Неизвестный Хлыноff

Неизвестный Хлыноff Александр Геннадьевич Балыбердин Кем были предки вятчан? Была ли Вятка основана ушкуйниками и хлынами? Какие тайны хранит древний город? Самые острые вопросы истории г. Хлынова (Вятки, Кирова) и самые смелые ответы на них в книге, основанной на открытых лекциях, прочитанных в Кировском областном краеведческом музее. Неизвестный Хлыноff Александр Геннадьевич Балыбердин Фотограф Александр Геннадьевич Балыбердин © Александр Геннадьевич Балыбердин, 2022 © Александр Геннадьевич Балыбердин, фотографии, 2022 ISBN 978-5-4483-9986-2 Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero КАК ХЛЫНОВ СНОВА СТАЛ НЕИЗВЕСТНЫМ ГОРОДОМ То, что город Киров раньше назывался Вяткой и Хлыновом, хорошо известно. Как и тот факт, что из трех названий города последнее является самым непопулярным. Настолько, что даже не рассматривается организаторами опросов общественного мнения в качестве одного из ответов на вопрос «Как сегодня должен называться город Киров?».[1 - Какое название должен носить город Киров – Киров или Вятка? – Электронный ресурс: Из Кирова в Вятку. – Режим доступа: http://kirov.vyatka.ru/poll/kakoe-nazvanie-dolzhen-nosit-gorod-kirov-kirov-ili-vyatka (http://kirov.vyatka.ru/poll/kakoe-nazvanie-dolzhen-nosit-gorod-kirov-kirov-ili-vyatka); Какое название нашего города является наиболее перспективным для его будущего развития? – Электронный ресурс: За Вятку! – Режим доступа: http://vkontakte.ru/club1824076 (http://vkontakte.ru/club1824076)] Однако если бы такое и произошло, то, думается, вряд ли Хлынов смог набрать более 5% голосов. Почему не Хлынов? Но почему? Спросив об этом горожан, в ответ мы, скорее всего, услышим следующее: «Киров – крупный промышленный центр, современный и благоустроенный город; Вятка для своего времени тоже была хороша, особенно, своими храмами. А за что любить Хлынов – город деревянных бараков, грязных улиц и жителей – разбойников, ушкуйников, „хлынов“, наводивших ужас на все Поволжье, по имени которых он и получил свое название?». Вроде бы с этим трудно не согласиться. Но мы все-таки попробуем. И пусть на этом пути нас вдохновляет светлый образ Анатолия Гавриловича Тинского (1920—2006), архитектора, ученого и краеведа, который приехал в г. Киров уже взрослым человеком, всем сердцем полюбил наш город, его историю и культуру, и всегда с глубочайшим уважением писал не только о Кирове и Вятке, но также о Хлынове, которому он посвятил, пожалуй, свои лучшие научные труды.[2 - Например, статьи, вошедшие в разделы «Деревянное зодчество на Вятской земле», «Начало каменного строительства», «От барокко к классицизму» 5 тома «Архитектура» «Энциклопедии земли Вятской». – Киров, 1996. – С.13—72, 133—152.] Если столь образованный и тонко чувствующий красоту человек смог полюбить Хлынов и передать эту любовь своим читателям и ученикам,[3 - Например, Л.Б.Безверховой, автору статей раздела «Градостроительство» 5 тома «Архитектура» «Энциклопедии земли Вятской». – Киров, 1996. – С.13—72, 164—191.] то и нам, возможно, следует внимательнее вглядеться в образ этого города, увидев в нем, как в зерне или ростке то, что со временем дало добрые всходы, превратившись в «молодой дубок по имени Вятка» или «могучий дуб имени С.М.Кирова». Любой другой взгляд следовало бы признать неисторичным – ведь, если Вятка была так темна и ужасна, то непонятно почему так хорош Киров и, аналогично, если Хлынов был так темен и ужасен, то непонятно откуда взялись достоинства Вятки? Поэтому человек, который, действительно, любит Киров или Вятку не может быть безучастным и к судьбе Хлынова и не интересоваться тем духовным и прочим потенциалом, что был когда-то заложен при основании его любимого города. Как А. С. Верещагин повернул историю Вятки Между тем, обратившись к истории Хлынова, любой исследователь неизбежно сталкивается с несколькими проблемами. Первая и, пожалуй, сама острая – это малая источниковая база исследований. По сей день Хлынов все еще мало изучен в археологическом отношении. Поэтому, по справедливому замечанию Л.Д.Макарова, единственной основой для воссоздания древней истории города длительное время оставались письменные источники, среди которых источников собственно вятского происхождения немного, и нам все еще мало, что известно о развитии книжной культуры и письменности в Вятском крае в древности.[4 - Макаров Л. Д. Возникновение и первоначальное развитие города // Энциклопедия земли Вятской. Т.1. История. – Киров, 1996. – С.13, 31.] В последней четверти XIX – начале XX века А.А.Спицын, А.С.Верещагин и члены Вятской ученой архивной комиссии внесли значительный вклад изучение историографии средневековой Вятки. Опубликованные ими «Древние акты, относящиеся к истории Вятского края», «Свод летописных известий о Вятском крае», «Вятский времянник», «Повести о стране Вятской», «Летописец старых лет», акты по истории Вятского архиерейского дома, Успенского Трифонова монастыря, других монастырей и церквей,[5 - Древние акты, относящиеся к истории Вятского края. – Вятка, 1881; Свод летописных известий о Вятском крае / Сост. А.А.Спицын. – Вятка, 1883; Сказания русских летописцев о Вятке // Тр. ВУАК, 1905. – Вып. I, отд. II.