Миры и судьбы. Том 1

Миры и судьбы. Том 1 Рита Харьковская Жестокое время – тяжелый выбор. Четыре абсолютно разные судьбы, сплетенные самым невообразимым образом. Каждая приняла свое решение. Выбрала свой путь… Но куда приведет их дорога? Сколько боли и утрат на ней? И как не потерять тот путеводный свет, который ведет тебя сквозь мрак реальности? Это Сага о сложном переплетении реальной Жизни и Мистики, в которой читатель найдет для себя что-то волнующе важное: Любовь? Страдание? Веру? А может кто-то увидит себя со стороны? Мне кажется Миры и Судьбы, наиболее точное название для книги, ведь каждый из нас живет в своем мире, со своими Ангелами и Демонами на плечах. Это рассказ о Пути. Пути каждого из героев, трудностях выбора, сомнениях и размышлениях. О пути, где человек принимает важные и не очень решения и, как итог, о том, что получил каждый в результате своего выбора. Как прожить жизнь (или просто жить), оставшись человеком – вопрос, на который многие ищут ответ… Рита Харьковская МИРЫ И СУДЬБЫ РЕАЛЬНОСТЬ И ФАНТАЗИИ Том первый Книга Первая Пролог Душа сидела у ног Создателя и пыталась поймать его взгляд… Создатель отводил глаза и хмурился, от чего в небе начинали клубиться черные облака и проблескивали молнии… Это не была юная Душа, стремящаяся в мир, еще надеющаяся не только испытать боль, но и познать плотские радости… Душа уже прошла шесть реинкарнаций и помнила, что мир полон злобы, ненависти, предательства, непонимания, и компенсировать боль простыми радостями бытия сложно… Душа знала (впрочем, как и все Души), что в мир ее отправляют для искупления чего-то недопонятого, недоработанного, но втайне надеялась, что ее призвали к Создателю с иной целью, хотя помнила, чем заканчивались все предыдущие встречи у трона… Создатель наконец-то опустил взор, и Душа погрузилась в бездну его глаз… И осознала неизбежность уготованной ей участи… Изумрудные глаза, опушенные длинными ресницами, затуманили слезы… Создатель со вздохом, полным боли и сопереживания, протянул руку и погладил белокурые кудри. – Я буду ждать тебя… это в последний раз. Легкое прикосновение пальцев ко лбу, и Душа закрутилась – завертелась в калейдоскопе событий, прошлых и грядущих, и утратила возможность думать и чувствовать… Юная женщина, еще почти девочка, всего-то восемнадцати годов отроду, лежала в родильном зале районной больницы и смотрела, как за окном просыпалось утро… Это было третье утро ее мук и страданий. Жизнь, ею зачатая, никак не хотела приходить в этот мир, тело изболелось, мозг уже перестал адекватно воспринимать реальность, она хотела только одного, чтобы это существо, раздирающее ее нутро, наконец-то оказалось снаружи, и всё равно живым или мертвым, пусть просто освободит ее. Ребенок, на которого возлагались такие большие надежды, их не оправдал… Красавец муж, картежник и бабник, душа компании, местечковый бард, утратил к ней интерес, как только добился своей, мужской, цели. Их свадьба была фарсом, единственной возможностью добраться до вожделенного тела гордой красавицы, воспитанной грузинской семьей, со всеми установками, запретами и указаниями, свойственными этому народу… Ее муж отправился к очередной пассии, более сговорчивой, ровно через три месяца после бракосочетания, но в ней уже теплилась новая жизнь и она отчаянно надеялась, что эта новость вернет мужа в семью… Надежды не оправдались… Совсем скоро она узнала, что «разлучница» тоже носит под сердцем его ребенка… Вся ее беременность пошла в полуистерике-полуненависти и к мужу, и к тому, кто растет в ее чреве… Муж отмалчивался, отмахивался от нее, как от надоедливой мухи, и снова, каждый вечер, уходил к другой. * * * Две неразлучные подружки, Верунчик и Аннушка, санитарки родильного отделения, шли на работу, не выспавшись и не отдохнув, а потому пребывая в не самом лучшем настроении… Вчерашний вечер они провели с новыми кавалерами, от души натанцевавшись и изрядно выпив портвейну, нацеловавшись на парковой скамейке и добравшись до дому на рассвете… – Надеюсь, эта лупоглазая корова уже разродилась, – изрекла Аннушка. – Угу, вот уж послал кому-то Бог зиллячко, – захихикала в ответ Верунчик. Яркое июльское утро радовалось жизни! Многоголосый щебет птиц, аромат цветущей липы, синее небо и лучи солнца – все славило и благословляло Жизнь!.. все, кроме распростертой на пропотевших и пропитанных болью простынях, юной женщины. Никем и ничем неконтролируемые мысли клубились в затуманенном мозгу: – Когда, когда это дитя покинет мое тело!? Когда?! Когда я стану снова свободной, юной и стройной?! Будь проклят тот день, когда я увидела твоего отца! Будь проклят тот миг, когда мы зачали тебя!!! Уйди! Дай мне покоя!!! Верунчик и Аннушка приняли смену и вошли в родилку. Лица вытянулись у обеих, когда они увидели роженицу, встречи с которой так стремились избежать. – Вот это номер! А ты еще тут?! – удивилась Аннушка. – Давать научилась, а рожать не умеешь, – захихикала ей в ответ Верунчик. – Не, надо что-то делать, а то эта корова ребятенка таки удушит, – подруги переглянулись и пошли к сестре-хозяйке просить помощи. Через полчаса санитарки вернулись в родзал. Лица у них раскраснелись и слегка лоснились, внимательный наблюдатель понял бы, что сестра-хозяйка не только подсказала им выход из ситуации, но и накапала по соточке спиртику, дабы задуманное свершилось, как положено, без раздумий о последствиях… Новейшая льняная простыня была сложена вчетверо и «родовспомогальщицы» подошли столу… Юной женщине было безразлично, что и как они собираются делать, затуманенный многосуточной болью мозг отказывался думать о чем-то другом, кроме одного: «Пусть это закончится», а потому дюжие санитарки наложили простыню на живот и дружно присели, оторвав ноги от пола… Душераздирающий вопль раздался на всю больницу, и ребенок пулей вылетел из лона… – Эй, мамаша! У тебя девочка! – попытались как-то приободрить роженицу санитарки. «О Боги… еще и девка», – подумала юная мать: «Если бы сын»… – Уберите ее от меня! – и она отвернула лицо от своей новорожденной дочери… В это время Верунчик и Аннушка рассматривали девочку… – Давно я не видела такого красивого младенца, – сказала Аннушка. – Посмотри, какие ресницы… и глаза… зеленые… только почему она молчит? – отвечала Верунчик. В палате раздался плач… Даже не плачь – вой испуганной насмерть Души, которая знала, что с ней было, и видела, что будет… Санитарки испуганно переглядывались и решали, кому бежать за врачом. … припозднившийся Ангел-Хранитель подлетел к тельцу малышки и легонько прикоснулся крылом к ее губкам… плачь тут же утих… потом так же легонько Ангел коснулся ушек девочки и она перестала слышать голос Создателя… напоследок Ангел пощекотал затылок ребенка, и она забыла все, что с ней было в прошлых жизнях и все, что ждет ее впереди… Ангел поцеловал ее в лоб и прошептал: «Не бойся, малышка, я всегда буду рядом», – легкий ветерок приподнял занавеску на окне… Ангел улетел… …в мир пришла новая жизнь… Часть Первая Глава 1 … у затянутого паутиной изморози окна, на шатком венском стуле с высокой спинкой, неизвестно как сюда попавшем, накинув на плечи клетчатую шаль, сидела старуха… Спина ее была все еще прямая, в параллель со спинкой стула, только плечи слегка ссутулились, как будто подались вперед. Черные кудри, все еще густые, лишь кое-где прорезала паутинка седины… Комната была крохотная и холодная, убогое жилье в барачном доме, отапливаемое печкой, жара которой не хватало даже на то, что бы растопить иней на окне… На коленях старухи сидела трехлетняя девочка. Она дремала, прижавшись к теплой груди прабабки, заботливо укутанная в конец шали… … на спинке стула примостился Ангел… Старуха не сразу заметила его, или сделала вид, что не замечает, но пауза уж слишком затянулась, дальше играть в молчанку было глупо и старуха, слегка повернув голову, так, чтобы не разбудить правнучку, сказала с нарочитой грубостью: – Привет пернатый. Что то давненько тебя не было… ну давай, рассказывай, как там, в миру? что нового? чем порадуешь?