Пять шагов навстречу

Пять шагов навстречу Джули Дейс Любовь – последнее, что они желают и первое, чего не хотят. Это простое слово соткано из боли, предательства и лжи. Избегать влюблённости – их жизненное кредо. Хорошая репутация, планы на будущее – это всё не про него. Мэйсон Картер – тот, от кого окружающие бросаются в бегство. Он не даёт слабину и уворачивается от стрел Купидона. Возможно, за внешностью бездушного хулигана скрывается гораздо больше? Находка для создания семьи, вера в хорошее – это всё не про неё. Трикси Лейтон – девушка с реальным взглядом на мир. Она не ждёт чуда и не верит словам. Она способна постоять за себя независимо статусу оппонента. Возможно, за силой и гордостью скрывается тонкая ранимая душа? Содержит нецензурную брань. Джули Дейс Пять шагов навстречу Пролог Ноябрь – Может, ты сначала будет думать, а потом делать? – спрашивает мама, подперев дверной проём и скрестив руки под грудью. Поворачиваюсь к ней и широко улыбаюсь. – Где-то я уже это слышал. – Да, уже на протяжении двадцати лет пытаюсь донести суть данного выражения до твоего отца. – Тогда ты знаешь исход, – смеюсь я и сую мобильник в карман. Забираю сумку и закидываю на плечо. – Я домой, – говорю я, проходя мимо. – Интересно, а этот дом, когда перестал быть тебе домом? – В девятнадцать, когда я переехал. – Ты даже не останешься на ужин? – А что на ужин? – хитро спрашиваю я. – Когда услышу ответ, тогда и скажу. – Пахнет курицей, мам, – улыбаюсь я, раскрывая её тайну, покрытую мраком или простой дверцей духового шкафа. – Пусть будет так. Отпрянув от проёма, она выпрямляется, и её пристальный взгляд карих глаз скользит по мне от макушки до пят и обратно. – Конечно, я останусь, ма, – сообщаю я, быстро чмокнув её щёку. Направляюсь к лестнице и со смехом добавляю: – Ты же не думала, что я откажусь от чего-то домашнего? Жутко задрали полуфабрикаты. – Ты меня используешь, – провозглашает мама, пытаясь создать обиженный тон, но я спиной чувствую её заразительную улыбку. Останавливаюсь на первой ступеньке и бросаю на неё взгляд через плечо, подмигиваю и скрываюсь за поворотом. Ди и Мэди уже сидят за столом, из-за чего я автоматически хочу выругаться. Так получилось, что мой друг запал на мою сестру. И спустя парочку лет, я до сих пор мирюсь с этой ситуацией. На самом деле, мне плевать, кто с кем встречается, трахается или играется, но не тогда, когда дело касается моей сестры. Только я знаю, что она пережила, и только я имею право быть против любых её отношений. Я не доверяю никому, даже себе. До определённой поры я думал, что у меня есть друзья. Ну, как минимум хотя бы лучший друг и девушка. Всё легко изменилось, а понимание того, что друзей не существует – пришло. Твои друзья – твоя семья. Возможно не у всех, но у меня да. Ди – это исключение. Как бы я не хотел, но не могу назвать его просто знакомым. Он больше, чем все те, кто окружает. Не знаю, по какой причине, так вышло. Я верю ему, но уже не на сто процентов, как делал это раньше. У меня есть причина придерживаться подобного мнения, и она кроется в человеке напротив: в моей сестре. По неволе мы оба были преданы одним и тем же человеком. В моём случае двумя. Кажется, она забыла, но я не тот, кто забывает. Возможно, я прощаю, но прощение не значит потеря памяти. Я всё помню, как вчера. Жизнь преподала мне хороший урок сразу искать плохое, чтобы не удивляться в будущем. Встречаюсь взглядом с голубыми глазами сестры, и получаю вопросительно поднятую бровь. Она знает, о чём я думаю. Это чертова связь. Иногда я хочу закрыться, но понимаю, что мою маску видит, как минимум один человек. Дверь распахивается, и на порог заваливается отец и Эйден. Оба смеются и пихают друг друга в плечо с хорошей силой, благодаря которой отшатываются в стороны. – Три года вас ждали, – заявляю я, хотя прижал задницу к стулу меньше минуты назад. Папа закатывает глаза одновременно с братом, и первый промахивается, когда хочет дать мне подзатыльник, а второй убирает коньки и клюшку в шкаф. – Ты теряешь хватку, – усмехаюсь я. – Да? – спрашивает он, занимая место на соседнем стуле от меня. И я не успеваю уловить то, как быстро прилетает ладонь в мой лоб. – Ты всё ещё так думаешь? – Да, – киваю я, – решил тебе поддаться, должен же ты хоть где-то выиграть. Ты такой предсказуемый. Отец целует маму, которая ставит на стол пару огромных блюд и подмигивает мне, на что я закатываю глаза. – Слюнтяй, – отмахиваюсь рукой. – Мэйс! – фыркает сестрёнка. – Мэди! – передразниваю я. – Заткнитесь оба, – подаёт голос Эйден. – А ты какого хрена вякаешь, малявка? – смеюсь я. – Прекратите все, – выдыхает мама, на что Ди тихо смеётся, смотря на неё, а папа самодовольно усмехается. Мэди скрестила руки под грудью и поморщила носиком, на секунду встретившись взглядом с мамой. – Господи, когда-нибудь мы поужинаем нормально? Не думаю, что мама обращалась к нам, скорей, это разговор с самой собой, но довольно смешно. – Напомните, сколько вам лет? – продолжает она. – Двадцать два, неделя и двадцать три, – говорю я. – Еще есть малявка пятнадцати лет. – Мне шестнадцать, – заявляет младший брат. – А мне скоро двадцать три, и что теперь? – Что мозгов нет, – бурчит он. – На твоём месте, я бы молчал. У меня может случайно дрогнуть локоть. – А у меня нога. – Мы можем поужинать спокойно? – перебивает мама. – Ладно, – улыбаюсь я, косясь на отца, который едва держится, чтобы не рассмеяться. – А молитва будет? – Возьмите каждый по ножке, – указывает мама. Выгибаю вопросительно бровь, но подчиняюсь, как и Эйден. – А теперь засуньте её в рот, чтобы замолчать хотя бы на пять минут, – завершает она, и отец не выдерживает, начиная громко смеяться и издавать протянутые вопли. Удивительно, как мы можем уживаться вместе, по крайне мере, могли. Я переехал жить отдельно сразу с поступлением, а Мэди задержалась в родительском доме ещё на год, после чего, я забрал её к себе. Но долго она не вынесла, вернувшись обратно к родителям, а после, сняв квартиру с Ди. В итоге, вся любовь и забота родителей перепала Эйдену, но в отличие от нас, он вовсе желает свалить в Канаду или Чикаго. Не потому что его задрали родители, а потому что брат желает играть в хоккей. Уверен, он более, чем доволен жить с ними, и я его понимаю. Завтрак, обед, ужин, родители рядом, карманные деньги и прочая пурга, о которой я забыл. В общем-то, наша семья не из тех, кто будет нависать грозовой тучей над головой, талдыча нотации, у каждого свой выбор. Но он вовсе не означает, что отец не может стукнуть по столу, а мама нахмурить брови. Раз в неделю, а то и два, я сам возвращаюсь сюда, обретая заботу, которой окружает мама. Знаю, она могла бы привозить приготовленное в квартиру, но как бы не хотелось, нельзя. Я достаточно взрослый, чтобы позаботиться о себе самому. Это дело гордости, самолюбия и самоуважения. Будь я девчонкой, мог принимать помощь, но когда в тебе говорит мужик – ты не можешь согласиться на то, что они готовы давать до старости. Я не прощу самому себе жить за их счёт. Это время бесследно ушло. Я не восемнадцати летний мальчик. Наслаждаюсь ужином и довольно улыбаюсь. Семья всегда на первом месте. За неё – я отдам абсолютно всё. Это не то, чему меня учили родители, это то, к чему я пришёл сам. Нет ничего важнее, видеть их живыми и здоровыми. Плюс к этим пунктам – счастливыми и любящими. – Тебе дать что-нибудь с собой? – спрашивает мама, когда убирает со стола, а я помогаю ей, как и отец. – Нет, у меня всё есть. – Например? – Целая морозилка забита. – Попроси своего отца научить тебя готовить. Обращаю взгляд к папе и выгибаю бровь. – Ты думал, я не подкупил её своими кулинарными способностями? – усмехается он. – Ты не сжёг кухню? – Я умею готовить, засранец. – Именно поэтому всегда готовит мама? – Да, – кивает он. – Советую научиться, иначе помрешь с голода. – От пиццы ещё никто не умирал, либо от еды на вынос. – Разве? – Ага, – подтверждаю я. Ди и Мэди возвращаются, и на плече сестренки болтается сумка. – Уже уходите? – спрашивает мама. – Да, нужно заехать к Тине, забрать книги. Её ничему жизнь не учит. – Хорошо. – Спасибо за ужин, – благодарит Ди, мама улыбается и кивает. Мэди целует родителей в щёки, а Ди пожимает ладонь отца. Эйден и вовсе засел в душе, как обычно на несколько часов. Как девчонка, ей-Богу. Провожаю сестрёнку, и прощаюсь с другом. – Заедешь завтра за мной? – Без проблем, – соглашается он. Мэди открывает дверцу, но обращает взгляд ко мне. В ту же секунду она несётся обратно и быстро целует меня в щёку. – Так-то лучше, – смеюсь я, она показывает язык и скрывается в салоне машины. Провожаю их взглядом и возвращаюсь в дом. По какой-то незримой причине, я не тороплюсь уезжать, а вновь занимаю место за столом. – Останешься сегодня? – спрашивает мама, размешивая сахар в кружке. Качаю головой и коротко улыбаюсь. – Не знаю. – У тебя всё хорошо? – сведя брови, интересуется она, всматриваясь в моё лицо, следом за ней, к подобному рентгену присоединяется отец. – Да, жаркое выдалось лето, уже полгода отхожу. – Не сомневаюсь, – скептически соглашается мама, пока отец толкает меня кулаком в плечо. – Ей не обязательно знать об этом, – смеясь, говорит он. – Да ладно, – усмехаюсь я, смотря на маму. – Ты же не думала, что я девственник и берегу себя для одной единственной? – Конечно, нет. Как я вообще могла об этом подумать? – В пятнадцать, мам. – Это ужасно, – фыркает она, пока я и папа разряжаемся смехом. – Мы можем не говорить об этом? – Что в этом такого? – Я не хочу знать о твоей половой жизни, ты можешь обсудить это с твоим отцом. Уверена, он как никто другой поддержит эту идею. – Мне кажется, он берёг свою вишенку для тебя. Мама смотрит на папу, и отвращенная гримаса медленно появляется на её лице. – Сомневаюсь, – морщится она. – Это мужской организм, Лиз. Мы оба это понимаем, – вступает отец. – Да, но это вовсе не означает то, что я желаю знать об успехах своего сына. Отец уже было открыл рот, как мама резко его перебивает: – И о твоём прошлом тоже. В ответ, она получает самодовольную ухмылку. – Но о дочери ты знаешь. – Это совершенно другое. Папа жмёт плечами, и его лицо искажается. Кажется, он не хочет знать ничего о подобном, когда дело касается Мэди. Наверно, я его понимаю. Растить сына проще, чем дочь. Сомневаюсь, что сам мог охотно интересоваться сексуальной жизнью дочери, в то время как с сыном это вполне нормальное явление. Эту теорию подтверждает то, что я не стремлюсь знать что-то по части своей сестры, всякое упоминание секса от неё – становится тошнотворным. Особенно, когда я понимаю, что всё происходит с моим другом. Да, это жизненно и реально, но я мирюсь с трудом. Мама моет кружку и покидает кухню. – И? – спрашивает отец, тут же поворачиваясь ко мне. Перевожу взгляд на него. – Что? – Ничего, – говорит он, скрестив руки под грудью и упав на спинку стула. Пройдясь по мне взглядом, он поднимает брови, словно я что-то должен сказать. Смотрю на него ответным взглядом. И такая тупая игра длится в течение минуты. – Дай угадаю: ты упиваешься своей свободой. – К чему это? – В твоём возрасте, я уже стал твоим отцом. – И что ты хочешь этим сказать? Чтобы я обрюхатил первую попавшуюся девчонку? – Нет, но в двадцать я уже познакомился с твоей мамой. – Тебе просто повезло. – Не спорю, – кивает он. – Да, я кайфую, никому ничего не обязан и беру то, что хочу. С каких пор у нас нужно обзаводиться семьей в каком-то определённом возрасте? – Никто не обязывает тебя плодить внуков. – Ты стареешь. Отец хмурится и проводит пятерней по волосам. – Я вроде прокрашиваю седину. – Я заеду тебе, если ты скажешь, что красил волосы. Смеясь, он встряхивает головой. Но его взгляд меняется. – Я серьёзно. – Что именно? – Возьмись за голову, – говорит он. – За какую? – усмехаюсь я. Закатив глаза, отец не сдерживает улыбку. – Тебя не исправить. – Странно, а я слышал, что ты неисправим, – смеюсь я. – Нет, обычно я делаю, а потом думаю. – Твои таланты передались по наследству мне. Не хочу быть неблагодарным, но не мог бы ты забрать их обратно? – Нет, спасибо, – улыбается отец. Вытягиваю ноги и создаю замок из пальцев на затылке, раскинув локти в сторону. Папа выпускает воздух из лёгких и поджимает губы, смотря в телевизор. – И как ты понял это? – спрашиваю я. – Что? – получаю секундный взгляд, и он вновь устремляет внимание в экран. – Что любишь маму. Брови моментально поднимаются вверх, и теперь его проницательные глаза сканируют меня. Снова. – У тебя нет такого человека, иначе ты бы не задавал такой вопрос. – С какой стати? Может, я просто сбит с толку. – Потому что не надо знать, надо чувствовать. – Говоришь, как будто мы в сраной мелодраме. – Нет, так и есть. Ты уже миллион раз слышал эту историю. – Я слышал её от мамы, но не от тебя. Отец поднимает один уголок губ и встаёт со стула. – Я расскажу тебе её от своего лица, когда ты признаешься в том, что у тебя кто-то появился. – У меня никого нет, – возражаю я, скрывая внутреннее смятение, – мне просто интересно. – Мы оба знаем, что это не так. С этими словами, он скрывается за поворотом, а я недовольно бурчу себе под нос. Мой отец один из лучших засранцев знающих, когда нужно свалить и не попасть под обстрел. Я никогда не думал, что один человек способен зажечь тот огонь, о котором ты никогда не подозревал. Конечно, у меня есть родители, как опорная точка и аргументы «за» на этот счёт, но я – реалист, и найти что-то стоящее в нашем мире не так легко, как кажется. Цепляясь за каждую вновь обретённую «любовь», мы подпитываем себя иллюзиями. Каждый раз, встречая нового человека на своём пути, мы думаем – вот он, это точно он. Но это не так. Да, я согласен с утверждением о том, что каждый уходящий и приходящий человек приносит в нашу жизнь что-то своё, но я тот, кто легко прощается. Отпустить? Без проблем. Конечно, отпустить, а лучше сказать, выкинуть из своей жизни грязь – проще. Это как избавление от ненужного хлама, наполняющего наши жизни, даже если эта грязь впиталась в сердце. Тяжело, но оно того стоит. Становится легче. Или нет, это спорный вопрос. Но есть тот ряд людей, которые вносят в нашу судьбу возможности, рост и развитие, с такими всегда сложнее. Как бы тяжело не было, мы всё равно отпускаем, потому что должны идти вперёд, потому что нельзя гнаться за тем, кто хочет уйти. И я вовсе не тот, кто побежит вслед, я тот, кто даже не обернётся на прощанье. Мне удаётся ускользнуть от засранца Купидона, который пытается нацелиться в мой зад или голову. Пока я показываю ему средний палец – очередная стрела пролетает мимо. У меня есть живые примеры любви – это мои родители. Моя семья. И я чертов счастливчик, как говорит про себя отец. У меня родители, которые любят друг друга и любят нас. Я слышал их историю больше полумиллиона раз, но не по своей инициативе. Отчасти, я благодарен, что у меня есть сестра, которая когда-то донимала маму с этими вопросами. Фактически, это была её сказка на ночь, менялись лишь имена. Не буду врать, я слушал с тем же упоением, что и она, но не показывал виду, притворяясь спящим. И я вижу не единственный пример. Их несколько, но мой пример – моя семья. Кто, если не они? У меня своя жизнь. Своя судьба. Свой выбор. И сейчас я выбираю свободу. Смешно, но линия на ладони готовит свои планы на меня. И в этот раз на сторону Купидона встают все предыдущие пункты, из-за которых я чувствую себя слабым и не способным бороться. Это моя погибель. Она – моя погибель. Глава 1 Сентябрь Мэйсон Очередной раз слушаю гундёж друга. – Чёрт, Картер, ты нахрен прикалываешься? Тебя где носит? – бурчит Ди, на что я закатываю глаза и убираю мобильник в сторону. Парочка зануд. Друг не останавливается, он продолжает свою триаду, и я слышу всё, даже когда кладу мобильник на скамейку. – Твоя сестра в ярости. – Дай мне надеть трусы, придурок, я не могу сверкать яйцами в коридорах. Она перебесится, дай ей шоколадку. – Она уже съела, ей не помогло. Я передаю ей трубку. Смеясь, скидываю вызов, когда в динамике начинаются шорохи. – Ты всё? – спрашиваю я, когда девчонка поправляет блузку, словно только что не терлась ей о стену. – Мы не можем выйти вместе? – хнычет она. – Нет, сваливай уже. Фыркнув, она вскидывает подбородок и шагает к двери. Провожаю её выгнутой бровью и радуюсь, когда чёрные, как смола волосы, больше не мелькают на горизонте. Натягиваю футболку и, словно по хреновому волшебству, перед глазами возникает какая-то блондинка. Скинув сумку на пол, она снимает кофту и смотрит на меня. Карие глаза скользят по мне без всяких эмоций, и я чувствую себя пустышкой. Соблазнительные пухлые губки в форме сердечка сомкнуты в прямой линии, но как только она открывает рот, внутри меня поднимается цунами негодования. – Ты долго будешь пялиться? Одевайся и вали. – Ты перепутала двери, – усмехаюсь я, – это мужская раздевалка. Наградив меня смертоносным взглядом, она закатывает глаза и следом скидывает футболку, оставаясь в одном лифчике. Это уже что-то новое. – Сделаем вид, что я ничего не видела, как и ты. Ок'ей? – Не уверен, – улыбаюсь я, оперевшись локтем на дверцу шкафа и закинув её за голову. – Тогда я скажу тренеру, что ты оскверняешь душевые. – И что мне будет? – Как минимум, исключат из команды, – говорит она и надевает спортивную майку. – Она носится без лифчика. – Я обязательно прислушаюсь к твоему совету, а сейчас свали, иначе пакуй манатки и вычеркивай имя из списка команды. – Без проблем, – вскинув руки, усмехаюсь я. По тупому, но я продолжаю стоять на месте, превратившись в дуб, который не вырубить топором и не свалить танком. – Алло? – восклицает крошка. – Очнись и вали. – Могу прикрыть твой тыл, – предлагаю я, с какого-то счастья оправдывая собственный ступор. – Если ты не заметил, то я не нуждаюсь. – Я всё равно прикрою. – Хорошо, – без всякого энтузиазма выдаёт она, – раздевайся. Брови моментально поднимаются вверх, как и уголки губ. Это охренительно: две с разницей в пять минут. – Я шучу, придурок. Чисто теоретически, я могу переспать с тобой прямо тут. На лавочке или в душе. Не знаю, где ты только что это сделал, плевать. Но не буду. Все бурные фантазии моментально растворяются, как будто вода сбежала в канализационные трубы и оставила сухой след. – Мистер-неприятность, вали, – очередной раз, просит девчонка. – Ты слишком надоедливый, Картер. – Мистер-неприятность? Картер? – усмехаюсь я, – с чего ты взяла что я – это он? – Как часто ты получаешь в голову? – Что? – Понятно. Довольно часто. У тебя на лбу неоновая вывеска и розовые дневники девочек-братц пестрят твоими фото топлес. – Твой тоже? – Сотри с лица эту самодовольную ухмылку и исчезни. Умоляю. Либо я захочу поговорить с тренером. – Когда я стал неприятностью? – последнее спрашиваю я. – Серьёзно? Ты не знаешь, что говорят у тебя за спиной? Провожу языком по нижней губе, и прикусываю язык, чтобы не болтнуть лишнего. Но, кажется, желаемого я не получил. Ей действительно не интересно, и это бесит меня. – Коротышка, ты думаешь, что я интересуюсь мнением других? Я вновь не получаю ничего. На моё нелепое название – ей плевать. Где я промахиваюсь? Что делаю не так? Она всего лишь закатила глаза и склонилась над сумкой, достав спортивные шорты чёрного цвета. – Долго будешь тут стоять? – Хочу досмотреть до конца, – улыбаюсь я, ожидая того, когда она наконец-то сдастся и выпнет меня силой. Смотря в мои глаза, она вынимает пуговицу из петли и снимает джинсы, не отводя взгляда. На лице девчонки нет и капли смущения, словно скидывать одежду перед незнакомцем – привычное для неё дело. Проглатываю слюну, чтобы смочить горло, в котором пересохло. В итоге, джинсы повисают на крючке шкафчика, а их владелица вопросительно выгибает бровь. Мои глаза скользят по идеальным ножкам, над которыми явно усердно работали. Чёрные трусики без всяких кружков, бантиков и прочей херни. Ничего лишнего. Стоя передо мной практически голой, на её щеках нет румянца, она не переминается с ноги на ногу, нет смущения. Она гордо вскинула подбородок с абсолютно непроницаемым лицом. – Ты посмотрел, теперь можешь быть свободным, иначе номер тренера будет добавлен в быстрый набор. Подхватываю сумку и, оставляю на ней последний взгляд. – Думаешь, он сможет тебе помочь? – Давай, скажи, что я тебя не возбуждаю и сострой морду тяпкой. А потом, выйди отсюда, думая, что ты соврал себе. – Я этого не говорил. Я бы трахнул тебя прямо тут, но дела ждут. Можешь поиграться одна, думая обо мне. С этими словами, покидаю стены раздевалки. Смешно, что она угрожает мне вылетом из команды, ведь я даже не в ней. Кого это волнует? Было смешно подчиняться её условиям. И я не врал. Я охренеть, как захотел её. Правда вылетает из моего рта сама собой. Почему мой радар не засёк её раньше? Она же не могла три года прятаться от меня, и я не слепой. Ту, с кем можно развлечься – я вижу издалека. И она одна из таких. У меня только два варианта: она избегала меня или перевелась в этом году. Есть третий: у неё кто-то есть. Но почему-то он сразу мне не нравится. Если это так, то мне придётся нехотя отступить. Я уже был тем, с кем скоротали время, и повторять не хочу. От мысли того сюрприза – тошнота подступает к горлу. Она была первой и единственной, кому я поверил. На ней всё началось, ей же закончилось. Подмигиваю девочкам и получаю аханье, улыбки и шептания, когда прохожу мимо. – Не прошло и года, – иронично восклицает друг, когда я появляюсь у машины. – Моя сестра заразила тебя занудством, – говорю я, запрыгнув в салон. – Это не занудство, – морщится Мэди, – это уважение к чужому времени. – Ну, так поехала бы одна. Получаю холодный взгляд, из-за чего сразу сожалею о сказанном. Протягиваю руку и кладу ладонь на её плечо, а то время как сестрёнка упрямо сверлит дорогу впереди себя, никак не реагируя на меня. – Я не хотел. – Мне плевать. – Прости, Мэ, – тихо выдыхаю я, называя её детским прозвищем, которое объединяло нас и наши имена в одно. – Не называй меня так! С этими словами, она скидывает мою руку, а я огорчённо падаю на спинку сидения. Дерьмо. Я определённо должен следить за языком, особенно когда дело касается Мэди. День быстро сменяется вечером, как и путь к залу. Мы доезжаем буквально за тридцать минут, хотя обычно не меньше сорока, при этом, успеваем закинуть домой Мэди. Парочка часов в зале не способны вымотать меня до конца, это лишь лёгкий разогрев. Мне нужно больше, гораздо больше. Эта чертова батарейка в моей заднице, не способна на разряжение. Она только закаляется. Я стучу по груше, рассекаю воздух, тягаю всё, что попадается в руки, встаю на спарринги. И только тогда, когда на ринг выходит Ди, я расслабляюсь, позволяя телу получить должную усталость. – Зачем ты это делаешь? – спрашивает он, когда я уворачиваюсь от удара вправо. – Что? Не получаю в пятак? – Нет. Обижаешь её. – Я не хотел, вырвалось случайно. – Ты считаешь себя правым? – Нет. – Тогда извинись, потому что ты был не прав. Мы ждали тебя, пока ты развлекался. – Я был на тренировке. – Ты трахался в душе, кому ты рассказываешь. Выдыхаю и опускаю руки. Конечно, он знает меня. По крайней мере, часть меня или моей натуры. – Дерьмо. – В следующий раз предупреждай, – говорит Ди, сняв перчатки и медленно разматывая бинты. Молча киваю и принимаю его слова, которые не имеют схожести с упрёками. Слегка стукаю его в плечо, и один уголок губ друга поднимается. Он опустил это, и я получил своё успокоение. Он важный человек для меня. Но главное, что он очень важен для Мэди, я не имею права ломать их отношения. Переодеваюсь и покидаю раздевалку вслед за Ди. И когда прохожу мимо приоткрытой двери, улавливаю знакомый голос, тут же останавливаясь у порога. Смех отца разносится по полупустому залу, в котором обычно бегают по кругу или проходят групповые тренировки. Желудок сворачивается, когда в голову врезается самая хреновая мысль за всё то время, которое я его знаю. То есть, за всю жизнь. Чуть приоткрываю преграду в виде двери и нахожу глазами отца и его друга. Внутри всё с облегчением обваливается. – Привет, мелкий, – улыбается Люк, найдя меня глазами. Отец разворачивается и окидывает меня взглядом. – Пока принесу бумаги, – кивает его тренер, удаляясь из зала, и похлопав меня по плечу. – Как жизнь парни? – В самом соку, – отвечает за нас Ди. В принципе, я не могу отрицать. Друг глаголет истину. Люк улыбается и его спина скрывается за поворотом, а я обращаю взгляд к отцу. Поверить не могу, что подумал о всяком дерьме. Он всегда смеётся. Темная сторона меня просыпается довольно часто. – Вы вдвоём? – спрашиваю зачем-то я. Это хреново: после одной не доверять всем. – Втроём, – усмехается он, но тут же делает вдумчивый вид, почесав подбородок. – Забыл тебя представить: Бо. Папа указывает в правую сторону от себя, бровь Ди, и моя вопросительно дёргается. – Я тебе не говорил о своём воображаемом друге с детства? Странно. – Шуточки, – закатываю глаза я. – Не задавай тупых вопросов и не получишь таких ответов. – Где мама? – Дома, если полагать. – Ладно, – выдыхаю я. – Мне надо отлить, – вступает Ди. – Тебя ждать? – Да. Получаю кивок, и друг удаляется в противоположную сторону от той, куда ушёл Люк. Брови отца тут же сводятся на переносице, а его ладонь ложится на моё плечо. – И что это было? – спрашивает он тоном, не терпящим язвительных ответов. – Ты о чём? – Не делай дебильный вид. – Я ничего не делаю, – фыркаю я, и отец сжимает сильней моё плечо. – Не смей даже думать об этом. – О чём? – Ты сам знаешь. С этими словами, он отступает и подбирает бинты с пола, начав наматывать их на руку, не желая смотреть на меня. Ладно, я только что обидел второго члена своей семьи. С этим что-то нужно делать, в ином случае будет комбо, о чём я даже думать не хочу. Если не считать Ди, то отец и есть мой лучший друг. Он, как и Мэди, может видеть меня насквозь, но он не знает, что действительно было. И я, черт возьми, никогда ему об этом не скажу. Он убьёт за свою дочь, и уверен, за меня тоже, хотя последнее не требуется. Я сам готов разорвать их на части. На кривую дорожку я не ступил только благодаря сестре. – Не знаю, почему я об этом подумал, – говорю я, и отец молча кивает, продолжая мотать бинты, не смотря на меня. Перевожу дыхание. Извиняться хреново. Очень хреново. Для раскаяния нужно переступить через гордость, а во мне её выше крыши. – Ты же любишь маму. – Люблю, – соглашается отец. – И ты никогда… никогда не изменял ей, так? – Так. – Не строй из себя обиженного, ты же понимаешь, почему я могу подумать не о Люке, а о ком-то другом. Отец поднимает голову, и его каменное выражение говорит о многом. Спустя минуту, черты его лица приобретают прежнюю беспечность и мягкость. – Что с тобой происходит? – Со мной всё в порядке. – Я не верю ни единому твоему слову, – заявляет он. – Ты знаешь, что можешь поговорить со мной обо всём. В чём проблема сейчас? – У меня нет проблем. – Ладно, бесполезно, – вздыхает отец. Поджимаю губы и вздыхаю, остановив движение в дверном проёме. – Мы можем позаниматься завтра? – спрашиваю я. – Без проблем. Встретимся в шесть. – Нет, не тут. Завтра в центральном парке. Вдвоём. Отец быстро смахивает удивление с лица и кивает. – Хорошо. – Спасибо, – говорю я, собираясь уходить, но тут же останавливаюсь, и поворачиваюсь к нему. – Что за девчачьи шорты? Подарю тебе на Рождество мужские. – Себе подари, засранец, – усмехается он, и напряжение между нами моментально сменяется лёгкостью. – До завтра, пап, поцелуй маму за меня. Губы отца растягиваются в широкой улыбке, как будто он свалил с ног армию и не получил и царапины. – Поцелую. Закатываю глаза и, игнорируя его насмешки, покидаю стены зала. Нахожу друга в машине, который, кажется, отрубился, пока меня не было. Я едва держу смех, из-за слюны, которую он решил пустить по подбородку. Резко шлепаю ладонью по стеклу с водительской стороны, и он подскакивает на месте, а я заливаюсь смехом. – Придурок, ты напугал меня, – недовольно бурчит он, когда я приземляюсь на пассажирское кресло. – Нехрен спать, смотри в оба и держи защиту. – Это ты мне говоришь о защите? – улыбается Ди, выезжая с парковки. – Забери свой камень из моего огорода, иначе я тебе двину. Резко вскидываю руки и ставлю перед лицом защиту, потому что через пару секунд он решил проверить теорию на практике. Усмехаюсь и играю бровями. – Чистое везение, – смеётся Ди. – А мне кажется, что это просто хорошая реакция и отличное владение боевыми искусствами. – Заткнись, – получаю кулак в плечо, но не даю ответный, чтобы машина не съехала со своей полосы и по доброте душевной не вытянула из кошелька деньги на ремонт той, в которую въедет. – Она всё ещё дуется на меня? – с осторожностью спрашиваю я. – Ты знаешь, что она хочет, но не может. Тебе повезло. В следующий раз следи за языком. – Из меня хреновый брат, – выдыхаю я. Ди оставляет на мне быстрый взгляд, и его брови сводятся на переносице. – Нет, ты просто не можешь контролировать агрессию. А следует. Жму плечами и протираю лицо ладонями. Последнее время, из меня действительно никудышный сын и хреновый брат. Это понятно по сегодняшнему дню. – Так и? – продолжает он. – Что? – Ладно, забей. Поджимаю губы и окидываю его взглядом. Не знаю, почему, но такое чувство, что друг всё знает. Получаю новый быстрый взгляд Ди, который он вновь переводит на дорогу. Вижу, как белеют костяшки его пальцев, и интуитивно смотрю на свои. Ничего нового: мои в точности такие же, как и у него. – Я не хочу говорить об этом, – хрипит он, как будто предвидит мой вопрос. Молча киваю и смотрю перед собой, борясь с пеленой перед глазами. От былой усталости не осталось следа, я снова хочу убивать или что-нибудь сделать. И когда друг подъезжает к дому, я пулей вылетаю из машины, прощаясь практически на бегу. Цифры на табло в лифте быстро сменяют друг друга, и мой этаж остаётся где-то под низом. Выскакиваю на самом последнем и оглядываясь по сторонам, проскальзываю к лестнице, ведущей на крышу. Мне плевать, что я следую мимо нескольких табличек запрещено. Я прохожу тут тысячный раз, и пройду тысячу первый. Прислоняюсь бедром и подталкиваю дверь, резко дёрнув металлическую ручку вниз. Если для её открытия нужен ключ, то я легко обхожусь без него. Бросаю сумку по пути и расставляю ладони на кирпичной перекладине. В голове моментально всплывает образ блондинки из раздевалки, но, когда закрываю глаза и выдыхаю, он испаряется и на смену ему приходит другой: той, что я одновременно ненавижу и люблю, помню и хочу забыть. Ненавижу это чувство пустоты, которую вынужденно пытаешься заполнить любым занятием. Воздух чист, в отличие от моего сознания. Тут, наверху, я чувствую себя лучше. Как будто это единственное место, не считая родительского дома, может успокоить и продуть всю дрянь из мыслей, оставляя после себя чистоту и умиротворение. На ладони расстелился целый мегаполис, тёмные уголки которого хранят множество секретов. Этим мы похожи: внутри меня таких мест десятки. Они издают протянутые мерзкие звуки, заглушить которые можно лишь несколькими способами. Один из них был использован меньше часа назад, а другой лежит в кармане, с сообщениями от неизвестных номеров с различными предложениями. Я не сохраняю ни один из этих временных. Сохранить – значит дать определённую полочку внутри себя. Но они всего лишь массовка, а в моей жизни для неё не осталось мест. Я выжег все кресла вокруг сцены, где я – главный герой. Глава 2 Амфитеатр настолько переполнен, кажется, последующие входящие попусту сядут на шею друг друга. Но не я. Моё местечко свободно. Собственно, на него и приземляется моя светлость и величество. Женская рука тут же скользить по плечу, и я подмигиваю Треку. Махнув каштановой копной, он усмехается и стукает мой кулак в знак приветствия. – Какие планы на вечер? – Грандиозные, – киваю я. Выгнув бровь, в голубых глазах отражается веселье, и я заранее знаю, что он что-то задумал. – Поточнее, Картер. – Занимаюсь с отцом. – Составить компанию? – Собрался гонять мячик по полю в одиночестве? – Могу перестроиться и уйти в бокс. – Хреновая мысль, – сообщаю я. – Да ладно, твой отец способен перешить меня. – Нет, – отрезаю я. Трек кивает и расслабляется в кресле, позволяя женским рукам наглаживать грудь. Боковым зрением замечаю, что моей массажисткой и ублажнительницей стала рыженькая. Ногти врезаются в плечи, но я всё равно позволяю ей разминать тело всё последующее время. Единственный человек, который не напрашивался на тренировку или знакомство с моим отцом – Ди. Это вторая причина, по которой я держу каждого на расстоянии вытянутой руки. Практически каждый решил, что может воспользоваться и войти в круг моей семьи. Каждый из них думает, что мы – друзья. Но это не так. Мой друг – мой отец. Но везде есть гребаное исключение из правил. Моё – Ди. Мы знакомы с юношеских лет, встречаясь лишь на соревнованиях. Наше общение было только там. Но по счастливой случайности, его занесло в Нью-Йорк, где мы встретились. Последующие несколько лет он всегда был рядом и не торопился перешагивать черту моего личного пространства. Мы