– С.1—121; Времянник еже нарицается Летописецъ Российскихъ князей, како начася в Российской земле кнжение и грады утвердишася. Вкратце написано // Тр. ВУАК, 1905. – Вып. II, отд. II.– С.1—67; О стране Вятской, Летописецъ о стране Вятской // Тр. ВУАК, 1905. – Вып. III, отд. II.– С.12—53; Летописецъ старых летъ, что учинилося въ Московскомъ государстве и во всей Вятской земле въ нынешняя въ последняя времена // Тр. ВУАК, 1905. – Вып. IV, отд. II.– С.8—27; Повести о Великорецкой иконе Святителя Николая // Тр. ВУАК, 1905. – Вып. IV, отд. II.– С.38—84; Росписной списокъ столника и воеводы князя Петра Семеновича Прозоровскаго что онъ принял отъ воеводы Василья Поликарповича Нарышкина на Вятке два земляные города Хлынова в 7184 году // Тр. ВУАК, 1905. – Вып. V – VI, отд. II.– С.8—30; Росписной списокъ боярина и воеводы князя Михаила Ивановича Лыкова что онъ принялъ отъ Петра Дорошенки городъ Хлыновъ 7192 (1684) года // Тр. ВУАК, 1905. – Вып. V – VI, отд. II.– С.30—31; Соборное изложение Преосвященнаго Ионы архиепископа Вятскаго и Великопермскаго о празднестве пятой недели Великаго поста // Тр. ВУАК, 1905. – Вып. II, отд. III.– С.31—35; О начале Царевоконстантиновской церкви в Хлынове // Тр. ВУАК, 1905. – Вып. II, отд. III.– С.35—36; О Царевоконстантиновской церкви // Тр. ВУАК, 1905. – Вып. II, отд. III.– С.36—41; Старинные акты Вятской Царевоконстантиновской (Знаменской) церкви // Тр. ВУАК, 1905. – Вып. II, отд. III.– С.41—43; Грамоты и акты Вятского Успенского Трифонова монастыря 1580—1764 гг. // Тр. ВУАК, 1906. – Вып. I – II, отд. II.– С.1—178; Вып. III – IV, отд. II.– С.179—346; Вып. V – VI, отд. II.– С.347—518; Грамоты и акты Вятского архиерейского дома // Тр. ВУАК, 1907. – Вып. II, отд. II.– С.1—116; Вып. III, отд. II.– С.117—212; Вып. IV, отд. II. – С.213—306; Храмозданные грамоты на построение церквей в Вятской епархии // Тр. ВУАК, 1914. – Вып. II – III, отд. II.– 531 c.] а также изданные вятскими и московскими архивистами дозорные, писцовые и переписные книги, росписные списки и сказки[6 - Вятка: Материалы по истории города XVII и XVIII столетий. – Вятка, 1887; Городъ Хлыновъ въ 1615 году по Дозорной книге князя Ф.А.Звенигородскаго // Тр. ВУАК, 1906. – Вып. III – IV, отд. III.– С.1—27; Хлынов (Вятка). Писцовая книга 1628 года Афонасия Михайловича Толочанова и подъячего Андрея Иевлева // Тр. ВУАК, 1913. – Вып. III – IV, отд. III.– С.102—141.] до настоящего времени составляют основной корпус письменных источников по истории Хлынова. Выдающуюся роль в открытии и изучении этих источников сыграл Александр Степанович Верещагин (1835 – 1908), который, являясь редактором трудов ВУАК, как правило, сопровождал публикации источников своими комментариями, иногда превышавшими объем самого артефакта.[7 - Публикация двух списков «Повести о стране Вятской» заняла 40 страниц, а посвященные ей «Предисловие» и «Послесловие издателя» 56 страниц. – Труды ВУАК, 1905. – Вып. III, отд.2. – С.1—12, 54—97.] Его комментарии и отдельные работы по истории Хлынова[8 - Верещагин А. С. К истории древнего Хлынова. – Вятка, 1904; Верещагин А. С. Изъ истории древне-русской Вятки. – Вятка, 1905; Верещагин А. С. Суздальско-Нежегородские князья в истории древней Вятки // Тр. ВУАК, 1906. – Вып. I – II, отд. III.– С.1—30; Верещагин А. С. О походе вятчан на Югру в 1499 году // Тр. ВУАК, 1908. – Вып. I, отд. III.– С.1—14 и другие.] еще при жизни автора стали классикой историографии Вятского края. Неслучайно, кончина Верещагина, последовавшая 5 декабря 1908 г., была воспринята как огромная и невосполнимая утрата. В.Д.Емельянов, которому отныне было поручено редактирование трудов ВУАК, писал: «Утрата эта была весьма тяжела. Покойный всю свою жизнь посвятил изучению истории родного края и своими трудами по истории Вятки пролил некоторый свет на то темное прошлое ее, которое, как легенда, принималось и до сих пор принимается еще на веру иногда в ученом мире, именно – на время колонизации Вятского края… Принимая на себя трудное и ответственное звание продолжателя дела покойного Александра Степановича, мы возлагаем надежду на участливое отношение к Архивной Комиссии местного просвещенного общества и ученого мира вообще. История Вятки еще темна, многие лица и события стоят особняком, нужно время и силы для изучения их и надлежащего, беспристрастного освещения».[9 - Тр. ВУАК, 1909. – Вып. I, отд. I.– С.I.] В последующие годы членами комиссии были открыто и опубликовано немало новых источников, написано множество статей и рефератов. Все они были не только замечательны и полезны, но также выдержаны в духе того «окончательного поворота в работах по истории Вятки и новгородской колонизации на востоке», который был произведен Верещагиным. Суть этого поворота, по мнению члена ВУАК А. Шубина, состояла в том, что «подвергнув основательной научной критике свидетельство „Вятского летописца“ и основанное на нем установившееся в исторической науке со времени Карамзина мнение о начале Вятки в XII веке и доказав несостоятельность того и другого, Александр Степанович… высказал свой, принятый теперь учеными, взгляд об основании Вятки новгородскими выходцами в XIV веке».