Байки чащобы

Байки чащобы Елена Григорьева Странные вещи происходят, когда помощь далеко. С теми, кто ищет уединения, с теми, кто затерян в глуши, с теми, у кого на исходе воздух в акваланге. Иногда помощь приходит, а иногда нет, и нужно самому бороться за свою жизнь. Случайность, невезение, действие роковых сил… Всё тщетно, если не поверишь в себя. А если и поверишь – как знать? Шансы есть, но порой они невелики. Водяной – Привет! – сказал Влад, хлопнув Славу по ладони, и развернулся к Ольге. – Доброе утро, мадам! – Утро, – вяло ответила она, открыв дверь пассажирского сиденья и забираясь в тёплую машину. Ехали меньше часа. По трассе в предрассветной тьме стелился клочьями туман, деревья поднимались по бокам чёрными гигантами. Ольга жмурилась и зевала от непривычно раннего подъёма, Владик что-то тыкал в телефоне, одиноко ёрзая по заднему сиденью, Слава задумчиво следил за дорогой, изредка косясь на заспанную супругу. Вскоре он подал вправо, обогнав рейсовый автобус, и когда горизонт залило багрянцем, машина повернула на гравийный съезд, знаменовавший сельскую местность. Впрочем, на самом деле это был дачный поселок, выросший у двух озер, живописно сливавшихся друг с другом. Он-то и был их целью. Раскатанный колесами пригорок вёл к поляне, обнявшей берег травяным покровом, искрившимся росой в лучах рассвета. Слева поле упиралось в берёзовую рощу с вкраплениями спелой рябины, справа прорастало четырьмя мощными тополями, чуть наклонившими стволы к воде, а дальше едва заметной, густо заросшей колей дорога брала ещё правее, к кущам акаций, наползавших на берег прямо из воды. За ними был пролив малого озера в большое – то, которое помельче, покрытое листом кувшинки, ряской и клочьями тины. А малое озеро было чистым, зеленью окутано лишь с краю, и гладь воды расплавленной латунью сияла в затуманенной желтизне. – Да мы одни! – хмыкнул Слава, пригибаясь и осматривая местность из-под солнечного козырька. – Не обольщайся. Скоро повалят туристы. Забраться бы поглубже! Вон, что там за кусты? – Владик ткнул в заросли пролива. – Нет, – раздражённо буркнул Слава. – Как будем на воду спускаться? Давай здесь, у навеса. У тополей стояла металлическая конструкция, грубо сваренная из труб, выкрашенных ярко-красным. На диагонально скрещенных перекладинах покоилась крыша из шифера над вытоптанным клочком земли. «Раньше там были скамейки для отдыхающих, – вспомнил Слава. – Видно, на случай дождя…» – Так мы не на другое озеро? А купальшицам не помешаем? Или так интереснее – смотреть на бикини? Владик хитро глянул на Ольгу, ожидая какой-нибудь реакции. Но та и ухом не повела, продолжая меланхолично пялиться на пейзаж. – Какие купальщицы? Сентябрь! – фыркнул Слава, уже выруливая за павильон по тряским кочкам и громко шуршащей траве. – А вдруг? Ведь ещё тепло… – Ага, то-то во дворе все лужи замёрзли. – Так то во дворе… А здесь почти весна! И правда, на поляне не осталось и следа утреннего мороза, всё было каким-то влажно-свежим. Лишь чуть ярче выступили оранжевые пятна в тёмной зелени крон, и солнце покрывало их позолотой. Слава припарковался у шиферного навеса, передним бампером чуть не уткнувшись в крайний тополь. Друзья выбрались из машины и стали разгружать багажник. Даже Ольга помогала, ёжась от утренней прохлады. Вскоре под навесом появился внушительный мангал, покрытый застарелыми пятнами сажи. – А ничего, что мы так взяли и самое хорошее место заняли? – неуверенно спросил Слава. – Кто раньше встал – того и тапки! – парировала Ольга. – Да, только бы нас за шашлычную не приняли, – ехидно бросил Владик. – В честь какого это праздника? Сегодня не День авиации… Ещё немного, и на расстеленном полиэтилене появились разные предметы: упаковки одноразовых тарелок со стаканами, пара коробок сока, бутылки газировки, хлеб, контейнеры с салатом, ну и конечно же, большой пластиковый бокс с заранее замаринованной свининой. Только стеклянная тара с напитками покрепче осталась в машине, чинно дожидаясь своего часа. Владик наполнил мангал углём, сбрызнул его жидкостью для розжига и повернулся к Славе. – Ну, всё окей! Дальше мы тут сами. – Может, я хоть мясо на шампуры насажу? – предложил Слава. – Да что ты, ей богу? Ольга насадит! Да и ты забыл? Мы же в этот раз хотели на решётке! – А, точно… – Вот видишь! Всё почти готово. Осталось разжечь и нажарить. Так что ты давай – преображайся! – хохотнул Владик. Слава ещё раз огляделся, остановил взгляд на Ольге, и, получив от той благосклонную улыбку, полез на заднее сиденье. Минут через десять он предстал перед ними в водонепроницаемом костюме, ластах, сдвинутой на лоб маске и акваланге. Дайвинг стал Славиным хобби ещё с их совместного отдыха за границей. А вот Владику не понравилось. После первого погружения он сказал: «Больше в жизни туда не полезу!». А Ольга отказалась даже пробовать, и поначалу смотрела на мужа, как на сумасшедшего. Но вот Слава почти и не заметил неудобств – таких, как дыхание через рот и давление воды на уши – сразу влюбился в бездну с её цветными обитателями и легко сдал экзамен, получив международный сертификат дайвера. А как прилетел домой, погнал в спортивный магазин за снаряжением. Теперь они изредка выезжали всё той же компанией: Слава, Ольга и Владик – их друг с университета. Эта поездка была пятой. «Неплохо за три месяца, учитывая вечно несовпадающие графики и общую нехватку времени!» Влад с Ольгой прыснули от смеха, глядя на Славу. – Что?! – картинно возмутился тот и тоже засмеялся. Парни сняли с багажника на крыше надувную лодку и отнесли на берег. Там, где кончалась кромка зелени, он был рыхлым, илистым, и если наступить на почву, она легко обваливалась в воду, поднимая со дна облачка буро-зелёной мути. Но озеро было удивительно прозрачным, и когда чья-то тень ложилась на его тёмное зеркало, оно оборачивалось мрачной бездной. Длинные зигзаги водорослей поднимались к са?