Вспомнить всё

Вспомнить всё Сергей Мартин В глухом месте у реки пенсионер находит лежащего без сознания мужчину. Очнувшись, человек не мог вспомнить ни своего имени, ни того, что с ним случилось, ни прежней жизни. Он твердил лишь одно: в милицию обращаться нельзя. Уже в больнице спасённый узнаёт о человеке Алексе Клёнове по прозвищу Палач, одно имя которого вызывает страх у беспредельщиков. Но Клёнов куда-то бесследно исчез и все попытки найти его пока не увенчались успехом. Больной мучительно старается вернуть свою память. И Палач возвращается! Содержит нецензурную брань. Глава 1. МЫТАРСТВА «Я жив или уже мертв?» – мелькнула почти равнодушная мысль. И с каким–то ледяным адским грохотом отозвалось и эхом заметалось между землей и небесами: «Мертв… мертв… мертв…» Внезапно повыскакивали из темных углов безобразные монстры во главе с отвратительным чудовищем невероятных размеров – в длину и ширину, с витыми рогами и множеством раздвоенных лакированных копыт и тут же тысячей голосов глумливо подтвердили это жуткое известие. Главарь этой бесовской шайки, пошевеливая длинным хвостом с разнообразными орудиями пыток, укрепленными по всей длине этого омерзительного приспособления, уже смотрел на меня в упор. Кажется, я выдержал этот взгляд, напоминающий одновременно трясину, зыбучие пески и старое пепелище. Какофония омерзительного хохота, казалось, не закончится никогда. Но чудовищные голоса тут же умолкли, свернувшись в плоскость и стремительно провалившись во тьму. В пронзительной тишине послышались чьи–то тяжелые шаги. Я ждал чего–то еще более ужасного. Верно, сам Вельзевул вышел на профилактический обход, чтобы самолично со мной разобраться. Странно, что я в это время что–то вообще соображал. Кажется, я даже собрался схватиться за оружие. Но для Старшего Черта подошла бы только снайперская винтовка «Ковровец» с четырнадцатиграммовой пулей особенной формы. Винтовки, однако, не было. Шаги приближались, становились все отчетливее, они уже громыхали, словно тяжелый товарный состав, с диким свистом проносящийся мимо перрона. Потом чьи–то исполинские руки подхватили мое тело, переместили из одной области пространства в другую, отстоящую, как я подумал, на миллиарды километров. Я на какое–то мгновение увидел перед собой вместо очередной отвратительной рожи обычное человеческое лицо. Оно смотрело на меня глазами старика, и в них я прочел колоссальную тревогу и заботу. «Слава богу, это великий хирург… наверное Пирогов», – подумал я почему–то. Он что–то беззвучно спросил, но я уже не слышал его, снова проваливаясь в совершенную пустоту. Ее сменила, к несчастью, великая тьма. Непроницаемая, бесконечная и холодная, как космос… Ее зловещее безмолвие и леденящее дыхание сводили с ума и сковывали волю. Несмотря на все мои неимоверные усилия. Я не мог двинуть ни рукой, ни ногой. Движение, как таковое, оставило меня на произвол чуждых мне сил. Душа парила, наблюдая откуда–то сверху, с гигантской высоты, изгиб реки, дом и сад, чьё–то распростертое тело, больше напоминающее пустой кокон. В нём едва теплилась жизнь. Кажется, это был я. И снова боль… Бесконечная, невыносимая, она была огромной, как материк, и успела укорениться в каждом мускуле и суставе. Наверное, это она вызывала из глубины сознания отвратительных ужасных монстров, чьи окровавленные клыкастые пасти щерились в дьявольских усмешках. Ощущение реальности вернулось ко мне вместе с резким запахом нашатыря. Не удержавшись, я чихнул и едва не заорал от боли – сначала в голове, и сразу же эта боль как молния ударила вдоль позвоночника, превратив все тело в вязанку хвороста. Но сухие прутья, внезапно проявившиеся вместе со вспышкой пламени, вернули меня к жизни. Видать, я очень этого хотел. Должно быть, я скорчил ужасную гримасу, потому что услышал возле себя серебряный смех и вздох облегчения – отеческий. –Ну–ну, слава богу, выкарабкался. Сквозь пелену слез я увидел склонившегося надо мной старика. Его лицо, показавшееся мне знакомым, было озарено светом, падающим из квадратного окна, за которым было то ли утро, то ли вечер. Продрав глаза, я смог разглядеть старика намного лучше. Это было суровое лицо, изборожденное глубокими морщинами, но великолепные серые глаза не таили угрозы, наоборот – крайне внимательно, с заботой и участием и даже несколько хищно осматривали меня. –Кто вы? – как бы равнодушно спросил я, одновременно пытаясь понять, где нахожусь. Старик, по виду действительно классный врач, оторвался от изучения моего бренного, тут уж не было никакого сомнения, тела и, непринужденно улыбнувшись, представился: –Василий Николаевич. Иванов. –Ударение он сделал, естественно, на первом слоге. Меня это почему–то обрадовало. Этот не отправит меня обратно на тот свет. Не успел я задать нового вопроса, как получил на него ответ, словно он прочел мои мысли: –Вы у меня на даче. Я нашел вас ровно два часа назад на берегу – без сознания. Похоже, вас кто–то здорово отделал, молодой человек. – Он испытующе посмотрел мне в глаза и, помолчав, спросил: – Вы можете сказать, что случилось? –Не знаю… – растерялся я, почувствовав смутное беспокойство от того, что и самом деле не могу припомнить этого, несмотря на все усилия. – Не помню… –Гм–м… А как вас зовут? – прозвучал стильный профессорский голос. «Как меня зовут? Имя!» Я внезапно испытал ни с чем несравнимый ужас. Ледяные щупальца, раскрывшиеся где–то в районе позвоночника, мгновенно добрались до сердца. Я вдруг сообразил, что совершенно ничего не помню. Я не помнил не только того, что произошло со мной, но не знаю, как будто не знал никогда, даже собственного имени! Это чудовищное открытие повергло меня в смятение, которое не осталось незамеченным. –Ну–ну, не хотите – не отвечайте, – нахмурившись, сказал он и, помолчав, в задумчивости добавил: – Хотя все же я как–то должен вас называть… –Я… сейчас… не помню своего имени, – пробормотал я, буквально раздавленный абсурдностью ситуации. –В самом деле? – Василий Николаевич подозрительно посмотрел на меня. – Если у вас есть причины скрывать его, то можете придумать любое. Мне–то все равно. –Чёрт побери! Больше всего на свете я хотел бы сейчас знать, кто я. У меня нет причин скрывать, как меня зовут, – ответил я и уже не столь уверен но добавил: – Я так думаю… Василий Николаевич… Хозяин дома все так же пристально смотрел на меня, видимо пытаясь определить, не морочу ли я ему голову. Помолчав с минуту и, похоже, поверив мне, он, уже мягче, сказал: –Ну–ну, не расстраивайтесь. Скорее всего, у вас амнезия. Такое случается по разным причинам, а у вас она, судя по всему, от ранения головы. –Ранения? – удивился я, только теперь догадавшись о причине этой пульсирующей боли. Я лежал неподвижно, но меня просто мотало из стороны в сторону. –Да. И оно не единственное. У вас сломано как минимум три ребра, имеются несколько больших гематом в области грудной клетки и на спине, сильные ушибы рук и ног. Кости, к счастью, целы. –А что с головой? Мой спаситель ободряюще улыбнулся: –Не волнуйтесь, ранение неопасное. Пуля прошла по касательной, вас просто контузило. –Пуля? – снова удивился я. – Вы уверены? –Еще бы! Я сорок лет проработал хирургом и знаю, что такое огнестрельное ранение. –Так вы – врач? –В прошлом, – добродушно улыбнулся Иванов, – Я давно на пенсии. Полгода живу на даче, полгода – в городе. Вот, пошел на рыбалку, а выловил вас. –Вы нашли меня на берегу? –Да. На зорьке вышел к своему любимому местечку, смотрю – вроде как бревно валяется. А бревно–то живое… Такие вот дела… Что мне с вами делать? Вас надо доставить в больницу, да и в милицию не мешало бы сообщить. –Не надо в милицию! – Надо мной точно вихрь прошумел. Не знаю почему, но слово «милиция» напрямую ассоциировалось со смертельной опасностью. Видать, инстинкт самосохранения у «бревна», каким я сейчас был, работал, как швейцарские часы. Откуда я знал, что такое швейцарские часы? – Не надо в милицию… – снова повторил я, с мольбой взглянув на Иванова. – И в больницу не надо. Можно, я отлежусь у вас на даче? Вы же сами сказали, что ранение неопасное. Я заплачу за все, господин Иванов. –Хм–м… – озадаченно произнес мой спаситель. Однако он говорил не о плате. Он был настоящий русский врач. – Не слишком опасное ранение, но требующее стационарного лечения… У меня здесь только аптечка. Я обработал рану и сделал перевязку, но не могу рисковать. Вы потеряли много крови и долго находились в довольно–таки прохладной, скажем так, воде, ведь сейчас – сентябрь… Переохлаждение может вызвать абсцесс. Пусть вы довольно молодой и крепкий мужчина, но нельзя недооценивать серьезности вашего состояния. И потом, я просто обязан сообщить о случившемся с вами в милицию. Это же не несчастный случай. Вас едва не убили. –Доктор, – прервал я его, – вы спасли мне жизнь. Я ваш вечный должник, но вспомните заповедь «не навреди». –К чему вы? – не понял Иванов и сурово нахмурил брови. –Не знаю, как вам объяснить… Я и сам ничего не понимаю, но у меня такое ощущение, что… Словом, я вас очень прошу не предпринимать ничего, пока я не буду в состоянии разобраться со всем этим сам. У меня какое–то дурное предчувствие. Милиция, полиция… Это может для меня плохо кончиться. –У вас проблемы с законом? – спросил хозяин дома. –Не знаю. Честное слово, не знаю. Но обещайте, что не станете сообщать обо мне ни в милицию, ни кому бы то ни было. Это очень важно. –Хорошо, – ответил Василий Николаевич после некоторых колебаний. – В конце концов, кем бы вы ни были, я обязан выполнить свой долг – поставить вас на ноги, а там уж видно будет. Справляйтесь, как говорится, сами… –Спасибо. – Я попытался улыбнуться. Улыбка получилась вымученной, мышцы лица работали на редкость скверно. Видать, я был в варварском плену. Не иначе. Тогда Иванов сказал решительно: –Ну все, ещё успеем поговорить. А сейчас полечимся, и – спать. Вам нужно набираться сил. Он поднялся с табурета и через минуту вернулся ко мне с пригоршней таблеток и кружкой горячего чая, пахнущего малиной и травами. Мне все более симпатичен был этот пожилой человек, в котором чувствовалась внутренняя целостность и сила духа. Я ощутил, что ему можно доверять, и это внезапно стало твердой почвой. Я почувствовал' под собой материк. С тысячей городов и причудливыми ландшафтами, которые, как мне казалось, я отлично знал. Когда–то. Но только не сейчас. Ведь все это могло быть бредом. Не слишком тяжёлым, но оттого не менее опасным и обманчивым. То ли лекарство начало действовать, то ли я был действительно очень слаб, но скоро мои веки стали наливаться свинцом. Засыпая, я кое–как расслышал, что Иванов обратился ко мне с такими словами: –Думаю, что человек не может обходиться без имени. Не будете возражать, если я пока стану называть вас Сергеем? И давайте перейдем на «ты». –Принимается… – пробормотал я, и тут же сон, гигантский, как гора, надвинулся на меня. Я больше не летел в бездну, я просто замер в абсолютной неподвижности. Однако на этом материке у меня было место. Принадлежащее только мне. Спасибо старику. На все воля Божья. Глава 2. КРАСНЫЙ ТУМАН Мое пробуждение было чудовищно долгим. Густой красный туман не выпускал меня из призрачного пограничья между сном и явью, где реальное казалось иллюзорным, а иллюзорное – реальным. Этот туман к тому же был липким, как грязь на бездорожье. Наконец фантомы кошмарного сна исчезли совсем, реальность заявила о себе со всей определенностью. Я увидел себя как бы со стороны. Я лежал в незнакомой комнате на кровати; В состоянии абсолютно непонятном. Никогда прежде я не ловил себя на подобных мыслях. Я как–то странно, по–детски разволновался для начала, резким движением попробовал приподняться, точно предупреждая опасность. Но адская боль в ребрах остудила мой легковесный порыв. Осторожность и некоторая рассудительность стремительно вернулись ко мне. Что–то стягивало мне грудь, не давая глубоко дышать, и невидимой крепкой цепью сковало движения. Кое–как освободившись от одеяла, я был внезапно поражен, увидев на себе широкую полосу тугой бинтовой повязки. Руки тоже были забинтованы. Я медленно поднес их к лицу, запах каких–то мазей и йода буквально ошеломил меня. Кое–где на повязках я заметил бурые пятна крови, но это уже не произвело на меня особенного впечатления. Довольно смутно, но я вспомнил, каким образом оказался здесь, и это придало мне чуточку спокойствия и уверенности. Я пытался понять свое состояние, но не мог. Внутри моего «Я» зияла пустота. Да, именно серебристая холодноватая пустота вернее всего определяла его. Я был опустошен, как гнилой орех. Такие понятия, как «раздавлен», «повержен», подходили мало. Я не знал, кто обошелся со мной таким образом. Но, как физическое тело, я существовал вполне пристойно. Это вселяло некоторую надежду. Чтобы возродиться к жизни, я должен был каким–то неимоверным усилием заполнить пустоту драгоценными крупицами хоть каких–то воспоминаний о прошлом. Не мог же я окончательно превратиться в беззаконную комету, летящую в хаосе и несущую в себе тот же хаос. Я должен вспомнить ключевые события моей прошлой жизни. И тогда завеса будет разорвана. Картины, цвета и запахи, которые могли бы срастись в завораживающее целое, наверняка были рассыпаны где–то в глубинах моей памяти, пока наглухо запечатанной, как бутылка с письмом, выброшенная на океанский берег. Я должен был вспомнить все, постепенно или чудесным образом – стремительно. Это внезапно сделалось моей главной задачей. Кажется, я никогда не решал таких. Но мне подумалось вдруг, что и раньше приходилось сталкиваться с малоразрешимыми проблемами. С какими? Когда? Где? Ответа не было. А от него зависела дальнейшая моя судьба. Мне вовсе не улыбалась перспектива навсегда остаться человеком без имени, без прошлого. «С чего начать?» – думал я, машинально разглядывая место своего пребывания – небольшую комнату с единственным окошком. Выгоревшие ситцевые занавески, стены, обклеенные дешевыми обоями. Жилище давно требовало ремонта. Я равнодушно посмотрел на старый платяной шкаф в углу, на убогий стол, возле которого располагались колченогие табуретки, на древний кожаный диван. Пожалуй, это был интерьер обычной дачи человека небольшого достатка. «Откуда мне все это известно?» – промелькнула довольно оригинальная мысль, но тут же растаяла, исчезла. Рассудок отказывался задаваться столь болезненными вопросами. Ведь изощренный анализ мог вызвать жуткую головную боль. Мытарства могли пойти по второму или третьему кругу. Что такое – «мытарства»? На этот неожиданный вопрос ответ возник тут же – это боль без начала и завершения. Кое–какая определенность мерцала в точном и взвешенном ответе. Я понял, что начинать нужно с известных мне вещей. С того, что здесь и сейчас. Пока, как говорится, не до воспоминаний. Итак, меня нашли раненным на берегу реки. Я был без сознания. Я потерял память. Это все. Слишком мало, чтобы за что–то зацепиться. Проклятье! Нет никакой маломальской подсказки. Все до предела размыто. Спокойно, без паники. Прежде всего мне нужно выяснить, где именно и когда я был обнаружен. Что за место? Может, его название что–то подскажет мне? Как я оказался на берегу? Предположим, на меня кто–то напал. Где это произошло? На берегу? А может, на реке? На теплоходе? Слово «теплоход» тут же выставило веселую и безболезненную картинку. Но подсказки никакой не было. От размышлений меня отвлек слабый шум, донесшийся откуда–то извне. В доме явно кто–то был. Странно, что я только сейчас почувствовал это. Насторожившись, я уловил едва слышимые шаги и позвякивание. Звуки не таили никакой угрозы. Я был уверен в этом. Я догадался, что хозяин дачи хлопочет на кухне. Вскоре я уловил на редкость аппетитные запахи. На меня чуть было не накатил приступ смеха. Я понял, что голоден как зверь. Я попробовал вспомнить, какие блюда предпочитал. Кажется, я был даже близок к успеху. Но мысль о еде, как таковой, вытеснила все подробности. Все же они принадлежали прошлому. А я существовал в настоящем. В состоянии зверином, иначе не скажешь. Я ничего не помнил. А сейчас ничего не хотел помнить. Я хотел есть. Вскоре за спиной заскрежетала дверь, в комнату вошел хозяин, одетый совсем не по–дачному – в строгую темно–синюю тройку. В руках он держал большую книгу. –Guten Tag. Wie schlafen Sie? – приветствовал он меня с радушной улыбкой. –Danke sch?n, sehr gut… – машинально ответил я. –Sprechen Sie deutsch? – важно спросил он. –Ja, naturhch, – несколько растерянно ответил я, смутно догадываясь о смысле нашего диалога. –Nun, gut… Lesen Sie mir, bitte, diese Seite. – Иванов раскрыл книгу на заложенном месте и ткнул пальцем в страницу, передав мне увесистый том какой–то медицинской монографии. Я удивился, внимательно посмотрел на него, но возражать не стал, напротив – бегло прочел вслух полстраницы изобилующего специальными терминами текста. –Ubersetzen, bitte. Это была какая–то абракадабра о резекции желудка, но я перевел, споткнувшись лишь в двух–трех местах. Иванов остановил меня жестом и без всякого перехода сказал по–английски: –The text translated by you is very difficult… What is your name? –My name is… – машинально ответил я и осекся, растерянно взглянув на Иванова. – Василий Николаевич, я не помню… –Да–да, прости за маленький эксперимент. Я подумал, что ты вспомнишь свое имя, если станешь говорить и думать по–немецки. –Почему вы так решили? – спросил я. –Ты несколько раз бредил по–немецки, а это возможно лишь