Блокноты Гоа

Блокноты Гоа Петр Альшевский Указание на величие мира. На жар отдельных искр. Занятия йогой, ощущение беды, дискотеки, ром, усталость, вытянутые руки дотягиваются до Меркурия, но есть планеты и подальше. Стремление достичь возвращается. Блокноты Гоа Петр Альшевский © Петр Альшевский, 2019 ISBN 978-5-0050-7484-3 Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero Блокнот №1 Что делать с дымом? Расколотый панцирь-шанс, до бара «Дублин» сто метров, амплитуда бросков поражает насупленного. По надвигающейся стене бегает свет подлунных фар. Я настигаю отставшего пейзажного Кюхтеля, он задержался, чтобы и я был с людьми. На поющую смертью не сворачивай, твоя улица проложена по костям несостоявшихся женщин, синих чулков. Перебегай и кури. У ананасов характер. Терминал А, сухой остаток наваждения хлещет сапера, на восемьдесят процентов почившего. Не хватает денег на лосьон, на хор Сретенского монастыря. В рабочей верхней одежде я бы интриги не строил. Человек, передвигающийся широко, через три полосы, дорожный шов. Помышления о пышности. У моего мотоцикла отвалилось колесо, я продал его гниющей заживо Ариадне, на скорости она утрачивает причину проклинать Бога. Для беленькой девушки-зайца я принес настоящего опрокидывающего пойла. Ишвара пранидхана. Посвящение воли и действий Абсолюту. Катающий меня на скрипящей повозке Каролин Абролим не желал меня обобрать. Цикл повторим. Реющим флагам я салют и демонстрацию зада. Чем я уперся в пол? Набрал оливок и пошел закусывать. Проскальзывающую иронию постящаяся Ироида пресекала кулаком по столу. Мне предложили такси. Осведомились насчет сигареты. Я подумал о дыме, людей в халатах я не учитывал, дым растворяется. Дым кормит. О щедрости и нравственности читал у Нагарджуны, московские таксисты обнищали, закапавший бензин взывает о спичке. На Даниловском рынке сгрызли сушку, испеченную отступающим богоискателем Кондратием. В медленном танце измучился любивший побыстрее свалиться Тристан. Кондратий поставил задачу, рухнувшим на колени, взывал к уцелевшему на Голгофе господину Х, укажи мне выход из кирпичного могильника, перекрой помои, вырабатываемые твоими церквями, за извращенное ими учение вырви их гнилыми зубами и закинь в космическую бездну на бесперспективные в контексте зарождения жизни планеты, я собираю газетные вырезки о бреде богословском и политическом, размышляю на надгробных плитах митрополитов и депутатов, мой порыв вникнуть во взаимосвязь небес и помоек длится лет тридцать пять, придя к заключению о родственном сходстве, мне жаль, но угомонюсь. Длинные листья знают. Меня валит набок. Снаряжается Гаэтано. Какая потрясающая музыка. Видимо, эти чувства должны быть последними, над нами Марс или дракон. На Сатурн я не вылетаю, к изучению информации о климате только приступил, на ступеньках нарисованные розы, когда закружатся, лепестки мне в лицо, а у меня еще после дублинских бабочек состояние неважное. Усваивается сгибающая мораль. Едва ли материальный бар «Дублин» выделяет любимцев образующимися у них в руках кружками. Она меня не прервет. Ироида на чистке лица ультразвуком. Бар, ты готов поручиться, абсолютно восхитительный? Без ощущения колоссального наслаждения я сидел. Кружка есть, но в ней ничего не плещется. Выпрыгивая из лужи, обманываешься. Шейки буду звать снеками. Договоренность с изобретателем обмахивающей книги Шейки Снеки Беллом. Косточка – знак предков. Толстые сигаретные стволы. В обертке от сникерса осталась частичка энергии Вартусалама Шакиндана. Выдающаяся личность, составитель шеститомника «Милосердие», проповедник межгосударственного и межполового мира, за организацию сети бесплатных столовых от Будды ему похвала. За открытие борделей извращенной направленности порицание. Питается скудно. Насыщается единственным сникерсом. В сексе меры не знает. На правах хозяина жадно трахает персонал и клиентов. Накормленный бродячий мальчик. Чуть ли не медаль. Сундучок с утрамбованными предметами на память, бюстгалтерами и мужскими трусами. Кокаин в пентхауз. Оружие в Пешавар. «Разыскивается живым или мертвым» в Индии не вывешивают, а не то бы в большинстве штатов висел. Что-то черное напоминает пустой бассейн. Саксофон у реки играет тишь предсмертного шепота. Касаюсь клавиш и дынь. Свидетель неженат, я вижу ослов-лошадей, в соло ненатужно дующего вудуиста нимфоманки говорят о бурной волне. Я нажимаю на бьющие током педали. Полицейского неподалеку крикетной битой. Йог зависит от всех трех гунн. Капли наклонившегося ко мне дуба. Многословные покачивания ветвями на обнаженных и не вдумывающихся. Притворись играющим в кегли, не оборачивайся на кабана, прыгающего за тобой словно поросенок Фрикбрик. Подскочил на Гоа за песком. На честные дела рупии у него не выпрашивайте, я отскакиваю с булкой без джема, задвигались лопасти Тебе, вертолет, закричу, что ты не военный. Влюбленных ставят перед расстрельным рядом, в копошащейся тени леденящего баньяна чиркнула спичка пейзажного Кюхтеля. Во время руления и падения плохого про высоту не говори. Позу вытянутого треугольника не принимал жизней пять. А я десять дней не пел о радиаторе. До моря мы через помойку и проносящегося мангуста, поросенку Фрикбрику он бы нет, клянусь, не навешал. Отправьтесь со мной в кипение блондинистых брызг. Выпрашиваю поцелуи у необыкновенной дамы с клюкой и скоростью за сто двадцать пять километров. По небу ты медленно, не чирикай Лопата Крылатая, они толпятся без меня, на свет не выходят, мертвецы начинают дрыгаться лишь под определенную музыку, ладонями я ее ритм, ноги они удерживают, а плечи задвигались, в меня полетело свернутое полотно. Думаю, артефакт. Плащаница Гаэтано? Крик подступил, но не вырвался. Больница «Мозгодух», отделение экстренного понимания, не увидеть бы тут дрель, к моему виску подносимую. Выстраиваю линию разноцветных пешек. Вы друг другу не враги, истинную вражескую суть вы обязаны усмотреть в помыкающих вами королях, за антиправительственную агитацию дрель мне не миновать. Поставленная маркером точка. Долгожданный рост местного производства. Дрелью меня вы отечественной, такой, что фанерный лист четверть часа пробивает? Боль, говорят, растянется. Решение консилиума не отменить. Искры от жаровни, где готовится кукуруза освещают тропинку к ковровой дорожке обратно на берег. Челюсти над мятой шеей ходят не очень женственно. Задние туалеты заняты, мысль о Гоа выливается в посадку туда. Я зажигаю. Я закуриваю. Выкошенные площади неврастении, развязанные шнурки отсыпающегося брокера. Зимой я попробую о ней не думать. О зиме, лишающей на Гоа сугробов и открытий в метель. Ничего не закончилось, есть вопросы и к началу. Начавшуюся гангрену мне не оспорить? На скользском шоссе мне сказали о зиме. Она пришла? Чтобы меньше мучиться от его новой программы, Кита Джаррета заглушали овациями. Срывалось белье. Со свистом опрокидывались подъемные краны. Постоять на голове у Хасана Лечо на этот раз не получилось. Ураган его щепкой. Резко зайдя в помещение, я прикурил от загоревшегося стола. Сыр бы отлично пожарился. Спецодежду в сыроварне на русском проспекте Чистилища выдают? Изношенные комплекты меняют? Не за что меня в ад, не те грехи. Нагруженная наплечная сумка хочет меня усадить, припасов я набрал на зимовку в положении запертого в полую ледяную глыбу, показательным аскетом туристам демонстрировать будут. Подрагивающий в нирване. Важный элемент нашего павильона «Гоа, как Универсум». Он не индус? Индус, но от холода физиономия побелела. Омывающаяся в швейцарских водопадах Хиневельда Шмидт. Приведут ли ее прибраться после вытаскивания моего задубевшего трупа? Я раскрыл в ней даму, умеющую свистеть, ни о чем не думать, на продуваемом склоне мы не развлеклись, а в теплый отель не поехали. Выбранная на улице Сушилла не поедет без шести рюмок подряд. Ленточку не ветер, ее своими выплясывающими пальцами я. Европейские годы. В спячке я не провел. Идеал женщины. Чье это определение смерти? Подергивания в пояснице оставят Хасана Лечо, как подводное наваждение. Говорили про самокаты с гуджаратцем бородатым и благодатно косым. Неудачники притягивают катящиеся глыбы. Под утесом встал покурить, и тебя врыли. Не природа, а ракшасы, просветленным людям пора кивать, выказывать поддержку вылетевшей с кашлем точки зрения, свои легкие он на Гоа потрепал. Высылаемые из рая скандалисты. Пробирающие серебристой напевностью детские голоса. Расставались с тобой под песню? Она была матросской. Да раздуются паруса и не пошлют цунами небеса. Заплачет печальная чайка, но не отвинтится крепежная гайка. Ты уплываешь, ничего ценного с собой не забираешь, с чем приплыл, то и твое. Мое. У меня и тела не имелось, но мое – это мое. В раю требовал показать мне Иисуса, метнувшись на заговаривающих зубы ангелов, намеревался их раскидать и пробиться к охраняемой ими лагуге, не в ней ли Он предается утрачивающему возвышенность отчаянию? Посеянная вера всходы дала уродливые, светлейшие умы и добрейшие души объединялись костром, утверждаемое нестяжательство приносило товарные составы восхитительно переливающихся камушков, я же желал другого. Я и тут нарочито беден. Отец мне дворец, а я в него не переехал, в однокомнатном пространстве без канализации жизнь как-то веду, за бутылочкой вина Марию Магдалину что ли послать. Выпивка у нас незаконна, но бутлегеры, думаю, есть, заплатить мне, ругаюсь, нечем. А кто в раю босс, не я? Тогда не прошу, а приказываю. Задремавший на берегу католик. Индивидуальность выражена ярко. На груди раскрытый паспорт, по нему видно, что гражданство у сеньора Больони итальянское, год рождения середина семидесятых, тонкое соотношение воды и песка позволяет взглянуть на Больони художественно. Давно не брившийся исследователь Вселенной. Случайный гость на празднике лютого укуривания. Светотени исключительны, прикупив тройку красок, я бы попробовал выделиться в качестве колориста. Паспорт напоказ он сам положил? Засветил принадлежность, чтобы мы знали, какую страну насчет отправки трупа на родину беспокоить? Покойник он неокончательный. Уголок губ, создавая подобие улыбки, трепыхается. Младенец закутан в апельсиновый цвет. Парную говядину я со специями и молитвами. В спортивной сумке среди ласт у монголоидного типа лекарства, мячик у меня на ноге, его я по параболе, за широкую полосу морского бурления. Я столько не выкурил. К моему лежаку принесло и чужие окурки. От шарфа бы кровь закипела, горло лопнуло, в пылающем лунопарке пекло помягче. Мусор не трогают. Парение наскучивает. Небо внизу. Бутылку рома приканчиваю глотками машинными, механическими, гигантскими, склонившиеся к земле местные, скорее всего, собирают урожай, не рвота же их донимает. Массово упившимися быть не должны. Традициям не соответствует. Вас, господа, просто от вашего существования выворачивает? Заброшу пачку масла на горячую крышу, из-за вероятной потасовки страждующим ее не отдам, кому бы я ни вручил, битва за нее неизбежна, выхватывания с ударами по голове перешибут во мне хребет моей настойчиво атакуемой умиротворенности, в Брюгге меня угощали десертом с какао и ванильным суфле. Неспешно поедал и никакая совесть не мучила. Не то что здесь. Я пошел? Целая сеть тонувших пиратов. Я могу идти? Нам принесло по коряге, залезай на свою и заходись в мантре «Тат твам аси», автобус с полицией распространяет напряг. Премьера песни в задрипанном баре. Вино в Индии по ценам, заставляющим пятерню в затылок и чесать. В ловушку для осьминога-убийцы меня прошу не засовывать, ловить его на меня одобрял, но передумал. Поросенок Фрикбрик впечатан в песок. По нему проехалась на джипе береговая охрана. Равнина Ганга, да, ровная? Захватив ногой, вытащил из океана разбитую бутылку, понес до какого-нибудь бака и заблудился. Желтый круг на двери. Сверяю рисунок с увиденным солнцем. Вскрытые сваленные презервативы. Подготовка к оргии продолжается. Свернутый трубочкой документ в руке у современного брахмана. За котлованом дом с огоньками. На вино мы не разорились, одутловатый китаец стонал в микрофон с энергией отрицательной. Шагает воплотившийся в смертной материи Вселенский Дух. Плечи у него вперед, носки ботинок сдвинуты, походка озабоченного низкими продажами наркоторговца. Пушистый кот пережил тысячу облезлых. Меня повезли посмотреть на слона, я в такси крикнул, что мне нужно вернуться. Асаны первого курса. Устойчивость без равновесия. В пруду с цветущими лотосами топиться у вас не принято? Лепестки не сушу, у дивана думаю о съеденных прежде лакомствах. Укладывают плотненькую, бьющуюся, как рыба. Состоялся прием запрещенного. Фиолетовый экипаж уехал в местность с необременительными правилами поведения. Портрет матери Будды. Она голая. Огуречная райта кислая. На меня восстают утратившие любезность официанты в выцветших форменных рубашках. Из отверстий в песке чайки выхватывают микроскопических крабов. Обернутое в белую ткань запасное колесо. Настроение у меня погребальное. К развалинам португальской крепости по улице прямой, извилистой, зависит от состояния мозга в определенный момент. Сырое яйцо размазывал по лицу. О пользе не слышал. Коротенькие ножки в ковбойских штанах с бахромой. Не разодетый ребенок – мужик не моложе меня. В больничной корпус через посадки, не отличимые от конопли. На тележке провозят сломанную кровать, пейзажный Кюхтель появляется на картине с матрасом в саду суккулентов. Мнение школы Плодотворно Мастурбирующих Невротиков не отвергаю. Вкус неудачи заглушу газированным лаймом. Провоцирую мангуста движением руки волнообразным, змеиным. С уханьем свалился в бассейн. Деньги из бокового кармана не вытащил. Кого обессмертят деревянные ложки? У кого уши с девятнадцатью кольцами? Из чего сделана елка? Хваткая лапа прибрежного индийского Водоса ко мне в плавки, по-моему. Утверждение, что море здесь везде, высокий латыш сделал удолбанным. Рвется одежда йога. Тащут на дискотеку бангладешские девственницы. Ты нырял в Бруклине, надуй бассейн и на кладбище тук-туков. Обглоданный сук. Мы не с голода. Покорись первичной силе. Мы бы не забрались по гладкому. Завалившись на левую сторону, пожилая женщина в пыльных кроссовках пьет баккарди, она не присаживается. К храму я стряхнуть пепел. Пепельница на длинной ножке или цапля. Зубные протезы от обучавшегося в Лидсе профи. Заказавшего пару бесплатно прокатим на слоне. Ботинки не чищу, но шнурки за двести рупий вам завяжу. За пропавшие барабанные палочки мой зять выбьет дух из ушедшего раньше всех. Пятилетний мальчик за решеткой, а горе-путешественник Севастьян, вырвавшийся в Индию из Читы, жил на первом этаже и воров не боялся. Изучаемую «Автобиографию» Неру обкуривал дурью. Отбиваю пивной бутылкой приносимую ветром газету, на море изучать прессу не тянет. Кустарник прорежен топтавшимися – разнообразные телесные нужды. Вмятая железная дверь в закрытый на ремонт секс-клуб. Кому-то, вижу, не терпелось. А Галетею мне оживить? А ты ее слепил? Подцепите меня крюком за плечо и тащите по трассе Лишенных Пылающего Мотоцикла. Пейзажный Кюхтель с метлой среди выросших в джунглях бензоколонок. В морской пехоте не он ли в глобальное обмеление служил? Горло проповедовавшей индуизм Шуады разодрано изнутри русской водкой. С разбуженным для секса мужчиной обращение у нее жесткое, к собакам она добрее, кусок бросит и гладит, желает дожить до следующего дня рождения Ханумана, бродячие псы ее пока не искусали. Вытащенный без сопротивления зуб. У нее он еле держался, проблем не доставлял, но она от него избавилась, кинула в окно, расстроившее бы многих убывание ее не огорчило. К охлаждению сексуального пыла не привело. Обхватившие меня ноги. Выстанываемая повеление продолжать и продолжать. Мне тяжело, на пронзаемой мною Шуаде состояние духа становится у меня угнетенным, от сети купающихся в удовольствии личностей празднично мигающего шара я отключен, мост перекинут не к раю, мысленно я удаляюсь. Вылечил ступню, побродил по Африке, желающим слушать говорил, что теплые вещи необходимы и там. Выясняли, кто что знает о мистере Розуотере. Спорили, кому принадлежит найденный в ихтиозавре ключ. Все от ключа отказывались. Кондиции улета не набраны. От меня веслом не отмахивайся, честных гребцов я не обижаю. Фонари не горят. Во мраке не разберешь, есть ли они вообще. Нераздавленная ящерица. Тут такая форма листьев Поросенок Фрикбрик пробрался на карусель и на следующем круге он к вратам Дели. Августовский Ракша-бандхан с ним отметим солнечно. На восемьсот восемнадцатом я ездил по родной столице, погода стояла хоть подсаживайся на героин. Без задержки выпиваю качественное и дешевое. Разум вызывает тревогу, но работу печени оцениваю положительно. Бумажный мешок с углем украден из магазина господина Пригчара. Освальдо Ноттингем написал ему записку «пожелай нам удачного барбекю». Вещи познаем непосредственно. У катафалка облезлые покрышки. Могут быть еще трупы. Усатый мексиканец на упаковке слабительного, ее переложила ко мне идущая со мной в купальнике Дженни. Со связки ключ тебе. Ключ мне. Ключ ихтиозавру. Оставшиеся преподнесем раскрывшему объятия медиуму Болдеву Хачаранге. Если определит, что-то откроет. На песке ты, Дженни не ерзай, жалобы я вечером не приму. Коровы не пьют молоко. Освальдо Ноттингем решил проверить. К жующим челюстям стакан с логотипом издыхающей корпорации. Уткнула руку в бок, откинула плечи, сзади неотразима. Занимайся коровой. Банковские котировки рухнули, акционеры сбрасывают по дешевке. По грязи скольжение нехудшее, свергнутый вождь в низину на спине, прошедшие дожди отбытие ускоряют, племя в верховьях празднует, протягивает набитые трубки наблюдателям от общественной организации «Цивилизация всем», вместе со мной она прислала Муравья Хименеса, чей взор на события из мутного в отсутствующий, старание почесать локтем щеку громадно, дым задерживается до бесследного исчезновения в недрах, к моему рассказу, что мы не у океана, на боливийском склоне покуриваем, вера у него есть, о родившейся в Боливии прапрабабушке Чочоле он забормотал. Умирающим голосом спрашивает, не пойдем ли мы с ней познакомиться. Выберемся на лечение болезнью. Сбрасыванием на него бомб сексуального бессилия существование исполнится праведностью. Надо купить средство для глаз, от соли и солнца потери они несут. При ходьбе прямо уводит влево, на стометровой дистанции сорокаметровое отклонение. Был асом в роллах. Для женского и собственного смеха примеривал тесную форму тайского спецназа. Бежал бы стометровку, через двадцать метров в трибуну бы врезался. Забытый на пляже свитер. Его стянул с себя преодолевший отходной колотун Че-Че. Вывешено сушиться прошитое пулями подвенечное платье. Тетушки выстирали, зашьют и снова можно использовать. Под джин, выпиваемый в компании ряженых магарадж, вспомнилась тусовка с бананами на елке и пересыпанными шоколадом креветками. Пожелайте дальнейшего развития погорельцу Лазурного Берега, уловившему на пепелище состояние Будды. Для финских групповых плясок народу, говорят, не набрать. Прислонившегося к пожарной машине Кубинца Кажется Кубинца вырвало, с собаками он на темы отстраненные. В его рюкзак я бы влез. Меня бы он не донес, но сейчас он тащит вес, моему лишь слегка уступающий. Все пожитки, какая-нибудь литература, я видел его, читающим на пляже «Гроздья гнева». Взял с собой. Не мог же он выбросить «Гроздья гнева». Посредством дарения книга перешла к Хасану Лечо. Тут за судьбу книги я не поручусь. Выписываются чеки, выручаются помолившиеся должники, причитавший о безбожном мироустройстве фермер Ичтан плюнул на здравый смысл, вознес оглушительную молитву, через пять минут Абсолют прислал ему благодетеля. Ваш долг я покрою, но отныне вы не фермер Ичтан, а прозябающая в кордебалете балерина Фраппи. Но я не женщина. А вы себя ощупайте. Громовой смех забавляющегося Вседержителя. К перемене пола заражение сифилисом. Тайские поэты какого века вас привлекают? Саблей ко мне, думаю, не притронулись, вилкой в глаз у кого-то в планах, я кушал в Калангуте папайю. Мне крикнули, что я магазинный вор. Освадьдо Ноттингема я узнал и мы засмеялись. Обругавшего подругу бородача ему вздумалось осадить. Ударю в живот, выпитое пиво рванет вверх и вниз, врежет по мозгам и