Птичий чародей

Птичий чародей Евгения Мулева Те камни холодные, не живые, не мёртвые, в мелких трещинках, крупных сколах помнят страшное, помнят старое, охраняют путь. Птичий чародей Евгения Мулева © Евгения Мулева, 2020 ISBN 978-5-4498-1752-5 Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero Птичий чародей Шёл третий месяц лунной осени – Сонник по-простонародному, месяц зыбких рассветов, чернильных вечеров и сумасбродных туманов. Вторую неделю мы плутали по западным пущам, два странника без карты и компаса. Дорог здесь не было, а если они значились, то лишь на картах, причём на тех, древних, вырисованных рукой первых царских экспедиторов. Блуждали честно, по всем правилам – по болотам и буреломам. Ночевали, обнявшись у костра. Я помню, как поначалу боялась, как не пускала, не разрешала, не, а потом замёрзла и пришла сама. Он смотрел на меня не то с грустью, не то… Так смотрят… И я в ответ. Толстые заиндевелые коренья горели плохо, густо дымили, гасли и тлели. Лес медленно отходил ко сну. Каждый день, точно новый вдох замедлял биение жизни. Чуть меньше звёзд, чуть больше инея. Я слышала, как ветер шептал колыбельные старым берёзам, я видела, как хрустальные капли смерзались в первые снежинки, я чувствовала, как земля твердела от холода, как зелень сменялась охрой, а охра становилась черной, как плавное обращалось хрупким, а быстрое – тихим. Туманы большими шерстяными одеялами накрывали луга. Я задирала голову и смотрела, смотрела, смотрела, представляя, как там, в молочно-серой дали, встают на крыло драконы. – Вон, Тера, вон там, – Аурр поднял руку, поднёс палец к губам: – Только тихо, не спугни. – Где-где? Я выглянула из-за его плеча и замерла. На дереве, в сплетении коричневых ветвей сидела вирка, длиннокрылое божество, лесная совушка, девица с птичьем ликом, простоволосая и юная. О небо. Настоящая! Настоящая. Пернатое божество, наклонив голову, поглядывало в нашу сторону. Вместо носа – клюв, вместо рук – коричневые крылья, а тело – человечье: голые пятки, голая грудь. Я спящее небо, я шорох лесной… Я сумрак вечерний, утраченный зной. Я сладость заката. Я холод ночи, Душистая мята и резвость свечи… Я алые вихри – небесный рубин, Я хруст сухостоя, я нега долин. Я осень, я вечность, я близость зимы, Укрытые нежным туманом холмы. Прислушайся дева к моим голосам, Почувствуй, как ладно стелилась, роса Вдоль долгих тропинок, у тихой земли Чтоб с тонким рассветом вы путь обрели. Песня сплеталась из шорохов, из едва различимых запахов, из дыханья ушедшего лета, из ветров и болотной стылости. Я её слышала, я дышала. «Выведи», – прошептала на выдохе. Песня таяла. – Она… О боги! Создание поднялось, расправило крылья и юркнуло в туман. Пряный ветер, будто летний, обнял, приласкав замёрзшие плечи. Я не слышала. Он не звал, повторял, приглашал. Над болотом всего лишь в паре взмахах от нас парила вирка. – Идём, идём, идём! Шустрей. Птичка нас ждать, не намерена. Князь прыгал по болотине, что местный лось. Меч бряцал у него за поясом. Раз-два. Раз. Два. – Да иду я, – падаю, но иду. – Зют! – «Птичка», слава лесным богам, летела не так уж и быстро, но ей-то быстрокрылой плевать на кочки и коряги; и скользкий заиндевелый мох, и ручейки, и топкая болотина – всё нипочём. Лети себе и не оглядывайся. – Давай руку. – Я догоню. Ты главное, её не упускай. – Великие боги! То есть, по-твоему… – Смотри мостки! Прямо за круглым, подёрнутым льдистой корочкой ухабом начиналась длинная деревянная дорожка, как мост, но прямо на воде, узкая шаткая и будто бесконечная, укрытая осокой и плотной белизной. Князь прыгнул первым. Мост покачнулся, хлюпнул, но выдержал и под воду не ушёл. Лихо обогнув разлапистое корневище, я перепрыгнула яму и встала рядом. Мост больше не дрожал. Пернатое божество чернело едва различимой черточкой где-то в глубине белёсой нави. Я впопыхах поймала тёплую сухую ладонь. Не люблю мосты. Мы зашагали быстрей. Доски хлюпали и скрипели, будто