Сказки Эстонии

Сказки Эстонии Сборник Сказки народов мира (ИД Мещеряков) В дремучих эстонских лесах кого только ни встретишь: бородатого карлика, подземных кузнецов, змеиного царя, лесных нимф и даже чудовищного Северного дракона. Приглашаем в захватывающее путешествие по эстонским сказкам юных и отважных читателей! Сказки Эстонии © Ю. В. Фокина, перевод, 2019 © М. В. Рязанцева, иллюстрации, 2019 © АО «Издательский Дом Мещерякова», 2019 Тонтлавальд Давно это было. Говорили люди: есть на равнине, среди озёр, место дикое, болотистое, под названием Тонтлавальд. Никто не смел вступить в пределы Тонтлавальда. Лишь иногда какой-нибудь смельчак рискнёт приблизиться к месту, где начинается болото, поглядит с минуту – и бегом домой. Рассказывает потом: стоит, мол, среди болота густой лес, в лесу – дом разрушенный, а на руинах, в траве, существа копошатся, похожие на людей. Грязные, оборванные, словно цыгане, и много среди них старух да полуголых ребятишек. Однажды возвращался с пирушки крестьянин. Хмель ему в голову ударил, а во хмелю каждый – герой. Вот и вздумалось крестьянину взглянуть на Тонтлавальд поближе. Долго стоял он у запретного болота, а после, дома, рассказывал: костёр большущий горел прямо на топком лугу, и толклись вокруг костра старухи да детишки. Кто на земле сидел, а кто плясал буйно, как дикарь. А одна старая карга, с виду чисто ведьма, железной поварёшкой угли ворошила. Дотронется до углей – зола, искры, пепел вверх подымаются, а ребятишки – врассыпную, вопят, что твои совы. Нескоро потом собирались они обратно к костру. Ещё видал крестьянин карлика с бородой до пят. Крался тот карлик по лесу, мешок на спине тащил больше себя самого. За ним бежали женщины, дети, плакали, мешок отнять пытались, да карлик их разгонял, путь продолжал. А за карликом, будто за хозяином, следовал небывалый чёрный котище размером с жеребёнка. Не очень-то верили крестьянину соседи – во хмелю-то да со страху чего только не примерещится! Одно было ясно: нечистое это место – Тонтлавальд. Шведский король, в заботе о своих подданных, не раз повелевал высочайшим указом: вырубить проклятый лес под корень, чтоб и воспоминаний о нём не осталось. Но лишь единожды решился лесоруб вонзить свой топор в ближнее к болоту дерево. Тотчас полилась кровь из раны, и послышался стон человеческий. Себя не помня, побежал прочь лесоруб, и с той поры уж никакие указы, никакие угрозы не действовали – никто не шёл деревья валить в Тонтлавальде. Неподалёку от зачарованных мест было большое селение, и жил там вдовец с маленькой дочкой, Эльзой. Привёл он в дом молодую жену – и покоя лишился. Что ни день, затевала ссору молодуха, а порой и поколачивала своего муженька. Но хуже всего приходилось маленькой Эльзе. Тихой, послушной, безответной была девочка – этим и раздражала она мачеху. С утра до ночи сыпались на Эльзу тычки да колотушки. Отец пробовал заступаться, но тогда и ему доставалось. А рука у молодой жены была ох какая тяжёлая! Два года терпела бедняжка Эльза, лила тайком слёзы. И вот третье лето настало, собрались деревенские дети по землянику. Эльза отпросилась с ними. Весёлой ватагой выбежали дети на луг, оттуда – в перелесок. Всюду краснела земляника, заманивала дальше, дальше. Незаметно очутились дети у самого Тонтлавальда. Никогда и нигде не видали они этаких крупных ягод. Вся опушка была красна от земляники. Обо всём дети позабыли, бросились в траву. Целыми пригоршнями ели они сладкую землянику, а когда больше уж ни ягодки проглотить не могли, стали наполнять свои лукошки. Вдруг старший из детей крикнул: – Скорее отсюда! Бежим домой! Домой! В Тонтлавальд заманила нас проклятая земляника! Повскакали дети, похватали лукошки и пустились прочь от зачарованных мест. Все убежали, – кроме Эльзы. Нашла она полянку с