мой его поверхности, и тина густо выстилала дно, шедшее под откос. – Ого, да тут, похоже, сразу метр! Сапоги не помогут… – присвистнул Владик и, прищурившись, глянул на Славу. – Ничего, я подтолкну. А ты держи весло. Влад взял у него короткое вёселко и шагнул в лодку, уже качавшуюся на воде. – Эй, ты без меня не уплыви! – засмеялся Слава, глядя на друга. Потом он обернулся и позвал, – Оль? – Сейчас… – прогудела она, склонившись над контейнером с салатом. Неохотно поднявшись, Ольга демонстративно прижала ладонь к пояснице, болезненно скривилась, вытерла руки бумажным полотенцем и пошла к ним. Остановившись перед просиявшим Славой, она подняла руки, обхватила его щёки, смешно обжатые нейлоновым костюмом, и встала на цыпочки. – Хорошего погружения! – сказала она, чмокнув его в губы и скалясь. – Хорошего погружения… – тоже пробурчал Влад и подмигнул Ольге. – Смотри, утащит твоего мужа водяной! Та послала ему испепеляющий взгляд, а Слава усмехнулся. – Скажешь тоже… Не видели ещё здесь водяных! Может, я буду первым? Друзья переглянулись и захохотали. *** Лодка медленно уплывала от берега. Ольга постояла немного, махая ей вслед рукой, а другую уперев во внушительный покатый бок. Потом она возвратилась к распаковке провианта. Вскоре, лениво работая веслом, приплыл обратно Владик. Подведя лодку вплотную к берегу, он весело крикнул Ольге: «Мадам, вы не поможете?!», и кинул на траву конец толстого каната. Девушка вскочила, отбросила нож, которым вскрывала упаковку уже нарезанного хлеба, и подбежала к лодке. Легко нагнувшись, она взяла канат и придержала лодку, чтобы Влад мог спокойно выйти на берег. – Ну, пойдем кашеварить? – спросил он, улыбаясь. – Или?.. Он хотел опять подмигнуть ей, но этого и не понадобилось. Полные руки Ольги обвились вокруг его шеи, и она припала к нему жадными губами. – Эй, тише! – задыхаясь, с улыбкой прошептал Влад. – Дай хоть лодку уберу! Он водрузил надувную конструкцию обратно на крышу машины и надежно привязал её. – А это? – спросила Ольга, указав взглядом на продукты. – Да мы здесь, недалеко… Он взял её за руку и повел к зарослям камыша, но вдруг остановился. – Тьфу, ё! – чертыхнулся он, увидев рыбака на соседнем берегу. Тот сидел, нахохлившись в брезентовой штормовке, между высокими сухими стеблями в изогнутом устье пролива. Почти спиной к ним, сосредоточенно рассматривая замерший поплавок. Убедившись, что рыбака больше ничего не интересует, Влад, хитро улыбаясь, сжал двумя пальцами язычок молнии Ольгиной толстовки и потянул его. Они слепились вместе, опускаясь в хрусткий стебель камыша. *** Слава плыл в метре над озёрным дном, неспешно перебирая ластами в буро-зеленой мари, прорезанной лучом фонаря. Он вертел головой из стороны в сторону, рассматривая листья водорослей, змеившиеся длинными пучками. Порой в мутной взвеси меж ними мелькали маленькие силуэты, и Слава подплывал поближе, чтобы рассмотреть их, но они тут же юркали в сторону, прячась за извилистыми пластами. Только здесь, под покровом бездны, скрадывавшей      блёклые краски повседневности, Слава чувствовал себя свободно. В последнее время жизнь у него не клеилась, и ощущал он себя загнанным в угол зверьком. Вечные авралы на работе, не дававшие продохнуть. Отношения с женой, закрепленные в точке шаткого баланса. Да ещё и Влад был теперь какой-то странный. Всё реже заходил к ним посидеть с рюмкой чего-нибудь покрепче и порубиться в игры, не звонил Славе, чтобы узнать, как у него дела, не мог придумать что-нибудь на выходные, не отправлял смешные стикеры ему в мессенджер. А когда они всё-таки собирались вместе, Влад толком не смотрел на Славу, а лишь поспешно перебрасывался с ним шутками, набившими уже оскомину. А вот зато на Ольгу он часто поглядывал, и как-то хитро, исподтишка. Если бы не дружба со студенческой скамьи и не искренняя вера во Влада, Слава давно бы начал в нём что-то подозревать. Все эти вечные заботы и сомнения сдавили Славе грудь, лишив возможности глубоко вдохнуть. Не удивительно, что облегчение приходило к нему под толстым покровом воды, одаривавшем его глотками кислородной смеси. Когда он плыл над дном какого-нибудь водоёма, заросшего тиной и камышом, то и сам будто становился беззаботной рыбой, которую беспокоят только две вещи: найти побольше красивых вкусных водорослей для пропитания и выбраться из них живьём, не попавшись кому-нибудь на зуб. А иногда он даже чувствовал себя настоящим хищником, не стеснённым правилами и манерами, и тогда с жадностью выискивал себе достойного противника, которого можно подстеречь, перехитрить, поплыть за ним, преследуя среди водорослей, и, утвердившись в своём превосходстве, догнать, повергнув в первобытный ужас, заставив замереть, грозно раскинуть плавники, приняв оборонительную позу. Вот и сейчас Слава предвкушал погоню. На миг он остановился, продул наполнившуюся водой маску, закусил поудобнее раструб дыхательного автомата и плавно заработал ластами, прокладывая себе путь в уютной мгле. Вскоре он оказался в месте, которое мог бы назвать подводной поляной. Водорослей здесь почти не было, лишь тонкие бурые нити стлались по неровному дну, собираясь в жиденькие метёлки. Слава затаил дыхание. Он заметил, что из-под илистого бугра выглядывает чья-то голова, вращая большими круглыми глазами. «Может быть, сом? – подумал он. – Голова плоская, но вроде без усов…» Он старался не шевелиться, чтобы не трясти фонарь, не раскачивать световой луч, и без того нещадно бивший в рыхлое коричневое дно и прямо в морду незнакомцу. Тот был на месте ещё пару секунду, ничуть не скрывая недовольства таким наглым вторжением. Оно было написано на его физиономии тонкой дугой рта с опущенными краями. Затем он оборвал вращение чашевидных глаз, молниеносно дёрнул плавниками, взвив над собой столб грязи, и канул в молочную пелену. Сильно расстроившись из-за глупо сорванной погони, Слава глянул на подводные часы с компьютером для погружений. «Глубина – пятнадцать метров. Значит, я могу здесь находиться не больше часа. Но кислородной смеси в основном баллоне только минут на сорок. Правда, есть ещё запаска, но это – на крайняк…» Он понадежнее перехватил фонарь, прикоснулся для проверки к чехлу ножа на поясе и поплыл дальше, стараясь полностью расслабиться и дышать как можно реже, экономя воздух. *** – Разжигать пора… – вяло сказала Ольга, потягиваясь в объятиях Влада. – Да нет ещё. Минут двадцать прошло. – А вдруг он раньше вынырнет? – Не вынырнет. Будет он зря тратить воздух?! Давай лучше вот что… Он оттолкнулся от поломанного камыша и пошёл к машине. Открыв её с брелка, оставленного Славой, нырнул на заднее сиденье. Обратно к Ольге он вернулся, галантно протягивая ей стаканчик с прозрачной жидкостью на дне. В другой руке он держал тарелку с мясной нарезкой. Ольга широко улыбнулась, подобострастно посмотрела на Влада и приняла угощение. *** Слава двигался в мутной тьме, жадно глядя по сторонам. Его рот, обхвативший загубник дыхательного шланга, так и норовил растянуться в широченной улыбке. Теперь он