Nahuhol американца. Приключения Майкла в России

Nahuhol американца. Приключения Майкла в России Алекс Май «…А то, черт побери, что ваш американский образ жизни и мышления, при неумном пародировании, пытается разорвать эти связи, эту неброскую самодостаточность таких ночей, крыльца и вина, заменив их всякой ерундой… А это… Грех! Это как подсовывать Санта Клауса вместо Деда Мороза. Нельзя трогать архетипичные символы наций! Экспансия не пройдет! – Не пройдет, – сказал Васька. – Но пасаран! У меня, кстати, первая жена была похожа на Санта Клауса. Такая же…!» Nahuhol американца Приключения Майкла в России Алекс Май © Алекс Май, 2017 ISBN 978-5-4485-2989-4 Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero Одноклассник Гена Мне снилось что-то очень важное, но сон прервал нервный звонок. Межгород? В такую рань, будь он неладен! Дотянулся до тумбочки, взял трубку. – Здорово, дружище! – задорно прокричал в трубку какой-то мужик. – Здорово, – сонным голосом ответил я. – Ты кто? Зачем орешь? – Я вот возьму и обижусь, – почти шепотом, но так, чтобы я расслышал, произнес он. Пауза. Треск, щелчки… Помехи. Обиделся? Сам дурак! Представляться надо. Сказать: я – такой-то, звоню по важному вопросу. И главное – прощения попросить за беспокойство. Не знаю как вы, но мне следует ой как постараться, чтобы не разозлиться на мудака, у которого в семь утра голос является фонетическим воплощением оптимизма и идиотизма одновременно. – Саня, это я… блин… Гена, из Нью-Йорка. Недавно важное письмо тебе отправил, а ответа до сих пор не получил, – уже более смиренным тоном сказал мужик. Блин… Гена… Хм. Из Нью-Йорка? Дурдом какой-то… Письмо? Не получал. А может, удалил случайно. Не исключаю, впрочем, что мог и умышленно удалить. Только вот какая разница, если не помню? – Дьявол! – снова заорал он так, что я поморщился и даже зажмурился. – Мы с тобой вместе в одной школе учились. Хулиганили вместе! Стекла из рогаток расстреливали. За девками бегали. Помнишь?! Как… Он, вероятно, хотел напомнить о чем-то еще. О каком-то важном в его судьбе событии, но я быстренько и корректно перебил: – Нет, ты, действительно идиот! В Нью-Йорке? Ну, ты дал, чувак! Не ври. Можешь не верить, но я никогда не учился в Нью-Йорке. А за девками совсем в другом месте бегал. И стекла не расстреливал… – Я Гена… Не помнишь, да? Эх… Настойчивость незнакомца меня смутила. Вот, думаю, какой настырный телефонный хулиган. Из Нью-Йорка он… Гена из Нью-Йорка, это вроде как Никифор или Федор из Аклахомы. Никуда, короче, не годится. Но мои извилины уже просыпались, шевелились, потягивались… В «оперативной», кратковременной памяти Гены не нашлось. Быстро порылся в «архивах». Черт побери! Бывает же такое! Вспомнил… – А! Привет, Гена… Очень-очень-очень рад тебя слышать. Не поверишь, но сильно скучаю, мой верный школьный товарищ. Не кричи только, пожалуйста. Как Нью-Йорк? У вас там все нормально? Только, пожалуйста, говори правду, какой бы страшной она не была. Все переживу. Да не молчи же! – Делаешь вид, что тебе интересно, как Нью-Йорк? Да, люди не меняются, – пробурчал Гена и вздохнул как умирающий слон: тяжело и протяжно. Было дело – случайно нашлись в сети, стали общаться, но постепенно Гена начал раздражать. Я искренне пытался справиться со своим несправедливым по отношению к давнему другу чувством. Признаюсь – в этой борьбе я честно проиграл. Да-да, вначале запоем ностальгировали, расковыривая болячки памяти, но когда прямо на глазах мой ящик разбух от писем, с бесконечными – как на порносайте галереями прикрепленных фотографий, а почтовую программу заглючило… Что-то во мне зарычало! Вот так: «Ррррыы!!!» Я, конечно, с ленивым сочувствием смотрел на разжиревшего и полысевшего Гену, обмотавшего красную шею массивными золотыми цепями. Во, думал я, что эмиграция с людьми делает. Превращает в этаких синьоров-помидоров. На его жену, на его детей, и даже на его собаку с испуганными глазами я тоже смотрел. Но вот на его плешивого шефа мне смотреть не хотелось. Имею, кстати, право! А представьте многочисленных Гениных родственников с вампирскими очами? Все эти тети-дяди-племянники? Они-то мне на кой ляд сдались? Да еще с таким ярко-выраженным эффектом «красных глаз». Он что? Думает, что я страдаю особо извращенной формой чудовищного вуайеризма? Напрасно… В этом смысле я образец здоровья. Хотя, подозреваю, что теоретически смогу, при случае, заглянуть украдкой под женское платье или юбку, но не очень хорошо представляю, как это выглядело бы на практике. То есть шансы такого происшествия – нулевые. А еще я не мог понять – зачем Гена так много и нудно пишет про корпоративные вечеринки, поездки на пикники, и совсем неинтересные мне налоговые хлопоты. В результате все эти тривиальные, малюсенькие, как голодные клопы события не вызвали ожидаемых Геной ответных эмоций. Пару раз я отреагировал нейтральным «Нормально!» Один раз решил сделать ему приятно, и написал: «Круто!» Но чаще всего я ограничивался ехидными смайлами. Вот если б он поведал о чем-нибудь действительно интересном и захватывающем, в традиционном жанре кровавого вестерна… О том, как все дружно проблевались, нажравшись халявного виски, или о том, как кому-нибудь жестоко набили морду на