отборной земляникой, ела ягоды и думала: «Раз в Тонтлавальде столько ягод, значит, не так уж он и страшен. Едва ли здешние жители злее, чем моя мачеха!» Вдруг послышалось заливистое тявканье. Эльза подняла голову. Прямо к ней бежала вприпрыжку маленькая чёрная собачка с серебряным колокольчиком на шее. А за собачкой спешила девочка в красивом шёлковом платье. – Не бойся! – сказала девочка. – Как я рада, что ты не помчалась прочь с остальными детьми! Оставайся здесь. Будешь моей подружкой. Каждый день станем мы ходить по ягоды, и никто тебя не обидит, пальцем не тронет. Ну, что ж ты заробела? Пойдём, я тебя с матушкой познакомлю. Девочка в шёлковом платье взяла Эльзу за руку и повела с собой, а чёрная собачка бежала позади, заливаясь радостным лаем. Эльза глядела во все глаза – и наглядеться не могла. Не иначе, она в райском саду! Где ещё качаются деревья, увешанные тяжёлыми сочными плодами; где кусты красны от сладких ягод? Где, если не в раю, порхают и щебечут птицы столь ярких расцветок, что издали их с бабочками можно перепутать? И птицы эти не пугливы – сами на ладонь садятся, дают гладить свои золотистые и серебристые пёрышки! Посреди удивительного сада высился роскошный дворец. Весь он так и сверкал хрусталём да каменьями. А на пороге сидела прекрасная госпожа в дорогих одеждах. – Ну-ка, ну-ка, поглядим, что за гостью привела моя доченька! – воскликнула госпожа, а Эльзина провожатая отвечала: – Эту девочку я нашла в лесу. Очень мне хочется, матушка, чтобы жила она здесь и была моей подружкой. Звать её Эльза. Позволишь ты ей остаться? Рассмеялась прекрасная госпожа, но ни «да», ни «нет» не ответила. С ног до головы оглядела она Эльзу, жестом велела приблизиться. Эльза повиновалась. Тогда госпожа погладила её по щеке и заговорила с ней ласково, стала расспрашивать, живы ли Эльзины родители и точно ли хочет она остаться в дивном саду? Эльза опустилась на колени и вначале припала губами к руке прекрасной госпожи, а затем уткнулась лицом в подол богатого платья и заплакала. Чуть успокоившись, так она ответила: – Матушка моя уж много лет как в могиле лежит. Отец мой жив, но тосковать обо мне не станет. Милее дочери ему молодая жена, моя мачеха. Бьёт она меня каждый день, с утра до вечера, сил нет терпеть, а бежать некуда. Умоляю, госпожа, позвольте мне остаться. Могу я стадо пасти, могу в доме прибирать. Во всём буду я вам послушна, любую работу сделаю, только не отсылайте меня к злой мачехе. За то, что не вернулась я с остальными детьми, она меня до полусмерти изобьёт. Улыбнулась прекрасная госпожа, промолвила: – Что ж, я подумаю, к какому делу тебя приспособить. С этими словами удалилась она в дом. А девочка, дочка её, шепнула Эльзе: – Не бойся, матушка тебя не обидит. Хоть она пока и не сказала, можно ли тебе остаться, я вижу по ней: она не будет возражать. Погоди, я сбегаю к матушке. Жди здесь. Эльза осталась у дивного дворца. Долго не было её новой подружки, долго трепетало Эльзино сердечко, терзаемое страхом и надеждой. Наконец появилась дочь прекрасной госпожи. В руках она несла нарядную шкатулочку. – Матушка позволила нам играть до вечера, сказала, что подумает о тебе. Хоть бы она согласилась! Я уж к тебе привыкла, не хочу с тобой расставаться. Скажи, Эльза, бывала ты когда-нибудь на море? – Я и слова такого не знаю, – вздохнула Эльза. – Что это – море? Какое оно? – Сейчас увидишь! Дочка госпожи открыла перед Эльзой шкатулочку. Лежали на дне клочок шёлка, ракушка да пара рыбьих чешуек. Ещё поблёскивали на шёлке две капельки воды. Взяла дочка госпожи шёлк, стряхнула капельки на землю. Тотчас исчезли и сад, и лужайка, и дом – словно пучина поглотила. Зато легла перед подружками вода без конца и без края. На самом горизонте плескали волны прямо в небесный свод! Дочка госпожи бросила