Август. Девять Жизней

Август. Девять Жизней Валентина Спирина Вся самая вкусная, интересная, захватывающая проза и поэзия августа – лучшее творчество от ведущих авторов Территории Творчества, на самый взыскательный вкус. Полюбившиеся уже имена, знакомые вам с самых первых выпусков и новые авторы нашего проекта (но не новички в писательском мире) – это всё ожидает вас на страницах последнего летнего сборника «Август. Девять Жизней». Август Девять Жизней Редактор Валентина Спирина Дизайнер обложки Валентина Спирина © Валентина Спирина, дизайн обложки, 2019 ISBN 978-5-0050-3522-6 Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero Территория Творчества Ты ускользала без прикрас Marcus Denight Ты ускользала без прикрас От тишины прикосновенья, Сжимая шумно все мгновенья В объятьях приоткрытых глаз. И каждый день, как будто час, Вдаль уносился без остатка, Запоминаясь с болью краткой, Давно полузабытых фраз. Вглубь удалялась синева, Иссиня – ярко розовея, Мой грезил взгляд безмолвно рдея, Теряя мыслей острова. Ты ускользнула без прикрас От тишины прикосновенья, Оставив только лишь мгновенье В объятьях приоткрытых глаз… Над суетой Marcus Denight Над суетой вчерашних дней, Под отшумевшими дождями Сокрыт тайник души моей И скорых искр осенних пламя. Там – предзакатный свет с землёй Соприкасаются краями И под мостами-облаками Звенят луга сухой травой. Как расставание с мечтой, Как радуга воспоминаний, Как трепет нежности живой Звучит безудержным признаньем Любви воскресшей благодать, Сметя огонь и груз желаний, Наполнит даль лазурью ранней И в сердце радость не унять. Над суетой вчерашних дней, Под отшумевшими дождями Сокрыт тайник души моей И скорых искр осенних пламя… Тиши полночной летней теплота Marcus Denight Тиши полночной летней теплота — Ты открываешь мне Судьбы истоки И наделяешь робкие уста Той силой, побеждающей пороки Той верой, оживляющей сердца, Той мудростью возвышенного зова Души тайник наполнен до конца — Ему не нужно ничего иного. Над покрывалом звездного мирка Скрывают свет подлунный облака, Но как светло на сердце и отрадно! Как греет память отзвеневших лет! И, ожидая трепетный рассвет, Вновь дышит ветер свежестью прохладной. Свет новых дней и новых звезд Marcus Denight Неповторимых восприятий И недописанных стихов Полна доверчивая память. И словно чистый лист тетради, Лишенный тени броских слов, Которых позже не исправить Непроницаемая даль — Она былое утешенье, Успокоенье всех волнений. Надейся, верь и ожидай, Сомкни души прекрасной звенья Над многим множеством творений. За тьмой непройденных дорог, За тенью незнакомых строк — Познаний страждущий исток, Свет новых дней и новых звезд, Недосягаемых высот… И на заре, и на закате Marcus Denight И на заре, и на закате Контрастны времени цвета Палитры самой утонченной. Тепло отринутых обьятий, Забвенья зыбкая черта И взгляд, терзаньем утомленный: Во всем – нетронутый секрет И неразгаданная нежность, И нерассказанная суть. Внезапный истины момент Всех мыслей сущая безбрежность И боль, пронзающая грудь. Вновь движим тягостной истомой Порыв влюбленности знакомый Туда, где тайною ведомый, Заполонив небесный свод, Пылал беззвучно горизонт… Меж светом Солнца и седой Луны Marcus Denight Покинув землю, красоту хранят Надежды дней давно полузабытых. Подчас внезапно память бередят Вершины чувств, в безмолвии сокрытых. Как недоступно мы разделены Дорог Судьбы бессчетным расстояньем И самых светлых лет воспоминаньем Меж светом Солнца и седой Луны Всё остается дальний уголок, Где у заката ярких броских строк, Обрёл черты неповторимый край. Он иногда витает надо мной — И всякий раз с заметной новизной Цветных полей звенящая печаль… А ты всё забудь… Оксана Чернышова И пусть не такая со стороны, Я выкину всё из головы, И дворники пусть листву соберут, А завтра пустые мешки отдадут Мне птицы пропели всё правильно, И в прошлом моём всё отравлено, Прощайте больные иллюзии, Мы снова с тобой где то струсили Забудь! Живи не по правилам Будь! Тебе всё оставила Пусть! Другая полюбит Меня не осудит А ты всё забудь! И снова не хочется мне домой, И вновь я иду по своей прямой, Я думала, что всё исправила, Но только лишь сердце поранила Прощаюсь со старой обидою, И пусть мне никто не завидует, Я снова верну понимание, Пусть даже на расстоянии… Забудь! Живи не по правилам Будь! Тебе всё оставила Пусть! Другая полюбит Меня не осудит А ты всё забудь! Яблоки Марат Валеев Не знаю, как в наши дни, а в начале семидесятых прошлого века город Петровск, что в Саратовской области, имел в своих