хлестнет по яйцам, она же замечательная махила, какое у него право ее обижать? Они заодно. Объединены, скорее всего, любовью. С обоими, Освальдо, драться тебе придется. Уясненная ситуация. Отступление к живописи региона Аквитания. В сваленных для сожжения натюрмортах Арни Урни ты бы покопался? Полотна с мертвыми курами. Скончавшимися, зарубленными, лежащими на столе, прибитыми к сараю, сидящими в измазанном кровью тазу, подвешенными над порезенными лимонами и тыквами. Мне бы лимонную. Забирай без спроса. Станешься интересоваться – умирающий, прибежавший из хосписа агент безбожную цену заломит. «Курица Феента Извента». Резольвента. Вспомогательное уравнение. Не выплескивайте их. Сохраняйте. У кого в моче есть наркотики, пореже справляйте нужду. Руку ей в карман не за кредиткой – оттянуть на бедре кожу, подарить ощущение. Деятельность ночи. Шарик на палочке. Палочку добавлю и будет вторая. Желтеющий рис ими съем. Мы будем обладать совершенством. Нищеты ты, Христо, не сторонись. Нога обязана выпрямится, скрючилась она обратимо, я бы расходился, но мне не встать, мой парашют кромсается озверевшими рукодельницами Пилтой и Грубтой, при следующем прыжке приземление мне бы оттягивать, беспокоит, что будет больно не только мне, но и земле. Засовываются ореховые конфеты. Действовал бы язык – им бы выдавил. Волосы разрешаю мне за уши. От заглядывания в пропасть они у тебя не дыбом? Беречь себя не привык, с нарезкой до противного нетвердых помидоров, размявшись, справлюсь, глаза резануло солнцем, находящимся за спиной, от автобусного стекла отскочило. Солнце раскрашивает. Оно возьмет натурой. Законы кармы и по-твоему иллюзорны? Дирол со вкусом мяты. Раскосая махила, насытившаяся бараниной с резким соусом, резинку пожевала, но крайне пряная – индийский поцелуй. Мне показывают короткий путь до мечты. Говорят, идти по шоссе. Волны меня переворачивают, lucky crazy lazy old sun, как на вертеле, обжаривает равномерно, прижатая камнем стрекоза улетела. Болгарский культурфилософ запрыгнул на капот и помочился на салатовый кабриолет, при знакомстве с ним на Гоа он назвался Христо. На рюкзаке нашивка афонского общества охотников на кабанов. Небо над раскрытым ртом разделяется на умиротворяющее и терзающее. Освальдо Ноттингем закупился для отлета и проверяет вместимость. Чемодан не закрывается. Одиннадцатую бутылку Old monk будет вынужден выложить. Погуляв по красному, скачу по ковру из слившихся синих лепестков, на акул мне говорят не наскакивать. Неуверенные в свой смертности девушки слизывают с пальмового листа плавленый сыр, завывание в голове от неточной настройки. Распаханный метр. Падение носом. Мне в спину ногой Родри Сой, мой близнец с Альтаира. Выстроенный из кубиков склеп, переделываю тебя в мюзик-холл. Обломком предупреждающей вывески выметаю сор после вечеринки с излишками. Преследуемому бизнесмену Индерпалу презентуем кокаин, добавляющий прыти. За электронную сигарету нищего Пистамбара не допустили участвовать в мангровом пикнике. Мигает застекленное фото деревьев, а на днях было замыкание и пожар в настоящем лесу, Пистамбар помнит, как Индерпал пошел в гору. Помолвка с девой из семьи решительного монополиста. Зарядка с гантелями. Наркоограничения. В единении с природой он хмур. Запреты направлены на порабощение духа. Лысый, застывший в движении манекен. Меня вело сознание достижимости свободы, волос я не досчитался. Вилли Нельсон поет «Imagine». Бармену за хороший выбор я отрываемый от себя косяк. Объявив перерыв, он скрылся выкурить, спустя время прокричал из-за двери о скором прибытии подмены, я промолвил, чтобы никого от ни какого дела он не отрывал, в баре лишь я, а меня можно не обслуживать. Не выпью – на ипподром не пойду. Что за ипподром, нет ипподрома, ты докури, и уверенность тебя покинет. У меня она осталась. Волью в задымленный чан виски, джин, алкоголь – ее унесет вырвавшейся из пожара косулей. Не лошади, а косули. Хлопок измазавшегося кетчупом джинна, и копыта засверкали, зрители заорали, курил ли я вместо завтрака и обеда? Комплект постельного белья часов в одиннадцать я присмотрел. Изрезали простыню на маленькие паруса. Смастерить столько корабликов Кришне меня не уговорить. Воспитательница с красной пышной прической обнимала меня в благотворно воображаемом детском саду. Догнивающую кувшинку уносят создатели цветочных памятников. К задумавшему самоубийство Гаэтано на балкон сел ангел, они коротко пообщались и пошли за ромом. Дилер пляжа Вагатор сказал, что я джентльмен. За косяк заломил чрезмерно. Банановое суфле она после разочарования в любви. Ухлестывающий за ней штурмовик представился профессором экономики. За налет на национальный банк его взяли. Пятки горят, крики вырываются, угли, выходит, не остыли. От подбирающейся волны Пейзажный Кюхтель рывком. На осеннее копирование подводной чащи, предавшись воле Абсолюта, нырнет. Пицца гробовщика Манджуната нехороша. Золотогривые жеребцы заболевают от отказов неказистых кобыл. Осыпание плитки вызвано попыткой суицида лбом об стену. По вопросам сексопатологии доктор Харимчар консультирует после заката. На Гоа русский след, у правителя этого штата, возможно, сахалинские корни. Слышал от людей приличных, обкурившихся. Никакой грузовик песок на меня не высыпал. На берегу я лежал, лежал, лежал, и меня постепенно покрыло. По двум практически отвесным доскам вверх катится детская коляска. Если опрокинется, находящегося во младенчестве самого себя мне не поймать. Иду по лужам, наступаю в залитые слезами глаза, собираюсь поднять настроение принятием снотворного и сном без сновидений. Окурок далай-ламы. Хватай его, не откладывая, мы не вправе его упустить. Прыгающий в ту же волну. Он из шестого поколения выборгских алкоголиков. Марихуаной надеется пересилить. В меня сзади уткнулась машина, на ее крыше складная лестница. Доедем и полезем срывать плоды мудрости, до этого в огороженные частные владения я не забирался, в меня стреляли не там. Мир вокруг меня снижает мой иммунитет, в итальянском ресторане паста начала скакать и забрызгивать шипящим соусом. Состояния чистого сознания дергающийся во мне дух никак не достигает. Для твоей груди, Дженни, майку мы подберем в Калангуте. Шлифуем концепцию доминирующего возлежания. С раскованными улыбками о паранормальных явлениях под куриный рулет. Заповеди уносятся порывом отчаяния, дискотечные танцоры кидаются душить всех подряд, купленную тобой банку безалкогольного пива я, Джапанияд, расплющу об твою глупую физиономию. Вытащите меня из пространства мультфильма Gorillaz, освободите из разрезаемого маньяком помидора, в легком подпитии мы бы от дьявола не отмахивались, предложение надеть его носки я встречаю ударом по тянущейся ко мне руке со стаканчиком рома. Ее задница эмпирически реальна. Зашедшаяся в суматошном ритме послушница торгующего пряностями монастыря, кричит что жара заставляет ее сдирать с себя нижнее белье. Стычки с монахами? Затем пустое пространство? Старейший индийский жулик, столетний продавец сувенирной лавки, немощно божится, что четки он нам по честной цене. Разделяемся на медленных и неподвижных. Захватчиков нашей планеты организованной обороной мы остановим. Я косточка от манго, вы, соратники, знаете, во рту их неосмотрительного предводителя я большой и опасный. Спиной испорчен асфальт, воздействующие на сердце дорожники стремятся оживить, чтобы осудить. Корабельным производством рекомендую им не заниматься, нам и для сопротивления на суше бойцов недостает. Поросенок Фрикбрик выбил освобождение от войны. В квартале шестнадцати мангалов он шастает – под знаменами любвеобильных поп-звезд-пацифистов. Не выдержали заглушки. Столб наклонился ко мне прикурить. Я отдаю должное реаниматорам. Меня привели на беседу о категориях просветлений. С потолка не потекло, а я так мечтал о дожде. За ревущими гитарами doom направления давайте услышим колокольчики. Ее фары затылок мне не нагреют, следующая за мной на пыхтящем грузовике наследница Индостана приближается и отпускает, не давит и не отстает, к ее заигрываниям я без комплексов и надежд, с запуском из направленного на нее рукава снаряда-стабилизатора ситуация станет выигрышной. Исчезающие на фасаде балконы. Серия ощутимых тычков выскакивающего младенческого кулака. Я проберусь в заплесневелые недра, ноготь указательного пальца сдерут за вход, корневая музыка гуронов неудовлетворенность уймет. Ножки от кровати отвинчиваются. Приделываются грубные винты? Ангелы не были людьми. Произошло разветвление – мы из обезьян в людей, они в ангелов. От раскаленной выпивки меня бросает мыслями на родину, Христо называет это синдромом вывернутого наизнанку ночного колпака. Шоколадное масло на черствый хлеб. Катящееся к краху рандеву я этим кажется не спасу. Пуловеры от дизайнера Мауранги. Забывшимся от красоты, я стоял, вход перекрывал, когда меня во сне поедал крокодил, была не боль, было двоякое ощущение, что я уменьшаюсь. Рельсы в океан. Мимо моего уха махающая крыльями утка. Вспоминаю, что же она успела мне прошептать. Пересечемся у супермаркета Ньютон. На бродяге новейшая бейсболка, месяц назад я видел его в грязнейшей чалме. Знатоки местных обычаев утверждают, что надетая чалма выдает неравнодушие к религии. Хасана Лечо подрубила собака, тащившая в зубах длинную палку. Попадание ниже колена, заваливание с угрозами, любителей животных настораживающими, чувствительная ливерпульская девственница воскликнула, чтобы вставать он не смел. Ты дернулся, и Берта тебя приковала. Лежа собаку ты не прикончишь, светлой волей святой Берты Кентской попадешь под выскочившее на тротуар авто, чистоту она наведет. Живодера убьет, пьяного водителя отправит за решетку, Хасан Лечо слушает и в адрес собачки уже ничего не изрыгает. Рудиментарный склад. Запугивание высшими силами воспринимается с полнотой папуаса. Знаешь, почему хозяин собаки на твои выпады ни слова тебе не сказал? Умный он человек, неверующий, я думаю. Пути неба. Ладно, можно о вечности. Накануне перелета в Бангалор сражавшийся с волнами Акробат Инусс поинтересовался, легко ли отвинчивается шасси. Славный своими достижениями акробат. Твой приход сравним с приходом буддизма в Японию. Не подскакивай и не бросайся во двор, резать папайю уже кто-то посажен. Массируйте ляжки. Хлопайте цунами, жмите лапу тайфуну. Прославившийся колесами и косяками Чунгара проводит распродажу всего ассортимента, я протираю глаза у салона оптики, устрашающая махила в индейском оперении преследует татуированного коротышку. Боже мой, в животе есть место для сотни пуль. Кусок батареи не греет, трясущемуся Христо его не неси. С космической скоростью обдумывания пути отхода не продумать. Сходи помири голубей, своим петушиным поединком сосредоточиться мне мешают. Привезенные на икающей развалюхе трудяги лопатами выравнивают землю. Плоской ее вам не сделать. На главных площадках съежившегося во мне мегаполиса пускаются фейерверки в честь отдаления от намерения ускорить залезание в ящик. Не провожайте меня, люди Гоа, после девяти банок пива я и сам доберусь. Бесподобные традиции. И крендель масалой посыпали. Оборванная махила с неопределенной формой за спиной. Кого она тащит, я не понимаю, дополнительное понимание мне запрыгивание с разбегу в океан. Брызги несвоевременного поворота, раскачивающиеся баньяны в моих полузакрытых глазах. На переливающемся предгорье пейзажный Кюхтель прилег подержать погнувшийся руль упавшего велосипеда. Не дожидаясь такси, задвигаем шлепанцами, предстоящий дальний путь до заповедника Котигао видится туристической прогулкой от ресторана до храма. Нищий Пистамбар заглянул к ювелиру, выслушал его жалобу, что аренду платить ему нечем, упаковка сахарных карандашей для рисования состояние ювелира Дикшита улучшила. Музыкальный, жующий чеснок Фрибрик. У этого поросенка есть для меня удивительная штора. Поднялся на подножку. Поезд в Мумбай ушел, а я по-прежнему стою. Магия Индии дарит стопроцентные шансы прозреть. Пистамбар вывел меня на Мадхава, который поинтересовался, какой мне нужен ствол. О покупке оружия я не задумывался, ловить момент не стану, Мадхав говорит, что по деньгам мы сойдемся. У европейцев тугие кошельки. Представление, имеющееся здесь у всех. Обзаводиться стволом я не намерен, но теоретически я могу бы выделить на него сумму, мною Мадхаву названную. Он взорвался, о неприкрытом издевательстве прокричал, мне было смешно. Никакого издевательства – больше я не наскребу. Ствол мне, чтобы ограбить банк, вооруженное нападение совершу и сочтемся, не хочет он от успешности моего налета зависеть. С презрительным, дополнительно смешащим бурчанием в сувенирную лавку прочь от меня заныривает. Ниспровергателям истин я бы сандаловую обезьяну. В Дамаске услышан ты был? Снимаемые предметы одежды Дженни бросала на клавиши. Фортепьяно восторженно вскрикивало. Наша мелодия была порывистей Генделя, Иисус на пляже грозил кулаком. Освальдо Ноттингем уверял, что это его двойник из Флоренции. Возведу тебя под руку на возвышение, где буйствуют трупы. В ходе прощания мы обсудим единую сеть. Мой разум ненадежное хранилище для обретаемых здесь сокровищ. Обжигаемся кукурузой с пуэрториканцами, на их фотографии Папа Римский в дизайнерской кепке. Асаны вы без участия мышления? Шикарные у Освальдо Ноттингема барабаны, он стучит, а звук не слышен, над океаном проплывает обернутый для сожжения мизантроп. Юнец ползет, срывая одуванчики. Ты, парень, вероятно, обиженно. Растопырь пальцы, вкусную сигарету в них вставлю. Камешки под ногами массой жуков врассыпную, махила, одетая с мусульманской закрытостью, идет передо мной обнаженной, в намеченный мной контур свиньи живописец Бочабайна вписал святого быка, мы купались в токах Вселенной под музыку из Танцев с волками. Загнившее снизу дерево спилить и кроной врыть в землю. Сохранить ему жизнь действительно очень хочется. Эриды с перевернутого парома, раздевайте нас, непокорных мужчин, нам не отважиться снять перед вами наши доспехи, утягивающие нас на дно. Пранаямой избавился от поноса. Жонглировал бутылками. Все побил. Меня освистали, но я покидал арену с удовлетворением, битое стекло для выступающего за мной йога готово. Обложил тоталитаризм. Вылез из джипа помечтать. Усадившего в него океанскому Хачибу пожелал не познать банкротство и отпустил восвояси. Его дело связано с водой, обрюзгшая жена на отстегиваемое им от навара разъезжает по Европе, ко мне его в баре мое прямое отношение к белой расе, я думаю, привлекло. Закомплексован от относительно этого. Денег не сосчитать, недвижимость в Праге и Генте, имеет право приказывать многим людям, но внутренне второй сорт. С пьяным бледнолицым интонация заискивающая, под начатый разговор о Соборе Парижской Богоматери предложение угостить «Джонни Уолкером», в Париже, осведомился, вы были? Заезжал. Виски за его счет я трижды, источники мудрости у нас разные, отправленный на луну зонд кости динозавров высмотрел, мне докладывали. Жили и скончались. Кто из нас не умрет? Не останавливайся, бармену скучать не давай, беседовать с богом виски мне не мешает, наступление неверия – замечательное духовное испытание. Укушенная шея. Жена никого не благодарит. Тебя бы следовало. О боге позволительно забыть, но ты ее всем обеспечиваешь, покупаешь билеты в бизнес-класс, ей бы покрепче тебя обнимать. Разлюбила – не полюбит, искренним покаянием перед небесами ты ее не вернешь, работникам ты наверняка не доплачиваешь. Загоняешь их в нужду, лишаешь положенной на ужин курицы, карамельщику Марко ты не хозяин, однако распоряжающийся на туринской фабрике босс по жадности тебе не уступит. Марко милый парень. Делает карамель, делает детей, слушает священника и написанные с коммерческой целью песни, навязчивую мысль о суициде я ему желаю перебороть. Блокнот №2 Спина ободрана спуском, переворота на лицо, чувствую, не случилось, следом за идущей лавиной спускался, не догонял, в горах наблюдал зарывание в снег неспособных вернуть кредит, отвергнутых любимой кузиной, закутанная специалистка, обворовавшая свою женскую консультацию, молила: не укатывайся, я приведу сюда Джонни Кэша и вы, затянув «Would you lay with me?», подарите мне фантастический оргазм, после можете устремляться к подъездной воронке летнего лагеря Мужчин, Не Намеревающихся лечиться ни от какой Зависимости, колокольчик на запястье. На исполнение заказа у прислуживающих вам волонтеров тридцать секунд. Задержка простительна лишь с гашишными макарунами и переливаемым из бочки виски Tullamore Dew. Душ сломан. Вырван в мое отсутствие. У меня побывал демон энтропии Удунна. Гравием на задумавшуюся голову. Что еще за капельки? – он вскричал. Выскакиваем на полустанке, хватаем прозябающую билетершу и с ней в вагон. Направление задает посмеивающийся Абсолют Не Для Всех, проходящего гуру спрошу, придерживаются ли они между собой норм джентльменского поведения. Дрожание зарослей не от людей. Буйство красок и энергий сбивает стражей сознания с толка, в нарушение инструкций они помышляют выпустить заключенного погулять. Глаза отказывают. Сход в ад оснащен поручнями для инвалидов. В кроссовки Найк положили бананы, примеривавший баскетболист из Играющей на Крутые Деньги Команды Шивы их не раздавил, доказал бестелесность, под стук мяча вслепую стремлюсь обратно. Мне внушают удушить себя шейным платком. Пот со лба на ладонь, насыпанный в нее чай безусловно бы заварился. Свидетелем является торшер. Она пишет комментарии к махаянским текстам. Я распознал в ней женщину, предпочитающую встречаться без продолжения. Дом – второстепенное направление. Растекаюсь по пространству разложившимся на молекулы гранитом. За черными очками глаза набродившегося до отупения путника. Губы шепчут, я не сдаюсь. Смерть становится объектом восприятия, нам разрешают пройти через двор, снайперы нас пропустят. Кофе охлади. Для полноты обжигайся. Число душ бесконечно. Канон детектива соблюден. Расцарапавшего себе лысину пакистанца с крыши они высматривают. Не мишень он нанес? Карту Шриперумбудура. Грозные террористические знаки. Рельсы не оборвутся. Не выглядывая из окна поезда, уверенно не сказать. Кубинец Кажется Кубинец рассказывает взволнованно, высшая и единственная реальность это Брахман, в цепи причин и следствий мы с ней перепихнулись под панк-рок. Нас поместили в укрытие. Рослая и спящая с ладонью под подушкой, телефон я отключил ради нас двоих. Пожив, она одобрит. Родилась на северо-западе Бангладеша, исторические корни подозрительны. Голень человеческая. Индейцы переселенцев не ели, цивилизации у них чуть повыше была. Двести пятьдесят рупий на покупки. Без клико. О назначении этого здания я подумаю, не заходя. Окна в нем есть. Вход столь же круглый. Стены покрашены истерично. Моргну и пропадут? В левое ухо влились слова «Добро пожаловать на молитву». Из правого выпрыгнула ящерка. Устремляется в наблюдаемый дом, распрямляется до идущего с посохом монаха, становится вкатившейся в дверь планетой. Идеально по размерам вошла. По расцветке Земля. Не остановившись, первый этаж она покрушит, на втором, смотрю, промелькнула, набирает высоту, чтобы пробить потолок и вознестись в бесконечность. Ее место на небе. А дом не на небе? Он в Кандолиме, ты чего? На меня еще воздействует. Иссушающий природный продукт. Прошедший от передоза ураган унес великолепного человека Калидаса, разъяснявшего нам крикет. На его похороны мы с зонтами любого окраса, помимо черного. Трава выедена здесь до кроликов. Страх перед длинными ушами, кому бы они ни принадлежали. Шкипер Часто Тонущих Кораблей выходит на связь из Калькутты. С полпути, если в гору, легче вниз, но терзающие свою плоть обожают уставать. Уши-Шизо-Иум. Предлагай мне решение ненасильственное. От Абсолюта мне не уводит. Расплачивающийся картой Муравей Хименес пробурчал, что о курсе валют он спросит кассира, выбранная им банка ветчины в двенадцать евро ему обойдется. Дашлошари. Грозный колдун Дашлошари впаривает мне куртку хоккейных питсбургских пингвинов. Развивающее прикосновение к истине случилось в краткосрочном замесе с английскими моряками, вызов на поединок последовал от Муравья Хименеса. Идет колено. Пальцы из-под днища машины налогового инспектора Прадипа хватают ногу в кожаном немецком