в море ракушку, а рыбьи чешуйки в кулачке зажала. Начала ракушка расти и сделалась нарядной лодочкой. Дюжина детишек могла бы в ней уместиться. Вошли девочки в лодочку. Первой смело шагнула дочка госпожи, а Эльза забоялась. Со смехом, с добрыми шутками втащила дочка госпожи Эльзу, усадила на скамью. Рыбьи чешуйки стали рулём, и поплыла лодочка вперёд, в открытое море. Качалась она, словно колыбель, тихо-тихо, и скоро Эльза перестала робеть. Собрались вокруг подружек другие лодки, все с пригожими юношами. Пели и шутили юноши, всячески старались развеселить Эльзу и её новую подружку. – Надобно и нам спеть. Здесь так принято: песня за песню, – сказала дочка госпожи. Эльза песен не знала, и тогда дочка госпожи запела одна. Юноши отвечали новыми песнями. Эльза ничего не понимала: чудной был язык, но заметила, что одно слово всё время повторяется. Слово это было «Кишика». – Что значит «Кишика»? – спросила Эльза. – Это моё имя, – отвечала дочка госпожи. Очень Эльзе понравилось кататься в лодке. Никогда ещё она так не веселилась, могла бы, кажется, много дней провести на волнах, в весёлой компании. Но раздался голос: – Девочки, домой пора! Домой! И тогда Кишика достала из кармана шкатулочку, открыла. По-прежнему лежал на дне клочок шёлка. Окунула его Кишика в морскую воду – и что же? Исчезло море, снова появился сад с домом и лужайкой. Цветущая земля была кругом, словно и не плескались здесь солёные волны! Лодочка стала ракушкой, руль – рыбьими чешуйками. Спрятала их Кишика в шкатулочку и пошла с Эльзой к матери. Вступили девочки в просторную залу. Стоял там широкий стол, за ним ужинали двадцать четыре молодые красавицы, такие нарядные, словно на свадьбу собрались. Во главе стола, на золотом троне, восседала прекрасная госпожа, матушка Кишики. Глаза у Эльзы разбегались. Ей и не снилось, что такая красота бывает в мире. Но как ни робела Эльза, а уселась за стол, вкусила сладких плодов. Ни о чём она не думала, только повторяла про себя: «Я в раю! Я в раю!» Тихо переговаривались гостьи на незнакомом, непонятном языке. Вот госпожа шепнула что-то служанке, та выскользнула из залы и скоро вернулась. За нею вошёл карлик с длиннющей бородой. Низко поклонился он госпоже, но к столу не сел – стоять у дверей остался. – Видишь это дитя? – спросила госпожа, указывая на Эльзу. – Мне угодно поселить её здесь, растить как родную дочь. Сотвори двойника Эльзы, и пусть бесчувственная кукла отправляется в Эльзино селение. Карлик оглядел Эльзу с ног до головы, словно мерки снимал, чтобы платье пошить. Вторично поклонился госпоже и вышел. После ужина госпожа заговорила с Эльзой на её родном языке: – Кишика хочет, чтобы ты осталась с нами. Ты сама нынче просила не отсылать тебя к мачехе. Не изменилось ли твоё желание? Эльза пала на колени, принялась целовать руки госпожи, и подол её платья, и вышитые туфельки, и благодарить за избавление, а госпожа подхватила Эльзу, подняла, по голове погладила и сказала: – Полно, милое дитя. Ты останешься у нас, ни в чём тебе отказа не будет. Я тебя воспитаю вместе с родной дочерью. Каждый день моя фрейлина учит Кишику плести кружева, шить и вышивать. Отныне вы будете учиться вместе. Не отлынивай, слушай внимательно, старайся и тогда вырастешь умелой девицей, сама сможешь о себе позаботиться. Вскоре вернулся бородатый карлик. Принёс он форму, заполненную сырой глиной, и корзинку с крышкой. Разъял карлик две половины формы – а там кукла, внутри полая, лицом – точь-в-точь Эльза. В куклиной груди сделал карлик отверстие, вложил вместо сердца кусок хлеба и туда же загнал живую змею, которая была у него в корзинке. – Остаётся лишь каплю крови добавить, госпожа, – произнёс карлик. Эльза от страха похолодела. Не иначе, думает, заберут у меня сейчас мою бессмертную душу, отдадут её врагу