часто замечал, что в кочках илистого дна скрываются головы рыб – таких же раздосадованных, как и та, которую он спугнул. А в низинах между буграми, где дно казалось твёрдым и надёжным, друг к другу липли раковины перловицы. Они были открыты и сияли переливчатым перламутром, но захлопывались одна за другой, когда на них ложился луч фонаря. Прошло ещё десять минут. «Пора двигаться к берегу, – подумал Слава. – Компас говорит, мне направо». Он стал неспешно заворачивать, изгибаясь всем телом и подгребая свободной рукой. Вокруг была всё та же бурая мгла, но теперь луч высвечивал в ней крупные белые хлопья, вихрившиеся вокруг Славы, создавая фантастический образ подводного снегопада. Вдруг в этой взвеси промелькнул серебряный блик и снова скрылся в палевой метели. «Занятно!» – чуть не произнёс Слава вслух, но вовремя вспомнил о дыхании. Он поплыл быстрее. «Минуты три до берега. Воздух можно не экономить». И тут в столб света прямо перед ним ворвалась большая щука. Нагло глянула, нацелив на Славу заточенную морду, и кинулась в сторону, круто извернувшись и ударив по воде хвостом. «Вот он, мой противник! – подумал Слава. – Куда ж ты? Не уйдешь!» – и бросился за ней. Он бешено работал ластами, разгоняя комковатую пелену, преследуя блестящий силуэт. Тот метнулся влево – Слава тоже повернул, тот ушел правее – парень скорректировал путь, чтобы не упустить его. В один момент он почти потерял его и чуть было не сдался, сверяя с компасом своё положение. Но щука опять вынырнула из тьмы, повернулась к нему, словно поманив, и вновь пустилась наутёк, вильнув хвостом. Спутанные клочья водорослей мелькали по бокам, белёсая взвесь вздымалась круговертью, но Слава видел только яркий силуэт, шустро бьющий плавниками. Он следовал за ним упрямо, неотступно, лишь изредка поглядывая на компас и успокаивая себя тем, что движется к берегу. Ещё он смотрел на дно, которое, казалось, было явно наклонено под восходящим углом, и то и дело на нём попадались необычные, гладкие, выпуклые камни. Тогда он думал: «Ну точно, берег! Вон и бутылок накидали». Подтверждая эту догадку, бездна вокруг стала проясняться, наполняясь зелёным свечением, а глубиномер на запястье завибрировал, возвещая, что начался подъём. Слава понял, что ему надо сбавить темп, следуя правилам декомпрессии, пусть даже не такой большой была здесь глубина. Но щука всё плясала перед ним, дразня его и будто бы вовсе не желая избавиться от преследователя. Конечно, Слава не удержался и принял вызов. Но тут он замер. Крупные пучки водорослей темнели там, куда стремилась щука, сливаясь в бурую завесу. Они будто очерчивали чьи-то владения, не давая проникнуть в них взгляду чужака. Слава подумал, что ничего хорошего эта подводная роща не обещает, скорее наоборот —неприятно будет запутаться в водорослях на исходе дыхательной смеси. Он выбросил руки в стороны, затормозив и завалившись на бок, пытаясь сменить направление. Но было поздно. Хоть его скорость не была так уж велика – Слава не задел и листика таинственных чертогов – то, что случилось дальше, затмило риск быть схваченным водорослями. Щука дёрнулась и метнулась вправо, будто бы тоже не желая попасться в цепкие заросли. Вдруг её абрис растаял, рассыпавшись клочьями тумана, и из него, стремительно вобрав в себя весь молочный дым, возник другой. Дымка окрасилась во мрак, и тёмная фигура выросла перед Славой, заслонив подводную чащу и поглотив блеск солнца над ней. Парень отпрянул, судорожно ударив ластами по воде и остро ощутив боль пронзившего его страха. Отголоском разума, застрявшего в клубке инстинктов, он отметил, как странно было то, что луч фонаря не падает на фигуру, а исчезает в ней. Силуэт будто бы жадно поглощал свет, втягивая его внутрь и растворяя в своей черноте. Ещё Славе показалось, что фигура напоминает тень сгорбленного человека, курящуюся дымными завитками. И на её вершине мертвенной голубизной светилось лицо. Это был овал, но вытянутый не вертикально, а горизонтально. Косой чертой прорезал его намёк рта, а огромные шары глаз вращались независимо друг от друга, словно пытаясь окинуть взглядом как можно больше пространства, выхватить из бездны каждого её обитателя, не упустив и незаконно вторгшегося чужака. Славе удалось развернуться. Он бросился назад, задыхаясь в остром кольце боли. Он чуть не выплюнул респиратор в жажде глотнуть воздуха, и водяная муть взорвалась перед ним россыпью пузырей. И тут его рывок был остановлен ударом, цепко скользнувшим по затылку и чуть не сбившим с него подводный шлем. Едва не выронив фонарь, Слава конвульсивно сжал его рукоять. Он не почувствовал боли и не понял, что происходит. Парень брыкался, яростно бил по воде ногами, но всё равно оставался на месте. Луч света плясал в матовой зелени, озаряя её рваными всполохами. Слава даже не мог оглянуться и посмотреть, что его держало. Он продолжал барахтаться, метаться в ужасе, часто дыша и тратя драгоценный кислород. Потом инстинкт самосохранения пересилил, и Слава уже осознанно дёрнулся назад, чтобы оглядеться. Ничего не вышло. Что-то крепко держало его, не давая сдвинуться. Слава забился ещё сильнее, и приступ паники вновь захлестнул его. Но потом он понял, что больше ничего не происходит, и, слегка успокоившись, повёл глазами вбок. Тогда он увидел мутные контуры каната, уходившие в стороны от него. От каната поднимались вверх мелкие верёвочные ячейки. Со странной смесью страха и облегчения Слава понял, что зацепился аквалангом за край рыбацкой сети. *** Ольга с Владом были уже невменяемы. Второй стакан водки пролетел сразу за первым, третий за вторым, напитка становилось в нём всё больше, и вот уже шестая порция опустошила литровую бутылку. Тарелка с закуской валялась забытая в кустах, а голова Ольги вяло перекатывалась по плечу её тайного кавалера. Девушка озиралась, бесцельно шаря вокруг красными глазами. – Вла-а-ад, – еле промычала она, – а где Славик? – А-а-а, ныряет, – в тон её ответил тот. – Не ма-а-аленький… Сам выплывет. Мимо прошёл рыбак в выцветшей штормовке, с удочкой и ведёрком, полным карасей. «Тьфу!» – с искренним отвращением бросил он и удалился, вернув им их туманное уединение. *** «Ну дурак!.. – думал Слава, закидывая руку за спину и ощупывая вентили акваланга. – Надо же быть таким идиотом! Невнимательным, бездумным… Поплыл за щукой! Померещилось чёрт-те что! Небось, после шуточек Влада. Попал в эти силки… Ладно, акваланг хоть цел! Вроде бы ничего не сорвано. Сейчас