими одалисками прислужницами проводила в своём дворце несколько тайных обрядов, посвящавшихся богине Иштар, которые официально были запрещены за их крайнюю разнузданность и противоестественную извращённость, и их нельзя было где-либо вообще проводить. Впрочем, Накия-старшая не гнушалась предаваться и другим развлечениям. Все знали, что ещё время от времени с ней делили ложе и красивые девушки, которых она тоже очень придирчиво для себя подбирала. И никто не смел даже и словом обмолвиться по поводу всех этих её запретных шалостей, которые, конечно же, ни для кого не являлись тайной. Всем о них было хорошо известно. Ну и всем так же было известно, сколь крутой нрав был у царицы-матери, и что она никому ничего не прощала. За то те, кто был предан ей, получали от неё поддержку во всём. *** Одно время в её фаворитах числился и князь Набуэль, приехавший из глухой дыры покорять блистательную ассирийскую столицу. Тогда ему исполнилось едва семнадцать лет. Ну разумеется, мимо такого Красавчика Накия-старшая не смогла пройти. Он быстро стал очередным её трофеем. Наверное, уже на тот момент трёхсотым. Хотя Накия и не ввела его в свой гарем. Но именно благодаря ей этот халдейский князь красавчик возвысился и получил должность наместника в Приморье. Впрочем, сейчас, по понятным причинам, он перешёл на сторону взбунтовавшегося Шамаша. Но как бы Накия не казалась вечно молодой, однако и у этой женщины постепенно заканчивался запал, и она начинала несколько сбавлять обороты. В последние года три в её резиденции уже реже устраивались разнузданные оргии, и вскоре она даже распустила свой знаменитый мужской гарем (единственный тогда на всём Ближнем Востоке) и постепенно стала остепеняться. Ну а когда её последним фаворитом стал юный греческий скульптор Филомей, она вообще перестала кого-либо призывать к себе в спальню кроме него. И они уже жили с Филомеем как супруги. *** Накия обсуждала в мастерской своего юного фаворита его последние работы, когда ей сообщили, что в Южной Месопотамии бунтовщиками был захвачен Ур. Теперь на юге у Ассирии оставался только один оплот, Урук. И неизвестно сколько он продержится. Накия оставила своего Филомея и порывистой походкой направилась в апартаменты царственного внука. Она застала там не только Ашшурбанапала, но и Главного глашатая. Ишмидаган докладывал Великому царю, как обстоят дела в Вавилонии. При виде Накии Главный глашатай прервался и почтительно приветствовал царицу-мать. – Я уже всё знаю про Ур, – произнесла она. Усевшись в кресло рядом с Ашшурбанапалом, Накия обратилась к Главному глашатаю: – Сколько ещё может продержаться в Уруке Бел-ибни? – Это всё будет зависить от того, сколько в городе осталось продовольствия, – ответил Ишмидаган. – Я хочу знать точно, сможет ли Бел-ибни удержать в своих руках наш последний оплот на юге? Ты можешь сказать? – Насколько мне известно, Бел-ибни успел создать в Уруке большие запасы зерна, так что там ещё что-то имеется… Думаю, что он сможет продержаться ещё с месяц… Или около того, госпожа. – Вот видишь… к чему привела твоя мягкотелость, – обратилась уже к Ашшурбанапалу Накия. – Сколько раз я тебе говорила, чтобы ты не доверял Шамашу! Я ведь предупреждала, что он скрывает свои истинные замыслы… И вот, дождались! А что от карлика, есть какие-то известия? Ишмидаган ответил: – Генерал Мардук-апла-иддин со своей армией без боя занял уже всю северную Вавилонию и теперь приближается к самому Вавилону. По всей видимости у стен этого города и произойдёт главное сражение между нашей армией и бунтовщиками. Это сражение должно произойти со дня на день. *** Армия бунтовщиков дожидалась ассирийцев в полуфарсахе от Вавилона. Набунацир её расположил так, чтобы его фланги прикрывали с одной стороны Евфрат, а с другой один из каналов, представлявший собой непреодолимую преграду для конницы и колесниц противника. Да и сама эта местность была пересечена небольшими каналами и множеством арыков и использовать свою ударную силу (шестьсот тяжёлых колесниц и почти пятнадцать тысяч конных скифов и киммерийцев) генерал Мардук-апла-иддин на ней не мог. Когда карлик подошёл к месту предстоящей битвы, он сразу оценил все преимущества от занятой вавилонянами позиции. Набунацир