рода человеческого! Заметила госпожа Эльзин страх, сказала поспешно: – Не бойся, дитя. Всё, что здесь делается, пойдёт тебе на пользу, дарует свободу и счастье. Взяла госпожа иголку из чистого золота, кольнула Эльзу до крови. Карлик воткнул кукле в грудь эту иголку с капелькой крови, саму куклу в корзинку спрятал. – Подождите до завтра, госпожа, тогда увидите моё искусство! – Так молвил карлик с глубоким поклоном и удалился. Утром проснулась Эльза на шёлковых простынях, под шёлковой периной. Шёлковый полог над ней переливался, нарядное платье ждало на стуле. Служанка расчесала Эльзины длинные волосы, дала ей тонкое бельё – и чулки, и сорочку, и юбку. Но больше всего радовалась Эльза вышитым башмачкам. До сих пор ведь она бегала босая, а зимой дома сидела. Мачеха говорила, бывало: «Нечего на башмаки тратиться, и так хороша будет дрянная девчонка!» Удивительно ли, что Эльза даже не вспомнила про свою вчерашнюю одежду – платье, латаное-перелатаное, да передник, ничуть не новее? Одежда между тем исчезла. Кому она понадобилась? Конечно, карлику – для куклы, что должна была отправиться в селение вместо Эльзы. К полудню стала кукла ростом с Эльзу. Теперь уж никто бы не отличил живую девочку от глиняной, а сама Эльза, увидав своего двойника, в страхе отшатнулась. – Глиняная кукла не причинит тебе вреда, дитя, – успокоила госпожа. – Сейчас отправится она в твоё родное селение. Пускай мачеха колотит её хоть розгами, хоть палкой, хоть кочергой; пускай за косы треплет – кукле не больно. А если злыдня не исправится – достанется ей от куклы по заслугам. С той поры зажила Эльза счастливо, будто настоящая принцесса. Ела она досыта, спала мягко, наряды носила самые лучшие. Оказалась Эльза способной ученицей, легко ей было выполнять задания наставницы, что учила её и Кишику. Шло время, и прежнюю жизнь – в бедном селении, с жестокой мачехой – словно туманом заволакивало в Эльзиной памяти. Уж не сон ли то был – дурной, тяжёлый сон, который нужно поскорее выбросить из головы? Эльзе это почти удалось. Всё реже вспоминала она о прошлом, зато всё чаще задумывалась о настоящем своём счастье. Крепла в ней уверенность, что беззаботную жизнь обеспечивает некая сила – великая, таинственная, непостижимая. Странные дела творились в зачарованном саду. Например, в двадцати шагах от дворца лежала на земле гранитная глыба. Каждый раз, как подходило время завтрака, обеда или ужина, приближался к глыбе бородатый карлик и трижды ударял по ней серебряной палочкой. Далеко окрест слышался нежный звон, и с третьим ударом появлялся на верхушке глыбы огромный золотой петух. Кричал петух «Ку-ка-ре-ку!» и крыльями хлопал. Раз крикнет, раз хлопнет – отверзнется глыба, выйдет из неё огромный стол, накрытый на всех обитателей дворца, и сам собой, переставляя поочерёдно четыре ножки, зашагает прямо в обеденную залу. Второй раз крикнет петух, второй раз крыльями хлопнет – явятся из глыбы стулья, двинутся вслед за столом. На третий раз исторгнет глыба вино, и яблоки, и другие плоды в том количестве, какое нужно для трапезы. Дождётся карлик, пока все насытятся – снова ударит по глыбе серебряной палочкой. Закричит петух, крыльями захлопает – и вернутся в глыбу тарелки, приборы, стулья и стол. Всегда одно и то же повторялось: двенадцать блюд съедали обитатели дворца, а как доходил черёд до тринадцатого блюда, появлялся огромный чёрный котище. Вспрыгивал он на глыбу, садился возле петуха, а тринадцатое блюдо ставил рядом с собой. Тогда карабкался на глыбу карлик, брал блюдо в одну руку, петуха сажал себе на плечо, кота хватал под мышку – и скрывался в гранитной глыбе. Обитатели дворца к тринадцатому блюду никогда не притрагивались. Из глыбы, кроме пищи, получали они одежду, ковры, подушки, светильники и всё, что необходимо в доме. Беседы