тех же вечеринках. Но письма Гены, несмотря на засылаемые мной межстрочные намеки неизменно походили на пыльные бухгалтерские отчеты. Он щедро нашпиговывал их цифрами. В какой-то момент я сообразил, что ему нужен просто зритель, который следил бы за его жизнью, восхищался, и аплодировал. Не сомневаюсь – у него развился типичный комплекс эмигранта. В том смысле, что уехал, обустроился там, и вроде нормально все, а с другой стороны так себе картинка: страна чужая, люди чужие, жратва непривычно-гадко-противная. И вот он хотел удостовериться с моей помощью, что не ошибся, сваливая за бугор… Получается, что он похвалы ожидал. Хех! Мне, блин, делать больше нечего? У меня тут что? Кабинет психологической помощи человеку, про которого и думать-то позабыл? Щас! Возникла неловкая ситуация – и послать неловко, и общаться не хочется. Редко, под настроение, писал на автомате всякую ерунду в его же стиле: «Вчера разродилась наша морская свинка. Роды были чрезвычайно тяжелыми, почти мучительными. В три часа ночи срочно отвезли свинку в госпиталь. Врач несколько часов отчаянно боролся за жизнь матери и ее детей». Не поверите, но Гена потом несколько раз заботливо интересовался здоровьем свинки. Я, конечно, не выдержал и написал: «Гена! У нее здоровье, как у беговой лошади. Поверь, друг, не стоит так переживать. Спи спокойно, и не думай злоупотреблять прозаком на нервной почве. Даже если она сдохнет, пережрав сухого корма, моркови и капусты, то ничего страшного в мире не произойдет. Похороним апатичную скотинку со всеми почестями». И тогда мой бывший одноклассник, запоздало почуяв неприкрытый шипастый сарказм, обиделся. Наконец-то он сообразил, что развлекать его никто не собирается. Такова предыстория! И вот он позвонил. Я дал номер по его просьбе еще в самом начале переписки. И он прислал мне номер, да не один, а целых пять! Вот на хрена человеку пять телефонных номеров? А? Мне от двух-то порой хочется напроситься в компанию к Федору Конюхову, чтобы дать деру на яхте по тропическим морям. Впрочем, я чуть не клятвенно пообещал Гене «выйти на него», если, конечно, окажусь проездом в Нью-Йорке. А что? Ведь всякое дерьмо в жизни случается… Возьму и окажусь-напьюсь-останусь-без-копейки-очнусь-в-районе-излучающего-темную-опасность-Гарлема… Согласитесь: страшно станет. И тут – опля! О, эврика! Случайно найдется измятая, испачканная в странствиях спасительная бумажка с Гениными номерами. Я, затравленно озираясь, сутулясь, дрожащими от холода руками опущу в щель таксофона «четвертак». И через три минуты, ангелом-хранителем примчится на лакированном лимузине Гена. Я влезу в машину, чихающий, промокший до трусов под осенним дождем. Скажу: – Спасибо, товарищ! Моя жизнь была в твоих руках… (Тьфу! Придет же в голову такое…) Короче, он даст мне сколько-то баксов, чтобы хватило на дорогу до… Да какая разница! Хоть до Тихуаны! Он ведь друг! А Гена продолжает, важным отточенным тоном делового человека, да еще и акцент английский зачем-то пытается подделать: – Па-а-анимаешь, Саня, у меня есть друг, хороший человек, я ему очень многим обязан. Его зовут Майкл Белл. – И что дальше? – Он ученый, начинающий, правда… Историк. Год назад был в Москве… – Что ему нужно? – холодно, как ножом на морозе, резанул я. – Ни хрена не па-а-анимаю… Говори прямо. Только постарайся без биографической растушевки композиции. – Да погоди ты. Не спеши. Куда так торопишься? – Грядки поливать. На дачу… У меня отпуск. Дорожу каждой секундой. – А где твоя дача? – Ха-ха-ха! Как где? Там, где и положено, Гена, в деревне. Ты короче можешь? – Саня, пусть он к вам в гости приедет? Ненадолго? Покатаешь его по провинции, культурную программу подготовишь. Я помедлил с ответом. Задумался. – Не… Мне лень. Еще чего! Культурную программу… Нет. Я в заслуженном отпуске. Пускай твой френд в фирму обратится. Па-а-нимаешь? – Фирма ему не подходит. Там крайности – либо Кремль с Эрмитажем, либо – мордобой с баней. Саня, он обещает хорошо заплатить. В пределах разумного, конечно. Вот странно, да? Странно потому, что «хорошо» почему-то никогда не вписывается в пределы «разумного», как ни пытайся. (Это касается не только денег.) В голосе Гены мерзкими глистами заскользили неприятные просительные интонации: – Сань, пож-а-а-а-л-у-й-с-т-а. Я уже сказал Майклу, что ты согласишься. Сань… Будь другом… Какая же дешевка, подумал я, а сам сказал: – Гена, у нас тут неподалеку военный полигон расположен, почти секретный. Вдруг твоего друга органы повяжут? Как шпиона? Пытать станут… электричеством! Как-то бессовестно ты обещания раздаешь, да еще от чужого имени. – Нет, не повяжут, – неоправданно уверенно, на мой взгляд, ответил Гена. – У него все бумаги будут в порядке. Он тихий мирный ученый… Ты там прайсик составь. Подсчитай реальные расходы, и умножь на два. А потом письмом мне кинь. Ок? – Ок, Гена, так и быть, уговорил. Только сразу говорю: если он республиканец, то я прайсик на три умножу. Ок? Пришел черед задуматься Гене. Пауза. Вздох. – Как ты угадал? Он и вправду республиканец… Но все равно – Ок! Попрощались. Кажется, Гена не понял моего тона, не уловил в нем изящных ироничных вкраплений. Принимать в гости американца не хотелось. Но письмо я забавы ради написал в тот же день. Во время составления «прайсика» сидел и наслаждался – от него веяло искрящимся позитивом. – Вдыхание августовского среднерусского воздуха, насыщенного целебными ароматами полыни, душицы, чабреца, пижмы, и прочих, не менее лекарственных растений. 