был серьёзным противником, и он выбрал для себя практически идеальное место для предстоящей битвы. Это карлик вынужден был признать. Глава пятая Карлик понимал, что это будет главная битва в его жизни. Как, впрочем, она будет решать и судьбу всей империи. И ему ни в коем случае её нельзя проиграть или даже свести к ничейному результату. А ещё с этой битвой он не мог затягивать, так как из Ниневии прибыл гонец, сообщивший волю Великого царя… В связи с падением Ура положение ассирийцев на самом юге Месопотамии стало критическим и Бел-ибни, запертый в Уруке, уже из последних сил отбивался от бунтовщиков. Соответственно генералу Мардук-апла-иддину следовало немедленно разделаться с основной армией Шамаша. *** Карлика вынесли на носилках из лагеря и подняли на вершину холма, с которого просматривалась вся округа. Маленький уродец при помощи рабов взобрался на сколоченный специально для него помост и осмотрелся. Вдали виднелись пригороды Вавилона и даже в солнечных лучах сверкала знаменитая Этеменанки, вавилонская башня. Самое высокое творение рук человеческих после египетских пирамид. Высота этой башни достигала ста тридцати царских локтей (это превышало девяносто метров), и на самом верху её обитал главный бог вавилонян- Мардук. Рассматривая поле предстоящей битвы, карлик понял, что его ударная сила- многочисленные тяжёлые колесницы и конница оказывались бесполезными ввиду того, что вся местность была изрезана небольшими каналами. Обойти конницей фланги противника и зайти ему в тыл он тоже не мог, так как этому мешали Евфрат и большой обводной канал, так называемый Старый канал Куфы, огибавший столицу Мира с востока. А ещё Набунацир, главнокомандующий бунтовщиков, выставил впереди строя своих воинов частокол, а кое где и повозки из обоза, и сделал свою позицию практически неприступной. Мардук-апла-иддин собрал военный совет у себя в шатре и на нём спросил присутствующих генералов, что им предпринять? Первым выступил Наамир-баал, старый ассирийский вояка, начавший служить ещё при Саргоне. Он предложил прорвать центр вавилонской армии, сосредоточив на направлении главного удара лучшие полки прославленной ассирийской тяжёлой пехоты. На что карлик ему ответил: – Даже если нам это и удастся сделать ценой неимоверных потерь, то те, кто прорвут центр вавилонских позиций, окажутся в западне. Среди вавилонян не возникнет паники, они не побегут куда глаза глядят, так как позади них находятся неприступные укрепления их столицы. Тогда высказался генерал Белшарицар. Отчаянный рубака и балагур. Но на этот раз от него исходило неожиданное предложение, больше свойственное тому же Наамир-баалу. Белшарицар заметил: – Я бы не спешил атаковать бунтовщиков. В нашем распоряжении превосходные стрелки… Это наёмники скифы и киммерийцы. У них запасены сотни тысяч стрел. Давайте начнём обстрел позиций противника. Будем обстреливать их день, другой, третий… Неделю, наконец. И, в конце концов, измотаем бунтовщиков. И рано или поздно, но они не выдержат и предпримут против наших стрелков вылазку. И тут… Тут мы застанем их врасплох и нападём на них из засады. Ну а потом… на спинах бегущих, ворвёмся в их лагерь и не дадим им укрыться ни в нём, ни за стенами Вавилона. – Это уже лучше… – отметил карлик. – Но ты, Белшарицар, не учёл один важный момент… У нас нет времени на раскачку. А ещё рано или поздно, но у наших наёмников, скифов и киммерийцев, закончатся стрелы, а у вавилонян их опорная база находится под боком. И там сотни оружейных мастерских и не одна тысяча оружейников, которые сутки напролёт производят мечи, щиты и те же стрелы. И тут мы измором и постоянным обстрелом вавилонян ничего не добьёмся. Не-е-ет, нам следует, Белшарицар, предпринять что-то иное… И потом, ещё раз повторюсь для всех присутствующих… У меня приказ от самого Великого царя… Он настаивает, чтобы мы не затягивали противостояние с изменником и его прихвостнями. С ними необходимо покончить. И как можно быстрее! Вот этот приказ! – и карлик всем присутствующим генералам показал папирус с личной печатью Великого царя. *** Что задумал генерал Мардук-апла-иддин стало ясно уже на следующий день… Необходимо знать, что первыми в войнах древности катапульты стали