во время трапез велись на чудном, незнакомом языке. Эльза прилежно учила этот язык, но понимать его начала нескоро. Годы прошли, прежде чем Эльза сумела произнести первую фразу. Однажды она спросила: – Скажи, Кишика, зачем выходит из глыбы тринадцатое блюдо, если никто к нему не притрагивается? – Не знаю, – отвечала Кишика. – Мне и самой это странно. Должно быть, она спросила об этом у матушки, потому что вскоре прекрасная госпожа заговорила с Эльзой. Чело госпожи было светло, как всегда, но в голосе слышалась печаль: – Я не хочу, чтобы твою жизнь омрачали вопросы, на которые ты, дитя, не знаешь ответов. Ты спрашивала, почему мы не притрагиваемся к тринадцатому блюду. Потому, что это – скрытое благословение. Вкусивший от него разрушит нашу беззаботную жизнь. Запомни, Эльза: мир был бы куда лучше, если бы не людская алчность. Она заставляет людей хватать всё, на что ляжет глаз; принимать всё, что им ниспосылается свыше. Не ведают люди простой истины: одно из благ следует полностью оставить тому, кто его даровал. Называется это «благодарственная жертва». Да, поистине, изо всех людских пороков наихудший – алчность. Летели беззаботные дни, сливались в года. Эльза выросла, стала высокой, статной девицей. Обрела она знания, каких никогда не получила бы в своём бедном селении. А для Кишики время будто замерло. Оставалась Кишика всё той же девчушкой, что когда-то, давным-давно, привела с собой во дворец маленькую оборванку с лукошком земляники. Каждое утро по часу Эльза с Кишикой занимались письмом и чтением; но если Эльзе этого времени было мало, то Кишика еле досиживала до конца урока. Всё бы ей играть, резвиться по-детски. Порой она и вовсе бросала книжки да тетрадки, доставала свою чудесную шкатулочку и целый день каталась в лодочке по морю, где не грозила ей никакая опасность. – Жаль, Эльза, – частенько вздыхала Кишика, – что ты стала взрослой. Как теперь с тобой играть? Да тебе и самой скучны детские забавы! Так, в занятиях, разумных беседах и жалобах Кишики, минуло ещё девять лет. И тогда-то прекрасная госпожа призвала Эльзу к себе в покои. Раньше она говорила с Эльзой в обширной зале или в саду; поэтому, услыхав, что беседа назначена в покоях, Эльза очень встревожилась. Сердцем почуяла: ждёт её несчастье. Долго медлила Эльза на пороге, наконец вошла. Щёки госпожи вспыхнули, шёлковым платком смахнула она слезинку и молвила так: – Милая моя доченька, пришло время нам расстаться. – Расстаться? Как же это?! – воскликнула Эльза. Упала она к ногам госпожи, приникла лицом к расшитому подолу. – Нет, матушка, не расстанусь я с вами, покуда жива. Однажды вы раскрыли мне объятия – так не отвергайте меня теперь, когда я вкусила вашей несравненной доброты. – Утешься, милая, – отвечала госпожа. – Ради твоего счастья чего только я бы не сделала! Но ты уже взрослая, и нет у меня права удерживать тебя здесь. Должна ты возвратиться в мир людей, где тебе уготованы великие радости. – Добрейшая госпожа! – не унималась Эльза. – Вы были мне матерью; лучшей из матерей. Умоляю, не отсылайте меня. Не нужны мне никакие людские радости, я лишь одного желаю – жить и умереть подле вас. Я буду вашей горничной, если велите; я согласна выполнять любую работу, только бы остаться с вами, только бы не уходить от вас к людям. Ах, лучше бы вы тогда, много лет назад, отправили меня к мачехе, чтобы я вовсе не знала иной жизни! Слишком жестоко низвергать меня с небес на печальную землю! – Не говори так, дитя, – отвечала госпожа. – Не говори, ибо не ведаешь, какую судьбу я тебе уготовила и скольких трудов это стоило. Да свершится неизбежное. Ты – из рода смертных, и нельзя тебе здесь оставаться. Мы, обитатели зачарованного дворца, выглядим как люди, но людьми не являемся. Не стану и объяснять – всё равно не поймёшь ты нашей