в том случае, когда язык настолько близок, что мыслишь на нем. Понимаешь? –Кажется, да… Вы думаете, что я – немец? –Вполне возможно, хотя и русский ты знаешь не хуже, – ответил Иванов и сдержанно улыбнулся. – К сожалению, не могу сделать определенных выводов относительно твоего английского, поскольку сам говорю на нем неважно, но ты его, безусловно, понимаешь. –И что из всего этого следует? –Пока ничего, кроме констатации твоего знания трех языков. Возможно, и больше, но это только предположение, – ответил Иванов, забирая из моих рук книгу. Он внимательно посмотрел на меня и спросил озабоченно: – Как ты себя чувствуешь, Сергей? –Сергей?.. Ах да… Сергей, что ж – это имя мне всегда нравилось. Спасибо, кажется, терпимо. Я очень долго спал? –Пять суток. –Так много?! – Я буквально окостенел. –Стоп, – улыбнулся он. – Пусть тебя это не пугает. Иногда я будил тебя, чтобы сделать инъекции и перевязки да покормить. Но ты был в таком состоянии, что навряд ли помнишь об этом. –Да, я ничего не помню… Я был совсем плох? –Скажем так: у меня были определенные опасения, но сейчас твои дела намного лучше, – уклончиво ответил Василий Николаевич. – На тебе все заживает как на собаке. Это – шутка, – усмехнулся он, но тут нахмурился: – Похоже, ты и прежде попадал в большие переделки. На твоей шкуре несколько старых отметин. Однако судьба к тебе была весьма благосклонна: все ранения нетяжелые. Ты ничего не припоминаешь? –Нет… – не слишком уверенно ответил я. – Я пытаюсь, но ничего не получается. –Получится, – твердо сказал Иванов. – Обязательно получится, но надо постоянно работать над этим. –Скажите, Василий Николаевич, потеря памяти – это надолго? – Я буквально заёрзал в постели, чувствуя себя мальчишкой, который спрашивает старшего о чем–то самом важном… –Мне трудно ответить определенно. Я не психиатр, а хирург… Насколько мне известно, амнезия крайне редко бывает полной. Твой мозг не получил разрушений, это значит, что память непременно должна восстановиться полностью или хотя бы частично. Вопрос в том, что послужило причиной амнезии? –Кажется, вы говорили о ранении головы и о контузии, – предположил я, вспомнив наш первый разговор. –Твое ранение вряд ли могло вызвать такие последствия, ведь ты не помнишь даже собственного имени. Я еще кое–что обнаружил… – Иванов на мгновение задумался. –И что же? – нетерпеливо спросил я. Мой спаситель не торопился с ответом, видимо не слишком доверяя своей версии. Наконец он пристально посмотрел на меня: –На твоей руке – свежие следы внутривенных инъекций. –Я не понимаю.... Василий Николаевич грустно усмехнулся и со вздохом сказал: –А я, кажется, начинаю понимать… Я сразу почувствовал, что с тобою что–то не так… Ты часто бредил, но твой бред был вызван не жаром. У тебя была небольшая простуда и локальный абсцесс, но воспалительные процессы удалось подавить ударными дозами антибиотиков за двое суток. –Так что же со мной?! – Я даже привстал, опершись на локти, не обращая внимания на боль в рёбрах. –Успокойся, сейчас объясню… Понимаешь, твое состояние напоминало мне абстинентный синдром. –Что? Какой синдром? –Ну, постнаркотический, – пояснил Иванов. – А проще – легкая ломка после принятия наркотиков. –Я – наркоман?! –Нет. Определенно, – ответил Василий Николаевич уверенно. – Твои вены чисты, за исключением трех или четырех точек на левой руке. Я тщательно все проверил. Возможно, тебе насильно вводили наркотики или какой–то психотропный препарат. Другого объяснения я не нахожу, ведь не с медицинской же целью делали инъекции. Конечно, это только предположение, но оно представляется мне наиболее достоверным. Ибо согласуется с известными обстоятельствами. Твое дело дурно пахнет, Сережа. –Пожалуй, вы правы… – едва слышно ответил я. Передо мной снова начинал клубиться красный туман. Вывод, сделанный моим нечаянным спасителем, был бесспорным. Все было настолько очевидным, что не требовало никаких дополнительных доказательств. Странно, но меня почти не взволновал сам факт покушения на мою жизнь. Я почти равнодушно подумал о том, что амнезия, а по существу утрата личности, это мое новое состояние. Откуда–то извне, с другой стороны, можно сказать, с другого края света явилась простая и точная мысль, что следует как можно скорее вернуть алмазную точку своего «Я», вернее, наполнить ее содержанием. А со всем прочим можно разобраться после… Василий Николаевич быстро поднялся: –Ну ладно, поговорим за обедом. Теперь тебе нужно набираться сил, да поскорее. Вставай и одевайся. Только делай это, ради бога, медленно и осторожно. Я приготовил для тебя кое–какую одежку. –А моя одежда? Где она? – спросил я. –Твоя никуда не годится – сплошное рванье, – ответил он. – Жаль, костюмчик был хорош. –Но вы его не выбросили? –Разумеется, я высушил твои вещи, они в шкафу. –А документы? При мне были какие–нибудь документы? – заволновался я. Впрочем, ответ был известен заранее. –Увы… Я обыскал тебя сразу, как только притащил к себе и сделал перевязки, – ответил Иванов. – Ни часов, ни бумажника, ни каких–либо других вещей я не обнаружил. Должно быть, их забрали те, кто напал на тебя. Обедали мы на небольшой застекленной веранде, увитой густыми лозами винограда. День выдался тихим и солнечным, но по–осеннему прохладным. Воздух был пропитан медовым ароматом. Под старыми раскидистыми яблонями, как в сказке, золотели десятки спелых плодов. «Молодильные яблоки», – подумал я, толком не отдавая отчета в том, что это за образ и откуда взялся. Но в нем чувствовалась какая–то надежда. Как в горьковатом запахе дыма от костра, что горел на одном из соседних участков. Где–то звучала музыка, слышался стук топора, да чирикали воробьи на ветках за окном. Они нахально вымогали подачку у сердобольного старика, регулярно подкармливающего птиц хлебными крошками. Обстановка вполне располагала к последователь ному анализу ситуации, в которой я оказался. Пока Василий Николаевич накрывал на стол, я попытался обнаружить хоть какую–то нить, которая могла бы вывести меня из лабиринта. И не просто на волю, на свет, но прежде всего – к себе самому. Но имеющихся в моем распоряжении фактов было недостаточно, чтобы сделать какие–то бесспорные выводы о собственной персоне. Я мог оказаться кем угодно: и русским, и немцем, и даже англичанином. Но тогда совершенно непонятно, как я попал в Россию. С какой целью? Не давало покоя то обстоятельство, что я бредил по–немецки. Это как бы говорило о многом, одновременно разрывая звенья цепи, которая постепенно выстраивалась в моем сознании. Я был точно разрублен на две половины. И две эти твердыни ничего не хотели знать друг о друге. Или – не могли. Занятый этими довольно–таки печальными мыслями, я любовался виноградными гроздьями за окном веранды, пронизанными яркими солнечными лучами. Этот янтарный блеск внезапно принес забытое умиротворение. Я настолько удивлен был этим странным чувством, что не сразу расслышал приглашение Василия Николаевича, давно закончившего сервировку. Я немного смутился, но тут же решительно сел за стол. Первая трапеза после возвращения из бездны обещала многое. Не только утоление голода и жажды. Я не без удивления обнаружил, что мой спаситель обладает прекрасным вкусом и кулинарным талантом. На столе, покрытом идеально белой скатертью, располагались два полновесных прибора, причем по всем правилам этикета. Что я знал об этих правилах? Как видно, многое. Но откуда? Как? Англия? Германия? Швейцария? Хитромудрый старик и тут предпринял решительную попытку вывести меня, как говорится, на чистую воду. Меня не столько удивило наличие на скромной даче превосходной посуды и столового серебра, сколько уникальное мастерство, с каким были приготовлены и украшены блюда, словно Иванов сорок лет проработал не хирургом, а шеф–поваром элитного ресторана. Стол украшал изысканный букетик хризантем, поставленный в изящную китайскую вазочку. Не хватало разве что каких–нибудь фирменных салфеток, но эту оплошность хозяин быстро исправил, достав из недр шкафа бумажные. Наблюдая за тем, как Василий Николаевич наливает в бокалы вино, я вдруг почувствовал смутное ощущение того, что происходящее здесь и сейчас мне знакомо. Да, определенно где–то в глубине подсознания сохранилось воспоминание, вернее даже – цепочка образов, как будто я только–только оторвался от семейного круга, который не терпит суеты, но полон тайного тайных – доверия, любви и гармонии. Я помнил эти запахи, эти звуки, даже нежно–рубиновый цвет вина. Но я не смог восстановить прекрасного лица того человека, вероятно, тоже пожилого, который сидел недавно передо мной, как сейчас мой драгоценный спаситель. Я задумался. «Где и когда это было? Кто он – тот? – Я мучительно пытался представить черты человека, безусловно игравшего в моей жизни какую–то важную роль. – Знакомый?.. Друг?.. Может быть, отец?..» –Отец?! – это слово, которое я неожиданно для себя выпалил, разрешило мое недоумение. – Ну, конечно же отец… –Что? – насторожился Иванов. – Что ты сказал, Сергей? Ты вспомнил? –Я вспомнил, как мы с отцом вот так же, как сейчас мы с вами, сидели за столом и пили вино. Как я мог забыть, даже на время, тот чудесный день? Кстати, отец тоже прекрасно готовил… Кажется, это было на даче, – не очень уверенно ответил я. –На даче? – переспросил Василий Николаевич. – Это важная деталь. Ты уверен? –Не знаю… Помню запахи, какую–то особенную тишину, которую ни с чем не спутаешь. Точно слышишь, как растет трава… –Прекрасно. – Иванов поднял бокал. – Я знал, что это случится. –Что случится? –Что ты начнешь вспоминать. Я уже говорил тебе, что амнезия крайне редко бывает абсолютной, да и то если серьезно поврежден мозг. У тебя же, слава богу, с головой все в порядке… Я тут справился о твоем случае у специалиста и полистал кое–какую литературу… Так вот, Сережа, твой случай – тяжелый, но, как бы сказать поточнее, не уникальный. Так что отчаиваться не стоит. Память может вернуться так же внезапно, как и пропала. Вообще–то она никуда не исчезла. Просто заблокирована в результате какого–то сильнейшего стресса. А наркотики или еще какая–то дрянь, которую тебе вводили, усилили эффект амнезии. Вот потому–то ты и не помнишь даже самых элементарных вещей. К тому же разрушена бифидофлора кишечника. Так что приятного аппетита. Эти разносолы тоже помогут. Я вовсе не шучу. –А есть какое–нибудь радикальное средство, чтобы ну… быстро вернуть память? –Хм–м… Какой ты шустрый. Медицинских средств нет. Во всяком случае, мне они неизвестны. Специалисты говорят, что если нащупать болевую точку сознания, то есть выяснить причину потрясения, то это может вызвать цепную реакцию и ты сразу же вспомнишь если не всё, то очень многое. –Болевую точку… – повторил я и горько усмехнулся. – На это может уйти слишком много времени. Мне ждать некогда. Я просто убежден в этом. Не знаю почему. –Ну, не надо так пессимистично. Нужно активно искать любые факты, даже самые незначительные, имеющие хоть какое–то отношение к твоему прежнему образу жизни, личности… Эти фрагменты сложатся в простое и целое полотно, и тогда… –Да–да, я понимаю… – прервал его я. – Спасибо вам за все, Василий Николаевич. –Зови меня дядей Васей. Я все же твой крестный, – добродушно улыбнулся он. – И давай выпьем, а то обед стынет. Я поднял бокал и заметил, что Иванов налил себе совсем немного. –Мне нельзя, – коротко объяснил он, перехватив мой взгляд. Трапезничали мы молча, изредка обмениваясь дежурными фразами. Повязка, стягивающая грудную клетку, стесняла меня. Я чувствовал себя тяжелой мраморной статуей. В столь противоестественной позе я никогда не обедал. Это совершенно точно. Но, казалось, десятки застолий на мгновение промелькнули передо мной. И даже одинокая трапеза при свечке, в каком–то глухом углу. Но больше, чем эта моя мраморность, меня смущал взгляд старика, который все время наблюдал за мной, изо всех сил стараясь не подавать вида, что это так. Когда мы встали из–за стола и принялись за мытье посуды, Василий Николаевич вдруг сказал: –Знаешь, Серёжа, мне кажется, что ты не из простых… Я хотел сказать, что, судя по твоим манерам и воспитанию, твой социальный статус достаточно высок. –На основании чего вы сделали столь странные выводы? – улыбнулся я. –Ну, это очевидно. Далеко не каждый может правильно обращаться с приборами и так дегустировать вино, как это делал ты. Извини, я специально устроил этот обед. Конечно, ты это понял. Я хотел выяснить, знакомы ли тебе правила этикета. –Ну и как?.. Это о чём–то говорит? –Конечно. Совершенно ясно, что ты воспитывался в интеллигентной семье, имел неплохой достаток. Ты разбираешься в винах, а это, как говорится, божий дар. Он укрепляется и совершенствуется с годами, прости за некоторое занудство, при регулярном и правильном винопитии. Не знаю, помогут ли тебе мои наблюдения, но на всякий случай решил сказать тебе о них. –Не понимаю, чем может помочь мне знание этикета и хороших манер? – пробормотал я, вытирая тарелку и машинально убирая ее в шкаф. –Многообразные привычки – часть твоей личности, – совершенно серьезно ответил Иванов. – Они могут рассказать о многом. –О чем, например? –А ты сам подумай хорошенько. Я могу и ошибаться, но мне представляется, что ты был процветающим бизнесменом. Причем, скорее всего, русским, а не иностранным. –Почему вы так думаете? – удивился я. –Потому что это более вероятно, ведь мы в России. К тому же ты вспомнил об отце… Вернее, твое воспоминание о дачной обстановке, пожалуй, перевешивает совершенное знание немецкого. –Но почему? Разве мы с отцом не могли общаться на даче, но в Германии? –Такое не исключено, но… Я не был в Германии и не знаю тамошних дач, но наверняка они отличаются от русских, и весьма существенно. Попробуй проанализировать свои ощущения, может, разберешься. –Да, скорее всего, вы правы, Василий Николаевич, – задумался я. – Правда, в моей голове переливается хаос. Из пустого в порожнее… Все слишком противоречиво и туманно… Не знаю, что и думать. –Не беда – разберёшься. Я тебе помогу. Да, совсем забыл, я тут притащил тебе прессу – за неделю. Собрал все, что смог: и городские, и областные, и центральные издания. Полистай. Может, наткнешься на что–то интересное. Вдруг кто–то тебя разыскивает… –Спасибо, я непременно просмотрю всё, но для начала стоит прогуляться. Нужно проветрить мозги, а то я соображаю столь же медленно, как двигаюсь. –Что ж, прогуляемся, – обрадовался он. – Похоже, ты быстро восстанавливаешь силы. Быстрее, чем я думал. –А где моя обувь? Извините, Василий Николаевич (называть старика дядей Васей, как он предложил, у меня почему–то не поворачивался язык. Не из–за интеллигентского ли воспитания?), но ваши ботинки мне маловаты. – Я нарочно сморщился в страдальческой гримасе. –Обувь там же, где и твой костюм, – в шкафу, – ответил Иванов. – Иди, собирайся. Я как–нибудь закончу с посудой сам. Твои дела поважнее. Вернувшись в комнату, я открыл шкаф и достал свой костюм. Выглядел он более чем удручающе: оба рукава были почти оторваны, шов на спине разъехался, в нескольких местах зияли рваные дыры. Брюкам досталось никак не меньше. Бурые пятна крови виднелись повсюду. Особенно много их было на плече пиджака. Безнадежно испорченная вещь. Повесив костюм на ручку шкафа, я достал ботинки, стоявшие здесь же, внизу. Они на первый взгляд почти не пострадали и смотрелись как новые. Вот только стельки отклеились и покоробились. Видимо, Василий Николаевич сушил мою обувку у камина, да недосмотрел. Повертев ботинки в руках, я сразу понял, что они стоили дорого. Это было видно по качеству кожи, элегантности и добротности пошива. Костюмчик тоже был дорогим. Тонкая черная шерсть отливала на солнце бронзой из–за тончайших, едва заметных полосок. «Да ты был стилягой», – усмехнулся я. Что ж, господин процветающий иностранный бизнесмен, будем вас потрошить. Кто же ты такой? Похоже, предположение Василия Николаевича было близко к истине, и я это интуитивно чувствовал, разглядывая свои вещи. «Я – бизнесмен! – несколько раз мысленно повторил я. – Это мало–мальски объясняет, почему я стал жертвой нападения. Должно быть, причиной всему деньги. Рэкет? А может, ограбление? Нет, вряд ли. Грабители просто убили бы меня, им незачем прибегать к избиению и пыткам. А милиция? При чем здесь милиция? Почему я испытываю страх при одном упоминании о милиции? Тут что–то не так. Но что?..» Тяжело вздохнув, я снова занялся ботинками, решив вынуть стельки. Это не составило труда – они легко отстали от подошвы. Я уже хотел переобуться, как вдруг мой взгляд заметил нечто странное: под стелькой правого ботинка тускло поблескивал металл. В литую подошву ботинка была вставлена какая–то шайба или цилиндр, плотно сидевший в углублении прямо под пяткой. Эта неожиданная находка взволновала меня. В сердце как будто засверкал маленький алмаз. Я почувствовал легкое головокружение и присел на табурет возле стола. Что–то основательное предстояло мне выудить из темных недр памяти. Но я никак не мог ухватить смысла расплывчатых образов. Одно было ясно – находка имела какое–то сверхважное предназначение. Я поставил ботинок на стол и попробовал вынуть цилиндр из гнезда при помощи чайной ложки. За этим странным занятием меня и застал Василий Николаевич. –Что ты делаешь, Серёжа? – изумился он, должно быть, решив, что я тронулся умом. Ну или что–то в этом роде. –У вас есть перочинный нож? – спокойно спросил я, проигнорировав его