плакались, будто пели. Кое-где виднелись провалы. Мост вился, огибая вязкую болотную черноту в её самых гладких отнюдь не безопасных местах. Я слышала, как близко, ох близко! шуршали сильные крылья. Мы догоняли. – Знаешь почему купала покрывают сусальным золотом? Что? – Тебе как ответить? Красиво или по существу? – Архитектурно. Ты же училась. – Это было давно, – тоже мне. Ух. – Ничего я не помню! – кроме славного слова «пилястра», жаль вертикальные выступы, изображающие колонны, мне в этой жизни не пригодились, вообще ни разу. – Чтобы придать дому божьему величия, чтобы знали простые смертные, куда их денежники ушли. – Тера! – Не возмущайся, князь. – Поцеловать бы тебя. Он усмехнулся. А вирка будто бы замедлилась. – Там что-то блестит, нет? – солнце? Должно же оно хоть изредка светить? Мои тихие слова проглотил ветер, голодный, болотный, смурной. – Ладно, давай твою версию, – добавила я чуть громче, – пока я историю древнего зодчества не вспомнила. – Зодчества? Я б послушал, люблю историю. Ну да, ну да. – Так для чего их покрывают? В глуби кромешной белизны что-то будто бы горело раздвоенное, желтовато-оранжевое, совсем непохожее на солнце. Солнце оно как бы одно. – Чтобы боги могли увидеть храм издалека. И выйти… – Город! – Мы вышли к церкви, мы вышли! – Ты знал? Приземистое серовато-белое здание, увенчанное золотом трёхголовых куполов, выступало из тумана точно маяк на одиноком острове. Самого города видно не было. Только туман да кроны. Я аккуратно сошла с мостка, с сомнением пробуя сырую глубину, сапог чавкнул. Еще бы метр! Сняла рюкзак. Проводникам платят, коль не золотом, так хлебом. Я расстелила платок краю моста. Белое-белое сукно, свежие мокрые пятна, сушеная вишня в сахарной глазури. Она вернётся. А может, и нет. А может и нет. Тропинка доселе узкая, почти не заметная, стала шире. Тут ходят. Мы выбрались из этих чёртовых болот! А значит, Брумвальд всё ближе, всё ближе дом и неизвестность тёмная, что илистое дно. Мундиры на чужих плечах, чужие голоса и руки, чужие люди и город уже не мой. В молчание мы поднимались к вершине лысого холма. Вирка скрылась из виду, сколько бы не взглядывалась, не задирала голову – один туман да кружево чернильных крон. Видно, наша легкокрылая проводница улетела к себе на болота. Церковь близилась, то росла, то снова пряталась за спиной крутых холмов. – Кто-то умер. Гладкие каменные спины скорбно молчали, они помнили и знали нечто старое, что-то страшное. Кто-то умер. Пахло сыростью, пахло плесенью. Пахло городом. – С той стороны. – С той, – я послушно кивнула. Он тоже слышал, тоже знал. – Кто-то водил сюда смерть, но не пустили. Сдержали. Тонкое место, – это чувствовалось сильнее всего. Это край, здесь кромка рвётся. – Ты знаешь, что там? – Город, – вот и его черёд кивать, – с большой рекой. – Высший? – Теперь едва ли. Его предали. Он больше не может держать границу. – Но Кальха держала. – Кальха засыпала, больной герцог, пьяные слуги, ещё месяц и ей бы пришёл конец, – Аурр отвернулся. Камни молчали, всё также молчали. – Тот город предали, – в его голосе звучала не злость, но обида. Тоска. – Он умер сам в себе и ныне воскресает. – Ты был там? – Светлые боги, конечно, был и видел. Сколько городов унесли наши армии? Сколько судеб? Который покоится здесь? – Карильд. – Карильд? – я повторила, непонимающе. – Карильд. – Восточные дали. Другая вера, другие люди, и некогда другая страна. Первый город, предавший корону, первый с моей стороны. Карильд покинул царя на год раньше, чем я надела доспех. Они взбунтовались, подорвали поместье, погребли под завалом всю правящую знать, потопили столичных гвардейцев и исчезли. Мудрейший предпочел вычеркнуть мятежников с наших карт. Им обрубали продовольствие, ломали водопроводы. Многие восточные дороги до сих пор не восстановлены. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=50437207&lfrom=688855901) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.