природы. А на земле ждёт тебя твой суженый. С ним будешь ты счастлива, и только смерть сможет вас разлучить. Поверь, Эльза: трудно мне с тобой расставаться. Но иначе никак нельзя. Смирись. Прими свою судьбу. Сказавши так, стала прекрасная госпожа чесать Эльзины волосы золотым гребнем, а потом уложила Эльзу в постель. Но не шёл сон к бедной девушке! Жизнь среди смертных представлялась ей беспросветной, как зимняя ночь. Мы же пока оставим Эльзу и поглядим, что делается в её родном селении, как живёт-поживает глиняная кукла с хлебным сердцем. Сказала госпожа: «Если злыдня не исправится». Да где же это слыхано, чтобы злые мачехи исправлялись? С годами они только больше ненавидят падчериц! Вот и Эльзина мачеха была такой. С утра до ночи осыпала она побоями глиняную куклу; удивлялась, что не плачет мнимая падчерица, и оттого ещё злее становилась. Порой вступался отец, но толку из этого не выходило: мачеха свой гнев против мужа оборачивала, спуску ему не давала. Однажды, когда муж в поле работал, взъярилась мачеха на куклу. Сперва била её чем ни попадя и вдруг как закричит: – Убью, задушу тебя, мерзавка! И обеими руками вцепилась кукле в горло. Тут-то и выползла из куклиного рта змея, ужалила мачеху прямо в язык. Замертво упала мачеха, даже вскрикнуть не успела. Вечером возвратился с поля Эльзин отец. Видит: жена, мёртвая, посреди горницы лежит. Всё тело её раздулось, посинело – и не узнать. А дочери как будто и не было никогда. В страхе завопил крестьянин истошным голосом. Сбежались соседи, да толку от них добиться было нельзя. Слышали они в полдень шум и крики, но внимания не обратили – привыкли за долгие годы, что в этом доме вечно дерутся. Потом всё стихло, и соседи за дневными делами позабыли о бурной ссоре. А Эльзу никто из них не видал. Отчего умерла мачеха, непонятно было. Обрядили покойницу, решили назавтра хоронить. Голоден был Эльзин отец, а еды никакой в доме не нашлось, только лежал на столе кусок хлеба. Съел его крестьянин, повалился на кровать и заснул. Наутро пришли соседи хоронить мачеху. Смотрят – и хозяин мёртвый лежит, и тоже весь раздулся, посинел, как и его жена. Откуда было знать соседям, что хлеб, съеденный Эльзиным отцом, использовал для колдовства бородатый карлик? Похоронили супругов рядом, а дочь их в селении так и не объявилась. Никто о ней с тех пор не слыхал. А настоящая Эльза после беседы с госпожой всю ночь плакала и кляла судьбу. Наутро призвала её госпожа снова, надела ей на палец золотой перстень с печаткой, а на шею – ленточку с золотой шкатулочкой. Потом кликнула она бородатого карлика и стала, сдерживая слёзы, прощаться с Эльзой. Хотела и Эльза сказать госпоже, как её любит и как благодарна за всё добро, – да не успела. Карлик коснулся её трижды своей серебряной палочкой, и почувствовала Эльза, что превращается в птицу. Руки оперились, крыльями стали; на ногах когти выросли, как у орлицы, а нос крючком согнулся, острым клювом сделался. Взмыла Эльза высоко в небо, полетела под самые облака, словно не в человеческом жилище родилась, а в орлином гнезде из яйца вылупилась. Много дней и ночей летела Эльза на юг. Когда уставали крылья, садилась она отдыхать, а голода вовсе не чувствовала. Вот достигла она дремучего леса. Летит над кронами древесными, на землю смотрит. Лают внизу собаки, злятся – не достать им, бескрылым, орлицу. Но зазвенел воздух, и вонзилась стрела Эльзе в грудь. Камнем рухнула Эльза на землю. Но не погибла. Очнулась она и увидела, что снова обрела человеческий облик. Прошлое казалось ей чудным сном. Не могла понять Эльза, как она в лесу очутилась и, главное, что же дальше-то ей делать? Вдруг зашумели заросли, и вышел на тропу конь с прекрасным молодым всадником. Спешился всадник, бросился к Эльзе и воскликнул: – Видно, сама судьба меня