похожи. По крайней мере, были, пока не раскрылось то, что он любит мою сестру, и она сделала из него домашнюю няшку. Он – мой разум. Я – его эмоции. Все наши беспечные минуты, когда мы делали то, что делать нельзя – завершились с наступлением их отношений. В то время, как я хотел идти до конца независимо от степени тяжести содеянного, он останавливался и тянул меня за собой. Отчасти, благодаря ему, я не получил сотни выговоров в личное дело. Мэди и Ди – моя совесть. Достаю наушники из кармана и заглушаю нудные лекции профессора песней I Prevail – Stuck In Your Head. Плевать на всю вселенную до тех пор, пока музыка наполняет мои внутренности собой. Закрываю глаза и расслабляюсь на спинке, пока всё те же руки мнут плечи. Когда заключительные мягкие аккорды раздаются в ушах, приоткрываю глаза и встречаюсь с золотисто карими на другой стороне амфитеатра. Усмехаюсь и подмигиваю своей вчерашней стриптизерше, в ответ она морщится и отворачивается к профессору, скрестив руки под грудью. Даже отсюда замечаю прозрачный блеск на пухлых губах, либо она просто их облизала. Небрежно раскиданные светлые волнистые локоны по плечам ниспадают на белую футболку, поверх которой накинута джинсовка военной расцветки. С удовольствием мог пройтись взглядом по идеальным ножкам, но они прячутся под столом. К моему счастью, вытягивать из воспоминаний ничего не нужно, я отчетливо помню каждый изгиб её тела. Вытаскиваю наушники и пихаю Трека локтем. – Ты нигде не видел ту девчонку с третьего ряда напротив? Блондинка, белая футболка и джинсовка. – Какая из них? – Джинсовка военной расцветки. Трек рассматривает блондинку, после чего пожимает плечами. – Вроде нет, а что? – Ничего. – Она ничего, сколько? – Неделя. – Ты не разведёшь её за неделю. – Ты её даже не знаешь, – фыркаю я. Парень снова присматривается к незнакомке напротив. – Не могу понять, – говорит он, протянув мне руку. – Пари? – Иди нахрен, мне есть, чем заняться. – Как хочешь. Следя за девушкой, которая больше не поворачивалась в мою сторону, а если и поворачивалась, без всяких эмоций находила мой взгляд и отворачивалась вновь, я приступал к загадкам. В одном я точно уверен: в её заинтересованности. Черт возьми, другого не дано. Ко мне подкатываю даже те, у кого имеются парни. Мои знакомые парни. Каждая из них априори стала для меня ниже плинтуса, если какая-то из них разорвёт отношения, и мы станем теми, кто должен возродить человечество – я стану тем, кто погубит его окончательно. У меня есть принципы, и первое из них: не трахаться с чужой девушкой. Именно я знаю, насколько это дерьмово. Именно я стал тем, кто по незнанию делил одну девушку с другим почти год. Клятвы, пустые слова любви и прочая хрень от неё – гребаное разбитое сердце и душа от меня. Эмили – мой личный уничтожитель. Та, кто кардинально поменяла меня и помогла дойти чёртовой точки невозврата. Того Мэйсона, который доверял и впускал в свою жизнь любого – больше нет. И никогда не будет. Любовь – ложь. Из неприметной доброй девушки она превратилась во всадника Апокалипсиса. Та сука, которая разгуливала по коридорам школы со своей свитой, больше не была моей тихой спокойной Эмили. Я создал Дьявола. Дьявола, который кувыркался с моим лучшим другом, который имел отношения с моей сестрой. Чертова Санта Барбара с названием жизнь. Чувствую новый пролив ярости и буквально вскакиваю с места. Моя жизнь проклятый клубок ниток: спутавшийся внутри себя. Ноги несутся к двери, а десятки взглядов прожигают мою спину. Не нужно поджигать фитиль, чтобы бомба с моим именем рванула и уничтожила всё в радиусе мили. Из аудитории вылетаю, как из горящего здания и со всей дури врезаюсь кулаками стену. Физическая боль не чувствуется. Но душевная похожа на ту, словно в органы впиваются когтями, раздирая их долго и извращённо. До тех пор, пока мучение не перетекает в слабость, я готов продолжать вбивать кулаки в стену. Хочется упасть, но этого не случается, потому что боковым зрением замечаю движение, исходящее от Рона, который скрестив руки, смотрит на меня с усмешкой. – Картер, у тебя окончательно фишку дунуло? – Завали, – шиплю я, качая головой. – А это кто? Твоя новая потоскушка? – продолжает он, и через плечо я вижу ту самую вчерашнюю блондинку, которая смотрит то на меня, то на Рона. – Ну и как она? Умеет работать ротиком? Уже через секунду, кулак прилетает в его челюсть, и за пеленой перед глазами, улавливаю железный привкус крови на языке. Кретин успел зарядить мне. Но это первый и последний раз, потому что дальше я ничего не помню. Эмоции взяли верх, а руки принялись за работу. Я не должен делать этого, но ярость сильнее. В это мгновение последнее, о чём я могу думать – исключение из спортивного сообщества. Чувствую чьи-то руки, которые пытаются оттащить в сторону, крики, но не могу остановиться. Я получаю свою каплю возмездия, несмотря на то, что Рон не виновен в том, кем я стал. Этот придурок давно бестолково трепал языком и сегодня он поймал мою вспышку. – Картер! – грубый мужской бас врывает меня из состояния аффекта и тело каменеет. – Я жду ваших родителей сейчас же! Глаза ректора метают искры чистого гнева, а это говорит о том, что моя студенческая жизнь могла прекратиться прямо сейчас. Отскакиваю в сторону от изнеможённого кровавого тела, и не могу проглотить страх, поселившийся в горле. Я только что мог убить человека. Живого человека за то, что он попал под горячую руку и трепанул лишнего о той, кого я даже не знаю. Женская рука тянет меня за собой, но я не обращаю внимания, кто это может быть. Толпа смотрит на меня с ужасом в глазах и расступается в стороны, как только я делаю шаг ближе. Среди них Трек, который не торопится идти за мной. Вот ещё одна причина, по которой у меня нет друзей. Весь этот сброд не способен на дружбу. Валюсь на кресло и утыкаюсь лицом в ладони, расставив локти по коленям, пока на заднем фоне слышатся шорохи. Руки в крови, тупая боль в костяшках и ноющая в грудной клетке. Избиение не помогло. Внутри всё тот же прежний гнев, который никак не хочет покидать меня. Спустя минуту, снова подскакиваю и делаю несколько шагов к двери. – Остановись! – Какого черта тебе надо от меня? – фыркаю я. – Сядь обратно, – указывает блондинка без капли страха в голосе. – Ты кто такая? Отвали нахрен. Распахиваю дверь и желаю вырваться из этой клетки, в которую сам себя посадил. – Сядь, Картер! – снова верещит эта сирена, и я закатываю глаза, вновь поворачиваясь к девчонке. – Ты кто? – Трикси, – говорит она, словно я поинтересовался её именем. – Мне плевать на твоё имя, Трикси, как и на остальных в целом. На каждого из них. Ты не поняла это? – Кого ты из себя строишь? Что? Я же не ослышался? – Отвали нахрен, Трикси. Так понятней? – Дай мне помочь тебе! – её голос надрывается, и я почему-то не могу противостоять. Опускаю руки и сажусь в кресло. Девушка делает один шаг ко мне и медленно садится на колени, положив аптечку на свои колени. Она ниже меня даже так, и я радуюсь тому, что её глаза не на уровне моих. Сглатываю всю гордость и чувствую, как сильно сжимаю челюсть. Ещё немного, и я сломаю собственные зубы. Смочив вату, она рассматривает мой подбородок и губу, после чего слегка касается рассечения. В это мгновение я практически не дышу, несмотря на острое жжение. Отвожу взгляд в сторону, лишь бы не смотреть на неё. Мягкие касания разжигают во мне давно забытые чувства, и я отстраняюсь в сторону, чтобы не ощущать её дыхание, аромат и прикосновения. – Оно того стоило? – Да, – безапелляционно заявляю я. Девушка качает головой, и её золотисто-карие глаза находят мои. В них я вижу себя. Это плохо. Чертовски плохо. – Я могу сама за себя постоять, – говорит она. Поднимаюсь с кресла и направляюсь к двери, оставляя её в том же положении. – Просто скажи спасибо, – вкладываю в эти слова всю чёрствость и сухость. Открываю дверь и делаю шаг за порог, смахнув остатки капель крови рукавом кофты. Когда мягкий голос за спиной говорит спасибо, я едва спокойно закрываю дверь и делаю вид, что не услышал. Первый поворот и кулак врезается в стену, вокруг костяшек тут же образуются новые кровоподтёки, а тупая боль напоминает о себе с новой силой. Но я рад, потому что она заглушила душевную. – Дерьмо, – цежу для самого себя. Быстрые глухие шаги, эхом отзывающиеся в стенах коридора говорят о приближающемся человеке. И это последнее, что я хочу. – Твою мать, даже не думай сваливать! – орёт за спиной Ди, из-за чего я резко торможу, поворачиваясь к нему лицом. Карие глаза друга блестят от злости. Схватив меня за футболку, он практически шипит: – Какого хрена ты творишь? Ты хоть понимаешь, что ты мог убить его? Ты хоть понимаешь, что ты нарушил правила? Очнись, черт возьми, Картер! При последних словах он срывается на крик. Благодаря им, выхожу из очередного транса и отступаю назад, скинув его руки. – Пошли. – Я ухожу, – говорю я, желая свалить поскорей из этого адского балагана. – Твой отец сейчас приедет. Если ты не будешь присутствовать, тебя везде исключат. Останавливаюсь и бросаю на него взгляд через плечо. – Не везде. Продолжаю путь, и когда дохожу до выхода, слушая шаги друга за спиной, не успеваю положить ладонь на дверную ручку, потому что она распахивается. Внутри всё взрывается. Я был разочарован, обижен и зол, и что может быть хуже этого? Я отвечу. То, когда ты видишь это во взгляде самого близкого человека. Того, кто с детства был для тебя тем самым идолом, кумиром, идеалом мужчины, мужа, друга и отца. Взгляд папы выражает только одно: разочарование. Несколько секунд, он смотрит на меня, после чего переводит взгляд на Ди. За гулом в ушах, я не слышу их диалог, но это наверняка вопрос о произошедшем. Когда ладонь отца ложится на моё плечо – вздрагиваю. – Пошли. Медленно киваю и сам не понимаю, как, но следую за ним. Успеваю уловить хлопок по спине от Ди, как знак поддержки. Он не был со мной в те минуты, но он пришёл. Уверен, он сделал это, как только услышал мою фамилию или имя. Достаточно инициалов, чтобы он пулей прилетел в то место, где буду я. На горизонте появляется Мэди, взгляд голубых глаз полон сожаления и огорчения. Это практически добивает меня. Разочарование от отца, огорчение от сестры, негодование от друга. Осталось увидеть маму и Эйдена. – Ты в порядке? – запыхаясь, спрашивает она, вцепившись в мою руку. Всё, что я могу – выдавить кивок. – Что произошло? – следом спрашивает Мэди. На этот раз кручу головой, но ясное дело, что никто не поверит в мои слова. Губу я разбил себе не сам. На кулаках не краска, а кровь. Кофта в пятнах крови, а не рисунках. Картина красноречивей некуда. – Уйди к Ди. Мы потом поговорим, – это всё, что я могу сказать сейчас. Мэди хлопает широко распахнутыми глазами, и отец кивает, подтверждая мои слова. Но моя сестра не такая послушная, как он желает. Конечно, она остаётся с нами до тех самых пор, пока мы не доходим до кабинета ректора. – Мэди, уходи, – говорит отец, хмуро смотря на неё. – Я буду с Мэйсом! – Оставь нас одних. – Но пап… – Мэдисон, не спорь со мной сейчас. Несколько секунд она борется со своей упрямостью и просовывает ладонь в мою, сжав её, как делала это всегда. Это наш немой жест, что мы всегда были, есть и будем друг у друга в любом случае. Что бы ни произошло, только вместе. Мне не приходится выдавливать улыбку, Мэди всё поймёт без слов. Она – мой близнец, мы чувствуем каждое изменение в настроении друг друга. Целую её макушку и киваю, отпустив ладонь. Десяток раз повернувшись к нам, она наконец-то скрылась за поворотом, а ладонь отца вновь легла на моё плечо. – Что ты сделал? – Избил Моринсона. – Насколько сильно? – Я не помню. Брови отца встречаются на переносице, а его карие глаза ищут ложь в моих. – Что произошло? – Я заступился за девчонку. Это было за дело. – Враньё, – фыркает он, сжав плечо сильнее. – Что ещё? – Он давно должен был получить в зубы. – Что ещё? Я знаю, ты не договариваешь. – Я был на взводе, он ляпнул лишнего про меня, потом про неё. За это выхватил. – Что ещё я должен знать? Многое, что я не говорил тебе за эти годы. – Ничего, – как можно спокойнее отвечаю я. – Стой тут. С этими словами, отец заходит в приёмную, а я закидываю голову назад и выдыхаю всю тяжесть, упавшую на плечи. Занимаю место на лавочке и не пытаюсь проникнуть ближе к кабинету, чтобы подслушать, а наоборот заглушаю посторонние звуки новой порцией музыки. В таком положении, сижу как минимум минут пятнадцать. Все мимо идущие – обходят меня стороной, словно я могу сорваться с цепи и в один счёт открутить их головы. Скажу, что они правы. Но смешнее то, что это делает мужская часть студентов. Женская аудитория продолжает строить глазки и глупо улыбаться, как будто одна из них таким способом может растопить внутри меня ту проклятую глыбу льда, которую называют сердцем. Ни одна из них. Перед глазами моментально всплывает образ Трикси, который зачем-то там сохранился, но я быстро кручу головой из стороны в сторону, тем самым выкинув её из мыслей. Получается не особо, потому что она снова и снова появляется, когда я закрываю глаза. И в этот раз на мою сторону встаёт разум, вычеркивая её имя из списка. Первым из кабинета выходит ректор, а за ним отец. Оба смотрят на меня, и приходится встать, убрав наушники. – Мистер Картер, Вам повезло чудом, – говорит мужик. – Вторая сторона не имеет никаких претензий, но это вовсе не означает, что их не выдвинет университет. Выгибаю бровь и смотрю на отца, лицо которого не даёт никаких подсказок. – Четыре месяца Вы остаётесь после лекций и занимаетесь помощью в библиотеке. – Что? Это шутка? – фыркаю я. – Там я покроюсь пылью и помру от передозировки скукой. Даю сотню баксов, уголки губ отца дернулись в улыбке, но он моментально скрыл веселье. – Каждую неделю Вы должны писать сочинение по заданной Вам книге. – По какой ещё нахрен книге? – Не выражайтесь при мне! – повышает тон ректор. – По любой книге, которую Вам даст миссис Райт. Вы беспрекословно выполняете любое её поручение. В ином случае Вам грозит отчисление. Вы всё поняли? – Ещё бы, – сухо фыркаю я. Дортон жмёт ладонь отца, и они коротко прощаются. – Дерьмо. Я в дерьме. Обложился дерьмом. – Считаешь отчисление лучшим решением? – Считаю это хренью из всякой хрени. Я окончательно двинусь. – Повеселись там, – усмехается отец, пройдя мимо меня. – Ты сейчас пошутил? – Нет. – С кем я там повеселюсь? С правой или левой? Отец бросает в мою сторону ухмылку и двигается вперёд, пока я спешно тороплюсь за ним. – Ты даже ничего не скажешь мне? – А что я должен тебе сказать? – спрашивает он, задержав на мне взгляд. – Не знаю. – Тебе двадцать два, а не двенадцать. Это твоя жизнь и твои решения. Если ты хочешь отчисления – иди и сообщи об этом. Если ты хочешь уехать за решетку – иди и добей его. Если ты хочешь разрушить себя и своё будущее – продолжай в том же духе. У тебя отлично получается. Ни я, ни мама, ни Мэди, ни Эйден, никто не будет тебе мешать. У тебя своя голова на плечах, и, если ты не хочешь жить в дерьме, возьмись, черт возьми, за мозги. Ты не маленький мальчик, а я не твоя нянька. Эти слова способны добить какого-нибудь слюнтяя и подкосить слабака. Но не меня. Я всегда ценил его честность. Лучше услышу это, чем получу нотации о том, как правильно жить, что делать и как дышать. – Подожди, – выдыхаю я, останавливая его почти у выхода. Отец поворачивается и смотрит на меня прежним взглядом, в котором не читается разочарование. Его взгляд тёплый и тот же любящий. – Я не скажу Лизи. – Я не об этом. Знает мама или нет – ничего не меняется. – Что тогда? – Спасибо. – За что? – За то, что моим отцом являешься ты. – Я старался, – улыбается он. – Я не хочу знать о том, как ты старался с мамой. – Ты сам говорил, что это естественно. – Да, и вообще-то, это ты говорил. Я не хочу вести речь о сексе между родителями. – Ладно, вас принёс аист, а Эйдена нашли в капусте. – Что за нахрен? – Ты же не хочешь думать, что это был секс. С неприкрытой насмешливостью смотрю на него. – Получается, за всю жизнь ты трахался дважды. Вот же дерьмо, старик. Получаю подзатыльник и смех отца, после чего, мы вываливаемся из стен университета, подначивая друг друга подобными шуточками. Мы снова на одной волне, которую я берегу, как зеницу Ока. Мой лучший друг снова мой лучший друг, это ощущение находит внутри меня отклик и белый платочек, которым смеясь, я подтираю слезки радости. Глава 3 Трикси – Мам, я прошу тебя, пожалуйста, – тихо молю я. – Я знаю, милая, но решать вовсе не мне. Я подчиняюсь приказам, – её голос мягкий и грустный. – Приеду, как только смогу. – Хорошо, – это всё, что я могу сказать в ответ, ведь она делает всё ради меня. – Я люблю тебя, ты помнишь об этом? – Да. – У тебя всё хорошо? – Всё прекрасно. В трубке слышится её тяжёлый выдох. – Ты ведь говоришь это только для того, чтобы меня успокоить? – Всё действительно хорошо, – заверяю я. – Ладно, постараюсь вырваться. Я должна идти. Выдаю бульканье в виде согласия и сбрасываю вызов, потому что мама не сможет сделать это первой. Моральная сила перешла ко мне от папы, который покинул нас пять лет назад, получив смертельную пулю в Афганистане. Не знаю, каким чудом она может служить вооруженным силам Америки, если её выдержка толщиной с нить, в то время как моя и папина – с канат, но так происходит всю жизнь. Она – это всё, что у меня есть и всё, что у меня осталось. Всю жизнь метаться между штатами, чтобы быть ближе к ней: так выглядит моя жизнь. Сменить десяток школ, пару университетов. Нью-Йоркский стал для меня третьим. Тут я должна выжать последнее и получить диплом, конечно, если её вновь не переведут. Проще было бы остаться в Луизиане и завершить обучение там, но остаться одной – перспектива не самая манящая. Тяжело заводить друзей, когда знаешь, что не останешься на одном месте надолго. До шестнадцати лет я позволяла людям войти в мою жизнь, сохранить о себе воспоминания и общие моменты, но это касалось друзей, а не любви. Её я до чертиков боюсь и остерегаюсь. Воспоминания преследуют меня. Не желают оставлять. Из-за этого, я по крупицам разбираю себя, словно мозаика. Покидая вновь приобретённый дом – отпадает кусочек пазла. Я уже не могу его найти, он теряется в прошлом и там остаётся. Картина моей жизни наполовину разобрана, и те части меня растерялись по разным штатам вместе с людьми, которые некогда присутствовали в моей судьбе. Изначально они поддерживали со мной связь, но со временем отпадали и растворялись. За спиной словно рушится мост, говоря о том, что пути назад уже не будет. После очередного переезда в начале второго курса, который стал третьим за времена студенческой жизни, я окончательно разорвала всякие связи, не желая подпускать кого-то ближе мили. Моя жизнь соткана из обрывков, которые невозможно соединить. Мой друг – моя мама, остальные испарились, словно их и не существовало. Собираю остатки самообладания и вскидываю голову, прокладывая путь к университету. Телефон подаёт сигнал о новом сообщении, на экране всплывает уведомление: «Я только что совершила невозможное». Лёгкая улыбка трогает уголки губ. Джен – моя подруга. Но не та, что есть рядом, а та, кто нашлась в сети. Кроме мамы, у меня есть она. Наше общение растянулось в четыре года, и за всё это время мы не виделись ни единого рада. Наверно, иметь хоть какого-то друга помимо мамы тоже хорошо, даже если это всего лишь друг по переписке. Хотя, я с уверенностью могу сказать, что это намного больше, чем «всего лишь». Она на связи сутками. В любое время я могу написать ей или позвонить по видео или аудио связи, чтобы услышать хоть какие-то слова поддержки. Её жизнь вовсе не похожа на мою, мы словно инь и янь, но это сближает. Одинаковые люди не открывают для друг друга новые грани, в то время как разные показывают мир своими глазами. Джен пропустила половину семестра прошлого года курса высшей математики, из-за нежелания учить цифры, но каким-то чудом пересдала сейчас. Набираю быстрое: «Это невозможно» и отправляю. Она не теряется, тут же всплывает следующее: «Да». Смеюсь и отправляю ей поднятую ладонь, мысленно отсалютовав пять, Джен делает то же самое. Это наш поздравительный знак. Несколько тысяч миль не кажутся таким большим расстоянием, если вам интересно вместе. Убираю телефон в карман и желаю открыть дверь, но как только кладу ладонь на металлик, на локтевом сгибе возникает чья-то рука. Знакомое лицо и карие глаза смотрят на меня с ожиданием, как будто я должна броситься к нему на шею, издавая восторженный визг. Этого точно не будет. Как ни странно, лицо парня полностью свежо, как будто вчера его губу не рассек чей-то кулак. – Если у тебя есть вопросы, то я слушаю, – сухо говорю я, – в ином случае отвали. – Я должен извиниться. – Мне не нужны твои извинения. Это всё? Картер молчит, и я сбрасываю его руку, открывая дверь. – Может, ты дослушаешь? – спрашивает он, следуя за мной по протянутому коридору, заполненному студентами. – Нам не о чём говорить. Мы обоюдно попросили друг друга отвалить, не думаю, что это сложно. – Я не извиняюсь дважды. – Я не просила и не ждала твоих извинений. Ты помог мне, я помогла тебе. Мы в расчёте. Заворачиваю за угол и ненароком смотрю туда, где только что шёл этот парень, но не обнаруживаю его на горизонте. Тем даже лучше. Надеюсь, он действительно не извиняется и не подходит дважды. Какой черт меня дёрнул выйти вчера за ним? Отчасти, теперь чувство вины гложет меня, ведь длинный язык того парня помог довести Картера до крайней точки, если, конечно, это был его предел. Не думаю, что каждый может сорваться с цепи, когда про незнакомого человека что-то скажут. Хотя, сомневаюсь, что смогла бы сдержаться и не защитить кого-то от беспочвенных нападок. Конечно, я бы не стала размахивать кулаками без нужды, но словесно легко дала бы отпор. Я делаю успехи, ведь за неделю из-за меня пострадал кто-то другой. Но не скрываю: приятно чувствовать себя защищённой, даже если это было не ради меня, а ради выброса эмоций. Приходится утешать себя тем, что это было за дело. В течение нескольких часов, перевоплощаюсь в губку и жадно впитываю все знания, которые дают профессора. Экран ноутбука пестрит разными цветами, с помощью которых я выделяю всё важное, дабы не забыть. Этому меня научило время и постоянные переезды. Для перевода требовалась сдача разницы. Даже небольшие различия в предметах несмотря на одну и ту же программу, приводили к тому, что я нагоняла и подтверждала свои знания, каждый чёртов раз в школе и университете. Это выматывает, но делает лучше. – Ты не могла бы помочь мне? – шепчет женский голос, на который я тут же поворачиваю голову и встречаюсь с зелёными глазами с голубоватой оболочкой вокруг роговицы. Яркая футболка ядовитого розового цвета выделяется из серой массы, небрежный пучок на голове из кудрявых рыжих локонов, чёрные лосины чуть ниже колен и такие же яркие шлёпки. Не могу не улыбнуться, потому что ногти на руках и ногах девушки выкрашены в салатовый оттенок. – Помочь? – разве что по стилю, но это довольно забавно. Я редко встречаю таких людей, которые не переживают на счёт того, как сильно выделяются. – У меня села проклятая батарейка, – морщится она, – ничего не сохранилось. – Без проблем, – соглашаюсь я, – могу скинуть на почту. – Спасибо. Ненавижу эту дряхлую штуковину, лучше бы писала от руки. – Тут ты хотя бы можешь попробовать восстановить файлы, а если утонут бумажки, плакали твои конспекты. – Ну да. В любом случае, спасибо. Девушка протягивает мне помятый лист, на котором вывела адрес электронной почты и благодарно улыбается. – Кортни, – говорит она, и я тут же думаю, что это плохое развитие событий, но невежливо фыркнуть и нагрубить. – Это имя тебе совершенно не подходит, Кортни, – смеюсь я, понимая, что это имя действительно для девушки, которая не знает о том, что есть обувь на плоской подошве и о том, что спать с макияжем вовсе не обязательно. Коротко улыбаюсь и добавляю: – Трикси. – Мне всегда так говорят, Трикси. Приятно познакомиться. Если маму переведут вновь, наше знакомство будет недолгим, – тут же думаю я. – Взаимно. – Спасибо, не все согласны выручить. – Мне не жалко. Не думаю, что тыкать по клавиатуре слишком сложно. – Вовсе не сложно, сложней слушать эти занудные лекции, – хныкает она. – Тут ты права, – киваю я. – Теперь это имя подходит тебе больше. – Почему? – Девушки с твоим именем вряд ли интересуются научными статьями. – Девушки с твоим именем сейчас спят после жаркой тусовки в одном из братств. – Не исключено, что с твоим тоже, – улыбаюсь я. – Скорей, они отхватывают самого сладкого мальчика и сейчас их выводят из дома, вешая лапшу на уши. – Что тогда делают с моим? – Пользуются их мозгом в паху и бросают сразу после секса, – предлагает Кортни. – Хороший способ насолить и перевернуть плоский мир вспять. – Думаешь им воспользоваться? – Перспектива подцепить букет из венерических заболеваний не самая воодушевляющая, – иронично замечаю я. – Как на счёт пяти видов хламидий? – улыбается Кортни. – Почитаю об этом перед сном. – Философские мысли, как спонсор бессонницы? – С этим сталкивается каждый. Последний раз я задумалась, откуда появились дроби, и кто их придумал. – Узнала? – смеётся она. – О да. Первые понятия появились в Египте, и первой стала половина, то есть, одна вторая, потом возникла треть. – Ты серьёзно это читала? – Мой пылкий мозг не мог отпустить эту тему до тех пор, пока не закончилась статья. – Это ужасно, – хохочет Кортни. – Знаю. Даже представлять не хочу, какой вопрос будет следующим. – Метишь в заучки? – Если бы, – выдыхаю я. На этом, наш диалог завершается точно так же, как и лекция. Когда ноутбук проваливается в рюкзак, а следом за ним телефон, моя соседка настырно суёт свой и не может утрамбовать его в сумке, удивляя спешкой. – Эй, ты сейчас понесёшь его в руках, – говорю я, останавливая её неудачные попытки. – Терпеть не могу её, но не могу дойти и купить новую, – фыркает Кортни, когда я помогаю ей, оттянув боковые ремешки, чтобы штуковина вошла на положенное место, но замочек уже не сходится из-за разных размеров в высоте. – Не торопись, спокойней получится с первой попытки. – Я опаздываю на смену, – ворчи она, – ненавижу это. – Что именно? – Ежедневно видеть эти высокомерны лица. – Так уволься. – Не могу, нужны деньги на обучение и на съём квартиры. – Как на счёт переезда в кампус? – Если кто-то любезно решит освободить для меня кровать, то я с удовольствием соберу свои манатки. С этими словами, она спешно бежит на выход, крича слова благодарности за помощь. Смотрю вслед сумасшедшей рыжеволосой девушке и качаю головой. Торопыги такие смешные, особенно Кортни: та, которой совершенно не подходит собственное имя. Плетусь к выходу и радуюсь солнечному свету, которому абсолютно не возрадуется Дракула. Знаю, придя в кампус, я вновь на пару часов засяду за учебники, а выполнив все задания – уйду в сериалы. Вариант с работой сейчас отнюдь не кажется таким плохим, дабы занять свободное время с пользой. Кроме того, мама не загребает деньги миллионами, оплачивая всё на свете. После смерти папы, наши доходы сократились, но это не то, что волнует меня. Будь он рядом, я бы согласилась жить с ними даже в коробке из-под телевизора, лишь бы ощущать ту заботу, тепло и любовь. Мама старается дать эти чувства с двойной силой, словно считает себя обязанной, но это вовсе не обязательно. Мы обе понимаем, что никто не сможет заменить его. Никто из нас не спешит задеть тему смерти, даже если она не касается папы. Мамины родители живут в Коннектикуте, а родители отца давно ушли в мир иной ещё задолго до его смерти. В итоге, мы полностью потеряли вторую часть семьи. Остались только мы. От них осталась только фамилия. Кампус расположен не так далеко от университета, поэтому мои расходы сокращаются благодаря экономии на транспорте. Стоит лишь включить музыку и путь становится в два раза легче и короче, хотя это всего лишь иллюзия. На парковке вижу человека, которому вчера по дурости решила помочь, и вариант обойти его стороной отклоняется, потому что тропинка одна. Мне не приходится делать незаинтересованный вид, ведь оно так и есть. За неделю обучения, я услышала о нём столько, что уши закатываются в трубочку. Жизнь этого парня пропитана безразличием, словно ему всё нипочём и море по колено. Собственно, он сам это говорит. Связаться с ним – значит получить букет венерических заболеваний и выразительный список в личное дело, которое отрежет всякие пути к перспективному будущему. Возможно, не все придерживаются понимания, что студенческие годы должны быть самыми отвязными и беспечными. Для меня они означают то, что в будущем я найду приличную работу, а не буду соединять концы с концами. Во мне есть то желание потусить, и я легко могу это сделать, но стремление видеть себя в будущем самореализованной – намного сильнее. Несколько секунд, на спине ощущается взгляд его глаз, но длится подобное надолго. Благодаря щелкам между локонами, вижу девушку и парня рядом с ним. Говоря о первой: она запрыгнула на его спину, и крепко сжимает шею, пока Мэйсон смеётся и изображает асфиксию. Кажется, сейчас он не пытается выдать себя за альфа-самца, а является настоящим собой. Странно знать о человеке всё из трёпа девочек в раздевалке. Кажется, без подобного парня не существует ни один университет или школа, а то и вселенная. Не будь таких – система могла дать сбой. Я вовсе не хочу знать о его способностях, но почему-то знаю. Обычно, я даже не пыталась вникнуть в подобные разговоры, но о нём слушаю. Это непонятное недоразумение в моей голове, о котором стоит позаботиться и забыть. Но тщетно, я помню цвет его глаз, роговица которых цветом тёмного шоколада, а радужная оболочка молочного. При встрече в раздевалке, его зрачки были расширены, и благодаря этому глаза были темно карие, в то время как вчера они блестели ореховым оттенком. Либо я брежу, либо он способен даже на подобную смену в собственном теле. Глава 4 Мэйсон Это должно превратиться в пытку, не меньше. Но интуиция подсказывает, что моё заточение в данном месте слишком сладко называть пыткой. Это личная преисподняя, куда меня доставили на блюдце с золотой каймой. Четыре месяца или сто тринадцать дней, которые, клянусь Богом, сделают из меня чучело, а то и скелет, покрытый пылью в самом дальнем уголке библиотеки. Кто, вашу мать, все эти люди? Им говорили, что всё давно переведено в цифровой вариант? Что за мезозойский период? Может, сейчас из-за угла выглянет гигантораптор или на голову сядет птерозавр? Собственно, это практически происходит, потому что, сделав шаг, из-за стеллажа на меня буквально налетает им подобная. Отшатываюсь от чудо-создания и окидываю взглядом, в котором более чем понятно моё отношение. Волосы заплетены в тугую косу, которая практически делает из разреза её европейских глаз – азиатский; сжимая в руках книгу, она хлопает хрустальными голубыми глазами, словно увидела приведение, и нижняя губа девчонки начинает дрожат, хотя я даже не успел открыть рот. Обхожу её стороной и вышагиваю дальше. Не хватает только того, чтобы какая-то девчонка совершила из-за меня суицид на почве испуга. Я даже не понял, чего конкретно она напугалась: неожиданности или меня, но на выяснять что-то поздно, да и нет желания. Похожу к стойке и наблюдаю за женщиной, которая лениво шлепает печатью по книгам. Этим займусь я? Вот же дерьмо. На бейдже выведена нужная фамилию, которую я успел забыть по пути, но вспоминаю, когда вижу её. – Мистер Картер, – причмокивая, говорит она, подняв голову и впиваясь в меня глазами болотного цвета. Да, мне однозначно будет весело с женщиной возраста пятидесяти лет. – Мистер Картер? Вы меня с кем-то путаете, – отпираюсь я, пробуя самый лёгкий вариант для побега. – Меня предупреждали о Вашем высококлассном чувстве юмора. – Вы действительно с кем-то меня путаете. – Вряд ли у Вас есть брат близнец, полностью идентичный Вам во внешности и характере. Выдыхаю и принимаю поражение. Попытка не была пыткой, я хотя бы что-то предпринял. – У Вас нет частичной потери памяти? – спрашивает она. – Я бы очень этого хотел, и сейчас не пришёл бы сюда по уважительной причине. – Да, всё в точности, как и говорил мистер Дортон. – А что он говорил? – покладисто любезничаю я, желая вытянуть каждую каплю информации. – Что у Вас потрясающие навыки манипулирования и отменное чувство юмора. – Я хорош, – соглашаюсь я. – К сожалению, это всё, что Вы можете. – Да? А разве Вам не рассказали о моей ловкости, прозорливости, хитрости, красоте и превосходном владении боевыми искусствами? – Это я знаю без предупреждений ректора. – Я могу поинтересоваться о том, кто Вам доложил такие тонкости моего характера? – Любители шептаться слишком громко, – отчеканивает она. – Ваше воспитание говорит лишь о том, что Вы капризный, ветреный и глупый. – И как я доучился таким глупым до третьего курса? – Благодаря спонсорским взносам Вашего отца и представлением университета на спортивной арене. – Вы забыли ещё кое-что, – говорю я, и женщина дёргает