[10 - Шубин А. Александр Степанович Верещагин. Некролог // Тр. ВУАК, 1909. – Вып. I, отд. I.– С.7.] И, действительно, если большинство авторов конца XVIII – XIX вв., в том числе Н.М.Карамзин (1766—1826), А.И.Вештомов (1768—1831), М.П.Погодин (1800—1875), Н.И.Костомаров (1817—1885), А.И.Герцен (1818—1870), С.М.Соловьев (1820—1879), В.О.Ключевский, (1841—1911), относили основание Хлынова к концу XII века и излагали его историю по «Повести о стране Вятской»,[11 - Макаров Л. Д. Возникновение и первоначальное развитие города… – С.11.] то именно Верещагин заставил многих поверить в недостоверность этого источника и отнести события, описанные в ней к 1374 г. Сам Верещагин писал об этом так: «Таким образом, оставя показание Повести о походе новгородцев на Вятку в 1174 году, как не только неподтверждаемое, но и прямо опровергаемое другими вполне достоверными показаниями, приходится принять показание летописей о приходе на Вятку новгородцев в 1374 году, действительность которого не возбуждает никаких сомнений и подтверждается дальнейшими летописными известиями вполне достоверными».[12 - Верещагин А. С. Послесловие к Повести // Труды ВУАК, 1905. – Вып. III, отд.2. – С.97.] Каким же образом указанный в летописях 1374 год превратился в 1174 год «Повести», и, главное, зачем? По мнению Верещагина, в этом виноват вятский книжник, желавший удревнить историю своего края. Он писал: «Нельзя решительно утверждать, что в Повести 1174 год, вместо летописного 1374 года, поставлен не намеренно. Предисловие Повести (преисполненное баснями о знаменитости древних славян и их князей) в Толстовском списке прямо указывает на желание ее составителя воспрославить своих вятских праотцев и связать их начальную историю с историей знаменитых новгородских древних славян… Кто знает – может быть и наш составитель Повести, по тем же побуждениям, букву летописного известия (6882—1374), обозначающую 800, заменил буквой, обозначающей 600 (6682 – 1174), и такой ничтожной, по-видимому, «поправкой» поход новгородцев на Вятку отнес ко времени более раннему, чем он был, ровно на двести лет…».[13 - Верещагин А. С. Послесловие к Повести… – С.90.] Так, благодаря Верещагину, вятский книжник оказался фантазером, «Повесть о стране Вятской» лишилась доверия ученых, а Вятская страна – на два века моложе. Мы еще вернемся к летописному известию о походе 1374 г., сыгравшему столь важную роль в спорах вокруг «Повести о стране Вятской», времени основания нашего города и предках вятчан. Сейчас же заметим, что, доверяя этому известию, Верещагин не утверждал будто ушкуйники основали город Вятку и дали начало всему вятскому народу, так как, по его мнению, под Вяткой в этих летописях упоминаются «река и страна Вятка»,[14 - Там же. – С.81.] а вовсе не город, как большинство из нас привыкли думать сегодня. Этого же мнения придерживался и Спицын, писавший, что «в словах летописи «пограбиша Вятку» под Вяткою, «следует разуметь поселения инородцев, живших по реке Вятке».[15 - Спицын А. А. Свод летописных известий о Вятском крае. – Вятка, 1883. – С.14.] Более того, ни Спицын, ни Верещагин не утверждали, что главный город вятчан изначально назывался Вяткой. Как и другие историки, они считали, что он назывался Хлыновом и был построен уже в следующем XV веке, где-то между 1428 и 1432 гг.[16 - Макаров Л. Д. Возникновение и первоначальное развитие города… – С.12.] Как в 1974 году Киров отметил свое 600-летие Принципиально новое прочтение летописного известия о походе 1374 г. было предложено профессором А.В.Эммаусским (1898—1987), который в начале 1970-х гг. предположил, что в конце своего похода ушкуйники вернулись в среднее течение реки Вятки, где поселились в одном из ранее существовавших поселков, укрепили его и стали в нем жить, оставив свой недостойный промысел.[17 - Эммаусский А. В. К вопросу о времени основания города Вятки (Кирова) – Киров, 1971; Эммаусский А. В. Основание города Вятки // Спутник агитатора. – Киров, 1971. – №9 – С.15—20; Эммаусский А. В. Начало города Вятки. Присоединение его к Москве // История города Кирова. – Киров, 1974. – С.9—15.] Поэтому, по крайней мере, одно из трех упоминаний о Вятке в этом летописном известии относится не к реке или местности, но к городу, который был основан ушкуйниками в 1374 г., первоначально назывался Вяткой и, следовательно, в 1974 г. отметит свое 600-летие. Эти предположения профессора Эммаусского, возможно, так навсегда и остались бы смелой гипотезой. Если бы руководство Кировской области, которое, не обсуждая ее научную состоятельность, форсировало и должным образом использовало идеи ученого для того, чтобы извлечь из предстоящего юбилея выгоду для города и области. История подготовки к 600-летию г. Кирова подробно описана в статье А.Л.Мусихина «Вопрос об основании г. Кирова в работах А.В.Эммаусского»,[18 - Мусихин А. Л. Вопрос об основании города Кирова в работах А.В.