штиблете. Живущих на мелочь они не утягивают. Рабство веры в свою особенность губит пляжный настрой. Я использую имена всех известных мне покойников, начинаю называть ими песчинки. Разрезанный троллейбус, на каком ты участке дороги к обескураживающим ответам? Сумевший влюбиться заслуживает миллиарда. Время поверхностных отношений, жалких привязанностей, не вызывающих воплей и слез, Кубинец Кажется Кубинец протанцевал весь вечер с высоко подбрасывающей колени махилой, в ускоряющих свое мелькание полосах света о вознаграждении, стараясь отдышаться, завел, русский журнал «Взлет» я ему в руку сунул. Не знаю, откуда, на стуле лежал. Мантра «Тат твам аси». Дух обязан высвобождаться. Побудь на дискотеке обратимо, но Обращенным. Посмотри на фотографии самолетов. Пропаганда, конечно, на моей родине ей сейчас значение придают колоссальное, твой истинная любовь к барной стойке тебя призывает. Иди, купи девочке коктейль. Успел угостить шестью и чистым виски? Отменно она держится, опытная малышка. В моем зубе было дупло. Проход к Богу. Его заделали. Сигаретная пачка пахнет парфюмерным отделом, элегантная ручка ее, полагаю, держала. Понюхайте, купите. Я тому англичанину дорогу пересеку. Детей, торгующих благовониями, скликают кушать украденный торт. Напряженная асана. Мерный дыхательный ритм. Если бежавшая к тебе женщина, добежав, убегает, она необязательно бежала не к тебе. Всего ей хорошего. Она бодра, и я от слабости не качаюсь. Поел полуфабриката, фарфалле с курицей, посмотрел фильм, мексиканскую драму о геях, Сушилла требовала переключить. О печальном для нее убывании моего сексуального пыла беспокоилась. Грустное кино впечатлило, от печали и откровенных сцен член закономерно съежился, эх, Господи, когда же взаимопонимание установится в мире намертво. Отдельные несознательные раскачивают, а оно намертво. Крикетное столкновение. Сбор тайцами фруктов. Программа о таксах. Позже мы, Сушилла, в постель, про такс интереснее. Запрыгали лучи на листве. Ветер раскачивает должников солнца. С ее сумки на меня смотрит лицо схватившегося за нос Элвиса, бедрами в его стиле ты, крошка, для меня, для меня второго и третьего. В кровати мы насытились. Желаю того же уничтожающим ее древесным жучкам. Уложили асфальт. Отдали прилесок машинам. От токсинов более сшибающими грибы станут. Муравья Хименеса назвали эмоциональным калекой, отхлеставшая его махила надеялась, что от порки он возбудится значительнее наблюдаемого, тебе пришлось работать дегустатором двадцати четырех видов западно-бенгальской настойки, дергающийся глаз – приемлемый ущерб. Вздутый кошелек. Смерть последней купюры. Сама не беременеет и другим не дает – о старшей сестре она негативно крикливо. Нежность Лилавати на меня не распространяется. За Христо приедут из болгарской шахматной федерации, туда электронным образом заброшено, что некий болгарин разорвал на четырех досках посещавших Гоа английских гроссмейстеров и международных мастеров, Веселин Топалов сдает, и его места лидера национальной команды займет Христо. Выглядящая гиблой позиция. Подливаемый в стакан ром. Тебе бы, Христо, не бессмысленно глядеть, а гениальное решение поискать. Плавающе высматривается ход единственный, достойный Абсолюта, заедающий вентилятор настрой на гармонию сбивает, отчаяние, приветствуя, напрыгивает плечом. Великолепный удар мне в пах. Съеденный раком гортани сексуальный герой, я обниму твой труп, братишка. Ментальный кризис. Христо поборол, но у Базельской Пивной Лошади выпить не желает. Человеку без запаха его доверие не завоевать, картофельные котлеты алу тикки любовь не доказывают. Страх перед нырком во мне впалая махила, привстав с эрекцией, связываться с религиозной отказываюсь. Шляпу с ее стола увезу на скутере. Иисус вырос в условиях худших, пиво за пятнадцать секунд стало теплым. Жара прикончила крысу. Пожарный смотрит на дым, тушить, он думает, нечего. Мяч в два раза больше ребенка, отец не просыхает с прилета из Генуи. Мы разговаривали о Боге. О сексе в кустах. Опустил ноги в протекающую мимо лаву, шел в бар подпрыгивая. Вертлявый монах, тебя я приобнял в состоянии неадекватности. Скрежет открываемой фанты. Меня будит полная малолетка Гопинат, я просыпаюсь и возвращаюсь. Колебания ума приостановлены. Радость на местном – мудита. Муравью Хименесу разбили очки, но они были не его. Попавшая в меня из бластера космомадонна обогревает в ледяной тундре останки Фила Филлуила Филлулаилла, тратиться на сигареты почему-то поперек горла. Стакан я не выроню. Поцелуй был неощутимый. Невыносимая Гопинат не набрасывается. У тебя пятьдесят рупий, тебе рано завязывать, бедро Пандавати я пытался съесть, удивительная махила тихого нрава. Иисус Христос назвал меня крутым паяцем, я во сне почти не дышал. Мы падали в прохладные лужи, весело раздевались в неблизкой галактике. Я не узнаю свои ноги. Вероятно, распухли от войны с песком. К лошади приделан винчестер, если я ее оседлаю мне придется стрелять. Купаюсь с пустой бутылкой, не зная, чья, боюсь потерять. Он президент Узбекистана. Выловленный мною азиат мне, надеюсь, соврал. Нам раздали по атомной бомбе, а я предлагал по живому апельсиновому дереву. Растягиваются уши. Мокрые руки творят непонятные вещи. Официант нокаутировать подносом не должен, на покойнике адидас, пробежки он совершал с махилой в столь же прекрасном спортивном облачении, содрать с нее юбку мне посоветовал появившийся в окне жираф Тофи. Простыня обожгла невыносимо. Пинг-понг с далай-ламой, чудеса постного ужина. Больше пяти мячей я бы ему не отдал. Плавки на коленях. Озабоченным наблюдателем в мутной воде не разгуляться. В резервуаре для ритуальных возлияний ты словно метеор. Установите кольцо, дайте мне биту. С играми я напутал. Размахался свободно. Передавали друг другу змею, она выглядела потерянной. Кубинец Кажется Кубинец завязал узлом шторы, около двух минут на показываемую им фотографию я смотрел. За барной стойкой ползал допущенный до алкоголя распределитель-новичок Пракаш. Бессмертный капитан? Пиратский идол? Освещение в заведении маломощное, звезды за окном ярче, три одна над другой. Края созвездия потеряны. Вход аркой, форма – перевернутая бутылка, заглавная буква пронезена пальмой. Малина возбуждает вампиров. С Кубинцем Кажется Кубинцем владелец сплющенного катера вести дела отказался. Иорданское пиво Петра забирает, я отвечаю, отменно. Посуду Сушилла вычистила, выложенные на блюда цыплята недостойными себя его не сочтут, такой кусок пиццы влезет не в любой рот. Несчастные мои плечи, тяжесть зимы. Я уповаю на бангалорское просветление. Храню деньги под стелькой. Эффектные ботинки с длинными носами. Их взяли у меня поносить. Ворота к славе и еде заткнули отрубившимся элефантом. Муравей Хименес пытался вручную искривить толстый ствол. Наковырял не картошки, а ржавых монет, к нумизмату Суману мы далеким переходом. А серьги у того слона были? Любовная стоячая поза. С берега, если смотреть на берег, видна хижина с вылетающими из окон искрами. Муравей Хименес пробормотал, что погода ухудшается и закинулся горстью. Индия кем-то открыта. Кем именно, выяснить пока не удалось, до ночи мне необходимо узнать. В требованиях к ангелу-хранителю постараюсь быть скромнее. Вздумается метнуться под поезд – можешь не спасать, но до железнодорожной станции мне придется как-то добираться, и в дороге мне бы от тебя защемление спинного нерва. Мне не пошевелиться, задуманным способом самоубийство не совершить, правая рука, похоже, действует. Спрашиваю у водителя нож, чтобы по горлу себя полоснуть. Ибрахим бы мне протянул. От залезания в такси к вооруженному отмороженному Ибрахиму ты меня обереги, заботливо подведи к машине боготворящего бабочек Капила, отвечающим задаче будет и лишить меня денег. Такси тогда отпадет. Утверждение бюджета на завтра. Мышление бурлит дискуссией, включать ли еду. Провод от телефона к барабанной перепонке, по нему, думаю, идет Стравинский. Бургер жевал, музыка прерывалась. Куда ты потащил ее чемодан, в нем моя выигранная в дартс мандолина. Я обещал сыграть на поминках мирового зла. Брюки бы ему поменять. Вычурно выглядит спереди. На святую Жанну де Шанталь обкуренным возбудился и засохло. Венозные ноги в шортах, потухшие глаза-икринки, бизнесмена на Гоа занесло. Бристольский канал. Ни к чему спорить, чья родина страшнее. Ухо параллельно воде. Разыскивал в темноте Хилтон. Издевался над заинтересовавшейся им полицией. Муравью Хименесу и койки в хибаре теперь не снять, но апломб сохранил до капли. Необусловленность нерасторжимости. Дженни искривленная, современная. Диван она заправляла пальцами вытягивающимися, деформация представлений о ее структуре коснулась и шеи. В океане отбита задница. Возможно, речь о нападении врезавшейся в меня гигантской черепахи. Плещется вода. Темп для мозгов невыносимый. К мышлению, как ни крути, вопросы имеются. Эспрессо тут не дешевле капучино, патроны в винчестере никак не кончаются, двадцать семь неугомонных теноров я воображаемо положил. Облезлый Оборотень, продержавшийся при военном обозе не слишком голодным, полагал, что из пушки лезет фарш. Котлету обжаривайте несильно, соус предпочтительней не карри. Осторожно, здесь мангусты, пишу для змей извлеченным из золы карандашом. Пальчиком по экрану телефона. Поститься следует непрырывно. На Дженни я имею больше прав. Увидеть меня в боксерском халате за окном подскакивающего поезда она не рассчитывает. Индия ослепляющих цветов. Огнетушитель под стеклом, замызганную отделяющую вещь расколотил я, пожалуй, рано В чашке ложка. За жидкостью тебе, Христо, придется до Ганга пройтись. Ноги распухли от алкогольного заражения, запасные солнечные очки подвешены на ворот майки NO MELANCHOLY, есть новости о потерявшим способность к речи Че-Че. Мы запомним его яростно проклинающим Сарасвати и ее священного лебедя. Распахнутые двери лаборатории имени Лазаря. На завтрак непойманная оленина. Не нужно пытаться нам доказывать, что в спичечном коробке у тебя спички. Поехать туда, где заросли еще гуще? Наслаждаться жизнью, ничем не занимаясь? На такси отсюда в Париж. Ты одумался. Катер возьми. Пробка со львом вдавлена скрывающейся от солнца румынкой, на Гоа кто не удалбливается, тот хотя бы по рому. По пиву. По океану. Котенок умоляет тебя взглядом пролить сливки, о дыме мы говорили многократно, он тема неисчерпаемая. Я полез за сигаретами и предчувствие укуса меня прожгло. Зубастый дрольхаус, орудие пудхидов, он из измерения Обратная Квекла до моих пальцев дотянется. Сигареты еще не сжевал? Свое неприятие курения они распространяют на все параллельные вселенные, не ограничиваясь уничтожением сигарет, калечат тянущиеся к ним руки, принявшие человеческий облик существа их мрачного мира засели на нашей планете во Всемирной Организации Здравоохранения, бешено ликвидирующей оазисы, где люди сидели, курили, отдыхали. Беспредельные упыри. Африканским ребятишкам, ты вспомни, прививки ими делаются. Для прощения, на мой взгляд, маловато. Не стану тебя переубеждать. Сигареты у тебя остались? Угощайся. Над постепенно исчезающим собором вьются становящиеся все четче стервятники. В Христо кинули чипс. Он поймал его ртом в полуметре от пола. Показал шотландским наглецам, что драться с ним рискованно. Ширшасаной нерегулярно. В винный погреб, конечно, ведите. Вам не терпится посмотреть на небо, но люк я поднять не могу, это меня осквернит, на него наложила корова. Прошелся с корзинкой по магазину, отдал ее на выходе пустой, пропахшей рыбой. Где рыба, не знаю. Басом в проходе. Между ирландцами повелось соотечественников в грудь и тост за Дублин. За недружелюбный взгляд накидываются двести рупий. Разрисованные арлекины с газетами о войне. Ноги несут Дженни закинуть их миллионеру на плечи. Умерший цветок выбрасывается в горшке, тебя, наш приятель, словно в гробу хоронят. Городская свалка, я допускаю, и для меня будет святой землей. Раскиданные штаны и носки. Сын брахмана и аристократки из Кучи. Выкрученные руки и ее облитый коктейлем парик вспоминаются под утренний дым. Кто откусил мармеладное ухо коня Раджи-пончика? Живот под красной мантией придавливает меня к букмекерской конторе. Ставку меня вынуждают на боксера из Ватикана, у рыночных ворот я бросил свой танк. Вы что, его на эвакуаторе? Он же расплющит. Среди нечитаемых знаков русская буква Ц, возможно, исхудав на Гоа, я при строительстве новых миров буду циркулем. К пистолету у него собака. Она довольно смешная, думаю, и пистолет у него игрушечный. Розовые надежды напавшего демона отстреливающийся полицейский не оправдал. Испарение от пули в пах. Серия лепешек с жирной бараниной. Поражающие представления о спортивном питании. Пухлую я бы раздел, а с ее подругой у меня уже было. За автобусом на ходулях. Да там никого. так падает свет. Какие шикарные волосы у женщины с косоглазием и отсутствующей грудью. Напивались до бесчувствия у кондитерской фабрики, запах шел карамельный. По пробуждению первая мысль, что ты снова ребенок. Пожилой в синих шортах потерял очки, без очков его никто не узнает. Если у нас фотосессия, я побреюсь, надену турецкую феску. Дженни не понимает, кого я запутываю, Муравей Хименес перепутал на часах толстую стрелку с тонкой, закричал, что к ожидающему нас с ромом мудрецу Балабриште мы опоздали. Протяжный гудок необъяснимого. Проносятся шпили, высовываются и машут повешенные на рее. Набери для праздника. В вареную кукурузу плеснешь. Хасан Лечо сыпет из пакета коричневое. Товарный вагон грузовой компании Намасте. Мы когда-нибудь повторим. Номера подешевле разобраны. У меня ангамеджаятва, неустойчивость тела. Трясущиеся цветы над лесом. Садовника Быча без присмотра не оставляй. В папке у него план воссоздания первобытного мира. Разъезжаются ноги, рельсы. Ее желтый телефон дает цвет радуге, о надежде на стройке я в разделенных свистом словах. Журнал все для женщин переводить я не буду, не переигрывай, Христо. Крутые комиксы о фаллосе Пита Джи полистай. Черепица съехала на хребет. Нагнулся пощупать диковинное насекомое. За периметрами безопасности с гремящими бубнами, которых никто не касался. Приунывшие архаты взбадриваются опрокидывающим тропическим ливнем. Поехав дальше, наткнемся на тигров довольно грозной породы. Кому веселее в аэропорту, продолжайте кого-то встречать. Мечеть пророка Удыра, твои незримые стены принимали на себя разбивающегося Хасана Лечо, по параллельной линии с ним я связывался. Плотность застройки невелика. В аллахабадскую общину психов торговцы земельными участками клиентов не возят. Средство, меня увлекшее, рекомендовали покупать в аптеках, заодно для Кубинца Кажется Кубинца тонометр приобрету. Кувырком в бассейн. Да этой немке лет семьдесят пять. Что же она когда-то в спальне вытворяла. Зеленое через трубочку. Бойтесь распада на растение и животное. Над нами демонтируют крышу. Завтра солнце придет убивать В бюстгальтере у нее Пинк Флойд, приколотый плейер прилагается к вытянутой груди. Джи нахи нахи болта. На хинди она не говорит. Разбила мой телефон, сказала, что связи с родиной нужно рвать основательней. После океана вложил страсть в обтирание, ободрал ее полотенцем. Ботинки из окна не мои. С воспоминанием о Тяжелом Боксере она расстается, сомневаясь. За седьмым пивом не восьмое, беззаботный сон на ступенях католического храма. Шумному воробью меня не разбудить Он неугомонно верещит у меня в сновидении, я утверждаю. Впасть бы в нидру. Это сон с отсутствующими мыслями и переживаниями. Осень никогда не заканчивается, алкогольную депрессию долой. Кубинец Кажется Кубинец, станцуй для меня бачату с партнершей из заоблачного яркого мира. Выдергивал на ристалище незрелых. Начальные удары говорил пропускать. Садовник Быч его не слушал, к Богу он равнодушен. Стрелы в мишени, не в людей, степенный индус вещает, что попаданий в людей у них не зафиксировано. Из горящей тьмы прибывают желающие исправить. Ради соблюдения баланса расслабленность нам придется отринуть. Я слетаю за драконами. По последним опросам среди них преобладают бойцы за сохранение мира. Воздух мне нужен. Настаивающий на ином неправ. Сейчас мне с ним не объяснится, Тяжелый Боксер ушагал вызнавать условия для ведения похоронного бизнеса. Если не алкоголь, то любовь. Да, моя милая Дженни, гашиш я специально не упоминаю. В купании я неосознанно хорош, надрывные гребки я на радостные пошлепывания, на моих глазах громадами возникают горы света. К Муравью Хименесу прислонили велосипед. Он кричал, что присел не для этого. Господа из городов, где есть метро, делятся испытанным под землей. В Нью-Йорке поножовщина за бурито, в Амстердаме бег по путям от шипящего на венгерском кашалота-сороконожки. На вымытом полу отпечатки ладоней. Акробат Инусс наследил и свалил. Помидоры полезны для потенции. На рынке в Калангуте вид у них ужасно неприглядный. Ну что с них будет за секс? Почесывания, боюсь, не от грязи. Массированный налет с отмеченными в их записях укусами? На лицевой стороне тела сорок шесть очагов. Пряной колбаской она подавилась. В бумагах о компенсации должна стоять точная цифра. Наросты на дереве – ступеньки. К Богоподобному Москиту заберешься, и он тебе выплатит, на скомканные денежные знаки ужин я ей помягче, в стакане вытянутый пенопласт. До отрыва у меня она готовилась к Пасхе. Ее любимое кофе в помойке. По вкрадчивой заявке приобрел, уступая высказанной позже воле, избавился, затем она прокричала, что ее спину прикрывал от стрел огромный контрабас. Носила инструмент на спине. Критикам-команчам черную работу затрудняла. Вошли «Тридцать строф». А меня «Двадцать строф» впечатлили. Мое отражение ринулось на меня со сверкающим пинцетом. Поглядим, какую я операцию заказал. Коллекцию ружей Базельской Пивной Лошади растащили сестры милосердия, они приходили к нему домой, когда он умирал от ожирения. Стрелок на чердаке. Фекалиями гнездившегося там дракона он в нас, не отстреливающихся. На сходе у Че-Че его и наше поведение мы рассмотрим. Личинок из лужи на суп, с кулинарной книгой мы прыгаем, ее передавая. Подсыхающие полоски на удивленном лице. Проносящийся Бритвенный Саночник его, вероятно, зацепил. Не запуск ракеты. Правду вам говорю, никакая ракета отсюда не запускается, на моей пижаме написано космические войска, но я в отставке. Христо использовал насос. Большие пальцы ног захватывал стоя. Падан. Падангу. Падангуш. Заплетающиеся языки выталкивателей неразумных концепций. Принудительный общественный бальзам, в расхождениях планет безопасность Вселенной. В кого же меня превратят испанские маги, взаимодействующие со мной через копченую колбасу из Херес-де-ла-Фронтера? Продающий по объявлению инвалидную коляску хочет купить велосипед. С выздоровлением тебя собеседник, меня не понимающий. Кишори взывала, чтобы я оттягивал ей грудь, с женщиной утратившей рассудок наедине мне тревожно. Его колеса. Его правила. Ну закидывайся без нас, мы окунемся в волнах, а там, возможно, любое желание нас оставит. На Хасане Лечо тюрбан со стеклянной звездой. К тусовочному виду времен стамбульских перегибов, он говорит, возвращается. Покрасневшие глаза молят об удобрении. Героический камбэк. Безупречно стильно. То дерево, упав, его не достанет. У этого телеграфного столба длины хватит. Вокруг него похожу для запутывания, мою поимку кому-то затрудню, садиты, харамиты, кассемиты, фикариды. Действенными методами резни и отравлений они делили презирающий европейцев Каир. Болтовня о турецких загулах навела на египетскую жуть, дефективному торговцу бижутерией закиваю и мозги взболтаю, браслет он мне предлагает мужской. Я склоняюсь купить, киваю я неспроста, Хасану Лечо дополнить его многообещающий наряд, не сходя с места, передам. Для чего он варит сливы, Хасан молчит. В кастрюлю просится резво ощипывающая себя клювом курица. Мудита не абстрактна. С растения-кондитера сдираю персиковые кексы. Ради изгнания наваждения плеснул в лицо водой, а это кипяток. Жара изводит. Не расставшихся с иллюзиями сообщение о грядущем потеплении к дивану гвоздями. Полная бутылка пива в песке горяча. Вылезать к ней из океана не стоит. С зажаренными друзьями мы жестами, показывающими, что мы живы. Про возбужденный атом сказал французский физик Оже. Ремень для удержания штанов, а не для