применять не греки, а ассирийцы. Это потом древние и не очень скромные греки припишут славу их изобретения себе, но на самом деле хроники ассирийских царей сообщают, что уже Cинаххериб, Саргон II и даже Тиглатпаласар III в своих походах использовали эти грозные машины. Так вот, чем именно привлёк к себе внимание покойного туртана Набушарусура карлик Мардук-апла-иддин, так это прежде всего тем, что он технически был подкован и сумел усовершенствовать смертоносные орудия, и затем умело их применял не только при осаде вражеских крепостей, но и в полевых условиях. И сейчас Мардук-апла-иддин решил вновь использовать свои катапульты, которые он значительно модернизировал, и они стали стрелять на гораздо большие расстояния. А ещё карлик решил, что они в этом сражении должны будут забрасывать противника не каменными снарядами… К тому времени в Месопотамии во всю использовали такие природные горючие материалы, как битум и нефть (нефть называли в Месопотамии нафтой). И карлик эту самую нафту решил использовать против вражеских позиций. Мардук-апла-иддин задумал наполнять ею глиняные кувшины. Они, запущенные из катапульт, при падении на землю неизбежно разбивались и содержимое их разливалось бы тут же, ну а затем скифы и киммерийцы должны были вдогонку засыпать эти участки, залитые нафтой, стрелами с горящей паклей. Стрелы подожгли бы нафту и позиции вавилонян оказались бы объяты пламенем. Ну а дальше… А вот после этого карлик намеревался под прикрытием разбушевавшейся огненной стихии атаковать всеми силами армию бунтовщиков. План был достаточно прост и вполне рационален. Для приготовления глиняных кувшинов с нафтой карлик своим подчинённым выделил три дня. Следовало подготовить свыше двух с половиной тысяч таких летающих горящих снарядов. И к середине следующей недели было назначено начало битвы. А вавилоняне тем временем уверенные в своей безопасности спокойно ждали, что же предпримут против них ассирийцы. *** Солнце ещё только вставало из-за холмов, за которыми начинался Элам, а у ассирийцев уже было всё приготовлено. Убедившись в этом, Мардук-апла-иддин отдал приказ и его катапульты начали забрасывать позиции вавилонян горючими снарядами. Вавилонские воины выбегали из своих палаток и с тревогой смотрели в небо, в котором уже прочерчивали дымящие дорожки выпущенные из катапульт глиняные горшки. С глухим шумом они падали на землю, с треском раскалывались и их содержимое заливало всё вокруг. Нафта практически мгновенно загоралась. Набунацира растормошил командир его телохранителей. Вавилонский военачальник, толком даже не одевшийся, выбежал из своего шатра и увидел, что происходит. Набунацир всё понял и тут же заорал, что есть мочи, что бы его как можно больше подчинённых услышали. Он отдал приказ немедленно отойти на безопасное расстояние. Но при этом пришлось бросить лагерь. Вавилоняне едва успели вывести из уже вскоре разбушевавшегося огня своих коней и колесницы. Однако палатки, повозки и часть обоза были охвачены пламенем, которое не было никакой возможности потушить. При этом в огне погибли почти три тысячи семьсот воинов и сгорело половина колесниц. Огромный огненный вал нарастал и через считанные минуты прокатился по ещё вчера, казалось бы, неприступным позициям вавилонян и смёл всё на своём пути. Битва, по существу так и не начавшаяся, взбунтовавшимися вавилонянами была в чистую проиграна. Набунацир понимал, что последует после того, как пламя немного уляжется. Не искушая судьбу, он стал отводить армию в Вавилон. Теперь оставалось надеяться только на неприступные стены города, и на то, что на выручку вавилонянам придут эламиты или мидийцы. *** Шамашу не удалось удержать в своих руках Вавилонию, так как для этого у него просто не хватило сил, да и воины империи были по-прежнему на должной высоте и в очередной раз доказали, что им нет равных, и теперь у бунтовщиков была вся надежда хотя бы отсидеться в своей столице и отстоять её. Шамаш, визирь и все, кто поддерживал их уповали и на помощь извне. *** Через две недели после битвы у обводного канала в осаждённый Вавилон прорвались союзники Шамаша, арабы. Их отряд в несколько тысяч воинов под покровом темноты прошёл мимо ассирийских постов и через ворота Адада