1 доллар за минуту. (Подумав, заменил бакс на пятьдесят центов. Зачем? Не знаю. Все-таки бизнесмен из меня – никакой). – Слушание настоящих старинных колоколов. На удивление чистый, не изменившийся со времен Владимира, звон, радикально отличающийся от тревожного гула новых колоколов, отлитых на деньги братвы. Днем – 30 долларов за минуту. Вечером, в незабываемых закатных лучах – 50 долларов. – Ночь на берегу древней русской реки, возле костра. Уха, рыбалка. 300 долларов. С длинными базарами о загадочной русской душе – 500 долларов. – Посещение бабки Ульяны, на лице которой проступила вся, без купюр, история России с 1916 года по наши дни. 500 долларов лично бабке Ульяне. Бабкин самогон, настоянный на целебных травках – 30 долларов бутылка. (Это еще дешево! Учитывая превосходное качество продукта. Они свое виски у нас за сотку-другую продают). – Поездка по местам боев. Посещение горки останков фашистских оккупантов, аккуратно сложенных черными копателями – 600 долларов, в основном, за риск подорваться на мине. – Слушание журавлиного клекота, если гость приедет в конце сентября-начале октября… На «клекоте» я не выдержал. Расхохотался, заржал, представив гримасы, которые обезобразят пухлое лицо Гены, после ознакомления с «прайсом». В комнату вошла жена. – Что стряслось? – спросила она. – У тебя смех подозрительный… Что-то задумал? – Прайс составляю! – отвел я. – Для американца. Напрашивается в гости. Пустим? – Сомневаюсь… Меня от твоих похождений с русскими друзьями лихорадит. Даже боюсь представить, что вы здесь с американцем натворите. – Не бойся! Все будет культурно, к тому же он ученый. Историк! – Ты всегда так говоришь… «Все будет культурно!» Этот – писатель. Этот – ученый. А этот – буддист, чуть-ли не лама с Тибета. А в итоге… Сам знаешь… Никакой культуры. – Знаю, – виновато произнес я. – В итоге банально и некультурно напиваемся. Знаю. И даже каюсь. Вера… – Ты всегда каешься. А в итоге… – Снова каюсь, да? Она покачала головой и вышла из комнаты. Послал недописанное письмо Гене, о чем благополучно забыл на следующий день. И вот он позвонил через две недели, в середине августа. Голос у него был таким счастливым, словно он поимел зараз, в особо извращенной форме, все налоговые органы Нью-Йорка. – Саня! Мы оценили твой бесподобный юмор! Встречай Майкла в Шереметьево-два. Записывай рейс, время… – Э! Гена?! – возмутился я. – Ты это серьезно? Постой… Что за шутки? – Нет, я не шучу. Записывай… Хотя можешь и не встречать, у меня есть твой адрес, он сам доберется. Бай-бай! Короткие гудки. И что прикажете делать? Дурацкая ситуация. Неужели я и адрес ему посылал? Зачем? Ох, дурень! Жена даже не удивилась, когда я ей сообщил, что скоро заявится некий Майкл. Майкл Белл. Миша-Колокольчик! – Я как сердцем чувствовала, – сказала она. – Не к добру все это. Но ты встреть его, а то некрасиво получится… Не к добру? Да нет, вроде обошлось без жертв… Но, черт побери, даже приезд ламы не ознаменовывался такими захватывающими, а порой и мистическими приключениями… А уж лама знает в них толк. Но давайте я расскажу вам все по порядку. Хорошо? Не проходи мимо! К похожему на разграбленный термитник аэропорту приехал за час до прилета Майкла. Сидел в машине. С неподдельным интересом наблюдал за стариканом в шикарном джипе. Машину, наверное, пенсионеру подарили дети в знак признательности за правильное воспитание, приведшее их к материальному благополучию. Через пару минут, не выдержав, достал телефон. Снимал, как шпион, через полуоткрытое окно. Дед тщетно пытался припарковаться. Было видно, что ему мешала врожденная робость советского человека. Я представил на месте его машины необъезженного, неукротимого буйного дракона. И вот этим блестящим зверюгой рулит махонький такой сухонький старикашка в клетчатой рубашке с закатанными руками. Заметив свободное место, дед в очередной раз попытался развернуться, но так, будто и права ему подарили вместе с машиной, два-три дня назад. Вперед-назад! Назад-вперед! Тормозит. Голову высунет, посмотрит, не задевает ли кого, ненароком, платок достанет, пот со лба вытрет. Финал этой битвы меня разочаровал. Дед так и не припарковался. Не помял ни одной машины. Потыкался-помыкался, матюгнулся, развернулся, и уехал. Совсем уехал… Сдался. Зачем приезжал? Потренироваться? Мне стало жалко этого старика, – ему по пустыне надо ездить, наперегонки с верблюдами, а не по нашим, богатым на стрессы, дорогам. Не протянет долго. В недалеком будущем его ожидает шок от впечатанной в лицо подушки безопасности, валидол, нитроглицерин, и другая скорая медицинская помощь. Тьфу-тьфу, конечно… За этим нехитрым занятием провел полчаса. Еще пятнадцать минут я курил. Потом еще раз осмотрел донельзя креативную, в американском стиле картонку. Как в кино! Очень популярны у американцев такие картонки. Еще дома красным маркером вывел на ней жирную надпись: МАЙКЛ БЕЛЛ-РЕСПУБЛИКАНЕЦ-ИСТОРИК! НЕ ПРОХОДИ МИМО! МЫ ТЕБЯ ЖДЕМ! и подпись: Капитан