бровью. – Разве? – Да. – А, по-моему, это все Ваши способности. На большее Вы не претендуете. Роль весёлого дурочка Вам приходится по вкусу, хотя в Вашем возрасте это время давно пора перерасти. – Вы забыли о моей хитрости. – И в чём она заключается? – В том, что я могу хитрить со своей проплешиной в голове. Вдруг за образом весёлого дурочка, прячется тот, кто далёк от этого звания? – Пока все Ваши поступки говорят о моей правоте. Докажите мне обратное. Поднимаю уголки губ и кладу ладони на столешницу, смотря в её глаза. – Мы живём в то время, когда никто ничего друг другу не должен, и тем более доказывать. С каких пор меня должно заинтересовать мнение постороннего человека, имя которого мне даже неизвестно? Я не припомню, чтобы были какие-либо стандарты, по которым я должен проходить отбор в ту или иную группу людей. Возможно, я обязан что-то себе, где-то семье, но запомните: я не обязан что-то доказывать другому. Мне ровным счетом плевать, кто и что обо мне думает. Я сойду с ума, слушая мнение каждого о том, каким я должен быть, ровным счетом, как и Вы. Родители учили меня быть собой. Я придерживаюсь данной позиции всю жизнь. И если Вам или кому-либо ещё я не нравлюсь, то предлагаю просто забыть моё имя и продолжить жить дальше, потому что, думая обо мне – Вы делаете хуже только себе. Я не навязываю свою дружбу и общество абсолютно никому. Каждый в этой жизни приходящий и уходящий. Так что будьте добры, вытирайте ноги и входите, либо закрывайте дверь и проваливайте, потому что я не побегу. Кажется, на миг в её глазах вспыхнул интерес, но женщина тут же подхватила очки и посмотрела на меня через диоптры, как будто они смогут разглядеть мою душу и сердце через рентген. – Думаю, я объяснился вполне достаточно. Да, кстати, забыл сказать, что я ненавижу ложь, поэтому не собираюсь радоваться своему пребыванию тут и уведомляю об этом Вас. – Честность – одно из лучших качеств в человеке. – Получается, с Ваших слов во мне есть хоть что-то хорошее. – Вполне возможно, если Вы не пытаетесь ввести меня в заблуждение и выдать недостаток за добродетель. – У нас будет время проверить. Женщина кивает. – Можете обращаться ко мне миссис Райт, и я буду руководить Вами. – Я в курсе, – без особого энтузиазма, буркаю я. – Моё имя Мэйсон, но я предпочитаю мистер Картер. – Желаете добавить что-то ещё? На ум тут же приходят разные предложения с сарказмом и иронией, но портить отношения и делать свою последующую жизнь в этих стенах ещё хуже – не тороплюсь. Лишнее слово и каждая секунда тут превратится в кромешный ад. – Как вариант, можно называть меня Великолепный. К примеру, мистер Картер Великолепный. – Не высокое звание? – клянусь, на губах женщины проскользнула тень от улыбки. – Подстать мне. Но ладно, можете звать меня просто Мэйсон. Делаю скидку. – Как любезно с Вашей почтенной высоты, Мэйсон. – Не благодарите. Женщина поднимается со стула и обходит стойку, направляясь к стеллажам, а моя логика тут же даёт старт. Выход в другой стороне, и сейчас с её стороны было приглашение пройти следом, что я и делаю. За длинным протянутым столом свободных мест меньше чем занятых, что, безусловно, удивляет. Неужели кто-то любит всю эту бумажную волокиту? Но я забываю все недопонимания, когда разглядываю пару тройку девочек подстать моему вкусу. И, черт возьми, каждая из них смотрит на меня. Плохой мальчик становится хорошим, как пропустить это зрелище? Одной подмигиваю, второй улыбаюсь, третьей оставляю многообещающий взгляд и так по кругу. Каждая из них реагирует улыбкой, а это верный знак на согласие. Неважно, что я предложу, они возьмут всё. Стоит только открыть рот и бросить несколько сладких речей, как одежда упадёт на пол. Отворачиваюсь и чувствую эти взгляды на спине до тех пор, пока не скрываюсь за поворотом. – Расставьте данную секцию в алфавитном порядке, проверьте бирки и сделайте влажную уборку, – говорит миссис Райт, взяв одну из книг и показав мне карточку на первой странице. Книга возвращается на место, и болотного цвета глаза вновь обращаются ко мне. Женщина приглаживает непослушные кудрявые локоны и окидывает меня самым суровым взглядом, который, конечно, не способен повлиять на меня. – Ведро и тряпку можно найти у уборщика в кладовой. Со своими словами, она удаляется туда, откуда пришли, оставляя меня в одиночестве, где я готов выть. Мобильник появляется в руках, следом пишу сообщение отцу: «Лучше бы меня отчислили». Клавиша отправить, и я вновь набираю следующее: «У тебя когда-нибудь был секс в библиотеке?». Не знаю, хочу ли я действительно знать правду, но уже поздно удалять то, что было прочитано. Отец не заставляет себя ждать, его короткое нет и моё ответное: «Получается, я снова тебя сделал. Должно быть, это обидно». Я буквально слышу смех отца и то, как он качает головой. Перед глазами возникают женские ноги, по которым я тут же скольжу взглядом вверх. Юбка выше колен уже мне нравится, как и их стройность. Под блузкой не вижу фигуры, но тонкие пальцы рук и первый размер груди говорят о хороших изгибах. Мило личико, на котором пухлые губы и блестящие зелёные глаза. Смущённым жестом убрав русые волосы за ухо, девушка улыбается. Я уже знаком с подобным. Всё это только для привлечения внимания, скромностью тут и не пахнет. Опираюсь локтем на стеллаж и убираю мобильник в карман джинс. – Привет. – Привет, – тонким голосом тянет незнакомка. – Чем занимаешься? – Хочу найти уборную, – улыбаюсь я, и уверен, у меня получается произвести нужный эффект. Она полностью моя. – Я знаю, где это. – Буду благодарен, если покажешь дорогу, – говорю я, и мой жест, убирающий её выпавшие локоны за ухо полностью отрезает всякие пути назад. По крайней мере, в её голове. Очередная рыбка на крючке. Возможно, я ошибался на счёт смертной тоски в этом месте. Всё легко поправимо. Зелёные глаза блестят, а голова кивает. Девушка машет рукой и очаровательно улыбается, предлагая проследовать за ней. Это я и делаю: иду за ней. Стены библиотеки остаются за спиной, а коридоры пусты, словно вся вселенная идёт мне навстречу. Рука девчонки задевает мою и, даю миллион долларов, что не с проста. Всё это приглашения двигаться дальше. Принимаю условия её игры, которые легко подстрою под себя и провожу ладонью по позвоночнику своей спутницы. Взгляд девушки уже не такой яркий, как прежде, потому что зрачки расширились за долю секунды, говоря о желании. Вот и все дела. Первый пустой проём между стенами, который по непонятной причине сделал архитектор. Хотя, возможно по вполне понятной, ну, как минимум для меня. Подмигиваю ей, и девушка резко сворачивает, прилипая спиной к стене, а над ней уже нависаю я. Губы скользят по моей шее, а ладони она давно запустила под мою футболку. Её нетерпеливость мне очень даже по вкусу. Уже хочу подхватить её на руки, но меняю тактику и разворачиваю к себе спиной, проходясь ладонью по талии и подбираясь к груди. Получаю первый стон и улыбаюсь. Вторая рука задирает юбку, пока её хозяйка выворачивается подо мной, словно змея под дудкой. Прикусываю плечо девушки через одежду и оттягиваю назад волосы, получая новый стон, но уже на тон выше. – Будь тихой, – говорю я, и она послушно кивает, как солдат на службе. Спустя минуту, она забывает о моём предупреждении, вновь издавая стоны и приходится плюнуть на это. Подумаешь, кто-то может увидеть порно в реальности, а не через экран мобильника. Я делал вещи и похуже: в примерочной, в лифте, в туалете торгового центра и бара, в парке и тому подобное. Новое местечко в копилку. Даже будучи спиной ко мне, она спешно растеривает пуговицу и ширинку моих джинс, что только забавно, я же в это время сую руку в карман и достаю упаковку презерватива. Слышу шум с правой стороны и поворачиваю голову. Кажется, глаза Дортона готовы метать огни ярости. Я же полностью спокоен. Девчонка, которая только что прижималась грудью к стене – испаряется, как будто в сие веселье участие принимал только я. Кстати, её исчезновение я замечаю только спустя полминуты. – Как черта!? – орет ректор так сильно, что его могут услышать даже на Аляске. Испепеляя меня взглядом, он, вероятно, ждёт оправданий, извинений и вообще любого слова от меня, чего я не спешу делать. Оправдываться? К чему это? Глаза не наблюдают рядом с ним трость для слепых, а, следовательно, он всё видел. Красные пятна быстро сливаются в одно, и теперь его лицо настолько красное, что в любую секунду может лопнуть от гнева и слов, которые он желает сказать, но держится. Я же их жду, как ничего другого. Круто послушать, как умеет выражаться ректор университета. – Картер! – цедит он сиплым и хриплым голосом, гнев так и сочится из каждой буквы, когда он произносит мою фамилию. Моё полное равнодушие и непринужденность делают своё дело. К ним, добавляю пожимание плечами и ухмылку. Зато я поставил галочку над пунктиком: секс в коридоре университета. Хоть и не до конца, но уже что-то. Вот же дерьмо, поставлю полугалочку, потому что обязан завершить, так нихрена не катит. Во всей ситуации меня волнует только сраная галочка. Ему лучше свалить, а мне найти эту девчонку. – Следуйте за мной, – отчеканивает он, и я закатываю глаза, застегивая ширинку. Если отец не убьёт меня, то это будет чудом, потому что на второй день после первого выговора я смог вляпаться по новой. Мужик не торопится пропускать меня в приёмную первым, вероятно, понимает, что бежать бессмысленно. Поэтому я просто следую указаниям и падаю на кресло, на которое указывает его палец. Моё абсолютное безразличие, бесстрашие и отсутствие стыда берут своё и снова разукрашивают лицо ректора в оттенки красного. Руки Доротона почти дрожат, как и вены на шее, готовые вырваться и приступить к удушению. – Вы должны быть в библиотеке, – цедит он. – Я там и был. Пришлось сходить за ведром с водой для влажной уборки. В глазах Дортона лопаются кровеносные сосуды. – Вы знаете о стадиях? – беспечным тоном интересуюсь я. – Что? – голос ректора становится сиплым, словно он орал не меньше суток. – Отрицание, гнев, торг, депрессия, принятие. Хлопая глазами, он смотрит на меня и не верит в то, что я говорю. Лицо Дортона вытянулось и окаменело. Я едва могу обуздать смех. – Вы на стадии гнева. Пора перейти к торгу и заключить сделку с самим собой: я не изменюсь. Все Ваши практики не работают. Уже три года они терпят крах, не пора ли сдаться? Конечно, депрессия будет, но не долго, потом будет принятие. – Картер! – хрипит он. – Предлагаю альтернативный вариант. Я – хороший мальчик, который является спортивным лицом университета. Наблюдатели уже увидели мою покладистость и спят спокойно. Не морочьте голову себе и мне. Тут я являюсь тем, кем являюсь на самом деле. – Вы что, предлагаете терпеть Ваши выходки!? – Кого это волнует, кроме Вас? Ректор начинает пыхтеть, а я поднимаюсь на ноги. – Подумайте над моим предложением, – сообщаю я, покидая кабинет. Усмешка расползается на губах, как только нога ступает за порог приёмной. Счёт один-нуль в мою пользу. Это весело, черт возьми. Нахожу кладовку и подготавливаю всё для задания, которым меня торжественно наградили в библиотеке. Для меня нет правил, а если есть, то только одно: никаких правил. Я беру от молодости каждую каплю. Мне плевать, если кто-то считает это дикостью. Я хочу послушать этих людей в старости. Скорей, максимум испытанного ими адреналина заключался в воровстве конфетки из супермаркета, просто уссаться кипятком. К моему полному счастью, по пути к движению присоединяется пятерка девочек, вожделеющих и пускающих слюни на мою футболку. И это мне только на руку. – Мы можем тебе помочь, – говорит уже третья из них. – Да, – кивает другая. – Что мне за это будет? – спрашиваю я, ставя вопрос ребром. Пятёрка переглядывается между собой, и их тупости можно только позавидовать. Это я должен быть чем-то обязанным за услугу, а не они, хотя, добровольное вмешательство не требует обязательств. Они предложили – я согласился. – Мы будем помогать тебе каждый день, – предлагает блондинка. – Без проблем. С двух я тут в вашем распоряжении, – добавляю к словам улыбку и мой мини-клуб испускает вздохи. Господи, насколько же это тупо. – Хорошо, – кивает брюнетка. Пятёрка подхватывает тряпки и начинает шелестеть по полкам, пока я в своё удовольствие наблюдаю за их работой. Сообщаю, что попутно нужно проверять наличие карточек в книгах и расставлять их по алфавиту. Я серьезно надеюсь на то, что они знают буквы по порядку. Получаю новые кивки пустых голов. Наверно, бесконечно можно смотреть на огонь, воду и то, как кто-то выполняет работу за тебя. А в особенности, если это касается пятерых хорошеньких девочек в коротеньких юбках из фантазий девственника или порнофильмов. Мне требуется только улыбаться и наблюдать за происходящим. Это удивительно, просто, мать вашу, удивительно. Делаю фотографию и отправляю Ди, подписав: «Работа кипит». Друг лишь отвечает смайлом, который закатывает глаза, но следом от него приходит ладонь, салютуя «класс». Что ж, первый ответ наверняка принадлежит моей сестре. Эту же фотографию пересылаю отцу, и он тоже не заставляет себя ждать. Издаю смешок, когда читаю ответ: «Засранец». Не успеваю опомниться, как на горизонте возникает миссис Райт. Пристальный взгляд её глаз скользит по квадрату и встречается с моим. Но когда рядом с ней возникает никто иной, как Трикси, мои брови поднимаются. – Мистер Картер, что тут происходит? – спрашивает женщина, когда её спутница закатывает глаза, видя мою бригаду. Это заставляет меня усмехнуться. – Вы всё ещё считаете мои навыки манипулятора прискорбными? – Эта работа должна положительно влиять на Ваше поведение, а не на усовершенствование способностей, которые уже развиты. – Девочки любезно предложили мне помочь. Они были слишком убедительными. Я не мог отказать. Моя начальница качает головой, и я улыбаюсь ещё шире. Как бы я не пытался, взгляд всё равно цепляется за Трикси, которой, кажется, вовсе на меня фиолетово, как и на моих помощниц. Девушка находит книгу на второй полке и забирает её. – Спасибо за помощь, – благодарит она миссис Райт. – Не за что, милая. Взгляд женщины обращается ко мне. – Мистер Картер, прекратите этот балаган и завершите работу самостоятельно. – А мы уже всё сделали! – выкрикивает одна из девчонок, и в эту секунду я хочу ударить себя по лбу. Кто создал эту милую головку? Но я благодарен ей, потому что в эту самую секунду, уголки губ Трикси дёрнулись в усмешке. Она смеётся надо мной или над крохотным мозгом моей помощницы? Один хрен, это почему-то мне нравится, забавляет и находит ответные эмоций, которые разум всегда отодвигает в сторону. Как известно любому человеку на планете – разум и чувства работают по отдельности. – Мистер Картер, Вам предстоит разобрать карточки читателей. Я уже думала, мы никогда до них не дойдём. Оказывается, я ошибалась. Вот же дерьмо. – Девушки, вы можете быть свободны. Он обязательно поблагодарит вас за помощь. Моя свита удаляется вместе с ведром и тряпками, оставляя на мне всё те же восхищенные взгляды. Подмигиваю им и перевожу внимание на двух оппонентов напротив. – Столько грязи у Вас тут, – говорю я. – Не переживайте, с Вашей помощью мы исправим это, – заявляет миссис Райт. – Вы тоже не против небольшой помощи? – улыбаюсь я, зашагав к стойке. – Вы и будете нашей помощью. – У меня хорошие управленческие способности. – У Вас хорошие манипуляторские способности, мистер Картер. – Великолепный, – добавляю я. – Вы всегда забываете. – О чём? – Мистер Картер Великолепный, – клянусь, я услышал смешок от Трикси. Хотя, вполне возможно, что меня просто клинит. – Мы сошлись на Мэйсоне. – Ладно, убивает Ваша простота, – выдыхаю я. – Я предпочитаю хоть какое-то разнообразие. Могу называть Вас, к примеру, превосходная. Миссис Райт Превосходная. – Не подлизывайтесь, Великолепный. Не на всех влияют Ваши обольстительные способности. Женщина оставляет на мне многоговорящий взгляд и принимает от Трикси книгу. Подпираю боком стойку и кулаком голову, скользя по последней взглядом. Охренительно сексуальная девчонка. К этому мнению я прихожу довольно быстро. – Прекрати на меня пялиться, у меня не пробита голова, чтобы пускать на тебя слюни, – не поворачиваясь, сообщает девушка, из-за чего моя улыбка становится ещё шире. – Считаешь каждую пустоголовой, а себя самой умной? Золотисто карие глаза находят мои. И мысль о том, что я тону – внедряется в голову. Что за дерьмо? Тону? В розовом дебилизме я тону. Чертовски весело говорить с самим собой и смеяться над собственными шутками в голове. Почти как Дилан Моран. – Считаю себя выше этого ранга. – Ты ничем не выше. В глазах Трикси раздувается самое что ни на есть ненавистное пламя. Это хреново, потому что я снова позволил себе грубость. – Извини, – тут же выдаю я-то, чего сам от себя не ожидал. – Мне не нужны твои извинения. Я не обижалась. Обидеться – значит уважать, а я вряд ли к тебе отношусь именно так. Моё воспитание разговаривать с тобой в привычной манере, но уважать или нет – решение, которое я принимаю, ссылаясь на поступки. С этими словами, она коротко улыбается миссис Райт, забирает книгу и направляется к выходу, а я смотрю ей вслед и не понимаю, когда успел так накосячить, чтобы перевернуть всё вспять и завоевать ненависть в её глазах. Глава 5 – Как проходят воспитательные меры? – спрашивает отец, перемешавшая салат и, пользуясь минутой, которую мама проводит наверху. – Я уже скидывал фотки, – усмехаюсь я. – Чтоб ты знал, они приходят каждый день. – Не надоело? – Три из пяти, па. Посмотрев на меня через плечо, он начинает смеяться. – Хреново. – Хреново? – переспрашиваю я. – Ага, я бы уже давно нашёл вторую пятёрку. – Я не хочу слышать это от тебя. И особенно это не захочет слушать мама. – Я не держал обет целомудрия до твоей мамы. – Но начал с ней? – Если ты думаешь, что твоя мама устраивала мне бойкот, то ты далеко заблуждаешься. Тебе показать её фотографии с университета? – Я знаю, что такое альбом и вижу рамки. – Да она охренительная в любом возрасте. – Не спорю, – киваю я, – и она, конечно, тебя динамила. – По страшному, – выдыхает отец. – Было хреново видеть её с кем-то. Брови отца сходятся на переносице, когда он ставит тарелку на стол. – Она была в отношениях с кем-то тогда? – Нет. – И кого ты тогда имеешь в виду? – Дина, к примеру. – Он же голубой, они могут вместе выбирать лифчик и стринги. – Этот засранец держал свою ориентацию в тайне вплоть до получения диплома. – И что ты делал? – смеюсь я. – Колотил грушу, – пожав плечами, он наполняет стакан водой и делает глоток, оперевшись поясницей на столешницу. – И всё? – Да, потому что тогда я улетел на год. – И вы расставались на это время? – мне нужно хоть что-то, чтобы пользоваться этим в будущем, а именно отец может дать подобную мудрость. – Фактически – да, но я так не считаю. Она всё равно спустя несколько месяцев переехала ко мне. – Ты уговорил её? – Пытался, но потом она сделала это сама. Просто упала на меня с чемоданами в руках. Было хреново, когда её не было рядом. День сурка. Ненавижу то время, но я бы повторил всё ещё раз. Всё бы отдал за это. – Всё? – Если ты имеешь в виду вас, то нет. В любом случае, вы бы всё равно родились. Слышу звонкий смех мамы, которая приближается, спускаясь по лестнице, и тут же появляется в проёме, с телефоном у уха. Не удивлюсь, если она проскакала по лестнице, словно маленькая девочка. – …ладно, я позвоню завтра, – говорит она, после чего убирает мобильник в сторону и вопросительно смотрит на нас, потому что мы наблюдаем за ней. – Что? – Ничего, – улыбается отец, когда мама подходит к духовке и проверяет мясо на готовность. Решаюсь удалиться в некогда бывшую комнату, чтобы забрать некоторые вещи, но останавливаюсь в проёме, чтобы понаблюдать за ними. Взяв нож, мама начинает крошить остатки овощей, а отец притягивает её ближе за талию и наблюдает за работой ножа. Они о чём-то тихо разговаривают, и из-за шума на улице, не слышу тему разговора, но судя по улыбкам – она приятная. Убрав нож в сторону, мама обращает взгляд к отцу, но я не могу видеть её лицо полностью, а довольствуюсь малой частью. Склоняясь ниже, он что-то тихо шепчет ей, за что получает шлепок по руке и хихиканье, после чего, отодвигает разделочную доску в сторону и притягивает её в объятия, оставляя несколько поцелуев у виска. В эти секунды моё сердце радостно и в то же время болезненно сжимается. Я счастлив за них, но, таким образом, хороню самого себя. Ещё несколько секунд слежу за ними, и скрываюсь за поворотом, выстраивая стену из чувств внутри себя. В комнате нахожу излюбленные бинты и шорты, в которых планирую позаниматься чуть позже. Закидываю всё в сумку и не тороплюсь спускаться вниз, боясь увидеть ту же картину. Глупая идея, но я вдруг начинаю убираться в комнате. Обычно я делал это только по нужде или после выговоров мамы, но самое интересное, что собственную квартиру держу в чистоте, хотя в одиночестве там трудно вырастить горы мусора и хлама. Спустя полчаса, всё на своих местах, даже некоторые вещи сложены аккуратно. Отодвигаю шкаф и обнаруживаю старую футболку, которую не успела съесть моль или кто-нибудь ещё. Поднимаю парочку карандашей и одежду, которая вскоре полетит в мусорное ведро, но застываю над мелким квадратом, который лежит изнаночной стороной ко мне и лицевой к полу. Я знаю, что там, потому что когда-то не мог найти его. Спустя минуту бестолкового глазения, всё же поднимаю снимок и поворачиваю лицевой стороной. Карие глаза словно насмехаются надо мной, а фальшивая улыбка Эмили настолько отчётлива, что я удивляюсь собственной дурости и наивности. Идеально ровные каштановые волосы ниспадают на одну сторону её лица, а со второй поддерживаются при помощи заколки. Я до сих пор помню то белое платье, под которым пряталась фигура, которую она трудолюбиво оттачивала год. Она получила желаемое с моей помощью, потому что я был тем, кто занимался с ней и составлял тренировки и питание. В дополнение к внешности, она получила свой кусочек пирога в виде известности в школе, хотя всегда говорила, что не желает быть в центре внимания. Насколько всё было лживо – не сможет определить ни одна шкала оценки или детектор лжи. Отчасти, в этом виноват я, потому что именно я был в этом эпицентре бедствия постороннего интереса и взглядов. Ей отбило мозги и та Эмили, которую я полюбил всем сердцем, стала той, кого я возненавидел каждой клеточкой души. Школа поделилась на два лагеря: сожалеющих и злорадствующих мне. Я не хотел быть тем, кого жалеют, но стал. Получать хоть какое-то успокоение помогал спорт и Мэди, которая на деле выхватила вдвойне хуже. Рву на мелкие куски фотографию, как когда-то сделали с моим сердцем, но не получаю и капли освобождения от этих оков, которые давно волокут на дно своей тяжестью. – Что это было? – раздаётся за спиной голос отца. Быстро накрываю крышку собственного гроба и поворачиваюсь к нему. – Школьная хрень. – Спускайся вниз, ужин готов. Согласно киваю, подхватываю футболку и карандаши, чтобы наполнить ими мусорное ведро. – Ты идёшь? – спрашиваю я, сделав несколько шагов к лестнице. – Телефон в спальне захвачу и приду. Киваю и спускаюсь вниз. Эйден уже вовсю терпится с мамой, рассказывая ей всё на свете. Я не знаю, хорошо это или плохо, что он слишком сильно привязан именно к ней. Хотя, я далеко не ушёл, потому что в двадцать два привязан к отцу, как маленький пацан. Именно он – мой лучший друг, товарищ и помощник. Если мама узнает о моих выходках, то в своём возрасте я впервые познаю, что такое домашний арест. Мэди и Ди сегодня отсутствуют за родительским столом, но и я приехал, не договариваясь, а приземлился с неба на головы родителей с бухты барахты. В последнее время я тяжелее и тяжелее переношу одиночество, стены квартиры как грозовые тучи сдвигаются над головой. Живу, как чертова Ханна Монтана двумя жизнями, где в одной – я всё тот же открытый и весёлый Мэйс, а в другой закрытый и удерживающий всё внутри. – Как дела с учебой? – спрашивает мама, смотря на меня с той же лёгкостью и любимой мною улыбкой. И серые тучи моментально растворяются, а солнечные лучи освещают сознание. Она – мой свет. – Отлично, – киваю я, конечно, не беря во внимание пару прошедших инцидентов. – Как дела на работе? – Прекрасно, если не учитывать квартальных отчетов. – Зато у тебя нет домашки. – Да, действительно, вместо неё у меня несколько папок для заполнения. – Неужели Ваша компания живет в прошлом веке? – Информацию нужно хранить на нескольких носителях, один из них бумажный. – Как это предусмотрительно, – улыбаюсь я. Перевожу внимание к младшему братишке, и выгибаю бровь: – Как сам, засранец? – Судя по последним проискам, намного лучше тебя, – язвит Эйден. – Последним проискам? – переспрашивает мама, смотря на меня, в эту самую секунду, отец занимает стул рядом, но с замешательством на лице, что не нравится мне. Не больше десяти минут назад всё было иначе, и это слишком подозрительно. – Были небольшие недопонимания. – Где? – тут же хмурится она. – Уже всё в порядке, мам, – улыбаюсь я, мысленно гоняя мелкого по заднему двору его же собственной клюшкой. Мои слова не влияют на неё так утешительно, как хотелось бы. Последнее, что я хочу – расстраивать маму. Не знаю, как Эйден просёк все мои проблемы, но этот парень хренова прорицательница. Мой взгляд говорит брату: «Заткнись», но он лишь улыбается в ответ. Я хочу его убить. Серьёзно. Этот засранец чист, но я что-нибудь найду. – Мэйс, – предупредительный мамин тон, и я не могу лгать ей, смотря в глаза. – Я пару раз ошибся, сейчас всё хорошо. – Ладно, – выдыхает она, после чего смотрит на отца. – Если это твоих рук дело, то, Картер, клянусь Богом, я закапаю вас всех на заднем дворе. – А я тут при чём? – смеётся мелкий. – Тебя оставлю в живых, всё начнётся с твоего отца и завершится старшим братом. – А какая у меня будет эпитафия? – спрашиваю я. – Во всём виноват мой отец. – А у меня? – смеётся папа. – Попрошу придумать Алекс. Улыбка папы ослепительная. Кажется, что он очень даже доволен сложившейся ситуацией, с чем не могу согласиться я. – Предлагаю помолиться и поужинать, – говорю я, на что мама щурится и закатывает глаза, переводя их с отца на меня и обратно. – Спасибо, Господи, что у нас такая потрясающая мама, – соглашается отец, – её ужины – дары небес, аминь. – Аминь, – стараюсь содержать смех и поддерживаю его исповедь. Мама ещё несколько секунд пристально наблюдает за нами, но сдаётся, приступая к еде. Я же в свою очередь пинаю Эйдена по ноге и взглядом говорю то, что готов придушить сразу после ужина. Собственно, так и выходит. Покидаю кухню следом за ним и за первым поворотом даю подзатыльник. – Я прибью тебя. – Удачи! – восклицает он, и воодушевлённо сматывается наверх. Не в моём интересе позволить ему смыться чистеньким, поэтому устремлённо несусь за братом и беру в плен его голову между бедром и локтем, начав кулаком магнитить копну каштановых волос. – Будешь балаболить, будем прощаться, – усмехаюсь я. – Будешь косячить, будешь получать от мамы, – гогочет он, выкручиваясь из моей хватки. – Мне двадцать два, мелкий, мама не выпорет меня, а вот тебя – да. – За мной нет грешков. – Да? А что это тогда за кучка недоумков, с которыми ты тусуешься после школы? – Это мои друзья, придурок. Эйден резко ставит подножку и подхватывает мою ногу, поднимая её вверх, из-за чего мы оба громко смеёмся и валимся в коридоре, не дойдя до комнаты. Спустя полминуты, понимаю, что братишка ловкий гадёныш, легко выворачивающийся из моих рук. Этому его научило время и детство, когда мы любили состязаться за любую вещь: будь это конфета или что-то из одежды. Понимание приходит не сразу, но по этикетке на его затылке успеваю прочитать свои инициалы. – Это моя толстовка, засранец, – смеюсь я, выворачивая его руку за спину, но Эйден успевает вырваться и двинуть мне в бок. – Этот дом теперь моя территория, – самодовольно заявляет он. – Это была твоя толстовка. – Скажи об этом отцу. Ещё один резкий поворот, и снизу теперь я. Хватаю его лодыжку и сбрасываю с себя тушу, отпихнув в сторону. – Какого хрена ты рылся в моей комнате? – Это уже не твоя комната, – улыбается он. Блеск его ореховых глаз отражает внутреннее веселье. – Это всё ещё моя комната, мама будет только рада, если я вернусь назад. – Ма-а-ам!? – громко тянет Эйден. – Что? – спрашивает её голос снизу. – Ты будешь рада, если Мэйс свалит нахрен из штата? – смеётся этот гад, за что получает от меня хороший подзатыльник. Мама ничего не отвечает, зато я слышу смех отца, чему улыбаюсь подобно идиоту. Она наверняка попросила нас заткнуться и пожить в мире и гармонии хотя бы пять минут. Конечно, она в ней и живёт, но не тогда, когда мы находимся в одном доме. До девятнадцати лет тишина не решалась заглянуть к нам, отчасти, благодаря мне, и сейчас она с визгом убегает, когда отец, я и Эйден снова собираемся в одной точке. Это подобно кратеру вулкана, который готов рвануть в любую секунду. Этот момент наступил. Слегка пихаю брата в плечо, и он тут же делает это в ответ. Так проходят последующие секунды, когда мы поднимаемся на ноги и толкаем друг друга. Пользуясь удобным случаем и его рассеянностью, неожиданно образую кольцо на шее, и снова зажимаю голову между бедром и локтем, намагничивая волосы. – Ещё раз, и побрею тебя налысо ночью, – предупредительным тоном, заявляю я. – Мама не должна знать, у неё своих проблем до крыши. Я не маленький пацан, чтобы она переживала за меня. – Она должна знать, – брыкается он. – Она не должна знать. – С какого хрена? – С такого хрена. Я тебе уже сказал. – Она может тебе помочь! – бурчит Эйден, вырвавшись из захвата. – Чем она может мне помочь? Лишними переживаниями и накручиванием собственных нервов? – Советом, придурок. – Не лезть не в своё дело и быть более сдержанным? – Не только это, хотя тебе бы не помешало. Она несколько лет это толкует. – Не думай, что ты умней меня. – Я не думаю. Я знаю, – усмехается он. – Ты такой наивный. – Ты такой тупой, – говорит он, и я резко ставлю подножку, из-за чего Эйден чуть ли не бьется головой о стену и не валится на пол. – Я придушу тебя, если мама хоть что-то узнает о том, чего знать не должна. Ты думаешь только о себе. – Я думаю не только о себе, – недовольно ворчит он. – Ты хочешь, чтобы она знала для поучений меня и не говорила что-то тебе, а я хочу, чтобы она не знала, но для того, чтобы спокойно жила и не переживала лишний раз. Это ты эгоист, а не я. Я думаю о ней, а ты думаешь о себе. – Я думаю о тебе. – Мне не нужна помощь, я со всем справляюсь один. Эйден фыркает и открывает дверь в свою комнату, но не торопится заходить. Когда захожу за угол, чтобы спуститься вниз, слышу вслед его слова: – Ты стал другим. Щелчок дверной ручки говорит о том, что он зашёл внутрь. – Я не изменился, – тихо говорю я, но понимаю, что он прав. Я действительно стал другим. Не успеваю опомниться, как отец вручает мне сумку в руки, на которую я удивлённо смотрю. Меня только что выпроводили из дома? Это какая-то шутка? Растерянно хлопаю глазами и смотрю на папу. – Пошли. – Не понял, – хмурюсь я. – Ты хотел позаниматься, – напоминает он, – поехали сейчас. – Прямо сейчас? – Да. – Уже начало девятого. Выгнув бровь, он открывает парадную дверь и ждёт, чтобы я первый вышел. Не удивлюсь, если сейчас он просто хлопнет ей и посмеётся, радуясь тому, что развёл меня, как малышню. – И что? – Ничего, – говорю я. Делаю полукруг и нахожу маму в гостиной, когда она склоняется над какими-то бумагами. – Пока, мам. Быстро целую её щёку и плетусь на выход. – Ты приедешь завтра? – спрашивает она, когда я практически скрылся за поворотом. Выглядываю из-за стены и широко улыбаюсь. – А что будет на ужин? – Ты используешь меня, подлец, – театрально обиженно, надулась она. – Разве что твои кулинарные навыки, – подмигиваю и получаю её непринуждённую улыбку, от чего теплеет на сердце. В машине воцаряется гробовая тишина. Это мне не нравится сразу, и я, как маленький мальчик, поджимаю задницу, потому что отец оторвёт мне башку, если мило побеседовал с Дортоном на счёт второго случая на неделе. Для меня ничего не случилось, но для ректора это уже подобно началу конца света. Не знаю, как бы сам отреагировал в его возрасте на то, что при свете дня на первом повороте кто-то занимает сексом. Знаю, отец меня понимает, как никто другой, потому что я вижу в нём самого себя. Это видит каждый. И это говорит каждый. Мы полностью идентичны внешне и внутренне. Никто из нас не торопится делиться внутренними переживаниями и желаниями со всем светом. С детства он всегда учил меня тому, что мужчина – это сила, платина для всего. Только благодаря ей всё держится. Позволь себе слабость и тебя сожрут, не оставляя и косточки. Конечно, глупо отрицать и не брать в расчёт то, что каждый из нас имеет слабости, уязвимые места. Его заключается в маме. И я не ушёл далеко, потому что имел ту же самую: Эмили. Она сделала меня слабее и сильнее одновременно. Я благодарю опыт, полученный от неё, который гласит: «Никому не доверяй, даже