вопрос. –Нож?.. Да, конечно. Может, объяснишь… – растерянно ответил он, уставившись на ботинок и машинально шаря по карманам. – Вот. – Он протянул мне элегантный складной ножичек. Через минуту мне удалось извлечь из гнезда в ботинке небольшой цилиндрик из серебристого металла. Осторожно положив его на стол, я стал внимательно осматривать находку. –Что это? – Василий Николаевич с недоумением, как и я, разглядывал цилиндр. Вместо ответа, я пожал плечами и, закрыв ладонями лицо, попытался как–то оживить этот предмет – в воображении. Странно, что у меня голова не раскололась от напряжения. Предельная концентрация дала свои плоды. Вся последовательность действий, которые я сам производил с этим устройством, была мгновенно восстановлена. Я собственноручно когда–то вмонтировал эту штуку в свой ботинок. Да, именно сам – в этом уже не было сомнений – я вставил его в гнездо, включил, нажав иглой на крошечную потайную кнопку, а потом приклеил стельку. –Так что это за штука? – снова спросил Иванов. –Передатчик, – уверенно ответил я, взяв этот серебристый цилиндр. –Передатчик? –Да, передатчик, – подтвердил я, – и достаточно мощный для того, чтобы его сигнал мог уловить спутник. Мой ответ шокировал Василия Николаевича. Я поторопился пояснить: –Это не то, о чём вы подумали. Цилиндрик всего лишь «маяк». Он передает сигнал, по которому можно узнать о моем местонахождении. –Но зачем? Что все это значит, Серёжа? – взволнованно заговорил Иванов. –Не надо больше вопросов, – взмолился я. – У меня и без того мозги плавятся. –Да, конечно. На тебя и так столько навалилось разом… Тебе нужно спокойно подумать и разобраться, прежде чем двигаться дальше, – согласился Василий Николаевич и, помолчав, спросил: – Ну что, проветримся? –Яволь, – улыбнулся я. – Что нам стоит. Небольшая прогулка могла обернуться каким–нибудь новым и приятным сюрпризом. Мы молча бродили по берегу Волги. Осенний ясный день быстро догорал. Багровый диск солнца уже наполовину исчез за лиловыми зубцами Жигулей, а широкая водная гладь блестела и отливала бронзой. Ко мне вдруг пришло ощущение, будто я видел все это тысячи раз, быть может даже с самого рождения. Чувство родины воскрешало в памяти и другие образы, пока еще неясные и отрывочные. Я понял одно, что я – русский. И может быть, мои корни где–то здесь. На душе стало легче. А великолепный багряный закат, от горизонта накатывавший волны свежести, окончательно расправился со щупальцами красного тумана, в тошнотворную пелену которого я время от времени проваливался. В этом не было никакого сомнения. Мне показалось, что я чист как младенец. В этом была доля истины. Глава 3. ПЕРЕД ЗЕРКАЛОМ На следующий день я проснулся рано, чувствуя себя на удивление бодро. Должно быть, вчерашняя прогулка подействовала на мое состояние в высшей степени благотворно. В голове уже не было зловещего тумана. Я не испытывал предательской слабости и тошноты, которые охватывали меня при малейшем усилии или резком движении. Ребра болели намного меньше, я смог впервые вздохнуть полной грудью. Признаки стремительного выздоровления более чем обрадовали меня. Василий Николаевич хлопотал на кухоньке, готовя яичницу с ветчиной. Увидев меня здоровым и бодрым, он с довольной улыбкой сказал: –О, выглядишь как огурчик. Умывайся, сейчас завтракать будем. Ледяная вода в умывальнике приятно пощипывала кожу лица, заставляя кровь бежать по жилам быстрее, насыщая мозг тысячами тончайших ароматов. Мысли сразу же приобрели четкость и предметность, Я уже знал, что именно должен был сделать немедленно, и, покончив с утренним туалетом, быстро вернулся в свою комнату. Первым делом я достал из шкафа костюм и, разложив пиджак и брюки на столе, принялся методично и тщательно проверять все карманы. Я почему–то был уверен, что обязательно что–то найду. Добрый старик, осматривая мои вещи, просто не смог чего–то существенного обнаружить. Что–то ускользнуло от его внимания, как и от хищных глаз тех самых злодеев, которые чуть было не отправили меня на тот свет. Предчувствие оправдалось, мои пальцы вдруг нащупали во внутреннем нагрудном кармане смятый клочок бумаги. Когда я извлек его и осторожно расправил, то сначала не мог оценить, насколько важной оказалась эта находка. Передо мной на столе лежал небольшой листок с очень блеклым типографским оттиском какого–то простейшего бланка, на котором размашисто и неразборчиво было начертано столбцом что–то вроде перечня. Слова едва угадывались, так как вода размыла надписи и изрядно подпортила бумагу, но я догадался, что это какой–то счет. Об этом свидетельствовала колонка цифр справа и итоговая сумма внизу. Разочарованный никчемностью этой информации, я раздраженно отодвинул этот жалкий листок в сторону и принялся заново потрошить костюм. Внезапно ослепительная догадка заставила меня схватить этот клочок бумаги с оторванным углом. С минуту я просто вертел его в руках и пытался возвратить ускользнувшую мысль, а когда она нечаянно и капризно вновь напомнила о себе, едва перевел дыхание от волнения. Теперь я полностью отдавал себе отчет, что оказалось в моем распоряжении: это был реальный след, отправная точка предстоящего расследования. Счет из ресторана – листок был именно счетом – не мог попасть в мой карман случайно. Его я получил лично и, вероятно, сполна расплатился по нему, а это значит, что меня могли узнать в этом заведении… А тогда… От возбуждения я даже не стал додумывать дальше, а лихорадочно принялся искать на листке хоть какой–то намек на адрес ресторана. Вверху бланка с трудом, но прочитывалась надпись: «ООО… отель «Жигули». Этого было достаточно, чтобы начать поиски. Я ещё раз перевел дыхание и возобновил обследование шикарной рванины, стоившей когда–то три тысячи марок (почему–то я знал об этом теперь), сантиметр за сантиметром прощупывая мягкую ткань. Это так увлекло меня, что я не расслышал, как Василий Николаевич пригласил к завтраку. Не дождавшись ответа, он открыл дверь в комнату и уже с порога по–отцовски окликнул меня: –Серёжа, пора к столу. Чем это ты так занят? –Прошу прощения, Василий Николаевич, я сейчас всё это закончу, – ответил я, и в тот же миг пальцы наткнулись на что–то постороннее, явно чужеродное, спрятанное под отворотом воротника. После того как вчера я нашел «маяк» в своем роскошном ботинке, я внутренне был готов к любым неожиданностям. Вероятно, и Василий Николаевич, замерший на пороге, тоже не исключал сюрпризов. Но то, что я извлек из–под воротника, превзошло все мыслимые ожидания. На моей ладони лежал крошечный шприц–тюбик с пластиковым колпачком на игле. Нетрудно было догадаться, что находилось внутри этого миниатюрного шприца, надежно упрятанного, уж во всяком случае не антибиотик и не безобидный витамин. Наверное, то же самое подумал и Василий Николаевич, он приблизился к столу и не сводил глаз с находки. На его хмуром лице отобразились самые противоречивые мысли. Я всецело понимал его. Сначала радиомаяк, а теперь шприц–тюбик – с отравой. Такие штучки красноречиво говорили сами за себя, порождая самые дикие подозрения относительно рода занятий их владельца. Чего греха таить, даже у меня в голове вихрем пронеслась нелепая мысль: «Да уж не шпион ли я?» Но тут же испепелилась и рассыпалась. Я почему–то был уверен, что это – исключено. Вопреки некоторой логике. Сомнения, это было заметно в полном объеме, одолевали моего спасителя, даже морщины на лице доброго старика, казалось, сделались глубже и резче. И все же он, как опытнейший врач, нашел в себе силы первым нарушить затянувшееся молчание. Гордиев узел он разрубил просто и элегантно. –Идем завтракать, – сделал он знак рукой и спокойно направился к двери. Я встал и последовал за ним, засунув находки в карман. Завтракали молча. Я был настолько заворожен находками, что совершенно не ощущал вкуса пищи. Но когда Василий Николаевич разлил по чашкам кофе и добродушно заметил, что мне надо бы побриться, я вышел из транса и поскреб жёсткую недельную щетину, напоминающую наждак. Как это ни странно, я успокоился и даже рассмеялся. И вот что подумал: странно, но до сих пор я совершенно не интересовался, как выгляжу, ни разу не смотрелся в зеркало. А может быть, забыл, что среди тысяч предметов обихода существует такая штука, как зеркало. Я подпрыгнул, как мальчишка. Старик посмотрел на меня с изумлением. Желание увидеть свое лицо было так велико, что я не притронулся к ароматному кофе и без объяснений ретировался из–за стола, бормоча слова благодарности. Из маленького зеркала над умывальником на меня глянул незнакомец лет сорока пяти, темные волосы с проседью, элегантная стрижка, сделанная, судя по всему, недавно – в хорошем салоне. Даже заклеенная пластырем рана не слишком портила впечатление от работы хорошего мастера. Глубокие залысины на высоком лбу с резкими морщинами говорили об интеллекте и воле этого незнакомца. Но решительным и волевым я себя ни в коей мере сейчас не ощущал. Парадокс, да и только. Несколько вытянутый и узкий овал лица заканчивался подбородком отнюдь не мощным, короче говоря, этот портрет больше соответствовал типу интеллектуала, чем супермена. Я довольно критично рассмотрел немного удлиненный и тонкий нос, густые, почти сросшиеся на переносице брови, серо–карие глаза, – ответный взгляд, который я мгновенно уловил, был холодным и колючим. В целом я остался доволен собой. Конечно, красавцем меня не назовешь, но выглядел я достаточно привлекательно, чтобы нравиться женщинам, которые ценят мужественность, надежность и ум. Несколько едва заметных старых шрамов не портили портрета, а придавали ему особый шарм бывалого человека, не раз встречавшего опасность лицом к лицу. «Джеймс Бонд в пору зрелости, – с иронией подумал я. – А что, может, и впрямь я имел какое–то отношение к рыцарям плаща и кинжала? Забавно… И что же в итоге? Что же там – в Зазеркалье? Я могу оказаться кем угодно, но пока я – никто…» Василий Николаевич бесшумно оказался рядом и поставил передо мной бритвенный прибор. Также бесшумно ушел и принялся за уборку посуды, не проронив ни слова относительно моих последних открытий. Но я чувствовал, что тень недоверия пролегла между нами. Это подействовало на меня крайне угнетающе. Я успел привязаться к старику и теперь, как никогда, нуждался в его поддержке. После некоторых колебаний я все же решил не сбривать бороду и усы, а лишь привести их в порядок. Это несколько модернизировало мою прежнюю внешность. Благоразумие подсказывало, что подобная мера предосторожности вовсе не будет лишней, когда я начну расследование на территории неизвестной и опасной, где любая случайная встреча могла оказаться для меня роковой. В отличие от своих врагов я не знал, ни кто они, ни как выглядят, в то время как сам был прекрасно им известен. Тщательно выровняв контуры бороды и усов, я придирчиво осмотрел себя еще раз и остался доволен. Теперь я выглядел вполне цивилизованно, мог появиться в большом городе – а что таковой имеется по соседству, я отлично представлял из рассказов старика. Только там я мог найти ответы на все свои вопросы. Во всяком случае, я должен был попытаться сделать это, и чем скорее, тем лучше. –Василий Николаевич, мне нужно в город, – решительно заявил я. – Пора из сферы умозрительных предположений переходить к поиску реальных фактов моей биографии. –Что ж, ты прав, Сережа. Под лежачий камень вода не течет. – Ответ был явно доброжелательным. Казалось, что тень недоверия и подозрительности так же стремительно исчезла, как и появилась. Он задумался на секунду и спросил прямо–таки с отцовской заботой: – Но что ты собираешься делать? Может, все же стоит обратиться за помощью в милицию или… в ФСБ, наконец? –Нет, хочу сам разобраться во всем, а там – видно будет. У меня есть след, – ответил я, доставая из кармана листок и протягивая его Иванову. – Это счет из ресторана. Я нашел его в своем пиджаке, значит, был там и меня могут узнать. –Понимаю… Но стоит ли спешить? Ты еще не совсем поправился. –Вспомните вчерашнюю прогулку, абсолютно чудесную. Я достаточно здоров, чтобы ходить самостоятельно, – ответил я с легкой усмешкой. – Мне нельзя терять времени. –Да, пожалуй. Ладно, поедем в город. Поживем у меня, пока не решишь все свои проблемы. Глава 4. ВСПЫШКА Сборы были недолгими. Василий Николаевич закрыл ставни и входную дверь домика, и мы погрузили в багажник стареньких «Жигулей» пару корзин с яблоками и овощами. Машина долго не желала заводиться, капризничая и чихая, как старая, больная кляча. –Вот так всегда! – воскликнул Иванов, в сердцах ударив кулаками по рулю. – Не понимаю, в чем дело: то ли свечи, то ли ещё что. Я ведь в железках разбираюсь меньше, чем в человеческом организме, а автосервисы скромному пенсионеру не по карману. –Позвольте мне, Василий Николаевич, – сказал я, выбираясь из салона. – Откройте капот. –Пожалуйста… – удивленно пробормотал он и с сомнением покачал головой. – Только вряд ли у тебя что–нибудь получится. Эту развалину, как и меня, давно пора на свалку. –Ну что вы, вы оба еще долго поживете, – улыбнулся я и склонился над двигателем. Причина неполадок была мне известна заранее. Неизвестно почему. Чутьё подсказало, что разрегулированы карбюратор и трамблер, о чем красноречиво говорили характерные звуки при запуске. Я попросил отвертку, и минут через пять двигатель заработал ровно, глухо урча под капотом. –Ты волшебник, Серёжа! – до глубины души изумился мой спаситель. – Как тебе удалось реанимировать ее? –Это просто, Василий Николаевич, – ответил я с улыбкой. – Слишком раннее зажигание и переобогащённая смесь… –Да я не о том. Откуда тебе было известно, что надо делать? –Не знаю. Я сделал все… инстинктивно. –Вот! Я же говорил тебе, что профессиональные навыки сохраняются даже при амнезии. Они – второстепенные, потому сознание и не блокирует их. И вообще, уровень рефлекторного очень стоек к психологическим воздействиям… Но не это главное. Важно то, что приобретенные тобою навыки могут помочь тебе в поисках своей личности. Понимаешь? –Не совсем. –Ну, к примеру, ты прекрасно разбираешься в машинах… Возможно, раньше ты имел отношение, причем профессиональное, к их ремонту. Во всяком случае, ты явно – технарь. –В наше время многие разбираются в автомобилях, – возразил я. – Есть любители, которые дадут фору крутому профессионалу. Скажите честно, Василий Николаевич, вы, случаем, не считаете ли меня иностранным шпионом в бегах? –Не говори глупостей, Серёжа, – нахмурился Иванов. – Те штучки, что ты нашел, конечно, весьма настораживают, но все может иметь какой–то другой смысл. –Какой? Инженеры и бизнесмены вряд ли носят с собой микропередатчики и яд. А знание языков? Причем, как вы говорите, настолько совершенное, что я мыслю и даже брежу по–немецки. Кстати, вы не припомните, о чем именно я бредил? –Нет… Нет, не помню… Что–то вполне бессвязное, – ответил Василий Николаевич, но слишком уж неуверенно, словно не был готов ответить на этот элементарный вопрос или хотел что–то скрыть от меня. Скорей всего – последнее. –Жаль… – вздохнул я с искренним сожалением и пошел открывать ворота. Неширокая асфальтовая дорога то петляла среди густых рощ и зарослей кустарника, то бежала вперед вдоль берега, мимо многочисленных съездов и указателей с названиями кемпингов, турбаз и домов отдыха. Ими изобиловало это живописное местечко в предместьях большого города, чьи кварталы, застроенные безликими многоэтажками, виднелись на противоположном, крутом берегу. До ближайших домов было не больше пятисот метров, и это как–то не вязалось с великой рекой, которой я любовался накануне. Не было видно и гор. Вместо них моему взору открылся довольно унылый пейзаж с какими–то промышленными постройками, бетонными заборами и трубами. Хватало и речных судов, столпившихся у причалов и просто стоящих на якоре у берега. Всё это, наконец, полностью дезориентировало меня, и я спросил: –Василий Николаевич, как называется это место? –Копылово, – ответил он. – Тебе это о чем–нибудь говорит? Я пожал плечами: –Я думал, что Волга должна быть гораздо шире. –Волга слева от нас, а это – судоходный канал. Копылово – полуостров, упирающийся в плотину. Когда–то это был остров, но при строительстве ГЭС его соединили с берегами. –А город?.. Как называется город? –А разве я не говорил? – удивился Василий Николаевич и ответил: – Автоград. –Автоград… Автоград… – задумчиво повторил я, пытаясь определить, знакомо ли мне это название. Да, определенно, это сочетание звуков эхом отзывалось из глубины памяти, но я не мог представить ничего конкретного. Только ощущение чего–то близкого и… давнего наводило на мысль, что с городом у меня существовала довольно крепкая связь. –Ты бывал здесь? – спросил Иванов, испытующе глядя на меня. –Да, кажется, да… И не раз, я думаю. –Вот как?.. Тогда напряги свою зрительную память. Визуальные образы наиболее стойкие, особенно у людей с развитым воображением. Я последовал совету старого врача и стал с особым вниманием рассматривать медленно плывущие навстречу пейзажи. Дорога стала взбираться на тело плотины, и вскоре я увидел почти весь полуостров, по правую сторону которого пролегал канал, ведущий к шлюзам, а по левую широко раскинулась Волга. В туманной дымке темнели гребни гор, к которым тянулось гигантское строение – ГЭС, у подножия гор дымил игрушечной трубой какой–то завод. Я успел разглядеть и карликовые дома, расположенные правее, прежде чем Василий Николаевич повернул на дорогу, пролегающую по плотине. Старенькие «Жигули» сразу же оказались в потоке машин, катящих в сторону большого города. Его кварталы были теперь видны как на ладони, и у меня снова появилось ощущение, что я прекрасно знаю этот город. Хорошо, что от этих странных мыслей теперь не кружилась голова. И не раскалывалась от невыносимой боли. Можно разобраться, можно все расставить по местам. Вдруг слева от шоссе загромыхал грузовой состав. Металлический перестук его колес неприятно поразил меня. Казалось, он проник в самую душу. Он резонировал с ударами сердца и провоцировал беспричинную тревогу. Где–то в глубине подсознания звякнул корабельный колокол, предупреждая о чем–то важном и призывая к предельной концентрации. Шум проходящего состава явно напоминал о событиях, имеющих ко мне самое непосредственное отношение. Я должен был вспомнить, что означает этот металлический грохот и скрежет, вспомнить любой ценой. От напряжения на лбу выступили капли пота. Я даже закрыл глаза, чтобы ничто не отвлекало меня. На какое–то мгновение мне показалось, что я начинаю что–то припоминать. Правда, образы, возникшие в моем воображении, были смутными. Ночное шоссе, свет фар, нарастающий грохот состава, резанувший по сердцу гудок локомотива – все это пронеслось передо мной в секунды. Промелькнуло и исчезло. Я чувствовал, еще одно усилие, еще чуть–чуть, и я вспомню, что они значат. Но, как видно, еще не пора… Я мешал сам себе, вот в чем дело. Я как бы схватился сам с собой, Ну какая уж тут победа. Сплошная ничья – на все времена. Открыв глаза, я понял, что мы сбавили скорость перед постом автоинспекции. Уже показалось высокое кирпичное строение со стоящими возле него бэтээром и патрульными машинами, потом фигуры автоматчиков в форме… Тревожный сигнал в моем мозгу теперь не просто звенел – он кричал, предупреждая о смертельной опасности. Меня бросило в жар, я был словно в лихорадке. Невероятное напряжение мозга заставило миллиарды нейронов перестроиться и образовать новую сложнейшую сеть, приоткрыв на какое–то время доступ к ячейкам памяти, из которых хлынули фрагменты воспоминаний. …Ночь. Урчание мотора и шелест шин. Я еду в машине, но не в легковой, а в кузове, похожем на железную клетку с зарешеченными окнами. Мои руки сцеплены за спиной наручниками, и я пытаюсь освободиться от оков, осторожно орудуя на ощупь небольшим загнутым гвоздем. Передо мною, на противоположной лавке, сидят двое. Их лиц я не вижу из–за падающего в лицо света лампы, но знаю, что они отвратительны. Я ненавижу их, смертельно ненавижу, как и того, что ведет машину. Его я вижу через открытое в кабину окошко, которое тоже зарешечено. Все трое в форме сотрудников милиции и вооружены. Они говорят мне какие–то мерзости и гнусности, то и дело разражаясь отвратительным смехом. Холодный черный ствол автомата, направленный мне в живот, держит меня в напряжении. Но страха я не испытываю. Я знаю, что оружие на предохранителе, но дело не в этом. "Похоже, мне вообще наплевать на смерть и на то, что будет со мной. Я чувствую себя очень странно и даже не знаю, жив я или уже мертв. Моя душа как бы отделилась от тела, но еще продолжает его контролировать, заставляя действовать только ради одной цели – мести. Ненависть – вот то огромное, всепоглощающее чувство, которое придает мне силы. …Машина притормаживает у поста на плотине – я понимаю это по отблескам фонарей на темной воде. Тот, что в кабине, о чем–то говорит с подошедшим к машине охранником, и автомобиль снова мчится вперед… Наконец замок наручников поддался гвоздю, и мои руки ощущают свободу. Но я не тороплюсь, как раненый зверь, выжидая удобного момента для броска на врагов. Я готов умереть в этой последней схватке, но прихватить с собой в небытие хотя бы одного из них. Мой последний путь в никуда заканчивается. Я в этом уверен, но не знаю, где именно должно было произойти то, на что намекают мои палачи. Где–то неподалеку начинает громыхать состав. Я стискиваю наручники в кулаке, как кастет, и собираю в одно целое все свои силы. Пронзительный гудок заглушает все звуки в машине и приводит в действие спусковой механизм, высвободивший наконец разрушительную силу моих мышц. Молниеносный удар правой руки обрушивается точно на переносицу одного из мерзавцев. Второй успевает среагировать, инстинктивно поставив блок моему следующему удару. Завязывается схватка. Я задыхаюсь от боли и ярости, нанося своему противнику сокрушительные удары в таком бешеном темпе, будто в меня вселился сам дьявол. Фактор внезапности и нечеловеческая ярость на моей стороне. Вряд ли эти продажные менты ждали такого от полутрупа, каким я казался все это время. Схватка длится секунды. Враг изуродован, ни о каком сопротивлении не может быть и речи. Я, метнувшись к двери кузова, рву что есть силы ручку… Я очнулся от толчка в плечо и открыл глаза. Тяжело и часто дыша, я ошалело озирался по сторонам, не понимая, где нахожусь, пока не услышал голос Василия Николаевича: –Сережа, что с тобой? Тебе плохо? Ты такой бледный. –Нет–нет, ничего… – пробормотал я, приходя в себя и вытирая ладонью пот со лба. – Наверное, укачало немного… Все в порядке. Я не стал рассказывать своему спасителю о проблеске памяти, посчитав, что это откровение еще больше может осложнить наши отношения. Одно я понял: не случайно в моей памяти укоренилось отвращение к сотрудникам милиции. Образная память отождествляет их с чем–то грязным и кровавым. Вот только почему они хотели прикончить меня? Ну, что глумились – это понятно, по другому–то не умеют. Впрочем, что ж, весьма кстати позубоскалили – на свою голову. Я тут же свернул этот мрачноватый видеосюжет и отбросил его на периферию сознания. Большего из него выжмешь. Никаких ответов, только слабая зацепка. Фургон с ментами. Рукопашная, бегство. Что ж, неплохо, Сергей или как там тебя на самом деле… Мы уже выехали с плотины, впереди показался железнодорожный мост. Шоссе проходило под мостом, и я почему–то подумал, что сразу за ним должно быть кольцо, развязывающее главную дорогу с примыкающим к ней ответвлением, идущим вдоль железнодорожной насыпи. Предчувствие меня не обмануло. Едва мы миновали мост, как Василий Николаевич перестроил машину в левый ряд и через кольцо свернул налево, на ту самую дорогу, которую я мысленно представил минутой раньше. Странная штука – человеческая психика. Я легко узнавал городские пейзажи, но не мог вспомнить ни своего имени, ни отца, ни друзей и врагов… Скорее всего, для того, чтобы память заново приоткрыла доступ к своим кладовым, нужна была сильная встряска, некий мощный раздражитель, наподобие того гудка тепловоза, но его нельзя было вызвать вновь одним лишь желанием. Я оставался заложником случая, и с этим приходилось мириться. Впереди показалось еще одно кольцо и огромный указатель с метровыми монументальными буквами. «Центральный рынок», – прочел я и спросил своего спутника: –Еще далеко? –Нет. Считай, мы добрались. Мы двигались по дороге, идущей вдоль лесопарка. Жилые кварталы располагались по правую сторону от широкого шоссе с разделительной полосой. Слева, на самом краю леса, проплывали какие–то вагончики, автостоянки, потом появилась насосная станция. У меня в голове снова что–то щелкнула, и я почувствовал легкое волнение. С каждой секундой оно становилось все сильнее. Я физически почувствовал боль, сжимающую сердце, но это страдало не тело, страдала душа. Вдруг слева показалась длинная кирпичная ограда и ворота в ней. Меня словно ударило током, и я резко выдохнул: –Стойте!.. Остановите здесь, Василий Николаевич. –В чем дело, Сережа? Тебе опять плохо? – забеспокоился Иванов, но скорость всё же сбросил. –Нет, со мной всё в порядке. Это ведь кладбище? – спросил я, заранее зная ответ. –Да… Так ты что–то вспомнил? – догадался мой спутник. –Возможно… Кажется, я был здесь недавно. –Вот как? – вымолвил удивленно Василий Николаевич. – И по какому поводу? Навещал знакомую могилу или?.. Перед моим мысленным взором вдруг возникла картина траурной процессии, и сердце защемило нестерпимой болью. –Я был на похоронах, – тихо ответил я и вышел из машины. Ноги сами вывели меня в дальний конец кладбища со множеством свежих могил. Здесь я на минуту растерялся, потеряв путеводную нить, но снова представил перед глазами процессию и безошибочно нашел дорогу к скромному памятнику за невысокой оградкой. С трудом переведя дыхание и уняв нервную дрожь, я неуверенно шагнул за калитку и взглянул на бронзовую надпись, выгравированную на гранитной плите. «Кленов Сергей Иванович. 07.01.1927 – 23.09.2000», – прочел я и шагнул ближе, чтобы получше рассмотреть фотографию на овальной керамической пластине. На меня смотрел пожилой мужчина с легкой улыбкой на губах и лучевидными морщинками в уголках смеющихся глаз. Лицо это мгновенно показалось мне родным. Я подумал, что это фото моего отца. Но полной или привычной уверенности не было и в помине. Рядом с могилой Сергея Ивановича, которая была свежей, находилась другая могила с такой же скромной плитой у изголовья. В ней была погребена Кленова Надежда Владимировна. Это произошло девять лет назад, и на меня смотрела красивая женщина. И снова те же магические чувства любви и привязанности вспыхнули во мне, как сиянье над бездной. –Кто эти люди, Сережа? – тихо спросил Василий Николаевич, тронув меня за плечо. –Возможно, мои родители, – виновато ответил я. –Почему «возможно»? Ты ведь в этом уверен? –Нелепо, правда? – спросил я, вместо ответа, и тяжело опустился на маленькую скамью у оградки. – Я совершенно не помню их лиц. Остались только… ощущения. Удивительно, я помню мамин голос, запах ее волос, а лица – не помню. Отца тоже. Все как в тумане. Нет, ну этого просто не может быть! –Ничего, не отчаивайся, все вернется… Глава 5. ТОРГ С кладбища я шел как лунатик, ничего не замечая вокруг и ни на что не реагируя, целиком погрузившись в себя и думая лишь о родных могилах, которые только что посетил. Как я мог забыть своих родителей?! Как?.. Это было немыслимо, но я ничего не мог с этим поделать. Я не заметил, как мы добрались до дома моего спасителя, поднялись на пятый этаж к двери его квартиры. Очнулся уже на диване, когда Василий Николаевич решительно встряхнул меня за плечи и почти насильно заставил выпить стакан водки. –А теперь – спать, – приказал он тоном, не терпящим возражений. Кажется, я попытался встать, чтобы отправиться в гостиницу «Жигули», но ноги стали словно ватные. К тому же хозяин квартиры решительно пре сек мой порыв, уложив на диван и сунув под голову подушку. Заснул я мгновенно. И снова оказался на кладбище. Я увидел себя стоящим у свежевырытой могилы, и в ее чернеющей бездне светилось чистым, голубым сиянием лицо отца. Его глаза были закрыты. Вдруг они открылись, губы шевельнулись, и я услышал его голос: «Береги жену, сынок». Окружавшие меня люди постепенно словно растворялись в сыром воздухе, и лишь желтые листья кружились и медленно опускались на холмик у могилы. Вскоре уже никого не было вокруг, а мне стало невыносимо тоскливо и одиноко. Но нет! Рядом со мной стояла молодая стройная женщина. Ее лицо, скрытое прозрачной темной вуалью под шляпкой с узкими полями, было просто прекрасным. Я не видел лица, но чувствовал всем своим существом дуновение гармонии, изящества и, как ни странно, силы. А еще я знал доподлинно, что более дорогого человека у меня нет в целом мире. Боль от утраты отца была велика, но рядом со мной стоял ангел. Вдали поплыл колокольный звон, он приближался, одновременно надрывая сердце и врачуя его. В этих звуках было всего поровну – и радости, и печали. Звук окликал звук. Радость и страдание сливались воедино, образуя пространство жизни – настоящей, будущей. Меня точно позвали, окликнули… Повинуясь чудесному зову, я шагнул вперед, скатился с дивана на пол и – проснулся. Когда ко мне вернулась способность трезво мыслить, то первое, что я вспомнил, – слова отца: «Береги жену, сынок». –Жену?.. – тихо произнес я. – Жену… Я буквально вскинул правую руку. Боже, на ее безымянном пальце чуть заметно проступал белесый рубец от кольца! Обручального кольца! Значит, все, что мне привиделось, было абсолютно реально! И эта чудесная женщина рядом со мной – не плод больного воображения. Откуда–то из глубины, точно мелодичный и целительный колокольный звон, возникли очертания простого и целого мира – верности, любви. Меня охватило такое волнение, что я вскочил и заметался по комнате. В этом диком состоянии меня и застал хозяин дома. Он был не на шутку испуган, увидев перед собой натурального безумца. У меня хватило все же сообразительности именно это прочесть в глазах старика. Я готов был провалиться сквозь землю. Было нестерпимо стыдно, что старику нет никакого покоя от моей персоны. К тому же персоны неизвестной. Но кончилось тем, что я покраснел как маков цвет и с ходу выпалил все, о чем только получил довольно ясное представление. По крайней мере, он перестанет подозревать меня во всех смертных грехах. –Я был женат! Я был женат, Василий Николаевич! На похоронах я был с женой. Но, боже мой, я не помню ее. Не помню!.. –Успокойся, успокойся, Сережа! –Как я могу быть спокойным, если не знаю имени своей жены, не помню даже ее лица?! Я не знаю, что с ней, где она, что вообще произошло с нами. Это… это ужасно! –Возьми себя в руки, – строго сказал Иванов, сильно тряхнув меня за плечи. Он смотрел на меня в упор. Взгляд старика излучал спокойствие и силу. – Так ты доведешь себя до нервного срыва и впрямь свихнешься, а тогда все пропало. Человеческая психика – очень тонкая материя, и у нее есть предел прочности. Нельзя же так изводить себя. Ты и так делаешь поразительные успехи… Голос старого хирурга остудил мои эмоции. Я молча кивнул и уселся за старомодным круглым столом, пытаясь сосредоточиться. Необходимо что–то предпринимать. Нужны идеи на этот счет. Любые, пусть самые безумные. Ведь без них я точно ничего не стою. Кто–то говорил – пора тронуться… но только не умом, пора тронуться с места. Это как раз для меня. –Василий Николаевич, у вас есть телефон? – внезапно и даже автоматически спросил я. –Да, есть. –А телефонный справочник? –Конечно… А зачем он тебе? –Хочу кое–что проверить, – уклончиво ответил я, сам еще до конца не понимая, что мне нужно и кого я надеюсь отыскать. – Принесите, пожалуйста. Василий Николаевич принес книгу, и я быстро нашел нужную страницу. Кленовых оказалось немало, но с инициалами С. И. был только один. Я прочел номер телефона и понял, что мне знакома эта комбинация цифр. Молча показав хозяину квартиры результат своего поиска и подавив в себе волнение, я сказал ему: –Если это телефон моего отца, то я узнаю и адрес дома. –Правильно мыслишь, Сережа, – ответил Иванов и улыбнулся. – Вот видишь, все постепенно проясняется. Наберись терпения, ты все вспомнишь. Мои пальцы тряслись, когда я набирал номер. Ответа, конечно же, не было. Напряженное ожидание никак не разрешилось. Я надеялся, что услышу голос жены или кого–нибудь из родственников. Ведь я мог узнать голоса. –Никого нет, – выслушав десятка два длинных гудков, хмуро сказал я и положил трубку. –Ничего, я попробую узнать адрес через «Гор–справку», – тут же отозвался Иванов и принялся накручивать диск телефона. Минут через десять он сообщил мне, что такой справки служба не дает, но адрес можно узнать через паспортный стол отделения милиции. Я никак не отреагировал на это, и Василий Николаевич, покачав головой, сурово сказал: – Вот что, Сергей, ты оставайся здесь и отдыхай, а я пока съезжу к паспортистам. Должны же они нам помочь! Если я не ошибаюсь, двадцать четвертая АТС находится в Комсомольском районе, значит, и Сергей Иванович проживал где–то там. Я найду адрес… –Спасибо, Василий Николаевич, – Ответил я, очнувшись от тягостных раздумий. – Только я не собираюсь валяться на диване, пока вы будете хлопотать по моим делам. Поедем вместе. –А смысл? Я и один управлюсь. –Хорошо, тогда подбросьте меня к гостинице, а потом отправляйтесь на поиски. Я не могу попусту терять время. Договорились? –Ладно, как хочешь, – согласился Иванов. – Собирайся, да по быстрее, а то не успеем. Рабочий день кончается. Василий Николаевич притормозил на бульваре и указал рукой на желтое кирпичное здание на краю обширной площади со сквером: –Это и есть гостиница «Жигули». Припоминаешь? –Кажется, да, – ответил я. –Я заеду за тобой сюда же часиков в шесть, – сказал Иванов. – Освободишься раньше – подожди. Да, на всякий случай вот тебе немного денег и ключи от квартиры, если все же разминемся. Дом мой найдешь? –Найду, – ответил я и, попрощавшись, пошел к гостинице. Это была одна из лучших гостиниц в городе, хотя и выглядела довольно заурядно. Но я невесть почему знал, что, несмотря на убогость фасада, внутри отель «Жигули» стараниями новых владельцев претерпел основательную модернизацию. Приличные интерьеры, стильная мебель, продвинутое оборудование производили впечатление на не слишком требовательных приезжих. Однако атмосфера, царящая в старом отеле с новой начинкой, имела весьма специфичный запашок. Только слепой мог не заметить, какого рода клиенты в чести у администрации и персонала. Притон, бордель, блат–хата – все эти термины были, что называется, к лицу желтому дому. Я подумал об этом, заметив толпу крутых мужиков, которые топтались возле сверкающих лаком дорогих авто напротив главного входа. Они о чем–то громко спорили, гремел отборный мат, диковинно компенсируя скудость лексикона. Те же функции выполняла отчаянная