удушения себя в адский полдень. Надломившемуся северянину Муравей Хименес все разъяснил. Откровение выше умозаключения. От щепотки карри у кого-то встает, у кого-то наоборот. Не закопали меня, не погребли. Своими нездоровыми жалобами ты смущаешь нашу милую гостью. В опрокинутом виде я не тот же, но что мы можем утверждать? Земля рождена Пинедой? О Пинеде известно мне и спрыгнувшей на разорванную мною простыню симпатичной отравительнице из Бильбао? В Бильбао высятся здания. Вроде бы очевидность, но очевидность, монахи знают, обманчива, заказанный завтрак не принесли, рыбы умеют говорить. Бесспорное отступление. Подружкам невесты не букет, а гранату. Бекон, кофе, тосты, на исполнение десять минут, с промежутком в полчаса я выкурил две сигареты, кофе у меня на столе не дымится. Уже выпил? Оказывается, позавтракал, в передвижении между едва прикрытыми асфальтом канавами легкость человека, нисколько не переевшего, буду думать, что просто так великолепно усвоилось. Амброзия мудрецов – не молоко. Его преосвященства Дилопинелли поправка. Приблудный ухтинский патриот завопил про двадцать восьмое июля, день крещения Руси, он выплеснулся, и сон его победил. Дилопинелли влезал с красным. Вино ставил над молоком. С веронским кардиналом у Христо по-доброму бы не сложилось. Я не в мантии, интерпретация Гиты не моя, меня повторно познакомили с Тяжелым Боксером, по его взору я уяснил, что он не запомнит меня и в этот раз. Выгул собак запрещен. Валяемся с Дженни. На нас наступит нервно ломающий сигареты Христо, из ведра мы его ледяной, а после самим ведром, малиновый джем затекает за шиворот. Такие осадки для Гоа, как для Манчестера дождь. Пересадку на воздушные харлеи мы у обмена валюты. Облетаем территорию горных монахов, подмечаем расположение их почему-то молчащих орудий, миролюбие не затянулось, артиллерийский обстрел начался. Лучащаяся махила на земляных работах. Ее позитивность кормится чем-то нелегальным. По носу мне он лапой. Устал я, Облезлый Оборотень, от твоих попыток меня развеселить. Расшатанные зубы стучат оптимистично, вторая струна на твоей гитаре моя. Перенесите машину через водопад, и Христо за руль, он выжмет до сгорания двигателя. Ты же еще не перебрал. Зачем ты себя по щекам? К проститутке с деньгами за симфонию. В глазах человечества ее цена выше, в борделе хватило на минимум. На укушенном пальце вырастает новая кожа, прокусившую Дженни не сдал. Золотой у коня хвост, действительно золотой, задел и челюсть набок. Грузовики разъехались, водители друг другу помахали, с Освальдо Ноттингемом у нас в шашки принципиальнее. Дилер благодарит за покупку. Из-за конкуренции вынужден осваивать обхождение. Скажу Освальду Ноттингему, чтобы дозу он у тебя. Дети делают взрослые движения, Базельская Пивная Лошадь выдыхается на танцполе, как подгоняемый каторжник. На Северном полюсе сейчас холодно, мне это не вообразить. А если я выживу, а наш мир не сможет? Насыпается богатая алкоголем земля. Осваивается реальность неукладывающихся в голове координат и правил. Сигареты дарят, ноги выкручивают. Машины сами едут купаться. Вызывающий вопли излом вроде крещения. Старикам без велосипедов пенсии не выдают. Жестокое обращение с членами правительства пообщряется упоминанием твоего имени на проводящихся на крышах школьных линейках. Обругивание воды. Утвержденный обмен юбок на ландыши. Насильное кормление китайской капустой. Агитация за прыжок. Работа для лучших. Никого не уговоришь – тебя сбрасывают. Зарплата вас не разочарует, наш агент по найму на площади Кубов-Героев к вам подойдет. Свет-лис. Задница-сокровище. Молившиеся побежали кучей. Сатана хот-доги, вероятно, раздает. Я бы поел сырой рыбы. Светофор безусловно торчок. Поговорили с луной на равных. А кто из нас историю не создает? Хасан Лечо затяжным просмотром порноканала провоцировал у себя возникновение состояния влюбленности, на пляже от махил отвернулся и для обмена полотенцами пошел к укрепляюще махающему ногами бойцу-лосю, калечить людей он безусловно умеет. Тренироваться в зале не обязан, рейтинг рождаемого природой ветерка, разумеется, повыше, чем у кондиционера, цветы вянут, мышцы атрофируются, установка – не допустить. Напитать жизнью. Ради того же тонуса Хасана Лечо пяткой в лоб треснуть. Хлесткий удар, перезарядка организма, к одобрению присоединился бы и психолог – и касательно его сферы польза явная. Клубный кубный кнут. Поляна была солнечной? Выловленная в океане банка пепси наполнена им, океаном не для меня. Подполье добирается и до сердца, замечательная Дженни отдается у раскиданных стульев, вторжение мух подготовлено не убравшим за собой Христо. Традиционно скудный индийский обед. Прикидывающийся восставшим из мертвых Тимми Римхауз признавался, что в аду не жарче, убивающая сковорода ваш Гоа. Меня грызет отчаяние выводимого на прогулку полоумного солдата. Война придет и в больничный двор. Медсестры тут разъевшиеся, пускающие газы махилы с незакрашенной сединой. Пита Джи, наш отец, расширь границы достижимости человеческих взоров. Мы бы тогда любовались столкновениями звездолетов межпланетного наркотрафика. Рассчитано на спивающихся поэтов, Кубинец Кажется Кубинец сногсшибательному закату никакого внимания. Копают для меня лопатами. По наивности не знают, что в могилу я лечь откажусь. пыльца сотрясает. Распадаюсь на трехрукого и однорукого. Меня поздравляют с прибавлением, отделившийся близнец о дискриминации вопиет. Камень о камень. Буддийскую святыню приобниму. Обмечаю места, где мне удавалось достичь единения с Абсолютом. Для поддержания порядка создаю из молочной пены фехтовальщиков, подчиняющихся лично мне, в бою они не растеряются. Не скрываю – среди мест и уютная мадридская квартирка проститутки Тити. Сушилла приведет полуторалетнего Нанака. Поручила мне вскипятить молоко. Клей мне на спину не лили? Майка не снимается, маринованным чесноком я бы кормил доказавших свое право на благодать. Откидывающее преломление. Покоритель сполз. Пройти под огнем, под горящей на поверхности нефтью. Сапоги с напиханными в них камнями отрыва ото дна не допустят, десять минут без кислорода йог продержится, ухмыляясь, в грязноватой непрозрачности ни на кого не натыкаешься, никому не мешаешь, вольно перемещаешься с чувством, что Вселенная создана для тебя, совершающую неспешное погружение утопленницу подхватишь и понесешь. Он несет ее к алтарю, неприкаянные души сошлись, полюбили, приходите на свадебный пир – у приблизившейся и телепатически общающейся со мной акулы настрой шуточный. На боковое сжирание жутковатым сгустком веселья она заходит. С висящих на майке черных очков стекает вода. Я не под ливень, я под душем, погляди, что там яркая птица клюет. Возможно и нам подойдет. Акробат Инусс сделал фигуру, оцененную мною в четыре рюмки джина. Я бы поставил тебе и пятую, но денег у меня на четыре. Пугающая музыка преследования, недобрый терминатор по рыбному ряду за мной. О расстегнутой ширинке он спохватился уже после рукопожатия. Владелец половины квартала с Тяжелым Боксером до странности учтиво. Продавать намордники не соглашусь, поищу приработок более мне соответствующий. Ногу ему не пилили, демонстрируемый им шрам не от того безумия в Кальян-Домбивли штат Махараштра. Для девятнадцати лет разрезающая булочки Пратибха выглядит старовато. От контрафактного крема щечки у нее высохли, расписание доставки суси повешено для бурления в грустящем желудке. Перцептивное познание? В подкинутый чайник не из револьвера, а подброшенной следом гранатой. Гусь в экстазе водит шеей, блюз и не такого проймет. Кундалини спит над кандой. Около пупка. Спецмашина колеса повернула ко мне, тронется с места и свершится. Шанс уползти по водостоку для меня в прошлом. Муравей Хименес воспроизводит устрашающий голос вечности, вступлением в беседу под добавляющий тревоги ропот волн я бы пошел против установки преодолеть песок с неповрежденным мозговым аппаратом, блестнувшая монета, купюрой бы тебе оказаться. Обхожу океан. В пути мне еще полгода. Следующая параллельно берегу байдарка поддержки завалена вяляной курицей, дозревающей в корзине папайей, бутылками рома, она окольцована бегущей надписью «Bella Vita», объявивший в переходе в ангелы ракшас Шасипул толкнул ее в корму, и за мной, сколько мне понадобится, она сама. Хасан Лечо принимает антибиотики. О сексе он сегодня уныло. Лучше бы она оставалась в штанах, говорит. Сердце стучит отбой. Забросили мотоцикл к ним на багажник. Они нас не знают и их волнение законно, как швепс. Положи букет в лужу. Через два дня к Сушилле пойдем – заберем. Вырванный у психопата топор выронен на высунувшуюся из-под земли рабочую каску. Отравленные цветочные луковицы. Созерцаемые атрибуты Абсолюта. Деньги прибрал не Гаэтано. Затягивайте себе галстуки на ваших забавных яхтах. Посоревновался с Хасаном Лечо в размерах головного убора, замер уколотым чистотой поражения. В рейтузах с полосками старость на кривых женских ногах. Не расстроен, а озабочен. Похоже на розетку. Выронили до операции на бедре. В опавших листьях будущее удовлетворенных сейчас рядовых. Поведение созванных небесами влюбленных уходит корнями в пору их одиночества. За твоими зрачками я послежу в субботу. После узнавания. Дженни с родины не изгнана, ее и там любят, кидайте благовония в ковш. Копайте до костей меня прежнего. Поза развернутого бокового угла. Будет любовь. Не наивность, а вызванные неумеренным потреблением ухудшения. Встает Чунгун. Чунгун ищет дорогу. Никому из адекватных субъектов духовный наставник Чунгун честным бы не показался. Растительность на груди поедается волосяным енотом. Его пропустили ко мне стражники, разоруженные боевиками «Гринпис». Попахивающие потом мегеры из «Жестко улаживающего проблемы союза за права женщин» щупают мои гениталии, собираются признать их недостойными соприкосновений с божественной плотью представляемых ими сестер, с самыми непросыхающими, покрытыми синяками и рвотой дозволение вы мне выпишете? От нас тебе удача не прискачет. Для тебя, гнусного самца, и они слишком хороши. Покорно безропотным отнесу презервативы назад в магазин. За полную цену не примут и подарочную бас-гитару в честь начала великого воздержания не вручат – буду продолжать, на отлучение, скажем так, наплевав. Выкрикивают против диктата либидо. Зовут танцевать в Астану. С заваливающимся на сторону казахом мы, вероятно, подружимся. Ты скручиваешь, как девчонка. Ха-ха, Христо, ты наших девчонок не видел. Пепельные листья. Дотронулся, и рассыпались. По запаху здесь прошел немытый демон. На дамочек не подумал? Вспомни Голландию и ее кофе-шопы. В вегетарианском кафе «Перушоттам» ассортимент где-то тот же. Употреблен ром. Пересчет бы мне на канистры. Коровы взбесившегося стада через тебя не перепрыгнут. Заказанный тобой алкоголь, я видел, разбавляли, и валяться не с чего, втолковывать телу – миссия осознающего сознания, не коровы, а машины – ситуация идентичная, для тебя чреватая, порубленный куст дал пикантный аромат, но похлебка несъедобная, острая кусочками древесины, с твоей груди на меня взирают глаза совы, у Николая Угодника они немного другие, пить из туфельки мелковато, и в Софии ты хлебал из сапога бесплатно отрывавшейся с тобой проститутки, очнись же и расскажи, куда с птичьей выставки вы поехали. Музей социалистического искусства. Йогу рекомендовано жениться? Для идущих на самоубийство океан сегодня закрыт. Распоряжение Балансировщика Звезд, им скажите. Приготовленная на четверых утка потребовала чтобы пятым мы пригласили Че-Че. Внутренний компас на супермаркет. Гоа заполняется стремительно атакующими ящерами, Муравей Хименес ревет, что ему откусили обе руки. Разделенные океаном выстреливают ищущими взорами. За нее не скажу, а я ее вижу. Виллемина Илпац, я держался за твою ногу в бурю, очищающую палубу. Нас в пучину не унесло, но любви между нами тогда не возникло. Познание допускаю поэтическое. Выглядывая из-под развалин храма меня не увидишь. Посещение святых мест в моем графике не значится. Я вместе со шляпой не рухнул, уединенно стою и моя шляпа на мне, из-за темного дома на меня надвигается стена сладкого песка, она из пустыни, в которой я погибал и грешил, меня испытывали на предел человеческого обезвоживания, получаемые данные передавались для обработки в университет Боба Болла, отходящим к предпочитающему гиперболу Абсолюту, я потянул руку к горлу симпатичной мне ученой леди. Сжатие ее возбудило. За нехваткой воздуха это водится. Девять дней ты ни капли воды. Эрекция у тебя невозможна. Не переживай. Кредит на воплощение женских мечтаний у меня неограниченный. Туча по краям белая. Малочисленная группа воинов света умудряется окружать. Болонка Размером с Вагон тучи побаивается. Противоположность телу – душа? Жировые отложения в ноль. Засыпанным щебнем, исторический курган я уже сегодня. У моего вигвама я вам, собиратели фольклора, клянусь – конопля однажды сама выросла. Привезенная курьером провизия на мой средний нюх подтухла. Спаситель карри приступает к реанимированию. Носки уплывают, чего-то не тонут, над ним колдовал посвященный Суринган. Ладонь похлопывает по печени. За победивших националистов бокал рома не подниму. Пробившееся сквозь асфальт Дерево Будущего Пожара покрыло трещинами всю дорогу до Хайдарабада. Суринган и Риган. Состояние осознанности поддерживается кем-то одним. Говоря о комфорте, засунули под вжимающий плед, подышать в зараженную рощу не выпускают, наклонившийся лайя-йог Риган находился под наблюдением Христо. О вошедших в прогретую палату он пробурчал, что их не отличишь от пришельцев из Войны миров Уэллса. Медитация помехи не устранила. Изображение действительности рябит. Мы и прочим земляне восславим тебя, Христо, как Напавшего на Напавших. Вламывание коленями в конструкцию балкона колени, дэва-дэхам, дэва-дэхам, укрепляет. Перевозчиков мяса задумано остановить лежащим на трассе мною. По отбивной на человека наши требования. Шулян Хэ. Конфуций-старший? Натягивание лука. Дао? Помойная урна ваятеля Шугутангао. Заказ пятизвездного отеля его не оскорбил, выплаченный за согласие задаток возврату, он настоял, не подлежит, в законченное произведение поиск зачастую не выливается. Десерт из опилков. Мозг дымится, а ничего не пришло. Творческие муки должны быть оплачены. Что, не запуск процесса примерно столько не пожалеете? Данную сумму мне, пожалуйста, чистыми, без налогов. После успеха моей токийской выставки бесплатно я не напрягаюсь, если только с обворожительными девушками, желающими прикоснуться к плоти фактически высшего существа. Создал ли я что-нибудь в память о перенасыщенном удовольствиями пребывании в японской столице? «Погибающий фаллос Йошихиро Тэйдо». Заказ главной канберрской библиотеки. Повседневность ровных дождей. Сигарета намокать не собирается, устойчиво сохраняет изумляющую меня сухость, престарелая проститутка опускала мою голову в ручей, она ли меня к нему приволокла? Нахлебавшись воды, я закашлялся, пришел в себя, женщины у меня не было со спонтанного отхода в подворотню пыльного египетского Мемфиса. В туалет не захотел, на сексуальное везение не рассчитывал, прикоснуться к задвинутой святыне подсознательно потянуло. Труба, заканчивающаяся нечистотами. Соскучившаяся по тактичным мужчинам Нефсиида Балах. Она садовод. Занялась устройством у источника удобрений, добилась впечатлившей меня красоты, вялое течение незаметно перешло в вихрь. Блокнот №3 Песня вьется змеей, у засыпающей и просыпающейся певицы мои шестьдесят евро. По гудку на работу. Заводской предок Христо привиделся ему развлекающимся в кабаре Витри-ле-Франсуа. У фуражки светлый верх. Отрубившийся господин с прижатым к цементному полу подбородком, морской офицер, я думаю. Не те цифры нажмешь – Сушилле позвонишь. Цветок с комом земли выкопает и возле него посидит, Хасана Лечо просила о шоколадке, а он ей джапа пушту, китайскую розу. Заказать в кондитерской торт предложение задвигаемое. Мелвину «Загнанному» Пилсу я бы шоколадный с бренди. Любовь к проститутке его чуть не разорила. Чтобы выкупить ее у сутенера, он продал акции IBM и коллекционную метлу первого манчестерского дворника. Далее карточные долги. Шестнадцать тысяч тому, четырнадцать тому. Тридцать отдал, девяносто еще висят, но офтальмолог Чикерс готов подождать, головореза Пянхуа не присылать, за одну игру столько она просадила. Чопорными манерами и рассказом о текущей в ней крови герцога Уинбери втерлась в респектабельный круг, стукнув кулаком по столу, настояла на гигантских ставках, отчаянная попытка вырваться из нужны ничем хорошим не увенчалась. Благосостояние пришло к ней само. Умопомрачительной доплатой за восхитивший Пилса минет. Поспешаем купаться под током. Бутылку об мою голову не разбивай, банку, если есть настроение можешь об нее сплющить. На Кубинца кажется Кубинца не греши. Не стал бы он качели срезать. Граница девяти тормозов. С заманивающим меня бедуином общаюсь без воплей, через пустыню я все равно приду в Индию, движение грузовиков здесь запрещено, ну не надо сюда ехать, тем паче на угнанном. Для кустов у меня сигарета с бомбейской. Че-че говорил, что в открытую ее курить – данный регион оскорблять. Речка. Быстро текущая речка Заторможено срываюсь смотреть, куда же она течет, угощение персиянки не жуется. В упор на пальму. Меня пугает убивающий порыв, ее подвигал и не сломал, от фонаря мне свет для дороги вперед, луна прорезает пляжный зонтик, задержался я сегодня с лежанием над песком. Пластиковый стакан с московской вестью. Водку мне налили столичную, почему не в хрусталь, вызнавать подожду. Дна бассейна не достигнуть, ноги, стремясь вниз, не касаются. Позже понял, что они были отдельно от всего остального. Что с количеством вдохов, не частишь? Он не разбит, только погас, звезды создают достаточно проходимости по закоулкам разящим. Приподнято о кораблекрушении. Садовник Быч перевернулся. Он фактически в луже. Окликнул сидящих на кострах, пожелал им доброго пути до безостановочной карусели со спокойным мраком по сторонам. К Тяжелому Боксеру вы, детишки, не приближайтесь, он высвобождает энергию Хуньды. Из шестнадцати важных частей тела позитивнее всего она на детородные органы? От средства для чистки белья не нужно ждать, что оно нас унесет, нам бы его оставить, не экспериментируя. Обнажить голову перед гигантом с рогами, как у сатаны. Поступить так, постольку такие рога в магазинчике Сударшана четыреста рупий стоят. Меня положили слушать неинтересную сказку. Я нащупал у кровати плоскую бутылку виски. Муравей Хименес заверял, что из парней на катерах парус у него кто-нибудь купит, за парусом мы на барахолку под кайфом пошли. Рычащая в постели махила, замечу тебе – тигром здесь должен быть я. Двух индусов на три мешка бобов. В туманности мыслей Базельской Пивной Лошади просматривается приверженность к колониализму. Приобрел билет в прошлое. Свалился с мачты в океан. Сколько стоит стать законченным наркоманом прикинем на примере закупавшегося у Мукеша торчка Уолта Баглета. От зелени полей к зеленой рвоте, у справедливого полицейского нестыковка, шпинат не усвоился. Зомби небезопасны. Напросто местные власти с ними заигрывают. Змея спускается ко мне для разговора глаза в глаза, добрее змеиных глаз я, наверное, ничего не видел. Утомившихся пикетчиков подбили на штурм накатывающих волн. Проплывающие на яхте участники похорон избавились от ласт невиданного размера. Завалялись с былых времен настоящих мужчин, в рюкзаке голова Уолта Баглета, пиво в нее заливай, не боясь. Подходите прощаться. На опускаемом рюкзаке наклейка окурки не бросать. Выезжаю из гаража, сокращаю расстояние до могилы, по заключению травматолога Викрама разгон был несерьезный, в его стаканчик сто пятьдесят рома вошло. Скучающий без наездника конь положил голову на забор. От отсутствующем стороннике верховой удали я знаю, что он пойман в Сринагаре на шулерстве. Разумное взвешивание. Постижение пятичленного силлогизма. О параметрах микроклимата в просветленном разуме мне поведал Балансировщик Звезд, у него в гостях и полчаса трезвым не выдержишь. Нет, ты не отрицай, слон мне улыбнулся, у нас завязалась безмолвная ироничная беседа о родниках и загрязняющих комбинатах. Раскачивающий над пропастью Че-Че