Эммаусского // Петряевские чтения, 2005: Матер. науч. конф., Киров, 24—25 февраля 2005 г. – Киров, 2005. – С.120—130.] автор которой справедливо замечает, что, поскольку «причины ошибок в данном случае лежат не в научной, а в политико-идеологической плоскости», ответственность за искажение исторической правды следует возлагать не на ученого, а на руководителей города и области, использовавших его работы для решения других задач. В итоге летом 1974 г. город Киров широко отметил свой 600-летний юбилей, который стал заметным событием в его жизни. К этому юбилею город был награжден орденом Трудового Красного знамени и получил несколько новых важных объектов, в том числе Дворец пионеров – мемориал, а его жители – новых предков – ушкуйников, наводивших своими набегами ужас на все Поволжье и Север Европейской России. Кстати, именно тогда в жизнь города вошла традиция ежегодно отмечать день его рождения. С недавних пор он отмечается 12 июня, в День России. В 2011 году, по этой версии, Кирову исполнилось 637 лет. За эти годы летящий по водам Вятки ушкуй прочно обосновался на эмблеме главного городского праздника,[19 - Эмблема праздника наконец-то выбрана. – Электронный ресурс. Режим доступа: http://www.kipov.ru/?id=30119 (http://www.kipov.ru/?id=30119)] и никто не спросит – по каким заслугам такая честь? Размышляя над этим печальным фактом, А.Л.Мусихин цитирует справедливое замечание А.А.Бушкова: «Мифы укореняются в сознании в результате нехитрого процесса – механического повторения. Никто не дает себе труда вернуться к первоисточнику, и ошибочное утверждение кочует из книги в книгу, из статьи в статью. А потом к нему привыкают настолько, что иная точка зрения представляется вовсе уж злодейским покушением на устои».[20 - Бушков А. А. Россия, которой не было: загадки, версии, гипотезы. – М.; СПб; Красноярск, 2001. – С. 7.] Впрочем, вправе ли мы требовать от простых горожан или властей то, что следовало бы ожидать, прежде всего, от ученых? Вместе с тем, очевидно, что до конца советского периода, когда «Повесть о стране Вятской» была заклеймена как «тенденциозное сочинение русских церковников»,[21 - Луппов П. Н. К вопросу о происхождении «Повести о стране Вятской» // Записки УдНИИ, выпуск 12.– Ижевск: Удмуртгосиздат, 1949.– с.70—82.] какая-либо дискуссия по этим вопросам была невозможна. Наверное, не следует осуждать и ученых, в среде которых не зря бытует мнение о том, что «величие ученого измеряется тем, насколько лет он смог затормозить развитие науки». Мало кто дерзнет спорить с классиком. Особенно, когда он – заведующий кафедрой или твой научный руководитель. Особенно, в советские времена, когда в начале статьи автору приходилось не раз «присягать на верность» классикам марксизма и признанным научным авторитетам. Время перемен Ситуация начала меняться только в 1990-е годы, когда историческая наука, освободившись от «объятий» коммунистической идеологии, обрела новые возможности и перспективы. В обстановке «второго крещения Руси» изменилось отношение к истории Церкви. Были открыты научные темы, ранее считавшиеся закрытыми или неперспективными. Стали доступнее архивы. Появились другие – не только государственные – источники финансирования. Появилась возможность встречи с коллегами не только из других городов, но и стран, также интересующимися историей Вятки. Подготовка к изданию многотомной «Энциклопедии земли Вятской» также стимулировала этот интерес. В том же 1996 г. вышло из печати посмертное издание монографии А.В.Эммаусского «История Вятского края в XII – середине XIX века», из которого читатели узнали, что в последние годы своей жизни, под влиянием новых открытий, автор скорректировал свои взгляды на древнюю историю Вятки. Он писал: «Археологические материалы, местные предания и позднейшие записи вятских книжников свидетельствуют о том, что русская колонизация Вятского края началась в XI – начале XIII века… Поэтому не случайно в официальных вятских документах конца XVIII века годом основания Хлынова считался 1199 год», но с оговоркой, что первые русские поселения тех лет следует считать не городами, а поселками, а сама колонизация не носила еще массовый характер.[22 - Эммаусский А. В. История Вятского края в XII – середине XIX века. – Киров, 1996. – С.27—30.] По сути, это было приглашением к дискуссии. И она началась. Усилиями В. В. Низова в 1990-е годы в г. Кирове прошли несколько научных конференций, по итогам которых были изданы сборники с материалами, в том числе по истории Хлынова.[23 - История и культура Волго-Вятского края (к 90-летию Вятской ученой архивной комиссии: Тезисы докладов и сообщений к межрег. науч. конф. – Киров, 1994. – 576 с.; Шведы и Русский Север: историко-культурные связи (к 210-летию А.Л.Витберга): Матер. междунар. науч. симпозиума. – Киров, 1997. – 384 с.; Религия и Церковь в культурно-историческом развитии Русского Севера (к 450-летию преп. Трифона Вятского чудотворца): Матер. междунар. науч. конф. – Киров, 1996. – Т.1. – 512 с., Т.2. – 448 с.; Европейский Север в культурно-историческом процессе (к 625-летию города Кирова): Матер. междунар. конф. – Киров, 1999. – 464 с.;] На конференции 1996 г. в докладе, посвященном зарождению православного культа на Вятке, В.В.Низов обратился к «Повести о стране Вятской» и, следуя в русле гипотезы А.С.