отцепим…» В толстых нейлоновых перчатках он с трудом нашёл место возможной проблемы. Капроновые жгуты обвились вокруг вентиля воздушного баллона. Слава попытался просунуть пальцы под образовавшуюся петлю, не провернув при этом вентиль, но в перчатках его рука действовала неуклюже, не ощущала мелких деталей, и он не мог помочь себе второй, занятой фонарём. Тогда он решил зажать прожектор ногами, чтобы задействовать обе руки. И это ему удалось. Согнувшись и подтянув к себе колени, он аккуратно поместил между ними фонарь. Слава методично пальпировал вентили и шланги, аккуратно подёргивал обвившие их верёвки, пытаясь поддеть их и скинуть, но у него опять ничего не выходило. Капроновые нити накрепко напутались на трубчатые сочленения. Слава взглянул на часы. «Сорок пять минут. Вышло время безопасного погружения. И воздух скоро кончится. Конечно, есть ещё мелкая запаска – «пони-ботл». Но не больше, чем на десять минут. Надо выбираться!». Он колебался между двумя вариантами. Можно было попробовать снять перчатки и распутать сеть. Но тогда он мог потерять их. А реши он тоже сунуть их между колен, мог запросто лишиться фонаря. Тогда парень склонился ко второму варианту. «Ох, прости меня, незнакомый рыбак…» Слава снял с пояса нож из углеродного волокна, завёл руку с лезвием за плечи и стал прощупывать веревки, чтобы аккуратно их разрезать. Вскоре он понял, что ему не освободиться, всё-таки не сняв перчаток. Лезвие почти не резало туго натянутый капрон, часто соскальзывая и, видимо, промахиваясь мимо нужной петли, глубоко забившейся в хромовые сочленения. Мысленно выругавшись, Слава сбросил одну перчатку, потом другую, с сожалением наблюдая, как они, медленно кружась, опускаются и пропадают во мгле. «Ничего, может, ещё подберу…» Парень вновь поднял руки, остро ощутив холод сентябрьской воды. Стараясь вдыхать как можно реже, задерживая воздух в лёгких как можно дольше. Слушая размеренный шелест своего дыхания, он ощупывал вентиль регулятора давления, стараясь найти держащую его нить. Компенсатор плавучести костюма давно переполнился, и жилет тянул Славу наверх, прижимая его сильнее к нижнему краю сети. Тогда он решил стравить отработанный воздух, и невесомые серебряные пузырьки побежали к долгожданной свободе. Вскоре Слава нащупал нужную веревку. Капроновый жгут натянулся, туго забившись под вентиль, и даже кончик оголённого пальца не чувствовал, где кончалась сеть и начиналась деталь акваланга. Парень стиснул капроновую нить, подсунул под неё лезвие ножа, провернул его и резко надавил. Что-то булькнуло прямо над ухом, и Славе показалось, что длинные чёрные щупальца опутали его шею. Его руки дрогнули. Лезвие соскользнуло, резанув по пальцу. От боли он разжал кисть, выпустив рукоять. Нож проехался по его плечу, оставляя длинный порез на гидрокостюме. Слава тут же позабыл о наваждении. Он понял, что значит для него эта потеря, и выбросил руку вниз, пытаясь всё исправить. Но не успел. Лезвие кануло в бездну, скрывшись в слое ила. Парень крепко сжал фонарь и стал шарить пальцами вокруг, выпуская во мглу вьющиеся красные облачка. Дно предательски рассыпа?лось под ними склизкой бурой взвесью, не давая ощутить ни тверди почвы, ни острия ножа. Он стал рвать верёвки голыми руками. Сначала одной, судорожно скрюченной над головой, потом уже обеими, зажав фонарь ногами и не щадя порезанного пальца. Но как бы он ни натягивал спутанные жгуты, как бы ни дёргал и ни тряс их, не жалея уж и вентиля баллона, сеть оставалась намертво затянутой петлёй. Дёргаясь и бешено озираясь, он чётко видел сетчатое полотно, уходившее к поверхности озера. А рядом был ещё и топляк. Мшистый, покрытый тиной и налётом ила, он лежал под наклоном, одним концом проходя под сетью, а другим стремясь вверх и теряясь в игре солнечных бликов. «Это, наверно, дерево, упавшее с берега да так и оставшееся в нём корнями! Чёрт! А ведь я так близко!..» – горько думал Слава, терзая нити уже бессистемно. На дно по бокам от парня опускались верёвки с грузилами, ушедшими глубоко в ил. Сеть простиралась в необозримую зелень глубины. Она тряслась от Славиных движений, как паутина с попавшей в неё жертвой. Но сеть была огромной, вдали её волнения угасали. Слава не мог всплыть вместе с нею. Хоть он и тянул её изо всех сил, но поднимал вверх лишь на пару метров. А она тут же прижимала его обратно, возвращая в муть, поднятую со дна. И хоть он давно избавился от грузиков собственного пояса, не без сожаления выбросив их из специальных ячеек, но из сети вырваться не мог. Здесь не помешал бы хороший нож, но даже если бы от него и был толк, проверить это было невозможно. Как на бился Слава, сеть крепко держала его. Он начал уставать. Тут в акваланге кончился воздух. Уже и предыдущий вдох парень делал с трудом – воздух почти не поступал из баллона, а следующая попытка была и вовсе плачевной: ничто не поднялось в его грудь через шланг, скорее, наоборот, тот чуть не втянул в себя последнее, что в ней осталось, норовя вывернуть лёгкие наизнанку. Словно издеваясь, часы на руке замигали, возвещая об окончании погружения. Слава выплюнул раструб дыхательно шланга и рванул из кармана запаску. Но он замер. «Это мало чем поможет. Задержу дыхание и попробую свинтить регулятор, чтобы не терять весь акваланг. Тогда, если повезет, я освобожусь и открою «пони-ботл» уже на подъёме». Он сунул запаску в разгрузник и поднял руки к аквалангу, нащупав резьбу креплений. Та была туго затянута. Сжав её измученными пальцами, проскальзывавшими по хрому, он пытался провернуть её, и стал задыхаться. Паника затуманила его взгляд, а может, это недостаток воздуха задёрнул всё чёрно-зелёным. Парень вновь метнулся к нагрудному карману. Он достал запаску, судорожно свернул вентиль, приложил баллон к губам и сделал глубокий вдох. Пятна перед глазами не исчезли. Лишь слегка разредились, став пегой завесой, преследующей Славу, куда бы он ни глянул. Но он не обратил на это внимания, закрыл вентиль и воткнул баллон в карман. Он опять поднял руки, схватился за шланг и попытался снять его, стиснув зубы и впившись в резьбу. Но его руки становились всё слабее, они мазали по холодному металлу, не в состоянии как следует сомкнуться на шайбах и разделить их. Слава боролся с жаждой хлебнуть воздуха из запаски, болезненно сглатывая и запрещая себе открыть рот, втянув озёрной воды. Он неистово рвал вентили, сотрясая упрямый невод и поднимая вихри бурых облачков. Потом его осенило. Он бы