окрестностях замечательный фруктовый сад. Знаю об этом потому, что служил в том самом Петровске, и как раз в тех окрестностях, где располагался тот самый замечательный сад. Наш славный военно-строительный батальон был передислоцирован сюда осенью из костромских лесов, где мы завершили решение одной важной военно-строительной задачи – строительство и сдачу ракетной площадки, и приступили к реализации другой, не менее важной, на этот раз в саратовских степях. А именно – мы должны были построить военный городок для авиаторов. И часть наша расположилась как раз на окраине Петровска, между уже обозначенной строительной площадкой для жилых и прочих объектов и аэродромом, на котором в летнюю пору учились летать курсанты авиаучилищ а на серебристых военно-транспортных самолетах АН (номера этой серии АН не помню, но сзади у них из хвостовой кабинки торчали пушки). В общем, все такое серьезное и важное. Но мы при всем при том оставались девятнадцати- двадцатилетними пацанами, многие из которых так и не осознали до конца меру своей ответственности как военнослужащие и не прочь были побеситься, покуражиться, свалить в самоволку и т. д. Сразу за взлетной полосой военного аэродрома виднелась невысокая ярко-зеленая стена петровского фруктового сада. Был уже жаркий август, если говорить о времени, о котором я веду рассказ, и до нас дошли слухи, что деревья этого сада буквально ломятся от созревшего урожая самых различных фруктов. Правда, каких, мы не знали. А хотелось не только узнать, но распробовать этот урожай. И вот я, сварщик той самой стройки военного городка, и мой помощник-слесарь рядовой Петров, в этот день работавшие в ночь, после завтрака были свободными как птички, и потому решили совершить вылазку в сад. Авиаторы начинали свои полеты ближе к обеду, самолеты мирно дремали на своих стоянках и вдоль них неспешно прохаживался часовой, поблескивая примкнутым штыком автомата за плечом. Мы с Петровым успешно, но не спеша, чтобы не привлекать чьего-либо внимания, пересекли взлетную полосу подальше от самолетов, пролезли через проволочное заграждение и дальше двинулись уже дробной рысью. Сад со стороны аэродрома никак не был огорожен, не считая пропаханных какой-то техникой неглубоких рвов, и мы с Петровым вскоре углубились в его тенистые, благоухающие фруктовым ароматом аллеи. Матерь Божья, у меня было такое ощущение, что мы попали в рай! Яблони были усыпаны созревающими крупными, с одной стороны еще зеленоватыми, а с другой уже застенчиво румяными яблоками. Их было так много, что ветви гнулись под их тяжестью и, казалось, вот-вот надломятся. А на соседней аллее другие деревца, также не очень высокие, но раскидистые, были разукрашены множеством алых шариков. Какие-то были покрупнее и посветлее, какие-то помельче и светились темно-алым оттенком. У висевших напротив солнца этих как бы покрытым лаком шариков можно был разглядеть на свет дробинки косточек. Множество таких алых плодиков уже валялось на траве. Это были черешня и вишня. Я, выросший на северо-востоке Казахстана, впервые видел такой грандиозный сад, такое буйство цветов созревших плодов, вдыхал такие божественные ароматы. Не знаю, видел ли такое у себя в Удмуртии Петров, но мы, не сговариваясь, туту же начали срывать с низко висевших ветвей черешню горстями и заталкивать в рот. Раздавленные нашими нетерпеливыми солдатскими зубами плоды орошали нам языки и небо прохладным сладким и чуть-чуть кисловатым (если это была черешня) и терпко-сладким (вишня) соком, и казалось, что мы не просто взахлеб глотаем эти изумительно вкусные мякоть и сок алых плодов, а впитываем их даже внутренними стенками наших щек и пищеводов. А затем мы принялись грызть крупные яблоки. Накануне прошел дождь и крутобокие румяные плоды были еще покрыты капельками прохладной влаги. С каждым надкусом яблоки брызгались сладким соком, и мы с Петровым хрустели ими, неутомимо двигая челюстями и довольно подмигивая друг другу: какие, мол, мы молодцы, да, братан? И когда мы уже насытились и кусать плоды стало несколько некомфортно от образовавшейся на зубах оскомины, мы расслышали приглушенные голоса и смех из глубины сада. Похоже, это вышли на работу сборщики урожая. Нам вовсе не хотелось, чтобы нас застали за несанкционированным поеданием плодов в государственном саду, и мы торопливо стали набивать яблоками пазухи гимнастерок под самый ворот (от них нашим вздувшимся животам сразу стало зябко и щекотно), а также карманы солдатских шаровар и даже загрузили ими пилотки с предварительно отвернутыми клапанами – ну, надо же было угостить пацанов из нашего взвода! Затем наши обезображенные раздувшимися животами и карманами фигуры торопливо, насколько это было возможно, поковыляли из сада. Выбравшись наружу, мы в нерешительности замерли недалеко от взлетной полосы: слышался рокот прогреваемых моторов самолетов. У летунов начинались учебные полеты. Обойти аэродром и при нормальной ситуации было бы непросто – надо было бы сделать крюк более чем в километр, а для нас с Петровым, каждому нагруженным с пяток килограммов яблок, этот крюк вылился бы в долговременный поход. И мы решили пересечь взлетную полосу – авось, успеем до начала полетов. Но когда мы были уже на середине поля, первый из выруливших со стоянки самолетов грозно взревел всеми своими четырьмя двигателями, прибавил газу и лихо подкатил к нам. Мы с Петровым застыли на месте, не зная что делать: то ли поковылять обратно в сторону сада, то ли поднырнуть тускло блестящее дюралевое брюхо рычащего самолета и рвануть на ту сторону, к родным казармам. Но для этого надо было сбросить весь груз, а нам очень не хотелось расставаться с яблоками. Пока мы размышляли, раскрылась дверца самолета и из его чрева по трубчатому трапу к нам спустился рослый офицер в рубашке с короткими рукавами и в фуражке с голубой тульей. На плечах его красовались погоны с майорской звездой. Это, видимо, был инструктор летчиков-курсантов. – Кто такие, почему гуляете по взлетной полосе? – проревел, он силясь перекричать работающие двигатели самолета. Майору положено было отдать честь, но мы были без головных уборов, так как в наших пилотках, с развернутыми клапанами лежали яблоки, и мы просто вытянули руки по швам. Пилоток, однако, при этом не выпуская. – Дак мы это… в часть к себе идем… яблоки вот… – вразнобой залепетали мы с Петровым. – А? – приложил руку к уху и, ничего не поняв, с досадой махнул рукой. Он, конечно, знал, что за воины перед ним стоят. – А ну, поехали! – неожиданно скомандовал майор. – Залазьте, залазьте в салон! Он встал за нашими спинами и стал нас подталкивать к раскрытому дверному проему самолета. И мы, совсем очумев от такого поворота, застучали каблуками сапог по трапу. Взобравшись в сумрачное, неярко освещенное через небольшие иллюминаторы, чрево транспортника, мы с Петровым уселись на продольные жесткие лавки, расположенные по борту вдоль иллюминаторов, и стали с любопытством озираться по сторонам. Майор прошел к открытой пилотской кабине, откуда на нас насмешливо посматривали курсанты-летуны в шлемофонах на головах, и что-то им скомандовал. Самолет заревел и, качнувшись, тронулся с места. Не знаю, как Петров, но я второй раз в жизни сидел в самолете. Первый раз это случилось в 1967 году, когда я после Пятерыжской восьмилетки продолжил учебу в Иртышской средней школе и после весенних каникул полетел из Железинки в Иртышск на кукурузнике – из дома через Иртыш туда перейти было нельзя, так как лед на реке уже основательно подтаял и можно было провалиться под него. И все 15 или 20 минут лету я тогда не мог оторваться от иллюминатора, вот так же неловко сидя боком на продольной лавке и влипнув носом в стекло. Сверху, с километровой высоты, я узнавал и не узнавал родные места – плавные извивы заснеженной реки, луга, пока еще тоже белые от снега, серые крохотные дома соседней Моисеевки на обрывистом берегу Иртыша и за ней – родного Пятерыжска. Помню, как у меня раз за разом все ухало внутри, когда Ан-2 то и дело нырял в воздушные ямы над поймой реки. Но сейчас-то мы не летели, а просто ехали. Прокатив метров с триста и подрулив к краю аэродрома, самолет сбавил обороты ревущих моторов и остановился. Майор открыл дверку и жестом велел нам выйти из самолета. Мы с Петровым неловко, стараясь не растерять выпирающие практически по всему телу из-под нашего обмундирования (они даже закатились за спину и удерживались туго затянутыми поясами), спустились по невысокому трапу вниз. – Пошли, – скомандовал майор. Не знаю, почему он к нам так прицепился. Не так уж часто наши пацаны разгуливали по аэродрому – нам там просто нечего было делать, у нас были свои объекты, совсем в противоположной стороне. Ну да, мы попались. Но чтобы кто-то еще до нас – не помню такого. Хотя я просто мог и не знать. А майор, видимо, просто хотел раз и навсегда покончить с вольных хождением бойцов стройбата по действующему военному аэродрому, хоть и учебному. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/valentina-spirina/avgust-devyat-zhizney/?lfrom=688855901) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.