себе». Я не доверяю. Получив её, – я ослабил себя, позволил другому уничтожить себя. Этого больше не повторится. Любовь синоним боли. Кажется, эти слова не существуют друг без друга, как день и ночь, как жизнь и смерть, как монета, две стороны которой не разделить. Возможно, ты пустишь кого-то в свою жизнь заново, но уже не так, как было первый раз. То доверие бесследно исчезло, и вряд ли второй человек способен залечить те пробитые насквозь ранения. Ты всегда будешь оглядываться назад и помнить былой опыт. Тропинки центрального парка расстелились перед глазами разные стороны, осталось только выбрать путь. Предоставляю это отцу, который сворачивает туда, куда не идут другие. – Если ты выбрал безлюдное место, то я подозреваю, что не просто так. – Тут везде людно, – улыбается он, – просто там меньше всего. – Покажи сумку на наличие сапёрной лопатки. – Ты за что-то переживаешь? – Да. Не лечь под одним из деревьев раз и навсегда. – Если бы хотел, с нами сейчас могла идти твоя мама. Морально она сильнее меня. – Какой ты плюшевый медвежонок, – усмехаюсь я. – Так благородно предоставить ей все грязные делишки. Отец улыбается и бросает сумку на пустой поляне. Но что ещё более странное – он не торопится обнародовать её наполнение. Следом бросаю свою и поднимаю брови, расставив руки по бокам. – И? – Это был повод уйти, – заявляет он. – Что за нахрен? Сунув руки в карман джинс, он что-то достаёт, а я понимаю, что потерял бдительность. Он в чертовых джинсовых шортах. Отец никогда не ходит в них на тренировку. Я знаю его всю жизнь и никогда не видел данный выбор для тренировки. Конечно, можно легко сопоставить логическую цепочку: можно переодеться на месте, но в данном случае не он. Он выбирал спортивное, несмотря на то, что переодевался в раздевалке. Теперь ставлю один к одному. Отец протягивает руку, и я замечаю небольшой пакетик в его кулаке. Забираю его и внутри откуда не возьмись, образуется снежная лавина, готовая поглотить и убить меня. Та самая фотография, которую разорвал в комнате, но совершенно не подумал убрать, снова в моих руках в виде мелких обрывков. Поднимаю глаза и не могу начать дышать. Кажется, несколько секунд молчания растягиваются в часы. – Объяснишь? – спрашивает он. – Что? – голос настолько сиплый, что в глазах отца сразу образуется полное понимание. – Вы не просто разошлись, – говорит он утвердительным тоном. – Не просто, – согласно киваю я. Впервые в жизни, жжёт глаза и внутри всё сжимается, я отчетливо чувствую, как сердце перестаёт биться. В глазах отца скользит замешательство. Положив ладонь на моё плечо, он тянет меня вниз. – Садись. Занимаю место на траве, и по собственной тупости начинаю пяткой разрывать землю, смотря в одну точку. – Я был не один, – говорю я. Чувствую его пристальный взгляд, но он ничего не говорит, предоставляя всё мне. – Год. – Два фронта? – Да. – Ты знаешь его, так? – Да, – очередной раз, киваю я. – И кто он? Перевожу взгляд на него, но язык прилип к нёбу. Я не могу рассказывать тёмные тайны Мэди. Я не могу сказать о том, что был предан лучшим другом и собственной девушкой. Не могу сказать, что Мэди была предана этими же людьми. Не могу сказать, что он делал с ней и что они делали вместе. Они были нашими друзьями. Лучшими друзьями. Эмили – Мэди. Сид – мой. Самое страшное – быть преданным, по крайней мере, для меня. После этого остаётся лишь пустота. Её ничем не забить. – Друг, – это всё, что я могу сказать, потому что язык не поворачивается назвать имя. Отец понимающе смотрит на меня. И я заочно знаю, что он не будет требовать каждой детали, для него достаточно этого. – Что может быть дерьмовее? – спрашиваю я. – Тебе когда-нибудь изменяли? – Для этого нужно быть в отношениях. – Серьёзно? До мамы никого? – Да. – Охренеть, – усмехаюсь я. – Ей повезло. Она испытала все тонкости моего характера. – Какие? – Ревность, собственничество, гнев, обиду, драки. – Джек пот, – смеюсь я, но в смехе нет и намёка на веселье. На самом деле, это не самое лучшее испытание на себе. – Да, я столько дров нарубил, но всё исправил. Вырываю клочок тонкой травы и кручу её в руках. – Она стала сукой. Это я сделал её такой. – Нет. – Да. – Это было в ней, просто в определённый момент проявилось. Не думай, что Лиз была тихой и застенчивой. Она могла дать отпор, но не была в числе известных стерв. Она даже не всегда отвечала на грубость. Лишь несколько раз, но это было смешно, потому что она не поливала грязью, а просто выражалась с сарказмом. Эмили была другой. Они не были похожи с твоей мамой. Абсолютно. Лиз не пряталась под маской беззащитной девочки. Вопросительно смотрю на отца, задавая немой вопрос. – В ней уже была эта начинка, она просто нажала кнопку старт. – И я стал тем, кто помог. – Отчасти, да, но это не твоя вина. Это мог быть любой. Твоя мама такой не стала, она всегда была собой. – Я больше не могу доверять. Не хочу. – Не нужно гнать всех под одну гребенку. Все разные, ты должен это понять. Нет плохих и хороших. Есть те, кто тебе подходит, а кто нет. Кто мыслит в одном направлении с тобой. – Тебе не изменяли, ты не понимаешь. Между нами повисает минутное молчание, но отец его разрушает тем, что переворачивает внутри меня всё. – Я был тем, с кем изменяют. Резко поворачиваю к нему голову и смотрю так, как не смотрел никогда. Я не верю и отказываюсь в это верить, но не вижу в его глазах и намёка на шутку. Это разочаровывает меня. – Зачем? – хриплю я. – Это мои ошибки, за которые я заплатил. – Мама знает? – Да. Она знает всё. Всё, что я делал. Это было дерьмово, потому что она узнала, когда была беременна вами. Мы сидели компанией в кафе, и по счастливой случайности, туда зашли мои школьные неприятели. Мы никогда не ладили, понимаешь? Это был повод насолить. Я не оправдываю себя. Смотря назад, мне становится стыдно, потому что я гордился своим поступком и хвалился псевдопобедой. Я не думал, что будет чувствовать он или она, мне было плевать. Она сама хотела, а я позволил этому произойти. Я не горжусь тем, что делал. Это было не один раз, но весь стыд почувствовал, когда об этом узнала Лизи. Я хотел провалиться сквозь землю. Тогда она посмотрела на меня иначе. – Разочарованно? – Да. Я больше не хотел видеть тот взгляд. И не видел, потому что не хотел разочаровывать её. Она всегда была моей мотивацией быть лучше. – Это не изменить. – Так же, как и у тебя. Как бы ты не хотел всё исправить, исход будет тот же. Это как в математике: ты можешь решать пример разными способами и теоремами, но верный ответ будет один. Она пришла бы к этому. Рано или поздно, всё бы случилось. – Но это было бы с кем-то другим. Мы могли разойтись по другой причине. – Жалеешь себя? – Не знаю. – Никогда не жалей себя. Это оправдание, которое потянет на дно. Сначала будешь говорить, что у тебя нога болит, потом рука, потом голова, будешь себя жалеть, как божий одуванчик. Говорить, какой ты бедный и несчастный. В итоге, станешь никем. – В чём должна быть моя мотивация? У тебя она была, что я должен делать? – Жить дальше. Отпустить и радоваться полученному опыту. – Дерьмовая перспектива радоваться измене. – Кто-то мог бы принять это за радость. – Тот, кому насрать. – Твоя мама научила меня радоваться всему. Если она изменила, то пусть катится. Что ты понял благодаря этому? – Что никому нельзя доверять, себе в том числе. – Можно, но не всем. Ты можешь сосчитать таких людей на пальцах одной руки. – В моём случае, на одном пальце. Сощурив карие глаза, отец внимательно смотрит на меня. – Я доверяю только семье. – Ди? – Не до конца. Хреново чувствовать себя одиноким. Как будто было всё, но потом отобрали, оставив только воспоминания. – Это нормальное состояние. Больше пятидесяти процентов людей в мире чувствуют себя одинокими, даже если вокруг них карнавал. Ты не должен застревать в нём. За это время можешь сделать себя лучше. – Для кого? Отец кладёт ладонь на моё плечо и слегка сжимает его. – Для себя самого. Ты не должен жить ради кого-то. Ты должен жить ради себя. Быть лучше ради себя. Если кто-то есть рядом, то это хорошо, но если ты свободен, то в этом нет ничего ужасного. Ты не одинок. Ты свободен. Пользуйся возможностями. Всё в твоих руках. У тебя чертовски охранительное предки, которые не садят в клетку и не дрессируют под свои неосуществлённые в юности мечты. Захотел – сделал. – Это ты про себя? – усмехаюсь я. – Да, я всегда говорил, что я – милашка. – А мама? – Мама руководит милашкой, только не говори об этом ей, – стукнув меня кулаком, он улыбается. – Она и так знает, – смеюсь я. – Она – женщина. Я должен быть мягким рядом с ней, где-то отступать и проявлять слабость. Без этого никак. Это не значит, что я вдруг перестал быть мужиком. Грубость и жестокость породит ненависть. Она счастлива, и я тоже. В этом нет ничего зазорного. Если кто-то скажет, что ты каблук, то просто скажи, чтобы посмотрели на свою женщину и на твою. Твоя счастлива, а это говорит обо всём. Посмотри на свою маму. – Она более, чем счастлива, – соглашаюсь я. – И я тому причиной, потому что я дарю ей улыбки, смех и счастье. Всё работает методом бумеранга. Всё вернётся. И она тоже. Запомни мои слова: они все возвращаются так же, как и мы. – Не думаю, что она вернётся. – Вернётся. Каждый ушедший вернётся. Спор – не лучшая идея, особенно если это касается тайн другого. Сказал А, придётся сказать Б. У меня нет никакого права трепаться о секретах Мэди, как бы я сам того не желал. А видит Бог, я желаю, потому что мою ненависть разделит отец. И не он один. На вопрос, чьи чувства я поставлю на первое место свои или другого – я выберу другого. В этом моя проблема: я ставлю себя на второе место. А должен на первое. Говорят, что человек, умеющий дружить – получает хороших друзей, но это всё ложь, потому что я был таким другом, а получил фальшивку. Не знаю, правильно ли говорить то, что я отдавался этой дружбе полностью, но только на мне вина, ведь именно я ждал ответной реакции. Я отдавал больше, чем получал, в этом тоже только моя собственная ошибка. Корысть в том, что я хотел ответа, но не должен требовать его. Я вычеркнул его из своей жизни, но он остался в воспоминаниях и душе, откуда вырвать невозможно. Хочу ли я возвращения? Нет. Категорически нет. Это невозможно, по крайне мере, в моём случае. Я не пускаю кого-то в свою жизнь дважды, особенно, когда дело кончается предательством. Предавший однажды, предаст дважды. Жирный крест на двух именах, которые были частью моей жизни. Её основной частью. Глава 6 Трикси «Никогда не скрывай своих истинных чувств. Отдавайся любви полностью. Без остатка. До самой последней капли. Люби так, как будто это последний раз, потому что это именно он. Настоящая любовь бывает лишь единожды. Кто бы ни был после – знай, ты всегда будешь помнить первого» – папа говорил это ещё в глубоком детстве, когда мне не было и пятнадцати. Я запомнила слово в слово, не упуская даже паузы, которые он делал. Мне двадцать два, и я помню. Но возможно ли полюбить с той же скоростью и лёгкостью, с которой я меняю местожительство? Любовь для меня – это то, что я ещё не познала. Да, в школе были симпатии, и я даже успела повстречаться с парнем в пятнадцать. Получилось криво и не осмысленно, кроме того, недолго. Тогда я первый раз узнала, что такое привязанность и тоска. Всей душой я скучала по тому месту, где прожила три года, а точней, до пятнадцати лет, потому что, не достигнув шестнадцати, я снова собрала чемодан. Я до сих пор помню тот нежно лиловый огромный чемодан, в который я пихала свои вещи, ещё не подозревая, что никогда не вернусь назад. Что буду ездить по стране, хотя это вовсе и не требовалось. Конечно, бабушки с дедушками могли принять меня, но одни скончались, а вторых я не хотела смущать. Честно сказать, это просто предлог. Я хотела быть ближе к родителям, потому что никто не способен заменить именно их. Вырываюсь из воспоминаний, когда телефон в руке говорит о том, что я пришла в пункт назначения. Делаю фото и отправляю Джен. Знаю, сейчас она на семинаре, но я пообещала держать её в курсе. Это я и делаю. Поправляю волосы, которые волнистыми локонами связаны в небрежный хвостик на затылке и касаются местечка чуть выше лопаток, щекоча спину. Спасибо воде, которая снова сделала из меня полукудряшку Сью. Не могу сказать, что я выряжалась, но привела себя в порядок, подчеркнув глаза тушью. Мама всегда говорила, что она придёт глазам чуть больше глубины. Я воспользовалась советом. Какая-то группа ребят открывает дверь, выходя первыми, после чего, я захожу в кафе. Стекло, словно подгоняет вперёд, но я немного волнуюсь, чего никогда не ощущала. Это моё первое собеседование и работа в целом. Никогда не поверю, что в мире есть хотя бы один человек, который не испытывал волнения. Знаю, сейчас я могу привязать себя к этому городу, но мама говорила, что в ближайший год переводов не планируется, значит, я остаюсь тут на год. Не успеваю одуматься, как на плечах возникают ладони, а заразительная улыбка и ясные зелёные глаза смотрят на меня. Веснушки, разбросанные по носу и щекам, так ей подходят, что я задумываюсь, подходят ли они также мне. Хотя они не так заметны и их не так много, но я всё равно не упускаю возможности поразмыслить над этим. – Я сейчас всё тебе покажу! – воодушевлённо говорит Кортни. – Без собеседования? – улыбаюсь я. – К черту слова, нам нужны действия! – У вас даже нет администратора? – Конечно, есть, но Лола слишком занята. – Чем? – Строит глазки всем парням с толстым кошельком. – Ей хотя бы есть восемнадцать? – Ей двадцать пять, но я сомневаюсь. Смеюсь и немного удивляюсь тому, что администратор может позволять себе подобное поведение на рабочем месте. – Вероятно, она пользуется особым расположением владельца, – предполагаю я. – Да, он всего лишь её отец. Кортни закатывает глаза, как будто эта тема ей наскучила и вовсе не подлежит интересу или обсуждению. – Пошли, – девушка подхватывает мою руку и тащит внутрь зала с тем же озорством, что и прежде. Сложно поверить, что несколько дней назад она опаздывал и говорила о том, как устала видеть высокомерные лица. По пути успеваю окинуть взглядом пространство, где смешались все оттенки радуги. Странно, но такие контрасты не режут глаза и не кажутся лишними. Это не тупо выкрашенные стены, а определённые граффити, которые отлично вписываются в молодежный тренд. И я вовсе не удивляюсь, когда замечаю лишь тройку свободных столиков. Оживленная болтовня и приглушенная музыка, сочетается с современной атмосферой. Честно сказать, я ожидала совершенного другого, к примеру, дорогие напитки, отточенные костюмы и каменные лица, обсуждающие будущие сделки. На деле всё иначе, Кортни держала меня в неведении и говорила, что это тайна. Девушка суёт мне в руки одежду и падает в кресло, закрыв дверь раздевалки. – Чего ждёшь? – улыбается она. – Эм, – моё непонятное протянутое смятение, но я не понимаю, кого смущаюсь. Я разделась перед первым встречным парнем не моргнув глазом. Пожимаю плечами и улыбаюсь, стягивая блузку. Действительно, чего или кого я жду? Без всякого стеснения, остаюсь в нижнем белье, но подпрыгиваю, когда дверь распахивается, а на пороге появляется запыхающийся парень, волосы которого выкрашены в идеальный блонд, и сейчас торчат в разные стороны. – Ты даже не прикроешься? – смеётся он, окинув меня взглядом. – Не-а, – пожимаю плечами и хохочу, натягивая желтую майку через голову. – Ладно, – кивает он, – Кики, я не справляюсь! И они требуют тебя. – Кто? – За девятым столиком. – Трикси переоденется, и мы придём к ним вместе. Две минуты подождут. Парень кивает и убегает, крикнув мне своё имя: – Скотт. Наспех сую ноги в чёрные джинсовые шорты, и застегиваю пуговицу на талии, радуясь тому, что они с высокой посадкой. Мне не придётся сверкать задницей направо и налево. Кортни двигает ко мне чёрные кроссовки, и тут я уже хмурюсь. Только один Бог знает, сколько ног прошло через них. – Они новые, – говорит она, словно читая мои мысли. – У тебя же седьмой? – У тебя линейка в глазах? – Почти, – улыбается она. Спустя полминуты, Кортни ведёт меня за собой и рассказывает все тонкости работы: – Улыбайся, всегда улыбайся. Пусть думают, что ты дура, но дура с чаевыми в кармане. – Ладно, – хихикаю я, – а если сильно бесят? – Улыбайся так, словно это его последний вечер. – Я должна научиться этому у тебя. – Ты отточишь это искусство за один день. Если кто-то достал тебя тем, что у него мозги размером с горошину, дай ему понять то, что он может быстро выкатиться через ухо. – Горох? – Он самый, – кивает она, махнув рыжим хвостиком. – Тебя готовили вежливо обслуживать клиентов или уничтожать их самооценку? – Лучшее оружие – мозги. Никакая физическая сила не сравнится с сарказмом. Ты сейчас сама в этом убедишься. – Мне стоит переживать за твоё будущее увольнение? – Они не уволят меня. Я слишком ценный сотрудник. – Тогда мой рот на замке. – Ненадолго, – улыбается Кортни. Эта рыжая бестия ровняется со столиком, который окружён огромным диваном с трёх сторон. И, черт возьми, мужская компания из шести человек замолкает и обращает внимание на нас, как только ноги останавливаются рядом. Шесть пар глаз оценивающе скользят по мне, а ухмылки на их лицах сразу становятся отвратительными. Это омерзительно, но я держусь, да и привыкла. Хотя, лучше сказать, что в какой-то степени мне даже наплевать. Сколько бы они не пялились на грудь и ноги, ничто не способно скинуть с меня одежду до последнего клочка ткани хотя бы перед одним из них. – Ого, новенькая, – ухмыляется шатен, занимающий место в уголке дивана. – Тебе уже говорили, что без них тебе будет лучше? – добавляет блондин, дёрнув карман шорт на мне. Локоть Кортни, словно невзначай, стукается о мой, говоря о том, что я могу ответить. На самом деле, это так и есть, я ведь ещё даже не работаю тут. – Тебе уже говорили, что тебе будет лучше с интеллектом? – отвечаю я. Парень щурится и играет бровями. – Я могу пожаловаться за грубость, и тебя уволят. Улыбка расползается по губам. Кладу ладони на стол и немного наклоняюсь вперёд, смотря в его глаза. – Не переживай на этот счёт, я ещё не решила, буду ли тут работать, как и не решила то, на какой праздник подарю тебе мозги. Чувствую чьё-то присутствие с левой стороны, из-за чего поворачиваю голову и встречаюсь с карими глазами, которые видела слишком близко. Один уголок губ Картера приподнят и говорит об иронии и насмешливости. По непонятной причине, я хмурюсь, а обида напоминает о себе. Ты ничем не выше. Эти слова звенят в ушах. Я не обижаюсь и вообще не воспринимаю чьё-то мнение о себе близко к сердцу. Но именно слова этого парня зацепили за живое, приравняв меня к плоскому мышлению инфузории туфельки. В душе зарождается слабая ненависть. – Ты преследуешь меня? – усмехается парень. Быстро прихожу к мнению того, что вспоминать его вовсе не стоит, как и показывать свою полную осведомленность о том, кем он является. – Первый раз тебя вижу. – Раздевалка. Ты голая. Коридор университета. Библиотека, – говорит он, и парни начинают улюлюкать и присвистывать. – У тебя все на один вид? – Все, кроме тебя. – Сочувствую, ты ошибся в предположениях. Мэйсон щурит глаза и сканирует меня взглядом, но если для этой кучки идиотов, он делает вид, что пытается убедиться в своих догадках, то для меня всё ясно, как Божий день. Конечно, он узнал меня, если у него не отсохли мозги. Хотя, я желаю последнего. Память рыбки Дори ему вовсе не повредит. Ничего не говоря, он занимает место на диване в самом центре, показывая превосходство над остальными, и падает на спинку, продолжая сверлить меня взглядом, чего не делаю я. – Что выбрали, парни? – вступает Кортни. – Как обычно, Кики, – говорит шатен, который молчал всё прошедшее время. Кортни кивает и следом качает головой, чтобы я направлялась за ней. – Я ничего не скажу Лоле, – прикрикивает голос, который совсем недавно давал мне далеко недвусмысленные намёки. Завожу руку за спину, чувствуя его взгляд, и показываю средний палец. Выкуси, придурок. Я совершенно точно уверена, что Мэйсон тоже смотрит нам вслед, но я никогда не повернусь и не дам понять, что заинтересована в нём. Но признаюсь честно: желание сделать ему больно – напоминает о себе и тот с рожками, который занимает одно плечо, соглашается и предлагает сделать или сказать что-то в ответ. Меня учили не отвечать на грязь, но сейчас я не могу похвастаться хорошим самообладанием и отсутствием желания отомстить. Обслужив несколько столиков рука об руку со своей наставницей, как оказалось, мерзкая компания только одна – та, где присутствует Мэйсон. В этих парней будто вложили хамство, пошлость и назойливость, которым позавидуют даже мухи. Сомневаюсь, что у них есть положительные качества, разве что деньги в карманах, которыми они раскидывались во всевозможные стороны. И не буду отрицать, что это привлекало внимание девушек. За пару часов их присутствия в зале, я насчитала три разные компании женского пола, которые то и дело присоединялись к ним, а после уходили или их выгоняли. Мне не понять смысла унижения перед кем-то, чтобы получить внимание. Возможно, это хороший способ подцепить кого-то, но вряд ли это тот, с кем можно построить отношения дольше, чем на час, а то и на несколько минут. Работа не слабо затянула, и мне даже удалось на минуту остановиться и познакомиться с той самой Лолой, о которой говорила Кортни. – Как впечатление? – спрашивает девушка, идеальные волосы темно-русого оттенка которой, переливаются на свету и ниспадают на одну сторону чуть выше груди. Я бы могла сказать, что именно длиной она пытается привлечь внимание к груди, но могу ошибаться. – Это затягивает и время летит незаметно. – Ты отлично справляешься, – улыбается она, оголяя белоснежные зубы, которые белее белого. Клянусь, они сияют. Хлопая густыми ресницами и голубыми глазами, Лола пробегается по мне взглядом: – Тебе подходит желтый. – Спасибо. – Позволишь кое-что исправить? – Ну, да. Девушка тут же начинает орудовать руками. Что удивительно, она абсолютно не смущается, как будто это нормально переодевать кого-то в общественном месте, либо же поправлять его внешний вид. Низ майки скрывается под шортами, а мой хвостик приобретает ещё более небрежную форму, потому что Лола вытягивает несколько волнистых прядей, которые теперь очерчивают лицо. Отойдя назад, она одобрительно улыбается. – Ты секси. – Спасибо, – киваю я, не понимая, что вообще могло поменяться. – Беги работать. Девушка улыбается и шлепает меня по заднице, от чего я вовсе впадаю в ступор, но стараюсь как можно скорей найти глазами Кортни. – Не дай им залезть к тебе в трусики, – добавляет она мне вслед, но последующее ещё больше убивает: – Ну, не так быстро. Это какая-то параллельная реальность? Почему человек, который должен управлять, внушать властность и уважение, общается с подчиненными в подобной манере? Чему меня обучают в университете? Я уже сомневаюсь, что управление персоналом в той манере, которую преподносят профессора столь подходящая к современному миру. Похоже, нам пора переместиться в будущее и усовершенствовать порядки. – Умоляю, отдай парням счёт, – молит Кортни, как только я ровняюсь с ней, и получаю книжечку в руки. – Каким именно? – За девятым столиком. Я уже хочу отказаться, как она быстро тараторит благодарность и спешно убегает к двери, ведущей на кухню. Отлично, мне вновь позволили встретиться с неприятностями. Выбора нет, потому что, когда глаза находят Скотта, бегущего к столику с двумя разносами в руках, я понимаю, что на его помощь тоже вряд ли можно рассчитывать. Выдыхаю и иду в зону бедствия. – Ваш счёт. Книжка ложится на стол, и я уже отворачиваюсь и делаю шаг в сторону, как слышу: – А как же стишок? Приходится повернуться и приложить все силы, чтобы не показать неприязни. С таким же усилием удерживаю глаза на месте, дабы они не закатились из-за великолепного юмора, который так и норовит обнародовать себя. – Что? – Стишок, – повторяет брюнет. Ненароком смотрю на Мэйсона, который с той же усмешкой и блеском в глазах, как будто они не покидали его лицо. – Буду рада, если ты найдёшь его в интернете и расскажешь Санте, может, на этот раз он сжалится. Парни в один голос начинают протянуто гудеть, на этот раз не стесняюсь и не пытаюсь быть вежливой, а закатываю глаза. – Какое счастье, что даунизм не передаётся воздушно-капельным путём. С этими словами, делаю несколько шагов и собираю тарелки с соседнего стола, после чего, удаляюсь на кухню, где продолжает кипеть работа. Ладно, я постараюсь убедить себя в том, что это может быть весело, и я вскоре привыкну к подобному вниманию. Выслушиваю быстрые рассказы Кортни, которая делится историей получения подобного имени в стенах кафе. На этот раз удивление отсутствует, когда она говорит, что прозвище ей придумали парни за тем самым девятым столиком. Она и сама не знает, что это означает, и почему Кики, но то, что ей наплевать – понятно сразу. За свободные пять минут, успеваю познакомиться с персоналом на кухне и выслушать несколько комплиментов, среди которых, конечно, Лолы. Кажется, ко мне тоже прилипло, потому что теперь я – секси. О Трикси не может быть и речи. На этот раз не думаю противиться просьбе Кортни, а без вопросов направляюсь к столику, где должна забрать деньги, пока она обслуживает последних клиентов и прибирает свободные. Парни должны уйти, и выслушивать плоские шутки больше не придётся. Но к моему несчастью, картина не такая радостная, как я желаю. За столом остался только один человек. Не сложно догадаться, кто. – Ты не приняла мои извинения, – парирует парень. – Я ясно дала понять, что не нуждаюсь в них. Забираю со стола книжечку и составляю пустые тарелки на разнос, в то время как Мэйсон не торопится уходить, а пристально наблюдает за каждым моим движением. – Послушай… – начинает он, но я тут же перебиваю. – Ты хозяин своих слов? – Да. – Тогда отвали. Я могу даже попросить пожалуйста. Ухмылка на его лице не пророчит ничего хорошего, и поэтому я устало выдыхаю. – Послушай, мне не нужны твои извинения. Я не нуждаюсь в общении с тобой. Я даже не прошу тебя разговаривать со мной. Давай забудем всё, что было, и наконец-то разойдёмся? – Теперь ты не отрицаешь нашего знакомства. – Мы не знакомы, Картер. И не будем знакомы. – Я знаю твоё имя, ты – моё. Это уже делает нас знакомыми. – Я не знаю твоего имени. – Ты знаешь мою фамилию. – Планирую забыть её, как только ты выйдешь за двери. Мэйсон склоняется ближе, а я застываю с тряпкой в руках. Наши глаза на уровне друг друга, и я чувствую тёплое дыхание и приятный аромат парфюма, смешанный с его собственным запахом. Мне не нравится то, что они оба мне нравятся. Мне не нравится то, что мне нравятся его глаза. Мне не нравится то, что мне нравится ненависть к нему. – Ты не забудешь её, – говорит он. Парень поднимается и с самодовольной улыбкой направляется к выходу. Дверь закрывается, а я всё ещё не могу выйти из ступора, в который впала. Ты не забудешь её. Он был прав, потому что в голове проклятая фамилия начинает светиться неоновыми буквами. Глава 7 Мэйсон Подстава? Никто не говорит о подставе, это был спланированный террористический акт. Ну, я практически в этом уверен. Проклятые часы, которые покоились на лавочке, предали меня: своего хозяина. И я бы ни о чём не думал, если бы они просто остановились, но они, твою мать, перевелись на час назад без применения волшебства. Вокруг никого. Зал пуст, но с моим приходом отсюда как раз сваливала женская команда по волейболу. В голове крутится список, но не помню, что я кому-то из них перешёл дорогу. Да, грешок есть… Ладно, путь даже это семь или восемь грешков, но это не было по принуждению. Кроме того, последняя девчонка из команды, с которой я был – была в прошлом году. Либо она двинутая, либо у неё тормозит сознание, потому что мстить за секс уже поздновато. Это было как минимум с февраля по март, если не раньше. Прошло как минимум полгода. Миссис Райт оторвёт мою башку и высосет из неё мозги до полного изнеможения, потому что я не смогу объяснить то, как мои часы самопроизвольно решили перевестись на час назад. Но я тот самый проклятый волшебник, фильм про которого любит мама. Сгребаю манатки и бегу, как угорелый в библиотеку, где подвергнусь казни. – Мистер Картер Великолепный, – щурится женщина, как только я торможу рядом. – Я даю Вам единственный шанс для объяснения. – Я приобрёл маховик времени, но меня нагло обманули, потому что он не позволяет мне быть в двух местах одновременно. Я пытался, должен признаться, но ничего не получилось. Скорее всего я что-то неправильно покрутил. – Какая незадача, – с особым негодованием, она качает головой. – Я предоставлю Вам ещё время для развязки. – Ничего особенного, – показываю ей часы, на что женщина вопросительно выгибает бровь. – Кто-то перевёл их на час назад, пока я был на тренировке. – Хорошо. Смеюсь, потому что это не правда. – Ничего хорошего, миссис Райт Превосходная, я же опоздал, и Вы что-то мне сделаете. – Вполне может быть, – улыбается она, откусив половинку шоколадной конфеты. – Для начала, я назначу Вам наказание. – Удивите меня, что может быть хуже, – вздыхаю я, махнув в сторону читального зала. Рука застывает и падает, когда взгляд фокусируется на одной девушке. Улыбка на её губах пропитана весельем и насмешливостью. В ответ прищуриваю глаза и не глядя, говорю: – Одну минутку. Быстро пересекаю расстояние и занимаю стул напротив неё, поддаваясь вперёд. – Что тебе нужно? – спрашивает девушка, не отводя взгляд от книги. – Что за неслучайные совпадения? – спрашиваю я, усмехаясь над её серьёзностью. – Я не понимаю, о чём ты, и не хочу понимать. Не загораживай свет. – Окна за твоей спиной, я чисто логически не могу это делать. Вздохнув, Трикси кладёт книгу на стол, и её глаза встречаются с моими. Я запомнил её имя. Это уже плохо. – Что тебе от меня нужно? – Признание. – Признание в чём? – В том, что ты запала на меня и мстишь за то, чего я не знаю. – У тебя мания величия. – У тебя мания меня. – Я не понимаю, о чём ты говоришь и не хочу понимать. Пожалуйста, уйди. – Ты была сегодня в зале? – Нет. – Признайся, и я отстану раз и навсегда. Обещаю. – Картер, я не знаю, о чём ты говоришь! – фыркает она. – Ты всё-таки запомнила мою фамилию, – улыбаюсь я. – Она на твоей футболке, придурок. Взгляд моментально падает на одежду и тут я понимаю, что действительно кажусь идиотом. На мне майка, большими буквами на которой моя фамилия. Обычно в ней я тренируюсь в университете. Поднимаю глаза и улыбаюсь ещё шире. – Но ты запомнила её и без этого. – Я начинаю видеть твоё лицо чаще, чем своё собственное, и буду не против, если ты скроешься сейчас. – Скроюсь, когда ты признаешься в содеянном. – Я ещё раз повторяю: мне не известно то, в чём я должна признаться. – Ты такая ненасытная. Лицо Трикси морщится, а золотисто-карие глаза закатываются. Вздохнув, она пододвигает ноутбук и вновь уставляется в книгу, полностью игнорируя меня. – Я мстительный, – говорю я. – Поздравляю, – бубнит девушка. Посчитав бесполезным эту незримую войну, поднимаюсь с места и возвращаюсь обратно к своей начальнице. Глаза женщины искрятся любопытством, но она тут же закрывает подобный огонёк ширмой и входит в роль надзирателя или того, кто должен превращать мои будни в ад. – И что это должно было дать? – спрашивает она. – Нужно было кое-что обсудить. Я почти добился признания. – Признаться в чём? – В том, что эта девушка стала причиной моего опоздания. – Не придумывайте себе оправданий, мистер Картер. Если хотите повесить на кого-то свои оплошности, то это плохая затея. – Я знаю, что это была она. – У Вас имеются достоверные источники и факты против неё? – Нет. – Я так понимаю, она отрицает свою причастность? – Да. – Вы не предполагаете, что она говорит правду? – Люди врут ежеминутно. – И что? – И то, что соврать в данном случае слишком просто. – Не нужно гнать всех под одну казну, мастер Картер. В ту же секунду на плечо ложится чья-то ладонь, по которой я веду взглядом и нахожу перед собой Ди. – Здравствуйте, – говорит он, обращаясь к женщине, после чего, переводит внимание на меня. – Ты долго? – Мистеру Картеру Великолепному не требуется помощь. Его великолепие способно справиться самостоятельно, – суровым тоном, заявляет миссис Райт, обрывая всякие надежды на помощь. Ди вскидывает вопросительно бровь, и смотрит на женщину, как на сумасшедшую. – Великолепному? – Круто, да? – усмехаюсь я. – Очень круто, – выдыхает он, не удивляясь моей гениальной задумке и обольстительному шарму, который способен влиять на женщин за пятьдесят. – Он заслужил, я не собирался ему помогать. – Мне нравится Ваш друг, – улыбается миссис Райт. – Ещё бы. Можете назваться команда против Ка, – саркастически подмечаю я. – Сегодня в Вашем распоряжении классический ряд. Жду сочинение. – Вы серьёзно? – начинаю гундеть я. – Я ненавижу читать. – Придётся полюбить. – Можно я перемою все полки? – предлагаю альтернативу. – Нет. Сочинение. – Это беспросветная задница, – вздыхаю я, принимая