и дикарская жестикуляция растопыренными пальцами с золотыми печатками и перстнями. Судя по нескольким фразам, долетевшим до моего слуха, «крутяк» проводил оперативное совещание под открытым небом. Усмехнувшись, я обошел стороной неприятное сборище и поднялся на широкое крыльцо отеля. На входе вместо швейцара в униформе меня встретил дюжий молодец с портативной рацией в руках. Он окинул мой скромный прикид подозрительным взглядом и сделал движение, намереваясь притормозить меня, но вдруг передумал и виновато улыбнулся, жестом приглашая пройти. Кажется, парень узнал меня, и это обнадеживало. Поприветствовав его кивком, я неторопливо, но уверенно вошел в холл и осмотрелся. Зрительная память не подвела и на этот раз. Быстро сориентировавшись, я направился в ресторан. Зал был пустынным. Десяток клиентов для этого выдающегося увеселительного заведения – это слезы. Час пик начнется позже. И продлится до глубокой ночи. Праздные официанты прохлаждались за служебным столиком, то ли травили анекдоты, то ли обсуждали последние криминальные новости. Я в нерешительности остановился у дверей, поймав себя на мысли, что совершенно не представляю, с кем и о чем собираюсь говорить. Мне стало почти весело. Похоже, чувство юмора понемногу возвращалось ко мне. Что я скажу этим людям? «Извините, вы не подскажете, как меня зовут?» Любой из них справедливо сочтет меня за идиота или пропойцу, потерявшего остатки здравого смысла. Нет, крепыш на входе узнал меня. То–то, Сергей, сейчас ты в три секунды узнаешь, как тебя зовут и что ты здесь делал. Мне нужно найти предлог, чтобы разговорить кого–нибудь из персонала, чтобы выудить как можно больше информации. Что происходило здесь десять дней назад? У этих людей не бывает амнезии. Проблема решилась легко и неожиданно. Кто–то из официантов заметил странного посетителя в плаще и шляпе и окликнул солидного мужчину в строгом костюме, что–то подсчитывающего на калькуляторе. Метрдотель нехотя прервал свое занятие и походкой страуса направился ко мне. Его бесстрастное, отлично выбритое лицо с дежурной улыбкой показалось мне знакомым. –Желаете пообедать, – осведомился он и покосился на мою шляпу. – Гардероб у нас слева от входа. –Спасибо, я не собираюсь обедать, – ответил я, снимая шляпу. – Можно с вами поговорить? Метрдотель взглянул на меня и внезапно переменился в лице. Выражение удивления и подобострастия не стало для меня таким уж неожиданным. –О, господин Кленов! – воскликнул он. – Извините, я вас сразу не узнал. Давненько к нам не захаживали… –Так вы меня помните? – саркастически произнес я, втягиваясь в игру, которую придумал на ходу. –Конечно. Вы, наверное, хотите заказать банкетный зал на вечер? – предположил собеседник. Вдруг он несколько опечалился. – Лучше было бы обговорить все заранее, но я вас понимаю… такое горе… Ничего, я постараюсь все уладить… –Простите, о чем вы? – спросил я надменно. –Ну как же, если мне не изменяет память, сегодня – девять дней с кончины вашего батюшки? Земля ему пухом… На поминках мы с вами предварительно договаривались… –Да–да, прошу меня извинить, только девять дней уже прошли. Отец умер двадцать третьего, а сегодня шестое. –И то верно, – смутился метрдотель. – Я ошибся… Так чем могу быть полезен? –Видите ли, мне пришлось отлучиться на несколько дней по неотложным делам. Я только сегодня вернулся и хочу утрясти все вопросы здесь. И долги, разумеется, если таковые имеются. Вот я и хотел уточнить: не остался ли я должен вам? Знаете, столько всего навалилось. –Понимаю… Вы зря беспокоились, господин Кленов. Вы были очень щедры, мы с вами в расчете. –Это точно? –Абсолютно. Приятно иметь дело с такими клиентами, как вы и ваша жена, господин Кленов. Мои ребята еще долго будут вспоминать вас. Жаль, что вы были нашими гостями всего несколько дней, да и обстоятельства не позволили оценить по достоинству наше гостеприимство. Конечно, наш отель уступает немецким, но мы стараемся соответствовать… –Благодарю за теплые слова, – прервал я излияния своего собеседника. – Извините, не припомню вашего имени–отчества… –Михал Андреич, – представился метрдотель и довольно улыбнулся. –Михаил Андреевич, я очень вам признателен за все. Особенно за ваше старание достойно помянуть моего отца… Скажите, а моя супруга ничего не задолжала? –Нет. Определенно – нет, – уверенно ответил он. – Она всегда аккуратно оплачивала заказы, да и ваши парни тоже. У меня нет к вам никаких претензий. Но, если хотите, можете спросить у Алексея. Это он относил заказы в номер. Метрдотель обернулся в зал и жестом подозвал молодого человека, сидевшего в компании других официантов. Тот быстро принес блокнот заказов с корешками счетов. Как оказалось, я с женой снимал люкс. Другой номер, полулюкс, занимали двое сопровождавших нас мужчин, но за все заказы, приносимые в оба номера, платила моя супруга. Первый счет датировался 25 сентября, а последний – 29–м. Порасспросив Алексея еще немного, я понял, что больше не узнаю ничего, не вызвав подозрений. Да что существенное могли сообщить эти халдеи? Я попрощался и вышел из ресторана, на ходу анализируя только что полученную информацию. В общем–то она чего–то стоила. Прежде всего, эта информация подтверждала мои собственные догадки, ну или фундаментальные открытия, если учесть, что я отравлен какой–то наркотой и не помню своего прошлого. Итак: я совсем недавно пережил смерть отца и, вероятно, приехал на его похороны вместе с женой – из Германии. Теперь не было сомнений, что моя фамилия – Кленов, но вот имя… Имя пока оставалось неизвестным, однако это уже отошло на второй план. Я не смог выяснить, как звали мою жену. Что ж, печально. И все же, все же… Я получил гигантскую психологическую поддержку. Как бы ниоткуда. Из недавнего прошлого, которое от меня теперь так же далеко, как Гибралтар. Почему Гибралтар? Кажется, я там бывал, вот почему. Я, наконец, получил подтверждение иллюзорным ощущениям и прочим завоеваниям интуиции. А раз так, то я мог и впредь доверять самому себе и тем образам, что роились в сознании, пытавшемся отвалить тяжелый, чуть ли не надгробный камень. Я мог подсказывать сам себе. Что ж, это первая виктория. Доживем и до Полтавы. «Давай–ка еще раз и все по порядку, – мысленно сказал я самому себе, направившись к стойке администратора. – Отец умер 23 сентября. Должно быть, кто–то известил меня об этом, позвонив или дав телеграмму в Германию, где я находился в тот момент. Что я там делал? Был в деловой командировке или в туристической поездке? А может, я там живу? Мэтр говорил со мною так, словно я – богатый иностранец. Хорошо, предположим, я – бизнесмен. Ну да, это более вероятно, чем версия о том, что я – разведчик. Тогда те двое сопровождающих, скорее всего, работают на меня, ведь друзья или деловые партнеры сами бы оплачивали свою поездку. Но кто они? Сотрудники, занятые в бизнесе, вряд ли поехали бы с боссом на похороны его отца. Тогда – охрана? Да, по логике, они должны быть нашими телохранителями. Ладно, с этим разберусь потом… Что еще? Судя по датам счетов, мы прибыли сюда 25–го, а 26–го состоялись похороны и поминки. Кто–то должен был помогать в организации всего этого. У нас есть в Автограде друзья? А почему нет? Если так, то кто–то из них, возможно, разыскивает меня… Гм. Но возможно, меня разыскивают и другие персоны. Что еще? Что? Я упустил из виду что–то важное… Ах да! Последний счет датирован 29–м числом. Алексей тогда доставил три завтрака в номера 502 и 503. Почему три, а не четыре? Это значит, что утром 29–го меня уже не было в гостинице! А утром 30–го Василий Николаевич нашел меня на берегу Волги. Выходит, все произошло именно тогда?..» Мне пришлось прервать размышления, так как я был уже в двух шагах от стойки, за которой сидели две девушки и мужчина – все в фирменных костюмах отеля. Мое появление вызвало странную реакцию на холеном лице администратора. Казалось, он пришел в смятение. Но быстро освоился в новой реальности. –Господин Кленов?! – Он привстал с вращающегося кресла. –Ну да, – спокойно ответил я и непринужденно улыбнулся. –Так вы уже вернулись? –Как видите. А что, вы меня не ждали? – с легкой иронией спросил я в свою очередь. Администратор явно стушевался и смущенно пробормотал: –Да нет, как же, да что вы… рад вашему возвращению… Просто вы… не предупредили нас о… о том, что… В общем, вы долго отсутствовали, и никто из персонала не знал причины… Он боролся с волнением и слишком тщательно подбирал слова, и это настораживало. –Да и ваша супруга уехала – с вашими людьми, не предупредив нас. –Уехала? Когда? – спросил я. Администратор замялся и, пожав плечами, сказал: –Не знаю точно. Кажется, вслед за вами. Обе девицы, сидевшие за стойкой, с интересом следили за нашим диалогом и обменивались красноречивыми взглядами. Одна из них – симпатичная блондинка лет двадцати пяти с живыми карими глазами и пухлыми яркими губами – попыталась вмешаться в наш разговор, но подруга дернула ее за рукав. И все же блондинка не утерпела: –Я помню, когда это было, господин Кленов. Ваша жена уехала двадцать девятого утром, и ее сопровождали два парня из пятьсот третьего. Багажа с ними не было, только небольшой чемоданчик вроде дипломата да сумочка, такая красивая, на длинном ремне. –У вас хорошая память, – сказал я. – Больше недели прошло, а вы помните, что было в руках моей жены. –Да из–за сумочки и запомнила. Она и вправду из крокодила и анаконды, как сказала ваша супруга? Я кивнул, чтобы удовлетворить ее любопытство, хотя понятия не имел о предмете, так живо заинтересовавшем блондинку. Меня беспокоило совсем другое, и я спросил: –Так они с тех пор не возвращались? –Нет. А разве вы не… – начала блондинка и вдруг осеклась и почти шепотом закончила: – …не в курсе? –Да в чем дело? Может, объясните мне, что означают ваши намёки и недомолвки? – резко спросил я, не сдержавшись. Я почувствовал неладное. –Это не наше дело, но ведь вас задержала милиция, – ответил администратор, кинув на блондинку злобный взгляд. – Так нам сказал следователь из прокуратуры. –Да–да, нам так сказали, – подтвердила блондинка. – Значит, вас уже отпустили? –Конечно. Я же здесь, – хмуро ответил я, с трудом сохраняя спокойствие. –Выходит, в прокуратуре разобрались, и к вам нет претензий? – спросил парень. –Да, все выяснилось. Произошло досадное недоразумение. –Хорошо. Вы хотите продлить свое пребывание в нашем отеле? –Пока не решил. Номера еще за нами? –Сейчас уточню, – ответил администратор и застучал по клавиатуре компьютера. Через минуту он сообщил мне: – Вообще–то они оплачены до завтрашнего дня, но лучше решить этот вопрос сегодня. Надеюсь, вы понимаете?.. –Что ж, постараюсь определиться поскорее, но мне нужно сначала связаться с женой. Я могу получить ключи? –Да, у портье. Но должен вас предупредить, господин Кленов, что администрация не несет ответственности за сохранность ваших вещей. Они изъяты прокуратурой. –Да, я знаю, – сказал я и направился к портье. Уже у лифта я обернулся и заметил, что администратор смотрит мне вслед, держа возле уха трубку телефона. Встретившись со мною взглядом, он отвернулся и принялся листать какие–то бумаги. Его поведение показалось мне странным, но в тот момент я не придал этому значения, поскольку старался оценить новую и весьма необыкновенную информацию. «Так, значит, меня арестовали! Вот почему мне привиделся тот кошмар с ментами. Все это было наяву: и милицейский фургон, и схватка, и мой побег! Чёрт побери, а ведь меня могут разыскивать, и не только друзья, но и прокуратура, и милиция. Но почему? Почему меня хотели убить? Ведь это–то мне не привиделось!.. И потом, почему был произведен обыск в отсутствие жены и моих людей? Куда они уехали и почему их нет до сих пор? Тоже арестованы? Но за что? Ничего не понимаю… Это какой–то беспредел! Если я – иностранный подданный, то мне должны были предоставить встречу с консулом и адвокатом, но, похоже, ничего этого не было сделано. Скорее всего, меня арестовали или задержали 27–го или 28–го, а на следующий день исчезла жена, не взявшая с собой никаких вещей. Стоп! При ней была сумочка и чемоданчик…» – размышлял я в лифте. Кабина остановилась на пятом этаже, и я вышел. Окинув взглядом пустой коридор и сориентировавшись в расположении номеров, я быстро отыскал два смежных с табличками «502» и «503». Прежде всего нужно было осмотреть свой люкс, и, хотя после обыска там не осталось никаких личных вещей, я все же надеялся, что знакомая обстановка поможет мне кое–что вспомнить. Тихо закрыв за собой дверь на ключ, я прошел в комнату и осмотрелся. Все было тщательно прибрано, как будто номер подготовили к приему очередных постояльцев. Нечего было и пытаться отыскать хоть какой–нибудь след нашего пребывания здесь, но все же я заглянул в шкаф, в тумбочку и даже в ванную комнату. –Все чисто, – хмуро вымолвил я, подводя итог беглому осмотру. – Что все это значит? Почему из номера забрали все наши вещи, включая даже зубные щетки?.. Это что же, выходит, были уверены, что мы уже не вернемся сюда? «Думай, Кленов, думай, – мысленно подстегивал я себя, присев на край кровати. – Так, на чем я остановился?.. Чемоданчик! У моей жены был дипломат, когда ее видели в последний раз. Значит, она собиралась вернуться в отель, отправляясь куда–то в то утро, двадцать девятого. Но не вернулась. Что–то случилось в тот день не только со мной, но и с ней, и с нашими людьми. Что же с ними могло произойти? Что?! Так, спокойно, не нервничай, Кленов… Предположим, её оповестили о моем аресте и она отправилась в прокуратуру, чтобы разобраться и помочь мне. Такое возможно? Вполне. Если следовать логике, то ничего другого на ум не приходит. Но почему ни жена, ни телохранители не вернулись в отель?» Мысли снова стали путаться. Я инстинктивно чувствовал, что что–то важное постоянно ускользает от моего внимания. Обхватив голову руками и опершись локтями на колени, я тупо уставился в одну точку, стараясь не делать ни малейших мысленных усилий. Так я просидел минут пять, а может быть, пятнадцать, пока хаос мыслей в моей голове не сошёл на нет. И вот тогда в звенящей пустоте сознания возник, словно мираж, призрачный образ. Как в немом кино, передо мной поплыли кадры видений, просачивающихся из памяти. Видения были неясными, расплывчатыми, но я всё же смог понять, что сначала увидел раскрытый на столе портативный компьютер, наподобие ноутбука, но с совершенно необычной компоновкой и множеством неведомых устройств. Потом я – а это наверняка был я – закрыл компактный чемоданчик и передал его красивой молодой женщине, стоящей рядом. Лицо ее было скрыто ослепительным сиянием, но я не сомневался, что она – моя жена. Передав ей компьютер, я подошел к настольной лампе, стоящей на тумбочке у кровати, и, взяв ее в руки, стал что–то объяснять… Этот кадр промелькнул в мгновение, и его тут же сменил другой. Стальная стена со множеством дверец. Их ряды, казалось, уходили в бесконечность, а я все шел и шел вдоль стены, скользя взглядом по белым цифрам на дверцах. Вдруг я остановился и повернулся к одной из них. «77» – четко отпечатались цифры в моем сознании. Я протянул руку с ключом к замочной скважине – и все исчезло. Растерянно заморгав, я только сейчас понял, что все это время смотрел на лампу на тумбочке. Видимо, она и послужила катализатором, вернувшим мне из небытия очередной осколок памяти. Вскочив с кровати, я схватил лампу и стал вертеть ее в руках, рассматривая со всех сторон. Ничего необычного в ней не было. Но ведь я показывал ее жене и что–то объяснял! Перевернув лампу, я увидел закрывающую дно корпуса пластиковую крышку, на которой краской был написан инвентарный номер. Когда я ее выковырял ключом от квартиры Василия Николаевича и заглянул внутрь, то увидел прикрепленный скотчем к стенке небольшой плоский ключ. Это был ключ от камеры хранения, и я вспомнил, где она находилась. Глава 6. ФУРГОН С МЕНТАМИ Мое дальнейшее пребывание в отеле не имело смысла. К тому же оно стало небезопасным, о чем предупреждала меня интуиция, все сильнее посылая тревожный сигнал. Я вспомнил странное поведение администратора, его поспешный телефонный звонок. Парень вполне мог звякнуть в милицию и сообщить о моем появлении, хотя бы для того, чтобы подстраховать себя от возможных неприятностей. Часы на стене показывали половину шестого. Прошло почти полчаса с того момента, как я отошел от стойки внизу. Предположим, минут пять ушло на телефонный разговор администратора с милицией плюс еще столько же на принятие решения каким–нибудь милицейским чином и выезд оперативников. Тогда они должны появиться здесь с минуты на минуту. Встреча с ними не сулила мне ничего хорошего, надо было поскорее убираться из отеля. Внимательно осмотрев из окна площадку перед главным входом, а заодно часть сквера и не заметив ничего подозрительного, я быстро подошел к двери и выглянул в коридор. Путь был свободен, но я направился не к лифту, а к лестнице, на которой было меньше шансов нарваться на гостей в погонах. Как выяснилось, это было правильное решение. Не успел я скрыться за поворотом к пожарной лестнице, как услышал за своей спиной шум раздвигающихся створок лифта и чьи–то голоса. Я насторожился. –Вы уверены, что он сейчас в номере? – вполголоса спросил какой–то мужик. –Должен быть там, – ответил женский. –Ладно, скажите, что нужно сменить полотенца или еще что–нибудь… Я быстро юркнул за угол и замер, напрягая слух. –…как только он откроет – сразу в сторону, – продолжил инструктаж мужчина. Гостей было несколько, как я догадался. Горничная – по классической схеме захвата, – должна была усыпить мою бдительность, чтобы оперативники взяли меня тепленьким. Кретины, не на того напали. В моем распоряжении оставалось несколько минут Скоро эти вооруженные до зубов гости поймут, что я разгадал их намерения, и бросятся на поиски. Я осторожно пробрался к лестничной клетке, прикрыл дверь и стремительно кинулся вниз по лестнице. Ментов было трое, но наверняка кто–то остался у главного входа. Мне оставалось только надеяться, что не перекрыты служебные выходы. На бегу я пытался вспомнить внутреннее устройство гостиницы и едва не проскочил площадку второго этажа. Здесь я притормозил, решая, куда бежать дальше. Ниже спускаться нельзя, эта дорога мне закрыта. Оставалось лишь одно: пройти по второму этажу в противоположное крыло гостиницы и спуститься возле ресторана, а потом через служебные помещения добраться до заднего крыльца здания. Конечно, не было никакой гарантии, что и этот путь не отрезан, однако выбора я не имел. «Будь что будет», – решил я и пошел по коридору, стараясь быть хладнокровным, чтобы спокойно и без особых стараний выбраться из чудовищной ловушки, в которой я оказался. Неприятно. Против меня действуют все те же мерзавцы. Однажды они… Но про это я не мог и не хотел вспоминать. Я должен уйти, даже если за мной направили целый взвод отморозков. По пути мне встретились двое или трое постояльцев, я на всякий случай был готов к тому, чтобы отразить нападение. Но ничего особенного не произошло. Для гостиничной публики я был человеком вне всяких подозрений. Однако любой мог оказаться опером и, скажем, выстрелить в спину. Я отдавал себе отчет, что оставлять меня в живых они не собираются. Ну, если посчастливится еще раз меня сцапать. Ощущение было не из приятных. Я чувствовал себя зверем, которого обложили со всех сторон. Но всё же именно зверем – могучим хищником, который сумеет прорваться. К тому же я понял вдруг, что взять меня в такой вот обстановке, ну, скажем, военно–полевой, не удастся. Я благополучно добрался до служебных помещений. Чтобы выбраться на улицу, мне оставалось миновать небольшой офис, состоящий из трех–четырех кабинетов и приемной. Кажется, когда–то я бывал здесь, во всяком случае, мог представить расположение помещений, от которых меня отделяла только двустворчатая дверь с цветными витражами. На секунду я задержался возле нее, прислушиваясь к звукам, доносящимся из офиса. Обостренное чутье тут же предупредило об опасности. Я не мог объяснить, что именно заставило насторожиться, но теперь доподлинно знал, что интуиция не подведет. Как не подводила прежде. Интуиция, мгновенная реакция, умение выстраивать многоходовки. Я опустил руку в карман и нащупал крохотный шприц–тюбик. Конечно, полагаться только на эту смертоносную «игрушку» было рискованно, ведь я не знал, как действует яд, да и яд ли был в нем на самом деле, но никакого другого оружия у меня не было. Глубоко вздохнув, я осторожно открыл дверь и мягко ступил на ковровую дорожку. Рабочий день заканчивался. Служащие, как видно, собирались покинуть свои кабинеты. Я определил это по особенному, праздному шуму. Проскользнув мимо приоткрытой двери бухгалтерии, я успел заметить двух дам возле зеркала. И вдруг меня окликнули из двери напротив: –А вам кого, мужчина? Мы уже закончили. Оглянувшись на голос и увидев смазливое личико молоденькой секретарши, я сдержанно улыбнулся и ответил на ходу: –Да–да, я уже ухожу. Девица что–то хотела сказать мне, но ее позвали из приемной; и она скрылась за дверью. Но одновременно со звуком закрываемой двери я услышал тихий щелчок. Меня словно током ударило. Всего в трех–четырех метрах, в конце коридора, возле выхода, за углом, меня ждал враг. Я не видел его, но уже чувствовал запах только что погашенной сигареты. Замешкайся я хоть на мгновение, наверняка схлопотал бы пулю. Метнувшись к стене, я бросился вперед как раз в тот момент, когда из–за угла появился ствол пистолета, а потом и его владелец – коренастый малый, неприятный тип с широкими скулами и квадратным подбородком. Он держал пистолет двумя руками, собираясь принять стойку ковбоя. Но не тут–то было. Я воспользовался тем, что его правая нога зависла в воздухе, отыскивая опору. Нырнув под пистолет, я нанес сильнейший удар каблуком по коленной чашечке и одновременно дернул его за запястье. Потеряв равновесие, парень кувыркнулся в воздухе, все еще не выпуская пистолета из рук, и рухнул на пол. Болевой шок на мгновение парализовал его, он потешно скривил лицо в дурацкой гримасе, но этой секунды мне было достаточно, чтобы вонзить иглу в горло неудачливого охотника. Нелепо дернувшись, этот урод обмяк и затих, так и не успев выстрелить из своего «макара». В любой момент в коридоре могли появиться служащие офиса. Я рывком приподнял бесчувственного «ковбоя» и оттащил его за угол. Забрав пистолет, я взглянул на лицо парня и усмехнулся: это был один из трех милиционеров моего кошмара. Впрочем, удивляться не приходилось. Он знал меня в лицо и непременно должен был появиться в отеле. Однако бесенку не повезло. Нужно было торопиться. Дверь бухгалтерии распахнулась, снова раздались голоса. Я выскочил на улицу и бросился прочь, чтобы поскорей скрыться за углом здания. Кажется, никто не видел ни моей стремительной схватки с опером, ни моего поспешного бегства. Но секретарша могла запомнить мое лицо. Впрочем, это не имело значения, врагам я и так был хорошо известен. Теперь они все силы бросят на розыск и ликвидацию. Именно ликвидацию. Августовский арест должен был завершиться тем же. Я не знал и не желал в этот момент знать причин. Скорее всего, они основательны. Я только догадывался, что крепко насолил многим. Когда–то. Впрочем, не так давно. Я пересек бульвар и, озираясь по сторонам, стал искать глазами машину Василия Николаевича. Ее нигде не было. Несколько мгновений оставалось на то, чтобы принять какое–то решение. Наверняка враги уже знают, что мне удалось выбраться из отеля. Они попытаются заблокировать квартал, вызвав на помощь подкрепление. Нужно убраться подальше от проклятого отеля. К тому же теперь меня будут разыскивать по приметам. Значит, нужно избавиться от плаща и шляпы и при первой возможности изменить внешность. Не выпуская из поля зрения здание гостиницы я зашел за угол ближайшего дома, снял плащ, завернул в него шляпу и сунул сверток под мышку. Тут же я увидел, как на крыльцо гостиницы выбежали трое мужчин в штатском и заметались, должно быть соображая, в каком направлении исчез клиент. Потом они бросились к стоящей у крыльца машине, и «десятка», круто развернувшись, сорвалась с места. На ней не было ни «маяков», ни милицейской раскраски. Обыкновенная частная машина, и это тоже вызвало недоумение. Синяя «десятка» свернула на бульвар всего лишь в сотне метров от моего укрытия и помчалась в сторону парка. Я решил не ждать приезда Иванова и дворами добираться до его квартиры, но как раз в этот момент заметил в конце бульвара старенькие бежевые «Жигули». –Наконец–то! – обрадовался я и поспешил к обочине, на ходу голосуя. –Ты что такой взъерошенный? Случилось что? – спросил Василий Николаевич, едва я оказался в салоне. –Так, ерунда… Пустое… Потом все расскажу, – отделался я общими фразами. –Ерунда? Ну–ну… – усмехнулся Василий Николаевич. – А я–то подумал, что на тебя свору собак спустили. –Угадали, – попробовал я отшутиться. – Хваленое русское гостеприимство… На перекрестке Иванов затормозил и пристально посмотрел на меня: –Так куда все же едем? Ко мне или, может, хочешь увидеть дом… отца? –Узнали адрес? – задал я риторический вопрос. Однако несказанно обрадовался. –Узнал. Сергей Иванович Кленов проживал на улице Лизы Чайкиной, дом… Вот, я тут записал, – Василий Николаевич протянул мне листок. –Вы меня подвезете? –Конечно. Это недалеко. – Он свернул на одну из центральных улиц. Помолчав, он спросил: – Ну а тебе удалось что–нибудь выяснить или все впустую? –Удалось. Меня узнали, но повода для радости нет, – хмуро ответил я. – Теперь я знаю свою фамилию – Кленов, но имя пока неизвестно. Еще я выяснил, что приехал с женой из Германии, что жили мы в люксе, что с нами были двое друзей, что поминки проводились в ресторане, что через два дня после похорон отца со всеми нами произошла какая–то ужасная история… В общем, все подозрения и предположения подтвердились, даже самые худшие. –Ты это о чем? – насторожился старый хирург. –Да и сам еще толком не понимаю… Это может показаться вам абсурдом, но за мной охотится милиция. –Что значит «охотится»? – забеспокоился Василий Николаевич, с недоумением взглянув на меня. – Тебя разыскивают, что ли?.. Хотят арестовать? –Нет, просто прикончить, – угрюмо ответил я. –Прикончить?! Милиция?.. А ты не… фантазируешь? –Какие уж фантазии, если они только что пытались это сделать, – ответил я. Мне хотелось рассказать ему о том, что произошло в гостинице, но я вовремя остановился. Зачем нагружать старика своими проблемами, да еще делать его соучастником убийства? Неожиданно мелькнула ужасная мысль, что старик, помогая мне, подвергает себя смертельной опасности. –Послушай, может, ты все же ошибся? – поднял брови Василий Николаевич. – Ну, те люди, с которыми ты столкнулся в гостинице, возможно, не из милиции? Форму теперь достать просто и удостоверения подделать не составит труда. –Они не были в форме и документов не предъявляли. –Тогда почему ты решил, что они – сотрудники милиции? –Интуиция, – мрачно ответил я. – Милиция, прокуратура, бандиты… Какая разница, кто они? В России полный бардак и беспредел. Менты могут оказаться бандитами, а бандиты рядиться в ментов. –Ты–то откуда знаешь? Ты же жил в Германии. Там все in ordnung, тишь да гладь и божья благодать. – В голосе Иванова чувствовалась обида. Мне не хотелось обижать старика, и я спокойно ответил: –К сожалению, знаю, Василий Николаевич. Я же родился и вырос здесь. –Но все же уехал за границу. Оно и понятно: здесь вольготно живут лишь бандиты, воры да мошенники. Страну разграбили, растащили и загадили – и её же грязью поливают, будто не они повинны в бардаке и беспределе. –Я не вор, – нахмурился я. – Может, потому и уехал, что не хотел жить в дерьме. –Прости, не о тебе я. Просто накипело. Не выношу, когда русские говорят о России «ЭТА страна», «в ЭТОЙ стране», будто они оккупанты и надо успеть захватить то, что не успели взять другие. Временщики, мать их!.. О детях хотя бы подумали. Им что же, жить на пепелище, в разрухе и нищете? Запад всех не приютит… Эх, да что там!.. Он с раздражением и горечью ударил ладонью по баранке и замолчал. Я не стал возвращаться к этой тяжелой теме и погрузился в раздумья. А поразмыслить было над чем. Предположение Василия Николаевича заставило и меня кое в чем засомневаться. Эти ублюдки просто из кожи лезли, чтобы со мной разделаться. Даже если я – преступник, то оперативники должны действовать в рамках закона и применять оружие только при вооруженном сопротивлении. Но мент, который сторожил служебный выход, собирался завалить меня наглухо. Как ему приказали. А то, что все они были сотрудниками милиции или прокуратуры, не вызывало никакого сомнения. Да и куда же еще мог звонить администратор, так легко и непринужденно сдавший меня? Я живо вспомнил свой побег из милицейского фургона. Все это не было бредом, картина выходила крайне мрачной. А что, если я попал в точку, говоря о том, что менты могут оказаться бандитами?! Меж тем мы со стариком куда–то ехали. За окном в пробегающем городском пейзаже догорал день. Быстро смеркалось, по серому небу ползли свинцовые тучи, заморосил тоскливый мелкий дождичек. Даже салон наполнился промозглой сыростью и холодом. Зябко поежившись, я огляделся, пытаясь понять, где мы находимся. Старенькие «Жигули» резво катили по широкому, но давно требующему ремонта шоссе через сосновый бор. Сырое асфальтовое покрытие блестело в каком–то русалочьем свете фонарей, отчего казалось, что машина плывет по реке. Впереди над соснами встали многоэтажки, вскоре шоссе превратилось в городскую улицу. Мы въехали в Комсомольский район, а минут через пять Василий Николаевич стал притормаживать, вглядываясь в номера домов. Наконец машина въехала во двор, образованный пяти– и девятиэтажными панельными домами. –Это здесь, – уверенно сказал он, указав на какой–то темный и безликий подъезд. Я молча кивнул, почувствовав необъяснимое волнение, и выбрался из автомобиля. –Мне пойти с тобой или здесь подождать? – спросил мой спутник. –Нет, лучше возвращайтесь домой. Я хочу побыть один и могу задержаться допоздна. –Понимаю… Но ты вернешься? –Обязательно, если только не произойдет что–нибудь непредвиденное. Нет, вы не пугайтесь. Но вообще, Василий Николаевич, мое общество слишком опасно для окружающих, в первую очередь для вас. Я втравил вас в прескверную историю, пока неизвестно, чем она закончится. Не хочу вас обидеть, но нам лучше держаться подальше друг от друга. Так надо, дорогой мой доктор. –Что ж, поступай, как считаешь нужным. Я буду ждать тебя, – ответил он хмуро, но на прощанье всё же скупо улыбнулся и со вздохом сказал: – Удачи… Глава 7. ДОМОЙ ВОЗВРАТА НЕТ С минуту потоптавшись в нерешительности у подъезда, я надел плащ и направился к двери, отчаянно пытаясь восстановить образ родного жилища. Но эта типовая «коробка» никак не ассоциировалась с родительским очагом. Хоть убей, как говорится, но ничего не удалось выудить из мрака. Подъезд с тусклыми лампами встретил меня тишиной и неприятным запахом из мусоропровода. На площадке первого этажа косо прикрепленные к стене, в два ряда располагались почтовые ящики. Во многих виднелись газеты, но в ящике под номером 77 было пусто. Казалось, в этом факте не было ничего необычного, но что–то заставило меня задержаться возле ящика. С момента похорон прошло десять дней, и за это время должна была скопиться хоть какая–то корреспонденция. Выходит, кто–то опустошил ящик, причем совсем недавно. Это могли быть и соседи, но нельзя было сбрасывать со счетов и моих смертельных врагов. Дверь отцовской квартиры с виду была обычной, обитая искусственной кожей с утеплителем, она выглядела как тысячи других. Но я кое–что вспомнил. Вместо деревянной рамы в проем была вмонтирована мощная стальная конструкция, скрытая штукатуркой, а под мягкой обшивкой угадывалась толстая сталь, способная выдержать не только автоматную очередь, но и автоген. С минуту я постоял возле нее, пытаясь уловить хоть малейшие признаки присутствия в квартире посторонних, но тщетно – либо звукоизоляция была идеальной, либо внутри действительно никого не было. Осмотр замков на двери, а они были иностранного производства, показал, что попыток взлома не было. Это успокаивало, но и ставило передо мной не менее сложную задачу – как проникнуть в квартиру, не имея ключей. Поразмыслив, я решил позвонить соседям. Я выбрал наугад одну из квартир. Эта дверь мне говорила о чем–то. Возможно, там жили добрые друзья отца. Ждать пришлось недолго. За дверью послышались торопливые шаги, щелкнул замок, и в приоткрывшейся двери появилась невысокая пожилая женщина в домашнем халате. Близоруко щурясь, она пыталась разглядеть меня. –Добрый вечер, – вежливо начал я, сняв шляпу. – Извините за беспокойство, я… –Ах, это вы, Александр Сергеевич! – воскликнула соседка, улыбаясь мне, как старинному знакомому. – Я и не признала вас сразу. Ой, да заходите, я как раз хотела поговорить с вами… Она сняла цепочку и широко раскрыла дверь. –Как хорошо, что вы зашли. Я–то думала, что вы уже уехали. Даже расстроилась, что не успела обговорить с вами все насчет дачи. А мне бы так хотелось ее купить. –Да–да, понимаю, – пробормотал я растерянно, даже не обрадовавшись тому, что узнал свое имя. Впрочем, я ощутил, как это и легко, и свободно поселилось во мне, приоткрыв какую–то плотную завесу. Навстречу мне, как показалось, хлынул свет. Я даже зажмурился. Но тут же, смутившись, задал чисто официальный вопрос. –Вы хотите купить дачу отца? –Ну да. Вы же сказали, что не возражаете. Да и зачем она вам? Сюда наезжаете редко… А мне очень приглянулась дача Сергея Ивановича. Он был таким мастером. Не дом – терем сказочный, – снова торопливо затараторила она. – Да вы проходите в комнату, там и поговорим. Хотите чаю? Или кофе? –Спасибо, не беспокойтесь, э–э… –Тамара Степановна, – с улыбкой напомнила она свое имя. Моя сговорчивость обрадовала соседку. Она, усадив меня в старинное кожаное кресло, тут же засуетилась, ставя на стол чашки, тарелки с печеньем и конфеты в вазочке. Наконец, разлив по чашкам крепкий горячий чай, Тамара Степановна села в соседнее кресло и принялась угощать меня, без умолку тараторя. Воспользовавшись короткой паузой, я снова перевел разговор в деловое русло: –Тамара Степановна, благодарю за все. Ваше фирменное печенье великолепно, но я не могу злоупотреблять гостеприимством. Давайте поговорим о деле. Вы, должно быть, неплохо знаете дачу отца? –Разумеется. Мы же с Сергеем Ивановичем соседи не только по дому, но и… Разве вы не помните? – удивилась она. – Ну, у вашего отца дача в Федоровке, на девятой Яблоневой улице, а моя на восьмой, как раз напротив. –Ах да!.. – смутился я. – Так вы хотите купить дачу не для себя? –Для дочери. Она давно подыскивает дачу на Федоровских лугах, поближе к моей. А ваша – ну просто идеальный вариант. И дом прекрасный, и участок ухоженный, да и