с досадой хлопнул себя по лицу, прежде чем опустить руки к пряжкам креплений акваланга, но сделать этого уже не смог. Слава не замечал, как вода вокруг всё бурела, наполняясь ржавью. Кровь вытекала из разрезанной вены на пальце, смешиваясь с взвесью ила. В другой ситуации порез был бы несерьезным, но мозг Славы был и так измучен нехваткой кислорода. Он задерживал дыхание уже минуты три, не желая тратить драгоценный запас «пони-ботла». Но когда он уже готов был забыть своё упрямство, освободившись от дорогостоящего акваланга, силы его покинули. Кончики пальцев защекотало мелким покалыванием, и колени Славы разжались, выпустив фонарь. Его бриллиантовое свечение оборвалось, став тусклым ореолом где-то на дне. В глазах у парня окончательно потемнело. Его руки обмякли и соскользнули с вентилей, опускаясь в комковатую муть. Когда мозг передал управление жизненными функциями автоматике, Слава открыл рот и глубоко вдохнул. Вода ворвалась в лёгкие, и те застонали. Парень закашлялся, на миг приходя в себя и пытаясь от неё избавиться. Но он лишь неосознанно втянул её сильнее в отчаянной жажде кислорода. Его конвульсии наконец выдрали крепления сети. Она стала опускаться вниз, окутывая Славу ажурным саваном. Сквозь его ячейки ему мерещилась пара круглых глаз и длинный порез рта на фосфорическом лице. В агонии он вывернул из жилета запаску, но та ненадолго задержался в его руках и съехала вниз вслед за перчатками, ножом и фонарём. *** Ольга заперлась в мужниной квартире. Не отвечала на звонки, не открывала дверь соседям, а Влада и близко не подпускала. Недели слились для неё в дни, месяцы – в недели. Она выходила только в магазин, чтобы купить буханку да бутылку на остатки Славиной зарплаты. Раз за разом она мысленно проживала день, когда в последний раз ездила с ним на озеро, изводя себя поздним раскаянием. В пьяном бреду она повторяла: «Не ходи, Слава, не ходи… Утащит водяной». Однажды она лежала на двуспальной, слишком широкой для неё одной кровати, бесцельно уставившись в небо за окном. Оно было свинцовым и густо сыпало снегом, кружившимся невесомыми хлопьями. Дверь спальни вдруг тихо скрипнула и откатилась внутрь, звякнув кучкой бутылок о стену. Ольга медленно повернула голову и уперла затуманенный взгляд в проём. Там стоял Слава. Он был в водолазном костюме, в ластах, с аквалангом, в котором его вытащили из озера, мелкие хромированные детали опутали клочья водорослей. Лицо его было серым, раздутым, и кожа крупными складками выдавливалась за край маски. Шланг для дыхания болтался у Славиного плеча, и Ольга подумала: «Конечно, ведь баллон пуст, и трубка ему больше не нужна». Губы Славы разлепила широкая, искренняя, почти по-детски счастливая улыбка. Жёлтые хлопья ила выпали изо рта, сползая по подбородку. – Ты вернулся, мой родной! – выдохнула Ольга, опустив ноги на пол и с силой оттолкнувшись. Сделав неверный шаг, она припустила бегом. Тяжело пролетев через комнату, Ольга с ходу врезалась в Славу. Она обняла его, стиснув вялое, податливое, безвольно-мягкое тело, норовившее просочиться сквозь пальцы. Она встала на цыпочки, закрыла глаза и прижалась к холодным скользким губам, почувствовав не то привкус тины, не то запах собственного дыхания. А снег всё кружил – казалось, теперь в её голове – заметая проблески сознания. Сокращённый день В сельской школе раздался звонок. Последний на сегодня. Суббота была сокращённым днём, всех отпускали уже полдвенадцатого, и дети разбегались домой: младшие – вприпрыжку и наперегонки, старшие – сдержанной пружинистой походкой, с потрёпанными ранцами, лихо перекинутыми через плечо. Но Коле с Надей не хотелось уходить. Они учились в разных классах. Надя – круглая отличница, умница в стоптанных сандалиях и линялой юбке, которая ей стала донельзя коротка – в пятом «А», Коля – бойкий темноволосый хорошист зимой и летом в одном и том же свитере – в шестом «В». Они жили по соседству в деревне неподалёку. С детства дружили, несмотря на подколки и порой даже злые нападки мальчишек, всегда ходили вместе, а иногда задерживались после уроков. – Ну что, пойдем? – тревожно спросила Надя, когда все поля тетрадки по литературе уже были изрисованы улыбками и красивыми завитушками, а вырванный из Колиной тетради лист исчиркан «точками» и «крестиками-ноликами». – А ты как – хочешь? – серьёзно посмотрел на неё Коля. – Мама с папой уже, наверно, пьяные… – грустно ответила подруга. – У них сейчас работы нет. – Тогда останемся! Отчиму тоже всё равно… За окном вовсю морозил февраль. Деревья с утра стояли в инее, а сейчас немного оттаяли, и с неба повалил снег. В классной комнате было тепло – грела старая буржуйка с дымоходом, выведенным в форточку. Угли уже остывали, но Марья Сергевна строго настрого запретила разжигать её вновь: «Нужно экономить дрова, а то не хватит на зиму!». Впрочем, класс и так был хорошо прогрет дыханием учеников, а если бы стало холодней, они могли сходить в раздевалку за куртками. Хотя это было нежелательно, ведь дядя Ваня – бессменный школьный охранник – не любил, если в школе кто-то оставался. Говорил: «Не по правилам!». Если он их с Колей увидит, наверняка отправит домой. «Видно, – подумала Надя, – потом всё же придется растопить печку». – Давай тогда домашку поделаем! – живо отозвалась она и отвернулась, чтобы достать книги из портфеля. – Нет, – ответил Коля, – давай лучше клеить! В углу классной комнаты был большой прямоугольный стол для уроков труда. На нём стояли поделки: петушки из шишек и желудей, собранных осенью в лесу, из них же – коровки с хрюшками, ёжики и лешие. Но самой главной достопримечательностью был большой бумажный за?