… Ангел смущенно начал оправдываться тем, что дел невпроворот, что людей под его опёкой много и с каждым годом становится все больше, что страна окончательно выкарабкалась из послевоенной разрухи и жить становится все лучше и лучше… Старуха, обведя взглядом убогую комнатенку, проворчала чуть слышно: – Угу… все лучше и лучше… а как же… по нашей семье это очень хорошо заметно. Ангел возмущенно вздрогнул крыльями: – Ну, Ольга, ты не обобщай, не моя вина, что вы оказались в этой…гм… в этом… да как же сказать-то поправильней? В общем, в этом доме! – Не твоя? А чья же? – удивилась старуха: – Ты Ангел нашего рода, почему же допустил такое?! – Неужели ты не понимаешь, что я могу направить, указать, подсказать, но не могу заставить кого-то поступать, так или иначе. Ангел горячился и вздрагивал крыльями: – Человек всегда сам делает окончательный выбор, и заставить его не в силах никто. – Так уж никто? – Никто! Ты вон смогла заставить свою внучку поступить так, как ты считала правильным? Старуха молчала, только горестно вздыхала, поглаживая рукой белокурую головку правнучки… – Ну, это совсем другое дело, – снова вздохнула она: – У внучки моей бешеный нрав, ею не покомандуешь… и в кого только пошла такая? Ангел незаметно улыбнулся и промолчал, укутавшись крыльями… В доме заметно похолодало, нужно было добавить дров в прожорливую печь… – Подержи ребенка, а то печь совсем потухнет, замерзнем к черту… Ангел поморщился при упоминании лукавого, но взял, по прежнему спящую, малышку и укрыл ее крыльями, начав что-то напевать на незнакомом языке… – Ну, давай, давай ее мне… ишь, размурлыкался, – улыбнулась старуха… Печь затрещала, разгораясь, по дому снова пошло ласковое тепло… – Рассказывай, с чем прилетел, тебя ведь просто так не дозовешься, – спросила старуха. – Да вот, захотел проведать, узнать, как вы поживаете, как девочка? Надеюсь, имя вы ей уже дали? до скольки она у вас в «малышках» ходила? месяцев до четырех? – До пяти, – потупилась старуха, и тут же возмущенно вскинула голову: – Ну а что ты хотел? Внучке моей, ее матери не до того было! роды тяжелейшие, еле-еле оклемалась, а едва малышке исполнилось три месяца, как прирезали ее папочку… – Как прирезали? – удивился Ангел. – Ну а то ты не знаешь… – Не знаю… я же ваш ангел, а не его. – Ну не знаешь, так слушай: через три месяца после рождения нашей девочки, родила и зазноба ее папашки… тоже девочку… изрядно пьяный, он возвращался из роддома домой, начал скандалить с какой-то подвыпившей компанией и получил ножом в бок… три дня промучился и отошел… – Не знал – не знал… А как же вы восприняли все эти события? – Да мне было как то все равно, – безразлично пожала плечами старуха: – А вот внучка… не скажу, чтобы радовалась… нет… но вздохнула с облегчением… Знала, что жить вместе не будут, а вот клеймо разведенки ее пугало… а так – вдова… мало ли нас, вдов, на свете горе мыкают… – Ну да Бог и с ним… рассказывай про девочку. Какое имя дали? – Регина. – Ого… красивое имя… а как мать его восприняла? – Ангел снова спрятал улыбку в крыльях. – Бушевала и топала ногами, – криво усмехнулась старуха: – Орала, что имя девчонке «дунька с мыльного завода», что плебейка она, как и ее папочка. – Ну а ты? – А что я… успокоила подзатыльником и объяснила, что дочь не выбирала ни себе отца, ни ей мужа… ты же меня знаешь, – старуха лукаво улыбнулась, совсем как в юности. – Да уж знаю… А родители ее отца? – Ангел кивнул головой на девочку: – Что, совсем не помогают? Старуха снова тяжело вздохнула: – Да они и рады бы помочь. Сразу после рождения предлагали забрать девочку, что бы воспитывать в своём доме, и после приезжали, хотели деньгами помочь. – Ну и что? – А ничего… девочку, как видишь, не отдала, свекров на порог не пустила, денег у них не взяла. Сказала, что сама справится и подачки ей не нужны. Вкалывает на двух работах, чтобы как-то свести концы с концами… – И что, больше не приезжали дед с бабкой? – Нет… тут, понимаешь, как вышло-то. После того как погиб их сын, зазнобушка его с радостью сбагрила им свою дочь и завербовалась куда то на Север… так что есть теперь им и кого тетешкать и кого воспитывать. – А мы вот так… сами выгребаем, – она опустила голову и надолго замолчала… Старуха, очнувшись от невеселых дум, взглянула на Ангела: – Ну ладно, поговорили, а теперь к делу: зачем явился? – Узнаю свою Оленьку, – заулыбался Ангел, все такая же, деловитая и прямая… Он помолчал немного и враз посерьезнев, сказал: – Ольга, тебя скоро призовут, и ты должна объяснить малышке кто она и откуда. Как я понял, мать ее этого делать не станет. Старуха горестно всплеснула руками: – Да как же так, на кого я их оставлю? когда? – Время у тебя еще есть, может год, может и больше, но ты не тяни… рассказывай. – Да что рассказывать? Она же кроха совсем, ничего не поймет! – Не поймет, – согласился Ангел: – Но запомнит… память то у нее хорошая? – Хорошая, – заулыбалась старуха: – Царя Салтана тарабанит без остановки. – Ого! – удивился Ангел: Ну тогда ты не откладывай в долгий ящик, рассказывай… а я полетел, дел еще много… скоро увидимся, я еще загляну… до того как… Ангел растворился жемчужной дымкой. Старуха вздохнула и начала свой рассказ… Глава 2 … Ольга была последней и единственной дочерью в семье богатого скотопромышленника и землевладельца. Ее отцу, за заслуги перед Отечеством, было пожаловано дворянство, но дворянство это не было наследственным, а потому высокопородная знать, у которой часто за душой были одни долги, посматривала на него свысока, и вынуждено принимала в своем доме. Отец Ольги только посмеивался в пышные усы и знал, что ни ему ни его пятерым, уже достаточно взрослым, сыновьям это дворянство и титулок абсолютно не нужны. Огромные земельные угодья, стада племенного скота и табуны лошадей давали ему право быть вхожим туда, куда он хотел, а его титулованных соседей вынуждали его принимать с радушной улыбкой, цену которой он прекрасно знал… Дворянство было нужно ради Оленьки, в которой он души не чаял. Дворянство давало ей возможность выйти замуж по любви, за того, кого выберет ее сердце… Старшие сыновья уже определились в жизни, обзавелись собственным делом и, некоторые, семьями. Его первенец не захотел работать на земле и управлять поместьем. Создав практически с нуля свой торговый флот, он гонял баржи с пшеницей в самые дальние уголки России и в Европу. Его дело процветало, унаследованная от отца хватка и чутье на успешность, вскоре сделали его состояние огромным. Он женился по любви (ну и немного по расчету) на дочери текстильного магната, приумножив и без того немаленькое состояние, и в любви и взаимопонимании уже растил двоих сыновей-погодок. Второй сын стал правой рукой отца, учился управлять имением, ездил по всему миру и закупал и продавал племенной скот и породистых скакунов. Дела шли все лучше год от года. Второй сын уже посватался к дочери соседа-землевладельца, и на осень планировалась свадьба. Третий сын нашел себя в служении Богу. Хорошее образование, вначале светское, а затем и церковное, и немалое пожертвование в церковную кассу и непосредственно епископу, помогли ему стать настоятелем вполне приличного прихода в одном из волостных городов неподалеку от родительского гнезда. Четвертый сын, успевший полюбить далёкое и неведомое море, посвятил себя воинскому делу и был определен в Морской Кадетский Корпус. Младший сын, Стефан (он станет непосредственным участником описываемых событий, а потому не упомянуть его имени мы не можем) был книгочей и страстный любитель наук, весь смысл жизни которого сводился к познаниям нового и неизведанного. Когда Ольге исполнилось восемь лет, отец отправил его в Сорбонну, куда юноша стремился всей душой… … Поздние и тяжелые роды подорвали здоровье Оленькиной матери, и когда