место чудесное. Ну, вы же знаете, какие там места… –Да–да… Хорошо. Для меня цена не имеет существенного значения, назовите ее сами. Главное, чтобы отцовский сад попал в хорошие руки. Но у меня будет одно условие… или просьба, – сказал я. –Какое? –Мне бы хотелось иногда бывать на даче. Это будет нечасто. Вы понимаете, что с ней связаны драгоценные воспоминания. –Конечно, я вас понимаю… Разумеется, мы не будем возражать. Напротив, всегда рады видеть вас в гостях. Приезжайте обязательно с супругой, она у вас такая замечательная, – улыбнулась Тамара Степановна, и тут же посуровела: – А что в следствии? Прокуратура еще не нашла того мерзавца? Вопрос прозвучав естественно, но произвел на меня сильное впечатление. Соседка явно имела в виду не мое личное отношение с органами правопорядка. Не зная, что ответить, я растерянно пробормотал: –Я не в курсе… А почему вы спросили об этом? –Ну как же, все соседи переживают. Две недели уже прошло, как Сергея Ивановича убили, а милиция не мычит, не телится, – возмутилась Тамара Степановна. «Вот оно что! Значит, моего отца убили! Так кто мог желать ему смерти? Кто организовал на меня настоящую охоту? Куда исчезла моя жена? Что, чёрт побери, все это означает?» –А этот следователь вообще непонятно чем занимается, – продолжала соседка. – Вместо того чтобы искать преступника, все о вас расспрашивал, о ваших друзьях, знакомых. Странно все это. –Простите, о каком именно следователе вы говорите? – спросил я, наморщив лоб. –Ну тот, из прокуратуры. Волосов или Власов, точно не припомню. Неприятный типчик. Взгляд у него такой бегающий, с прищуром, как у жулика. Вы же с ним говорили на похоронах. Подумать только, какая бестактность: у людей горе, а тут эти лезут с дурацкими расспросами! Впрочем, чему удивляться? И раньше–то органы не церемонились, а сейчас и вовсе наплевать на людей. Мне кажется, что они никогда не найдут убийцу Сергея Ивановича. Там же порядочных и честных работников совсем не осталось, одни взяточники и мерзавцы. Вы знаете, Александр Сергеевич, моя дочь недавно открыла киоск возле рынка, так на нее сразу же «наехали». И кто бы вы думали?.. Нет, не бандиты – менты! Как это у них называется?.. «Крыша», кажется. Светка моя сначала возмутилась, хотела жаловаться их начальству, а те смеются, дескать, можешь жаловаться кому угодно, а против Системы не попрешь. –Я вас понимаю, Тамара Степановна. Меня ведь тоже все это коснулось, да еще как. –Да–да, простите меня, я совсем вас заболтала, а у вас своих забот и проблем хватает… –А насчет дачи не беспокойтесь. Я продам вам ее за чисто символическую дену, которую вы сочтете для себя приемлемой. –Спасибо вам, Александр Сергеевич – расцвела соседка. – Может, ещё чайку? –Нет–нет, благодарю, мне пора, – ответил я, вставая с кресла. И, помолчав, добавил: – Тамара Степановна, я ведь тоже зашел к вам с просьбой… –Да? Какой? –Я, кажется, потерял ключи от квартиры, а мне нужно забрать кое–какие вещи. Вы не позволите воспользоваться вашим балконом? Она удивленно вскинула брови: –Вы хотите перебраться через балкон? Дорогой Александр Сергеевич, конечно, я не против, но это же опасно! Восьмой этаж все–таки. Стоит ли так рисковать? Может, вызвать слесаря и заказать дубликаты? –Это будет слишком долго, и я не уверен, что здешние умельцы смогут изготовить дубликаты ключей. Замки особенные. Одна надежда на вас, Тамара Степановна. –Ну хорошо… Только, прошу вас, поосторожнее… Благодаря соседке я сумел перебраться на балкон отца неожиданно легко. Это она подсказала, что рамы там раздвижные. Действительно, когда я, перегнувшись через поручень, уперся концом швабры – подручным орудием «взлома» – в край рамы и надавил, та довольно легко заскользила по направляющему профилю. Испытав не слишком приятные ощущения во время путешествия под дождем на высоте 25 метров, я вскоре оказался во владениях отца. Теперь я был предоставлен самому себе и мог заняться реанимацией собственной памяти. Все располагало к этому. Имя, которое вернулось, обстановка квартиры. Даже ненастье за окном. Для начала я осмотрелся. Отец превратил балкон в небольшую, но прекрасно оборудованную мастерскую, где все размещалось очень удобно и рационально, а порядок царил просто идеальный. Нащупав на стене выключатель, я врубил свет и открыл дверцу одного из шкафов, полки которого вмещали целую сокровищницу – всевозможных устройств и приспособлений. Они, я вспомнил, были придуманы и изготовлены отцом, причем так тщательно, что их трудно было отличить от заводских изделий. Чего здесь только не было: и компактная лебедка с волновой передачей, выстреливающая автоматически раскрывающейся "кошкой" – гарпуном; и ружье для подводной охоты; и компактная универсальная чудо–печка – незаменимая вещь для туристов и рыбаков; и гидропресс размером с небольшой ящик; и оригинальный карбюратор с вихревой камерой, способный конкурировать с инжекторными системами! Чувство гордости за отца наполнило теплом мою душу, но быстро сменилось едкой горечью. «Эх, батя, батя! Почему ты не уехал вместе со мной в сытую, спокойную Германию, а остался здесь, в забытой богом матушке России? Уж там–то ты бы смог реализовать свой талант и, главное, был бы жив теперь». Я быстро справился с собой. Не время для слез. Эти мерзавцы могут нагрянуть сюда. Моим преследователям, кем бы они ни были, наверняка известен адрес отца. Может быть, они уже в дороге. Я выключил свет и взял из шкафа маленький фонарик. Как я и предполагал, дверь балкона оказалась закрытой изнутри, но с таким прекрасным арсеналом инструментов открыть ее не составило большого труда. Тонкий луч фонаря заскользил по стенам, выхватывая из тьмы полки с книгами, шкафы, кровать. Это была спальня отца. Тщательно задернув плотные шторы, я нашел выключатель. Обстановка оказалась скромной, но все было аккуратно прибрано. Я растерянно озирался по сторонам и напряженно пытался вспомнить хоть что–нибудь, связанное с этой комнатой, но тщетно. И вдруг я замер, увидев на тумбочке у кровати фотографии в рамках. Сердце бешено заколотилось в груди, когда я взял их в руки. Я сразу же узнал на них отца. На одной из фотографий рядом с ним была запечатлена красивая, стройная женщина среднего возраста, да и отец здесь выглядел моложе, ему было лет пятьдесят. К своему стыду, маму я вспомнил не сразу. Её образ окутывал какой–то нежно–дымчатый туман, но все–таки он разошелся, точно дарована мне была особая милость, душа отозвалась на этот чудесный взгляд, полный доброты и заботы. А на другой карточке вместе с отцом были сняты я и… моя жена! Господи, ну конечно же! Эта красивая молодая леди, способная затмить любую топ–модель, была моим самым бесценным сокровищем. Как я мог забыть её? –Женечка!.. – прошептал я, ощутив, что тяжесть неведения отвадилась, как каменная глыба. Пусть был свободен, но куда? – Женечка, Джеки, милая… Прости меня, родная… Я сел на кровать и на минуту задумался. Потом, перевернув снимок, прочел на обороте надпись: «Наши мысли и сердца всегда с тобой, папа. Александр и Женя». Это был мой почерк. Судя по дате, снимок был сделан два года назад. Закрыв глаза, я попытался припомнить обстоятельства той нашей встречи. И, о чудо! – броня, блокирующая память, треснула, высвободив обрывочные, но достаточно ясные воспоминания… Не знаю, сколько времени я просидел на кровати, совершенно отрешенный от всего, но когда очнулся, то уже не чувствовал себя таким… пустым и странно беспомощным, как в первые дни своего воскрешения. В моей памяти оставалось еще много провалов, но я уже не был человеком без прошлого. Теперь я имел некоторые представления о своей биографии и ближайшем окружении. Я даже вспомнил, что был женат дважды и что у меня есть взрослая дочь – чуть ли не ровесница Жени. Я вспомнил о том, что родился и вырос в этом городе, закончил здесь институт, женился, работал на автозаводе, потом занялся бизнесом. Но что–то не заладилось в делах, произошла какая–то трагедия, вернее даже, цепь трагических событий, о которых я мог судить теперь очень смутно… Потом мне пришлось уехать в Германию, где я, кажется, добился успеха и стал преуспевающим бизнесменом… Я вспомнил немало, но, что удивительно, чем ближе я подходил к событиям последних лет, тем отрывочнее становились воспоминания. А то, что случилось со мной совсем недавно, сохранилось лишь в виде осколков, из которых невозможно было составить более или менее понятной картины. Однако теперь я не сомневался в том, что рано или поздно смогу вспомнить все. Я подумал, что друзья ищут меня. И тут же вспомнил о врагах, занятых тем же. Некий таймер напомнил мне, что нужно спешить. Настенные часы показывали четверть девятого. С того момента, как я уничтожил киллера и покинул гостиницу, прошло больше двух часов. –Странно, что оперативники работают так не оперативно, – пробормотал я вслух. – По логике, они давно должны быть здесь. После гибели сотрудника вся ментовка наверняка поставлена на уши. Этот адрес – первый на подозрении. Нет, тут что–то не так. Что же, черт возьми, происходит?! Не теряя времени, я принялся осматривать квартиру, уже неплохо ориентируясь в ней и зная, где и что искать. Все необходимые мне вещи и документы я сложил в две объемистые спортивные сумки, которые нашел в кладовке. Покончив со сборами, я решил переодеться в собственную одежду, хранящуюся в одном из шкафов второй спальни. Обыкновенно в ней отдыхал я. Сменив костюм Василия Николаевича на свой джинсовый, а плащ – на кожаную куртку, я рассовывая по карманам то, что должен был всегда иметь при себе. Прежде всего трофейный пистолет, ключи от квартиры Иванова и запасной комплект от квартиры отца. Ключи от машины, гаража и дачи, а также техпаспорта, доверенности и собственные права, полученные в России, – все это хранилось в ящиках комода, – я упрятал в отдельный карман и застегнул его на «молнию». Найденную там же небольшую пачку баксов и несколько российских сотенных купюр я тоже прихватил с собой, прекрасно понимая, что, скорее всего, в квартиру отца уже не смогу вернуться никогда, а сколько мне предстоит скитаться – одному богу известно. «Ну, кажется, все, – наконец решил я, еще раз внимательно осмотрев поклажу. – Пора уходить». Выключив свет в комнате, я осторожно отодвинул штору и приоткрыл жалюзи. Окно выходило во двор, пространство возле подъезда было как на ладони. Ничего подозрительного. И все же тревожное предчувствие не покидало меня. Я не мог понять, что именно, но что–то меня зацепило. –Проклятье! – Я пришел в ярость, еще раз вглядываясь в пространство двора. – Неужели ты, Алекс, опоздал? Может, они уже засекли тебя и теперь только ждут, когда ты выйдешь из квартиры? Я всегда верил своим предчувствиям. Ждала ли меня засада в подъезде или на улице, в любом случае покидать квартиру нормальным способом было нельзя. Вернуться через лоджию к соседке – тоже. Но оставаться здесь было тем более ни к чему. Чтобы выбраться из ловушки, я должен был найти выход, и как можно скорее. Вдруг мой взгляд остановился на стоящем неподалеку от дома автомобиле. Он находился среди других припаркованных возле подъезда машин, но свет фонарей освещал только багажник, отливающий темно–синим металликом. Я по приметному высокому спойлеру без труда узнал ту самую «десятку», на которой укатили от отеля «Жигули» мои преследователи. «Так, эти уже здесь, – подумал я. – А где же группа захвата? Где мигалки и «матюгальники», где снайперы и овчарки? Нет ничего! Я что–то не вижу. Неужто эти придурки явились сюда без подкрепления, зная, что я вооружен? Странно…» Я не успел да и не собирался что–то додумывать. Подозрительный шум, доносящийся из коридора, кое–что объяснил. Насторожившись, я достал пистолет. Слабый металлический лязг повторился, красноречиво говоря о том, что снаружи пытаются подобрать отмычки к замкам. «Ну, с замками они провозятся долго, – решил я. – Значит, ключей у них нет и действуют они на свой страх и риск, раз явились сюда одни. Забавно! Что бы это значило? Похоже, менты совсем рехнулись или… Обыск? Без понятых? Нет, вряд ли. Засада? Вероятно, но как–то странно… Черт! Какая разница? А может, встретить их как следует? Фактор неожиданности на моей стороне. Нет, не годится. Шуметь нельзя, а без стрельбы тут никак не обойтись». Время схватки с моими таинственными преследователями, которая была неизбежна, еще не пришло. И все же, перед тем как покинуть квартиру отца, мне захотелось познакомиться поближе с назойливыми «гостями», благо я мог это сделать, оставаясь для них невидимым. В коридоре, вмонтированные в шкаф, находились монитор видеосистемы наблюдения и весьма специфичная аппаратура, позволяющие фиксировать все визиты даже в отсутствие хозяев. Я обнаружил ее, когда искал свои вещи, и теперь она могла сослужить добрую службу. Мне было достаточно одного взгляда, чтобы вспомнить, как обращаться с аппаратурой, которую я и привез когда–то отцу, уже тогда думая о его безопасности. Возле двери, за которой сейчас возились менты – оборотни, как я окрестил их, был закреплен на стене еще один маленький монитор видеодомофона. Это устройство было сейчас бесполезным. Мне даже не требовалось включать его, чтобы убедиться, что видеокамеру заклеили пластырем, поскольку объектив умышленно не был замаскирован, в отличие от скрытой основной системы. Мягко ступая по ковру, я быстро прошел к двери и открыл дверцу шкафа. Аппаратура автоматически включилась, как только сработали чувствительные датчики, обнаружившие присутствие у двери посторонних. Нажав на кнопку монитора, я увидел на экране зловещую четверку. Двое в штатском и двое в форме – старший лейтенант и майор. Пока двое пытались открыть замки, двое других перекрыли площадку. Они явно нервничали и поторапливали того, кто никак не мог подобрать отмычки. Долго любоваться их физиономиями я не собирался, но успел хорошо рассмотреть и запомнить каждого, прежде чем вынул из гнезда 8–миллиметровую кассету с записями всех визитов к отцу. Выключив аппаратуру и закрыв дверцы шкафа, я, по пути погасив свет в комнатах, прошел на балкон, открыл шкаф с поделками и достал из этой «лавки миров», как я называл ее когда–то, портативную лебедку. Сейчас она была как нельзя кстати, и я мысленно поблагодарил отца за его технический шедевр. Глава 8. «ОПЕЛЬ–ВЕКТРА» УХОДИТ ОТ ПОГОНИ Балкон располагался на той стороне дома, которая выходила на тихую и малолюдную улицу. Собственно, это была даже не улица, а тупик, упирающийся в лесопарк. Напротив среди сосен возвышалось здание больницы, а ближайшие многоэтажки стояли в отдалении за перекрестком дорог. Прежде чем приступить к рискованному альпинистскому трюку, я убедился, что под окнами нет ни прохожих, ни моих оппонентов. Конечно, стопроцентной гарантии, что мой цирковой номер останется без зрителя, я не мог себе дать, но и тянуть дальше было невозможно. Минуты три ушло у меня на то, чтобы вспомнить, как обращаться с лебедкой, обвязаться куском нейлонового троса, закрепив его концы на ручке механизма, прикинуть расстояние до ограждения крыши, практически невидимого с лоджии, и установить на пневмосистеме оптимальную силу броска. Затем я встал спиной к ограждению лоджии, просунул ноги между рабочим столом и инструментальной тумбочкой и, убедившись в их надежной фиксации, откинулся назад, зависнув над краем. Из такого положения можно было попасть только пальцем в небо, но мне повезло. С первой же попытки «кошка» перелетела через ограждение и зацепилась раскрывшимися «лапами» за поручень. Услышав, как лязгнул металл, я осторожно потянул за тонкий трос и убедился, что фиксация надежна. Лебедка могла вытянуть и легковушку, но выдержит ли мой вес ограждение – в этом я не был полностью уверен. Полет с восьмого этажа не входил в мои планы, однако моя жизнь сейчас целиком зависела от случая. –Господи, помоги, – прошептал я и нажал на кнопку электропривода. Вопреки логике, я не стал спускаться вниз, а, наоборот, начал медленный подъем на крышу. Когда мои ноги оторвались от опоры, и я повис над бездной, сердце замерло и сжалось. Это длилось всего мгновение, но меня прошиб холодный пот. Я понял, что критический момент миновал и ничего фатального уже не произойдет. Лебедка продолжала тащить меня наверх легко и плавно, негромко жужжа приводом, и через минуту я бесшумно перевалился через перила, оказавшись на краю крыши. Убрав лебедку в сумку, я посмотрел вниз. То, что я увидел, еще раз подтвердило правильность принятого мною решения. Безуспешно провозившись с замками, преследователи последовали моему примеру: на балконе Тамары Степановны появился один из этих парней. Я видел его голову, высунувшуюся наружу. Он рассматривал проем, из которого я выбрался несколькими минутами раньше. Задержись я ненадолго… да что тут говорить! Этому ублюдку ничего не стоило перерезать трос лебедки или просто пристрелить меня, покуда я беспомощно висел между небом и землей. «Провидение на твоей стороне, Алекс», – подумал я. Почему–то я мысленно обращался к себе так – Алекс. Нужно было убираться подальше, пока менты не разобрались, что к чему, и не перекрыли последние пути отступления. Подхватив сумки, я побежал по крыше. Мне нужен был люк в дальний подъезд. Мне опять повезло: доступ в подъезд оказался свободным. Я без проблем спустился на площадку девятого этажа, а затем сбежал по лестнице и вышел во двор, быстро скрывшись за углом дома. Спустя полчаса я открывал ворота гаража отца. В двойном боксе стояли