мок. Он возвышался над всем почти полуметровой громадиной: со стройными башнями, увенчанными конусами крыш, с зубчатыми стенами, снабженными вырезами бойниц, и даже с откидным мостом, крепившимся к арке входа внушительными цепями, собранными из лент бумаги. Замок был гордостью Коли с Надей, и каждый раз на уроках труда по особому разрешению учительницы, освобождавшей их от других заданий, он дополнялся новыми архитектурными элементами, всё разрастаясь вширь и в высоту. Вот и сегодня дети засиделись допоздна, подклеивая к замку новые башенки со шпилями и хитрые пристройки, вырезанные из картонок, найденных чуть ли не на помойке. Коле даже удалось смастерить и торжественно поставить в центр внутреннего двора крытую грузовую телегу, и он уже задумывался о том, из чего бы сделать лошадь. Но пришлось вспомнить о времени, ведь в желудке громко заурчало. За окном всё стало ярко-синим, с прожилками снежных вихрей, которыми мёл с крыши вдруг поднявшийся ветер. – Я обед взяла, – сказала Надя. – Правда, только гречка с луком… – У меня тоже есть, – перебил её Коля. – Давай поедим. Как раз чуть-чуть согреемся. Когда они поужинали, уже совсем стемнело, и дети едва видели друг друга. Но свет они не включали. Электричество здесь было – к пологому холму, на котором одиноко стояла школа, тянулись провода от проходившей рядом ЛЭП. Но время было позднее, суббота, так что дядя Ваня уже оставил пост, закрыв школу до воскресенья, а перед этим опустил все выключатели в главном электрощитке. – Ну всё, пора… – неуверенно сказала Надя. – Дядя Ваня уже точно ушел. Хорошо, что мы заперлись, а он кабинеты не открывает. И одежду в раздевалке не заметил… А ты смотри, какой ветер! – девочка поежилась, глянув в окно, за которым свистала вьюга. – Мы и за час не доберёмся. – Да, – ответил Коля. – Собирайся. Я возьму ключи. Вообще, учебные классы редко запирались, но в этом кабинете был старенький телевизор – ещё тот, с трубчатым кинескопом – и кассетный видео-проигрыватель. Конечно, такую ценность не доверили бы Коле, но Наде Марья Сергевна оставляла ключи без вопросов, лишь изредка напоминая, чтобы та потом спрятала их за стеклянный шкафчик на вахте. Внешние же двери школы были снабжены большим врезным замком, который мог открываться как снаружи, так и изнутри. У классной руководительницы был ключ и от него. Дети наощупь сложили в портфели учебники с тетрадями, поворошили на всякий случай потухшие угли в печурке. Надя ещё умудрилась ополоснуть банки из-под обеда (у выхода из класса стояла раковина с рукомойником, и он был полон воды – видимо, раз все ушли до обеда, у одноклассников не было повода мыть руки). Друзья вышли в коридор. Слабый отсвет луны едва пробивался сквозь вьюгу через маленькое окно в дальнем его конце, а остальные стены были заняты дверями кабинетов. Так что детей опутала чернота ещё гуще, в классе. – Посветить? – спросила Надя, доставая маленький фонарик («от маньяков», как называли его школьники, но, к счастью, он до сих пор не подтвердил своего названия и служил больше для того, чтобы не утонуть в сугробе). – Не, я уже всё, – ответил Коля, поворачивая ключ в замке в последний раз. – Береги батарейки! Он отвернулся от двери и взял подругу за руку. Для него это был долгожданный момент – он мог без оправданий прикоснуться к Наде и как настоящий мужчина повести её за собой по тёмному коридору, оберегая от опасностей. А самым интересным местом будет короткая лесенка из пяти ступенек, нисходящих в холл – там он обгонит подругу и станет спускаться вперёд спиной, аккуратно находя каждую ступеньку ногой. Тогда он сможет держать Надю уже за обе руки, помогая ей найти дорогу. Так он и сделал, ловко поймав её кисти в свои ладони. – Потихоньку, – чуть дрогнувшим голосом сказал он и начал свой медленный путь. Руки Нади были тёплые, ни сколько не потные, и даже на почтительном расстоянии Коля чувствовал её дыхание. – Так!.. Одна… две… три… – начал считать он, – четыре… Почти пришли! Но Коля замер на месте. Его нога в хлипких, стоптанных ботинках вдруг воткнулась во что-то мягкое, упругое и вроде даже тёплое. Мальчик вздрогнул, и Надины пальцы сильно сжались вокруг его ладоней. – Что?.. – начала она и, не договорив, освободила руку, вытянув из кармана рюкзака фонарик. Сначала луч упал на Колины брюки, высветив белёсые ворсинки потёртой ткани, затем на квадратные носы его ботинок. Прошёлся по старому паркету и остановился на чём-то тёмно-зелёном, тоже похожем на ткань. Мальчик оглянулся, всё ещё крепко сжимая руку Нади. Яркий луч пробежал слева-направо, показав свалянный овечий ворот и край выглянувшей из-под него рубашки. А в следующий миг он выхватил из тьмы страшное, неузнаваемое лицо. Рот на нём зиял огромной дырой, из которой растекалось что-то красное, густо залив ступеньки и пол за ними. Надя выронила фонарик. Тот звонко брякнулся на лестницу, ещё успев вновь осветить часть кучи, бывшей когда-то человеком. Потом он уткнулся в зимний китель, утопив луч в его плотной ткани. Надя бросилась назад по коридору, истошно визжа. И Коля был на волоске от того, чтобы последовать её примеру, но в последний момент всё же взял себя в руки, молниеносно наклонился и поднял фонарик, сделав это как можно точнее, чтобы не коснуться тела и ни на миг не задержаться возле него. Затем он позволил пружине, сдерживавшей его страх, распрямиться, и тоже кинулся наутёк, забывая светить себе под ноги. Он быстро догнал Надю. К счастью, она не успела добежать до двери комнаты и не начать рвать её ручку, в ужасе забыв, что она заперта. Мальчик поймал подругу в объятья, крепко стиснув и фонарик, чтобы не выронить его и не разбить. Надя, обезумев от страха, стала колотить его ладошками, исходя отчаянным воплем, но Коля сомкнул руки у ней за спиной, крепко прижав её к себе и обездвижив. – Ш-ш-ш… Тише! Надя! Это я… Это – я! Понемногу она стала затихать, и, всхлипывая, опустила голову ему на плечо. Теперь они стояли, обнявшись, как настоящая пара, и Коля робко поглаживал подругу по спине, хотя и сам с трудом боролся со слезами. – Там… – начала она. – Дядя Ваня, – смягчая голос, спокойно ответил он. – Что-то случилось… – Надо что-то сделать! – Нет, уже поздно. Мы пойдём в Вершки и вызовем участкового. – Нет! – вдруг взвизгнула, противореча себе, Надя. – Я больше не пойду туда… где он! Коля ничего не ответил. Он осторожно опустил руку и достал из кармана ключ от классной комнаты. Надя вздрогнула, когда тот тихо звякнул на стальном колечке. – Пойдем пока внутрь. – Твёрдо сказал мальчик и немного отстранился, положив руку Наде на плечо и осторожно разворачивая её к двери. Когда они зашли в комнату, Коля повернул два раза защёлку и тщательно подёргал дверь, убедившись в надежности замка, будто бы они с Надей заперлись от погони. Затем он снова обнял подругу и повёл её к партам. В темноте они сели на край длинной лакированной скамьи. – Я больше не пойду туда, – всхлипывая, повторила Надя, и её плечи затряслись. – Ну всё, – приговаривал Коля. – Тише! Ничего, я пойду. – Нет! – воскликнула Надя. – Не уходи! *** Прошло немного времени. Над старой меловой доской висели часы, но они давно не тикали. И даже если бы шли, это бы ничего не изменило. Вряд ли родители Нади или Колин отчим, с которым он остался после смерти