малышке исполнился год, она тихо угасла, оплакиваемая мужем и сыновьями… Оленька росла в любви и неге. Избалованная заботами вначале нянек и приживалок, потом гувернанток, которые не смели сказать слова поперек своенравной девчонке, не слишком нагружаемая выписанными для нее учителями, Ольга росла в обожании отца и братьев. Ей очень нравилось командовать, отдавать приказы всем, начиная от кухарки и заканчивая конюхами. Отец только посмеивался и дочери ничего не запрещал и не перечил, наоборот, с гордостью говорил: – Пусть привыкает… моя кровь! Когда Ольге исполнилось двенадцать лет, закончив очередной курс обучения в Сорбонне, приехал ее брат… приехал не один, а с товарищем… Вольный воздух украинских просторов, жаркое лето, бесконечно читаемые любовные романы, очень даже поспособствовали тому, что Ольга без памяти влюбилась в белокурого сероглазого красавца. Непонимание, как себя вести, неумение ни скрыть свои чувства, ни сказать о них, привели к тому, что Ольга, видя его явное невнимание, начала мстить юноше незнамо за что, делать то мелкие пакости, то крупные гадости. Отец только вздыхал, растерянно разводил руками, и взывал к нянькам и приживалкам: – Да сделайте вы что-нибудь! Да поговорите же вы с нею! Поговорить с несносной девчонкой не отважился никто… Все облегченно вздохнули, когда в конце августа друзья снова вернулись в университет. Ольга поплакала немного, немного позлилась, но образ юноши из головы не выбросила… Был дождливый октябрьский день. Ольга сидела у окна и грустила. Она не понимала, почему на нее, такую красивую (конечно красивую! зеркало не станет врать!), такую богатую (к этому возрасту, она понимала, что богата и знала цену деньгам и тому, что они могут в жизни дать) совершенно не обратил внимания красавец-блондин… ну как же так?! Из-за спины ее обдало тёплым ветерком, и раздался тихий голос: – Подожди… Ольга резко обернулась, едва не задев и не опрокинув того, кто сидел на спинке стула… – Ты кто? – испуганно спросила девочка. – Кто-кто… я твой Ангел, не видишь что ли… – Я умерла? – еще больше испугалась Ольга. – Еще чего! Жива, конечно. – А как же я тебя вижу, если жива? – Видишь, потому что это твой Дар…Ты одна из немногих, кто может видеть своего Ангела в земной жизни… – Так значит ты мой Ангел!? – радостно засмеялась девочка: – Ты теперь всегда будешь со мной? Ангел вздохнул. – Нет, не всегда, а только когда буду очень нужен, когда без моей помощи и совета тебе совсем не обойтись… – Ну и какой совет ты мне хочешь дать? – спросила Ольга. – А я уже его дал: Подожди… этот юноша, по которому ты так горько плачешь и которому отравила летний отдых, – Ангел лукаво улыбнулся: – Он твоя судьба, просто подожди немного… – Какая судьба? он и внимания на меня не обратил, – нахмурилась Ольга. – Обратил, еще как обратил, – снова улыбнулся Ангел: – Он уже любит тебя, только еще этого не понял… – Сколько ждать? – деловито осведомилась Ольга. Ангел откинул голову и засмеялся. – Вот это хватка! Вот это деловой подход! Достойная дочь своего отца! Ангел все смеялся, а Ольга смотрела на него с немым вопросом. Наконец Ангел отсмеялся и ответил: – Три года… – Ого… целых три года? – опечалилась девочка. – Всего лишь три года… они пролетят незаметно… Ангел расправил крылья и собрался в дорогу. – Ты куда? я тебя еще увижу? – Увидишь… Я прилечу на твоё венчание… Легкий ветерок качнул занавеску на окне, и Ангел растворился в струях дождя… Глава 3 … старуха очнулась от грёз и взглянула на правнучку… Девочка смотрела на нее, широко открыв глаза. – Что хочешь, малышка, кушать? водички?… – Сказку! – потребовала девочка. – Какую сказку? про Салтана? – Нет, ту, что рассказывала… – Какая же это сказка? – удивилась старуха: – Это моя жизнь… ну слушай, если интересно… Старуха погладила мягкие белокурые волосики девочки и прошептала: – Совсем, как у моего Людвига… * * * Товарищи не приехали ни на следующий год, ни на следующий… Напрасно Ольга ждала наступления лета и приезда друзей, у юношей были другие планы и другие увлечения. Они путешествовали по Европе… познавали жизнь… … Ольге исполнилось пятнадцать лет… За прошедшие годы она выросла и стала еще красивее… В усадьбу часто приезжали соседи с сыновьями, которые не прочь были посвататься к небедной девушке, но Ольга помнила слова Ангела и ждала своего суженного. На Пасху в родительский дом приехал Стефан, приехал не один, а с товарищем, о котором так грезила Оленька лунными ночами… – Ольга! Беги скорее сюда, я твоего Людвига привез! – хохотал Стефан. Людвиг смущенно улыбался… Его отношение к девушке в корне изменилось, он уже не избегал ее общества, а мечтал побыть с нею вдвоем, не отводил взгляда от ее лица, и не мог с нею наговориться… Все закончилось тем, что молодые люди объяснились и Людвиг отправился к отцу Оленьки, просить ее руки. Получив согласие и благословение от отца девушки, Людвиг поехал в Краков, где в то время жила его мать, рано овдовевшая пани Ядвига, души не чаявшая в единственном сыне. Огромное поместье в Волынской губернии, принадлежавшее семье, потихоньку приходило в упадок от нехватки денег на его содержание и полного отсутствия, как деловой хватки, так и желания жить и работать на земле, а потому Ядвига большую часть года жила в краковском доме. Людвиг понимал, каким сложным будет разговор с матерью. Родовитая и высокомерная, она вряд ли придет в восторг от предполагаемого мезальянса. Но даже не это омрачало думы молодого человека, он не представлял в какое бешенство придет его мать, ярая католичка, воспитавшая в католичестве сына, узнав, что Людвиг намерен отречься от своей веры и креститься в православии… Но Оленька хотела венчаться, Оленька хотела, что бы обряд совершил ее брат, и Оленька была православной и ни о каком католичестве слышать не хотела. Потерять Оленьку Людвиг боялся сильнее, чем гнева матери, а потому был настроен решительно, хотя прекрасно понимал всю трудность предстоящего разговора. Я не стану омрачать наш рассказ описанием подробностей дикого скандала, который устроила Ядвига, узнав о намерениях сына. Не помогла ни угроза отречься от него, лишить наследства, наложить на себя руки вопреки догматам веры, Людвиг был непреклонен! Он намеревался жениться на Оленьке с согласия матери или вопреки нему. Ядвига, побушевав еще немного, начала наводить справки о предполагаемой невестке, ее семье и их состоянии. Выяснив все, что удалось, Ядвига согласилась встретиться с отцом Ольги и уже потом пообещала дать окончательный ответ. Визит в усадьбу отца Ольги состоялся в конце лета и, увидев огромное поместье, узнав о семье поподробнее уже из первых уст, Ядвига начала понемногу оттаивать. А узнав, какое огромное приданное дает отец за единственной дочерью, оттаяла и вовсе и дала согласие на брак. (… да что там лукавить перед собой же… большими деньгами, которые принесет в семью Ольга, распоряжаться будет ее сын, а уж он-то не откажет мамочке в ее просьбах… вера и родовитость это хорошо, но их в карету не запряжешь и на плечи не накинешь…) Свадьбу назначили на конец следующего лета. Как раз Ольге исполнится шестнадцать, а Людвиг решит вопросы с вероисповеданием и университетом. Юноши, окрыленные надеждами и мечтами (каждый своими) уехали во Францию. Весь следующий год промчался для Ольги как один день. Девушка готовилась к свадьбе. Была выписана портниха, которая колдовала над роскошным платьем, сельские девушки плели километры тончайших кружев на подзоры для ее постельного белья из тонкого батиста. Ворох рубашек, сорочек, панталон тоже должен быть украшен кружевами и вышивкой, а потому скучать и бездельничать не приходилось никому. Свадьбу запланировали сыграть в сентябре, в аккурат после Успенского поста… … Прошел год… В имение начали съезжаться гости. Огромный дом был заполнен людьми: братьями, их женами и детьми, родственниками жен, друзьями и деловыми партнерами отца, которые