вела! Вот уже полгода ты, красавица, снишься мне еженощно. Говорит мой сон, что встретимся мы в этом лесу. Каждое утро понапрасну прочёсывал я лесную чащу, с надеждой почти расстался. А сегодня утром подстрелил орлицу. Упала она, поехал я её искать – а нашёл тебя, моя суженая! С этими словами молодой охотник усадил Эльзу на коня и повёз в столицу, прямо к своему отцу-королю. Вскоре был назначен день свадьбы. Эльза у себя в покоях убирала волосы кружевом и вдруг услышала грохот колёс и цокот копыт. Выглянула Эльза в окно – а во дворе теснятся повозки, числом пятьдесят, и каждая полна драгоценных подарков от прекрасной госпожи из Тонтлавальда. Вот и вышло, что Эльза – не просто красавица из лесу, а невеста с приданым. Стала она женой королевича. Недолго прожил старый король. Получил корону его сын, сделал Эльзу своей королевой. Эту историю поведала нам сама королева Эльза, когда состарилась. А после уж никто не рассказывал про Тонтлавальд. Благодарный королевич Случилось это в незапамятные времена. Отправился на охоту златландский король, да и заплутал. Лежат перед ним тропинки, и видно, что все они давным-давно не хожены. Которую выбрать? Решился всё-таки король златландский, ступил на тропу. Недалеко ушёл – возник перед ним старичок. – Куда путь держишь? – спрашивает. – Чего ищешь в дремучем лесу? Ночь настаёт, скоро звери лютые покинут свои логовища, на промысел выйдут, разорвут тебя. – Заблудился я, – отвечает король, – мне бы только из лесу выбраться. – Что ж, выведу тебя, да не за просто так. Отдай мне того, кто навстречу тебе из дому явится. Поклянись – и ступай за мною. Ничего не сказал король златландский, а про себя подумал: «Выбежит мне навстречу мой лучший охотничий пёс. Жаль отдавать его лесному старику. Сам я дорогу найду, не надобна мне помощь». Не дождался ответа старик – исчез, будто в воздухе растаял. А король три дня и три ночи тропою шёл, да так и не выбрался из лесной чащи. Отчаяние овладело королём златландским. Бредёт он, понурый, в землю смотрит. Вдруг заступил ему кто-то дорогу. Поднял взор король – и что же? Снова стоит перед ним старичок. – Отдашь ли мне того, кто навстречу к тебе из дому явится? Упрям был король. Покачал он головой и путь продолжил. Ещё несколько дней минуло. Всё скитается король в дебрях лесных. Тропки из-под ног разбегаются, да ни одна из лесу не выводит. Измучился король. Опустился на землю вовсе без сил и думает: «Верно, тут и погибну, в проклятом этом лесу!» Не успел подумать – вырос перед ним старичок, бородой трясёт укоризненно: – Вот до чего упрямство доводит! Собаки жалеешь, а о жизни своей не думаешь! Обещай отдать того, кто первым встретит тебя – и будешь спасён. – Прав ты, старик, – вздыхает король. – Жизнь государева дороже тысячи охотничьих собак. В ответе я за своих подданных. Судьба Златланда от меня зависит. Согласен я на твои условия, только выведи из этого проклятого леса! Не успел молвить король златландский – очутился на лесной опушке. Лежит перед ним поле, за полем дворец виднеется. На радостях сил у короля прибыло, поспешил он домой. Что же? Выбегает ему навстречу нянюшка, дитя новорождённое протягивает: радость во дворце, королева сыном разрешилась. Отпрянул король, велел дитя в покои унести. Выскочил тут любимый королевский волкодав, стал ластиться к хозяину, да король прогнал его. Долго пребывал король в великом гневе, но вернулась к нему способность трезво рассуждать, и вот что он надумал: забрал у крестьянской четы дочь-малютку, а в обмен отдал им своего сына. Стал королевич расти в хижине, а крестьянскую девочку в золотой колыбели качали, в шелка наряжали. Минул год, явился старик за обещанной наградой. Отдали ему девочку, и забрал он её с собой, уверенный, что уносит в лес маленькую принцессу. Несказанно радовался