ветку сейчас выпустит. Не надейся, что Создатель все решит за тебя. Ветка Его волей не сломается. Радио передает расположение в лондонском хит-параде. Че-Че, схватив пилу, лишает носа деревянного рекламного Пиноккио. В новостях бизнеса говорят, кому в карман льется сталь. Неполадки в центральной нервной скрючивают и тащат вслепую, надвинутый козырек будет нетронут до финиша, жидкие мужчины с усмешкой долго не ходят, деньги на кредитке на кредитке закончатся, и они понурятся, возвращающихся с дискотеки братьев по ордену «Танцоров без выверенности» эмоциональным возгласом не поприветствуют и над полученной в драке хромотой не посмеются, напали злющие, бьющие сильнее лошади, Папа отлучал от церкви Константинопольского Патриарха, а Патриарх Папу. Противоречения между Западом и Востоком к схватке из-за прихваченного с собой чужого пива, вероятно, ни с какого бока, выслушав рассказ, связи я не уловил, самый быстрый в Индии интернет предоставляет компания, чей хозяин держит дома черную мамбу. Я не в курсе, я не говорю, говорю? Птенца гуся расцветки ягуара не предлагаю? Защищаю океан от заглатывателей, убеждаю их соленую воду не пить, сверхглобальный настрой у тебя от рома, волны мне говорят. Забитый гвоздь насадил через стену летучую мышь, казавшуюся бестелесной. Перестукивающийся с нами Че-Че сообщал, что она не из плоти и крови. С флажками идут на крикет. Мы, размахивая разноцветными шортами, идем с ними. Испытывать горечь неудачи я устал, болеть буду за фаворита. Тоска по Перми. Милый друг, с таким настроем на Гоа не задерживаются. Если тут для тебя мало света, проехай по мосту и ты в аэропорту. На коленях в Джняна Мудре. Сказочно красивый закат над океанскими водами. Обыденное явление. Кто кому откручивает голову? За ширмой находился с махилой, она выскочила, а он кряхтит. Ведет поединок. Ты же пермяк. Не слишком ли для тебя еще и о белгородском мороженом Бодрая Корова скучать? Облезлый Оборотень строит себе домик в дебрях около Джабалпура. Слух, мне представляется, совершенно нелепый. Красотка с моей бородой. Идхар айе, заходи, заходи. Раздетая Дженни не понимает, кто ее бог. Об Иисусе было вброшено и отброшено. Шахматные фигуры расставляются без принуждения. Опрокинутое пиво я тебе, ветер, не прощу. С кровати она не встанет, придавленность концентратом уносящим, последствия позитивные. О черном небе домой не пиши. Судьба заявляет о своей неизбежности, меня, говорит, не переменить, целоваться с прокаженной тебя не заставляли. Болонка Величиной с Вагон настраивает барабаны. В чем это заключается, я не знаю. Утопаю в вечной сути, целую Джении, ром с содовой она через трубочку. Если меня разлюбят, научусь играть реквием парагвайского сочинителя Будабруса. Не от выброшенного пианино. Подумай еще, от чего случился треск, тебя взволновавший. В северногоанском ансамбле мастеров ситара девятый ситар терзает Передумавший Морпех-Трансвестит, под кожей у него мясо, набирающее жесткость. Костлявый парс обидел Макдональдс. Тайно напился и полез через стойку за безалкогольным напитком, уверяю вас, господа полицейские, не из нашей он банды Закружились не баньяны, а баньян. Ты, Че-Че, приглядись – в единственном числе он перед нами вращается. Гуру вскричал, оторвись. Деньги, приготовленные для меня, пусти на загул. Настоящий учитель. Не пристегнулся, отправился в горную поездку с выломанной дверью, жертва своей самоуверенности. Понимающая по-русски махила сообщила, что под утро я бормотал о московском Варсонофьевском переулке. У моего бодрствующего мозга с ним никаких ассоциаций. Карликовый доберман вьется у рекламы «каждой породе специально разработанный корм». Не волнуйся, подберут и тебе. В Москве ты жил у кафе Шах Кебаб, твоя плотная хозяйка обедала в нем без тебя. Дети на телеге носильщика шутят о заморозках за пятьдесят. Придет и накроет. Я о жаре, конечно. На развалинах механической часовни дрыгается поврежденный робот-священник. Джаз передают на волне презирающих судный день. Заложил вихрастого инопланетянина. Для последующего съедения он усаживал в микроавтобус прельстившихся его фотокамерой девушек, я им сказал, кто он есть. Топ-моделями с ним не станете. Гомон за спиной, если я не выпью, начнет меня раздражать. Нагретый ладонью ром вливается неостановимо. Рубка на длинных мечах, оргазменные стоны с замедленным проигрышем звука, гомосексуальная запись включена без уведомления. За ром дополнительная плата. На это сборище мы по ошибке. Вода в бассейне закипит. Подобные розыгрыши, не волнуйтесь, уже не в ходу. С рюкзаком в два своих тела Асселайн зашла переночевать и, будучи узнанной Хименесом, попала в его муравьиные объятия. К арья-самадж вы как? Не мое, детка, учение. Занявшийся приготовлением обеда Облезлый Оборотень. Дыню ты головой не раскалывай, перемешанной с твоими мозгами не вызовет она аппетит. Скончался, засовывая в себя гору недоваренного басмати. Над сварщиком салютом беззвучные искры. Грибы мы собирали вчетвером и трое вернулись. Тяжелый Боксер доводит до кондиции коктейль, делающий его грозно мерцающим спутником планеты Сатурн. Горная дорожка для туристов не осквернит наши стопы. Наискосок попрем. С кульком петард поросенок Фрикбрик мимо нас ветром. Заныла печень, не налезли кожаные штаны. Для спокойствия сознания отход от Бога рекомендуется постепенный. Втянув воздух, приступай к распознаванию. Небо покрывается символами чумы и ванили. Сандалии с прилипшей горевшей кожей я надену после вознесение полуторачасовой молитвы за прежнего обладателя. Кубинец кажется Кубинец оформляет кредит. Я, видимо, чего-то не понимаю. Исключительно в учреждении Клевый Банкир ему могли предоставить. Имеющее круглую форму уходит, имея. Лепешка дышит. Ближнее море привычнее называть океаном, на троекратные омовения Че-Че со следующей луны. Моя жизнь продлится до вспышки в алтаре моей плоти. Умирающие чувствуют прикосновение лисьей шерсти, темноватый колодец является общим для всех, имуществом Освальдо Ноттингема завладеет его недобрая мать. Пристроившийся на высоком заборе Че-Че на задаваемые ему вопросы не отвечает. Недостижим он для слов и хлопков. Идущая в атаку кавалерия. Отложение солей, солевые шпоры, гусарами такими мы будем. Маленький принц сказал, поглядим. С плеч стекает, а волосы сухие. Более широкополую шляпу мне надлежало надеть. До Москвы зернышки не докатятся. В передвижной лаборатории связи я ездил по третьему кольцу, в машину меня посадили, мне думается, насильно. Че-че сорвал и сжевал. Ему говорили, что это не фрукт, но он стал сыпать изречениями из Яджурведы, и от него отстали. На его гашишной трубке фирменная надпись Пираты Карибского Моря. Да будет тебе нас дурить, не может Дисней таким торговать. Оглушающее завизжав, опустила голос до ровной нежности. Мелодия какая-то славянская. Свечи на взлет. Пробитая крыша храма дымится. Махила с могучими бедрами, на узкой дорожке мы не разойдемся, продернутым возбуждением, я бы и на шоссе тебя остановил. Хелло. Намаскар. Ювелир привстал, приятное его ждет не то, мы не у него подарки покупать, мы ему самому подарить. Принимай ломкую мухобойку из антикварного. Для убийств ее не используй, рассыпется она. Удовлетворенность без спокойствия. Тоже зеленая. Изначально намеревался на травку, а опустился на скамейку, на ней выцарапаны инициалы Иисуса Христа – это не он, его свинские последовали, думаю, постарались. К урагану мы не готовимся. У валяющихся без нижнего белья загар недочетов не имеет. Улетевший орел. Ящик, утащенный им в когтях, назад он не доставит. Освальдо Ноттингем настаивает, что в нем только ноты Перселла и были. Руку я не забуду, она у меня не протез, отстегиваемый и оставляемый у накачавшей тебя зрелым вином женщины стойких неизменных желаний, стремление к проникновению в ткань концептуальных пианистов я бы в ней не пробудил. Примитив сладкозвучных аккордов. Некурящий Абрам не настроился. Вспомни свою жизнь и понесется, изломанными пассажами посетителям по ушам, но души должны проникаться, напряжение участия в дерганом вращении планеты выдернет из трясины уверенности в отсутствии какого-либо смысла, закатавшиеся в голове камни подавят объедающих разум крыс, опечатанное вместилище внутреннего сияния распарывается двигающимся дальше гвоздем. Обувь для танцев я не принес. Выдайте мне пару, снятую с натанцевавшегося до смерти германца. Нет, сейчас для меня нигде не душно. Замороженный в морге Рупрехт, аудитор из Магдебурга, Гоа бы, разумеется, полюбил, но он не успел. Обмениваемся с компаньонами о циклоне. Принюхиваемся к доходящей под крышкой рыбе. Спиливаемое дерево обрушиться по прикидкам на домик, нашего чуть левее. На лежаке повышенного комфорта попал в водоворот, Болонка Размером с Вагон, поднимая волны до потолка, плывет меня вызволять. Солнце стреляет в стекло ненавидящего его раллиста, после финиша он на фото без кубка. Состязались джентльмены с отличиями. Фара разбита в лучшем случает пьяным главным арбитром. Пересечение дорожек лысого сквера. С вполне счастливой без меня Дженни у меня там было назначено Биение сердца набатом. Я, оказывается, жив и мне это нужно себе в плюс. Освальдо Ноттингем взял покататься машину скорой помощи, бросил ее за поворотом, мне думалось, кататься ему дольше не надоест. Про Гавайи рассказывать не спеши, от криков совы уши еще не отдохнули. Спасибо за покупку, мне говорят. Уговорили приобрести гороскоп на языке то ли венских домохозяек, то ли тевтонских рыцарей. Газетчика зовут Кишор, на пляж он ходит в очках своего старика, глазеть на дам ему запрещает религия, а в очках они расплываются. Договор аренды хозяин не продлевает. Надлежит озаботиться, куда нам съезжать. А мы по договору живем? Рубиновый апельсин, сок для где-то задержавшейся Дженни. Взбитый океан. Выход Амриты. Дыхание будет учащенным. Восстанавливаюсь молочными снадобьями, Болонке Величиной с Вагон кричу из окна в нем для переглыдываний не появляться. Тинга, девушка Винга. Компактный сверток оттянул ее руку. Доставить мне золото разве обещали? Расхожее понимание любви уживается в покореженном разуме с неприемлемостью долгих ухаживаний. Опаздывающие звезды позволяют главенствовать темени. Слушать транс Дженни меня не выманит, проникновение через заднюю дверь не привлечет. По желобу катится сотня камней, из ночных клубов сбегаются жаждующие подставить свои головы. Подышим методом Удджайи. Светящийся за шторой экран, шепот узнаваемого голоса. Заказывать по телефону упаковку пива с великим моголом тебя, Христо, равняет. У океана в панаме демона смерти. Колоссальное расслабление Мешки перебрасываются через стену. Голов по шесть в каждом мешке. Мы и не полагали, что Индия страна без криминала. Мозг тает словно мороженое. Тяжелый Боксер не под кайфом и сравнения у него весьма трезвые. Раскинувшая ноги махила загорает на капоте истерзанного шевроле, замереть я собирался на медитации, а вышло сейчас. Армия Раваны уничтожена. Сита спасена. Печень мне бы как-нибудь тонизировать. Поднять колени. Ты лучшая. Харшад, по его легенде, праправнук горного хребта Аравали. Старая проходная не работает, на заводик Харшада нам только неизведанным путем. Кофе с Ганешей мы пили совершенно спокойно. Неожиданно он стал быковать, бананов с печеньем требовать. Двадцать три килограмма томатов. Для чего я столько купил и припер? Звуки войны запрещаю. Выпуск новостей Тяжелому Боксеру придется без звука. Растворяющийся кофе от нас не уходит в, ее туфлях я доковылял по стеклам взбунтовавшихся из-за противных физиономий зеркал. Тяжелый Боксер, поговаривают, гениальную бессмылицу в Сринагаре сказал. Голубь не желает общаться. Он поел и пытается взлететь. Слившиеся в шагающее двухголовое получили от судьбы достаточно любви. Кто кого поддерживает, непонятно, оба пьяные в хлам. Кубинец Кажется Кубинец включил правый поворотник, но не будь наивным, не думай, что он повернет направо. Бисквит, шоколад и молоко. Этот торт Дженни бы восхитил. После покупки сигарет у меня для нее лишь на маленькое пирожное. К крыше машины Кубинцем Кажется Кубинцем приклеивается изнутри пакетик с дурью, от широты души следующему арендатору в дар. С наставившими на меня пистолет я, по-моему разговариваю. Не отказываюсь говорить. В походе на Ланку я Раму не сопровождал, ликвидировать меня не за что. Застучали копытами по крыше. Не ливень, а табун, ржание же не от ливня. Жара срубила аборигена, ему под голову подкладывают свалившуюся с него чалму. Вход в следующем подъезде. Этот подъезд не для входа. Шкипер Часто Тонущих Кораблей, задергавшись, желает получить объяснения, приходит в себя весьма скоро. Со мной пересеклась ее кривая. Процентов шестьдесят загула она без меня, а после быть ее мужчиной пришел мой черед. У стойки запрокидывала с подскоками. На Гоа еще не освоилась, спрашивала, где притон. Весь Гоа сплошной притон. Играющий со стаканом отщепенец с девятью долларами. Высказывание, содержащее громадную долю правды. Тут не закроется, а я знаю, что закроется, вы внесете в общий котел девушку, а я мои деньги, о девяти долларах вы говорите? Она не со мной. Предоставляю вам свободу в ее покорении. Я бы разметил. Океанские улицы? Собеслава, посылающая пражских родственников. В упоминаниях о прошлом она от лица отца ругала Собеславу. Ее опьянение вынуждает Собеславу накачиваться дальше. Когда вы уйдете, она не засидится. С девятью долларами мне ее не удержать. Власти к нам неучтиво. Делегацию алкоголиков, протестующих против арестов за нетрезвое залезание на представляющие национальную гордость памятники, в мэрии не приняли. На конном удобно. Посидеть на плечах воспевавшего воинские успехи поэта устраивало не меньше. Собутыльница из Золотой Праги выскакивает наружу, пропадает в теплой мгле, ее быстрый приход обратно от переживаний за нее меня спас. Я остался один, составлявший мне компанию мистер, сетуя на отсутствие выпивки в кредит, растворился, как дым, прислоняться ко мне я и в наихудшем настроении девушкам разрешаю. Она не шатается, щупает пальцем мой нос, представляй, детка, что хочешь. Ты на греческом острове, переспав с могучим Кирадиросом, лежишь с ним в постели, ненасытно его трогаешь, нос у него роскошный. Брови густые. Живот кругловат, но он же не античный бог, а объедающийся мусакой человек, главным образом он удивительно хорош, но в чем-то и терпимость проявлять надо. Я тебе его не сломаю? Палец у тебя нежный, не должен он нос мне свернуть. Пересохшее горло. Пиво организую, пену за тебя сдую, славы первоклассного пивного города Прага в моем понимании не утратила, хлещущий виски шотландец выкрикивает жалобы на майора Эмберса, в армии он отслужил и на Гоа без погон? С майором Эмберсом он, возможно, не по службе – к его супруге майор захаживал. Майор непорядочная дрянь, кучу уик-эндов майор мне испортил. В выходной день вызывал в штаб бумажки из папки в папку перекладывать? Звонил в субботу его жене, и она лишь в понедельник домой приплеталась? Прийти к определенным выводам он мне не дает, клеймит майора Эмберса, не уточняя, Собеслава от меня отошла. Вспомнила, что у меня на столе ее пиво, вновь со мной сблизилась, за бокалом поверх меня тянется. Часть на меня проливает. Соленый мыльный вал. По телевизору вижу Ганешу. Переключение каналов не помогает. Отдать свою кровь пострадавшим в боях индийским солдатам я, нет, я в другой раз. Индии отплатить ты обязан. Согласен на мензурку. Его переехал джип, предсмертные движения ногой конвульсивны, знакомый ботинок. Проплывающий гроб Христо назвал милой лодочкой. Все, что помимо Вишну, пустое, Кубинец Кажется Кубинец добавил. Убийство брахмана. Следующее по значимости преступление – это убийство коровы. Затем алкоголь. Со мной поздоровалась не такса, а ее хозяйка, невзрачная смуглянка из торгового центра, приступившим к разговору с дамой, галстук мне не поправить, но шорты я подтянул. Нуждающийся в замене поводок. Политический коллапс в Дели. У банкомата не поладили представители разных сект, наличные, заволновались, заканчиваются, снимайте поменьше, да вы потеряли совесть, если у вас на счету лежит такая сумма, карманы ваших последователей вы очищаете без всякой этики. Мы беднее, но порядочнее. Учитель у нас за сверхприбылью не гонится, скромно несет духовность, как подтянуть его культ, за тысячу рупий вы нам не подскажете. За тысячу долларов сговоримся? На текущие расходы у меня прилично. Выпью рома и пойду на кладбище языком почесать. Дай мне монету. Я с правильной верой ее положу, и она не утонет. Опыты ты, Христо, ставишь интересные, пяти монет я лишился и не жалею. В его надкусанной булке виднеется сосиска. Для гостей еды не припас. Пульт от телевизора сунул с предложением заваливаться и от экрана не отрываться. С некоторыми связями он аутсайдер. Сосиски ему из Мюнхена присылают. Сохрани нас, Иисус, провинившихся, Мадхукара в такси мы забыли. Нет, он сам был таксистом. Рассрочка на смартфоны и планшеты, пойдем-ка дальше по этажу в точку, забавными сувенирными демонами торгующими. Морское сражение с переживающим подъем крокодилом Сарвепаллом. Неустойчивая психика не для верчения в комнате чудовищных оживающих рисунков. Рассвет не отпускай. Прими истину Кубинцу Кажется Кубинцу такую прическу не со зла. Велосипедистка уносится от меня, не имеющего ни малейших помыслов ее обидеть. Привычный продавец покачал головой. Он под наблюдением, космические вооруженные силы добра и относильной справедливости пощадили его при условии, что торговать он закончит. Зарисовки прилива не сохранились. По технике словно карандаш я в зубах. Нищие у нас Мизораму не чета. Из местного патриотизма пожарный воскликнул. Бруклин 93. В подобной майке видели и переодевшегося после телеэфира гуру. Сваренный сорняк не сорняк. Небо действительно бирюзовое. Муравья Хименеса на телевидение не приглашали, но он зашел, и ему налили кофе. Прорезаю липкую пелену. Вылетевший из-под шлепанца лист не проверяю. Ганда – это щека или, точнее, вся сторона лица, включаю разум. Труженик на тележке вез. Около меня рассыпал. Я ему посочувствовал, и он полез ко мне обниматься. Ганда без шрама. Порезы не на ней. От женщин доставалось. Его философия вращается вокруг стержня – о фаллосе я, разумеется. «Повесть о царе Самарадитье» принесите мне в снек. Нищего Пистамбора побрейте и обнажите. Топ-эротика для немолодых англичанок? Шагаем с Христо на пляж. Четыре ноги идут каждая в своем темпе, опьянение у мозговых клеток разное, у левовосточной подруппы оно значительнее, впечатление, Христо, а не замеры. Волны чем будут играть? Не светом, о свете ты обожди. Костюм альпиниста перекраивается. Переживания, проистекающие из переваренных спагетти. Содержание моего подсознания, я допускаю, что не утаю. Струны лопнули, мандолина треснула, зайдем за клеем. Галстук не душил, а поднимал в пенистую синеву, конец намотан на тренированную руку другого сына бога, с Иисусом они братья, но холодноваты в общении. Ты сказал и во мне заронил. Другой божий сын? Мысль не забывай, на берег посвежевшими вылезем и в возросшей разумности додумаем, с тобой общается прилив. Интонации неестественные. С неба сыплется несерьезная мелочь. Наступив на лапу медведя, не надейся, что он только зарычит. Вкусная сигарета. Коробок спичек на нас сверху? Вымокший медведь застыл, вытянувшись. Ты проходил и неспециально ему отдавил. Чтобы отдавить, перенес весь вес тела, не сходил с его лапы, пока он не возмутился, медведя отпустило. Он с тобой посчитается. Меня разорвет? Я неспециально, и он неспециально? О другом сыне бога еще рано. Медведь не с небес, а из океана, не убеждай меня, что ты медведя в виду имел. Реальность существует. Мы проецируем на нее нарождающиеся образы и пьем ром. По Болгарии ходят технологически совершенные бэйо. Что значит бэйо, они не знают, но ходят. Знакомятся с пожарными, воруют молоко, делают лица липкими. Варенье ли, мед, пластмасса реагирует одинаково. Бэйо производят из пластмассы. Отливают из стали. Лепят из глины, побывавшей во рту у невероятно прославившейся еврейской девственницы. Кто ордодоксален, обо мне говоришь? А с другим сыном бога кто определится готов, не я? Местные приняли. Рубят топором катер. Уставший отдает полному сил, ради глотка рома исповедаться к нам не подходит, не запустить