поражение. Вот же нахрен. Меня положила на лопатки женщина пятидесяти лет. – Любую? – Я могу дать Вам совет, – предлагает женщина, пожимая плечами. – Например? Не слизать всё из интернета? – Это тоже. Почитайте Портрет Дориана Грея. Возможно, Вы что-то подчеркнёте для себя. – Например? Стану писателем или художником? – Не исключено. Качаю головой и снова тяжело выдыхаю. В отличие от моего антирадостного лица – выражение лица Ди говорит само за себя. Другу определённо направится моё наказание или пытки. Выколите мне глаза или обрубите руки, чтобы я не мог это видеть или взять. – Где моя чудаковатая сестра? – С Талией. – Она мне не нравится. – Тебе никто не нравится. Щурюсь и прикусываю язык до того, как ляпну лишнее. – Мне не нравятся её подруги. – Что с ними не так? – Они лживы. – Не тебе решать, Мэйс. У неё своя голова на плечах. – Однажды, она чуть не слетела. – Что? – Не бери в голову, – отмахиваюсь я, мысленно давая себе подзатыльника за то, что не удержался. Нахожу рекомендованную книгу и не тороплюсь плестись за стол, не желая привлекать внимание. Странно, но сейчас я действительно хочу побыть один, даже та пятерка девочек не способна развлечь меня. Иногда я просто хочу побыть в тишине. Сейчас это тот самый момент и желание: остаться наедине с самим собой. Поднимаю голову и выгибаю бровь. – Думал, разбавить твою компанию, пока Мэди на лекции. – Согласен, если разделим книгу пополам, – усмехаюсь я. – Это твоё наказание, а не моё, Картер, – смеётся Ди. Фыркаю и падаю на пол в уголок между стеллажами. Ди следует моему примеру. Со временем он начал понимать меня без слов, но, вероятно, сейчас не тот случай. – Поговорим? – спрашивает он. – Валяй, – киваю я, играя с листами тем, что перекидываю их пальцем с одной стороны на другую. Между нами повисает минутная тишина. Сразу понимаю, что мне предоставили возможность выговориться самому, но я не тороплюсь, желая узнать, чего хотят услышать. Гоняю и перебираю собственные мысли через сито, чтобы отфильтровать будущие слова. Кажется, что настоящим я могу быть только с отцом. Каждый раз я думаю, перед тем как что-то сказать. Каждому я позволяю узнать себя настолько, насколько захочу сам. Никто не знает меня полностью. И когда я слышу, что-то подобное: «О, я знаю этого парня», я легко скажу в ответ: «Черта с два ты знаешь меня, чувак». – Тебе не кажется, что пора остановиться? – спрашивает Ди. – В плане чего? – В плане всего. – Я не знаю, о чём ты. – Ты портишь свою жизнь. – Я называю это иначе: создаю собственную историю, которую смогу вспомнить и сказать, что моя молодость была чертовски охренительной. – Нахрена ты вообще его трогал? – Он болтнул лишнего. Ты сам знаешь, что получил за дело. Он и о Мэди трепался, тебе самому не хотелось? – Хотелось, – соглашается Ди. – Но я не думал применять силу. Он уже давно о ней ничего не говорит. Хочешь узнать, почему? – Дай подумать… – говорю я, делая вид, что гадаю и подбираю варианты, хотя он всего лишь один. Это наша отличительная черта: кулаки от меня и словесная форма от Ди. – А, да. Ты наверно просто заткнул его. – Да, и я не тронул его даже пальцем. – Уже можно пускаться в громкие овации? – Хватит быть придурком. Ты же не такой. – Нет. Я такой. Ди поднимается на ноги, но не спешит уходить. Он сверлит меня карими глазами. – Ты не такой, – отрезает он. – И не бойся говорить о произошедшем. Она давно пережила и строит своё будущее дальше. Но не ты. Ты застыл на месте и сам не хочешь двигаться дальше. Когда отпустишь – самому станет легче. С этими словами, друг разворачивается и делает несколько шагов вперёд, скрываясь за стеллажом. А какой я? Все почему-то решили читать мне нотации: как правильно жить, что делать можно, а что нельзя и кучу остальных книг по философии жизни, которая не работает. Парадокс в том, что я живу собственной головой и ошибками. Но Ди прав: я всё ещё живу прошлым, а обычно оно тянет на дно. Как очистить память и не оборачиваться назад? Задам себе этот и ещё миллион вопросов перед сном. Вздохнув, открываю книгу и начинаю читать. Сначала она даётся мне с трудом, потому что чтение в принципе не свойственно мне, и я не могу похвастаться тем, что воодушевлен подобным занятием, но спустя небольшое количество времени, вовлекаюсь и поглощаю её с наибольшим энтузиазмом, чем ранее. Отчасти, благодаря лорду Генри и его жизненным напутствиям, которыми я пользуюсь сам. С особой воодушевлённостью перечитываю слова: «Так пользуйтесь же своей молодостью, пока она не ушла. Не тратьте понапрасну золотые дни, слушая нудных святош, не пытайтесь исправлять то, что неисправимо, не отдавайте свою жизнь невеждам, пошлякам и ничтожествам, следуя ложным идеям и нездоровым стремлениям нашей эпохи. Живите! Живите той чудесной жизнью, что скрыта в вас. Ничего не упускайте, вечно ищите все новых ощущений! Ничего не бойтесь!». Я словно проникаю в самого себя. Если бы я только знал, что это способно погубить. Что похоть, неверность и лживые предубеждения способны завести в тупик и могут очернить душу. И всё, что действительно останется в самом конце: ты и твоё сожаление. Сожаление о том, что попал под чьё-то влияние и позволил погубить себя. Ты был лишь марионеткой и тем, кто воплотит все несовершенные когда-то в молодости действия другого. В то время, как у того человека будет всё, ты останешься один, где одиночество будет пожирать с особым удовольствием. Вот они, ошибки детской наивности. – Мистер Картер. Голос миссис Райт отрывает от книги, и я вдруг понимаю, что вокруг темно, лишь небольшое количество света сочится через проёмы между книжными стеллажами. Взгляд моментально падает на часы, и я успеваю задержать удивлённый возглас, потому что стрелка достигла девяти часов вечера. – Я уже подумала, Вы сбежали. – Вы даже не представляете, как хотелось, – вру я, потому что признаться в том, что чтение увлекло и зацепило – слишком сложно. Тень улыбки на её губах говорит о понимании и раскрытии лжи. – Я могу сдать сочинение завтра? – Конечно, можете дочитать её дома. – Я не хочу читать её. Это не интересно. Поднимаюсь на ноги и возвращаю книгу на полку, предварительно запомнив номер страницы. – Увидимся завтра, мистер Картер, – говорит женщина, разворачиваясь, чтобы уйти. Пользуюсь ситуацией и быстро стягиваю книгу, убрав её за спину, тут же двигаюсь за своей наставницей, шаги которой, эхом разносятся по кафелю и пустым стенам библиотеки. – Не прячь книгу, Мэйсон, – в голосе женщины слышится улыбка, и я выдыхаю, признавая то, что произведение увлекло меня не на шутку. – Я знала, что тебе понравится. – Мне совсем не понравилось, и когда мы успели перейти на нейтральное общение? – Тогда, когда время перешло за рабочее. Знаешь, почему тебе понравилось? – Почему? – спрашиваю я, тут же понимая, что по дурости признался в увлечённости. – Потому что ты разглядел там себя. – Может быть, Вы правы. Я живу подобными жизненными напутствиями. – Надеюсь, когда ты дочитаешь, ты сделаешь совершенно другие выводы. Возможно, чужие ошибки помогут тебе не совершить похожих. – Зачем Вы говорите это мне? – Потому что вижу в тебе человека, который легко может попасть под влияние другого. Не самое лучшее влияние, Мэйсон. – Я сам руковожу своей жизнью, – противлюсь я, останавливаясь рядом со стойкой, но продолжаю путь вслед за миссис Райт, которая взяв сумку, направляется к выходу вместе со мной. – Это влияние не обязательно может исходить от человека. – Откуда ещё? – Из пережитых ситуаций, которые меняют тебя. Проходя через что-то, ты получаешь опыт, плохой или хороший – решай сам, но это меняет тебя и какое-то мнение внутри. – Говорите так, будто Вы знаете меня. – Я вовсе не знаю тебя, хотя твои поступки говорят об импульсивности и глупости. – Это отвлекающий манёвр. – Хороший способ не показывать себя настоящего. – А вдруг, я не хочу, чтобы люди знали меня настоящего. Я люблю вводить в заблуждение и путать. – Зачем? – Не знаю. К примеру, чтобы получить своё. Когда я улыбаюсь, люди думают, что я симпатизирую им. Вы не находите это хорошим способом получить желаемое? Открываю дверь, и пропускаю женщину первой. – Не потеряйся в том, чего нет, – говорит она. Улыбка на её губах не вынужденная или насмешливая, она искренне радушная. Развернувшись, миссис Райт прощается и не спеша двигается в сторону, оставляя меня одного. За спиной распахивается дверь, и парочка мужских рук повисает на моих плечах. Сегодня не тот день, когда я желаю быть в их компании. – Это у тебя что? – спрашивает Клайв, махнув светлой копной волос, которая падает на одну сторону его русой головы. – Решил клеить зубрил? – Не твоё дело, – говорю я, одернув руку с книгой. Настроение компании моментально меняется на напряжённое. Каждый из них знает, что в таком настроении со мной лучше не шутить, а после произошедшего – подавно. Смешно, что каждый боится меня. В голове моментально возникает мысль о Ди, который спокойно смотрит мне в глаза без капли страха. Только в нём я вижу равного себе, остальные пешки, которые попадают под моё влияние. В данном случае, я тот самый лорд Генри для них. Конечно, я не проповедую, но они подобно щенкам. Стоит помахать палкой – и каждый бросится искать её в кустах. Они думаю, что мне интересно с ними, и иногда это действительно так, но я люблю строить иллюзии. Возможно, они неплохие парни, но, как любит говорить тот, кто не хочет объясняться: мы разные люди. В их головах ветер, в то время как для меня это лишь образ для самозащиты. Так удобно жить. – Ты с нами? – спрашивает Брейд. – Нет. – Ладно, разделим ту официантку на четверых, – усмехается он. – Даже не думай, – выдаю я, сам того не желая. Четыре пары глаз смотрят на меня, к счастью, сегодня их четверо. – Ты запал на неё? – насмешливо бросает Дерек. – Тебе какое дело? Четверка замолкает и больше не спешит трещать на подобную тему. Ещё раз убеждаюсь, что каждый из них не боится ничего, кроме меня. – Ладно, – отмахивается Джим, – если передумаешь – присоединяйся. Парни направляются вперёд, а я пускаюсь в размышления. Какого черта я останавливаю их? Мне какое до неё дело? Но я идиот, потому что нагоняю их и присоединяюсь. – Передумал? – ухмыляется Брейд. – Типа того, не могу пропустить, – киваю я. – Я на машине. – Где ты был минуту назад? Клайв резко тормозит и следом за ним остальные. Глаза парней находят мою машину и теперь эта кучка меняет направление в сторону парковки. Они что-то бурно обсуждают, и периодически к ним подключаюсь я. Вечеринки, девочки, алкоголь, кто-то с кем покувыркался и так далее. Всё то, что я слышу ежедневно. И кроме того – участвую. Это настолько заезженная пластинка, что я больше слушаю шум машин, чем их болтовню. Получаю толчок в плечо и в зеркало заднего вида вижу ухмылку от Джима. – Эй, говорят, ты успел проверить Риту. Как она? Как она? Лучше спросить: кто она? – Нормально, – тупо, но, кажется, подобный ответ более чем подходящий, да и он устраивает присутствующих. Честно, я и понятия не имею, кто носит имя Рита, но знаю, что через пять минут оно забудется и смешается со всеми остальными предыдущими. До кафе доезжаем чуть меньше, чем за двадцать минут, и из-за этого сердце прибавляет темп. Причина не совсем ясна, поэтому откладываю это непонятное чувство в дальний ящик, хлопнув дверцей. Мне не привыкать запирать всё под замок. С годами я отточил навыки и теперь это не составляет труда. Парни выбирают любимый столик, за который мы дружно падаем и меню тут же скрывает их лица, но не моё. Глазами ищу свою занозу, которая отсутствует на горизонте. Я не могу остаться в тени, не отдав ей должное. Она подставила меня – я подставлю её. Война началась и белый флаг никогда не появится в моих руках первым. Я не голоден и не горю желанием разбавлять данную компанию своим присутствием, но прижимаю задницу к дивану. Пальцы вцепляются в спинку, когда я вижу знакомое лицо и улыбку, но вовсе не ту, с которой она смотрит на меня. Сейчас она искренняя и дружелюбная, я же не могу похвастаться тем же. Внутри раздувается пламя, а желание быть причиной этой улыбки – сдавливает грудную клетку. Прохожусь взглядом по тем самым отменным ножкам, часть которых скрывается под шортами и следую по талии, которую облегает майка. Волнистые локоны повязаны в хвостик на затылке, который игриво покачивается в такт её движению, и я ловлю себя на мысли, что хочу дернуть его, как какой-то первоклассник. Глаза Трикси встречаются с моими, тут же поза девушки становится настороженной, а с лица сползает лучезарность. Она больше не улыбается, когда смотрит на меня. Девушка разворачивается и с разносом в руках шагает к дверям, пока тройка имбецилов смотрит ей вслед и чуть ли не снимает с неё одежду. Разжимаю кулаки, потому что драка последнее, что от меня требуется. Я и сам смотрю так на некоторых. Но мне не нравится то, как смотрят на неё. Спустя десять минут, Трикси выходит в зал, но уже без формы. Джинсы плотно облегают её ножки, а топ без лифчика кажется мне лучшим дарованием небес. Волнистые локоны по-прежнему качаются из стороны в сторону в такт её шагу. Девушка машет всем сотрудникам и как только её ладонь касается дверной ручки, краем глаза ловлю движение. Тройка моментально принимает вертикальное положение и направляется на выход. Это мне не нравится. Абсолютно. Вскакиваю с места и спешу следом. Плевать, сколько их, я способен положить целую армию. На вопросы в спину отмахиваюсь и не тороплюсь отвечать, они в любом случае услышат, что это не их дело. Взглядом нахожу Трикси, которая встала на тротуаре и что-то достаётся из рюкзака. Плохая идея, крошка, слишком плохая. Добыча не может играть с охотником. Тройка медленно двигается в её направлении, и в животе что-то скручивается. Я не могу размахивать кулаками просто так, терпение отца не вечно и не бездонно. Принимаю решение остаться на месте и подождать. С моей скоростью может сравниться только Ди, но это тоже не точно. В голове прокручивается сценарий, где я практически в роли супергероя, но всё идёт не по моим планам. Парни сворачивают на пешеходный переход, а Трикси достаёт телефон и прикладывает его к уху. Та самая искренняя улыбка вновь появляется на её губах. Она получает какие-то комментарии от парней, после чего разворачивается ко мне спиной и направляется вперёд. Сдвигаюсь с места только тогда, когда её силуэт исчезает с горизонта. Было бы слишком просто стать для неё кем-то с помощью вмешательства третьего лица, но этого не произошло. Закинув голову назад, прохожусь ладонями по лицу и протянуто выдыхаю. Я перестал понимать самого себя. Чего я хочу от неё? Ответ очевиден. Глава 8 Свадебная фотография родителей который раз привлекает моё внимание, когда я падаю на диван рядом с отцом. Мама в это время протирает пыль, поднимая несколько рамок с журнального столика. – Отличная фотография, – говорю я. Мама улыбается, но я ещё не закончил. – В тот день ты официально стала нашей домработницей? Отец давится яблоком, а карие глаза мамы прищуриваются, когда мы заливаемся хохотом. Не до смеха становится тогда, когда чувствую влагу на голове. Пустой стакан сока возвращается на журнальный столик, а наша одежда пропитана его вкусом и запахом. – Поговорим, когда попросите приготовить ужин. С этими словами, она покидает гостиную. Получаю пять от отца и поднимаюсь следом. Шутка была достаточно хороша, если бы не сок на наших головах. – Тебе не пора на лекции? – Пора. – Какого хрена ты тогда протираешь задницу тут? – Я сам себе хозяин. – А я тебе хозяин. – Рабство давно отменили. – Какие хорошие познания истории, если не ответишь, в каком году отменили, то я стану твоей смертью с косой, – усмехается он. Фыркаю и поднимаюсь с дивана. – Какая разница? Это уже в прошлом. – Какая разница, если я дам тебе с левой, а не с правой? – Большая, с правой ты лучше бьешь. – Хочешь, проверим? – Не хочу. Закидываю на плечо рюкзак и плетусь к выходу. Давно я не ночевал в родительском доме и, по правде говоря, жалею об этом. Не хочу показаться засранцем, но мама готовит охрененные завтраки. Отцу и Эйдену перепал хороший кусок торта. И папа был прав, нужно научиться готовить, потому что пиццы, китайская еда и всё, что готовят на вынос – действительно задрало. Я хочу того, что готовят на плите дома. Подпираю дверной проём кухни и скрещиваю руки под грудью. – Обиделась или дашь поцеловать? Мама поднимает голову от листа бумаги и ставит кружку на стол. – Второе. Улыбаясь, делаю несколько шагов в её сторону и целую щеку. Этого мало, поэтому обнимаю её плечи и ещё раз целую. – Я пошутил, не обижаешься? – Я не обижаюсь на придурков. – Хорошо, что я в их числе, – смеюсь я. – Убери руки от моей жены, – булькает отец, из-за чего я крепче обнимаю маму и играю бровями. – Или что? – спрашиваю я, смотря в его глаза. – Вали уже на лекции, – смеётся он, не находя ничего другого. Оставляю третий поцелуй на щеке мамы и по пути хлопаю спину отца. – Тебя сегодня ждать? – спрашивает он вдогонку. – Не-а. Ко мне должен кое-кто нарисоваться. – Ага, правая или левая. Усмехаюсь, бросая в его сторону взгляд через плечо и, покинув дом, перепрыгиваю ступеньки. Я выспался, у меня был королевский завтрак и будет весёлый вечер. Чертовски доброе, мать вашу, утро и последующий день. Моему прекрасному расположению духа удивляется Ди, когда я закидываю руку на его плечо и улыбаюсь, шагая по протянутому коридору, заполненному студентами. Успеваю улыбнуться симпатичным девчонкам и взять на заметку некоторых первокурсниц. – Обожаю начало года, – усмехаюсь я. Ди закатывает глаза и фыркает. – Даже не буду гадать, по какой причине. – Ты надел трусы занудства, когда связался с моей занозой сестрёнкой, – отвешиваю ему шутливый подзатыльник и улыбаюсь. – Ты предпочитаешь, чтобы я перебирал девочек, а потом возвращался домой к ней? Тяну его ближе и у уха говорю: – Я снесу твою башку и оторву яйца, если ты сделаешь ей больно. – Тебе повезло, в этом плане мы мыслим одинаково. Отпихнув меня в сторону, он улыбается и показывает средний палец. – Совсем двинулся. – Ты бы понял меня, если бы она не была твоей сестрой. – Первое правило: никогда не говори со мной о сексе между тобой и моей сестрой. – Или что? – Ди бросает мне вызов, который я сегодня бросил отцу. Яблоко об яблони не далеко упало, поэтому я отмахиваюсь – Или нихрена. Идите в задницу. Друг смеётся, а я закатываю глаза, падая в кресло. – Привет, мальчики, – щебечет за спиной женский голос, на который я поворачиваю голову, чего не спешит делать Ди. Плюс в его карму. Миленькое личико. Голубые глаза рассматривают меня с интересом, а губы расползаются в улыбке. То же самое делаю я. И мне нравится то, что я вижу. Серый топ держится на парочке ниточек, не иначе, под ним наверняка ничего нет, кроме того, он открывает достаточное количество участков её тела для фантазий. Юбка огибает отличную талию и сидит выше колен, обзор на ножки тоже идеальный. Не утро, а сказка. Но ещё лучше будет вечер. – Привет, – улыбаюсь я с тем же обольщением, которым пытаются заинтересовать меня. – Чем занимаешься вечером, Мэйсон Картер? – Для тебя я всегда свободен. Девчонка воодушевляется моим словами настолько, будто я сделал ей предложение. Краем глаза замечаю, как Ди закатывает глаза, и едва сдерживаю смешок. – Встретимся в шесть у входа, – добавляю следом. – Без проблем, – кивает она, облизывая губы. Подмигиваю ей, получая в ответ чуть ли не визг, и отворачиваюсь. – Две, – констатирую я. – Засранец, – смеётся Ди. – Тебе не надоело? – Повернись, посмотри, потом задашь этот вопрос ещё раз. – Хочешь сказать, что они обе ничем друг другу не уступают? – Ага, – энергично киваю я. – Охренительно, если будет два в одном. Ди кривит лицо. Он стал монашкой, но я совсем не против, если дело касается моей сестры. Ему лучше держать обет целомудрия со всеми, кроме неё. Взгляд устремляется в сторону выхода, и внутри что-то ёкает, когда замечаю Трикси. Улыбка на её лице такая беспечная, а разговор оживлённый, что я не замечаю того, кто идёт с ней рядом. Кофта открывает одно плечо девушки и краюшек заправлен в джинсы, очерчивающие её длинные идеальные ноги. Заведя одну сторону волос за ухо, она переводит взгляд на второго собеседника, и я перестаю дышать. – Какого чёрта? – шиплю я. – Ты о чём? – Ди поднимает голову от экрана мобильника и следует за моим взглядом. – Что она тут делает? Перевожу внимание на друга. – Откуда ты её знаешь? – Мэди говорила. – Что именно она говорила? – Всё, – коротко отвечает он. Впиваюсь пальцами в ручки кресла и закрываю глаза, проглатывая ком, сотканный из ненависти. Эмили, черт бы её побрал, Паркес. У меня даже не остаётся места для гнева на Мэди, потому что всё, что я чувствую – отвращение. Я напрасно полагал, что день будет отличным. Кажется, она даже не изменилась. Те же прямые каштановые волосы, карие глаза, отточенная фигура. Она не дала слабину: не стала хуже. Может, это только внешне, внутри она осталась той же Эмили, которая смотря в мои глаза, лгала без угрызения совести. Хотя, я вру самому себе. Конечно, она изменилась. Мы не виделись после школы, и я бы с удовольствием продолжил жить без неё. – Она же улетела. – Я знаю, что она улетела, – цежу я. Открываю глаза и смотрю на Трикси, которая улыбается той, что я ненавижу всей душой. Ди хлопает меня по плечу. – Остынь и прекрати пялиться в их сторону. – Ты будешь учить меня? – фыркаю я. – Да, – отрезает он. – Тебе плевать? – Да. – Тогда забей и плюнь. Сзади тебя девчонка, которая хочет тебя, как и основная часть присутствующих. Обвожу взглядом аудиторию и мысленно подтверждаю слова друга. Девчонки улыбаются мне, и когда я задерживаю на какой-то из них взгляд, а после отвожу – они начинают оживлённо перешептываться с подругами. Чувствую себя звездой на аллее славы. – Ты прав, – выдыхаю я. Ди кивает и поднимает уголки губ. Следом горячее дыхание обжигает шею. – Я готова встретиться прямо сейчас, – шепчет моя нимфа, из-за чего я улыбаюсь. Поворачиваюсь к ней и подмигиваю. – В шесть. Девчонка надувает губы и делает наимилейший вид, как будто на меня это как-то подействует. – Ладно, – выдыхает она. – Ты понимаешь, что я ожидаю лучшего? – Детка, лучшее – это слишком убогое описание меня. – Ты заставляешь меня томиться в ожидании, – шепчет она, склоняясь ближе. – Может, хватит заниматься сексом у меня под ухом? – ворчит Ди, из-за чего я смеюсь и поворачиваюсь к другу. – Завидуй молча. – Твоя сестра… – Я не хочу об этом знать, – обрываю я, продолжая смеяться. – Если будете продолжать, то обязательно узнаешь. – Это мерзко, – фыркаю я, пихнув его в плечо. Взгляд снова обращается к Трикси, но встречается с глазами Эмили. Улыбка всё ещё есть на моём лице, но сейчас в ней нет и грамма веселья. Это маска. Она никогда не узнает, что смогла сломить меня изнутри. Девушка смотрит на меня, после чего переводит взгляд на Ди, и её губы изгибаются в улыбке. Но ожидая взаимность, она натыкается на обратное. Подняв руку, друг показывает средний палец, и её взгляд снова обращается ко мне. Не отстаю от Ди и салютую свой средний палец. Брови девушки сводятся на переносице, я буквально слышу, как она фыркает. – Прекрати пялиться на её подруг тоже. – Трикси не её подруга, – я не особо верю собственным словам, но хочу оказаться правым. – Трикси? – удивляется Ди, ошарашено смотря на меня. – Ты запомнил. – И что? – Ты сам знаешь. – Как запомню, так и забуду. Ди качает головой и в его глазах застывает интерес. Вижу, как он метает взгляд в её сторону, а это дерьмово. – Не делай из этого что-то нереальное, – говорю я. – Ничего особенного. – Мы оба знаем, что это не так. – Это так. – Ты даже не хочешь дать шанс кому-то. – Потому что не вижу в этом смысла. – Ты думаешь, что она тоже пойдёт на это. – Я ничего не думаю, – бросаю я. – Нет, ты думаешь. – Я не хочу обсуждать это сейчас. – А я хочу. – Даю тебе благословление на разговор с самим собой. – Нет. Ты поговоришь со мной. – Удачи, – киваю я. Смотря на меня, он словно пытается вытянуть что-то из моей головы, но я всегда был немым в плане личной жизни. Отец говорил, что никогда нельзя проявлять слабость в обществе, загрызут, и я придерживаюсь его суждений. Стоит открыться и показать уязвимые места, как тебя забросают камнями. В первую очередь это будут те, кто рядом. Это мой пройденный опыт. Доверять можно, но не всем. У отца есть определённый круг друзей. А у меня есть семья и я сам. Несколько раз удаётся поймать взгляд Трикси, но на лице девушки не отражается ни одной эмоции, когда она смотрит на меня. Я не могу похвастаться тем же. Океан, который наполняет меня, сейчас бушует и пребывает в неспокойном состоянии. Я хочу разобраться в том, что чувствую к ней, но пока мои попытки изучить самого себя не венчаются успехом. Лекция завершается, и я не тороплюсь вылететь из аудитории, как делал это обычно. Я просчитываю каждую секунду и слежу за каждым движением Трикси, которая закинув ноутбук в сумку, направилась к выходу. Мне успешно удаётся среди толпы выловить её локоть и потянуть обратно, удивляя Ди. – Я сейчас, – говорю я, и он кивает. Взгляд обращается к девушке, которая с ненавистным блеском золотистых карих глаз смотрит на меня. – Какого черта тебе от меня нужно, Картер? – фыркает она, выдернув руку. – Откуда ты её знаешь? – Кого? – Эмили. – Какое тебе до этого дело? – Я жду ответ. – Поздравляю, – бросив это, она разворачивается, чтобы уйти, но я возвращаю её назад так резко, что ладони Трикси упираются в мою грудь, удерживая её тело в вертикальном положении. Взгляд становится ещё жёстче, она практически шипит: – Картер! Решаю применить другой метод, давление больше не работает. Провожу костяшками пальцем по скуле к подбородку. И теперь это не нравится мне, потому что я чувствую гребаное возрождение жизни внутри, когда касаюсь её. Трикси застывает на несколько секунд, после чего отступает назад. Пламя в её глазах сжигает меня, не оставляя даже пепла. – Я, по-твоему, идиотка, Картер? – цедит девушка. – Почему идиотка? – Потому что никогда не клюну на твои плоские милости. Усмехаюсь, замечая, что аудитория осталась полностью пустой. Свалил даже профессор, вот же прекрасно. Меня нельзя оставлять наедине с кем-то, особенно с Трикси. Вряд ли это закончится сексом, скорей, мы убьём друг друга. – Считаешь мою доброту плоскостью? – Подкаты, с которым ты клеишь своих сомнительных спутниц так себе. – Я даже не пытаюсь, – улыбаюсь я. – Хочешь сказать, что я не нравлюсь тебе? Девушка вскидывает брови, и уголки её губ поднимаются. – Не нравишься? – смеётся она. – Картер, это слишком слабое слово, которое описывает мои чувства к тебе. Одним шагом сокращаю расстояние между нами и привлекаю её за талию. Но когда склоняюсь к шее, чувствую, как плавятся мозги под близостью её тела. Чувствую себя размазнёй. Нужно собраться. – Но ты что-то чувствуешь, – шепчу я у её уха, из-за чего Трикси вздрагивает, а я на секунду задерживаюсь ближе, втянув цветочный аромат её шампуня. – К примеру, то, как хочу заехать тебе в челюсть, – гордо вскинув подбородок, говорит она, отталкивая меня в сторону. Девушка вылетает из аудитории, следом выхожу я. Картина перед глазами впечатляет. Эмили улыбается своей самой очаровательной улыбкой, когда смотрит на Ди. Второй, кстати, не проявляет к ней никакого интереса, и я бы подумал, что это наигранно, если бы не видел пустоту в его глазах и плотно сжатые губы. – Мэйсон, – говорит она каким-то непонятным тоном, который равняется мурлыканью и шипению. – У тебя интересный друг. Выгибаю бровь и откидываю взглядом Ди, который абсолютно равнодушен к её вниманию. Сейчас он похож на истукана или партизана. – Да? Как жаль, что он не заинтересован в тебе. – Напротив, мы неплохо поболтали. – У тебя какой-то фетиш по моим друзьям? Эмили на секунду сжимает губы, и наигранная улыбка трогает её уголки. Это маска, потому что я задел её самолюбие и эго. – Не можешь забыть? – скалится она. – Кого? – усмехаюсь я, не показывая укола в самое нужное место. – Ты придаёшь себе слишком большое значение, чем оно есть. Взгляд находит Трикси в паре футов от нас. Конечно, она слышит, и мне было бы стыдно за слова, если бы они не были правдивы. Не знаю, по какой причине, но я желаю оправдаться перед ней. Мне, черт возьми, стыдно перед ней. Это дерьмово. Краем глаза улавливаю, как по талии друга ползут руки, а из-за его спины появляется Мэди, оставляя на щеке Ди поцелуй. Но как только она переводит взгляд, в голубых глазах застывает пустота. Если в моих летают искры ненависти, то в её – ничего. – Мэди, – улыбается Эмили. Моя сестра абсолютно не реагирует на неё, это заставляет меня задуматься. – Как я рада встрече, – добавляет она следом, но вновь получает игнорирование Мэди. Вижу, как блестят глаза друга, который смотрит на мою сестру. Это нравится мне даже больше положенного. Он заинтересован только в ней. Сейчас я мог протянуть руку и пожать его ладонь, потому что это именно то, что я хотел увидеть в человеке, который будет рядом с ней. На девяносто девять процентов я уверен в нём. Ди – человек слова. За ним – Мэди, словно за каменной стеной не только из-за чувств, которые есть между ними, а потому что он такой же убийца, как я, разве что с мозгом, а не эмоциональностью. Мэди целует мою щеку и подталкивает вперёд. – Пошли, я проголодалась. Позволяю сестрёнке увести нас прочь как можно скорее. Ещё раз окидываю взглядом Эмили и усмехаюсь, всем видом показывая, что она – ничто для меня, пустышка. В какой-то степени – это так и есть. По пути ловлю многозначительные взгляды девчонок, что довольно удивительно. Вряд ли сейчас моё лицо озаряет улыбка, но, вероятно, им она не нужна, их привлекает плохой мальчик. Этот образ, который я даже не пытался выстроить – преследует меня. Делая то, что взбредёт в голову, я по кирпичику выкладывал себя в обществе. Но иногда он – Картер, надоедает, и я не знаю, как всё исправить. Люди не желают открыть журнал, видя красивую обложку. Они привыкли довольствоваться малым, хотя нужно стремиться к большему. Через плечо последний раз смотрю на Трикси, и наши глаза встречаются. Чертовски хочется развернуться и утащить её от Эмили подальше, но это будет слишком даже для меня. Мои мысли – лабиринт, по которому я блуждаю. Под её взглядом чувствую себя уязвимым, как будто она способна видеть меня насквозь. Это ощущение жизни, которое поселяется в глубине, находясь в её обществе – пугает. С дырой в сердце заворачиваю за угол, и на секунду позволяю себе поддаться галлюцинациям, чувствуя аромат её тела. – Скажешь, что уже забыл её имя? – спрашивает Ди, пока Мэди устремлено шагает впереди. – Нет, – я уже пытался, не спешу добавлять эти слова следом, прокручивая их в голове. Глава 9 Очень смешно. Впереди стена, сзади подпирает машина так же, как и с боков. Я в западне. Либо иду пешком, либо останавливаю такси. Но не в моём интересе рассматривать эти варианты. Есть третий: вернуться в стены университета и найти её. Я достану её даже под землёй. Половина наших предметов сходится, но та вторая – не сулит ничего хорошего. Я не знаю, где она учится. Оббежать все аудитории означает потерять огромное количество времени, а его и так в пределах минимума. Папа убьёт меня, если я снова опоздаю. Прохожусь по нескольким аудиториям, но не нахожу нужную девушку. Кроме того, что я буквально сбежал из библиотеки, сейчас трачу время на поиски. По правде говоря, я не совсем сбежал, а просто не застал миссис Райт на месте. Мне некогда было пускаться на её поиски, я и так должен был покинуть библиотеку за пять минут до того, как понял это. И вот я возвращаюсь к тому, от чего ушёл. Гребаный бумеранг, я точно труп. Профессора смотрят на меня, как на дебила, некоторые студенты тоже, хотя мне фиолетово на мнение каждого, и они знают это. Я даже вышел на стадион, где единственным, кто топтал газон – была футбольная команда. По пути заглядываю в парочку туалетов, где встречаюсь с удивлением, а потом улыбкой. Следом распахиваю дверь мужской раздевалки, в которой тоже, мать вашу, пусто. Я уже теряю всякие надежды, и с раздражением дёргаю ручку женской раздевалки. – Пошли, – говорю я, когда обнаруживаю нужного человека. – Картер, ты рехнулся? – фыркает Трикси. – Пошли, – повторяю я, рассматривая спортивную майку, обтягивающую её стройную фигуру и лосины, огибающие талию и задницу, как вторую кожу. Клянусь, чуть позже продам душу за то, чтобы снять их, но сейчас я слишком тороплюсь. Видя моё раздражение, она потуже затягивает хвостик и выходит из раздевалки, не задевая меня и локтем. Для этого она даже на долю секунды поворачивается боком. Я что, настолько ей неприятен? Карие глаза обращаются ко мне, когда она скрещивает руки под грудью, на которой я акцентирую всё внимание. Ох, черт, сейчас я очень готов опоздать. – Я могу ещё раз повторить свой вопрос. – Не утруждайся. Разворачиваюсь и направляюсь к парковке, слыша быстрые шаги рядом. Сдерживаю улыбку, потому что это кажется мне забавным. Я выше её почти на полторы головы, и наш шаг неплохо разнится. Когда я делаю один – Трикси необходимо