мамы, стали бы о них беспокоиться. После горячих споров и горьких слёз Нади друзья всё же договорились идти вместе. – Я буду с фонариком впереди. Возьму тебя за руку. А ты закрой глаза и не смотри! – уверенно, почти спокойно говорил Коля, тайно надеясь, что сам сможет всё выдержать и не дать дёру, бросив Надю одну в темноте. – Ладно, – стоически вымолвила девочка. – Давай! А класс тогда закрою я. После недолгой возни пляшущими пальцами с неподдающимся замком, да ещё заминки, когда Коля сжал фонарик слишком сильно, случайно его выключив, всё устаканилось, и дети начали медленно продвигаться к холлу. Коля старался не направлять луч на ступеньки впереди и светил себе под ноги, упрямо бормоча ободряющие фразы. – Ну вот, Надя… Тихонько… Не смотри… Я здесь… Всё хорошо. Он чувствовал слабое сопротивление, когда тянул её за руку, но потом она всё-таки переставляла ноги, иногда пробуя пол перед собой сначала носком. «Как в игре, – подумал Коля, – где тебя раскручивают и надо ловить друзей с завязанными глазами. Арами?я Гусия?-я-я, Гусия?-я-я, Гусия?-я-я…» Вдруг он остановился. Надя открыла рот, готовясь закричать, но Коля упрямо двинулся дальше, и она покорно последовала за ним. Теперь они двигались ещё медленней, не пройдя и половины коридора. Коля прислушивался. Вскоре Наде показалось, что и она что-то слышит. – Не бойся! Это, наверное, электросчетчик. – Сказал Коля, не упомянув, что тот не должен крутиться, когда всё выключено. Они почти подошли к ступенькам, и Коля сглотнул, решительно направив луч на то, что было раньше дядей Ваней. Его там не было. Ступеньки были пусты. Только залиты красной жижей вперемешку с какими-то ошмётками. Озадаченный, Коля даже не испугался, а сразу направил луч вперёд – дальше в холл. Возле вечно распахнутой двери раздевалки был желанный выход из школы. Он был плотно заперт. Рядом стояла старая маленькая парта со стулом – прямо под стеклянным шкафом с ключами. Обычно за этой партой восседал охранник. Он был там и сейчас. – Ах-ха-ха-а-а… Ы-ы-ы… Ы-хы-хы-хы-ы-ы… – тихо плакал дядя Ваня. Всё тело его сотрясалось от рыданий, и алая кровь стекала из безвольно раззявленного рта, окаймленного бурыми ошмётками. Его глаза были закрыты, только краешки белков выглядывали из-под странно расслабленных, отвисших нижних век. Коля замер, не в силах отвести от картины луч фонаря. У Нади перехватило дыхание. К счастью, глаза она не открыла, лишь больно вцепилась в Колину ладонь пальцами, скрюченными от страха. – Ы-хы-хы-ы-ы… – разливался по холлу горестный плач, а потом раздались невнятные, булькающие, будто набитым ртом сказанные слова. – Как… как она могла?.. Коля резко отвернулся, убрав, наконец, с лица охранника луч. Он тихо, но чётко произнес: «Беги!», и грубо дёрнул Надю обратно в коридор. Ключи плясали в Надиных в руках, и Коля мягко, но настойчиво забрал их. Впрочем, у него вышло не намного лучше. Он попытался вставить ключ в замок и чуть не уронил его, но в итоге справился. Замок провернулся. Один раз, другой… В трясущихся пальцах ключ пошёл на третий поворот… И всё. Замок заело. Коля опять скорее удивился, чем испугался, широко распахнув глаза. Надя всё поняла, и за его плечом раздался судорожный всхлип. – Т-с-с… – зашипел он. – Посвети! Надя замолкла и судорожно сжала фонарь. Яркий луч упал на исцарапанный пласт жести у скважины. На вид с замком всё было нормально, и Коля осторожно повернул ключ обратно, мысленно успокаивая себя, что во всём виновата спешка. Снова раздался хруст металла. Один… два… В холле что-то грохотнуло. Надя завизжала, и луч сорвался с замка. Он мазнул по стене и в бешеном танце метнулся к концу коридора. Коле не хотелось смотреть туда, но он всё же глянул. На лестнице, прямо в луже крови стояла фигура. Это был не дядя Ваня. Силуэт был укутан в бесформенное тряпье, свисавшее рваными клочьями, и из-под него выглядывали ноги в чулках. Это была женщина. Лица её не было видно – она закрыла его руками. И когда Надин визг сорвался на хрип и затих, до Коли донёсся тяжёлый, низкий, всхлипывающий вздох, пройдясь наждаком по самым тёмным уголкам его сознания. Фигура медленно отняла руки от лица. Раздался хруст – словно потрескалась наледь на луже. Руки медленно опустились, сопровождаемые хлопками, как от лопавшихся сосулек. На детей глянуло страшное, словно облупленное лицо. Нет, она не смотрела на них – веки смёрзлись, навсегда закрыв ввалившиеся глаза. На коже поблёскивала корка льда, и там, где к ней раньше прикасались ладони, кожа выломалась, открыв сетку сосудов. Потрескавшиеся губы разомкнулись, и фигура медленно, со скрежетом произнесла: – Х… холодно! Нужно согреться… Холодно! Надя вновь закричала, и кто знает, что бы было с Колей, если бы замок под его пальцами не хрустнул, и дверь не провалилась внутрь. Он сумел обернуться и дёрнул за собой Надю, впихнув её в класс. Затем он грохнул дверью об косяк, судорожно провернув хлипкую защёлку. *** Они замерли у двери, не в силах пошевелиться. Потом Коля вышел из ступора и осторожно обнял Надю. Она больше не кричала. Просто дрожала, и класс наполнил стук её зубов. Коля не мог найти слов, просто гладил подругу по спине, пока дрожь не сошла на нет. Надя уже не плакала, но как-то вся съёжилась, боязливо вцепившись в Колю. Но он всё-таки поднял руку и потянулся к замку, проверяя, хорошо ли тот заперт. Дверь тихо клацнула, и Надя встрепенулась. Коля срывающимся шёпотом объяснил, что это всего лишь он. Прошло время, и они совсем успокоились, стыдливо разойдясь в стороны. В коридоре было как-то странно тихо, и, проверив замок ещё раз, Коля нашёл стул у раковины, чтобы упереть его в дверь. Потом передумал и взялся за край парты – тяжелой цельной конструкции вместе со скамьёй из дерева и металла. Коля потянул её на себя, но она плохо поддавалась, хоть он и вис на ней всем своим весом. Тогда Надя робко подошла и тоже взялась за столешницу. Вместе они придвинули парту к двери и устало сползли на корточки по бокам от неё. Тут же в коридоре раздались шаркающие шаги. Дети вскочили и метнулись вглубь класса. Минуту они просто стояли рядышком в темноте, часто-часто дыша и прислушиваясь. Затем Коля решительно взял Надю за руку и отвёл её к окну, за которым металась вьюга, к давно остывшей печке. – Не бойся, она сюда не зайдет. Словно в опровержение его слов шаги оборвались, и дверь содрогнулась от удара. Друзья хором вскрикнули и вжались друг другу в объятья. За первым ударом последовал второй, третий. Вскоре