тоже приехали с семьями. В доме не осталось ни одной пустующей комнаты, все флигели и даже дома богатых крестьян были битком набиты людьми. В начале сентября, за три дня до свадьбы, приехал Людвиг с матерью… Они не привезли с собой ни родню, ни друзей. Гордячке Ядвиге было стыдно признаться, что ее сын женится на девушке не такой родовитой, как он сам. Ольге было все равно… У нее кружилась голова от постоянного мелькания лиц – знакомых и не очень. Она, так ждавшая своей свадьбы, устала и вымоталась настолько, что накануне уже просто хотела, что бы все свершилось и закончилось, и они с мужем могли уехать в их поместье и отдохнуть, наслаждаясь обществом друг-друга… В памяти Ольги мало что осталось от того свадебного дня: только слёзы в глазах отца, только гордые взгляды братьев: ведь сестричка выросла такой красавицей, только восхищенный шепот гостей и запах ладана в церкви… все остальное смешалось в пестрый нескончаемый калейдоскоп. Позже Людвиг рассказывал, что во время венчания вокруг невесты растекалось жемчужное сияние, ее словно окружал сверкающий кокон. Это заметили все гости, и недоуменно и восторженно перешептывались. Но лишь одна Ольга знала, что это Ангел сдержал своё обещание и прилетел на ее венчание. Ангел обнимал ее крыльями и шептал какие-то слова на непонятном языке, и в душе девушки разливалось тепло и умиротворенность… Ольга сжимала руку своего молодого мужа и думала: «Когда же мы уже уедем?» Сказать о своем желании она не отважилась никому, не желая обидеть любящую ее родню и дать повод для сплетен завистникам. … Все в мире имеет начало и конец… Закончились праздничные торжества, и Ольга с Людвигом отбыли в своё имение. Глава 4 Уже через месяц Ольга захотела поближе ознакомиться со своим поместьем, с людьми, которые работали на ее земле, а потому, однажды утром, в двуколке, запряженной жеребцом, серым в яблоках, они с Людвигом выехали за ворота усадьбы и отправились на прогулку. Огромные земельные угодья, величие и простор которых не омрачал нудный октябрьский дождик, привели Ольгу в восторг, а потому, вернувшись домой, она уединилась в библиотеке и начала писать письмо отцу, спрашивая его совета и прося помочь ей в начале. Написав пару писем и получив на них ответ, Ольга пригласила отца в гости, чтобы он мог окинуть все хозяйским глазом и дать уже более конкретные рекомендации. Отец приехал в канун Рождества. Приехал не один, а с тремя сыновьями и управляющим для поместья любимой дочери, немцем, честнейшим и принципиальным до педантичности. С новым управляющим приехали десять семей из его родной Саксонии. Немцы поселились отдельной слободой, очень быстро обустроили свои хозяйства и трудились не покладая рук. Уже через пару лет их поля колосились самой лучшей пшеницей, коровы давали самые большие надои, а на огородах вырастали самые крупные и сахаристые овощи. Если крестьяне поначалу и позволяли себе посмеиваться над молодой хозяйкой, то приехавшая родня и приглашенные работники сразу все расставили по своим местам. Всем стало ясно, чьего поля ягода досталась в жены их хозяину. Местные жители не перестали искоса посматривать в сторону немецкой слободы, но Ольгу это не очень заботило, земля принадлежала ей, и кому на ней жить, тоже решала она. Никого не ущемляя, во главу угла ставилось требование: хочешь жить хорошо? Работай и живи… К началу посевной все было распланировано, излишки земли сданы в аренду рекомендованным отцом людям, таким же работящим и влюблённым в землю, как ее отец, да и она сама. В стойла был завезен племенной скот, в конюшни – великолепный лошади. Были приглашены каменщики и плотники для ремонта уже обветшалой усадьбы, жизнь закипела… Людвиг, очень далекий от сельского хозяйства, только посмеивался и не мешал молодой жене, не очень-то веря в успех ее начинаний. Его отношение изменилось, когда осенью был собран небывалый урожай пшеницы, которую помог выгодно продать старший брат Ольги. Когда отелились коровы, и поголовье его скота увеличилось вдвое. Когда начали приезжать соседи с просьбами покрыть его жеребцами их лошадей. А когда на его банковский счет поступила весьма приличная сумма, Людвиг посмотрел на свою красавицу жену совсем другими глазами. Через год приехала в гости Ядвига и, после разговора с сыном и объяснения с невесткой, через две недели отбыла в свой краковский дом, получив обещание о ежемесячном, вполне приличном платеже. Такая ситуация устраивала всех: Людвиг, не особо вникающий в сельскохозяйственные прожекты своей жены, был рад, что и мать не пытается вмешиваться в дела поместья. Ядвига, увидевшая каких успехов достигла ее молодая невестка всего за год, видя, как искренне она любит ее сына, и абсолютно не желающая пачкать белых ручек о землю, была счастлива уже тем, что теперь ей не придется себе отказывать во многом исключительно от недостатка денег. И конечно Ольга… она была счастлива и занята делами… Следующий год был не менее успешен. … и следующий… * * * Ольга плакала, сидя у окна и наблюдая, как плачет с нею в унисон нудный октябрьский дождик… «Что такое?» – думала Ольга: «Что со мной не так?? почему я не могу подарить мужу наследника… ну или наследницу?… почему у меня нет детей?» – Уже есть, – раздался за спиной тихий голос. – А, это ты, – прошептала Ольга, полуобернувшись и увидев Ангела. – Нет у нас детей, а мне бы так хотелось… – Он уже в тебе. Совсем скоро ты почувствуешь биение его сердечка, – улыбнулся Ангел. Ольга вспорхнула со стула и крепко обняла Ангела, счастливо смеясь и плача одновременно. – Тихо-тихо, Оленька, ты мне чуть крылья не поломала, – Ангел бурчал, но тоже улыбался, глядя на девушку. – Ты побудь здесь немного, а я пойду Людвига обрадую. – Не делай этого. Никому не говори, пока не услышишь биение жизни в тебе. Подожди немного… – Зачем ждать? Людвиг любит меня и тоже хочет ребенка, и будет очень рад, уж я-то знаю! – Я не сомневаюсь в любви твоего мужа, но у него есть мать, а вот она тебя не очень то и жалует… надеюсь это не новость для тебя? – Да пусть не жалует! Мне какое дело! – кипятилась Ольга. – Не делай этого, послушайся меня, – еще раз попросил Ангел. – Вот еще, выдумал, – фыркнула Ольга и понеслась в библиотеку, где с очередной книгой коротал вечер ее муж. Ангел горестно покачал головой: «Вот ведь своенравная девчонка «… «Ну да ладно, я предупредил, а поступать так или иначе в ее воле… хотя – жаль». Так думал Ангел, ведь ангелы видят всю жизнь человека от начала и до конца… – Людвиг! У нас будет сын! – Да? – улыбнулся муж: – А когда? – Ой, я точно не знаю, забыла спросить… – У кого спросить? – Да так… это я просто так сказала, – Ольга подбежала к мужу и уселась к нему на колени, теребя его мягкие белокурые волосы… … в тот же вечер Людвиг написал письмо матери, через неделю Ядвига его получила и весть о том, что Ольга беременна ее ох как не обрадовала. … еще через три дня у Ольги случился выкидыш… Крохотное тельце мальчика Ольга и Людвиг похоронили в саду под грушей… Ольга плакала, кляня себя за то, что не послушалась Ангела, и слезы капали на холодную, промокшую землю… Капали слезы и у Ангела, сидевшего в ветвях груши… – Успокойся, девочка, не плачь так горько, в тебе скоро снова зародится жизнь, – так шептал Ангел, но сегодня Ольга его не слышала… … и снова пришла весна, и снова Ольга поняла, что скоро ей стать матерью. Помня совет Ангела, и так и не простив себя за то, что не послушалась, она никому, даже мужу, не сообщила о предстоящем прибавлении. Высокая и худощавая, но с достаточно широкими бедрами, Ольга хранила свой секрет, сколько могла. Малыш не хотел жить в тайне и однажды ночью пнул в бок тесно прижавшегося к Оленьке своего отца. Людвиг проснулся сразу и, сев в кровати, растормошил жену: – Оленька, родная моя, это то, о чем я думаю? – Да! – счастливо улыбнулась Ольга, и добавила лукаво: – Долго же ты… догадывался… В углу спальни, на спинке стула, сидел