Сорокин. В небольшой группе встречающих ждал, когда появится Майкл. Не комплексовал, а даже гордился табличкой. Когда кто-нибудь начинал коситься, я демонстративно разворачивал ее, чтобы лучше была видна надпись. Любопытный моментально отворачивался. Курил. Пил кофе. Снова курил. В сотый раз думал о том, что зря связался с Геной и его другом. По методу ламы попробовал мысленно поразить Гену серебристой «стрелой Ваджра», для чего небходимо предельная концентрация воли. Сконцентрироваться не успел, потому что, наконец-то, на Генино счастье, появились первые пассажиры нужного мне рейса. Попытался вычислить Майкла. Я заранее намалевал в сознании его портрет. Он представлялся мне этакой человекообразной обезьяной в аляповатых шортах; широкой, скрывающей залежи целлюлита рубашке, и с целым выводком дорогих чемоданов на веревочках. Плешь. Красновато-конопатое лицо с обязательной улыбкой. Оспины всякие, загрязненные поры кожи, прыщи от неправильного питания. Но случилось такое, что я грешным делом подумал, а не взять ли мне билет до Нью-Йорка? Прямо сейчас. Да, прилететь в Нью-Йорк, и настучать Гене по физиономии. Стрела – стрелой, но настучать – надежнее. Ну почему он, сволочь, не предупредил меня? А? Я ой как ошибся! Мой Внутренний Голос, мой верный Ангел Хранитель (сокращенно – АХ) меня подвел. Не предупредил! Ничего шотландско-ирландско-веснушечного в облике Майкла не было. А если и было, то чуть-чуть… На уровне, который не подвластен невооруженному самым мощным электронным микроскопом глазу. Полгена… или даже четвертинка гена. Скорее – осьмушка. Не более. И то – при самом удачном раскладе. Майкл оказался негром средних лет. Красная бейсболка, джемпер, джинсы, кроссовки. Одна сумка средних размеров через плечо. – Ты написал «негр»? – прямо сейчас возмущается Ангел-Хранитель. – Ты что творишь? Срочно прикрой глаза ладонями, и засунь голову между колен. И молись, молись! – ЧТО?! Совсем сбрендил? – прокричал я на Ангела. – Да, я видел в Интернете баннер сайта, где учат искусству самоудовлетворения… Но я не готов к таким извращениям. – Ты не понял, – ответил Ангел. – Сейчас тебя покарает великий бог политкорректности! Небеса развернутся, и молнии полетят, как ракеты «Першинг». Ты… ты написал – «негр», и даже не покраснел. Да? Ты – грешник. – А ты – мудак! Я ребенок, выросший в Советском Союзе! Я читал «Хижину дяди Тома», я плакал, читая ее… На политинформациях учителя рассказывали нам о «неграх», которых угнетают капиталисты. И ты думаешь, что я смогу так запросто перестроиться? Ха! Поверь, легче приватизацию снова замутить. Давай еще кино «Десять негритят» переименуем? Ага, попробуй, если языка не жалко, а я свой ломать не намерен. И… Ангел, считай, что я протестую таким способом против внешней политики США. Пока они не перестанут подкладывать нам свиней. Да, таким вот некорректным способом протестую. И не отвлекай меня больше, пожалуйста… Какой к черту расизм! О чем вы? Никогда не страдал расизмом, но путешествие по провинции с американцем – это одно. Он может сойти за нашего, если, конечно, не будет сильно раскрывать рот. А вот путешествие с негром-американцем… Согласитесь, задача усложняется. Вот что моя дорогая бабка Ульяна скажет? У нее и телевизора-то нет. Может, она и не ведает, что на земле существует еще пара рас? Она ведь дальше деревни не выезжала, со времен оккупации… как бы не испугалась. В общем, когда он подошел ко мне, я подумал: «Надо же какой парень любознательный! К азбуке русской стремится!» А он пальцем по буковкам водит, губами шепчет, улыбается. И говорит, грязновато, с жеванным акцентом, но на удивление неплохо: – Здравствуйте! Я Майкл. Вот тогда-то я и онемел. А он картонку до конца дочитал. Испугался чего-то, по глазам видно, что не по себе ему стало. – Я… не понимаю… Капитан Сорокин? Да? Я ошибся? Я ухожу… По уму – надо бы, чтоб пошел. Куда-нибудь подальше – обратно, через терминал к самолету, по трапу, в кресло, над океаном. Но ведь совесть потом меня замучает, будет грызть, терзать ночами. Тем более – скорыми осенними ночами, самыми сложными, по опыту знаю, для совести. Да и сейчас… Приеду домой, и вроде все нормально… «Сотик» водки пропущу. Спать лягу… И вот мысли нарисуются, обязательно. Тревожные мысли, как комары через форточку, налетят стаей, чтобы кровушки моей напиться. А вдруг Майкла убьют скинхеды? А вдруг он сойдет с ума – от испуга, что его никто не встретил? В таком духе, короче, гадости в голову полезут. И вот, думаю об одном, благородно, великодушно, и красиво думаю… А говорю зачем-то, помимо своей воли, совсем другое: – А куда это вы, гражданин Майкл-республиканец так спешите? А? Не надо торопиться. Пройдемте со мной. На минутку! У нас к вам дело особой важности… Он моментально побледнел. Ну, чуть-чуть. И, словно сигнал тревоги в атмосферу послал, ферментную струю страха выделил неизвестной современной науке железой. Они такие солидарные! Три негра сразу подвалили к нам, руками замахали, и вопросы принялись задавать: – Что, брат, случилось? – Нужна ли, брат, помощь? – Кто тебя обидел, брат? А Майкл на меня пальцем показывает и шепчет что-то неразборчиво. Я понял, что время шутки истекло. Побьют меня прямо здесь, в терминале-2, пользуясь