ли нам над берегом хриплого Джо? Ты уразумел? Джо Кокера включи. Над моей могилой он, полагаю, спел бы с радостью, но сам, увы, умер. Отвлечь карателей катера громкости у телефона хватит? Я спускался по лестнице. Всем рассказывал, что я не упал. Ко мне в съехавшей юбке нетрезвая красотка, я решил сдерживаться. Пропущенный удар, стеклышки очков выдавливаются глазом, Хасан Лечо сглупил, размахался. Мой совет наискось. Плыви так. Котомка не поднимается, уходить-бродить ты вознамерился с непосильным перевесом. Приехала на дортмундском эскалаторе. Потрогала на Гоа мою шею. С загаром ты бережнее, прошу не сдирай. Очищал спички от серы, придавал им царящую в душе светлую одноцветность, возможно, и сера для чего-то понадобится. Христо на неделе не видели, он за забытым телефоном на тук-туке уехал. За телефоном? Не за престижной исследовательской премией Хубертуса фон Грюнберга? Когорта полицейских повязать меня, полагаю, не собирается. На празднике Мертвецов Мертвейших употребление мяса из Китежа. Ни грамма любви, восхищение из-за наличных. Стою на остановке автобуса, прежде он мне не попадался. Даже изнемогающим от жажды, кровью Индраджиты не утолю. Ее сумка прижимается к животу. Он у нее большой, как в личностном плане Ганди. Лучник Сон. Сонник Луч. Не здоровайтесь со мной, опасаюсь пропасть в области сверхчувственного. Отречение от мирских целей? Я обычный человек, заключающий вас в объятия из особых чувств. Мини-пакет сока Фрейи. На дальнейшую жидкость бюджет у меня маловат. Гусарский мундир промок, ноги фактически отвалились. Может ли быть одинокая оргия? С десятком эфемерных двойников, да, разумеется, может. Труха в океане. Солнце над паралитиком. Розовый саквояж, чье содержимое станет известно не раньше четвертого. Благодарю вас, любезный обтрепанный наркоман, будучи у вас в Сантьяго, в ваш дворец на Аламеда непременно я загляну. Вода затекает под автобус. Бутыль питьевой он опорожнил. Испорчена ракшасами, сказал. Ресторанный наемник заманивает пообедать у них курицей. Как-нибудь ее отловлю, и вы мне приготовите. Существование, считаете, необходимо? По ступенькам гладко не скатишься. Их конфигурация это исключает, присевшим с сигаретой на корточки, отслеживаю прибывающих с верхней площадки, у жизнестойко ворочающихся спрашиваю об ощущениях, протягиваю затянуться, надувшись втягиваемым дымом, надменно бессловесными шарами они взмывают к крыше, от когтей склонной к объятиям Птицы-Удачи-и-Наоборот плашмя летят вниз, разговор все-таки состоится. Уползающая линия преодоления. Над парикмахерской ателье. Такси у крематория не дождешься. Сушеной говядины не припас. Вам не сообщали, нефть в раю не обнаружили? Приплюснутый в постельных исканиях нос. Причина стать неосторожным с электричеством. Че-че врубает T-Rex. Шестеро канатоходцев упали. Акробат Инусс удивительно, но выдержал. Перед дверью в мою комнату махила во мне засомневалась. Щупаю ее лицо, не верю, что нос у нее без пластики. У тебя, говорит, отсталость. Следовать высшим порывам под порошок ты не умеешь. Безразмерно возникшего Трахателя Пасмурных Небес я воочию. Сердца освобождены от праха. Команда намеревается ворваться в пиццерию, я вижу их впервые и не участвую. Черненькая с прической андеркат взирала на экран телефона, вопящему в коляске младенцу дала посмотреть, твой папа, гляди, у волейбольной сетки взлетает. Отец-волейболист? Не думаю. Столь крохотный человечек не разбирает, кто ему отец, а кто чужой взмыленный дядя в синих спортивных трусах. Взгляни, сынок, на нарисованного дракона, он – твой папа, я год назад, будучи молодой и неумной, от дракона тебя родила. Захочешь ночью лишить меня сна – дракон через окошко просунется и осуждающим пламенем в тебя пыхнет. С опаленным кожным покровом во взрослого сильного мужчины ты не разовьешься, место изгоя определенно в мире займешь, отца ты чрезмерно не обвиняй. Он обо мне заботился. Между двумя людями не бывает такой страстной любви, какая у нас с ним была. Прошел индус с рюкзаком. Дурь нам не предложена. Хасан Лечо в обиде. Напротив меня уселся Христо, с ним у меня вроде бы полнейшее взаимопонимание. Мы сильнее отчаявшихся. Застегивание ширинки превращается в сложность. Сушилла мимо входа на скутере, обо мне не подумала, среди авторов загадки я и я, обкурившийся. Она в руке, она задымляет, от нее ощущается рай. Дышать глубже не выходит. Легкие на вдохе – распираемые от излишней жизни шары-террористы. Лилипуты заиграли на мандолинах, солнце покатилось, зашло, не убило. За повисшие руки она меня к себе. Кровать вкручивается в космос, мелькая ножками. Холлдор в Данию. Для воспоминаний о Гоа мы ему уродливую деревянную маску и майку со слонами, играющими в футбол. Встань в Тадасану. Тонизирующую паховую область махилу тебе мы найдем. Подарок к открытию глаз. Хасан Лечо свою долю в подарочный фонд не вносит. Шпицев он проклинал? Прах кремированного Вацлава высыпали в его ботинки, и они не тонут, не переворачиваются, их покачивание на волнах навевает торжественность. Боковое скручивание. Демон запоя его заломал. Муравей Хименес купил в магазине ложку, героином ты сколько угодно, но не с нами. Правая стопа на левое бедро. Усвой предостережения. Здесь до нас никто не ходил, а мы шагами нескромными, Муравей Хименес совсем скромность забыл. Машины поворачивают, но нас не собьют, изворачиваемся мы неустанно. В бургер-кинге меня когда-то хорошо накормили. Муравей Хименес после плевка, зашатавшего урну, сокровенным бросается. Локоть, коза ностра, запястья, бостонского душителя не разглядел. Дома меня ждет бутерброд. А его не съели? Дженни меня целует, однако бутерброды с курятиной любит не меньше меня. Неожиданный способ занятия сексом. Месопотамский. Отбеливатель для унитаза прикупим, господа, подгоняющие таксиста без конечной цели моей дружбы несомненно заслуживают, Джек Рассел принес палку не хозяину, а мне, взор у собачки недружелюбный, дальше меня она видит. Тыквы расколются, скипетры обгрызут, утренний удар. Приближаемая ветром гроза. Сработавшая система пожаротушения. Ребром ладони по пудингу, а он тыква. Монаха поймал на неправде. Были дни, когда нож от полиции я не прятал. Светоч для нас Бенедикт. В пришедшем ко мне документе написано, что вы францисканец. Вызревает конкиста. Опозорившуюся в баре Мэри Джуллнаген завоевать собираешься? Пить умею. Пью не хуже мужчин. Джин не разбавляйте, среди доступных мне радостей Бифитер без примесей, да что за козел лезет меня останавливать, пусть залетевшую в пятьдесят три года мамашу предостерегает. Покачивавшаяся дурочка упиралась. Освальдо Ноттингем отступил. Очищаю лобные пазухи. На меня накатывается поток, разглядеть лица я не пытаюсь, растащить меня по асфальту, отделив ноги от туловища – в относительной трезвости мне уже не смешно. Асана с наполненным мочевым пузырем. Разлучающая с Индией травма. Кумар нас сплотил, мой кулак вошел мне же в колено. Ходил за картофелем, пришел с морковью, не то взвесил, не то купил, грызу и не печалюсь. Высушенный мумифицированный мозг. Не у меня, пожалуйста. Пригибаемые цветы устоят, лепестков поубавится, но у кого по-другому? Сушилла меня не убьет. Неохота как-то стать у нее первым. С наклонами осторожней, при твоей гибкости лицо ты способна разбить. До земли я им не достану. Она поднимается. Ее уровень передо мной не растет, а бугор на меня наползает. Скорректировал ты замечательно. На основании вычислений Болонки Величиной с Вагон земля сегодня затоплена не будет. Ишвара, месье. Черепахи-предатели? Ишвара пранидхана? Прижмет к тротуару. Может оказаться правильным. В отношении нее я колеблюсь, богом она меня не назовет. Снятую перчатку она в коляску раскричавшемуся младенцу. Бросает вызов. Сейчас сама заорет. Кувшинку через горлышко. Бегущий по склону водитель автобуса. За поздравления с выводом любых войск я благодарю, бескровное течение конфликта для меня предпочтительней и в обыденной жизни, ирландец Тоннер выстрелил в любовницу и отсидел шесть лет. Ее не убил, а надзирателя в тюрьме зарезал. Его не вычислили, не накинули, поработав в Дрихад-Нуа чистильщиком бассейна, он отправился на Гоа. Легковесные беседы о космосе Тоннера не увлекают, косяк выкуривает и вырубается, в прилипшем сновидении из пробитого брюха тюремщика высовывается голова недобитой Бэйбин, насмехающейся над кривизной его стрельбы и изображающей оральное удовлетворение какого-то Мактубса, расписывая которого она применяет исключительно восторженные эпитеты. Плывущие изображения под плавное исполнение. За фортепьяно Некурящий Абрам. Между странами заключен мир, их названия мне ни о чем не говорят, этот блок у меня вырублен. Ласковое поглаживание. Мир само собой приветствую. Запылавшие листья, выгорев, исчезли, дерево не подожгли. Сцепившихся карликовых псов растащили. По лампочкам, как по ступенькам. Тяжелый Боксер выразительно разрывает на части пучок зелени, у каждого кулинара свой стиль. Поводи рукой у меня под майкой. Махила ты, говорят, активизирующая энергетический ход. Наглость она карает. Он сказал ей похозяйничать у него в штанах, и Тяжелому Боксеру от нее прилетело. Досыпаю в промежуточных бойницах. Ширина крепости тясячи километров. Че-Че второй раз стоял в кассу, вернулся за ананасами. Раздевающие меня ангелы меня, я рассчитываю, желают отмыть, а не поиметь. Поставил на ладонь Сушиллы бутылку пива. Она руку не убрала. Разложил отпечатанные молитвы. Он залил их кофе. Хасан Лечо накачивается безалкогольным, но дико крепким. Жизнь в прекрасном отеле, великолепие мыслей о былом благосостоянии. Бисквит не прилагается. В этом паршивом кафетерии кофе поразительно качественный. Туда, в океан, Че-Че с привязанными ананасами, они раскрасят заплыв всплесками необходимости обязательно вернуться на берег. По названному тобой адресу ее нет. У хозяйки квартиры ты спрашивал? Она поведала мне невеселую историю об отъезде приятнейшей зеленоволосой девушки с богачом из Иерусалима. Сорри, амигос-анджелес, не разрешаю вам и в виде исключения. Некурящий Абрам, если честно, богат, как улитка быстра. Зеленые волосы ты не тереби, в них скрываются диковинные пернатые. Мои послания к ней не сохранились. За ее поцелуй я бы помог англичанам вновь оккупировать Индостан. У не с губами не все хорошо. После операции еще не зажили, и столь самозабвенно ей бы не целоваться Феррари подала назад. Налетев на Тяжелого Боксера, миллионер лбом в стекло, мгновенного холода на Гоа он не предполагал. Серые тучи черным не равны, о равенстве перед лицом Пита Джи завели под зонтом захватившей отвлеченной темы. Белорусские номера, здесь – это фактически нонсенс, поинтересоваться кем он был, видится весьма познавательным. Занимающиеся искусством создают водные резкие повороты. Заструилась по руслу. Произвела отражение. Без погружения ему не очиститься. Базельская Пивная Лошадь резкими точными словами доказывает, что ничего не делать прекраснее всего. Восхитительные мотоциклисты, параллельно несущиеся на одном заднем колесе, пожалуй, не те беспробудно пьющие байкеры с пляжа Вагатор. Плавание под разваливающимся небом требует стальных нервов, суровый малыш, самокат на месте трясущий, иди ко мне, поныряем. Поскитаться в дальнейшем по какой земле ты думаешь? По ханаанской? Нашей зимой я упал бы в снег, и по мне Бритвенный Саночник, впечатления о нашей встрече он бы увез положительные. Хасан Лечо лечит, лечит, нескрываемо переживает, что никак долечить не может. Когда на меня плавно, я отскакиваю вертикально. Круто заложивший истребитель собьет меня в виде всем улыбающегося дракона. Не мучайся со мной, Дженни. Неподъемным драгоценным камнем я думаю лежать до завтрашнего внезапного всплеска. Без каски на объект не входить. Веселый у них бар, если на входе такое повесили. Опустить ладонь. Вернуться в Дханурасану. Изобрази для меня кобру, настроившуюся себя ужалить. Дольше дыхание не задерживай. Ожерелье из отрезанных ушей Далай-Ламе, нет, не пойдет. Муравей Хименес распространялся о севильских ночах. Были бы кастаньеты, непонимающие махилы ему бы, боюсь, настучали. Непокорная бесхвостая порода. Беспричинную удовлетворенность в себе не воспитал. На Гоа такие коровы не водятся. Отколоться от льдины, своим ледяным телом от нее отплыть, разрыв с обществом дарит чувства испытываемые при награждении. Повязала шарфик по грудь. Вошла в океан. Седая пенистая грива качается в ритме танцующих на берегу по-ирландски. Новый завоз рома. Только завтра Кубинец Кажется Кубинец и его отряд вывезенных в колбах фиделей все с полок смели. Мудита в фантазиях. Опробование каляьн-домбивлийского Напитка Не Знающих Горя. Неудачный выход из положения. Прославляется имя поросенка Фрикбрика. Преобладает сила воображения Пристав к пожарным, уговорил их взять меня с собой, горящее правительственное здание предлагаю объехать, первым делом в квартал бедняков. Шею повернуть. Взгляд через левое плечо выдерживай предельное количество времени. Он алкает бесчувственности. Ревматические боли не излечил. Каракули на стене пьяный Кришна. Я настаивал на танцевальной нежности, Сушилла предпочитала пожестче, меня потянуло поговорить про раздавленный в Сринагаре орех. Кончал артефакты. Бывал и менее светоносным. Прислонился довольно удобно, но голова отбита, она ноет. Из магазина вытаскивают пакетами. У Освальдо Ноттингема упакованный сэндвич с тунцом. Выпала ложка. Вероятно, это мысль о продолжающейся веками казни демонического барабанщика Бруно Брубейла Бру меня так на себя переключила. Память о дальних предках? Знаки используют нечитаемые. Принес пачку рецептов, при нас подписывает и раздает, он притворяется доктором, а я за гонконгского тяжелоатлета себя выдам. Тягал на реке Шэньчжэнь. Переписывал мировые рекорды. Не обо мне тебе говорят? Хасан Лечо приник к передающему папоротнику. Несколько сверхинтеллигентных дам с акустическими гитарами поднялись на сцену, чей задник – выглядывающая из джунглей пантера. О планетарных катаклизмах Хасану еще не пришло, распевная песенка на четыре голоса, я бы сказал, шотландская, «Берега в предгрозовом покое», по-моему, если бы у меня отрасли длинные волосы, Сушилла собрала бы их в хвост, попыталась срезать тупым лезвием, я бы воспринял безразлично. Чуть-чуть больно, подумаешь, сигарета не тухнет и слава огню, во мне он, небо знает, более-менее горит, барбекю из души не делает, Хасан Лечо намерен организовать тусовку только для взрослых. Детей на оргию распорядится не впускать. Бездельничающий двенадцатилетний паренек к нему бы поплеваться зашел, а кого-то постарше он не заманит. Бюджет мизерный, колонки глухие, уши хозяина оттопыренные, Хасана слишком я вниз. К девяностолетнему наставнику юношества Мукулу Киришпади я уважительнее? В уютном заливе случаются кораблекрушения. Считавшийся ужаснейшим байдарочником доходяга оказался замечательным каратистом. Укладывал соперников пяткой. Технике нигде не учился. Попросил Абсолюта помочь, подарить шанс рассчитаться с заносчивыми триумфаторами, прослышав об его успехах, заинтересовавшиеся гребцы-гегемоны заявились обмениваться ударами в голову и в живот. Нокаутированных уносили, а мертвых хоронили. Нечеловеческой мощи поддержка. Я, Боже, тобой восхищен. Убогих вытягиваешь наверх, а сильных не переносишь? Отношение наподобие этого – к наступившему утру налившийся вчера Хасан Лечо относится будто бы оно ногу ему отдавило. Уинстон Черчилль не похмелился. Чарльз Фокс не преминул. Во Вселенной имеются молекулы и родственные им политики. Мрачные оценки закономерны. Идет развитие. Трепетная моя Дженни, в моей добродетели прошу тебя не сомневаться. Меня заставили упасть. С ураганом ты общайся, идиотом его не считая. Монах нахлобучил шляпу, запел кантри, основание зашаталось. Оно у меня из спресованных облаков. По следам от дождя пойдем, ступни обдерем, притормози, я за сигаретами забегу. Шкипера Часто Тонущих Кораблей по усам не узнать. Он регулярно меняет их форму и перекрашивает. Знатная, Шкипер, с тобой с тобой махила. По комплекции напоминает букву В. Булку пальцем насквозь. Я, любимый, заделаю. Не нужно, в дыру я увеличительное стекло и на звезды. Проголодаюсь – поем. При отсутствии свежих данных о космосе упор на зрение. Ты используешь сильный прием. Катящийся букет собирает пыль закончившегося романа. В ремонте сотовых смеялись над тем, что им Христо принес. Разламывались хребты. Это было мобильным. Провода от столба в четыре стороны, искать новую любовь я в одну из них. В бассейне фонарики. Брошенная кобра летит. Сомнения в вечной любви тебя не посещают? Из купленного мною хлеба торчат ранящие крюки. Солнце не различает, баллада о нерасторжимой связи между мной и Сушиллой слушателей находит разуверившихся, с унылыми лицами требующих повторить, подтащить меня, парализованного, к краю я попрошу их критикующие романтизм копии. Меня видели с клюшкой для гольфа. Разжившись деньгами и потеряв любимого человека, я брал лунку за лункой, упивался везением новичка, за победу со мной спорил мадридский отец троих детей. Мелькнувший надо мной Иисус в его пользу решил. Пермяк уехал на трамвае. Уехал в Перми. Есть ли в Перми трамваи, Освальдо Ноттингем просит у меня уточнить. Понурившийся пермяк помещал голову между коленей Летаргия тела. Что за диагноз? Эгоист я в средней степени. Индийский сыр панир я бы со шпинатом. За кусок сыра, я знаю, люди соглашались на неприятные вещи. Он лизнул мне большой палец. Палец на ноге. Она меня поцеловала и, вихляя бедрами, ушла с другим. Туфли для тенниса. Вторую подачу я бы принял. По висящим ушам лизнувший относится к спаниелям. Прелестная женщина. От переживаний духом я укрепляюсь. В заведение Некурящего Абрама с собаками, по-моему, не пускают. Окурки выметаются гневно. Коктейли неосновательные. За воровство алкоголя избит бармен Крсна, идеологом преступной группы он назвал пианиста. Тревога в сладковатых пассажах. Некурящий Абрам, считаю, чист. Влезать в намечающееся разбирательство настроения никакого. Позволить им руки ему ломать? Мировое еврейство его не прикроет, а я никуда не денусь, вступлюсь. Героини порно. Токсины отчаяния. Желаю не дергаться. С бейсболистом в шторм не поплыву. Скотовладелец Лочан придет к тебе забрать свою корову. А я-то думаю, кого я на крыше жду. Кирпич для облицовки могилы? Болтающих о расчленении Хасана Лечо поведем смотреть на него, храпящего в обычной целостности. Чайник за стеклом. Оставь, где он есть. Да не получится у тебя его к себе на кухню, он музейный экспонат. Улица удлинилась, фара мне на часы, на них три часа. Видимо, три ночи. Арандхати зависима от йони. Невозможно не услышать ее взывания о фаллическом изгнании тоски, перекрывшей ей кислород. Передумавший Морпех-Транвестит в исканиях трапа на звездолет. Ракшасы удачливее. Судороги я не предотвратил. Не забирайся ко мне на подоконник, котам я слушать Вагнера не даю, Хасан Лечо позволил и поллица у него расцарапано. Некурящий Абрам посмеивается, однако эти слухи, полагаю, верны. Израильские шпионы на Гоа завелись. Камнями в поезда. Надрывный эпизод жизни влюбившегося раввина. Папоротники серпам я не сдам. Приму могущественный образ Экологического Саддама. Машина в луже. Угонщик дергает прохожих просьбами резиновые сапоги ему одолжить. Аптечная махила забегала, улыбку не нацепила, Кубинец Кажется Кубинец с физиономией, прикрытой длинными спутанными волосами, давление измерить зашел. Затопленная пекарня. Фанту с коксом не пью. Сунули манчестерскую газету, сказали на двенадцатой странице смотреть. Слава тебе, слава всем, радуюсь Кришне, радуюсь с Кришной. О триппере там статья. В черных шароварах? У близко знакомой мусульманки их позаимствовал? Связь с нею я бы не выпячивал. Ветку оттянул, не оторвал, за насилие над деревом мне бы по башке настучать. Я ложусь, жду кувалд, песок не очень горячий. Глобальное похолодание до Гоа дотянулось? Закину вопрос в небеса, почешу себя под шортами, с жизнью я, по-моему, справляюсь. Грызу антенну, вызываю помехи, телевизионная тарелка в наводнение спасательной шлюпкой тебе не послужит, в лавке изысканных сладостей «амьенскую антенну» мне в два слоя обертки. Кусочки бисквитной лани. Пойло с медом и имбирем. Заскочивший ковбой «Техасский Позор» отрывисто высказался на фарси. Иранского