Ангел и тоже улыбался, глядя на счастливую семью… – Кыш отсюда, не подглядывай, – зарделась Ольга и натянула одеяло до подбородка. – Да ладно тебе, я видел тебя в момент твоего рождения, и тогда ты была… гм… еще менее одета, – подмигнул Ангел, расправил крылья и растворился в жемчужной дымке… В положенный срок Ольга родила мальчика. Его назвали Иваном, в честь деда, отца Ольги. Еще через три года, в год, когда началась Первая Мировая Война, в семье родилась девочка. Людвиг назвал ее Вандой… Все события, происходившие в мире, не волновали Ольгу, да и не сказать, чтобы сильно отразились на делах в поместье. Благодатная земля Украины продолжала радовать урожаями, коровы доились и телились, лошади паслись на лугах, люди, живущие на землях поместья, были сыты, одеты, обуты, а значит, как думала Ольга, довольны и своим положением, и жизнью. … все было так… до поры-до времени… Две революции, произошедшие одна за другой, гремели и что-то меняли где-то там, казалось в другом мире. Все оставалось таким привычным и таким стабильным. Ольга всегда знала, что кто-то должен работать на земле, кто-то должен руководить и направлять, а значит, в мире всегда и все будет неизменно. Да и как могло быть иначе? … Настал 1919 год… Глава 5 * * * Молодая женщина ранним утром вошла в свой дом… Бабушка, как всегда, сидела у окна на любимом стуле, и снова что-то нашептывала в ушко девочке. – Что ты расселась посреди комнаты? Не проехать – не пройти! – Так в нашем доме где не сядь – будет посередине, – попыталась отшутиться старуха. – Будь счастлива и благодарна мне, что у тебя на старости лет есть крыша над головой! – голос молодой женщины стал визгливым и неприятным. Но она успокоилась так же быстро, как и вспыхнула и устало махнула рукой: – Идите на улицу, погуляйте, мне нужно поспать после ночной смены (тяжелый труд на заводе, где можно было заработать хоть какие-то приличные деньги, изматывал ее физически и, что намного страшнее, морально). Понимающие друг друга с полу-взгляда, старуха и девочка тихонько собрались и отправились на прогулку. Уже сидя на парковой скамейке, приобняв правнучку, старуха спросила: – Ну что, рассказывать дальше? – Да, – тихо прошептала девочка и прижалась к своей прабабушке… Рядом с малышкой незаметно присел Ангел. – Что, крылатый, тоже мои сказки послушать прилетел? – улыбнулась ему Ольга. – Да, я хочу знать, как тебе жилось в те годы, ведь я прилетал так редко. – Редко, – согласилась старуха: – А нужен был часто… – Прости, я не мог, – Ангел виновато опустил глаза. – Давно уже простила… * * * Все чаще Ольга ловила на себе враждебные взгляды. Все чаще Людвиг куда-то уезжал на день, а то и два. Муж становился с каждым днем все мрачнее, но Ольга продолжала прятаться от мира и от проблем ей непонятных. Она оплакала умершего недавно отца и погибшего на фронте среднего брата, знала, что Стефан еще в начале семнадцатого года вернулся в Россию и теперь живет и работает в Петрограде… кем работает? где именно живет? этого Ольга не знала. Когда попыталась расспросить о брате Людвига, тот вначале просто отмалчивался, а потом и вовсе сказал, что не надо ей пока ни о чем знать. Ну не надо так не надо… у Ольги был ее муж, ее земля и ее дети, остальное значения не имело… Однажды ноябрьским вечером Людвиг приехал домой злой и взбудораженный. Он велел уложить детей и сказал жене, что им нужно поговорить… Вскоре Ольга пришла к мужу в библиотеку. Людвиг сидел в кресле, протянув ноги к огню камина и крепко, почти в нитку, сжав губы… он долго молчал, потом поднял на жену глаза: – Ольга, нам нужно уезжать… – Куда уезжать? Зачем? – Поедем к Стефану, в Петербург, тфу, черт, в Петроград. – Не поминай лукавого на ночь глядя, – автоматически ответила Ольга. – Какого лукавого?! – громко и раздраженно спросил Людвиг. – Ты что не видишь, что «лукавые» вокруг нас… надо бежать, спасать детей и спасаться самим. – Нет! Я никуда не поеду! Как же мой дом? Как же наша земля? Людвиг смотрел на жену и не понимал, как она может быть такой слепой? Неужели не замечает, что вырвавшиеся из под контроля крестьяне, уже разграбившие немецкую слободу, со страшными, дикими ухмылками зыркают им в след, и что сдерживает до сих пор озлобившихся на весь мир людей – не понятно. Но грабить больше некого, на очереди панский маеток, и это дело считанных дней. – Ольга, нужно пошить себе, мне и детям пояса из ткани, ну такие, с карманами, упаковать в них золото и драгоценности. Мы уедем послезавтра, если до послезавтра доживем… никому ничего не говори, шей сама и сама собирайся. Детям тоже ничего не говори, не надо их пугать. У нас все должно получиться, Стефан уже нас ждет. Ольга растерянно оглянулась и увидела Ангела в углу комнаты. – Где ты был? Почему оставил меня так надолго? Ольга смотрела на ангела с укором. – Я не мог раньше… и не смогу прилетать к тебе какое-то время. – Почему? что случилось? Ангел протянул крыло и погладил Ольгу по волосам. – В этом мире больше нет места для Ангелов… – Что же мне теперь делать? кто подскажет? кто научит, как быть? – Слушай мужа, Ольга, сегодня он тот, кто охранит и тебя и детей… если сможет… Ангел загремел крыльями, и только сейчас Ольга заметила, что его, всегда белоснежные, крылья отливают стальным блеском, да и в глазах появился какой-то незнакомый металлический свет. – Мне пора. У меня своя битва. Ангел расправил крылья и вылетел в окно, разбив стекло, ставшим словно железным, крылом. – Я увижу тебя еще? – Увидишь! Жди… Уже через день, сделав все, как велел муж, упаковав в нашитые пояса царские золотые червонцы и большую часть драгоценностей, зарыв то, что не поместилось или не было достаточно ценным, в любимом саду, Ольга была готова к бегству. Поздним вечером Людвиг усадил Ольгу и полусонных детей, тяжело передвигающихся от сковывающих движения поясов, на телегу, запряженную выездным жеребцом и, тихо ведя коня под уздцы, навсегда покинул родовое гнездо, принадлежавшее его предкам четыре столетия… Ближе к рассвету семья добралась до железной дороги, проходящей через волостной город. Людвиг выпряг жеребца, поцеловал его в теплую морду, протянул невесть откуда взявшийся кусочек сахара… – Ну, беги, – Людвиг шлепнул рукой жеребца по крупу, но тот и не думал уходить, только недоуменно посматривал на хозяина. – Да беги же ты! Бисова дытына! – Людвиг изо всей силы огрел жеребца вожжами. Лошадь заржала от боли и обиды и унеслась в ночь… Неся полусонных детей на руках, семья добралась до железнодорожной ветки. – Теперь сидите тихо, я скоро вернусь, – Людвиг растворился в темноте. Откуда-то издалека донесся паровозный гудок, и в это же время из сумерек вынырнул Людвиг, подхватил на руки Ванечку, сказал Ольге: – Бери Ванду и будь готова. Поезд не остановится, только притормозит, нам нужно успеть сесть в вагон. – Я не смогу! Ванда тяжеленькая, да еще и это золото, – Ольга замерла в растерянности. – Сможешь. Да и пояса на ней нет… уже… Ольга поняла, что первая плата за ее и детскую жизнь была сделана. Кому? Когда?