численным преимуществом. – Хай, бразы, – говорю. – Все нормально. Я просто пошутил. А ваш брат шутки не понял. Ок? – Нет, – возражает один из них. – Нет Ок! Есть проблем. – Нигга, – вежливо так говорю. – Все Ок! Ноу проблем. Ганста-рэп форева! Ван лов, браза… Ван соул, ван харт, и все дела, и все такое… О! Фловер-повер! В общем, Майкл успокоился только после того, как я ему водительские права показал. Когда удостоверился, что я – тот, кто, черт возьми, должен его встретить. И братья его хмурые, тоже враз угомонились. Вокруг аж все побелело от улыбок, будто у них изо рта снег хлопьями повалил. Молча дошли до машины. Через десять минут сидения в салоне Майкл подал голос: – А почему мы никуда не двигаемся? – Успеешь, – отвечаю. – Мы думаем. То есть я думаю. Растерянный, я действительно думал. Везти его домой? Подбросить соседям-мещанам, а таких – хватает, пищи для вербального творчества? Нельзя! Они еще от приезда ламы не отошли, который пугал их горловым пением во дворе. Им почему-то казалось, что этот внешне безобидный лысый чувак в шафрановом одеянии на них рычит, перед тем как наброситься и укусить. Он же, напротив, распевал таинственные медицинские мантры. Здоровья им желал, неблагодарным. Эх, а домой надо, чтобы забрать некоторые походные вещи, которые могли пригодиться во время прогулок с Майклом. Думал-думал. А, успеем… Позвонил жене, сказал, что мы рванем сразу на дачу, чтобы не терять времени. – Ты только американца не спаивай, – попросила Вера. Я возмутился: – Что за мысли? Зачем мне его спаивать? Если только в знак протеста… Нет-нет. – Я прикусил язык. – Все будет Ок! Не волнуйся. – Легко сказать… В придорожном магазинчике купил продуктов. Возле прилавка со спиртным крепко задумался, но ограничился одной… просто бутылкой хорошей водки… Зацените, в моей истории нет никакой контекстной рекламы. Она придает даже самому честному повествованию налет неправдоподобности. Недавно читал книгу, в которой олигархи пили двадцатирублевое пиво. Представляете?! Хай, Россия! В деревню, погруженную в туман, приехали затемно. Со всех сторон рвали цепи и лаяли разбуженные злые собаки, почуявшие нерусский дух, то есть, тело. Иноземца, короче, почуявшие. – Ну, вот мы и добрались, Майкл, – весело сказал я. – Туда, куда тебе очень хотелось попасть – за Кольцевую. В настоящую Россию! Деревня Барсуки. Только сейчас она спит крепким трудовым сном. – Что такое Барсуки? – спросил Майкл. – Название деревни. А еще – животные, на скунсов похожие, только менее вонючие. Вылезли из машины. С реки тянуло влажной прохладой. Воздух, как я и обещал в прайсе, щедро пах целебными травами. Повозился с замком, провел Майкла в… – Майкл, это – горница. Горница – это Майкл. Посиди. А я на огород. За овощами. Взяв фонарик, как по джунглям, полазил по грядкам-парникам. Вернулся с влажным «натюрмортом» из лука, укропа, помидоров. – Майкл, много пить не будем, – строго предупредил я. – А то твоя поездка превратится в тривиальную и неинтересную. «Особенности национальной охоты» смотрел? – Нет. – Он покачал головой. – А это что? – Это кино, в котором собраны воедино почти все иностранные алкоголические штампы о России. Тебе интересны штампы? – Не знаю, – устало ответил Майкл. – Мне интересно всё-всё о России. – Да, чуть не забыл… Кулебяк я тебе не обещал. Ясно? И борща с пампушками тоже. Будешь лопать, что дают, включая напичканное холестерином сало. И еще. Смотри. Это – тушенка, из стратегических запасов. И даже не вздумай сказать, что она напоминает тебе собачий корм. Один твой собрат-турист так сказал когда-то… Давно, в тайге. – И что? – Нам больше досталось. А он сухари грыз. Прошу к столу. К счастью, Майкл оказался непривередливым. Аппетит у него был – дай бог каждому. И тушенка ему очень понравилась. Не иначе сказалось генетически неизбалованное прошлое. Но удивил, куда уж без этого… Когда я плеснул водки в стаканы, он хотел было от нее отказаться. – Я, – говорит, – предпочитаю расслабляться с помощью марихуаны. Представляете? Такие заявы! Мне только и осталось, что руками развести, да плечами пожать. – Брат, где я тебе посреди ночи марихуаны найду? Я законопослушный гражданин. – Не надо беспокоиться, – отвечает он. – Мне и так хорошо. – Да я не о том! Все уже спят, понимаешь? Будить неохота. А так, полно этой марихуаны, если по огородам хорошенько поискать. От нее все вредители моментально дохнут – яблочная плодожорка, белокрылка, э… Лучше химикатов действует! Только сразу предупреждаю – если что, все стрелки на тебя переведу. – Стрелки? – переспросил он. – Часов? – Нет. Но это не важно. Я к тому, что в тюрьму ты пойдешь… – В тюрьму? – печально произнес Майкл, и я понял, что долго не выдержу, выругаюсь, если он не прекратит постоянно переспрашивать. – Я не хочу в тюрьму. – Умный ты… Марихуаны значит хочешь, а в тюрьму – фигушки? Нелогично! Ладно, не парься. Давай немного водки. По капельке, а то обижусь. Как и положено, по классическому русскому канону, возьму и прямо сейчас обижусь. Слова «канон» он не понял, но водку выпил, забавно, словно его лицом в задницу скунса ткнули, поморщившись. Пока ели, я вставил в проигрыватель диск с «Охотой». Лопух! Я и забыл, что там, в начале фильма, появляется блудный