проник в город. Вавилоняне встретили неожиданно появившихся арабов, как героев и своих спасителей, однако их помощь на самом деле мало что значила. Арабы были слишком малочисленны и слабы, чтобы переломить ситуацию. Шамаш и его люди ждали более существенной подмоги, и прежде всего они её ожидали от эламитов. *** В Вавилоне, даже с учётом того, что в последние месяцы его покинула не малая часть жителей, оставалось до шестисот тысяч человек, и все они решительно были настроены защищать свой великий город. Крупнейший и самый неприступный в то время. В этом городе так же осталась и вся семья Шамаш-шум-укина. У Эушмиш от переживаний произошёл выкидыш, и она при этом чуть не скончалась. Шамаш перевёз свою старшую жену и всех детей из Летнего дворца в Главный, который располагался в черте Старого города и сам по себе являлся неприступной крепостью, высота стен у которой достигала пятидесяти пяти царских локтей (это почти 38 метров). Шамаш навестил супругу. Эушмиш не вставала и была очень бледной. – Всё уже позади, – попытался улыбнуться Шамаш, и взял руку Эушмиш в свою. Только сейчас он понял, что нет для него никого ближе, чем эта уставшая от тревог и переживаний женщина. Мать Шамаша, тоже вавилонянка, уже ушла в царство теней, брат… с Ашшурбанапалом они теперь превратились в смертельных врагов, визирь преследует прежде всего свои интересы, и его интересуют только власть и ещё больше золото, и лишь эта женщина, родившая ему уже стольких детей, всецело предана. Шамаш произнёс: – Слава богам, ты осталась жива, и наши дети не осиротели. – Скажи мне, – обратилась Эушмиш к мужу, – у нас есть ещё хоть какая та надежда? – Ты о чём? – Ты всё понимаешь… Шамаш долго молчал. Он осознавал, что супругу следовало хоть как-то сейчас успокоить. И наконец-то произнёс: – Я надеюсь, что боги на нашей стороне. – Я, как и ты, каждодневно воздаю им жертвы и на это уже ничего не жалею! Скоро я отдам им свои последние драгоценности! Но у меня ещё теплиться надежда и на то, что мы можем опереться не только на высшие силы… – Разумеется. У нас ещё не исчерпаны все наши возможности… Вавилон имеет мощнейшие укрепления, и он многолюден. У нас десятки тысяч воинов и в несколько раз больше ополченцев. Я заранее побеспокоился и склады в городе забиты зерном и прочими съестными припасами. Оружейные мастерские как работали, так и сейчас работают сутки напролёт. Мы выдержим сколь угодно долгую осаду. Это я обещаю! – Дорогой, но ты же понимаешь, что любая крепость рано или поздно, но всё равно падёт… – А Ашдод? – А что Ашдод? – Этот город до сих пор держится! Уже как второй год! И Псамметих всё его не может захватить. И потом, я жду ещё помощи. – От Элама? – Я не только надеюсь на Хумбан-никаша. – А ещё ждёшь её от кого? – От Псамметиха. Он ведь может оставить за своей спиной Ашдод и всё-таки направится со своей армией вглубь империи. И тогда вполне вероятно восстанут финикийские города и Иудея.. – Ну, конечно, мы можем продолжать хвататься за надежду как за соломинку… Но фараон Псамметих слишком хитёр и всегда сам себе был на уме! Разве ты этого не понял? – Ты ошибаешься, если думаешь, что я только на них рассчитываю. Я возлагаю надежды и на других союзников. У империи очень много врагов. – И кто они? – Назвать? – Назови! – Скоро на нашей стороне выступят мидийцы. Я связывался с их нынешним правителем. Фраорт намерен так же выступить. Он об этом заявил. А на днях в Вавилон прорвались из Аравийской пустыни арабы. И на Юге у нас дела идут очень даже неплохо… Ур сдался и вот-вот вслед за ним последует Урук. Ну а после этого силы халдеев и князя Приморья, красавчика Набуэля, высвободятся и они смогут подойти нам на выручку. Так что ещё не всё у нас потеряно, дорогая. Вся борьба ещё только начинается. Рано опускать руки. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=65985309&lfrom=688855901) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Наш литературный журнал Лучшее место для размещения своих произведений молодыми авторами, поэтами; для реализации своих творческих идей и для того, чтобы ваши произведения стали популярными и читаемыми. Если вы, неизвестный современный поэт или заинтересованный читатель - Вас ждёт наш литературный журнал.