сделать парочку. Краем глаза замечаю её насупленные брови и отсутствие желания находиться рядом со мной. Я не понимаю, что сделал ей. Да, я был груб, но не настолько, чтобы начинать мстить за это. Ладно, один раз, но, когда это переходит в норму – создаёт проблемы. – Объяснишь? – спрашиваю я, указывая на машину, которая подпирает мою. – Что именно? Ты внезапно ослеп? – шипит девушка. – Отгони машину. – Я ещё раз спрашиваю: ты рухнулся? – Я опаздываю. – Мне до этого какое дело? – Твоя машина не даёт мне выехать. – Картер, ты придурок, – морщится она и разворачивается на пятках, чтобы уйти, но я ловлю её руку и возвращаю назад. – Не играй со мной. Выдернув запястье из моей хватки, она указывает в сторону домов. – Видишь вот эти здания? – И? – И я там живу, идиот. Это кампус. У меня нет машины, я в ней не нуждаюсь. С этими словами, она завершает наш диалог и грузно шагает туда, откуда я её буквально приволок. И я не могу что-то сказать, потому что слишком занят её задницей, которая вскоре скрывается за дверью. – Дерьмо! – буркаю я, пиная колесо незнакомой тачки, которая тут же взвывает мерзкой сигнализацией, готовой довести до нервного срыва и смирительной рубашки. К счастью, я уже свихнулся. Набираю номер отца и жду ответ, который поступает спустя четыре гудка. – Удиви меня, – говорит он. – Ты не поверишь, – выдыхаю я. – Попробуй. – Меня подперли со всех сторон. Я не могу выехать. На такси я быстрей состарюсь и покроюсь паутиной. – И что ты предлагаешь? – Приедешь за мной? Я потренируюсь тут, пока ты доедешь. – Ладно, – соглашается отец. – Через час буду. Подхватываю сумку и закидываю её на плечо, двигаясь в сторону раздевалки. В голове крутятся слова Трикси и тот взгляд, с которым она смотрела на меня, как на полоумного. И сейчас это действительно выглядит именно так. Если она говорит правду, то, как я выгляжу? Тут же встряхиваю головой и удивляюсь тому, что вообще дошёл до того вопроса, где интересуюсь мнением о себе, тем более тем, которое заполняет черепную коробку какой-то девчонки. Я вообще не понимаю, почему сразу подумал о ней. Не иначе, как интуиция. Дерьмово врать самому себе, ведь я отлично понимаю, что сам желал этого. Я хотел, чтобы это была она. Нам не за что квитаться, а если и есть, то это мелочи. И я, черт возьми, цепляюсь за эти мелочи. Сменив повседневную одежду на шорты и водолазку, выхожу в зал и застываю. Приходится даже встряхнуть головой, чтобы проверить в то, что вижу. Трикси не обращает никакого внимания, хотя видит меня через отражение в зеркалах. Её удары точны, выбирая цель, она бьет по груше с такой силой, что та дребезжит под напором. Но окончательно моя челюсть падает тогда, когда она как хренова ниндзя, делает круговой поворот и бьет по ней ногой выше собственной головы. Я собирался защитить ту, что выбьет комбо одним ударом. Те парни унесли свои задницы очень даже не зря, в ином случае им бы пришлось не сладко, эта девочка занимается кикбоксингом. – Не пялься, иначе я повторю на тебе, – говорит она, разминая шею наклонами в разные стороны. – Тебе не повезло, я занимаю тем же. – Ты занимаешься боксом, Картер, у нас разные направления. Наматываю бинт на руку и усмехаюсь. – Ты слишком много обо мне знаешь, как будто интересуешься мной. – Не льсти себе. Люди любят трепать языком. – И ты прислушивалась именно к тем, которые говорили обо мне. Присудив себе победу в словесном бою, я и подумать не мог, что это далеко не конец. – Ты прав. Держи друзей близко, а врагов ещё ближе. Я прислушалась. – С каких пор я стал твоим врагом? – Ты ни друг и ни враг. Я просто знаю о тебе достаточно, чтобы не верить в сказки, которые ты любишь рассказывать. Качаю головой и встречаюсь с ней глазами. Сердцебиение увеличивает ритм, и я выстраиваю стену, не позволяя ей проникнуть глубже. Мне не нравится, что я чувствую себя уязвимым рядом с ней. – Я никогда не рассказывал сказки и не садился на уши. Я не утруждаюсь запоминать имена и брать номера. Каждая из них знает меня, и каждая из них сама проявляет ко мне интерес, а я лишь даю то, чего они хотят. Всё предельно просто. Никаких обещаний и лжи с моей стороны. Ты винишь меня за то, что вы любите встраивать ложные представления, но посмотри правде в глаза. Я не влюблюсь в тебя после секса и даже после поцелуя. Это всё выдумки из фильмов. Я получил своё ровным счётом, как и они. – Ты поступаешь по-свински, – фыркает Трикси. – Я поступал бы по-свински, если бы весил лапшу на уши. Со мной всё предельно просто. Нет надежд – нет разбитого сердца. Ещё несколько секунд, она смотрит в мои глаза и, поморщив носом, отворачивается, вновь приступая к тренировке, то же самое делаю я. Не могу сказать, кто из нас получил победу, мы оба остались при своём. До тех пор, пока Трикси не уходит из зала, я не могу сосредоточиться. Так или иначе, нахожу глазами девушку и проклятую дыру внутри себя. Она ничего не делает, но та ноющая боль даёт знать о том, что она ещё присутствует во мне. Темнота окутывает разум, и я увеличиваю скорость и силу удара, пытаясь избавиться от чувств и прошлого, которое продолжает преследовать меня. Как только её спина скрывается за поворотом, наношу по груше последний удар, прикладывая к нему всю ярость, скопившуюся внутри. Скидываю перчатки и вытираю лицо руками. – Черт! – цежу я. Если я – ни враг и ни друг, то кто я? Легко: я хочу быть больше этих двух значений. Мне не нужна даже середина в виде никого. Я хочу быть кем-то для неё. При разговоре с Мэди, мама как-то обмолвилась, что худшее из мук – отрицание чувств. Бессмысленность, которая ни к чему не приведет, а лишь усугубит. Ты добровольно отказываешься от того, чего желает сердце. Это равно тому, что ты отказываешься от самого себя, выдавая ложь за правду. Ненавидя враньё, я часто бью правдой там, где она вовсе не требуется. Это одновременно проклятие и святость. Не знаю, что способно погубить меня: другой человек, или я сам. Завершаю тренировку, не желая оставаться один на один с самим собой, и следую в раздевалку, а после в душевые. Контрастный душ помогает взбодриться и обрести чистое сознание, где нет места дерьму. Сегодня предстоит побегать ради младшего братишки, которому скоро шестнадцать и которому родители решили закатить не хилую тусовку. Засранцу повезло. Я бы тоже вернулся в школу, чтобы повторить наше день рождения. Исключить бы пришлось только одно, точней одну. Резко поворачиваю кран и получаю напор ледяной воды. Никакого нытья и воспоминаний о ней. Смотрю на постой крючок и хмурюсь. Я пока не страдаю амнезией. Проклятый шкафчик тоже пуст. И ключ, покоившийся рядом с полотенцем, которого, кстати, тоже нет – исчез. Все мои вещи испарились вместе с паром в душевой. Но остались кроссовки. Отлично. Оглядев квадрат со шкафчиками, я усмехнулся. Выруливая из раздевалки, прикрываю хозяйство и гордо вышагиваю по коридору университета, ловя ошарашенные взгляды студентов. Улыбка становится ещё шире, когда девочки в открытую рассматривают моё тело. Я готов надрать одну задницу и вернуться к желающим уединиться. Попутно подмигивая, нахожу нужную блондинку в потоке, в направлении которой устремляюсь. Карие глаза обращаются ко мне, когда я кладу ладонь на её плечо и силой разворачиваю к себе лицом. – Пляж для нудистов не здесь, Картер, – вздёрнув подбородок, парирует она. – Да? У меня проблемы с географией. Верни одежду, и мы разойдёмся на мирной ноте. – Какую к чёрту одежду? Ты обдолбался или пропустил удар в голову от груши? Усмехаясь, я склоняюсь к её уху, и рукой упираюсь на стену около светлой головы. – Девочки уже увидели всё, что необходимо, и я желаю только одного: чтобы ты отдала одежду, а я вернулся к ним, показав не только внешность, но опыт. – Я не знаю, о чём ты, – фыркает она, положив ладони на мои плечи и оттолкнув в сторону. В эту же секунду пакет в её руках начинает играть мелодией, которую я поставил на отца. Из-за этого, моя улыбка становится только шире. Наверно, каждый во вселенной понимает, что мои джинсы сейчас покоятся в этом пакете. – Поторопись, у меня дела. – Я не знаю, о чём ты, – продолжает она. – На кого поставила эту мелодию? Девушка морщится, а я силой забираю пакет из её рук и достаю мобильник из кармана своих джинс, улыбаюсь тройке рядом с ней. Одна уже есть в моём списке, но, вероятно, ей всё понравилось, ведь она снова улыбается мне. Тройка переглядывается между мной и кем-то ещё, но моё внимание занято. Маленькая чертовка решила перейти мне дорогу, но я не слабак, и со мной эти девчачьи штучки не прокатят. Разводилу не разведёшь. Поиграв бровями, я прижимаю телефон к уху, чтобы ответить, но голос отца раздаётся не по ту сторону линии, а прямо по коридору. И тот восторженный шёпот, который слышался пару секунд назад от её подруг, оказывается, был из-за отца, которого сочли за будущего преподавателя. – И какого хрена? – выгнув бровь, усмехается он. – Решил проветриться, – ответно ухмыляюсь я, понимая, что сейчас на наших лицах одно и то же выражение лица. Перевожу взгляд на занозу в заднице и вскидываю бровь. – На твоём месте, я бы больше так не делал, иначе придётся отрабатывать. Пухлые губы отлипают друг от друга, когда она открывает рот и желает что-то ответить, но получается лишь тёплый воздух, опаляющий моё лицо. Задерживаю на тройке её подруг многообещающий взгляд и вышагиваю к отцу. Старику уже за сорок, а девочки пялятся на него так, словно эти цифры уменьшаются ровно на двадцать. Мама могла сейчас подпортить прическу каждой, хотя, сомневаюсь, она почему-то не замечает женские взгляды на него. Но я замечаю, и мне не нравится. Плевать, принадлежит внимание отцу или мне, когда на кону стоит моя семья – я, не задумываясь, оторву голову любому. Насмехаться над их обменом слюнями могу только я. И оторвать голову за вмешательство в их отношения – тоже могу именно я. – Извини, ладонь пожать не могу, слегка занят. – Я вижу, – смеётся он, – мне стрёмно, потому что моего сына только что сделала девчонка. Нужно провериться, вдруг тебя подменили при рождении. Хотя это странно, я был с Лизи всё время. – Сейчас натяну трусы, ты расскажешь, какого это, после чего вместе посмеёмся и пожмём друг другу руки. – Только для начала помой, не хочу трогать область ниже твоего пояса. – Прикалываешься? Это твоё добро. – Чтоб ты знал: у меня больше, – заливает он, на что я закатываю глаза и пихаю его плечом. Слышу перешептывания за спиной и, оставив последний взгляд на Трикси, которая наконец-то рассекретила себя, направляюсь обратно в раздевалку. На этот раз у неё не получилось кинуть меня. Моя мстительница больше не наделена конспирацией, а это означает только одно: будущие проделки против меня, будут висеть клеймом на её лбу. Интуиция не обманула, за что мысленно салютую ей пять. – Вы уже выбрали место? – спрашиваю я, как только одетый покидаю раздевалку. – И позовите всю команду, он уссытся от радости. – Уже позвали, – кивает отец. – Зря. Эти засранцы не удержатся потрепаться. Вас уже сдали. – Я умею убеждать, – улыбается отец. – Никто не расскажет ему. – Иначе что? – Иначе станет изгоем в команде, потому что лишит всех охренительной тусовки. – Какие высокие стандарты, – смеюсь я, шагая нога в ногу с отцом. Взглядом упираюсь в Эмили, которая стоя с какой-то подобной себе принцессой, наблюдает за мной, сощурив глаза. И как только её собеседница поворачивается, ко мне лицом – усмехаюсь. Её школьная подруга завоевала титул одной из. Да, я запомнил её внешность, но не её имя. Делаю круг из собственной ладони, по которому хлопаю второй, показ тем, что мы в расчёте. Губы Эмили вытягиваются в букве «О», но она быстро смахивает это ошарашенное выражение лица, и с мрачным видом поворачивается к подруге. Им явно есть о чём поговорить, потому что вторая сама повисла на мне, как только увидела в университете ещё на первом курсе. Я дал ей желаемое, получая своё: месть. Она сделала больно мне, я ответил тем же. Один-один. Глава 10 Трикси Моя соседка снова отсутствует, но я уже привыкла к её образу жизни, где утром она еле стоит на ногах с помятым лицом, а вечером при параде покидает комнату. Честно говоря, мне даже нравится, как будто я живу одна. Запах перегара легко выветривается за пять минут, да и сейчас я просто не успеваю его почувствовать, благодаря работе. Я даже вычислила дни, когда Мэйсон отсутствует в библиотеке, чтобы заниматься там. И когда я туда хожу? Правильно, когда он там есть. В принципе, и когда его нет тоже. Я провожу там по несколько часов до рабочего дня, убивая часы докладами. Пока мне прекрасно удаётся совмещать учёбу и работу, хотя мама не совсем верит мне на слово, она верит баллам, а они высоки, что доказывает мою честность. Сегодняшний день – исключение. Деби в комнате и на удивление трезвая. На лице девушки нет ни единого слоя макияжа. Белокурые локоны собраны в небрежный пучок на макушке, а мешковатая одежда скрывает фигуру или её отсутствие. Иногда я серьёзно задумываюсь накормить её силой, но вспоминаю, что мы практически не видимся и не общаемся. Сомневаюсь, что она и имя то моё помнит, не говоря о внешности. Зрачки голубых глаз похожи на бездну, среди этой тьмы, едва заметна радужка. Смотря в одну точку, Деби обнимает колени и опирается спиной на стену. Не самая лучшая картина, которую я когда-либо видела. Либо она под чем-то, либо что-то произошло. – Привет, – говорю я, сообщая о своём появлении. Девушка даже не моргнула, как будто оглохла на оба уха. Она продолжает сидеть на кровати, лишь вздымающаяся грудь говорит о том, что она вообще жива. Кладу рюкзак на кровать и, сделав шаг к кровати соседки, касаюсь плеча. Тут же её глаза устремляются в мои, и я вздрагиваю из-за пустоты в них. Это словно фильм ужасов. Ком из битого стекла зарождается в горле, когда обвожу взглядом её белое как мел лицо. – Ты в порядке? – Ты кто? – хрипит она. Хмурюсь, но не подаю страха, который парализует каждую клеточку тела. – Трикси, – отзываюсь я. Губы девушки приоткрываются, награждая меня тёплым дыханием. Ещё несколько секунд она молча смотрит на меня, как будто пытается вспомнить, а после отворачивается и вновь устремляет взгляд в стену. Отлично, просто отлично. Это намёк на то, что я должна отступить и не совать нос в чужую жизнь. Но в полемику вступает совесть. Ещё непонятно, сколько я должна жить с ней в одной комнате. Это вовсе не тот страх, что со мной что-то сделают, я умею постоять за себя, а тот, где ты видишь, как ломается чужая жизнь и не спешишь помочь сломленному. Как будто инвалид упал или пытается въехать куда-либо, а ты стоишь и просто смотришь. – Я могу тебе чем-то помочь? – спрашиваю я, вновь делая попытку. – Никто не может мне помочь! – девушка вскрикивает и подскакивает на ноги, смотря на меня глазами, в которых застыл страх, паника и ужас. И вот это уже хороший посыл для отступления. – Хорошо, – соглашаюсь я. Вытаскиваю пару книг и ноутбук, убирая их в тумбочку, оставляя лишь документы и кошелёк. Через пару часов смена на работе и, честно сказать, я готова прийти значительно раньше, предпочитая оставить встречи с соседкой такими же редкими, что были до сегодняшнего дня. Именно так я поступаю, подхватив рюкзак и облачившись в огромное худи, на пару размеров больше меня. Пасмурная погода и холодный ветер пробирают до звона костей. Всё идёт к шторму и дождю, которые я ненавижу. Либо сегодня будет огромный наплыв клиентов, либо их полное отсутствие. Я предпочитаю второе, рабочее настроение на нуле. Как только ладонь касается дверной ручки, на запястье образуется рука Деби. – Ты можешь одолжить мне полтинник? – сиплым голосом, спрашивает она и смотрит так, словно я действительно спасу её жизнь. Хотя, в этом я очень сомневаюсь. Скорей, именно мой полтинник может погубить её. Я не идиотка. Теперь уверенность в наркотической зависимости белым по чёрным пишется на лбу девушки. – Прости, у меня нет. – Я видела, что у тебя есть! – Это мои последние деньги, – лгу я, но это только ради неё. Я не хочу стать той, кто угробит чью-то жизнь. Передозировка и клеймо, которое я поставлю на себе. Жить, зная, что могла отказать – хуже, чем враньё. – Мне нужно отдать долг, – вторит она, но я отчетливо вижу и чувствую ложь. – Прости, Деби, это ради тебя. С этими словами вырываю руку и открываю дверь, покидая комнату. Это не только ради неё, но и ради себя. Чувство самосохранения и самозащиты срабатывает автоматически. В первую очередь человек всегда обезопасит себя, а не постороннего. И я именно такой человек. Враньё, – шепчет разум, – ты уже солгала ради одного человека. Камень на шее вырастает и становится тяжелее. Это действительно так. Несколько дней назад я зашла в библиотеку после тренировки, и когда женщина спросила, не видела ли я её помощника, я ответила, что он читает где-то между стеллажами. Защищая его – я в ответ получаю нападение, именно это сподвигло вернуться назад и забрать его вещи, чтобы отомстить хоть как-то. Мэйсон испортил утро и получил по заслугам. Я и подумать не могла, что проклятый звонок выдаст меня. Заглянуть в библиотеку на обратном пути во второй раз, оказывается, было хорошим решением. Так бы он никогда не узнал, кто это сделал. Не хочу винить Эмили, но именно она потянула меня за собой, чтобы я помогла выбрать помаду, а потом оставила среди каких-то девчонок. Разве я похожа на ту, кто в этом профессионально разбирается? Конечно, я умею наносить макияж и быть женственной, но по внешнему виду я вовсе не похожу на визажиста. Мимолётное знакомство, которое связало нас в кабинете ректора, когда мы получали рекомендации после успешного перевода, вероятно, подтолкнуло её к тому, что мы вдруг должны стать лучшими подругами или братьями по несчастью из-за незнакомых людей. Я вовсе не против общения, и порой она даже нравится мне больше, особенно если не рассказывает о всякой дребедени, которая не способна заинтересовать дольше пяти минут. Я даже выслушала рассказы о бывшем парне, который предал её самым отвратительным способом: переспав с её лучшей подругой. Чужая личная жизнь никогда не волновала меня, и тем более сплетни. Я не тот человек, кто слушает и соглашается. Мне просто безразлично, я никого не осуждаю за их поступки. Для всего есть свои мотивы. Эмили словно не замечала отсутствия интереса с моей стороны. К счастью, поведав об этом, она замолчала. Хотя, каюсь, я не послушала даже половину. Мой последний кивок головой был на словах: – Я докажу, что была лучшей за всю его жизнь. Он захочет вернуться. После, она болтала ещё, но меня вряд ли назовёшь хорошей и внимательной подругой, которая будет слушать это. Не спеша, дохожу до кафе и удивляюсь, каким образом, время имеет суперспособность не торопиться, когда не торопишься ты. Стоит только прибавить шагу, как секундная стрелка ускорится. Магия, которую невозможно понять. – Господи, как я рада тебя видеть! – ураган с прекрасным именем Кортни, сносит и уносит меня в подсобку. – Это приятно, – смеюсь я. – Мне нужна твоя помощь. Забавно, совсем недавно её предлагала я, но другому человеку. – Я не пойду к девятому столу, – предупреждаю я. – Это не требуется, – улыбается она. – Тогда что? – Переодевайся и помоги мне с другим столиком. – У меня ещё полтора часа в запасе. – Ты же моя подруга, а там парень, который мне нравится! – Я должна быть вашим посыльным? – Нет, просто помоги мне их обслужить. Я волнуюсь, – говоря это, она заливается румянцем, из-за чего огненные волосы кажутся ещё ярче. Кортни и волнение? Довольно смешная ситуация. Я ещё не видела её такой с начала нашего знакомства. – Хорошо, – соглашаюсь я, из-за чего девушка, визжа, бросается мне на шею. – Ты моя спасительница! – какой разной может быть помощь. Спасти две человеческие жизни, но с таким разным концом. Ровно минуту, Кортни буквально сходит с ума, ёрзая и дёргая ногой, отбивая ритмы пяткой. Это так смешно и грустно одновременно, ведь я никогда не испытывала подобных чувств. Мне просто не удавалось встретить такого человека, который мог перевернуть внутренний мир лишь одним взглядом на него. В свои двадцать два я остаюсь святыней, так и не узнав этого чувства. – Ты как? – хмурясь, спрашивает она. – Всё отлично, – киваю я. – Ты побледнела, ты уверена, что всё хорошо? – Да, – ещё раз киваю, на этот раз энергичней. Не могу сказать, что всё действительно так, но кого должны волновать чувства другого? Подпрыгивая, Кортни старается обуздать своё воодушевление и изменить слишком радостное лицо, на котором написана влюблённость. Это так забавно выглядит, что я размышляю, буду ли выглядеть также или буду скрывать всё внутри. Кажется, каждый видит это чувство по-своему. Если для меня оно описывает что-то светлое, лёгкое и счастливой, то для кого-то другого может быть синонимом боли. Я не хочу изменить мнение на второе, хотя это зависит не только от меня. – Добрый вечер, парни! – улыбается Кортни, откидывая взглядом стол, за которым уместилась тройка, и я быстро вычисляю того, с кем она боится встретиться взглядом. Она смотрит на всех, кроме него. Парень проходится пятерней по русой копне волос и в его голубых глазах, похожих на океан, бегают дьяволята. На губах играет высокомерная усмешка, а не улыбка. Я могла бы сказать, что ямочки придают мягкость, но таким образом солгу. Бежевая футболка отлично подходит к его образу хорошего плохиша, как и рваные джинсы. Знаю, это обманка. Внешность всегда обманчива, о человеке расскажут лишь его поступки. – А твоя коллега не хочет нас поприветствовать? – спрашивает тот же парень, смотря с мои глаза. Мне абсолютно не симпатизирует его нахальность. – Добрый вечер, – говорю я, едва находя силы не цедить это сквозь плотно сжатые зубы. – Вот это уже лучше. Улыбаюсь, выдавливая эту любезность, которая далека от естественности. Кортни собирает заказ, а я даже не пытаюсь придумать отговорки на следующий раз. Я точно не желаю подходить сюда снова. Смешно, что именно сейчас я предпочту не просто обслужить, но и простоять весь ужин с парнями, которые обычно занимают девятый столик, во главе которого изредка появляется Мэйсон, чем вернусь к этому. Если те парни пошло шутят, и ты априори не принимаешь это близко к сердцу принимая за дурачества, то взгляды и речь этих – мне не по душе. Всем видом компания показывает дерзость, высокомерие, социальное положение и некую опасность, хотя в действительности они выглядят смешно. Богатые родители не делают из тебя властелина мира и не возвышают над обществом в целом. Как только Кортни делает шаг в сторону, то же самое делаю я. Но ноги застывают, потому что на заднице чувствуется лёгкое жжение. С неприкрытым раздражением поворачиваюсь к столику и посылаю предупреждающий взгляд. – Я сломаю по руке каждого из вас, – рычу я. – Трикси! – ошарашено пищит Кортни, но я не из тех, кто будет терпеть подобное поведение, которое выходит за рамки дозволенного. Родители привили мне чёткое понимание того, что другому делать можно, а что нельзя. И этот жест не говорит о воспитании. Парни усмехаются и переглядываются между собой, а я фыркаю и прохожу мимо Кортни, которая тут же быстро следует за мной. Никогда ещё со мной не обращались подобным способом, из-за чего становится обидно и больно. Впервые в своей жизни, поддаюсь такой эмоции. Но ещё хуже то, что я с горечью понимаю, как желаю присутствия Мэйсона где-то вблизи. Я не знаю, что управляло им, когда он избил того парня из-за бранных слов в мой адрес. Возможно, это был способ выброса эмоций и лишний повод, но он всё равно сделал это. И сейчас, как ни странно, я желаю повтора. К сожалению, я не в силах управлять ситуацией и возможностью его телепортирования сюда. Но будь Мэйсон тут, пошёл бы он на это, защитив меня ещё раз? – Ты не имеешь права разговаривать так с клиентами! – недовольно бросает Кортни, скрестив руки под грудью, когда вслед за мной влетает на кухню. – А они не имеют права трогать меня! – Они не трогали тебя! – Раскрой глаза, один из этого сбора идиотов зарядил мне по заднице! – Это была шутка! – оправдывается она, когда взгляд персонала в недоумении устремляется в нашу сторону. – Я не принимаю шуток, где какой-то недоумок трогает меня. Ты не хочешь принять это за наглость, потому что он нравится тебе. – Я всё понимаю, но ты нагрубила ему. – Он заслужил. Если бы у меня была возможность что-то изменить, я бы ничего не меняла, разве что вовсе не пошла с тобой. – Это клиенты, мы не имеем права не подходить к ним! – Мы имеем право выставить их за дверь, потому что они имбецилы с мозгом со спичечную головку. Прекрати оправдывать их поведение. – Я… – Кортни бегает глазами по ребятам, будто ищет поддержку в тех, кто даже не видел и не знает всей ситуации. Взгляд девушки вновь встречается с моим. – Он понравился тебе? – Кто? – Тоби! Он понравился тебе, поэтому ты так реагируешь! – Кто это вообще такой? Кортни фыркает и, махнув хвостиком, удаляется из кухни, предварительно пихнув чек в руку Энтони. Дверь хлопает, и тишина на кухне начинает оглушать, лишь трескание масла в сковороде разбавляет напряженную атмосферу. Наш шеф переводит взгляд с бумажки на меня, и вопросительно выгибает бровь. Этот мужчина, управляющий кухней, в один счёт может прибить к стене взглядом, если дать ему повод, хотя является добрее плюшевой панды. – Что случилось? – спрашивает Мэгги. – Ничего, просто Кортни не желает смотреть правде в глаза. С этими словами, покидаю кухню, и наше общение прекращается на такой негативной ноте. Остаток вечера мы обходим друг друга стороной и не разговариваем, даже наши взгляды не пересекаются. Тяжело признавать, но я понимаю, что скучаю по ней. Мне не хватает игривой улыбки и блеска её глаз, когда мы находили друг друга среди толпы клиентов и бурных разговоров за каждым столиком. Я привязалась к ней, и это гложет меня. Каждая из нас считает себя правой, и это удивительно, что какая-то кучка идиотов смогла встать между нами. Обретя хоть какого-то друга в реальности, я потеряла его. Я вовсе не желала пускать её ближе, но она, словно торнадо, ворвалась в мою жизнь, не позволив отстраниться. Кортни успешно разрушила выстроенные стены, и заняла место в моём сердце. Общаясь с ней и с Джен, я понимаю, какая непостижимая разница между реальным и сетевым обещанием. Прощаюсь со всеми и покидаю стены заведения с печалью, поселившейся в душе. Может, я была неправа, и Кортни действительно выходит правой? Может, я действительно погорячилась, приняв шутку за что-то большее? Может, гордость не стоит дружбы? В одном я уверена точно: кого бы она не имела в виду из той тройки – я скажу, что ни к одному из них не испытываю и малейшей симпатии. Логическая анализы в моей голове, подводят имя Тоби к тому парню, в которого она влюблена, в другом случае, её бы не задело это. Конечно, есть ещё один вариант: она боится, что они больше не придут в кафе, и таким образом, выстроенные мечты об этом парне, рухнут с треском на дно. Уверена, их встречи происходят только на работе, а я могла стать тем человеком, который оборвёт их. Признаться честно, я буду только рада. Это парень не внушает доверия и не привлекает к себе, по крайней мере, меня. Он похож на Мэйсона, но если взгляд второго хоть немного притягивает и располагает к себе, то в первом случае всё совсем иначе. И я могу защитить себя как физически, так и морально, но сомневаюсь, что это сделает хрупкая Кортни. Я не хочу быть курицей наседкой, но чувствуя себя именно такой. Обращаю взгляд к телефону, который оповещает о новом сообщении, и свожу брови, видя незнакомый номер и не самое впечатляющее приветствие: «Привет, детка». Глава 11 Утро не задается буквально сразу. Руки дрожат, когда я яростно перебираю тумбочку и не нахожу свой ноутбук. Становится до тошноты и головокружения страшно. Я точно положила его в шкафчик, я помню это, у меня нет галлюцинаций. Сейчас он отсутствует. У него не могли появиться ноги, и он не пошёл погулять. С ужасом в глазах перевожу взгляд на пустую кровать Деби, которая помята и осталась в том же положении, что и вчера. Она не ночевала в комнате, в этом нет сомнений. Почему поганые мысли сразу проникают в голову? Почему я думаю на неё? Дверь в комнату не была закрыта, зайти мог кто угодно, и от одной подобной мысли – меня сотрясают рыдания. Срываюсь от тумбочки к шкафу и начинаю перерывать вещи, чтобы найти конверт. Мама всегда говорила, что наличные не повредят, хотя картой пользоваться намного удобней. Я отложила некоторые средства и спрятала среди вещей. Перед глазами всё заплывает, а руки трясутся. Едва облегчённо выдыхаю, когда нахожу его, но это только половина стоимости ноутбука, и даже не одна четверть того, что я сделала к учёбе. Там всё. Все мои работы, которые нужно отправить завтра и сегодня. Я осталась ни с чем, это подрывает баллы, за которыми следит мама. Холодная вода не помогает снять покраснения в глазах, оставляя опухшее лицо от слёз. Такой разбитой я иду с тетрадями на лекции, где валюсь в кресло и готовлюсь к чистописанию, чтобы в будущем разобрать собственные каракули. Глаза находят Кортни через несколько мест. Она даже не смотрит в мою сторону, и это делает ещё больней. Некоторые студенты с шоком смотрят в мою сторону, когда я достаю тетрадь, ручку и маркер, но это последнее, что сейчас может заинтересовать и волновать меня. Я точно знаю, что день проведу в библиотеке и, скорей всего, ночь тоже. Скажу, что успевать слушать, писать и запоминать – это мой личный ад. Если в компьютере ты успеваешь всё, то написав слово в тетради, поднимаешь глаза и понимаешь, что тема сменилась на другую. Это почти добивает меня. Такой слабой я никогда себя не ощущала, как будто весь мир движется дальше, а я застыла на месте, не понимая происходящие изменения. Лишь однажды я ловлю взгляд зелёных глаз на себе, но длится это не долго, она вновь отворачивается и смотрит на профессора. И самое забавное, что по левую руку от меня – сидит Эмили, как обычно приседая на уши. Я не то, чтобы не слушала её, я даже не заметила её присутствия рядом. Самое катастрофическое утро за всю жизнь, конечно, после того, как мне сообщили о смерти папы. Тогда было гораздо хуже. – Ты слышала об этом? – спрашивает Эмили, дёргая мою руку, из-за чего ручка соскальзывает и рисует полосу по бумаге. Посылаю ей предупреждающий взгляд, но разве это помогает? Нет, она продолжает трепать языком. Либо она слепая, либо самоубийца, потому что даже я чувствую каменное выражение собственного лица, на котором написано раздражение. Поднимаю глаза и встречаюсь с тёмным взглядом Мэйсона, который следит за нами, как коршун. Что ему нужно от меня и от Эмили, о которой он спрашивал – до сих пор непонятно. Этот вопрос встаёт в одну шеренгу с теми, куда делся ноутбук. Странно, что меня вообще волнует подобный факт. Как только лекция завершается, собираю вещи и решаюсь пропустить философию. Намного важней сделать доклады. Тратя бесценные минуты в аудитории – вместе с ними утекают баллы. Назойливая девушка с именем Эмили следует за мной, и я резко останавливаюсь и поворачиваюсь к ней. – Оставь меня одну! Вылупив карие глаза, она хлопает длинными ресницами и открывает рот с идеально накрашенными алой помадой губами. Сейчас мы представляем разные социальные слои: мой конский небрежно собранный хвостик, ни грамма косметики на лице из-за дерьмового утра и одежда в виде джинс, первой попавшейся футболки, которая нашлась в шкафу, и конверс. Так себе стиль. В то же время на Эмили коктейльное платье бежевого цвета, волнистые локоны и макияж, как будто она встала в пять утра или вовсе не ложилась, чтобы приготовить к новому дню внешний вид. – Да что с тобой? – фыркает она. – Мне некогда, Эмили. Оставь меня хотя бы на день. У меня проблемы! Отстраняюсь и бегу к библиотеке, оставляя её в центре коридора. Господи, как же надоело. Я не хочу быть грубой, но приходиться прибегать в случае, если другой не хочет понять твоего нежелания слушать его. Быстро собираю кучу книг и плюхаюсь за один из компьютеров. Вновь ловлю удивлённые взгляды грохотом и торопливым поведением. Приходится даже сдуть локон, упавший на лицо, тем самым, надоедая и раздражая ещё больше. Но он вновь падает, и на это раз смахиваю его локтем. Студенты, занимающие компьютеры вокруг, следят за мной, награждаю их ответным вниманием. Особенно бесит парень напротив моего компьютера. Посылаю ему вопросительный взгляд, в котором читается всё поганое настроение, и он наконец-то прячется за экраном. Спустя полчаса, голова кипит, из ушей норовит повалиться пар, а буквы перед глазами расплываются, но я упёрто ищу информацию и пишу первый доклад к истории. Тру глаза и вновь обращаюсь к экрану, вычитывая необходимое. Благо, что я написала его не так давно и что-то помню. Сейчас я буквально молюсь и благодарю память. Вздрагиваю, когда стопка листов падает на стол, где размещается компьютер моего надоедливого наблюдателя, и поднимаю глаза. Тот парень, сгребая личные вещи, спешит к другому компьютеру, а карие глаза Мэйсона смотрят на меня. – Мне не до тебя, Картер, – фыркаю я, вновь обращаясь к экрану компьютера. – Я