Верещагина, предпринял попытку совместить ее сказания с известием о походе ушкуйников на Вятку, что позволило ему предложить в качестве точной даты основания г. Хлынова 14 (22) сентября 1374 г.[24 - Низов В. В. Зарождение православного культа на Вятке // Религия и Церковь в культурно-историческом развитии Русского Севера… – Т.1. – С.23.] Несколькими годами позже, он высказал еще одно смелое предположение – будто, в действительности, на Вятку пришли мирные новгородские переселенцы, которые уже позже, по воле «московского редактора» летописи, намеренно были «заменены ватагой удалых молодцев-ушкуйников, прибывших в Вятско-Камский край не для его освоения, а исключительно с целью грабежа местного финно-угорского населения».[25 - Низов В. В. Хлынов. Рождение города // Европейский Север в культурно-историческом процессе… – С.14.] В том же сборнике 1999 г. впервые были опубликованы результаты раскопок Л.П.Гуссаковского (1923—1977) в Хлыновском кремле, проведенных еще во второй половине 1950-х гг., а также обзорная статья Л.Д.Макарова об истории археологического изучения города Вятки (Хлынова), в которой автор рассказал также о работах 1983—94 гг.[26 - Гуссаковский Л. П. Из истории русской Вятки // Европейский Север в культурно-историческом процессе… – С.32—40; Захаров С. Д. Раскопы Л. П. Гуссаковского в Хлыновском кремле // Европейский Север в культурно-историческом процессе… – С.41—48; Макаров Л. Д. История архелогического изучения города Вятки (Хлынова) // Европейский Север в культурно-историческом процессе… – С.48—57.] Эти статьи можно было сравнить с камнем, брошенным в доныне тихую заводь местной исторической науки. На основании полученных артефактов Гуссаковский утверждал, что на плато между Раздерихинским оврагом и Засорой («Болясковым полем») в древности существовали два поселения: на рубеже XII и XIII веков на территории современного Александровского сада возникло удмуртское поселение «Вятка», а во второй половине XIII века на другом конце плато, вблизи современного «вечного огня», пришлым русским населением был основан «Хлынов», названный по реке Хлыновице, протекавшей под стенами этого города. Чем, по мнению, Гуссаковского и можно объяснить наличие двух названий у центрального города Вятской земли.[27 - Гуссаковский Л. П. Из истории русской Вятки // Европейский Север в культурно-историческом процессе… – С.36.] Тогда же в 1999 г., благодаря международным контактам вятского ВУЗа, в сборнике была опубликована статья Даниэля Кларка Уо, профессора из г. Сиэтла, США, «Новое о «Повести о стране Вятской».[28 - Уо Д. К. Новое о «Повести о стране Вятской» // Европейский Север в культурно-историческом процессе… – С.350—380/] В отличие от Верещагина, автор статьи весьма уважительно отозвался о работе вятского книжника, предположив, что тот мог использовать в своей работе «Сказание о вятчанех» – источник XVII века, обнаруженный автором статьи в Государственной библиотеке Республики Узбекистан.[29 - Сказание о вятчанех, како и откуду приидоша на Вятку крещеныя люди и в той Вятцкой земли насельницы быша. – ГБРУ, № Пи9250, Лл.63 – 68 об., 595, 596.] Текст этого сочинения был опубликован двумя годами раньше в сборнике материалов международного научного симпозиума «Шведы и Русский Север», также состоявшегося в г. Кирове.[30 - Уо Д. К. «Анатольевский сборник» и проблемы вятского летописания: Текст // Шведы и Русский Север: историко-культурные связи (к 210-летию А.Л.Витберга): Матер. междунар. науч. симпозиума. – Киров, 1997. – С.348 – 353.] Спустя еще несколько лет в г. Санкт-Петербурге увидела свет монография Д.К.Уо,[31 - Уо Д. К. История одной книги: Вятка и «не-современность» в культуре Петровского времени». – СПб, 2003. – 394 С.] в которой он в свете последних открытий пересмотреть общепринятые взгляды на «Повесть о стране Вятской» и другие вятские летописцы. Откликаясь на это предложение, «нижегородец с вятскими корнями» А.Л.Мусихин приступил к систематическому изучению источников вятского летописания, что потребовало создания коллекции их электронных копий и нашло отражение во множестве публикаций.[32 - Мусихин А. Л. «Повесть о стране Вятской»: новые открытия // Церковь в истории и культуре России: сборник материалов Международной научной конференции. Киров (Вятка), 22—23 октября 2010 года. – Киров, 2010. – С. 87—92.] Практически одновременно с Уо, археолог Л.Д.Макаров защитил в Удмуртском университете докторскую диссертацию по теме «Древнерусское население Прикамья в X – XV веках», в которой, обобщив последние достижения науки, пришел к выводу, что «Средняя Вятка, начала заселяться славянами и ославяненными финнами во второй половине XII – начале XIII в.»,[33 - Макаров Л. Д. Древнерусское население Прикамья в X – XV веках: Глава из автореферата диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук. – Электронный ресурс. Режим доступа: http://lib.udsu.ru/a_ref/06_12_008.pdf] то есть в период, описанный в «Повести о стране Вятской» и других вятских источниках. Все это, в совокупности, не могло не привести к переоценке научного наследия Верещагина и пересмотру устоявшихся взглядов на древнюю историю Вятской земли. Образно говоря, уже в наши дни Хлынов снова стал неизвестным городом. Оказалось, что мы до сих пор все еще не знаем ответа на главные вопросы: Когда, где, кем, как, с какой целью был основан наш город? Каково его первоначальное название? От кого ведут свой род современные вятчане и кировчане? Это важно, не потому что кому-то очень хочется доказать будто Киров древнее Рима, а вятчане – прямые потомки египетских фараонов. Нет. Автор этой статьи согласен с А.