… да какая разница… Ольга подхватила дочь на руки и побежала вдоль притормаживающего состава. Они поравнялись с бронированным вагоном литерного поезда, в котором была приоткрыта дверь, Людвиг вбросил Ванечку в вагон, ухватил подмышки жену, крепко прижимающую к груди дочь, и втолкнул их, а затем забрался сам в уже начавший набирать скорость состав… Глава 6 Ольга плохо помнила, как они добирались до Петрограда. Уже к вечеру второго дня пути у нее начался жар и она впала в полузабытье. Найденный, каким-то чудом врач, едва взглянув на Ольгу, сказал: – Это тиф! – и, обернувшись к мужчине в военном френче без знаков различия, в сопровождении которого он пришел, добавил: – Немедленно ссадите их с поезда! Иначе она заразит всех! Никуда ссаживаться Людвиг не собирался. А потому с Ванечки был снят пояс и его содержимое разделено на двоих: врачу – за молчание, военному – за разрешение продолжить путь. Людвиг обрил детей налысо, обрился сам и увел их подальше от матери. Каким-то тряпьем и мешковиной огородил место, где металась в забытьи Ольга… Она пришла в себя, когда Людвиг тупыми ножницами пытался обрезать ей косу. Слабо засопротивлялась: – Зачем? что ты делаешь? я стану некрасивой… – Тише, Оленька, волосы отрастут, а краше тебя для меня нет никого в этом мире. Когда Людвиг сбривал остатки волос своей опасной бритвой, Ольга снова впала в забытье… На подъезде к Петрограду их все-таки ссадили с поезда, куда шел этот состав? кто в нем ехал? что он вез? Ольга так никогда и не узнала… Людвиг оставил жену и дочь под присмотром восьмилетнего Ванечки и пошел к видневшейся невдалеке деревне. Вскоре он вернулся в сопровождении какого-то мужичка, ведшего в поводу лошадь, запряженную в сани. Мужичок не видел укутанных в платки и шали обритых голов, а потому Ольгу уложили в сани, посадили детей и отправились к дому, где им предстояло прожить какое-то время. Людвиг понимал, что если Ольга не получит лечения, то умрет, значит нужно добираться до Петрограда и искать Стефана, уж он-то поможет обязательно. Но как оставить жену с детьми одних? Неизвестно, сколько дней займут его поиски. Людвиг подпорол кармашки на поясе и, высыпав часть червонцев, отправился в дом к крестьянской семье. Увидев царские червонцы, крестьяне не стали долго раздумывать, и согласились присмотреть за Ольгой и детьми. Отец отвел Ванечку в сторонку и дал ему наган, приказав стрелять в каждого, кто надумает приблизиться к ним или к матери. Людвиг собрался в дорогу и, что-то такое было в его взгляде, что хитроватый крестьянин понял: лучше будет всем, если он застанет Ольгу и детей живыми. Уже через три дня к крестьянской избе подкатил военный грузовик. Стефан бросился обнимать сестричку и племянников. – Все, ваши муки закончились, едем ко мне домой, – говорил Стефан, укладывая Ольгу на тюфяк в кузове. Утробно урча, машина поползла в сторону Петрограда… Дом, в котором жил Стефан, был расположен на Васильевском острове, на набережной Большой Невы. В таких роскошных домах Ольге не только жить, но и бывать не приходилось. Для Людвига эта архитектурная драгоценность не стала ни шоком, ни открытием. Дом в Кракове, где по-прежнему жила его мать, был не менее великолепен, а в путешествиях по Европе ему довелось побывать и во дворцах и в замках. Когда, начавшая выздоравливать, Ольга спросила у брата, кому принадлежит это здание, тот, криво усмехнувшись, ответил: – Народу… живи, Оленька, и поменьше расспрашивай соседей, да и о себе не торопись откровенничать. Люди сейчас… разные… Ольга начала выздоравливать. Слава Богу, у них было золото, за которое можно было купить и лекарства и хорошие продукты, и к новому 1920 году Ольга была уже на ногах. В канун Рождества Ольга поняла, что беременна. Ребенок был зачат еще в доме его предков. Как он перенес дорогу и болезнь матери, было непонятно, но он жил, и заявлял о себе радостно постукивая изнутри в живот. Когда Людвиг, все чаще уезжающий вместе со Стефаном то на несколько дней, а то и на неделю, вернулся домой, Ольга растерянно сообщила ему о грядущем прибавлении семейства. Муж задумался ненадолго, потом встряхнул головой, словно отгоняя дурные мысли: – Вот и славно… может это и к лучшему… Ольга не узнавала ни брата, ни мужа. Влюбленные в науки и книги юноши, воспитанные Сорбонной на основах волюнтаризма, свято верящие в чистоту и разумность человеческой природы, столкнувшись с реалиями жизни, изменились до неузнаваемости. Стали жесткими и скрытными, иногда их жесткость граничила с жестокостью. Ольге было сказано, что Стефан взял ее мужа на работу в какое-то учреждение. – В какое? … оба промолчали… – Кем ты там работаешь? – Бухгалтером…, – ответ Людвига привел в замешательство. – Если бухгалтером, то почему так часто уезжаешь? Почему от тебя пахнет порохом, дымом и кровью? – Не думай об этом, тебе скоро рожать, – Людвиг поцеловал жену в макушку, в уже хорошо отросшие волосы, вьющиеся крупными кольцами… В конце мая Ольга родила мальчика, ему дали имя Леонтий… Тяжелейшие роды, перенесенная болезнь, постоянная боязнь за мужа и детей, неуверенность в завтрашнем дне, подорвали здоровье Ольги. Вердикт врача был окончательным и неутешительным: у нее больше никогда не будет детей. Ольга не расстроилась, у нее уже было трое малышей, а жизнь в стране не внушала ничего, кроме страха и непонимания, когда и чем закончится это светопреставление. Петроград жил своей, отличной и от провинций и от столицы жизнью. Здесь было и более сносное снабжение, и более спокойный уклад. Людвиг и Стефан продолжали работать вместе, но для Ольги так и осталось непонятным, в чем заключается их труд. Семья по-прежнему жила все в той-же квартире, куда их привез брат Ольги. Иногда друзья, приехав из очередной «командировки», запирались в комнате Стефана и начинали долго и много пить водку, пить мрачно, не притрагиваясь к еде, принесенной Ольгой. Однажды, сквозь плохо закрытую дверь, Ольга услышала их разговор, который надолго смутил ее душу… – Что мы делаем! До чего мы дошли? Разве этого мы хотели? Разве об этом мечтали?! – с надрывом и громко спрашивал Стефан. Кого он спрашивал? Себя или друга? – Подлец никогда не станет хорошим человеком в силу его сущности, а вот отними у хорошего человека смысл его жизни, посели в его душу страх за жизни близких, и он очень просто станет подлецом, – отвечал другу Людвиг. – Мы стали подлецами, Стефан, и не знаю, будет ли нам прощение на этом и том свете. Что делали близкие ей мужчины? Пытали ли людей в застенках НКВД, подавляли хлебные бунты, которые все чаще вспыхивали в стране, Ольга не знала, и узнать не стремилась. Перевернувшаяся с ног на голову привычная жизнь совершенно изменила ее характер: она стала молчаливой, скрытной, нелюбопытной. Единственное, что ее заботило, жизнь и здоровье Людвига, брата и ее детей… Ангел давно не прилетал к Ольге. Иногда ей казалось, что он навсегда покинул и ее, и ее детей, и эту многострадальную страну… Глава 7 …Шли годы… Ольга воспитывала детей и жила в вечном страхе за мужа. Ванечка окончил школу и поступил в Горный институт, расположенный недалеко от дома, на том же Васильевском острове. Науки давались ему легко, унаследованная от отца тяга к знаниям, цепкий ум и трудоспособность сделали его одним из лучших студентов. Вот только его происхождение не давало юноше покоя. Никто не афишировал и даже не упоминал при посторонних, кто он и какого рода, но достаточно необычное отчество давало повод для домыслов. Однажды, придя домой, Ванечка сказал матери: – Я хочу сменить фамилию и отчество. – Зачем? – поинтересовалась Ольга. – Ну как ты не понимаешь, мама! – горячился сын: – С таким отчеством и фамилией мне не сделать карьеры, а если найдется кто-то слишком любопытный и раскопает моё дворянское происхождение, то могу лишиться и места в институте! Ольга надолго задумалась… потом тихо ответила сыну: – Твое решение убьет отца… подумай о нем. – А обо мне кто подумает? Время сейчас другое и рано или поздно мне придется определиться: или прозябать на задворках, или идти вверх любыми путями! – Лучше чуть позже, может, что-то еще и измениться. Ванечка, недоумевающее, взглянул на мать, поражаясь ее слепоте, скептически хмыкнул, но все же пообещал: – Хорошо, время терпит. * * * Ванда выросла красивой девушкой. Стройная, высокая брюнетка, с копной волос, вьющихся крупными кольцами, от отца она взяла только огромные серые глаза. Молодые люди не обходили Ванду вниманием, но сердце своё она уже отдала… Ее избранника звали Доментий. Молодой, статный грузин служил в воинской части, расположенной неподалеку. Привечали его в своем доме и Ольга и Людвиг. Доментий любил долго и красочно повествовать из какого он славного рода, какой огромный дом и немерянное количество земли принадлежат его семье, живущей в далекой