король златландский, что уберёг родное дитя, задал пир горой, однако не решился вернуть королевича во дворец – вдруг да проведает старик о подлоге. По-прежнему рос королевич у приёмных родителей, только уж не были они бедны – одарил их король щедро, чтобы не знал его сын ни в чём нужды. Жить бы юному королевичу – не тужить, да не выдержал однажды приёмный отец, тайну ему открыл. С тех пор тёмная тень нависла над королевичем. «Страдает вместо меня невинное создание! Не велика ли цена за корону Златланда?» – терзался королевич и решил наконец: когда вырастет, отправится странствовать, хоть весь свет обойдёт, а вызволит крестьянскую дочь! Восемнадцать лет ему исполнилось. Оделся королевич в батрацкое платье, взвалил на плечи мешок гороху и двинулся к тому лесу, где отец его дал роковое обещание. Вступил в лес, прошёл немного – и давай голосить: – Бедный я, несчастный! Заплутал, заблудился в чаще лесной! Что мне делать? Кто меня из лесу выведет? Только крикнул, глядь – стоит старичок, откуда взялся, неведомо. – Знакомы мне эти места, – говорит старичок приветливым голосом. – Могу тебя вывести, да не за так, а за награду щедрую. – Что же я, батрак, дам тебе? – спрашивает королевич. – Ничего у меня нету, кроме самой жизни. Даже платье на мне хозяйское. Служу я за пищу да за обноски. Покосился старик на мешок с горохом. – Не так уж ты беден, парень; небось, что-то ценное в мешке тащишь? – В мешке у меня горох. Нынче ночью померла моя старуха-тётка, ни гроша после неё не осталось, не на что гороху купить, чтобы с дьячком рассчитаться. Заведено в её деревне горохом платить, а не монетами. Вот я выпросил у хозяина горох да понёс в тёткино селение. Хотел путь срезать – заплутал и горюю теперь. – Ты, значит, сирота? – спрашивает старичок. – Не хочешь ли в моём доме служить? Ты смышлёный парень – как раз такой мне и надобен. – Почему бы нет, – отвечает королевич. – Холопом я рождён, сызмальства чужим хлебом кормлюсь, а уж как он горек! Мне всё одно, на кого спину гнуть. Какие твои условия? – Голодным не останешься. Каждый день будешь получать свежую пищу со сливочным маслом и овощами, а дважды в неделю – и мясо. Также дам я тебе платье зимнее и летнее и клок земли в личное пользование. – Годится, – кивает королевич. – Согласен я с тобой идти, хозяин. А тётку мою уж как-нибудь без меня похоронят. До того обрадовался старик его согласию, что подпрыгнул, словно мальчишка, и огласил лес громкой песней. Пошли они дальше вместе. Всю дорогу болтал старик, припевал и приплясывал – и не замечал, что новый слуга горох берёт из мешка да позади себя бросает. До заката шли, заночевали под раскидистым дубом, а с зарёй снова в путь тронулись. В зените было солнце, когда приблизились старик с королевичем к огромному валуну. Остановился старик, огляделся опасливо, свистнул и трижды топнул левой ногой. И разверзся валун. Заглянул королевич в щель – там темно, словно в пещере. А старик за руку его схватил, крикнул грозно: – За мной ступай, пошевеливайся! Тьма поглотила обоих, а впереди ещё темнее было – вела тропа в кромешный, непроницаемый мрак. Долго шёл королевич вслед за своим хозяином, и понемногу забрезжил свет, да только не солнечный и не лунный. Обрадовался королевич и такому, да вскоре сник: оказалось, это светится еле-еле бледное облако. Не было в подземном мире других светочей и быть не могло! Глядел юноша по сторонам – дивился. Земля и вода, деревья и травы, птицы и звери вовсе не такие были, к каким он в верхнем мире привык. Пугал юношу их вид, но страшней всего казалась ему тишина – мёртвая, зловещая. Всё вокруг было этой тишиной окутано, ни единый шорох её не нарушал. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=42238805&lfrom=688855901) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.