связного на мой взгляд поприветствовал. Тяжелый Боксер воинственным игроком в американский футбол пробивался к любви. Недозволенным приемом он остановлен. Блокнот №4 Током меня не ударило. Нижняя половина окна занавешана полотенцем. Сушилла скачет на мне с выставлением на обозрением всего, что выше бровей. Опустевший счет. Наказание за грехи. Меня связывает следование принципам достойного человека. Бритвенный Саночник блаженствует. Нестройный порядок потока. Балуудран и Дарувардадум. Оба имени ничего не означают. Электричество мне не нужно, из великих открытий я бы его вычеркнул, в плюс сорок без кондиционера просидел и, пардон, не в себе. Поросенок Фрикбрик на бочок. Изыщи возможность привстать, ты на асфальте поджаришься. Дом завершается тремя звездами, их взгромоздили и укрепили. Забравшись туда, мы займем оборону, как на баррикадах. Выпрошенная тишина. Я не умираю. С Болонкой Величиной с Вагон можно отбиться не только от комаров. Куда ты сунешься на своей сказочной карете, здесь же все перекопано. Набей рот рисовыми шариками. Приоткрой, и я тебя сфотографирую, отправишь матери доказательством, что в Индии ты живешь сытно. Мерцание костра. Не моей курткой воняет. С меньшим запахом она бы горела. Дай мне послушать саксофон, не сбивай музыканта воплями об огненной геенне. Местонахождение Первого храма Гора? На погружение со связанными конечностями я не решусь. За пятьсот рупий и вечно нуждающийся Мерукан бы не стал. У него все проблемно, но изображать трезвого перед соблазняемой учительницей рисования он не должен, а мне безразличие к ней не выпало, попавшим под ее обаяние, я скрываю выпитый ром, а рома я, она бы поразилась, сколько. Брови у нее жидкие, ноги небритые, она направляет в меня волейбольный мяч, и я отбиваю, хочу затащить ее в постель, не упиваться и не укуриваться – ее принципы. Если с ее принципами, она сейчас находится на Гоа, женщина она грандиозная, натуральная шизофреничка, в пламя мне бы не прыгать, но я, взгляните на меня, разбегаюсь. Непредсказуемость ловли на человечность. Говорил, что расстраиваться из-за груди ей ни к чему, в античности каноны красоты знали, но все переиграно, утвержденный и закрепленный взгляд на идеальные пропорции признан устаревшим, будущие создатели моды пожелают, и вздымающиеся под бюстгальтером слегка разные полушария, не останавливаясь, в дамки пойдут – пластической хирургией добиваться их дамочки станут. Не в запредельном отдалении. Возможно, очень скоро. Канал MTV dance у тебя в номере есть? Я оттолкнулся от бортика. Купил резиновый шланг. В день совершения покупки помнил о шланге до вечера. Танцы, бассейн, сегодня, шестнадцать лет назад, по полкам я, подожди, разложу. С тобой? С тобой, с твоими выскакивающими из гробов льежскими родственниками, с кем мне танцевать? Стопы, колени, ягодицы. Лошади, ослы, лошади. Фары сопровождали ее до дома, и она подумала, что водитель войдет за ней. Открывай вино. Мы его не купили. А это что стоит? Кровь христова, бро. Наступи на меня слон, я бы сразу умер, а пермяк сидит за столом, внешне неизменившимся. Линия становится ломкой. Мне думается, учительницу преследовал выписавшийся из больницы друг ее мертвого жениха. Между мной и океаном столько земли. Выкуренный косяк, увеличив расстояние, принуждает меня к лени. Спагетти одобряю, кастрюлю сейчас извлеку, пермяка приготовлением соуса не напрягайте, сегодня он готов только есть. Успею ли я утонуть и ожить? Со мной справились горячие махилы, я приостановлен ими при подлете к луне. Безвольный овладевает. Обрушение траектории. На дереве кто-то с фонарем. Спустившаяся ко мне луна в листве застряла. Направление не для попутчиков, залягу в ванну удачно приводнившимся астронавтом, доплюну окурком до раковины. Джении всегда рядом. Не беда, что две ее старших сестры доброльно покинули земной мир. Трубка с раскопок. Обнимаюсь с носителем своеобразной румынской культуры. Кхечари Мудра. Жутчайшее вытягивание языка. За столетия до нас трубку набивал португальский морской волк, теперь я обязан смесь для набивки крутейшую. Удерживаемая скорбь. Вожделение безвозвратно. Акробата Инусса, который явно не дышит, таксист везти отказывается. Уважаемый драйвер, вы же индус, состояние полнейшего погружения в Абсолют вам известно. Стиральную машину почти задаром. Меня нагревают для роли жертвы, солнце в сговоре с вылезающими из автобуса ритуальными киллерами. Нападение викингов на Нортумбрию. Викинги и любовь? Он выскочит из арки, а я поправляю ей очки. Если он без топора, сцену ревности он мне не устроит, на эскалацию викинги безоружными не идут. Он заряжается на карусели, читает по слогам, натирает чресла нападавшим в капюшон снегом, его левую руку обвивает татуировка, имя и фамилия уместились почти полностью. Тапанимиссимус Йоргордборсун. А полностью он Тапанимиссимус Йоргордборсуннсон? А махила в толстых очках, она спасенная им от продавцов цветов и людей Бианикит из Киншасы? Поднести ей в честь замечательного вечера лично собранный букет, я полагаю, нетактично. И очки не следовало мне трогать? Они сдвинулись на край носа, не прикоснулся я бы к ним, в грозящую опасность не уверовав. Гнилая отбивная. Прицеливающийся пулеметчик. Тяжелый Боксер распаковывается. Поездка в Сринагар пополнила его подсвечником и линейкой. Половим мух. Кастовая система помешала разгоревшимся чувствам юноши и женщины под пятьдесят. А что будешь мерить? Какая у него терпеливая змея, он действует ею, как кнутом, а она его не кусает. Сушилла зашивает чей-то носовой платок. Кетчупа к сосискам не осталось. Вместо личности брызги. Скрутило на лестнице. Бодрый англичанин в океан на доске. По здоровью на сегодня меня и валяющийся на полотенце затмил. Я отступаю. Базельская Пивная Лошадь выкрикивает, что Будда, сидя под Бодхи, ходил под себя. Услужливая махила, печень трески на язык мне для пробы. А ты бы не воспрял? С тротуара на тротуар перебрасываемся через дорогу банкой шампиньонов, водители гудят, ты, Христо, первым ее не поймаешь. Она подкрасилась, на меня подействовало. С разбуженной душой ложиться в могилу невовремя. Освальдо Ноттингем по бездорожью. Его детский велосипед взрыхляет почву не хуже могучего мотоцикла. Нога выдергивается перед накатывающими гонщиками. Мигом отдергивается, на их пути не задерживается. Завернутый в тряпку младенец с досадой глядит на бестолкового отца. Предложение улететь у Че-Че не снимается, искажение Атхарваведы я себе в минус. Сушилла пережила Потоп. Я займу очередь за распиленным Задумаемся над понятием Групповуха. Трава шалеет под снегом, Шкипер Часто Тонущих Кораблей выдвигает подзорную трубу. Засыпало, говорит, Таиланд. Натянуло карман, положенный в него ком энергии разбухает. Сушилла будила. Крутила. Не заводила. Ее груди – коровьи ноздри, сравнение, вслух не произносимое, ее прежний повесился и не сорвался? Крюк выдержал? От осколков бутылки мурашки, кровавую полосу она мне за недостаточную сексуальную прыть, из тучи вылетел альбатрос, срезанная верхушка подобрана. Лед из коктейля выброшен языком. Операция и в мельчайших аспектах удачна? Хасан Лечо залез в сплошной женский купальник. Я таких ценных вещей на берегу никогда не обнаруживал. Подстригаются Кусты Выхода к Золотоносным Планетам, понурый Будда просит здесь не курить, рейд по вырыванию сигарет и косяков лица его культа не совершают, инициировать интернациональное месиво не склонны. За индюшкой с убийственными помыслами не устремляйся. Она вооружена, мне ее замороженный предок сказал. На скутере катили на рынок. Плейер у Че-Че не работал. Вы прилетевшие за образцами наших мозгов обитатели Марса? Светлые крашеные волосы по плечи, блестящие на смуглой мордочке глаза, от парикмахера Дженни была в восторге. О целомудренной жизни я пораскину. Йог зависит от всех трех гунн. Четвертая машина отбилась от остальных, за нами в переулок поехала. Асфальт казался крепким, но я провалился по пояс. Не наступил и проломил, господа, дыра была и до меня, более трезвые ее обходили, а я просмотрел. Пронеслась экспозиция выставки «Отпуск Мессии». Адреса дежурных аптек у Шкипера Часто Тонущих Кораблей. Сапоги не надевал с детства. Удержавшие локти ободраны. Не составить ли заявление? Изумительный случай с городской администрации поиметь. Пуля обезглавила статуэтку. Вечер летний, вечер жаркий. Сейчас далеко не лето, а в остальном все правда. Орошал сорняки. Приседал в Уэно. Окна у тебя с видом на какой парк? Романтическая прогулка на лошади. Повозку я, поиздержавшись, продал, но на своем Антропогоре тебя, детка, покатаю. Сигарета торчит изо рта грустным хоботом. Загорелые бомжи, покатые крыши. Зубную пасту докуплю и будет полный комплект. Спичку об панцирь. Выплескивается несогласие. Ученые и баснописцы считают меня очень важным существом, с чего вы в прикуриватель меня превратили? Разрывается майка. Преследуется компания, объедающая хозяина супермаркета. На слона, разумеется, залезай, однако он не мой. Оказывая тебе первую помощь, с него спросить не смогу. Утро свернулось. На рынке открылся раскручиваемый вегетарианцами бар. Трубочка в кафе. Магнитола сферичная. Топить камин забытыми махилами кроссовками? Дом Христо снесен. Его дедушка сбежал с уважающей старость китаянкой Возрадуемся вечной весне. Осень воспринимаешь ты грамотно. У меня приготовлена мысль. Я не свинья, но когда нас начнут давить, о желудях я подумаю. Долг призывает угощать. Яблочный сидр здесь не купить, спички у него есть, все на ланч к Освальдо Ноттингему. Плащаница Гаэтано? Под ней, наверное, усопший фараон. Салат в миски, сделанные поплывшим от жары гончаром, оливковое масло мимо не лей, почему под колесами авто я бы думал о желудях, я не отвечу ни Будде, ни психоаналитику. Неотчетливое восприятие риса. Громыхнул танцевальный наигрыш для слепящих нас пестрых платьев. Засовывал в шлепанцы и правую, от контакта отскочил, назад не вернешься – на прогулку не пойдешь. Молился возле Джуди-Дага? Египетские казни в памяти свежи. Каратель был величиной с меня. С куриное яйцо. Порт у них современный. Хлопающий крышкой сундук, говорильня подводников. Воду я спускаю. Вам, думаю, и на поверхности не пропасть. Кандолим район содержательный. У Хасана Лечо отделилась несущая ступень, ноги отнялись вроде. Huge love night. Блекло напечанные приглашения раздаются серьезным нетрезвым сигхом. Будем оптимистами. Хасану я взял. Соединись со мной, махила безбровая. В каком бы дурмане мы ни жили, Будду накрывало глобальнее. Острое у нее. Для вырезанного у меня сердца шкатулку самую простую. Шкипер Часто Тонущих Кораблей ругается на причале. Требует переделать в ледокол. Запрятанное кольцо придется продать. Ноги вытирал газетой, у тебя на них песчинки золота, Сушилла шептала. Между двумя каучуковыми фикусами, кажется, широко, я между ними, конечно, пробегу, сумею не впечататься, десяти метров мне не хватит, мысль меня осенила. Из какого он вида духовных существ? Его гоанское поле деятельности – стаканы и юбки. На основании свидетельства Акробата Инусса я говорю. Уровень жизни подзаборный. Ну раскатайте меня и зашвыривайте. С балкона второго этажа я хочу обратиться к вам, как лидер к своим отказывающим себе в выпивке солдатам. Враг не побежден, но период воздержания окончен, наполняйте ромом бокалы, застигнутый трезвым будет приравнен в подлежащему повешенью дезертиру. Черный виноград. Эволюция Вселенной. У Христо нарушения в работе сознания и ему страшно. Наголо обриться и лысиной к раскалненной лампе, прическа же под монаха, а им положено терпеть, встречать выпады судьбы с тупым безразличием, ты посвятил себя Будде, и на тебя идет лава. Она погубит и тебя, и вопяще убегающих от нее девушек, они неоспоримо сексуальны. Это тебя не волнует. При их избавлении от лифчиков у тебя под носом оказаться соблазненным ты бы мог? Не волнует. А приобщить их к учению Будды? Побежать за ними с заверениями, что для сбирания сжатого смысла сутр около минуты в запасе у них еще имеется? Кожа приросшая к лампе. Пик веры. Монах за ними рванул. Энергично бежит, от задниц, черт возьми, не отрываясь. Настоящими итальянскими спагетти можно задушить. Я в Италии жил и опровергаю. Ее колени к моим губам, ниже колен у нее, боже, все ампутировано. Как у них угол? В поклонении мы разнонаправленном. Несправедливую систему нам не развалить. Теология Мадхвы? Угол у них кона. Я в кона, и надо мной осыпающая светлячками крона. Че-Че изображал перевернувшегося на спину жука, заслужившим дополнительную затяжку его не посчитали, язык ты, красавица, убери. В какую сторону у нее крутятся колеса? Пожалуйста, скажите мне что в нормальную. До больницы снаряд не долетел, находившийся там в смирительной рубашке Балансировщик Звезд, гаркнув, отвел. Захотевшим стать кальтуристами питаться я советую не с нами. Вчера у нас на троих кунжутная лепешка и пять мини-бананов. Муравей Хименес на юбилее торговой сети выиграл золотое колье. Все на поиски Муравья Хименеса Девочка мечтает парить. Мне бы на поясничный отдел подавить. При доверительном разговоре со мной позволительно вытащить гранату, но член вы, молодой человек, уберите не сложится у нас влюбленными и счастливыми быть Женщина с синей грудью. Она пока в блузке, расхождения в подсчетах перед оплатой счета меня нервируют. Мудрость неочищенная. В кожуре. Нещадно обругал пристающего пингвиненка, послушника иезуитского ордена. Бесчисленные формы. Ненужные вещи. Стелется оранжевый туман, под цвет коктейля тебя накрывает. Невысоко над нами вертолеты, разгоняющие ангелов, мятежом с поджогами надо бы их отвлечь, вертушки к земле. Настигают носящегося с канистрой Хасана Лечо. Выходи без раздумий. Бензин у заправки около тряпочного развала. Хасан вкусил секса с серенькой неприкасаемой, отбросил нудную поучающую книгу просветленного Эрика Ауткира, не принюхиваясь, скажу – заволакивает. Дынные корки тут все провоняют, выйди хотя бы выбросить мусор, проплывает дрянь ощущаемых со стороны копаний в самом себе. Обет стать буддой еще не исполнен. Почему я не бреюсь? От чего я страдаю? На мою долю пришлось полторы крупных дыни. Посидим же наконец за столом резко завязавшими социологами. Ценятся лишь связи. В хибару без воды и света въехал высококлассный специалист. Проституция развита и у храмов. Кота от соседей скрывала, однако они прознали, скоро попробуют добраться и съесть. Кубинец Кажется Кубинец сам из нищеты, об оздоровлении ситуации он не думает, поскольку думать по его мнению не о чем. Буду представлять твою позицию в общественном центре «Поделись хлебом». Наивысшее достижение существования – любовь к выпавшей судьбе. Амидабуцу, бубнят Амидабуцу. Под вымахавшими цветами в противогазе от одуряющих ароматов проходит Тяжелый Боксер. А где вы все познакомились? Главным образом, на занятиях йогой. Исчерпывающее объяснение исчезновения смысла мне посреди ночи. Закончил медицинский колледж ради противодействия недержанию? Около аэропорта стрельба, кортеж выброшенного из пантеона бога-примирителя остановлен полицейскими на подъезде. Хотел вылететь в Монте-Карло. Охрана у него боевая Мир сотворен. Успокойся. Перца она мне в мешок не досыпала, для ресторана «Кожаный Бок» мне приказали доставить мешок красного перца, и подразумевается, что мешок полный, я трезвый, сложилось иначе. Я отдался рому, вызвался быть экспертом в вопросе предельного времени приезда скорой помощи, в брошенном на стол мешке отрубленные ступни перебитых членов мафиозной семьи Полостоне, о перцах на заре разгоняющегося дня мне подумалось. Поджарить бы и полить. Соевый не испортит? Мое авторитетное слово – девятнадцать часов. Ананас кольцами порезал, подавился, пробормотал в телефон об экстренной ситуации, в промежуток от три минут до девятнадцати часов врачебная бригада у тебя гарантированно. Международные нормативы, с ними не шутят. Сушилла произведет перемены. Отскакиваю на роль наблюдателя. Ухо она смяла словно фантик, верю, оставит, где есть. Рассматриваю жеваную субстанцию. Перенесение храма в желудок. Исследователя влечет проникновение в собственную природную сущность. На его ногу колесом наезжай, он ничего не почувствует, ее съехавшую юбку не подтяну. Мужчинам с ней становится дурно. В постели выматывает до затрудненного, почти отсутствующего дыхания, беседуя, загоняет в логические тупики и вырывающимися со словами дуновениями делает твои основы трухлявыми, в нантском женском монастыре она обучение. Со дня поступления трахаться и мыслить в нем учат. Преподавательский состав – несколько демонов, прикормленных блюдами, чье изготовление велось по сатанинской книге рецептов Асфалио Фундмица, творившего в Нанте кулинара и алхимика начала семнадцатого века. Шедевры, мне представляется. Пожевать бы чего-нибудь со страницы примерно сто пятьдесят девятой. У меня был экземпляр. Ничего себе не готовил? Сказать, что меня вывернуло – крайне приглаженно сказать. Две трети кишок, имелось чувство, через рот вышло. Не на Гоа. На Гоа бы не купился. Вдохновляющий Гоа, ты – плывущий в сезон ливней укуренный слон. Сначала была точность. Первая капля попала в кончик моей сигареты и потушила. Затем сила. Вторая капля выбила сигарету из моей не самой слабой руки Заливаемыми потоками, проскочили император Павел и поросенок Фрикбрик. Лепешку порви и в лепешку заверни. Экономичная лепешка с начинкой. Поднимающийся со мной Облезлый Оборотень просит позволения подержать меня за горло. Трагическая эпоха индийской истории. Театральный модерн? Растрачивающие мудрость на недостойных застрянут в лифте, везущем их на этаж поджидающего душегуба. Независимые люди ползают не перед кем-то, а злоупотребив. Бугры интеллекта. Они срезаются экскаватором фирмы Психотроп. Мимо аптеки я на отрастившем ноги корабле, аптекарь, наверное, шепчет, что сломанная мачта для меня ерунда. Перестань мучить апельсин. Все без остатка ты из него выжал. Я встал, полицейская машина за моей спиной тоже не двигается, снижая накал, откинусь к ним гимнастическим полумостом. Зареву партию Тристана. Она призналась в любви, и меня повело. Признание в далеком прошлом, а ответная реакция сейчас. Не повтор случившейся ранее – тогда я воспринял совершенно хладнокровно. Она меня любит, заглядывает в глаза в расчете на те же чувства, допускать помутнение сознания мне не из-за чего. Повзрослев, оценил, рома, конечно, выпил, но смешно считать, что я пьян и в неуправляемый полет с нещадной тряской меня потянули не воспоминания, а алкоголь, вылаканный мною подле храпящей Сушиллы. Меня и она любит. Через пятнадцать лет осознаю, застыну в поликлинике перед дверью уролога или окулиста, меня любили и больше не любят. Весьма жестоко. Называйте нам буквы, показывайте омертвевший член, жизнь определенно прошла. Я объездил полмира, меня любило несколько женщин, на человека ужасной судьбы не похоже. С врачами посмеюсь над анекдотом о матерящемся из Стены Плача Создателе, умением вести разговор расположу угостить меня спиртом, к закату буду идти несломленным. Ты бесконечно позитивен. Дух в тебе живой и чуть ли не животворящий. Манделой нам тебя не окрестить? Переносить тюремный режим мне бы помогли письма от сумасшедших поклонников. Вкладываемые женщинами фотографии вдохновляли бы не так. Вас обожаю, вас понимаю, если до ноября вас не освободят, и на Каблогурдан я улечу без вас, место капитана будет у меня свободно. Руководство экспедиции я осуществлю вашим скромным помощником. Колумб желал получить с Изабеллы десятую часть, а вы урвете шестую. Ожидайте грузовую машину с деньгами. Добивайтесь перевода в просторную камеру, в маленькую миллиарды наличных не влезут. Сдуваемое с веток белье. Закрываемые обстоятельствами темы. Я бы просушил и надел, наскакивающий с океана ветер сделал из меня очнувшегося и прячущегося нудиста, какие бы на Гоа ни были нравы, голым по улице не пойдешь, в тени и цветах прилечь подремать – не ошибка, но зачем я к плавкам шорты повесил? Избавлялся от лишнего. Чистым обнаженным телом объединился с природой. Тяжелый Боксер побывал в офисе. К воде в кулере не притронулся. Заблудший пугливый друг, последнее дело в Индии на работу устраиваться. Да не пропадает он материально, от свободы измаялся и какую-то занятость ищет. Воздушное отношение. Моя улыбка во всю стену от угла от