Л.Мусихиным в том, что перед нами не стоит цель написать новую фантастическую историю Хлынова, к чему стремятся иные поклонники фолк-хистори.[34 - Мусихин А. Л. Вятская фолк-хистори: кто виноват и что делать? // Герценка: Вятские записки: [Научно-популярный альманах]. – Киров, 2010. – Вып. 17. – С. 91—97.] А.С.Пушкин писал: «… клянусь честью, ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, какой нам Бог ее дал».[35 - Пушкин А. С. Письмо к П.Я.Чаадаеву – Электронный ресурс. Режим доступа: http://www.pravmir.ru/pushkin-chaadaevu-ni-za-chto-na-svete-ya-ne-xotel-by-peremenit-otechestvo-ili-imet-druguyu-istoriyu/ (http://www.pravmir.ru/pushkin-chaadaevu-ni-za-chto-na-svete-ya-ne-xotel-by-peremenit-otechestvo-ili-imet-druguyu-istoriyu/)] И нам, вятчанам, довольно собственной истории. В том числе для того, чтобы, зная достоинства предков, стараться подражать им, и, зная их грехи, стараться избежать их ошибок. Собственно именно этому и посвящен цикл открытых лекций «Неизвестный Хлынов», который, конечно, не прольет свет на все темные страницы вятской истории, но, возможно, приблизит время ответов на самые важные вопросы, а также позволит нам, узнав Хлынов, еще больше полюбить и его, и Вятку, и Киров – наш родной город. БЫЛИ ЛИ ВЯТКА ОСНОВАНА УШКУЙНИКАМИ В 1374 ГОДУ? В юбилейном для города 2009 году происхождение вятчан от ушкуйников стало одной из ведущих тем местных газет. «Источник новостей» сообщил, что «инициативная группа горожан» собирается построить пять ушкуев и следующим летом пройти на них по рекам Вятке, Каме и Волге, устраивая в пути «презентации Кировской области».[36 - Строительство первого современного ушкуй не за горами. – Электронный ресурс. Режим доступа: http://www.kipov.ru/?id=48498 (http://www.kipov.ru/?id=48498)] «Научным обоснованием» этого проекта стали труды самарского краеведа Бажанова, утверждавшего, что предками казаков были именно вятские ушкуйники, которые, захватив в 1471 г. в г. Сарае казну Золотой Орды, не пошли домой, но решили остановиться в горах Жигулях и стали «организующим звеном казачества».[37 - Казаки родом с Вятки. – Электронный ресурс. Режим доступа: http://belyh.livejournal.com/309896.html (http://belyh.livejournal.com/309896.html)] Действительно, после таких «открытий» как не предложить поставить на Театральной площади памятник «вятскому ушкую» … на постаменте памятника В.И.Ленину, о чем в юбилейном году писала та же газета.[38 - Памятник Ленину может исчезнуть с Театральной площади – Электронный ресурс. Режим доступа: http://www.kipov.ru/?id=172 (http://www.kipov.ru/?id=172)] Кто такие ушкуйники? К сожалению, ученые все это время оставались в стороне от обсуждения столь пламенных проектов. Хотя им было прекрасно известно, что участие ушкуйников в основании Вятки – весьма спорный вопрос, а их моральный облик, жестокость и алчность получили принципиальную оценку еще в дореволюционные годы. В.И.Даль в своем знаменитом «Толковом словаре живого великорусского языка» дает такое определение этому слову: «ушкуйники – речные разбойники, которые шайками пускались открыто на грабеж и привозили добычу домой, как товар».[39 - Толковый словарь живого великорусского языка Владимира Даля – Электронный ресурс. Режим доступа: http://slovari.yandex.ru/dict/dal/article/dal/03181/15100.htm&stpar1=1.11.1 (http://slovari.yandex.ru/dict/dal/article/dal/03181/15100.htm&stpar1=1.11.1)] Заметим, что этой «добычей» нередко были женщины и дети, которых ушкуйники продавали на невольничьих рынках. На английский язык слово «ушкуйник» переводится как «river pirate» – «речной пират». Именно так, «русскими пиратами», названы ушкуйники в другом классическом издании – Энциклопедическом словаре Ф.А.Брокгауза и И.А.Ефрона (1890—1907). Приведем подробную выписку из этого словаря: «Летопись сохранила нам несколько походов ушкуйников. В 1360 г. ушкуйники взяли город Жукотин на реке Каме и перебили татар, вследствие чего князья суздальский, нижегородский и костромской ловили по приказу хана ушкуйников и пересылали их в Орду. В 1363 г. ушкуйники под начальством Александра Абакуновича и Степана Ляпы воевали Обь. В 1366 г. без разрешения Новгорода ушкуйники под начальством того же Абакуновича и еще двух воевод побили татар под Нижним, за что великий князь Дмитрий Иванович поссорился с новгородцами и последним пришлось дорогой ценой купить мир. В 1369 г. ушкуйники грабили по Каме, в 1370 г. – по Волге; в 1371 г. разграбили Ярославль и Кострому; в 1374 г. на 90 ушкуях разграбили Вятку и взяли Болгары; часть их спустилась к югу, другая пошла на восток; в 1375 г. под начальством Прокопа они в числе 1500 чел. разбили пятитысячную рать костромского воеводы Плещеева и захватили Кострому, где грабили неделю, затем взяли Н. Новгород и пустились к Астрахани, грабя всех по дороге; в Астрахани воевода обманом перебил их всех. В 1391 г. ушкуйники опять грабили по Вятке, Каме и Волге и снова взяли Жукотин, а также Казань».