негр, бедный такой, с портфельчиком, в скверном заношенном пальтишке. И у него очень горели трубы! О, боже! – Странное кино, – заметил Майкл. – У вас много черных? И они очень пьют? – Нет, – ответил я. – Черного случайно в кадр занесло. Слушай, пойдем на крылечко. Покурим. Русских кузнечиков послушаем. Сейчас так чудесно поют кузнечики. А потом – спать. Ты вроде заморился. – Да, хочу спать, – сказал Майкл. – Можно я буду спать здесь? – Показал на печку. – Можно, только она холодная. Как бы не застудил чего… простату, к примеру. Печь, понимаешь, больше для интерьера. Зимой, правда, хорошо на ней поваляться, но все равно, пользуюсь редко. Расположившись на крыльце, слушаем величавый оркестр кузнечиков и сверчков. Я курю. Майкл – нет. Бережет, как настоящий американец, здоровье. Глаза закрыл. И так жадно вдыхает воздух… На целых три бакса за вдох! – Саса? – донеслось из-за забора. – Сасанька! Ты приехал? – Приехал! – ответил я. – Ты-то чего не спишь? – Саса! Дай телефон. Володе посвонить надо, а у меня деньги консились. – Иди к нам, – говорю я. Пришла. Босая и в ночной рубашке. Черные неприбранные волосы, больше похожие на конскую гриву. Я зову ее Феней. Меня фонетически не прикалывает ее китайское имя. Она – служанка, няня. Рядом с моим скромным участком московский бизнесмен Володя пару лет назад выстроил небольшой особняк. Мы дружим домами. Феня приезжает с детьми Володи на все лето. Иногда приезжает Володя – один или с женой. Водки попить, расслабиться. У него и сложные, и одновременно простые отношения с алкоголем. Обычно Володя пьет целую неделю, потом за ним, трясущимся и похудевшим, приезжает шофер, который увозит его в Москву. Далее – неделя лежания под очищающими организм живительными капельницами. А еще насыщенная ароматическими маслами сауна, где Володе делают целительные массажи. Модная, в общем, система отходняка для богатых. Посвежев, Володя руководит бизнесом, но быстро – дело-то нелегкое, – устает, и снова возвращается в деревню, отдохнуть… Никакие гороскопы, чтобы они не обещали людям, родившимся под знаком Овна – а Володя родился в апреле, не работают по отношению к нему. Пластинку его судьбы явно заело где-то в небесных далях. У него очень однообразная жизнь. – Здравствуй, Саса, – произнесла вежливая Феня. Внимательно разглядела разомлевшего, задремавшего, обалдевшего от кузнечиков Майкла. – Это кто такой? – Так, – отвечаю уклончиво. – Друг моего знакомого из Америки. В гости приехал, на экскурсию. Экзотики захотелось. – Майкл. – Пихаю его в плечо. – Поздоровайся с девушкой. – Он сто? Пьян? – спросила Феня. – Чуть-чуть. Устал он. Долгий утомительный перелет через океан. Резкая смена часовых поясов. Свежий воздух. Приморило человека. Майкл приоткрыл глаза. Удивленно рассмотрел Феню. Помотал головой, будто вытряхивая из нее то, что заслуженно называется «наваждением». Я дал Фене телефон, она пошла за забор, звонить. – Это русская девушка? – осторожно спросил он. – Ты что, слепой?! – удивился я. – Какая она на фиг русская? У нее кожа с желтоватым оттенком, как при гепатите! Азиатка она, из Китая. А что не так? – Все хорошо, – сказал Майкл. – Но я думал – мы за Садовым кольцом. – А мы и есть за кольцом. Но оно расширяется не по дням, а по часам… Фенька хорошая, потом поближе познакомлю. Вот разбогатею и такую же себе заведу, только моложе лет на тридцать. Майкл почесал затылок, видимо подсчитывая приблизительный возраст моей будущей служанки. Усмехнулся. Поговорив, вернулась Феня, вернула телефон, еще раз заботливо, как мама, посмотрела на Майкла. – Спокойной ночи, Саса. – И тебе, Феня, спокойной. Как там дети? Не болеют? – Нормально дети. Только Васька гранату из леса притасил. Немескую. Полдня бегали за ним, отнимали. Он скасал, что ты ему место покасал, где их много. – Понимаешь, Феня, он очень долго просил. Но место в итоге ему не я показал, а дочка. Они от меня убежали в лесу, понимаешь? Три часа их искал! Выпорю обоих, честное слово, а то все гранаты перетаскают. – Давно пороть надо. – Феня зевнула. – До завтра! – Ага. Растолкал окончательно разомлевшего Майкла, проводил его на печку. Сам пошел на второй этаж, в мою любимую маленькую комнатку. В постели размышлял о том, что мы будем делать завтра? Какие достопримечательности показать Майклу первым делом? Вскоре до меня донеслись неоригинальные американские ругательства, а еще позже пришел Майкл, посетовавший на «москитов». Об этой проблеме я раньше не подумал. Фумигатор в доме был, торчал в розетке. В моей спаленке. Я посоветовал Майклу либо перебить всех москитов, либо стоически отдаться им на растерзание, чтобы они насытились кровью и отвязались от него. Пробурчав что-то непонятное, гость отправился вниз. Перед перемещением в реальность снов, я понял, что просто быть гидом неинтересно. Да, я просто обязан поставить перед собой сверхзадачу… И тут промелькнула мысль! Но она стала удаляться от меня, быстро-быстро, оставаясь там, внизу, в любимой комнатке. Но из последних сил я старался запомнить: Вспомни! Вспомни об этом завтра! Обязательно! Это важно! Майкл! Сверхзадача! Версия… Отруб полный. И страшный-престрашный сон: берег реки Лимпопо, костер, визг натачиваемых ножей, и много-много негритят, которые хотят