изрядно потрепанная старенькая «Нива» и почти новый «Опель–вектра». Можно было не проверять техническое состояние машин – отец содержал их в идеальном порядке, но мне была нужна скоростная машина, и я остановил свой выбор на «Опеле», хотя он и был более приметным. Бросив сумки на сиденье, я сел за руль и включил зажигание. «Опель», тихо заурчал и плавно выкатился из бокса. Развернув машину в направлении движения, то есть в сторону выезда из кооператива, я остановился и вернулся к боксу, чтобы закрыть ворота. Это заняло не больше двух минут, но именно этот короткий отрезок времени, потерянный мною, едва не привел к печальному исходу. Я уже миновал КПП с дежурящим у шлагбаума сторожем и свернул на шоссе, когда что–то заставило меня взглянуть в зеркало заднего вида. Меня настигал автомобиль, на бешеной скорости выскочивший с кольцевой развязки. Нас разделяло метров триста, но дистанция быстро сокращалась. Вдруг машина резко затормозила у поворота к гаражам и свернула к КПП. Теперь свет фар не мешал мне разглядеть ее силуэт. Весьма знакомый. Уже трижды за день мне встречалась все та же «Лада» с высоким споилером. Должно быть, мои оборотни заметили выезжающий вишневый «опель» и сообразили, что за рулем сидит их «клиент», или справились обо мне у сторожа. С ходу развернув машину и едва не столкнувшись с несущимся мимо фургоном, оборотни помчались за мной. –Вот черт! – Я был просто в бешенстве. Откуда они могли узнать, что я направлюсь сюда? Откуда им известно, что у отца есть гараж и «опель»? Не слишком ли много знают эти сволочи? Не по Сеньке шапка. Тут что–то другое, давнее, страшное. Видать, Алекс, у тебя натурально есть смертельный враг. Он хорошо платит этим шестеркам. Надо что–то припомнить. Какое–то имя, кличку… Кто же это? Я вспомнил «мерседес», летящий в пропасть. Кажется, я помог тому авто совершить последний полет. Да, что–то оттуда… Ладно, некогда заниматься чепухой. Вспомню потом. Размышлять о причинах столь скорой встречи с преследователями у меня тоже не было времени. Теперь все зависело от того, смогу ли я оторваться и не напороться при этом на милицейские посты. Достав из кармана пистолет, я положил оружие рядом на консоль и стал быстро наращивать скорость, обходя одну за другой попутные машины. Синяя «Лада» осталась далеко позади, но отрыв не увеличивался, что говорило не только о классе ее водителя, но и о том, что на «десятке» стоял не менее мощный двигатель. Я выиграл еще десяток–другой секунд, пройдя очередной перекресток на красный свет. Теперь фары «десятки» светили в километре от меня и вскоре исчезли. Я направил свой «Опель» по огромной дуге поворота. Я должен был миновать кольцевую развязку дорог до того, как снова попаду в поле зрения преследователей. Если мне удастся такой маневр, то ментам будет нелегко снова напасть на мой след, ведь на «кольце» сходились пять дорог. Я выжал из «Опеля» максимум возможного и резке затормозил лишь у самого «кольца», по которому неуклюже двигались троллейбусы. Вместо того чтобы влиться в поток машин и, как положено, проехать по кругу; я крутнул баранку влево, направив свое авто «против шерсти». Фары встречных автомобилей сразу ослепили глаза, заревели клаксоны. Я вел машину почти наугад, прижавшись к самой бровке и в любое мгновение ожидая столкновения. Только чудом мы разошлись с фургоном, успевшим отвернуть в сторону, в считанных сантиметрах промчалась мимо правого крыла «опеля» какая–то слишком черная «Волга», водитель которой истерично сигналил. Весь этот дорожный беспредел длился секунды. Я даже не успел по–настоящему испугаться собственной дерзости, как «опель» выскочил на другое шоссе, ведущее в тот же район, откуда я так отчаянно удирал. Я весело и зло подумал о том, что когда–то был автогонщиком. Синей «десятки» в пределах видимости не наблюдалось. Можно перевести дух и подумать, что делать дальше. Нужно немедленно выбраться из города и спрятать машину в каком–нибудь укромном месте, но я не представлял себе в каком. Единственным вариантом оставалась дача отца, но и там меня могли найти враги, которые знали обо мне и моих близких куда больше, чем я сам – по крайней мере на этот момент. И все же я решил ехать на дачу. Что–то смутно пробивалось из глубины памяти, напоминая о сугубой ценности этого места. Снова начались городские квартиры. Центральные улицы и магистрали были небезопасны. Мне пришлось свернуть на узкий внутриквартальный проезд и дворами пересечь весь район, выбираясь на улицы лишь при необходимости. Я старался быть предельно осторожным, но однажды пришлось пережить очень неприятный момент. Совершенно неожиданно прямо передо мной на улицу выехал милицейский «уазик». Его водитель прекрасно видел мою машину, но почему–то никак не отреагировал на нее. Что ж, все сходилось. Я все больше склонялся к версии, что преследующие меня сотрудники милиции, если они таковыми являются на самом деле, а не прикрываются формой и фальшивыми удостоверениями, действуют вне рамок закона, на свой страх и риск. А это могло означать лишь одно – мной занимается местная мафия, у которой, как говорится, все схвачено. Этим объяснялись все странности происходящего. Что ж, нашим легче. Мгновение назад я вообще был готов к тому, чтобы противостоять тотальной охоте. Однако я не обольщался. Итак, враг, будем считать, установлен, но вряд ли мне станет от этого легче. Единственно, появляется ниточка, которая наверняка поможет разобраться в ситуации. Парни в синей «десятке» были конечно же шестерками и выполняли указания боссов, но именно через эту зловещую четверку я мог выйти на главарей и расплести этот непонятный заговор против меня. И самое главное – мне нужен шанс, хотя бы самый ничтожный, чтобы отыскать жену. Меня терзала мысль, что Джеки в беде. По дороге на дачу я перебирал варианты действий. Мне предстояло в одиночку сразиться с мощной организацией, которая представляла собой сращение криминала, милиции и прокуратуры. Это было куда круче схватки Давида с Голиафом, ведь подобную Систему нельзя уничтожить одним точным ударом. Как тысячеголовая гидра, она очень живуча и легко компенсирует свои потери. Однако и один в поле – воин, тем более когда терять нечего. Отец в могиле, жена похищена. Для начала следует очень осторожно и аккуратно разобраться с ментами и, особенно, со следователем прокуратуры, который наверняка тоже принадлежал к Системе и был в ее иерархии фигурой достаточно крупной. Вряд ли все они знают многое, но выжать максимум информации было необходимо. И еще мне следовало перехватить инициативу. Хватит бегать от этих подонков, словно заяц от борзых, пора самому выходить на охоту! С этими мыслями я въехал в дачный массив за Фёдоровкой, машину вёл словно на автопилоте. Я уже не удивлялся тому, что хорошо ориентируюсь в этом городе. Вот и 9–я Яблоневая, и небольшой аккуратный домик, выделяющийся среди соседних гармоничными пропорциями тщательно проработанных деталей. Конечно, это была дача отца. А я имел к ней какой–то специфический интерес. Не только ностальгия привела меня сюда. Я остановил машину у калитки и вышел из салона, с удовольствием вдыхая прохладный воздух, в котором преобладал запах свежевспаханной земли, яблок и прелых листьев. Калитка открылась почти бесшумно. Даже в мелочах отец был верен себе, петли и замки были отлично смазаны. Я прошел по бетонной дорожке к крыльцу дома, остановился, замер в гигантской тишине и осмотрелся. Да, все здесь было мне знакомо: и деревья, которые я сажал вместе с отцом много лет назад, когда еще была жива мама; и эта дорожка (сколько бетона мне пришлось замесить и уложить!) и сам дом, в котором не один гвоздь вбит моими руками… Я окинул взглядом усадьбу. Все было в идеальном порядке. В финале этого ночного смотра я заметил кучу перегноя, примостившуюся у забора в углу участка. Вокруг нее плотным полукольцом росли кусты крыжовника. Именно этот участок сада почему–то приковал мое внимание. А дальше я всё делал автоматически. Я заглянул в небольшой сарайчик и, выбрав лопату, подошел к невысокому ограждению из плоского шифера, которое придавало хранилищу удобрений культурный вид. Несколько минут я водил лучом фонарика и пытался найти ключ к тайнику. Несомненно, тут располагался тайник. Сверху на куче перегноя росла трава, покрывая ее почти полностью. Получалось, что отец почему–то не использовал это великолепное удобрение для сада как минимум год. Сам по себе этот факт казался заурядным, но ведь отец всегда очень тщательно заботился о деревьях… Внимательно присмотревшись, я заметил, что в правом углу куча немного просела, да и растительность здесь была реже, словно в этом месте когда–то все же брали перегной. Я убрал один лист шифера и принялся копать, аккуратно складывая землю в двух шагах от ограждения. Вскоре мои труды были вознаграждены. Лопата звякнула о металл, и свет фонаря осветил стальной люк. Когда я полностью очистил его и потянул за кольцо, тяжелая крышка с трудом поддалась, открывая черный провал. Я даже присвистнул от удивления, когда осветил пространство бетонного бункера размером с хороший погреб. Люк герметично закрывал его горловину, и внутри было довольно сухо. Должно быть, все же существовала потайная вентиляция, но это меня не интересовало, в отличие от хранящихся на полках ящиков и коробок. Вниз вела стальная лестница, В нетерпении я спустился на дно бункера и осмотрелся, перемещая луч фонаря по бетонным стенам и полкам. Насчитав с дюжину оцинкованных ящиков, я открыл крышку одного из них и замер от изумления. В ящике лежали две автоматические винтовки с комплектом оптических прицелов, магазинов и глушителей. Винтовки были новейших образцов и в оружейной смазке. Придя в себя от шока, я принялся за осмотр остальных ящиков. Арсеналом, хранящимся в них, можно было вооружить взвод спецназа или диверсионно–разведывательное подразделение. Здесь лежало и обычное вооружение, и весьма экзотические экземпляры, включая арбалеты, пластиковые бесшумные пистолеты, портативные установки управляемых самонаводящихся ракет. Все это стоило десятки тысяч долларов и не могло принадлежать моему отцу. По всему выходило, что хозяином тайника являлся я сам. Что же эхо могло означать? Неужели я действительно имел отношение к какой–то спецслужбе? Но тогда почему мною занимается мафия, а не российская контрразведка? А может, я, наоборот, работаю на ФСБ? Оставались еще две коробки, не осмотренные мною, и я снял с полки одну из них. В ней я обнаружил множество различных документов, аккуратно завернутых в полиэтиленовые пакеты, а на дне лежали автомобильные номера. Достав лачку паспортов и раскрыв верхний, я увидел свою фотографию. Правда, на ней я выглядел иначе, чем сейчас, но все же это был я. Согласно паспорту моя фамилия была вовсе не Кленов, а… Громов, и звали меня Алексеем Владимировичем. Вот гак дела! Следующий паспорт тоже оказался с моей фотографией, но на ней я был блондином, и выписали его на фамилию Портнягин. Наверняка документы являлись фальшивыми, но их невозможно было отличить от настоящих, если бы не одно лицо, смотрящее на меня. Это сильно озадачило меня, поскольку говорило в пользу шпионской версии моего недавнего прошлого. Здесь имелись документы на все случаи жизни, с их помощью я мог бы раствориться среди миллионов россиян, при необходимости меняя имена, как перчатки. Даже для могущественной ФСБ такое изобилие оружия и фальшивых документов казалось слишком роскошным. Да и зачем сотруднику контрразведки столько добра в собственной стране? Какое спецзадание требует такой экипировки агента? А если добавить к этому оборудование для прослушивания телефонных разговоров и скрытного слежения, дистанционные системы управления радио–взрывателями, электронные отмычки и прочие «примочки», обнаруженные мною, то версия о моей принадлежности к ФСБ затрещала по швам. Окончательно ее разрушила последняя находка. Во второй коробке, оказавшейся намного тяжелее первой, я обнаружил деньги. Много денег, очень много. Пачки долларов и рублей были запечатаны в пластик, и по приблизительным прикидкам общая сумма составляла не менее пары миллионов баксов. –Ни хрена себе! – непроизвольно вырвалось у меня. – Это что же получается? Я работаю на иностранную разведку? А отец?.. Отец не мог не знать об этом тайнике, значит, он был в курсе?.. Нет, не верю. Не может этого быть! Он не мот допустить такого… Кажется, я окончательно запутался в своем прошлом. Но, кем бы я ни был, теперь это не имело значения. Передо мной стояла только одна задача – выжить и найти Женю. И я должен был решить ее любой ценой. Глава 9. КРУТЫЕ ВИРАЖИ НА СТАРОЙ КОЛЫМАГЕ На рассвете я вернулся в город, поставив на «Опель» фальшивые номера и подобрав из арсенала в тайнике все необходимое. Я понимал, что капитально рискую, но отказаться сейчас от машины не мог. Остановив автомобиль на платной стоянке и взяв с собой только одну сумку, я направился к дому Василия Николаевича. За сохранность машины и груза опасаться не приходилось. «Опель», как обнаружилось, таил в себе очень неприятные сюрпризы для любого злоумышленника. Беспокоило меня лишь то, как долго я смогу разъезжать на нём, не привлекая к себе внимания со стороны автоинспекции и коррумпированных ментов, которые, конечно же, будут прежде всего искать и проверять все вишневые «опели». Дом, где жил Василий Николаевич, я хорошо запомнил. Вскоре я стоял на площадке возле двери квартиры Иванова и терпеливо ждал, когда хозяин откроет ее на мой звонок. Прошла минута, но за дверью не слышалось никакого движения. Тревожное предчувствие заставило меня заволноваться, и я снова нажал на кнопку звонка. Никто так и не подошел к двери, и это было плохим знаком. Вспомнив о ключах, я достал их и открыл замок, в это же время другую руку держал в кармане на рукоятке пистолета. Дверь отворилась, впуская меня в маленький холл. Тихо прикрыв дверь, я крадучись шагнул вперед и вдруг услышал сдавленный стон, доносящийся из глубины квартиры. –Василий Николаевич, – негромко окликнул я хозяина. – Вы здесь? Стон повторился. Я прошел к приоткрытой двери спальни и заглянул в комнату. На полу возле кровати лежал старый хирург и корчился от боли. Его перекошенное лицо было мертвенно бледным, на лбу сверкали капли пота. На ходу бросив сумку, я поспешил на помощь. –Василий Николаевич, что с вами? – Я опустился на колени и попытался приподнять его за плечи, но он остановил меня жестом. – Чем вам помочь? Вызвать «скорую»? Он слышал меня, но приступ боли не позволил ему ответить сразу. Трясущейся рукой Василий Николаевич пытался указать мне на что–то, находящееся позади меня. Я обернулся, пытаясь определить направление жеста, и взгляд мой уперся в комод. –Там лекарства? – спросил я, и он утвердительно прикрыл веки. – Сейчас, сейчас… В верхнем ящике комода я нашел ворох всевозможных упаковок с таблетками и сгреб их все в пригоршню, поскольку не знал, какие нужны. Высыпав перед ним все лекарства, я стал по очереди перебирать их: –Эти?.. Эти?.. Эти?.. Наконец, когда я взял пузырек с маленькими красными пилюлями, он нетерпеливо потянулся рукой к нему. Прошло минут десять, прежде чем боль стала отпускать его из своих тисков. Теперь он тяжело дышал, но его дыхание уже не было прерывистым, а гримаса страдания исчезла с лица. –Спасибо, Сережа… – чуть слышно прошептал Василий Николаевич. –Вам уже лучше? – спросил я. – Может, все же вызвать врача? –Врач мне не поможет, – тихо ответил он. – Я и сам врач. –Да, но с вами что–то серьезное… –Вот именно. –Тем более вам нужна квалифицированная помощь. –Ты думаешь, я недостаточно квалифицирован, чтобы разобраться в своих болячках? С этим я живу уже несколько лет, так что незачем беспокоить моих коллег. Все равно они не сделают большего, чем сделал ты. Я осторожно поднял его с пола и перенес на кровать, укрыв одеялом. –И часто у вас такие приступы? –Случаются… Раньше – изредка, теперь чаще. –А что у вас? Сердце? – предположил я. –Нет, у меня рак, – спокойно ответил он. Его слова поразили и ошеломили меня до глубины души, и я растерянно переспросил: –Рак?.. –Да, и болезнь прогрессирует. Может быть, я протяну еще год, но не больше. –И вы так спокойно говорите об этом? – ужаснулся я. – Надо же бороться, лечиться… –Я борюсь, как могу, но болезнь сильнее. С этим пришлось смириться. Нужно достойно завершить свою жизнь. Что я и пытаюсь сделать. –Неужели ничего нельзя изменить? Ведь делают же операции, есть лекарства… –Шанс, конечно, есть, но чисто теоретический. Для меня это нереально, – ответил Василий Николаевич. –Почему? Если есть шанс, его необходимо использовать. –Почему? – иронично переспросил он. – Потому что операция такой сложности и лечение стоят огромных денег, и делают ее только за границей, а моих сбережений не хватит даже на билет в одну сторону. –Значит, дело только в деньгах? – спросил я. –В них, проклятых… Ладно, хватит об этом. Дай–ка мне мои «конфетки» и принеси, пожалуйста, воды. Я исполнил его просьбу и решил оставить старика в покое, чтобы дать ему возможность прийти в себя после приступа. К разговору мы могли вернуться позднее. Но он удержал меня: –Сергей, а как твои дела? Я волновался за тебя… –Александр, – как–то виновато ответил я. – Все в порядке. Я жив и пока в игре. –Вот и хорошо… Так, значит, визит был ненапрасным? Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=55806378&lfrom=688855901) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.