Аджарии. Его слушали и ему верили. (… только спустя много лет Ольга поняла, что каждый грузин считает себя потомком Багратиони, а на тот момент, по мнению семьи, Доментий был очень приличной партией для Ванды…) Девушка любила своего избранника, родители не перечили, их отношения развивались, и Людвиг уже ждал, когда Доментий попросит руки его дочери. Леонтий, Ленечка, вырос точной копией своего отца. Худенький, сероглазый блондин, вечно погруженный в свои мысли и фантазии, учился он, впрочем, блестяще, а его молчаливость и обособленнось, вначале злившая сверстников, вскоре стала привычной и на Ленечку просто не обращали внимания. Друзей у него не было, да и не нужны они ему были. Его друзьями были библиотеки, музеи и картинные галереи, которыми продолжал изобиловать Ленинград. Ольга обожала своего младшего сына. Конечно, она любила всех своих детей, но Ленечку – взахлёб, до дрожи. Она понимала, что такая любовь может и беды наделать, но справиться с собой не могла. Да и старшие дети были уже совсем взрослыми, и если и жили все еще под родительским крылом, то Ольга понимала, что это ненадолго… … шел 1930 год… * * * (… все россказни о том, что кто-то где-то сердцем предчувствовал беду для меня, например, из области фантастики. Человек не может жить в предчувствии беды, иначе жизнь превратится в немыслимую каторгу. Человеку свойственно верить в хорошее, а потому беда всегда приходит неожиданно и обрушивается лавиной…) Поздним вечером, когда вся семья была в сборе и уже готовилась спать, раздался стук в дверь. Нет, не стук, а грохот. В дверь колотили так, что, казалось, еще немного, и она слетит с петель. Людвиг поднялся и пошел впустить ночных визитеров. Проходя мимо Ольги, остановился, крепко обнял ее: – Ты была самым лучшим, что случилось со мной в жизни… ты и дети… Не бойся ничего, я скоро вернусь, ну а если нет – Стефан о тебе позаботится, он мне обещал. Людвиг поцеловал жену и открыл дверь… В квартиру вошли четверо военных и велели собираться. Людвиг вышел из своей комнаты буквально через пару минут с уже уложенными в холщовую сумку вещами, и Ольга поняла, что для него ночной визит не был неожиданным, он давно был к нему готов. – Куда вы его везете? – крикнула Ольга в спину уходящим. – В Кресты, – донесся ответ из-за уже захлопнувшейся двери. Стефан приехал через два дня и застал дома заплаканную Ольгу и растерянных детей. Он сразу же отправился наводить справке о том, за что забрали его друга. Весь следующий месяц превратился для Ольги в череду кошмаров… На комсомольском собрании Ванечка таки отрекся от отца, обвинив Людвига во всех мыслимых и не мыслимых грехах. Сменил, как и собирался, и фамилию и отчество, и перевелся в Московский горный Университет. До окончания обучения ему оставалось еще два года, и Ольга умоляла его остаться в Ленинграде. Сын ничего не хотел слушать. Он упрекал мать уже в том, что та не вышла замуж за крестьянина и не обеспечила ему пролетарское происхождение, в том, что отец «допустил», чтобы его арестовали, а не застрелился, к примеру, как сделал бы другой на его месте заботясь о детях. Ванечка, ее первенец, говорил такие страшные и дикие вещи, что Ольга не могла поверить, что слышит их от своего сына. – Господи! да в кого же ты уродился такой жестокий? – только и смогла сказать Ольга. … перед ее глазами встало лицо Ядвиги, такой же себялюбивой эгоистки… Дважды в неделю Ольга собирала в сумку продукты и ехала в Кресты. Выстаивала в длиннющей очереди к окошку среди таких же, напуганных и растерянных, женщин и просовывала свою передачу с именем мужа. Иногда, что-то пыталась разузнать у военного в окошке о судьбе любимого, но ответ был всегда один: – Не задерживайте! Проходите! Ничего не знаем! Однажды, уже на улице, к Ольге подошла женщина. То, что она сказала, повергло Ольгу в шок. Незнакомка тихим и будничным голосом проговорила, не глядя Ольге в лицо: – Не приезжай сюда больше, не таскай передачи, их все равно охранники сожрут. Лучше детей корми. – Кто Вы? Вы что – то знаете о моем муже? – в глазах Ольги затеплилась надежда. – Ничего я не знаю о твоем муже. Знаю только то, что его или расстреляли или отправили по этапу. – Куда!? – Да не знаю я куда! – незнакомка выдернула рукав пальто из рук Ольги, за который та ухватилась и не желала отпускать. – Тебе сказали, а ты думай… и поступай, как знаешь. На ватных ногах, на грани обморока, Ольга еле добралась домой. Что делать, как поступить? С кем посоветоваться? Ванечка уехал в Москву на прощание, сказав матери, чтобы она его не искала и не писала ему. Когда будет нужно, он сам ее найдет. Ванда, буквально через неделю после ареста отца, расписалась по-быстрому с Доментием, и молодая семья уехала в далекую и неведомую Аджарию. Ольга не противилась этому браку. Молодой человек произвел на нее очень хорошее впечатление, а страх за дальнейшую судьбу дочери был таким сильным, что в браке с молодым грузином, Ольга видела избавление от проблем для Ванды. Ольга жила вместе с Ленечкой в огромной квартире и ждала возвращения Стефана из очередной «командировки». Часто она замирала посреди комнаты, поднимала глаза к потолку завала Ангела. …Ответом ей было молчание Сфер… Глава 8 Раним утром, Стефан осторожно постучал в дверь комнаты, где спала Ольга. Женщина моментально проснулась, накинула на плечи шаль и выглянула в коридор. Стефан стоял у двери в кухню и его слегка покачивало. Ольга подумала, что это последствия бессонной ночи, но подойдя к брату, поняла, что он пьян. Пьян уже не первый день, потому как, к ставшим уже привычными, запахам пороха и крови, добавился отвратительный смрад многодневного перегара. – Что ты хочешь, Стефанчику, сам не спишь и меня поднял. – Ольга, я скоро уеду, – ответил брат: – И тебе нужно будет ехать со мной. – Куда ехать? Что, снова все бросить и бежать? Я не могу уехать, ты ведь так ничего и не узнал о Людвиге! Где он, что с ним, жив ли? Стефан молчал… да и что он мог ответить… Как только расспросы Стефана стали слишком настойчивыми, ему ясно дали понять, что если он будет продолжать лезть в не свое дело, то ему будет уготована судьба товарища. Стефан перестал задавать вопросы, но звериное чутье на опасность, ставшее уже привычным за последние годы, подсказывало, что в покое его оставили временно и тучи уже давно сгустились над его головой. Кто-то из его высокопоставленных друзей намекнул, что лучшим выходом будет, если Стефан уедет из страны. Граница с Финляндией была настолько условной, что сделать это будет нетрудно. Оставить Ольгу он не мог уже хотя бы потому, что как только факт его бегства станет известным, в самом лучшем случае Ольгу просто вышвырнут из квартиры, и она окажется на улице, без работы, без крыши над головой. Ну а в худшем – ее ждет судьба Людвига, а Ленечку – детский дом. Обо всем это Стефан и рассказал Ольге тихим монотонным голосом. – А как же Людвиг? А если он жив и его освободят, и он приедет сюда, а меня нет…я не могу никуда ехать, – пыталась объясниться Ольга. – Ольга, тебя здесь не будет в любом случае! Я должен бежать, если не хочу погибнуть, а куда денешься ты? Куда поедешь? Ольга задумалась: – Домой поеду, на Украину… – Ты совсем с ума сошла? Поместья отца и твоего мужа давно национализированы, да и нельзя тебе там появляться, не ровен час кто-то тебя узнает, о Лёнечке подумай! – Украина большая, где-то найдется и для меня место. Буду жить, работать, растить сына и ждать мужа. Ольга зашла в комнату, закрыла дверь на ключ. Она устало опустилась на любимый венский стул и задумалась. В комнате явно чувствовалось чье-то присутствие… Ольга встрепенулась: – Ангел! ты здесь? Как же долго мы не виделись! Садись напротив, я расскажу, какие страшные годы нам довелось пережить… Ангел присел на предложенное ему место. Крылья его стали потрепанными и уныло обвисли. Во всем облике читалась такая усталость, что Ольга даже усомнилась вначале, а