тут не для этого. – Отлично, – бубню я, не награждая его вниманием. Стопка листов двигается ко мне, и глаза находят название сегодняшней темы лекции. Прихожу в смятение как минимум по тому, что фломастером выделены главные аспекты. – Что это? – хмурюсь я. – Мой конспект. – Зачем он мне? – Я не знаю, что с твоим ноутбуком, но тебе пригодится. На семинаре будет обсуждение этой темы. Ты не разберёшь свою писанину. Проглатывай созревший ком нервов, и с замешательством смотрю на Мэйсона. – Спасибо, – тихо выдавливаю я. Но этого недостаточно, он обходит длинный стол и занимает стул за соседним столом, посмотрев всё то, чем я занимаюсь. Непонимание отражается на его лице. – Ты же писала его. На это раз моё время сводить брови, и награждать его прищуренным взглядом. – Откуда ты знаешь? – Я не служу за тобой. Ты сидишь тут после лекций, и я вижу книги, которые ты берёшь. Не приписывай мне повадки педофила. – Педофил – это тот, кто совращает детей. Надеюсь, ты это понимаешь. – Ты похожа на ребёнка. Выгибаю бровь и смотрю в его глаза. Мне не нравится, что внутри всё переворачивается. Перекидываю всё на доброту, которую он проявил. – Ты же понимаешь, что я не поведусь на подобное? – Поведёшься? – усмехается Мэйсон. – Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. – С детьми не занимаются сексом. – О, и во сколько ты лишился девственности? – В пятнадцать, – улыбается парень, оголяя ямочки. – А ты? – Хочешь сказать, что не был на тот момент ребёнком? – Ты проигнорировала мой вопрос. – Я не обязана отвечать на него, это моё личное право. – Может, ты всё ещё девственница? – Может быть, – пожимаю плечами. – Не думаю, что ты когда-либо об этом узнаешь. – Не рой другому яму, сама в неё попадёшь. – Что? – Не заикайся, всё возможно. – Ты сидел в туалете с книжкой пословиц? – Это жизненная мудрость. И я тоже не обязан отвечать на твой вопрос. – Тогда мы квиты, – киваю я. Мэйсон падает на спинку стула и улыбается, разглядывая меня. Не позволяю ему проникнуть в своё сознание, дабы не раскрыть тайны. Он прав. Я не была в отношениях ни в любовных, ни в сексуальных. Мне просто не с кем и некогда. Я не могла зацепиться за кого-то, чтобы перейти к чему-то большему. В моих планах не было лишиться невинности на одной из вечеринок и с тем, кого я не вспомню на утро, либо же с кем-то для того, чтобы было. Знаю, что некоторые даже делают это с друзьями, считая подобный вариант одним из лучших. Возможно, я тоже могла так думать, если бы у меня был друг. Вина не в ком-то, а во мне. Это я следовала за родителями и погружалась в учёбу, откладывая всё остальное на второй план. Не все университеты с радостью примут нового студента с низкими баллами. Я сама выбрала такую жизнь, и теперь пожимаю её плоды, не зная влюблённости, дружбы и секса. Мэйсон не узнает этого даже под предлогом моей смерти. Не знаю, по какой причине, но я не хочу объясняться перед ним. – И? – Что? – спрашиваю я. – Во сколько? – продолжает парень. – В шестнадцать, это всё? – мне ни капли не стыдно за враньё. Ладно, может быть немного, но это ничего не меняет. Я не обязана рассказывать об этом всем. – Считаешь, что ты не была ребёнком? – Он был слишком… – задумываю, кто в моей голове был слишком непонятно что. Молчанием, я лишь топлю свою ложь. Поворачиваюсь к Мэйсону и добавляю: – горячим. Горячим? Что я вообще несу? Но, возможно, так можно описать моего несуществующего бывшего горячего парня. – Горячим? – смеётся парень. – Это синоним сексуального, страстного, красивого. – Страстного? Что за дерьмо? – гогочет он. – Назови его ещё жеребцом. – Пылкий любовник, – Господи, просто заткните меня. Я умоляю. – Он был шикарным любовником, Картер. Тебе не помешает поучиться у него в плане обольщения и не только. – С чего ты взяла, что я хуже? – улыбается Мэйсон. Блеск его карих глаз говорит о том, что он имеет сомнения, и я быстро прекращаю эту перепалку. Так я только гублю свою ложь. – Ну, как минимум по причине того, что у тебя ничего не получается со мной. – А с чего ты решила, что я пытался? Мэйсон облизывает нижнюю губу, и мне абсолютно, совершенно не нравится это. Дерьмо, ведь мне нравится! Парень склоняется ближе, и указательным пальцем манит к себе. Я почти соглашаюсь, но ломаю собственные желания, оставаясь беспрекословной. – Ещё одна безуспешная попытка, – парирую я. – Ты уверена? – прошептав, улыбается он. Просто. Спасите. Меня. – Уверена, Картер, – выдыхаю, всем видом показывая, что его предложение не заинтересовало. Парень выпрямляется, и его улыбка превращает мои внутренности в жижу. Не отвечаю тем же, приступая к работе, о которой успела забыть на некоторое время, которое сейчас на вес золота. К внутреннему смятению добавляется то, что настроение значительно улучшилось с помощью его дурных шуток и помощи. – Зачем ты делаешь это? – интересуется Мэйсон. – Какое тебе дело? – К чему весь этот негатив? – У меня сломался ноутбук, где были все работы, – новая ложь, но ему не обязательно знать правду. – Мама говорит, что информацию нужно хранить на нескольких устройствах. – Сейчас я хочу согласиться с твоей мамой и приму это на будущее. Незачем взваливать на другого собственные проблемы. И я не понимаю резкость, которая вырывается сама собой из моего рта. Зачем я применяюсь грубость к обычному вопросу? Вряд ли мой ответ был бы таким же, если бы спросил кто-то другой. Почему такая реакция только на Мэйсона? – Ты ошиблась, – говорит он, меняя одну цифру даты на другую. – Я указываю те, что в книге. – Ты написала неправильно, сама посмотри. – Ладно, – соглашаюсь я, признавая его правоту. – Но это не делает тебя умным, а меня глупой. – Я не говорил о глупости, Трикси, это просто опрометчивость и торопливость. Ты нажала не ту клавишу и ошиблась. Это может сделать каждый. Почему? Почему он не может быть каким-нибудь уродом, который будет издеваться и насмехаться, чтобы было проще его ненавидеть? – Спасибо, – киваю я. – Мистер Картер Великолепный, какая чудесная встреча, – разносится знакомый голос, на который мы оба переводим внимание. – Миссис Райт Превосходная, – очаровательно улыбается Мэйсон, и клянусь, в глазах женщины мелькает интерес и податливость, которую она быстро меняет на строгость. – Вам понравилась книга? – спрашивает она, ненароком поглядывая в мою сторону. – Какая книга? Вот чёрт. – Которую Вы вчера читали, – я пропала, как и моя ложь во имя спасения Мэйсона. Видя замешательство на его лице, уголки губ женщины дёргаются в полуулыбке: – Хочу побеседовать с Вами. Мэйсон поднимается со стула и направляется к ней. Я в заднице. Будет слишком странно, если она расскажет ему, кто был тот человек, который видел его вчера между стеллажами с книгой. Зачем я вообще это ляпнула? Что за ложь во имя спасения? Я копаю себе могилу. Надежда лишь на то, что он выкрутится и спасёт нас двоих. На девяносто девять процентов я уверена, что у него получится, как получается обычно. Мэйсон не возвращается ни через пять минут, ни через полчаса, ни через пару часов. Он совершенно точно ушёл, потому что нет предпосылок его присутствия в библиотеке. Я знаю это, потому что некоторые девчонки просто приходят посмотреть на него, а не упиваться чтением. Некоторые уже разошлись, ведь их парень мечты с фамилией Картер – не тут. День сменяется вечером, а вечер – пустотой. За компьютером остаюсь только я, доклад по истории, и половина от английского, который я должна доделать с первыми лучами солнца или открытием библиотеки, а лучше два в одном, чтобы успеть к обеду. – Пора уходить, мы уже задержались на десять минут, – оповещает меня женщина. – Уже иду, – соглашаюсь я, собирая вещи в кучу. – Я.. могу оставить это тут? – Для чего? – Я приду завтра с открытием, мне нужно всё доделать. На лице женщины отражается смесь разных эмоций, но она кивает. – Хорошо. В любом случае, у меня на примете один книжный червь. С улыбкой, она отклоняется к своему рабочему месту, а я хмурюсь, но постепенно до меня доходит, кто имеется в виду. Если она всё узнала, то сейчас на мою голову спустилось снисхождение. Холодный ветер ударяет в лицо, как только открываю дверь и покидаю университетские стены. Благодаря спешке утром, мне и в голову не пришло захватить кофту, всё, что я действительно могу – обнимать себя руками и растирать кожу. Вечер выдаётся морозным, а погода – обманчивой. Мне не везёт второй день, потому что вчера был дождь и, прячась под одеялом, я пыталась сомкнуть глаза, но скрип за окном не предоставлял такой возможности. Мало сна, отвратительное утро и день, сделали из меня самое настоящее чучело. Буквально невеста Чаки, с отсутствием жениха. Вряд ли кто-то подойдёт ко мне, если вообще появится мысль это сделать. Парковка пуста, лишь единственная машина занимает одно деление и, надеюсь, что это просто случайное стечение обстоятельств. Но, конечно, не в моём случае. – Ты не ответила на моё сообщение, – покинув салон, на горизонте появляется тот самый неприятный парень из кафе, по которому пускает слюни Кортни. Лучший способ показать свою незаинтересованность – игнорирование. Так думала только я, потому что, подлетев, он закрывает проход своим телом и довольно ухмыляется. – Отвали, – фыркаю я. – Тебя не учили, что на сообщения нужно отвечать? – скалится он. – Тебе не говорили, что нельзя разговаривать с незнакомцами, особенно в темное время суток? Парень вытаскивает телефон из кармана и я, решаясь обойти, получаю новую стену из его массивного тела. Как ни странно, но страх отсутствует. Я не шутила, когда говорила о том, что сломаю им руки. Могу добавить звездочки над головой. – Отойди, – шиплю я, когда на мобильник поступает звонок. Самой большой обманкой было то, что я надеялась на спасение, но, оказалось, это была проверка. – Номер твой, – довольно улыбается парень, сбрасывая вызов. – Был моим до сегодняшнего дня. – Садись в машину, прокатимся. – Вероятно, тебе и об этом не рассказывали. – Садись в машину, – настаивает он. – Если я этого не сделаю? – Я сделаю это сам. – Тут везде камеры, идиот, начинай делать укладку для фотографии на стенд в полиции. – Тебе придётся идти, а я могу ехать. – Ты уже последний, кто видел меня и подходишь под подозреваемого. Какое у тебя алиби? – Послушай, – рычит он с улыбкой на лице, как будто это должно выглядеть мило. – Я испорчу твою жизнь, если ты не сделаешь это. – В таком случае, ты уже испортил. Верни ноутбук и предупреждаю, что у меня есть парень. На этом, завершаю наш диалог, предварительно хлопнув его по плечу, и успешно обойдя. Я всерьёз рада сбежать, потому что страх начал подавать первые сигналы бедствия, когда мне предложили или даже приказали сесть в машину. Это первый звоночек для подготовки к самообороне. Не знаю, к чему я сказала о парне, ведь сама в состоянии защитить себя, но сработал инстинкт, когда подкатывает какой-то кусок кретина. – Нахрена мне твой ноутбук? – голос парня раздражённый. – Мне тоже интересно. Если тебе надо сделать доклад, мог бы попросить, – быстро скрываюсь за поворотом и облегчённо выдыхаю. Приняв пафос за блеф, я и подумать не могла, что он действительно способен испортить мою жизнь. Глава 12 Мэйсон Приглушенная музыка заполняет салон машины, пока я стучу большим пальцем по рулю. Ди редко заставляет меня ждать, но это, чёрт возьми, так метко. Десять минут уже давно сложились дважды. Даже думать не хочу о том, что он может укрываться с моей сестрой. Я вроде привык, но не до конца могу смериться с их отношениями. Я не доверяю никому, я уже ошибался, чертовски сильно ошибался. Перевожу взгляд на часы в ту самую секунду, когда цифра меняется на следующую минуту, а дверца с пассажирской стороны распахивается. Открываю рот, чтобы что-то сказать, но не успеваю, ошарашено глядя на девчонку, которая упала на соседнее кресло. Выгибаю бровь, в то время как она хлопает широко распахнутыми глазами, смотря на меня. Тут же её лицо меняется на такое счастливое, из-за чего становится смешно. Фальшь в виде улыбки, так сияет на губах девушки. – Поцелуй меня, Картер! – тараторит она, тяжело дыша. – Сбрендила что ли? – усмехаюсь я. – Поцелуй меня, чёрт тебя дери! – верещит Трикси, схватив меня на горло футболки и резко притянув к себе. Да, поцелуй мне нравится, отрицать не буду. Он имеет особый вкус ненависти, я точно знаю: она ненавидит меня. Возможно, эта ненависть построена на любви, но так я мог думать, если бы не знал, что именно она сдала меня миссис Райт, которая дала прямые намёки на неё. Вторая, не донесла до ректора, за что спасибо, в ином случае, моя задница могла сидеть дома, а стопка с личным делом лежать в шкафу, пока мама укладывала свои волосы, вставшие дыбом. Пытаюсь пробиться дальше, но Трикси прикусывает мою нижнюю губу и бубнит в рот: – Даже не думай. Тут же отстраняюсь в сторону, и смотрю в карие глаза. – Тогда вали, – усмехаюсь я. – Не-а, – говорит она, размахивая головой из стороны в сторону. Взглянув куда-то вперёд, девушка вновь устремляет взгляд на меня. – Видишь тех двух мужчин? – И? – спрашиваю я, рассматривая парочку выглаженных костюмов стоимостью с мою машину. Трикси шлепает мою руку, которую начинает жечь легкое покалывание из-за удара. – Не смотри, придурок! – Ты сама сказала посмотреть, – смеюсь я. – Но не так, как ты делаешь это! – Ты мне надоела, свали, – говорю я, упав на спинку кресла. – О, мне не доставляет удовольствие сидеть тут с тобой. – Это моя машина, – парирую я, вскинув брови. – Купленная твоими родителями, – закатив глаза, девчонка бросает мне вызов. – И? Твои родители обделили тебя любовью? Поджав губы, она молчит, после чего вскидывает подбородок и открывает дверцу. – Придурок, Картер. – Вали из моей машины, с тобой скучно. Послав мне многообещающую улыбку, Трикси покидает машину и хлопает дверцей, из-за чего начинает дёргаться глаз. Если бы у неё был член, сейчас голова этой занозы могла принимать удары железом. Я бы плюнул на неё, но не могу. Глаза автоматически устремляются на боковое зеркало, в котором видна её отдаляющаяся спина. Вскоре, она исчезает с горизонта, когда переходит пешеход, а я перевожу взгляд на парочку в костюмах. И они тоже смотрят туда же, куда только что смотрел я. Мне абсолютно не нравится то, что они наблюдают за ней, и это мотивирует меня выбраться из салона, направляясь в их сторону. Глаза мужиков переключаются на меня, как только ноги равняются с ними. – У тебя вопросы, парень? – спрашивает один, окидывая меня взглядом сверху-вниз и обратно. Не отказываю себе в ответном действии. – Думаю, что это у тебя вопросы. – Ты можешь быть свободен. – Свободен буду я только тогда, когда решу это сам. Какого хрена вам от неё надо? – Мы похожи на тех, кто будет говорить с тобой об этом? – спрашивает второй. – А я похож на того, кто повторяет дважды? – Парень, не лезь. – У вас один мозг на двоих? Ещё раз увижу тут, сломаю ноги, поменяю их местами с руками и скажу, что так и было. – Ты зря переходишь нам дорогу. – Ты зря переходишь мне дорогу, – усмехаюсь я. – Чем занимаетесь в свободное время? Мужики переглядываются между собой, взгляд одного, тупее другого, это смешно, но я держу веселье внутри. – К чему вопрос? – грозным тоном спрашивает первый. – К тому, что я с рождения занимаюсь тем, благодаря чему способен одним пальцем свернуть твою шею, ты понял или проверим? – Не тебе решать, – с деловитостью цокает он. – Это мне решать, – рычу я. – Дай мне повод, я выжгу всю твою родословную до эры динозавров. Чувствую ладонь на плече, зная заранее, кому она принадлежит. – Прошлый парняга до сих пор не вставил все зубы, – говорит Ди, и я чувствую в его голосе намёк на улыбку, но мы оба держимся. Мужики переглядываются, и я едва не издаю смешок, когда они уходят. На самом деле, друг приукрасил. Вылетел всего лишь один зуб и то, это произошло на чемпионате год назад, когда у Викса выпала капа в тот самый момент, когда мой кулак прилетел ему чётко в челюсть. Мне не жалко, это не место для соплей и жалости; либо тебя, либо его. Понятно, каков мой выбор, да и я не особо симпатизировал его красноречивости, а сейчас тем более. С отсутствием челюсти ему будет лучше. – Какого хрена ты опять исполняешь? – теперь голос Ди далёк от веселья. – Прости, мам, я больше так не буду. – Говори, Картер. – Мою сестру ты также называешь? – Когда она выводит меня. – Как мило, ты просто плюшевый мишка. – Я всего лишь люблю твою сестру. Ладно, он хотя бы отошёл от темы моего воспитания и поступков. Не знаю, что лучше, но плевать, потому что я перевожу её на другую. – Ты опоздал, – констатирую я. – И что? Ты постоянно это делаешь. – Но не на тренировку. – Да, о чём я вообще? Святая тема. – Я всего лишь люблю то, чем занимаюсь, – улыбаюсь я, выезжая с парковки. – Кому ты лечишь, Картер, ты просто любишь драться. – Не исключено. Буквально нутром ощущаю, как морщится Ди, это поднимет уголки губ в усмешке. На пару минут в салоне повисает молчание, лишь музыка разбавляет тишину. Вопросов в голове больше, чем ответов. Кто они такие? Что хотели? Боится ли она их, потому что я не увидел страх в её глазах, но она пошла на поцелуй, хотя всегда просит оставить себя в покое. Трикси вряд ли могла прибегнуть к подобному без резонного повода. И чертовски дерьмово, что мне понравилось. Даже вот так, без языков и вообще практически без шевеления губами, но понравилось. Друг отца – Крис, всегда говорил, что всегда нужно думать, перед тем как совать свой язык в рот какой-то девчонки. Я запомнил и взял на заметку. – Ты не можешь угрожать всем, ты это знаешь? – Кто сказал? – улыбаюсь я. – Закон, к примеру, хоть какая-нибудь мораль. Не думаешь? Оставляю на Ди секундный взгляд и улыбаюсь. – Не-а. – Ты хренов засранец, Картер. – Это не удивление. – Ты можешь сказать мне правду. В чём проблема? Я подводил тебя? – Нет. – Тогда в чём проблема? Сжимаю руль сильней и останавливаюсь на светофоре, после чего перевожу взгляд на Ди. – Они угрожали ей. – Кому? – спрашивает он, но в один миг в глазах друга возникает полное понимание. – Трикси. – Да, ей, – киваю я. – Это она тебе сказала? – Это я видел, она сбежала от них. – Куда? – В мою машину. – Эта девчонка не даёт тебе покоя. – Ага, – усмехаюсь я. – Я не в этом смысле, придурок. Она не даёт тебе покоя, потому что ты думаешь о ней. Постоянно. – Ты сбрендил? – фыркаю я, из-за чего он начинает улыбаться. Приходиться перевести внимание на дорогу и отсчитывать секунды до зелёного. – Ты запомнил её имя. – Большое дело, оно просто смешное. – Именно поэтому ты запомнил его и её в целом. – Ты собираешься обсуждать со мной слюнявую хрень? – Да, хочешь остановить меня? – Могу, – киваю я. Ди поднимает один уголок губ и поворачивается ко мне корпусом, прижимаясь спиной к двери. Улыбаюсь, показывая средний палец, и одним махом прибавляю громкость на всю мощность. Но этот дотошный гадёныш нажимает кнопку, и всё резко глохнет, опуская на голову и барабанные перепонки оглушающую тишину. – Серьёзно? Ты решил, что я не знаю, как выключить её? – Мне предлагали сделать защиту, надо было соглашаться, – смеюсь я и вновь нажимаю кнопку, убивая нас грохотом динамиков. Подобная борьба длится несколько последующих минут. Я включаю – Ди выключает. Я бы бесился, если это не было так смешно. Никто не залезет в мою душу и не вытянет что-то оттуда силой. Земля поменяется местами с небом, прежде чем это произойдёт. – Не будь таким упрямым. Она зацепила тебя! Закрывая ладонью кнопки, Ди смотрит на меня. Не знаю, что это за душераздирающий взгляд, но он почти работает. – Дай себе шанс, я сбился со счёта, какой раз повторяю это. – У меня миллион шансов. – Так возьми хоть один! – Я уже взял. – Твои бессмысленные перепихи не входят в их число. Ты должен дать шанс другому, как это сделала Мэди. – Ты – это другое дело. – Ты многое не знаешь. – Что именно я не знаю? – цежу я, вцепляясь в руль. – Ответ за ответ. Согласен? – Давай. – Ты начинаешь, – говорит он. – Почему? – Потому что я хочу, чтобы ты доверял мне, поэтому предоставляю возможность сделать первый шаг. Я отвечу первый, чтобы ты мог верить мне. – Ладно. У меня нет вопроса, и есть одновременно. – Я уже встречался с Мэди. Мы гуляли, когда она была в отношениях с Сидом. Они были в ссоре, это был чемпионат в Сиэтле. – Вы… что конкретно было? – Мы просто провели вместе пару дней. Ничего не было. – Ты делал это за моей спиной, – фыркаю я. – Мы не были друзьями. Мы были знакомы и не более. Она не обязана отчитываться перед тобой, как и я. – Ладно, твоя правда, – киваю я, но голова тяжелая, как будто наполнилась свинцом за долю секунды. – Моя очередь. Несмотря на то, что я ответил на несколько, задам один: почему ты запомнил её имя? Этот вопрос заставляет меня нахмуриться и задуматься, а после пожать плечами. – Не знаю. Оно просто смешное. – Ты не договариваешь. – Ладно. Драка с Роном отчасти её вина. Он назвал её доступной, за что получил в челюсть. Она помогла мне. Оттащила от него и.. хрен с тобой, помогла мне с аптечкой. В аудитории сказала своё имя. Я не просил ни помощь, ни имя. – Когда тебя волновало чьё-то положение в обществе? – Он был не прав. – Ты откуда знаешь? – Это третий. – Ладно, валяй. – Почему моя сестра? – Потому что я люблю её, я уже говорил. Так получилось. Ты сам знаешь, что этим невозможно управлять. – Что говорила Эмили? – Несла какую-то хрень, я даже не слушал. Меня интересовало другое. – Что? – Вы двое в одном кабинете. Ты смотришь на неё на лекциях. – Она общается с Эмили. – И что? Какое тебе до этого дело? Ты знаешь только её имя. Это, конечно, уже много, но ничего не меняет. Ты смотришь на неё. – Я не хочу их общения. – У меня тот же вопрос: почему тебя это волнует? – Потому что она слишком хороша для Эмили. – И снова: откуда ты знаешь? – Я узнал её достаточно. – Насколько достаточно? – последнее слово не устраивает меня, но я держусь. – Не настолько, чтобы дело дошло до секса. Она на дух меня не переносит. – Но ворует твои трусы, – парирует Ди. – Это была месть. – За что? – За то, что я обошёлся грубо. – Повторяю вопрос: откуда ты знаешь, какая она? – В каком плане? – В том самом, о котором говорил Рон. Может, он был прав. – Ты же знаешь, он просто цепляет меня. Ему нужен любой повод. – Ладно, если бы я не убедился в этом лично, не поверил бы, – кивает Ди. – Она нравится тебе. Закатываю глаза и выхожу из машины, закинув спортивную сумку на плечо. – Что за нахрен? – Признайся в этом, – улыбается друг, следуя за мной. – Я признаюсь в том, что мне много кто нравится. – Но только одно имя ты запомнил. Это о многом говорит. – Это ни о чём не говорит. – Да, может быть, не о ком-то другом, но о тебе. Вероятно, понимая моё нежелание трогать эту тему, Ди прекращает разговор, и я не тороплюсь его продолжить или начать по новой. На деле вышло так, что он узнал довольно много, а я только одно: они уже встречались. Если верить словам, то это была прогулка. Я хочу верить, но сомнения терзают, хотя они действительно не должны оправдываться передо мной. Я не имею права решать и вмешиваться в их отношения. Получается, моя сестра позволила себе лишнего, даже несмотря на расставание со своим гребаным бывшим, которому я хочу сломать каждую косточку в теле. Это чувство одновременно радует меня и угнетает. Ничего бы не было, если бы она не помирилась с ним. Конечно, верить в отношения между Мэди и Ди в шестнадцать не стоит, мы жили в разных городах и даже странах, но по случайному стечению обстоятельств, он переехал сюда. Меня всё рано добивает тот факт, что всё могло быть иначе, но я не могу вернуться в прошлое и выбить его мозги, а лучше закатать в асфальт где-нибудь под мусорным баком. Тренировка не способна вымотать, сколько бы Ди не пытал меня, и мы не выходили на ринг – я всё равно бодр. Усталость отсутствует и это раздражает даже меня. Я уже не могу наслаждаться жизнью так, как до этого. Вопросы. Вопросы. Вопросы. Сотни вопросов. – Продолжим? – предлагает Ди, переходя из защиты в нападение. – Нет, я рассказал много, а ты одно. – Потому что ты не задаёшь вопросов. Наклоняю корпус, и друг промахивается, рассекая перчаткой воздух. – Мимо, – улыбаюсь я. – Ты просто ловкий засранец, – смеётся он. – У тебя получается увернуться не только от моего кулака. – Думаешь, смог бы победить меня? – Тут не надо думать. Ты не продумываешь шаги, как это делаю я. Ди стукает перчатками друг о друга и усмехается. – Ты знал, что иногда лучше сделать, чем не сделать? – подначиваю я. – Ты не можешь руководиться только эмоциями. Стоит забыться, и мой удар вырубит тебя на десять секунд. – Мамина ловкость досталась мне, – подмигиваю я. – Ты быстрей вырубишь себя. – Сомневаюсь, проверим? – предлагает друг, играя бровями. Киваю и усмехаюсь. Спустя некоторое время, у ринга собирается небольшое количество народа, с любопытством наблюдая за нами. Мы не выходим на ринг вдвоём, а если и выходим, то только чтобы побоксировать и потренировать друг друга. Сейчас это конкретный бой на розыгрыш одной победы. Торжествуя выйдет только один. На мой взгляд, это лучшее решение испортить дружбу, хотя Ди так не считает. В отличие от меня, он легче принимает поражение. Удар за ударом, мы изводим друг друга и улыбаемся, когда попадаем в выбранную цель. – Что ты будешь делать, когда узнаешь о том, что у неё есть парень? – Ничего, потому что у неё его нет, – улыбаюсь я. – С чего ты это взял? – У меня есть хороший аргумент. – Ладно. Что ты будешь делать, если он появится? Эти слова заставляют меня встрепенуться и поджать губы. Пропускаю удар в плечо и наблюдаю слишком довольную улыбку друга. – Я же говорил, – парирует он. – Что? – хмурюсь я. – Это всё из-за эмоций. Иногда они могут сломить тебя. Думай, черт возьми, головой. – Они тут не при чём. – Я вижу тебя насквозь. – Ты видишь и знаешь меня настолько, насколько я позволяю. Ди выгибает бровь и вскидывает подбородок. – Ты в этом уверен? Честно? Сейчас уже нет. Ответ оставляю в собственной голове, на деле пожимая плечами. Мне не нравится, что он прав. Не может быть, я не настолько предсказуем и до тошноты банален. Или он всё же прав? Меня легко вывести, стоит только щелкнуть пальцами. Многие пользуются подобной возможностью как, к примеру, Рон. Слово – и я поднимаю кулаки. Дерьмо, потому что я действительно позволяю это. – Задумалась, принцесса? – улыбается Ди, и его следующий удар выбивает из лёгких воздух, из-за чего я загибаюсь. Он прав. Зажав меня в углу, Ди отступает и смотрит в мои глаза. – Теперь ты понял, о чём я? – Понял, – коротко киваю и выхожу из угла. Дальнейший бой приведёт только к моему поражению. Я больше не настроен на подобную игру, которая плавно перетекла в бомбу, фитиль которой тлеет, с каждой последующей секундой подводя меня к взрыву. Парни недовольно тянут, предлагая продолжить, но мне абсолютно плевать на их желания. Сейчас важно только моё. Не завожу разговор с Ди до тех самых пор, пока мы не доезжаем до парковки, где располагается их квартира. Вопросительно смотря на меня, он молча предлагает зайти, как делалось это часто, но сегодня не тот день. Отрицательно качаю головой на немое предложение. – Мэди ждёт тебя. – Мне нужно кое-куда, поцелуй её за меня. – Не натвори какой-нибудь херни, прощение – не бездонная бочка. Когда-нибудь ты не сможешь увернуться от пули. С этими словами, он покидает салон машины, предварительно ударив моё предплечье кулаком. Шины визжат по асфальту, когда нога зажимает педаль газа, успеваю уловить удивлённое выражение лица друга и его покачивания головой, говорящее о том, что я снова стал тем же. Но это не так. Он не знает, куда я хочу и зачем. Не отрицай своих чувств, они лишь усугубятся, – голос мамы звучит в голове и прокручивает эти слова миллион раз, как будто заело пластинку или кто-то поставил на бесконечный повтор. Другу удалось добить меня. Одним вопросом он перевернул прежний мир. Теперь ты понял, о чём я? – да, теперь я понял. Торможу на парковке и вылетаю из машины, переходя на бег. Удивлённые взгляды окружающих, но я не могут похвастаться таким же интересом. Я знаю лишь имя и её внешность, это и спрашиваю у жителей кампуса. На пути встречается как минимум человек десять, и каждый из них не даёт мне чёткого ответа. От девчонок получаю лишь улыбку, а парни смотрят на меня с некой опасностью, как будто я способен убить их просто за то, что не получу ответ на вопрос. Это раздражает, но я всё равно не сдаюсь и продолжаю. Я достану её, чего бы это ни стоило. Спустя двадцать минут повтора одних и тех же объяснений, наконец-то натыкаюсь на нужного человека. Парень указывает на дверь, за что получает мою благодарность и виде хлопка по спине. Стучу в дверь, но скорей это похоже на то, что я сношу её с петель. Не проходит и половины минуты, как на пороге появляется Трикси, глаза которой покрасневшие, как будто она плакала. – Мэйсон? – удивлённо выдыхает девушка. Глава 13 Трикси Сложно объяснить то, что отражается на моём лице: смесь шока, удивления, непонимания и ещё тысяча подобных эмоций. Не понимаю, зачем, но отступаю и позволяю ему войти в комнату. Мэйсон осматривает коридор и, подняв бровь, устремляет взгляд на меня. – Ты уверена? – В чём? – Я не невидимка. Сейчас каждый увидит, что я зашёл в твою комнату. – И что? Мэйсон на секунду закусывает нижнюю губу, вероятно, сдерживая улыбку, и делает шаг вперёд. Дверь за ним закрывается. – Они подумают не о том, – продолжает он. – Не мои проблемы, что у них интеллектуальный диапазон размером со ушко швейной иглы или плоским мышлением. Если ты пришёл за благодарностью, то спасибо будет вполне достаточно и это максимум, который ты можешь получить от меня. – Ты опять перешла к негативу. – Потому что я не понимаю твоего прихода. – Я хочу ответы. – Я тоже много чего хочу. Мэйсон качает головой и делает шаг в мою сторону. – Ты думал, что я сейчас отступлю, и ты как во всех мелодрамах сможешь прибить меня к стене, где мы поддадимся страсти? – Может быть, – улыбается парень. – Я не исключаю подобного поворота. – К сожалению, ты попал не в тот фильм. Хочу вернуться на кровать, где совсем недавно сворачивалась клубочком, но рука Мэйсона резко возникает прямо перед носом. – Картер, говори, что тебе нужно и вали. – Где твоя соседка? – Понятия не имею, это всё? – Нет. – Убери руку, я могу сломать её. – Попробуй, – как будто ему плевать, он пожимает плечами. Секунда, а я резко бью в бок, но Мэйсон ловит моё запястье ещё до того, как кулак затрагивает его тело. – Я быстрее. – А я могу применять руки и ноги. – Мне даже не нужны две руки, чтобы остановить тебя. – Картер, отпусти, – шиплю я. – Я не знаю, зачем ты пришёл, но хочу, чтобы ушёл. – Я хочу получить ответы. – Я могу повторить. – Мне не нужно повторять дважды. Дергаю рукой, но он не отпускает, а лишь крепче сжимает запястье. Приятный аромат окутывает разум, как только Мэйсон склоняется к моему уху. – Кто это был и почему ты выбрала меня? Отклоняюсь в сторону и перевожу взгляд на парня, ещё раз дёрнув рукой. Я не знаю, почему из всей толпы выбрала именно его. Наверно, это было чувство дежавю или понимание, что только он может защитить меня. Кортни выбрала не того парня. Как оказалось, его желания должны быть законом для других, он может пойти на многое, если не на всё. Новый шаг – запугать меня какими-то мужиками в костюмах. Я вновь отказалась сесть в машину, найдя другой выход: беспардонно упасть на голову Мэйсона, за что теперь стыдно. Я втянула его в это, назвав своим парнем и подтвердив слова. Я совершила ошибку. – Я хочу получить ответы на эти вопросы. – Ты не получишь их. – Нет, получу. – Что ты хочешь от меня услышать? Мне пришлось так сделать, потому что… потому что надо было! – Отличный ответ, – кивает Мэйсон. – Можно развёрнуто в подробных деталях? Там была куча машин, охрененное количество парней, но ты пришла ко мне. Причина? – Ты уже защитил меня однажды, – говорю я, решаясь сказать правду, и надеюсь на то, что этого будет достаточно для его ухода. – Я подумала, что ты сможешь сделать это ещё раз. Они должны были увидеть и всё. – Для чего? – Это уже неважно. – Это важно. – Не переживай, они не появятся, – говорю я. – Ты думаешь, что я боюсь? – усмехается парень. – У тебя отсутствует это чувство. Когда-нибудь оно аукнется. – Теперь ты угрожаешь мне? – Я не угрожаю тебе, а лишь предвижу будущее. – Хочешь, скажу, почему ты пришла ко мне? Пожимаю плечами и выдыхаю. – Попробуй. – Потому что я нравлюсь тебе. – Одно по одному, Картер. Тебе не кажется, что ты начал меня преследовать? Сначала лекция, потом библиотека, следом кафе, а сейчас ты вваливаешься в мою комнату. – Хочу сказать то же самое: сначала аудитория, потом библиотека, дальше моё любимое кафе, следом машина, что дальше? Если бы у меня могла отвалиться челюсть, то она бы это сделала. – Не переживай, я уже уволилась, и как только верну свой ноутбук – не увидимся в библиотеке. – Почему ты уволилась? – хмурится Мэйсон. – Потому что тебя не должно это касаться, ещё есть вопросы? – Трикси, – цедит он, сверля меня взглядом, но я последний человек, который боится его. – Так было нужно. Достаточно? – Нет. – Я