меня съесть, но я, вырываясь, убегаю, а они за мной… Я кричу: – Хрен с вами!!! Только отстаньте! Оставьте меня в покое, милые, добрые, а ф р о а м е р и к а н я т к и! Поле, русское поле… Проснулся рано. Вспомнил, что на печке – республиканец Майкл. Спустился вниз. Никого! Кровать, то есть печка, заправлена аккуратно, как в армии. Майкл сидел на крыльце. – Доброе утро, как спалось? – Хорошо, – ответил Майкл. – Снились болота Флориды. Тихо… Слушай! Я прислушался. Сквозь начавший расступаться туман, из-за реки, доносился едва различимый звон колокола. – Это он? – спросил Майкл. – Тот самый, что за 30 долларов? – Ага, но пока можешь бесплатно наслаждаться. Бонус! Все равно тут только его и слышно. А их там много. Маленькие, средние. А этот – самый большой. А монастырь в двадцати километрах от деревни. Здорово, да?! На самом-то деле – это бесценно всё. – Хорошо! Мы туда поедем? – Позавтракаем и поедем. Может, утреннюю службу застанем. В калитку заглянул еще один дачник. Я звал его Димкой-Раздолбаем за пофигистское отношение к жизни и окружающим его людям. На плече Раздолбая висел чехол с удочками. – Привет ребята! – Привет, Димка. – На рыбалку пойдете? – Нет, мы в монастырь. – Сдаваться? – усмехнулся он. – Ага, сейчас. – Я улыбнулся. Димка пошел на речку, а Майкл удивился, что русский житель не удивился ему, Майклу. – Ну, Майкл, чему же тут удивляться? Димка за границей больше времени проводит, чем в России. Он работает в Голландии, программистом. Ты нас что? За диких держишь? Я и обидеться могу. – Прости. – Прощаю. Пошли завтракать. За завтраком в Майкле проснулся настоящий ученый. Я заколебался отвечать на его вопросы. Меня вообще смущает обилие вопросов по утрам. Какие могут быть вопросы, когда только проснулись? – Саша, сколько лет существует эта деревня? – Существует? Хрен ее знает. Но официально лет восемьсот. Она подворьем монастырским была, до революции. О! Тут монахи марихуану выращивали в огромных количествах. Майкл заерзал. – Да? Зачем? – Пенька, брат. Канаты, холсты… Золотой бизнес по тем временам, сравнимый по прибыльности с нынешним нефтяным. – А Наполеон здесь ходил? – Проходил. И туда проходил, и обратно, пробегал. Я тебе дорогу покажу, по которой он драпал. А ты что, и про Наполеона знаешь? Клево! – Я, Саша, тоже обидеться могу. Мы что? Дикие? – Майкл, давай договоримся – мы не дикие. Ок? По-крайней мере, пока трезвые. А там – как повезет. Тебя что больше интересует – настоящее или прошлое? – Меня все интересует. – Вот и хорошо. Хочешь, в деревню прокатимся, где Жуков был. – А кто такой Жуков? – Ну вот, а говорил, что не дикий. Жукова не знаешь. Не стыдно? – Я просто забыл. Он – поэт? – Нет, поэт – Жуковский. А Жуков – маршал. В сорок третьем немца из этих краев погнали. Черт, Майкл, потом поговорим. Дай поесть спокойно. Майкл деликатно притих. А я позвонил местной жительнице, Марусе, попросил привести молока. – Это, брат, настоящее русское молоко. Не из порошка! Маруся подъехала к дому на скутере. Молоко, как всегда, было вкусным. Я перелил его из банки в глиняный горшок. Специально для гостя. Типа если хочешь экзотики, получай, не жалко. – Ну, поехали? К монасям! – Не знаю, как получилось, но мое «к монасям!» прозвучало так, словно мы собрались не к «монасям», а к шумным цыганам. – Летс гоу! – задорно воскликнул Майкл. Не успели отъехать от дома, как Майкл хлопнул меня по плечу. – Стой, Саша. Стоп! А я уже и сам увидел, что Феня быстро, а главное – непонятно зачем бежит за машиной. Не останавливаясь, открыл окно, выключил музыку. – Саса! Саса! – кричала она. – Гранату сабери! Васька скоро проснется! Стой! Саса! Сбросил газ. Быстро достал телефон, сунул его Майклу. – Снимай ее, снимай скорее, черт тебя побери! – Зачем? – удивился Майкл. – Потом скажу. Уникальные кадры! Проехали еще метров сто. Феня совсем запыхалась. Я остановил машину. Майкл все послушно заснял. – Саса! Ты что? Не слысал? Я бесала-бесала… – Прости, луноликая, музыка громко играла. – Саса! Я не знаю, как правильно ее у-т-и-л-и-з-о-в-ы-в-а-т-ь. Выкинь ее где-нибудь. – Она протянула мне немецкую гранату с длинной ручкой. Я ее взял, положил Майклу на колени. Он застыл. Ха-ха-ха! Испугался. – Спасибо, Саса! – сказала Феня, и побрела обратно, к дому. Поехали дальше, по главной и единственной деревенской улице. Местные жители и дачники уже проснулись. Кто-то занимался хозяйственными делами, кто-то возился с машиной, кто-то шел на небольшой песчаный пляж. Сельский этикет требовал притормозить возле каждого, чтобы перекинуться фразами, вроде: – Здрасте! – Как сено? Запаслись? – Дрова купили? Хорошие? – Что? Такого сазана?! На хлеб?!! Где??? Обалдеть!!! Везет же… – Грибов пока нет. Есть лисички, но это не гриб. – Это гриб! Многоразового использования. – Вот видишь, Майкл, – сказал я, притормозив машину на мосту через речку. – Пустые разговоры, типа «Как дела?» и так далее, присущи не только вам, американцам. – Хоть в этом нет различия, – сказал Майкл. – Забери эту вещь. – Сейчас. Только верни телефончик. Посмотрим, чего ты наснимал. Вдвоем смотрим на дисплей. Я тут же начинаю смеяться. В голове уже готовый ролик. Среднерусский деревенский пейзаж. Детские качели возле домов. Разбросанные в песке