стоит-ли его нагружать своими проблемами, но потом, еще раз напомнив себе, что перед нею ее Ангел-Хранитель, и кому-же как не ему выслушивать и давать советы, торопливо начала говорить. Ольга все рассказывала, а Ангел только кивал головой в такт ее словам. – Что ты скажешь? Что посоветуешь? Я правильно поступаю? – Ну а если я скажу, что неправильно, и тебе лучше ехать со Стефаном, ты послушаешься? Ольга снова загрустила и задумалась ненадолго: – Нет, я никуда не уеду. В этой стране мой старший сын, моя дочь, мой муж, – Ольга вопросительно взглянула на Ангела: – Он жив? – Да, жив. – Ну, вот видишь! Я не могу никуда ехать! – Ольга счастливо засмеялась впервые за много месяцев. – Когда же его отпустят? И где он? и когда мы вновь встретимся? – Ольга засыпала Ангела вопросами. Ангел молчал и отводил глаза. Ведь ангелы знают судьбу человека от начала до конца, но есть вещи, о которых говорить не надо… нельзя. Уже вечером Ольга сообщила о своём решении брату и начала собирать сумки. У Ленечки как раз закончился учебный год, и Стефан купил им билеты на поезд до Киева. Ранним июньским утром брат с сестрой и племянником вышли из дома. В руках минимум вещей, ровно столько, что встреченный случайно сосед вполне может подумать, что семья собралась провести несколько дней на даче… – Куда ты поедешь? Стефанчику? – Ольга заглядывала в лицо брата, обнимая его и предчувствуя, что это их последняя встреча. – Не знаю. Двинусь к кому-то из братьев. Или к старшему в Канаду, или к среднему в Португалию. Оба примут меня, оба уже ждут. Если все же решишь, вот адрес старшего брата, напиши. Нескоро, но письмо дойдет, – Стефан протянул Ольге клочок бумаги с написанным на нем адресом. – Не надо, – Ольга попыталась оттолкнуть руку брата. – Возьми, карман не оттянет, – Стефан засунул листок с адресом Ольге в карман, еще раз обнял и поцеловал сестру и племянника, развернулся и зашагал прочь. Ольга, взяв за руку Ленечку и подхватив совсем нетяжелую сумку, тоже двинулась к остановке трамвая, идущего на Витебский вокзал. Уже услышав перезвон подходящего к остановке трамвая, Ольга достала из кармана листок бумаги с адресом старшего брата… еще раз посмотрела, словно желая навсегда запомнить почерк Стефана. … и, словно отрезая все пути к отступлению, бросила в урну… Конец первой части… Часть Вторая Глава 1 … Природа разнообразна и прекрасна. Завораживает и пугает бездонный космос в предгорьях Памира, со злыми, мохнатыми звездами, висящими над головой, с фиолетово-черным небом. Восторг и трепет вызывает сибирская тайга, высоченные кедры и лиственницы которой уходят в бездонное небо и сплетаются между собой ветвями, предупреждая неразумного путника, чтобы он и не вздумал посягнуть на их тайны, не зная этих чащоб. Вечноперетекающие пески пустынь навевают грусть и мысли о бренности всего сущего… Но нет ничего прекраснее украинских степей. С их колосящимся разливом желтых пшеничных полей, с зелеными садами, окружающими хутора и деревни, со шпилями церквей в городах и городках. Лёнечка не отводил глаз от пейзажей, мелькающих за окном поезда. Он, выросший в Ленинграде, влюбленный в этот город, в его ровную расчерченность улиц и проспектов, в Неву, берега которой соединяют разводные мосты, в белые ночи, понять всю прелесть которых можно только увидев их, чувствовал непонятный трепет, наблюдая бесконечное течение степи за окном. Что это было? Генетическая память? Предчувствие того, что именно в этих местах ему отныне предстоит жить, мужать и умереть? … Никто не знал об этом… – Мама, нам еще долго ехать? – спросил Ленечка, оторвавшись от окна. – Уже скоро… Проводник, проходя вдоль вагона, громко объявил: – Следующая станция Волноваха! Готовимся к выходу, поезд будет стоять три минуты. – Как Вы сказали? Какая станция? – вскинулась Ольга. – Волноваха! – бросил на ходу проводник. – Ленечка, собирай вещи нам выходить. – Здесь? – Да, здесь. Ольга не знала, что это, город, городок, или вовсе деревня. Название было ей незнакомо, но что-то кольнуло в сердце, что то подсказало, это то место, где ей нужно быть. Ольга оглянулась, высматривая Ангела, но вагон был до отказа набит куда то едущими людьми и только. За окном уже сгущались сумерки, где они с сыном проведут эту ночь, что будут делать завтра, Ольга не знала… Выйдя из вагона, взяв за руку Лёнечку, она тихо пошла вдоль перрона по направлению к вокзалу. За полминуты до отбытия поезда из спального вагона вышла полноватая дама, ярко и дорого одетая. Дама остановилась и стала недоуменно озираться. «Кто она? Почему одна? Неужели, как и мы, не знает куда отправиться и где заночевать?»– подумала Ольга, замедляя шаги. Дама улыбнулась и весело уставилась на Ольгу: – Что, хохлушка, не встретил тебя твой Васыль? – Да некому нас встречать, мы впервые в этом городе. – Как впервые? А где же ночевать собираетесь? – Да вот, переночуем на вокзале, а утром попробую найти работу. – С вокзала тебя запросто в каталажку заберут, а пацана в детдом отправят. Кто тебе этот мальчишка? – Сын. – Не похож он на тебя, чернавку, – дама снова улыбнулась и подмигнула Ольге: – Или нагуляла в славном городе мальца, а теперь не знаешь куда с ним деваться? Ольга молчала, да и что она могла ответить. Дама, подумав немного, сказала, как будто приняла важное решение: – Ну что ж, хохлушка, сегодня твой самый счастливый день! Перед отъездом я выгнала домработницу, и ты можешь занять ее место, если конечно обещаешь не воровать, хорошо работать и не строить глазки моему мужу! – Спасибо, я согласна. Дама фыркнула: – Согласна она, ну-ну, посмотрите на эту барыню… ладно – ладно, это я шучу… Да где же эта чертова машина?! Словно услышав гневный призыв, к перрону подкатил автомобиль. Выскочивший пулей водитель бросился к даме, подхватил ее чемодан и начал оправдываться, объясняя задержку и умоляя не жаловаться хозяину. – Ну, хорошо! Пусть у всех сегодня будет радость и праздник, я в хорошем настроении… * * * Так Ольга с сыном оказались в доме товарища Новака, который мудрою рукой распределял продовольственные потоки в славном городе Волновахе и его окрестностях. Ольга трудилась, не разгибая спины и не поднимая глаз. Хозяйка была довольна идеальной чистотой в доме, а хозяин вкусными блюдами, которые подавались к столу на обед. Однажды, вытирая пыль с пианино, Ольга, сама не зная почему, поддавшись какому-то порыву, открыла крышку, присела к инструменту и положила руки на клавиши. Сначала робко, ошибаясь чуть ли не в каждой ноте, а затем все уверенней, она начала играть Полонез Огинского, который так любил Людвиг. Музыка лилась и лилась, а Ольга настолько погрузилась в звуки и воспоминания о муже, что не сразу заметила хозяйку, стоявшую в дверном проёме. – А ты не так проста, хохлушка. Где это ты на пианино играть обучилась? – Да так, в молодости еще… Ольга замолчала, и как ни пыталась хозяйка, раздираемая любопытством, что-то у нее выспросить, замкнулась и отмалчивалась. Хозяйка обиженно надула губки: – Ну не хочешь – и не говори. Но место свое знай и помни, кому ты всем обязана. – Я помню, и всегда буду Вам благодарна. – Вот так-то лучше! В конце августа приехала Ниночка, хозяйская дочь, которая провела лето в Крыму, оздоровляясь и набираясь сил перед новым учебным годом. Ниночка была рыхлой и не очень красивой девочкой, да и науки ей давались с трудом, а потому очень скоро, оказавшийся с ней в одном классе Лёнечка, начал заниматься с Ниной дома и подтягивать ее почти по всем предметам. Девочка стала делать заметные успехи, педагоги удивлялись и ставили себе в заслугу такой прогресс в обучении. Радовались и родители Нины, они то прекрасно знали кому обязана их дочь хорошими отметками в школе, и, в знак благодарности и поощрения, на следующее лето отправили детей в Крым вместе. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=48782278&lfrom=688855901) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.