не должна перед тобой отчитываться. – Я узнаю причину у Кики. – Тогда какого черта ты ещё тут? – фыркаю я, понимая, как легко упоминание Кортни вывело из себя. Вырываю руку, с такой силой, что в один момент, кажется, растянулись связки или она вовсе оторвалась вместе с костями. – Уходи, Картер, я хочу побыть одна. – Я не уйду. – Уходи! Мэйсон отрицательно крутит головой, и я едва могу сдерживать слёзы. – Уходи! – кричу, указывая на дверь. – Нет. Его настойчивость добивает, и я сдаюсь. – Раздевайся, покувыркаемся, и ты отстанешь, – слёзы катятся по щекам, когда я выкрикиваю эти слова, вкладывая в них всю тяжесть, которая обрушилась на голову с переездом сюда. Меня уволили с работы. Кортни не разговаривает со мной несколько дней и вообще всячески игнорирует моё присутствие. Этот идиот присылает ко мне каких-то непонятных мужиков, которые требуют покладистости и смирения с тем, что меня решили посадить на цепь, причём человек, которого я вообще видела дважды за все двадцать два года жизни. Моя соседка исчезает вместе с моим ноутбуком. Я бы не думала на неё, если бы она вернулась, но всё говорит само за себя. У меня проблемы, большие, черт возьми, проблемы. – Я мог согласиться, не звуча это предложение в подобном контексте. – Я хочу, чтобы ты ушёл, ты не понимаешь!? – Я хочу тебе помочь, Трикси. – Да не нужна мне твоя помощь! Боже, неужели ты не понимаешь этого! Падаю на кровать, и сотрясаюсь в рыдании. Плевать даже на то, что в комнате присутствует Мэйсон, хотя он последний человек, которого я желала видеть сейчас и перед которым могла заплакать. Но меня убивает сам факт того, что сердцу эту нравится. Как будто я за каменной стеной. Защиты нет только от одного: от него. – Дай мне помочь тебе, – тихо говорит он, на что я кручу головой, утыкаясь лицом в подушку. – Я могу хотя бы сесть? – Мне без разницы, – говорю я. – Я хочу, чтобы ты ушёл. – Я не уйду. Кровать прогибается под его весом, когда парень занимает место на краю у моего бедра. Это бесполезно, серьёзно, пустая трата времени просить его. И особенно просить о том, чего не хочет душа. Противоречие самой себе. – Я могу лечь? – Мне без разницы, – повторяю я. Спустя минуту, тело превращается в камень, потому что Мэйсон ложится на подушку. Нам критически мало места, и его близость заставляет отползти к стене, из-за чего я едва не сливаюсь воедино с бетонными плитами. Слушаю его размеренное дыхание, затаив своё. Возможно, на деле всё немного иначе, ведь я сама зажала себя к стене, лишь бы не соприкасаться с ним и клеточкой тела. Единственное, что я могу в этот момент – всхлипывать и позволять слезам дальше заливать лицо. – Ты принимаешь меня в штыки, почему? – Я не хочу говорить с тобой. – Это ничего не меняет. Я не уйду, пока ты не объяснишь мне. И ты тоже. Помрём тут от голода и холода. – Тут не холодно, Картер, – бурчу я. – Конечно, с тобой лежит самый горячий парень университета. Милости прошу на мой огонёк. Всхлипываю, но скорей это похоже на смешок, ведь я действительно улыбаюсь. – Видишь, я уже рассмешил тебя. Ты почти запала на меня. Ещё одна шутка, и тебя за уши не отдерёшь, а в туалет я предпочитаю ходить один. Прими к сведению. – Ты такой мерзкий, – хмыкаю я, тогда как улыбка не желает покидать лицо. – Секса не будет, даже не проси. – Я обойдусь. – Ну, не знаю, я могу потухнуть, придётся искать дрова, либо греться путём трения. – Картер, ты хочешь сказать, что я бревно в постели? – фыркаю я, сдерживая глупый смех. – Сейчас похоже на то. Ты прилипла к стене и не шевелишься. Слава Богу, что я слышу твоё дыхание. Хотя бы повернись, чтобы я понимал, что и как. Не хочу лежать в одной кровати с трупом. – Я не хочу поворачиваться. – Конечно, там неумеренное количество соплей на стене, я бы тоже не стал. – Ты отвратителен, – на этот раз не могу сдержать смех и чувствую теплоту, согревающую сердце. – Ну, так что? – Что? – Повернёшься? Выдыхаю и решаю сотни развязок в голове. Я точно знаю, что между нами ничего не будет, но это Мэйсон, и он слишком непредсказуемый. Я едва отхожу от шока, что он попросил присесть на кровать, а не упал на неё, тем самым, убив меня своим весом. Медленно меняю положение с бока на живот и поворачиваю лицо. Глаза Мэйсона наблюдают за мной и лучезарная улыбка с ямочками на щеках, поднимает настроение одним своим видом. Закинув правую руку под голову, вторая покоится на его груди и оставляет между нашими телами несколько дюймов. – Лучше отвернись, – смеётся он, шлёпаю его по животу, из-за чего он давится и недовольно бурчит, хватая ртом воздух. – Не смотри так на меня. Целовать тоже не буду, ты вся в слезах, соплях и краске от стены. Можешь даже не умолять. Я только что обновил рейтинг антисексуальности в своей голове. – Поверить не могу, что у тебя вообще есть такой рейтинг. – У тебя тоже такой есть, просто ты не хочешь признавать. – Я не ставлю клеймо на людях. – Когда ты видишь человека, ты сразу судишь его по внешности. – Не правда. – Дослушай меня. Даже если ты не хочешь, и отрицаешь в своей голове, у тебя срабатывает извилина, которая отвечает за это. Она есть у каждого, просто потом ты узнаёшь и меняешь мнение о человеке, не опираясь только на его внешний вид. – Неприятный человек сразу виден. От него исходит определённая аура. – Аура? – улыбается Мэйсон. – Не знаю, это как харизма, сразу чувствуется. – И что ты думаешь обо мне? – Ты намного наглее, чем кажешься. – Значит, ты думаешь обо мне, – продолжая улыбаться, он устремляет взгляд в потолок, позволяя рассмотреть его профиль. Пухлые губы приоткрыты, изредка он может прикусить нижнюю, длинные и густые ресницы, о которых только мечтает девушка, кроме того, они с изгибом. Клянусь, многие бы отдали за них душу. Хорошо заметная щетина, видно, что он бреется. В Мэйсоне и есть та незримая глазу харизма. Он легко получает всё, стоит только улыбнуться. В этом его главная проблема: он не знает отказов. С ним априори хочется согласиться, желаешь ли ты этого или нет. Сверхспособность в виде гипноза. – Нет, это обычный факт. – Ты тоже наглее, чем кажешься. – Это не правда. – Это не я прыгнул к кому-то в машину и требовал поцеловать. – Это не я завалилась к кому-то в комнату и на кровать. – Заметь, я спросил, уверена ли ты, а потом разрешение сесть и лечь. – Ты утрируешь. – Нет. А вот ты чуть ли не порвала мою футболку от желания. Могла бы просто попросить. Его блестящие глаза вновь встречаются с моими. – Что случилось? – спрашивает Мэйсон. – Это уже пройденный этап, можешь не пытаться. – Я хочу тебе помочь, тем более ты сама меня ввязала в это. – Больше этого не повторится. Ты не будешь решать мои проблемы. – Даже если я сам этого хочу? – Да. – Ты же понимаешь, что твои указы не способны остановить меня. – Куда уж там, – выдыхаю я. – Ты вообще никого не слушаешь. – Зачем кого-то слушать, если я сам способен принимать решение? – Когда дело касается чужой жизни, ты должен послушать. – Даже если мне не безразлично? На данный вопрос я спешно ищу ответы, пока в горле зреет ком. Ему не безразлично? Он просто спросил, чтобы утешить любопытство или это действительно так? – Даже если тебе не безразлично, в чём я, конечно, сомневаюсь, – выдыхаю я. – Ты всегда решаешь за всех, или это я особенный? – Думаю, только ты. Ты любопытный, Мэйсон. Парень прикладывает ладонь к сердцу и восторженно верещит: – Ты снова снизошла от моей фамилии к имени. – В своей голове я называю тебя по имени, но, когда ты что-то вытворяешь, снова становишься Картером, а ты обычно что-то, да вытворяешь. – Значит… – тянет он, переворачиваясь на бок. В глазах бегают озорные искры, когда он подпирает висок кулаком и смотрит на меня сверху вниз. Вопросительно поднимаю брови на его реакцию. – Ты думаешь обо мне. – Нет. – Зачем тогда произносишь моё имя в своей голове? – Когда ты где-то в радиусе мили, то да, я могу вспомнить о тебе. – Могу вспомнить о тебе, – передразнивает Мэйсон. – Или не могу забыть? – Знаешь, я могу сказать тебе тоже, что ты сказал Эмили: не придавай себе такое большое значение. Веселье моментально испаряется. Тело парня заметно напрягается. Мэйсон поджимает губы, желваки начинают вздуваться, а с лица сходит краска. Таким мрачным я не видела его ни в библиотеке, ни после драки и даже тогда, когда он винил меня за чью-то не правильную парковку. И моё настроение вмиг возвращается к тому, от чего я совсем недавно ушла, потому что он поднимается с кровати. На шею как будто бросили лассо, которое стянуло его до непередаваемой боли и невозможности поступления кислорода. – Не говори то, чего не знаешь, – сухой тон его голоса пробирает до дрожи. Кожа покрывается мурашками. – Ты тоже говорил то, чего не знаешь. Ты сделал мне больно. – Когда? – В машине. Ты не смеешь говорить что-то про моих родителей. – Может, тебе тоже следует следить за языком, потому что ты дала старт этому разговору. – Я жалею, что вообще села в неё. – Сейчас я тоже об этом жалею. Дверь с грохотом хлопает, когда он покидает комнату, а я вздрагиваю. Линия старта, с которой мы начали – осталась позади, когда он лёг в мою кровать и поднял настроение обычными дурными шутками, но мы вернулись обратно, как только его слова слетели с моих губ. Лишь один вопрос моментально возникает в голове: эта реакция на слова в его адрес или на ту, кому он их сказал? Глава 14 Мэйсон Кики улыбается нам, но я вижу, что тут что-то не так. Я всегда с безразличием смотрел на кого-то, и она не была исключением до того момента, пока я уловил немые разговоры и обмен взглядами с разных сторон кафе между ней и Трикси. Выглядело так, как будто они понимают друг друга без слов. Сейчас я наблюдаю их по разным сторонам баррикад в виде аудитории. Они не смотрят в сторону друг друга, делая вид, что не знакомы. Я хочу знать, что произошло. Этот факт поднимает меня с диванчика. Дожидаюсь, когда Кики примет заказ и увожу её за локоть в самый дальний угол, где отсутствуют столики, лишь огромное растение может слышать нас. Девушка явно растеряна, ведь я никогда не делал этого и не проявлял к ней интерес. – Почему Трикси уволилась? – Вообще, она не уволилась. Точней, она успела уйти сама, потому что её хотели уволить, – кажется, я даже заметил сожаление в её глазах. – По какой причине? – Почему тебя это интересует и почему я должна знать? – Потому что вы работаете вместе, потому что сидели всегда вместе, потому что переглядывались и улыбались друг другу, мне продолжать? – Нет, – отрезает она. – Она нагрубила клиентам. – Просто так? Глаза Кики начинают бегать по залу, как будто она придумывает пути отступления и повод уйти. Со мной такие игры не прокатят. – И? – Я не должна говорить с тобой об этом. Ты не работаешь тут. – А если я прямо сейчас устроюсь сюда? – Картер, ты смеёшься надо мной? – фыркает она. – Похоже на то, что я смеюсь? Оскорбление отражается на её лице, но мне действительно не до смеха. Я даже не знаю, зачем интересуюсь этим. Я всё ещё пытаюсь убедить себя в том, что мне безразлична Трикси, хотя это уже не так. – Что произошло? – пытаюсь ещё раз. – Я уже сказала, она нагрубила клиенту. – Она не могла нагрубить ему без повода. Какой повод, Кики? Девушка молчит, смотря на меня, но как будто сквозь. – Ау? – трясу её локоть, требуя уже эту гребаную правду. – Он… – Он? – Да. Калеб шлёпнул её… – По каком месту? – вопрос цедится через зубы, а ярость наполняет кровь и заставляет её бурлить, как в кастрюле на плите. – Почему тебя это беспокоит? – Это не твоё дело. Ответь на вопрос. – Я отвечу, если ты ответишь на мой. – Она помогла мне, я хочу помочь ей. – Чем она тебе помогла? Опозориться в коридоре университета? – До этого. Куда, Кики. – По заднице, – выдыхает она, а мои кулаки сжимаются. – За что её хотели уволить? – Тоби… сын друзей хозяина заведения. Калеб пожаловался, – закусив нижнюю губу, Кики смотрит на меня обеспокоенным взглядом, в котором отражается сожаление и грусть. – Я думаю, ей понравился Тоби, а Калеб… он просто любит прикалываться. – Это один и тот же человек? – Нет. – Тогда объясни мне нормально, что, чёрт возьми, произошло. Всю ситуацию от и до. – Что ты сделаешь с Тоби? – быстро тараторит она, выпучив глаза. – Дай мне разобраться самому. – Я расскажу, если ты пообещаешь не трогать его. – Я не могу этого обещать, и ты расскажешь мне, даже если придётся выжимать силой. Я даю тебе шанс, Кики. Поджав губы, вижу, как крутятся шестерёнки в её голове, отвечающие за разные исходы, но я знаю, всё придёт к одному – к тому, что я применю силу, оторвав его башку. Любого из них. Уже не важно, что было дальше, потому что он пошёл на рожон первый. Я не понимаю, почему хочу защитить её, почему мне приятна её компания, почему я вообще ввязываюсь в это и выясняю обстоятельства, в то время как она ударила меня словами. Ты ответил тем же, – внутри скрипят непонятные голоса, которые я давно перестал слышать. Они снова проснулись. – Я попросила её пойти со мной, потому что Тоби… он нравится мне, и я волнуюсь. Мне была нужна поддержка. Я попросила Трикси. Тоби… он просто спросил, почему она не здоровается с ними, а Калеб шлёпнул её по заднице… Мне жаль… Мне правда очень жаль… – В каком контексте это было сказано? – Что? – Есть разные интонации, ты сама это знаешь. Либо он нагрубил ей первый, либо дал повод. – Пожалуйста, не трогай его… – Я сам решу. Не желая оставаться в этом месте, я слышу, как хлопает за спиной входная дверь, и направляюсь в одно место, которое может выгнать из меня немного дури, резко увеличившуюся и сдавившую грудную клетку. Свист шин раздаётся на каждом светофоре, а вкус жженой резины врезается в дыхательные пути и вертится на языке каждого, кто находится за спиной. Зажимая педаль газа, обгоняю встречные машины, которые плывут подобно улиткам и вылетаю на встречную полосу, получая мерзкие клаксоны в знак того, чтобы я убрался с дороги. Меня цепляет, что он тронул её, что позволил себе наглость. Неважно, кто был, как это было, для меня имеет значение только одно: он сделал это. Трикси вовсе не та, кто стерпит и уйдёт, она та, что вышибет мозги. Она умеет постоять за себя, а я тот, кто хочет постоять за неё. Но она не позволяет это, а если позволяет, я чувствую себя виноватым, поэтому грубость вырывается сама по себе. Я не понимаю, что испытываю, путаюсь в чувствах и не могу их разобрать. Я даже не совсем понимаю, что меня так злит. Клубы дыма рассеиваются по ветру, когда хватаю сумку из багажника и сломя голову несусь в сторону дверей. Это всегда спасало меня от необдуманных решений. Отец всегда говорил: «Не хочешь оступиться – бей грушу». Так я и поступаю, изливая эмоции на подопытном мешке. Мужик, занимающий пост охраны, что-то кричит вслед про неправильную парковку, но он не понимает, что мне просто наплевать. В раздевалке меняю одежду, и по пути к залу, наматываю бинты на руки. Парни смотрят на меня, как на сумасшедшего. Они не знают, что это так и есть. Не останавливаясь в течение получаса, выбивая всё дерьмо, но оно не исчезает, а только растёт, словно на дрожжах. Это доводит меня до ещё большего отчаянья, мотивируя задействовать больше силы. Я не могу остановиться. Не хочу. Мне нужно добить себя, чтобы не убить другого. А я очень хочу. Выплескиваю всё. Трикси, которая засела в моей голове; урода, который тронул её; мужиков, что по непонятной причине запугивают её; Эмили, что вновь появилась на пути; их общение, которое наблюдаю практически ежедневно; слова, что сказал Трикси сам того не желая. Я не могу промолчать. Как будто сказав что-то, она тянет мой язык, и я продолжаю. Так зарождается наша непонятная война. Никто из нас не хочет сдаться первым. – Остановись, твою мать! – голос отца эхом отзывается в стенах зала, и я застываю, как по приказу командира. Медленно поворачиваю голову в его сторону, ощущая, как одежда пропиталась потом, будто на голову вылили ведро. Карие глаза, что он подарил мне, искрятся гневом и замешательством. – Какого хрена ты творишь? – Тренируюсь, – буркаю я. – Это не тренировка, это дерьмо собачье. Снимай перчатки. Ты закончил. – Я ещё не закончил. – Снимай, мать твою, перчатки! – гаркает он, из-за чего я подскакиваю на месте, как запуганный пацан и следую его приказу. Первый раз за всю жизнь, бросаю их на пол и, оставив на отце многоговорящий взгляд, грузно вышагиваю к дверям. Парни расступаются, подозревая, что я окончательно поехал. Они могут быть со мной только в солнечный день, как только выглядывают тучи – скрываются подобно тени. Я знаю только одного человека, который не делает этого, не считая семьи. В раздевалке с особым раздражением сбрасываю одежду и встаю под душ, который сегодня не способен снять напряжение. Я даже не знаю, испытывал ли то же, когда узнал всё про Эмили. Как будто на этот раз гораздо тяжелее. Камень тянет ко дну. – Какого хрена ты вытворяешь? – недовольно хмурится отец, сверля меня глазами, когда, обмотав бёдра полотенцем, захожу в раздевалку. – Я уже говорил. – Нет, это дерьмо я уже слышал. – Значит, оно повторяется. Повисает тишина, и я наспех натягиваю одежду, всеми силами сдерживая дрожь в руках то ли от ярости, то ли от усталости. Хотя в последней я сомневаюсь. Я не чувствую желанного опустошения. Я хочу найти тех уродов и сломать руки. Хочу поскорей выбраться из стен, которые сгущаются и давят, но пальцы отца врезаются в моё плечо и возвращают обратно. – Остановись! – Не хочу! – ору я, сбрасывая его руку. – Я не хочу! – Объясни мне, что произошло? – Я не хочу объяснять! – цежу сквозь плотно сжатые зубы и на этот раз вылетаю из раздевалки. – Ты сбегаешь, Мэйсон. – Ты тоже это делал. Принц из маминых сказок постоянно сбегал. За спиной хлопает очередная дверь, и в лицо ударяет поток холодного воздуха. Новый визг шин и клубы дыма за спиной. Мобильник не трезвонит, хотя не могу отрицать, что не думал о звонке отца. Когда-то он звонил или писал сообщение, чтобы я не делал глупостей, но сегодня ничего нет. Я не получаю ничего и жалею о брошенных словах. Он единственный человек, который знает меня от и до. Единственный, кто способен понять и поговорить. Единственный, с кем я могу поделиться и выслушать совет. Я привязан к маме, но моим лучшим другом всегда был отец. Однажды я подумал, что его может заменить другой человек, но я не предполагал, что он может предать меня, на что никогда не пойдёт отец. С тех пор, я могу доверять только ему. И сейчас я, скорей всего, испортил наши отношения, подорвав их основу. От безысходности и ненависти к самому себе, долблю мобильником по рулю, пока экран не трескается и не крошится осколками на колени. Теперь мне точно никто не способен позвонить или написать. О чём я думал? Не понимаю, как оказываюсь на парковке кампуса, и, не теряя времени, вылетаю из машины. Не знаю, что мной движет, и что делаю, но извинения – это минимум, что я могу сделать. Я обвинил её в том, что она не делала, причинил боль, бросив грубые слова. Я никогда не извинялся, разве что перед мамой и Мэди, которую не смог защитить и уберечь когда-то. Но, не сделав это сейчас – возненавижу себя ещё больше. Эмоции всё ещё кипят внутри, ведь мне так и не удалось сбросить груз с шеи. Я смог только увеличить его, спустив часть демонов на отца. Знаю, он не расскажет маме, но наши отношения изменились, и она сама заметит это. А это означает что? То, что я не могу появиться в их доме. Я отрезал путь к семье. Как смешно получается: всё началось с обычного вопроса Кики и продолжилось тем, что я добиваю себя. Распахиваю дверь и слышу громкие голоса, которые выясняют отношения, я бы не застыл и не повернулся, теряя время, если бы не услышал всхлип. Слишком знакомый всхлип. Тот, что я уже слышал. Но это не всё. Следующие слова, которые в отчаянье срываются с губ девушки, буквально подгибают мои колени. – Вы не можете! Куда я пойду ночью? Глава 15 Трикси Мужчина смотрит на меня своими серыми глазами и его лицо не выражает ничего. Как будто это нормально. Как будто в порядке вещей заходить к кому-то в комнату и говорить, что он должен собрать свои вещи и покинуть кампус из-за нарушения гребаных правил. Я не понимаю, что происходит. Волосы на затылке встали дыбом, а на лбу выступил рот. Тело бросает то в жар, то в холод. – Оплачивается полгода проживания, от вас не поступала и часть её. Прошёл почти месяц. – Моя мама оплатила год проживания его ещё до такого, как я перевелась сюда! Вы должны посмотреть ещё раз! – голос срывается на крик, и я едва держусь на ногах. – Мы посмотрели дважды. У Вас нет квитка, чтобы доказать нам. – Это какая-то шутка! – слёзы текут по щекам, когда я кручу головой, отказываясь верить в происходящее. Резко разворачиваюсь, чтобы бежать в комнату за телефоном, но сталкиваюсь с массивной грудью, ударяясь об неё лбом и отшатнувшись назад из-за силы столкновения. Перед глазами всё размывается, но я всё равно понимаю, что передо мной Мэйсон. Он кажется растерянным, но мне сейчас много чего кажется. Не тратя времени на наши перепалки, бегу к комнате, оставляя его позади. Сейчас не лучший момент для выяснения отношений, которые в принципе отсутствуют между нами. Врываюсь в комнату и подхватываю мобильник, чтобы набрать номер мамы. Вызов остаётся не принятым и это ломает меня изнутри. Падаю на пол и закрываю лицо руками. Я надеялась на чудо, когда хотела дозвониться до неё. Пару дней назад, они ушли на задание и должны вернуться со дня на день. Я осталась совершено одна на непонятное количество времени. Вновь нажимаю клавишу вызова и смотрю на экран. – Пожалуйста, мама… возьми трубку… – шепчу я. Но это очередная безуспешная попытка. Отбрасываю его в сторону и подтягиваю колени ближе, сотрясаясь в рыданиях. Аренда жилья в мотелях быстро обчистит мой кошелёк, но я не вижу другого выхода. – Что происходит? – голос Мэйсона как гром среди ясного неба. – Ты всё слышал, – окончание проглатывается, с трудом я могу сказать, что меня выгоняют из кампуса не завтра, а прямо сейчас. – Ты не оплатила проживание? Поднимаю глаза и окидываю его взглядом с ног до головы. Парень отвечает тем же. Я не могу распознать эмоции на его лице, да и нужно ли. – Уходи, – прошу, но чего я ожидала? Мэйсон продолжает истуканом стоять в дверях. – Мы уже говорили об этом. Фыркаю и морщусь. Если ему нравится видеть меня такой и веселиться из-за происходящего, то пусть так и будет, мне абсолютно плевать. Ничто не способно причинить мне боль. Я выдержу каждую трудность, которая встанет на пути. Я привыкла. Все двадцать два года жизни мне приходится сталкиваться с ними, и за все прошедшие годы я ни разу не опустила руки. Всё осталось за спиной, где я вышла победителем. Руки трясутся, но я собираю вещи, пока Мэйсон молча наблюдает за мной. Но спустя минуту, он скрывается за дверью, и я радуюсь его уходу. Это ложь, потому что его присутствие даровало хоть какую-то поддержку и напоминание, что я не одна. Чемодан быстро наполняется вещами, которые я успела разобрать, и в комнате становится пусто. Деби так и не появилась за прошедшее время, и это пугает и отрезает всякий путь к ней. Я не знаю где искать её и свой ноутбук. В коридоре пусто, лишь стук колесиков парочки чемоданов за спиной, отстукивает и эхом разносит мой уход. Тройка девушек появляется из-за поворота, но они не проявляют к моей персоне никакого внимания, проходя мимо, оживлённо болтают о чём-то более интересном. По пути захожу в туалет и умываю лицо холодной водой. Кажется, за эти пару дней я выплакала столько, сколько с роду не плакала. Я начинаю ненавидеть этот город, он уничтожает меня, но я – сталь, которая закаляется из-за возникающих трудностей. Мужчина провожает меня взглядом и желает всего доброго. Что может быть доброго в том, что я ухожу практически под ночь в никуда? Поток свежего воздуха бьет в лицо и трепет выпавшие локоны из хвостика, когда я шагаю к дороге, чтобы уехать в ближайший мотель. Я не тот человек, что сдаётся и мирится с подобными обстоятельствами. Завтра я стану той, что проведёт время в административной части университета, требуя поднять все документы. Я точно знаю, что мама оплатила предстоящий год или полгода. Чемоданы резко останавливаются, а на моём запястье возникает рука, которая требует обернуться. На секунду, внутри даже зарождается надежда, что это тот мужчина, который понял, что ошибся. Но это всего лишь Мэйсон. – Мне не до тебя, Картер. – Я помогу тебе. – Единственное, чем ты можешь мне помочь: погрузка чемоданов в такси. Одергиваю руку и, зацепив чемоданы, делаю новый шаг, который не венчается успехом. Мэйсон удерживает пластиковые ручки и смотрит на меня. – Я не понимаю, что ты хочешь от меня. Почему бы тебе не оставить меня в покое? Я сделаю то же самое. – Я не часто предлагаю свою помощь. – Я не просила её. – Не будь упрямой, позволь мне помочь. – Дай название ближайшего мотеля, я сочту это за помощь. – Ты можешь остаться у меня. Вскидываю брови, вслед которым начинаю смеяться. Спустя минуту я уже сгибаюсь пополам и не могу остановиться. Кручу головой в разные стороны и не могу поверить в то, что он предлагает. Мэйсон не разделяет историчного веселья, продолжая наблюдать за мной с нейтральным выражением лица. – Пара минут не спасёт меня, Картер, – фыркаю я, унимая смех. – Прибереги свою помощь для кого-то другого. – Пара минут? – выгнув бровь, усмехается он. – Серьёзно? Мне не девяносто лет. – Мне плевать, сколько это длится. Я хочу уйти, и буду благодарна, если ты отпустишь чемоданы. – Если я этого не сделаю? – Мы простоим тут до утра. Когда-нибудь тебе надоест, и ты свалишь. Ты можешь помочь мне тем, что не будешь тратить моё время. – Дай мне возможность помочь тебе. – Я уже сказала, что ты можешь помочь мне, назвав ближайший мотель. – Ладно, но я буду тем, кто довезет тебя туда. – Если это способно прекратить наши отношения, то я соглашусь. Уголки губ Мэйсона дергаются, и тень довольной ухмылки скользит по его лицу. – Между нами есть отношения? – Отношения бывают разными, не переворачивай мои слова под своё понимание. – Например? Какие между нами? – Апокалипсические. Хочу предложить закончить их. Сделаем вид, что не знаем друг друга. – Допустим, что я не хочу этого. Что тогда, Трикси? – Во всём должна быть взаимность. На поле две команды и пара ворот. Отсутствие одних говорит о том, что игра не равнозначная. – Мы занимаемся боксом, там нет ворот, – парирует Мэйсон. – Тогда у тебя отсутствует противник, бой с самим собой? – Смотря, за что борешься. Можно бороться с собой. – Вряд ли ты нокаутируешь себя. – Не физически, но морально. – Наш разговор зашёл в тупик. Предлагаю разойтись и наслаждаться жизнью так, как делали это раньше. – Я больше не могу ей наслаждаться, как раньше. – Разве это должно волновать меня? – Да. – По какой причине? – Потому что ты являешься этой причиной. Улыбка расплывается на губах. Качаю головой и выдыхаю. – Серьёзно? – я едва сдерживаю смех. – Это не смешно. – Ты понимаешь, где ты, и где я? Брови парня сходятся на переносице, он явно не понимает того, что я имею в виду. – Мы из разных лиг, Картер. Я играю за одну команду, а ты бегаешь по разным. Я даже не хочу знать, сколько раз эти слова помогали тебе. – Ни разу. – Тогда, тебе нужно пересмотреть тактику. Если будешь пользоваться только одним планом – будешь проигрывать. – Я не пользуюсь этим планом, его не существовало до сегодняшнего дня. – Ты правильно делал, потому что он не работает. – Работает. – Нет, Мэйсон. – Мэйсон, – повторяет он. – Признайся себе в том, в чём я признался себе. – Ты видишь то, что хочешь видеть. – Ты не обманешь меня. – Конечно, нет, ты можешь сделать это сам. – Я довезу тебя до мотеля, Трикси. – Я передумала. – Передумала, потому что знаешь, что я прав. – Я устала и хочу завершить этот бессмысленный разговор. – Мы завершим его, когда я довезу тебя. Выдыхаю и отпускаю чемоданы, позволяя ему выиграть, но лишь для того, чтобы получить своё. Я хочу остаться одна, желая расслабиться хоть на секунду. Чёрная полоса, в которой повязла моя жизнь – рано или поздно завершится. У всего есть конец, и это как свет в конце туннеля. Солнечные лучи пробиваются сквозь серые тучи над головой, говоря о том, что всё может поменяться в любой момент. Я не та, что сдаётся и подстраивается под обстоятельства. Это я та, кто выстраивает их, а всё остальное подстраивается под меня. Занимаю заднее сиденье, следом за мной это делает Мэйсон, но прыгнув за руль. Встречаюсь с ним взглядом в зеркале заднего вида, и едва не сдаюсь. Не понимаю, что меня притягивает к нему, и почему его компанию я предпочитаю больше той, что даёт та же Эмили. Наверно, причина кроется в том, что он не торопится рассказывать о каждой мелочи своей жизни, но одновременно с этим, я хочу их знать. Отличная женская логика. Мэйсон вовсе не тот парень, которому можно верить. Да, возможно, он говорит правду, когда утверждает то, что не рассказывает сказки, но я всё равно не доверяю ему. Такие, как он, не внушают доверия. Такие, как он, всем видом дают понять, что лучше бежать без оглядки. Я бы с удовольствием бежала, если бы не невидимые оковы, в которые заключены мои ноги. – Знаешь, почему ты села назад? – Удиви меня, – выдыхаю я, провожая взглядом кампус. – Потому что боишься принять правду. – И какую правду? – Ту, где ты что-то чувствуешь ко мне. – Господи, ты абсолютно невыносим, Картер. – Мама так говорит. – Я второй раз хочу согласиться с ней. – Ещё она говорит так про отца. Ты точь-в-точь повторяешь её слова, – усмехается он, оставляя на мне секундный взгляд, на который я не отвечаю, но чувствую. – Ей нужно поставить памятник. – Я знаю, – смеётся Мэйсон, и я тлею под приятным звуком его голоса. Ненароком смотрю в его сторону и задерживаю взгляд на темно-карих глазах, что устремлены на дорогу. Мне не нравится, совсем не нравится то, что я смотрю на него, что хочу смотреть. Из-за этого ёрзаю по кожаной обивке и стараюсь успокоить подступающую нервозность на фоне испытываемых чувств. Ежесекундно проговариваю и вбиваю мантру: «Не надо. Не делай этого». Но разве сердцу прикажешь? И я злюсь. Злюсь на себя за то, что он прав, за то, что чувствую к нему что-то. Так не должно быть. Так не может быть. Ненавижу его за то, что он не может быть таким же, как тот урод из кафе. Желаю, чтобы он испортил мнение о себе, даже если придётся выкинуть меня на обочине, я буду так рада возненавидеть его. Я хочу найти причину и повод, чтобы ненавидеть его больше, чем симпатизировать. Он помогает мне второй раз, и это вяжет на моих руках петлю, как и на шее. Почему он делает это? Почему помогает, если редко предлагает свою помощь кому-то? Почему он появляется в моей жизни? Почему пришёл снова? Сотни «почему» в моей голове. – У тебя есть время передумать, – нарушая тишину, говорит Мэйсон. – Что? – Тебе не придётся тратить деньги на мотель, если ты останешься у меня. – Только через мой труп. – Я не трону тебя, обещаю. – Ты серьёзно думаешь, что слово «обещаю» может поменять чьё-то решение? – Когда ты даёшь обещание, ты ставишь под прицел самого себя, можешь подорвать репутацию и доверие в целом. Ставишь под сомнение цену собственным словам. – Слова – это всего лишь набор букв. Они не дают никаких гарантий. Я могу сказать всё, что захочу, но это не будет означать то, что я непременно сделаю это. – То есть, ты врала? – Я сейчас тебя удивлю, но каждый человек врёт, – словно совершенно неземную новость, заявляю я. – Особенно о чувствах. – Я не чувствую к тебе ничего, – отрицаю, цедя то, что злит и выводит больше всего. – Я ничего не говорил о себе, но ты сразу подумала обо мне, – парирует Мэйсон, останавливая машину на парковке мотеля, неоновая вывеска которого отражается в лужах. Вылетаю из салона и распахиваю багажник, спешно выдёргивая оттуда чемоданы. С грохотом ставлю их на асфальт, от чего они покачиваются и едва не валятся на бок. Гнев настолько будоражит кровь, а ноги отбивают ритмы по асфальту, что становится больно то ли от собственной лжи, то ли от того, как яро я вышагиваю вперёд. Мэйсон остаётся за спиной, я чувствую его прожигающий взгляд на спине, но не поворачиваюсь. – Давай, вали, Трикси. Докажи мою правоту! – добавляет он в спину. Резко торможу и отпускаю чемоданы, разворачиваясь к нему лицом. – Я ненавижу тебя! Терпеть не могу, Картер! – салютую средние пальцы. Кажется, даже волосы встали дыбом от переизбытка чувств. – Если бы я могла, показала бы их пальцами на ногах! – Бесишься, потому что влюблена в меня, – усмехается он. – Ты мне отвратителен! Подхватываю чемоданы и, распахнув двери, которые ударяются о стену, залетаю в холл. Седовласый мужчина за стойкой администратора, смотрит на меня, как на умалишенную и, бьюсь об заклад, уже набирает номер психологической лечебницы. Кстати, она мне очень не помешает. Я буду только рада выбить из головы парня, который остался на парковке. – Мне нужен номер на пару суток, – заявляю я, пропуская приветствие, которое обычно говорю сразу. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/dzhuli-deys/pyat-shagov-navstrechu/?lfrom=688855901) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.