[40 - Энциклопедический словарь Ф.А.Брокгауза и И.А.Эфрона – Электронный ресурс. Режим доступа: http://gatchina3000.ru/brockhaus-and-efron-encyclopedic-dictionary/105/105331.htm (http://gatchina3000.ru/brockhaus-and-efron-encyclopedic-dictionary/105/105331.htm)] Современники считали, что нравственный облик ушкуйников достоин не восхищения, а глубокого сожаления. Вот как описывает очевидец бесчинства ушкуйнической дружины Прокопа при разграблении ей в 1375 г. Костромы: «… И мнози ту на побоищи побиени быша и падоша, а друзии по лесом разбегошася, а иных живых поимаша и повязаша. Новгородци же видеша оставлен град и небрегом и несть ему заборони ни отъкуду же и взяша град и пограбиша его до конца, и стоявше во граде неделю и всяко сокровище изыскаша и изнесоша и всякыи товар изъобретше и поимаша. Не все же товарное с собою попровадиша, но елико драгое и легчаишее, а прочее тяжькое излишнее множаишее в Волгу вметаша и глубине предаша, а иное огнем пожгоша. И множьство народа христианскаго полониша, муж и жен и детии и девиц с собою попровадиша и отъидоша от Костромы. И шедше на Низ по Волзе, пограбиша Новъгород Нижний и много полона взяша муж и жен и девиц и град зажгоша. И поидоша на Низ и повернуша в Каму и тамо в Каме помедлиша неколико время и потом выидоша ис Камы и внидоша Камою на Влъгу и дошедше на Низ по Влъзе града Блъгар и тамо полон весь христианьскыи попродаша или Костромьскыи, или Нижняго Новагорода, попродаша Бесерменом жены и девици, а сами поидоша в насадех по Волзе на низ к Сараю, гости христианьскыя грабячи, а бесермены биючи». Далее летописец сообщает, что разбойная дружина Прокопа достигла устья Волги, где местный князь Салчеи «лестию», то есть обманом перебил всех ушкуйников – «ни один от них ни остася», на что восклицает словами Евангелия: «В ню же меру мерите, возмерится вам».[41 - Полное собрание русских летописей. Том XLIII. Новгородская летопись по списку П.П.Дубровского. – М., 2004. – С.126, РНБ, – F. IV.238. – Л.237—237 об.; Евангелие от Матфея, гл.7, стих 2.] Разграбить и сжечь русский город, не жалея ни кремля, ни храмов, ни домов, ни самих горожан. Награбить сокровищ столько, что не унести и потому большую их часть утопить в реке. Захватить в плен беззащитных женщин и детей и затем продать их врагам славян на невольничьем рынке. Какое из этих преступлений ушкуйников хотели бы сегодня прославить их современные последователи? А ведь, между тем, как отмечал еще А.А.Спицын, «поход Прокопа 1375 г. и поход неизвестных ушкуйников (якобы основавших Вятку – А.Б.) в предыдущем 1374 г. находятся между собой во внутренней связи»,[42 - Спицын А. А. Свод летописных известий о Вятском крае. – Вятка, 1883. – С.14.] и у нас нет никаких оснований полагать, будто Вятку основали какие-то особенные, «гуманные» ушкуйники. История таковых не знает. Важно отметить, что эти два похода ушкуйников были предприняты именно в те годы, когда Русь набирала силы для решительной битвы с Золотой Ордой. Переломным в их отношениях стал 1374 г., когда великий московский князь Дмитрий Иванович открыто порвал с Мамаем,[43 - В.Л.Егоров. Золотая Орда перед Куликовской битвой // Куликовская битва. Сб. статей. М.: Наука. 1980,с.206—207;] на что ушкуйники откликнулись… разграблением Костромы и Нижнего Новгорода, «зачисткой» Камы и Вятки, взятием Булгара, грабительским походом к Астрахани. Очевидно, что это было на руку врагам Москвы, так как грабежи ушкуйников ослабляли пограничные районы и провоцировали новый военный конфликт с Ордой. Время показало, что их походы шли вразрез с государственными интересами Руси, что дополнительно характеризует нравственный облик «русских пиратов». Что же до того, что вятчане, случалось, поступали, как ушкуйники, совершая разорительные походы в соседние земли, то все же существует разница между теми, кто опустился до разбоя, и теми, кто избрал разбой своим главным ремеслом. Именно по этой причине уместен вопрос: как могло такое произойти, чтобы ушкуйники, оставив свое ремесло, основали город и поселись в нем? Отвечая на него, В.В.Низов в статье «Новгородские ушкуйники: мифы и действительность» предположил, что «разрушительная деятельность ушкуйников была подчинена созидательным задачам – основанию новых колоний». Однако здесь же был вынужден признать, что достоверно известна лишь одна страна, в которой поселились ушкуйники – Вятская.