дверь сотрясалась от неистового стука, который всё нарастал. Дети не могли ни выдохнуть, ни шевельнуться, сжавшись дрожащими комочком посреди комнаты. Потом стук прекратился, а из-за двери раздался отчаянный, глухой, жалобный стон: – Холодно! Пустите погреться!.. Хо-о-олодно! И слова эти утонули в стуке хрупких, крошащихся в пыль зубов. Надя вновь готова была закричать, и Коле пришлось зажать ей рот рукой. Он вздрогнул, почувствовав ладонью острия её зубов и влагу слюны. А дверь затряслась от ударов, ухая и ударяясь об парту. Коля судорожно вглядывался в темноту, пытаясь оценить целостность баррикад, и те не подвели. Постепенно стук прекратился, голос за дверью смолк, и шаги зашаркали обратно. Надя стала успокаиваться, всё ещё захлёбываясь судорожными вздохами. А в классе теперь и правда стало по-настоящему холодно. Даже разгорячённые вознёй с партой они чувствовали ледяные иголки, пробиравшиеся за воротник, и в призрачном отсвете от окна было видно, как в пар превращается их дыхание. Тогда Коля осторожно отнял ладонь от Надиного рта, придвинулся к ней вплотную и прижал губы к её уху. – Надо отсюда уходить! – едва слышно прошептал он. – Но там… оно! – также тихо сказала она, повернув голову и чуть не коснувшись его губами. – Через окно. – Но мы замерзнем! – Я знаю… Они стояли, прижавшись друг к другу от холода и страха, вслушиваясь в тишину за стеной. – Придумал! – вдруг шёпотом воскликнул Коля. *** Сначала Надя протестовала, но потом сдалась – поняла, что у них было мало вариантов. Коля сходил в учительскую – тесный закуток, примыкавший к учебной комнате – нащупал спички на настенной полке, выдрал из журнала на столе клочок бумаги. Вдвоём с Надей они набили жерло печи драгоценными дровами, и Коля открыл коробок, достав оттуда спичку. – Не думаю, что это подействует сразу, и не знаю, сработает ли вообще… Но будь готова! – Угу, – отозвалась Надя. Она стояла в проходе между партами, дальний ряд которых спутала неразбериха. Они с Колей кое-как подтащили их к двери, придвинув так плотно, насколько хватило силы. Две парты Коля даже смог поднять на дыбы?, водрузив ножками на столешницу самой первой. Затем он линейкой разодрал полоски бумаги, крепко державшие створки окна, заклеенного на зиму. Теперь оно держалось только на нижнем шпингалете, и ветер нещадно гремел стеклом в раме, продавливая в щели холод. Взглянув снова на Надю – напряженную маленькую фигурку на фоне парт – Коля чиркнул спичкой. Пламя долго не занималось, но потом печка раскочегарилась, громко затрещав, и комнату наполнили первые порции тепла. Надя вся спружинилась в ожидании того, что будет дальше. И в коридоре что-то зашевелилось, ожило, застучало и зашаркало ногами. В мёртвой тишине покинутого здания раздались надсадные стоны: «Холодно… Согреться!.. Холодно!». – Эй! – истерично закричала Надя. – Мы здесь! У нас тут печь! Тепло!.. И ей в ответ забубнил хриплый голос: «Тепло! Тепло!..», а дверь класса затряслась в коробке с тройной силой. Коля шмыгнул к окну, откинул защёлку. Вскочил на подоконник, хлопнув себя по карману – проверить, на месте ли ключи. – Не бойся! Я быстро! Он распахнул окно и легко спрыгнул вниз, в пургу. В комнату ворвался ледяной вихрь, больно хлестнув Надю колючим снегом по спине. – Иди сюда! Да! Да!.. Я здесь! – снова закричала она. – Тут тепло! Так она и стояла под морозным ветром, слушая вьюгу и стук дверных петель. Но вскоре удары начали стихать. Спина Нади совсем замёрзла: её жакет и блузка пропитались влагой от растаявшего снега и быстро задубели. Она с ужасом подумала, что может стать такой же, как то, что рвётся к ней в класс. Тогда она в последний раз крикнула: «Эй, сюда! Тут тепло!», и стала отходить назад, протискиваясь между скамьей и столешницей ближней парты. К печи. И к открытому окну. Это было не так-то просто, ведь Наде мешал шквальный ветер, но она справилась. Вся дрожа, она с трудом подтянулась вверх и залезла на подоконник. Её зубы стучали почти также громко, как и у того, что поджидало Колю в коридоре, но она собрала все силы. Не слушая удары и скрежет ногтей о дверь, Надя крепко вцепилась в раму, вся подалась вперёд и свесилась далеко в проём. В призрачной круговерти ничего не было видно. Ни торца здания с выходом из школы, ни следов Коли. «Конечно, их ведь сразу засыпало! – подумала Надя. – Коля, ну где же ты с нашими куртками?!» А печь уже совсем погасла под таким ветром, только малиновые блики углей проглядывали в щели металла. Наде вдруг сильно захотелось спать. Она уже не чувствовала ни ломоты совсем замерзших рук, ни обжигающих прикосновений к коже заиндевелой блузки, ни онемевшего, обветренного лица. Она медленно сползла с подоконника и, шатаясь, пошла в учительскую. Её мысли были затуманены. Всё, о чем она могла думать – это тесное пространство и намёк хоть на какое-то тепло за фанерной дверью в углу. «Я её прикрою и сяду там на кушетке. Коля придет – оденусь, и пойдем домой…» Надя по памяти нашла вход, ввалилась внутрь, держась за маленький стол, неуклюже обогнула его, больно стукнувшись о край бедром, и села на диван с кружевной накидкой, сплетённой когда-то Марьей Сергевной. Подумав, Надя плюхнулась на бок, небрежно скомкав вокруг себя края ажурного пледа. – Я пять минуточек полежу… Только не спать! – сказала она, зевнув, и тут же провалилась в черноту забытья. Её потревожил скрип. Надя попыталась открыть глаза, чувствуя, как всё тело ломит, и какой неподъёмной стала голова («словно ведро со льдом»). Она с трудом разлепила веки, уставившись на дверь. Над столом нависла высокая тёмная фигура. Надя вздрогнула. Ледяная игла пронзила её грудь, отдавшись ударом в висках. Она ещё успела подумать, что фигура была какой-то неправильной: бедра, талия, грудь – там вроде всё в порядке, а вот голова… Голова была не обычным овалом, как должно быть у человека. От макушки она как-то вытягивалась, ветвилась, растворяясь в воздухе веером тонких отростков. И она была неестественно наклонена – словно свернута на бок – да так что, казалось, растёт не от шеи, а сразу из левого плеча, и не вверх, а как-то криво, по диагонали. Ещё Надя заметила, что у фигуры в руке что-то зажато: не то ком тряпья, не то какой-то сверток. В темноте раздался каркающий, бурлящий, раздирающий изнанку души голос: Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/elena-grigoreva-13465782/bayki-chaschoby/?lfrom=688855901) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.