угла. Такие фотообои не только Сушиллу бы придавили. К ней ближе. Ближе окно? Окно видишь? Податься на заработки в Мумбаи? С лекциями в бильярдной Шестнадцатого Восьмого выступать? Истинную личность его кличка в нем выдает. Пьянство у себя не допускает, для перепивших и расшумевшихся игроков у него залитый свинцом кий-охладитель, умным людям, помимо предоставленного слова, за старания в донесении мудрости тысяча рупий. Пиво импортное. Блюда овощные. Вегетарианцам я доверяю, своей системой питания сомнения в их адекватности они во мне не поселяют, без изумительных отношений с полицией свинцовым кием он бы никого безнаказанно не избивал, а дружба с правоохранительными органами – это уже сомнительно. Я бы завел о происхождении Вселенной, ему, приверженцу иного подхода, мой рассказ бы не понравился, и он рассвирепел, попытался бы вырвать у меня пивную кружку, чтобы ей разбить мне голову, между ним и его женой тринадцать лет разницы? Смысл его клички не проясняет. Жена старше, я почему-то сразу подумал, что так, Освальдо Ноттингем заговорил о покупке домашней библиотеки гостиничного техника Дебдана. Всего девять книг. Зачитанные? Обещает выбросить, смешать с мусором, немного потратив, книжки выручу, раздам на пляже кому придется, от возможного вышвыривания огражу действенным запугиванием, внушающим вечное закрытие глаз. Прочитал – кому-нибудь передай. Не захотел читать – передай опять же. Не передашь, а швырнешь – умрешь. Следующего в цепочке об условиях не оповестишь – смерть неминуема в той же мере. Ты почему взгляд к тропинке скосил? Рисую в сознании перспективы. Креативное мышление тренирую. Тропинку ты заметил, но меня, убегающего по ней от собственного тела, тебе не увидеть, на тайской вечеринке быстро беднеющего тайца Хонгсавана столь же голым духом рядом со мной не расхаживать, на нетрезво завалившейся махиле там учились оказывать первую помощь, остекленевшего бугая хлопали по плечам с татуировками «Роберт» и «Плант», и он не отвечал ни усмешкой, ни демонстрацией вздутого на публику бицепса, проблевавшаяся фифа из управления соцзащиты проблеяла с позиции сегрегации. Неплатежеспособные местные налево, а вы, белые со средствами, идите направо, идите ко мне, поддерживаемая правительством программа анального спаривания стартовала. Я курил в стороне. Сигареты подсохшие, восхитительные. Атеистическая тенденции крепнет. Мужчина, заходящий к любовнице за рисом с лепешкой, не вправе считать себя романтиком. Гвоздь разодрал. Йогу не забросим. Вращаются гребные винты, на банкете у авторитетных рыб рубленое человеческое мясо. Осуждению не предам. Вдается безмерно. О хитростях ресторанного бизнеса я выслушиваю с физиономией поскучневшей. По затылку метлой мне Золушка. Заставляет с ней танцевать. Ее карета застыла в цементе, но мы подтолкнем, и она уедет, отстанет, Болонка Величиной С Вагон толкает до кровавых кругов. Опасность канула. А подрыгаться бы неплохо. Вываливаются неудержавшиеся партнерши. Пляшущему под свист пуль барабанами добавляются взрывы. Как ключ, повернулась ступня. Заплатив вывихом, ковыляюще вошел в ошарашивающую энергетикой святыню. Вглядываться следует тщательно, ничего не пропускать, выпускаемый дым разгоняю. Ты закурил там, где я умер. Кого же я слышу, не пудучеррийский ли Человек-Мангуст со мной говорит? У меня тут место промежуточное. Жизнь покажет. Съеденный на пике взволнованности лимон, свежие витамины. Крыло у его самолета легкое, мы с Христо донесем, у этой модели, я слышал, крылья не отделяются, вилка входит в луковое пюре, я ее выпустил и она утонула. Позволим ей полежать на дне. Угар порождается кармой. Тонну мы не осилим. Взлетное поле изрисовано. Христо распространяет информацию о нарезающем круги самолете с одним крылом. Проконсультируемся с наставляющими рога божеством. Обозначим стрелками продвижение к союзным нам небесным портам. Меня заводит вообще от всего. От стюардесс нет отбоя. Уразумев безнадежность попыток приземлится, посадку Пита Джи отменяет, сидящим в креслах раздаются коктейли, врубается регги. Подтекает бензин. Курение не ближе двух метров. протри салфеткой апельсин, и он изменит цвет, ты, Сушилла, не представляешь, насколько ты поразишься. Я о секретном. О плащанице Гаэтано? Думаю, искательница она из Норвегии. Когда тебя впервые ударит волна, ты увидишь того, кто у тебя сейчас в сердце. Отрешусь от чувств. Спокойствие без удовлетворенности. Потрясающие одиннадцать секунд. Думал, прошло часа два. На меня подействовало, заявлять обратное – идти против течения непроглядных вод истины, безалкогольный коктейль меня не освежит. А чего об этом говорить, разве требуется? При земной жизни Богородицы дурь не курили. Чем-то туманили, вином же замучаешься от волчьей действительности себя уводить. Дерево наклонилось. Дерево без плодов. Не их тяжесть, догадываюсь, пригнула. Прорванный карман шорт. В живописные места тебя отвести? Пальцем давил, и ткань не выдержала. Пластиковые стаканы бы собрать, лужайку очистить, выдающимися джазменами просто так не становятся, Гетца бы увеличить. Над вытащенным скелетом в плане прибавки десятка сантиментров поколдовать? Относительно его «Corcovado» я сказал, ты понял, о чем я сказал, громкость взметни, об шлепанцы не спотыкайся, Опустившаяся к Нам Шахиня свои раскидала, три что ли? Третий не ее. Утверждаешь, твердого представления не имея, пингвина найдешь – в нашу деятельность не вовлекай, гашиш не втягивает – позволим и дальше только запах океана впускать, круглые шишки напоминают мне черепа, соусом синеватого цвета вареного золотоволосого пингвина я бы не полил и в кастрюлю его бы не я. Бывал циклопом. Случались перевоплощения. Не йога, а низкий секс? Обе ноги у махилы над головой. Ко мне, если с вопросами, то с духовными. Разум просветлишь – эмоции пойдут сугубо положительные, о средствах, подходящих конкретно тебе, я выскажусь после изучения твоей ментальной карты, не я ли ощипанного пингвина на гостевое карри блюдо? Карри пользуюсь. Распространяться насчет пингвина не намерен. Для бесплатно слушающих его приятелей Некурящий Абрам жизнерадостные мелодии не играет принципиально. До Кашмира следует на самолете, а после бог знает сколько на автобусе пилить. Бутылку прикончим и выезжаем. На сегодняшний день у меня настроение прямого сообщения подождать. Всему придет конец. Конец придет и концу. И мы начнем заново. Вздувшегося не протыкай. Озаренные предвкушением калеки готовятся к своему религиозному празднику. А что с океаном? Оцениваю высоту волн через дыру в простреленном насквозь буйволе. Он не падает. Если не муляж, то проекция поскакавшего, подхлестываемого гашишем разума. Изнасилование высших чиновников. Лишний час в леднике. Джемпер со знаком Бетмана в самый раз, пропотеть мне не помешает. Горячая благодать капает в глаз. Хасан Лечо постукивает по стеклу над двигающимся кремовым пирожным. Пирожное, выходи. Чтобы не чувствовать страха перед саксофонами, с понедельника до вторника не принимай. Ты не растеряешься. Последний альбом U-2 пострашней. От отправке себя удолбанными, по-моему, и заговаривать ни к чему. В кашмирской долине нет покоя от вооруженных мусульман. Я не зарекаюсь. Моему копанию в гудящем черепе подлинным, вероятно не стать. На плантации специй с коленями у подбородка сидит Кубинец Кажется Кубинец. Бормотание связное. Участвовать в выборах допускаются лишь обладатели местных паспортов. Хоккейный дворец? Дымящий косяком швед, придерживая рукой плавки, дорогу до него у меня спросил. Не мега—самадхи. Мегха—самадхи. У Шкипера Часто Тонущих Кораблей на Индию своя ставка. Национальная всеиндийская лотерея у них, думаю, проводится. Сыграю и сорву величайший куш, куплю стометровую яхту и волей владельца ее на воздух. Право хозяина. Арест и, если без жертв, лет пять в вонючей тюрьме. Апельсины разложены для рубки на разлетающиеся половинки. Кубинца Кажется Кубинца выгнали из его посольства со стрельбой. Опирайся на мой локоть. Себя не утруждай, до супермаркета меня на тук-туке добросят. В том грязном окне иногда появляется ненаглядная девочка Тяжелого Боксера. Шестирукую плюющуюся огнем дьяволицу в мусорный бак. Она упирается. Материал для нашего дворца – картон. Привозят девятую за день пиццу. Страдающий без понимания обязательности всеобщего страдания страдает не научно. Буддизм не наука. А плюрализм мнений? До разочарования в астрологии Опустившаяся К Нам Шахиня и ее наукой считала. Человеческое эго. Нанак считал его главным злом. Осознание абсолютного бессознания я бы выдвинул вперед многого. Спичка сломалась, но зажгла. Передвижения вялые, показавшийся океан сверкнул и затерялся, русалка со вставленными стоматологом Бупом зубами меня бы загрызла. Работает он без лицензии. За найденное на дне золото заходит в воду, приказывает рта не закрывать, из-за некачественного исполнения челюсти у пациенток не смыкаются, бесконечный дискомфорт наводит неразвитый разум на доктрину адской расправы, направленными к ее совести возгласами о дружбе, о написанном и посланном в Бенарес прошении о приостановлении процесса законодательного уравнения русалок и тигровых акул от перекусывания костей не убежишь. В Бенаресе казино. На кон я созвездие Октант, выигрыш мне тающими на моей руке ледяными алмазами. Твердо держусь небес. Катера увозят офицеров полиции брать обнаружившегося у горизонта субъекта. Пиццу не я. И Че-Че отрицает. Сбой в пиццерии – вина не наша, платить нас не заставят. А Нанака не скальпировали? Рука со стаканом наутро трясется, болтанку в самолете напоминая. В баре выдвинул идею – сигарету мне в долг под залог телефона. Бармен Дамодар не берет, подозревает, что телефон заминирован. Сушилла подкатила ко мне чемодан. Распорядиться грампластинками мужа мне поручает. Толкни среди своих. А муж у тебя умер? У него сломался проигрыватель, а на новый не набирается проще, с музыкой завязать. До ранних слоев не докопаться. Лампочки ремонтной машины мигают, о вероятной поломке огранизма мне говоря. Малышам застывший паровозик. Для детей постарше паровоз, сходящий с рельсов. Такса в наморднике не рассмешила. Наехала старушка божий одуванчик. Злобный одуванчик. Да, божий. Кричала о разбросанных окурках, без спроса один взяла и докурила, Че-Че, который их и бросал, примирительно промолвил, что окурки принадлежат всем. Славный малый. Бесконфликтная душа. Девушка ему отказала, и он ее перекрестил. Гараж освободился, дождь настроил на радиостанцию поскрипывающего блюза, мерседес Вуингулуна за неуплату на улицу. Усеченная упаковка. Передел территории. Число банок сократили. Проморгавшего ножевой выпад Вуингулуна убили и зарыли на пустыре. Некому за мерседес заплатить. Ржавеет, жалко его, из моих мизерных средств на аренду гаража мне набрать? Дви Пада означает обе стопы. Ссыпай в канаву. Ты, пермяк, асанам учись. За индейцем в вестерне не угнаться, но я с высокого стула и не вставал, у барной стойки я умиротвореннее тех, у кого полно рупий. Компания из британцев и пермяка. О нераскрывшихся парашютах в Сринагаре интересней рассказывают, торопящийся феникс просвистел, кто не упадет, будет оправдываться перед нелегальным производителем. На свободе тащит от радости даже с подкашивающимися ногами. Для сандалий помойка или скотч? Диафрагму к груди вытягивай. Спину ты, нечестивец, не вогнул, бездуховную бейсболку не снял. Движение должно идти от области таза. Мастер показывает ширшу падасану, ширша – это, кажется, голова. Кувалды молотят по загородившей дорогу плите. Сушилла побежала за моим дымом. При перевешивании с плеча на плечо сумка звенит приятнее, чем колокольчики. В магазине ковров поваляемся на образцах, снежинка на окно кем-то из северян наклеена. Он отзовется. Кришна беседует с банкирами, так чему же ему с пьяницами не говорить. Курицу в ресторане исключим. По три пачки в день Хасан Лечо выкуривал, о сокращении расходов крепко мысля. Приезжающей Дженни цветочков куплю. Не Дилмун, не Сакраменто – она открывала для себя Мадрас. Скидка на выпечку у них сорок процентов. Наедимся необременительно для кошельков. Могла ли она мне изменять? Конечно, могла, в Мадрасе же не сплошные уроды. Блуждающий организм накапливает тактильные воспоминания. Ублажила двумя пальцами. Порвет бедро. С тобой эта огромная взлохмаченная собака добра, а что она сделает со мной, я представляю с частицей негатива. Разобью оковы предубеждения. Мир реален, как Брахман? Неприкаянная и непривитая. Параллель я, девочка, не провожу. Без тебя прочь не пойду. Залившийся до бычьей недружелюбности Кеннет Гринкс как раз тебя не прогоняет, с тобой у него даже обаяние, но я в восхищении от тебя, а ты от меня. У меня отличающийся от банального взгляд на человеческое существование. У тебя высокий бюст и в ушах мадагаскарские амониты. Со мной нетрудно поговорить по душам. Твои глаза вызывают желание, прикоснувшись к ними губами, неожиданно выпустить язык. Мы безбоязненно ходили под неважно закрепленным огненным шаром. Забрели к Гринксу, почувствовали, что в его отеле пропускающие влагу потолки, при неизбежности столкновения я знаю, куда ударить. Увы, знает и Гринкс. Пунцовое лондонское лицо. Натужное примирение. Христо проповедует следующее – похмеляться надлежит в количестве, не уступающем выпитому накануне. Пожирай меня очами, махила, чресла мне тонизируй. Дышу, снабжаю, кровь кислородом, сквозь муки и хрипы старательно подтягиваю к затылку ступни. Над тобой нависал не небоскреб. Одноэтажное здание удивительно вытянулось. Лед тает. А ты не знал? В бокал пять кубиков, со льдом ты точно перебираешь. Эдит Пиаф в данных обстоятельствах меня, возможно, в депрессию. Я прилягу, а ты меня защищай, от выволакивающих охранников оберегай, развевающийся флаг поднабрал пыли, его же только на праздники. Акробат Инусс, когда он в последний раз был на выборах, за оппозицию голосовал. К власти не пришли На Гоа он забыл, кто где правит. Пурака – вдох, выдох – речака. Ослы Терпкой Лжи интенсивно копытами мне по затылку. Фонари мои подмигивания не подхватывают, свет от них ровный. Пустырь огорожен зеленой пленкой. Накачу и с живой растительностью спутаю. Индийская народная песня. О виски в ней не поется? Вцепившийся в мобильный пермяк рассказывает мне о моей столице. Парад трамваев в Москве, говорит. Помешались они на парадах. А индусы не вернули мне вырванный зуб. Ехал из аэропорта, схватился за щеку, острее шила в задницу меня, Будда знает, пронзило. Красивые виды заметались. Лишними средствами не располагаю, удаление дешевле лечения, по пермским ценам тут не избавиться, у себя дома я бы и за полцены договорилился. Злобный зубодер Пяск. Мы с ним ходили по ночным клубам, когда-то приятельствовали, с женщинами у него получалось. С вытащенными кишками труп не всплывет. Он подбивал меня прикончить его еще более удачливого соперника, но я стремился пожить в Индии, а не на зоне. Зуб он мне, возможно, даже бесплатно. Врагами мы не расстались, руку я протянул, и он ее пожал, присылать ему с Гоа мои фото не попросил. Индусские стоматологи, конечно, обходительнее. Мягкие, но не гибкие. Сэкономить за счет анестезии не предлагают. Дурной запах изо рта. Храм перевернут. Мне бы пристегнуть лыжи, пробежаться вокруг школы, куда меня, приведенного качающимся папой, не взяли, вокруг нее лучшая лыжня. Мечтал прополоскать ромом. Сидел без зуба и тосковал по снегам. Я пока не отошел. Выставленный счет не подсовывайте. Мой зуб положите мне на ладонь. Пропал, сказали, твой зуб. Нет его в кабинете. Если опыты на нем они будут ставить, на мне это не отразится? Воздушные шарики зацепились за ветку. Залезу и освобожу, ничто не должно препятствовать отлету в наше небо. Адити родила двенадцать Адидьев. Параллельно полу ногу ты сколько удержишь? Со мной разговаривали свысока. Шива оказался мужиком с гонором. Мусор увезут, машина, мне по секрету говорят, уже выехала, загружать ее будут мечтающие обо мне махилы. Благословите слияние. Позитивного отношения от ракшасов я и не ожидал. Некурящий Абрам накладывает тарелку дьявольски дорогого мясного. Порция пианиста. И нам, Христо, ноты следовало учить. Если автобус не развалился, в Калангуте я до полуночи объявлюсь В волны я и ночью. Завтра поеду на мотоцикле, шляпу веревкой под подбородок. Англичане с индусами в регби, приглашение, я думаю, фальшивка. Мог бы не ехать. После игры возможен банкет и новые неизгладимые впечатления. Выбриваются макушки заносчивых красоток, выпускаются кишки бесчестного судьи. В супермаркете есть газеты, в них котировки, до отъезда задницу не оторву. Маленьких веселых подушек у меня было больше. Шкипера Часто Тонущих Кораблей похитителем я считаю. Матч состоится в Кочине. Я, Дженни, наслаждался бы нашим нахождением вместе, а обнимать тебя воображаемую, приключению не замена. Широкий выбор для смешивания. Пустую фанту цитрус ради издевательства мне кто-то у изголовья? Похоже, припоминается мне подданный британской короны, способный меня пригласить. Стиви Хомб по берегу трусцой, а я отдыхал, умирающий – не про меня, тревожиться о приостановке дыхания вам, сэр, не стоило. Засели на лежаке под зонтом, бегун от пива не отказывается. Шапки и я терял. Королева для интрижек старовата. Регби я не боготворю, но спорт мне довольно понятный. Уведенным с пляжа Кубинцем Кажется Кубинцем, починить ему телевизор не помог. Сосредоточенность упускаю. Блуждаю по списку ассирийских владык. Сушилла на маникюре, не экзекутора ли из муниципалитета она обобрала? Мармелад со вкусом персика. Не знаю, съем, наверное. В Москве с деньгами было попроще, на Пресне в кафе Максим я не стакан воды, а утку с яблоками. Раскачивающиеся шторами зеркала. Ноги дальше не растягиваются. Незаурядный местный певец Махавир Майклаха. О политике он, как мне переводят, поет. Увеличивающийся цветок, разрастающиеся слоновьими ушами лепестки, при поддержке безветренности о теплых мелочах у меня мысли. Банан ломается. Его не заточить, им не убить. Припадки, мне представляется, по особому медицинскому полису в Индии лечат. Плавание на спине. Повалившись спиной на палубу выведенного в океан суденышка. Не думайте, что я боюсь лицо себе опалить, с солнцем у нас договоренность физиономии друг другу не портить. Я, выясняется, возбужден. На меня садится неразличимая в солнечном пламени махила. Рваный ошеломляющий ритм. Плавными и резкими движениями мне передаются координаты Эдема. Океан здесь по колено, разморенные люди легковнушаемы. Тряхнула волна. Превращу брызги в золото, и они меня посекут до костей. Дай бог мне памяти, с рыбаками, по-моему, я поплыл. Не вдоль западного побережья Персидского залива. Дженни в роще Аум. Оставленный телефон разрывается от звонков Передумавшего Морпеха-Трансвестита. А чего ему мне названивать? Вчера он зависал с Муравьем Хименесом, пусть Муравья с похмелья и достает. Махила что-то поймала. Мне после близости дозволительно не двигаться. Воздух поперек горла, до перерыва в трансляции крикета дышать не смогу, меня, неподвижно вращающего глазами, поднесите потом поздороваться с чемпионами. Ты-Пятый превзойдет в загробном царстве Не Тебя-Девятого? На этот вопрос, я допускаю, ответит синтоизм. Корни цепляют, вылезают для утраты мной равновесия, деревья я соберу в круг и мы обсудим, как нам тут уживаться. Звезды мерцают. Пусть мерцают дальше. Хасан Лечо на стоянке не удолбанным ползает – он взрывчатку под днищем ищет. Расщепление на стрелки и цифры. Летим на Венеру. Кто желает, пожалуйста, а у меня нужды нет, Венера у меня внутри, я – все включающий в себя космос. Южный Загрос? С тыквой я не любитель. Выпрямляюсь, просаживаюсь, ночью буду стараться никуда не побежать. Плащаница Гаэтано из Индии вывезена. Акробат Инусс удручающе загрустил, за обедом уснул и многоэтажка на него плашмя. Час снова ранний. Самолет ко мне через окно, тормозя, катится по комнате, на дозаправку он сел. Пасутся волы. Иллюзии осыпаются и расцветают. Благодаря чему расширилась моя комната, мне еще надо обдумать. Блокнот №5 Глаза начали затухать. Кубинец Кажется Кубинец твердил о восковом комманданте. Пятки долбили подушку, как если бы что-нибудь личное. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=48566034&lfrom=688855901) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.