игрушки-формочки. Колодец. Грунтовая дорога, по которой бежит китаянка с гранатой в руке. На лице китаянки – напряжение, граничащее с отчаянием. – Что смешного? – спросил Майкл. – У тебя непонятное чувство юмора. – Это тебе непонятное, – буркнул я. – Сегодня вечером, если успею, смонтирую, разошлю знакомым. Тут надо наложить марш «Прощание Славянки». И получится, что мы с тобой на войну уезжаем, а верная жена-китаянка, неважно чья, бежит следом, поскольку мы очень важную гранату забыли. А без нее на войне – никак. Пропадем, погибнем. Понял? Впрочем, – я махнул рукой, – тебе не понять. Гранату на заднее сиденье положи. Отъедем – рванем! Хотя не обещаю. Может, она отсырела лет тридцать назад. – Выходи, Майкл, – попросил я, притормозив возле канавы, заросшей камышами. – Недаром тебе родные болота снились. – Что ты хочешь сказать? – Майкл недоуменно посмотрел на меня. – Как что?! Оставь эти глупые разговоры. Феня просила гранату утилизовать? Просила! Вот мы ее того… А ты к истории прикоснешься. Ты только подумай – этой гранате более шестидесяти лет. Взрывай ее на хрен! Если она взорвется… – Я не хочу, – сказал Майкл. – Она старая. – Старая? – удивился я. – Она лишь немного тронута ржой. Капельку. По ободочку… – А почему ты не выходишь из машины? – Пока я разъясняю тебе прелесть момента. Сейчас проинструктирую, и вместе вылезем. Думаешь, мне страшно? Да я уже тонну таких гранат взорвал! А еще две тонны эмчээсовцам отдал. – Кому отдал? – Не понял Майкл. – Службе спасения. 911. Понял? Солнце поднималось все выше и выше. Через пять минут я почти уговорил Майкла взорвать гранату. Пришло время инструктажа. – Брат, эта граната – самая дерьмовая граната в мире. К нашему счастью. Замедлитель… э… не поймешь. Короче, взрывается почти через десять секунд, после того, как выдернешь вот этот шнурочек с пимпочкой на конце. – Это хорошо! – обрадовался Майкл. – Можно убежать далеко. – Это в мирное время хорошо, а вот во время войны – плохо. То есть, что для фашистов плохо – для нас хорошо. Понял? – Не понял. – Майкл развел руками. Посмотрел на меня. Повторил: – Ничего не понял. – Ок! Опытные солдаты ее сразу не кидали, поскольку ее можно было легонько так поднять, и швырнуть обратно. Ты в «Вольфенштейна» играл? – Нет. – Неважно. Держи. – Протянул ему гранату. – Это незаконно. – Согласен. И даже каюсь. Но и просто так ее выкидывать нельзя. Вдруг кто подберет? – Ее нужно сдать в полицию. Мимо пронеслась машина. – Дергай за веревочку, Майкл, она и рванет. – Не буду. – Ну, как знаешь. – Я выдернул шнурок. Помахал гранатой перед носом окаменевшего Майкла, и забросил ее через канаву, как можно дальше от нас, проорав: «Лети-лети лепесток!!!» – Рот закрой. – Попросил я его. – А то лягушки влетят. Граната не взорвалась. Мне показалось, что Майкл даже расстроился из-за этого. И, в любом случае, разочаровался в немецком оружии. – Я же говорил – дерьмовая вещь. Поехали. Мне еще домой заехать надо. – Как домой? Обратно? Зачем? – Там – не дом. Там дача. Деревня. – А куда поедем? – В городок. Ну, тоже как деревня. У нас, все, что за Садовым деревней считается. Не глуми голову. «Не глуми» он, само собой, не понял, но возражать не стал. Через пять минут заиграл телефон. Звонила Вера. По тревожному голосу понял – что-то случилось. – Ты где? Он жив?! – взволнованно спросила она. – Я? Домой еду. И, если ты про Майкла, то он жив. А что? – Как что?! Мне Ленка сейчас позвонила. Сказала, что ты его к канаве подвел, гранатой угрожал. Ты пил? Ну, Ленка, думаю, зараза такая! – Я трезв, чист, как контактная линза. А Ленке скажи, чтобы на дорогу смотрела, а не по сторонам. Что за народ? Нигде не скроешься. – Все в порядке? – А ты как думаешь? Все просто замечательно. Скоро приеду, – сказал я, и со злостью вдавил педаль газа. – Ленка – дура! – сказал я Майклу. – А кто она? – Кто-кто? Я же говорю – дура! И сплетница. И доносчица. Зараза! – Красивая у вас деревня, – сказал Майкл, когда мы въехали в город. – Деревьев много. – Много. Сплошные деревья. – Я кивнул головой. – А в этот тополь Ленка по весне врезалась. – Она тебя так сильно расстроила? – сочувственно поинтересовался Майкл. – Еще не очень. Но когда-нибудь расстроит очень сильно. Мое терпение не вечно. И тогда я ей не завидую. Шит! Остановился возле подъезда. – Выходи. Еще раз позавтракаем. С моими познакомлю. – Я посмотрел на часы. – На утреннюю службу все равно не успеем, даже на вертолете. Вылезли из машины. В одном из окон первого этажа резко отодвинулась штора – бабка Зина заняла наблюдательный пост. Я по привычке показал ей средний палец. Майкл нахмурился. – Не обращай внимания, Майкл. Эта старуха хуже Ленки. К тому же она думает, что я так здороваюсь. К тому времени Ленка для Майкла превратилась в некое мифическое, злобное существо, вроде кикиморы болотной. Он ничего не понял, но ему передалось мое раздражение. Открыл дверь. Пропустил гостя вперед. – Папа! Папа! – закричала Катька, выбежав из детской. Увидев Майкла, резко остановилась. Чуть не растянулась на паркете. И тут же: Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/aleks-may-11400436/nahuhol-amerikanca-priklucheniya-maykla-v-rossii/?lfrom=688855901) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.