[44 - Низов В. В. Новгородские ушкуйники: мифы и действительность // История и культура Волго-Вятского края… – С.17, 19.] Других примеров история не знает. Да и есть ли у науки действительно веские основания считать, что это событие действительно имело место? Кто «придумал» 1374 год? Чтобы ответить на этот вопрос, обратимся к летописному известию о походе ушкуйников 1374 г., в котором, по мнению, Эммаусского впервые упоминается город Вятка. При этом надо иметь ввиду, что Эммаусский опирался на текст реконструированной Троицкой летописи,[45 - Троицкая летопись – свод начала 15 века, долгое время хранившийся в библиотеке Троице-Сергиева монастыря. Открыта Г. Ф. Миллером в 1780-е гг. Погибла в пожаре Москвы 1812 г. М. Д. Присёлков (http://slovari.yandex.ru/~%D0%BA%D0%BD%D0%B8%D0%B3%D0%B8/%D0%91%D0%A1%D0%AD/%D0%9F%D1%80%D0%B8%D1%81%D1%91%D0%BB%D0%BA%D0%BE%D0%B2%20%D0%9C%D0%B8%D1%85%D0%B0%D0%B8%D0%BB%20%D0%94%D0%BC%D0%B8%D1%82%D1%80%D0%B8%D0%B5%D0%B2%D0%B8%D1%87/) предложил опыт восстановления утраченного текста по материалам изданий Лаврентьевской летописи (http://slovari.yandex.ru/~%D0%BA%D0%BD%D0%B8%D0%B3%D0%B8/%D0%91%D0%A1%D0%AD/%D0%9B%D0%B0%D0%B2%D1%80%D0%B5%D0%BD%D1%82%D1%8C%D0%B5%D0%B2%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F%20%D0%BB%D0%B5%D1%82%D0%BE%D0%BF%D0%B8%D1%81%D1%8C/), «Истории» Н.М.Карамзина (http://slovari.yandex.ru/~%D0%BA%D0%BD%D0%B8%D0%B3%D0%B8/%D0%91%D0%A1%D0%AD/%D0%9A%D0%B0%D1%80%D0%B0%D0%BC%D0%B7%D0%B8%D0%BD%20%D0%9D%D0%B8%D0%BA%D0%BE%D0%BB%D0%B0%D0%B9%20%D0%9C%D0%B8%D1%85%D0%B0%D0%B9%D0%BB%D0%BE%D0%B2%D0%B8%D1%87/), частично по Симеоновской летописи (http://slovari.yandex.ru/~%D0%BA%D0%BD%D0%B8%D0%B3%D0%B8/%D0%91%D0%A1%D0%AD/%D0%A1%D0%B8%D0%BC%D0%B5%D0%BE%D0%BD%D0%BE%D0%B2%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F%20%D0%BB%D0%B5%D1%82%D0%BE%D0%BF%D0%B8%D1%81%D1%8C/) и др. источникам. Издана в 1950 г.] а Спицын и Верещагин – на текст Воскресенской летописи,[46 - Воскресенская летопись – свод 16 века, названный по имени Воскресенского монастыря в Новом Иерусалиме и выражавший интересы великих князей московских. Сохранилась в 13 списках и 4 редакциях.] воспроизведенный в «Сказаниях русских летописцев о Вятке». Сравнив эти тексты, несложно заметить, что известие Троицкой летописи отличается тем, что в нем более подробно перечислены плавсредства, которые уничтожили ушкуйники, перейдя с правого на левый берег Волги: «лодьи, поромы и насады и павузкы, и стругы, и прочаа вся суды иссекоша». В остальном тексты близки. Ниже мы будем использовать цитаты из текста Троицкой летописи, которой пользовался Эммаусский. Обратим внимание на то, что в кратком известии о походе ушкуйников название «Вятка» встречается трижды: 1) «идоша на низ Вяткою ушкуиници разбоиници»; 2) «и Вятку пограбиша»; 3) «а сами поидоша к Вятце на конех по суху». Очевидно, что в первом упоминании речь идет о реке Вятке. Напомню, что в отличие от Спицына и Верещагшина, Эммаусский предположил, что второе и третье упоминания относятся не к реке или местности, но к городу Вятке, который они сначала разграбили, а затем вернулись в него, восстановили и остались в нем жить. Что на это сказать? «Идоша на низ Вяткою» Прежде всего, зададим вопрос, как ушкуйники попали на Вятку? По замечанию П.Н.Луппова, с давних времен северные соседи вятчан использовали для проникновения в их страну правые притоки реки Вятки: Молому, Великую, Летку и Кобру.[47 - Луппов П. Н. История вятских сел // Энциклопедия земли Вятской. Т.4. История. – Киров, 1995. – С.142—143.] Ниже мы приводим основные показатели, характеризующие эти реки, а также Чепцу, левый приток Вятки, известный нам из «Повести о стране Вятской». Напомним, что в поход 1374 года отправились 90 ушкуев, каждый из которых вмещал от 20 до 30 гребцов – итого около 2500 «пиратов».[48 - Хан Н. А. О походе ушкуйников 1374 г. и основании г. Вятка-Хлынова. – Электронный ресурс. Режим доступа: http://nkhan.by.ru/opy1.shtm] Ушкуй – узкое, легкое, быстроходное судно с малой посадкой, которая помогала преодолевать мели и перекаты. В случае необходимости гребцы могли спешиться и волоком перенести свой корабль к новой воде. Однако в диком лесном и болотистом краю это было сделать не так-то просто. Необходимо было знать волоки и заранее продумать весь путь. Кроме того, успех «пиратов» часто зависел от неожиданности их нападения. Не забудем также, что всю эту «армию» необходимо было кормить и содержать. Поэтому, обсуждая маршрут, ушкуйники, прежде всего, выбирали кратчайший путь по наиболее полноводной реке. Наиболее полноводной является Чепца, которая в 7 раз слабее Вятки по силе водотока. Молома слабее Вятки в 11 раз, Кобра – в 16 раз, Летка – в 43 раза, Великая и того меньше. Впадая в реку Вятку на 45 км. выше по течению г. Кирова (Хлынова, Вятки), Чепца является идеальной рекой для вторжения, если его главной целью является разграбление земель в среднем течении реки Вятки. Но при этом нападающие должны проникнуть в бассейн Чепцы с реки Камы, что согласно «Повести о стране Вятской» летом 1181 г. и сделали новгородцы. Можно ли предположить, что в 1374 г. события развивались по тому же сценарию, и сформированная в Пермских землях «армия» из 90 ушкуев и 2500 «пиратов» вторглась в вятские пределы с реки Чепцы? Теоретически можно. Однако, как следует из летописи, поход ушкуйников вниз по реке Вятке был лишь прологом к главной цели похода – разграблению Булгара и грабежам на Волге. В этом случае поход ушкуйников на Булгар с верховий Чепцы теряет всякий смысл – куда ближе, и быстрее было идти по Каме. По этой же причине вторжение с Кобры также представляется надуманным – слишком большой крюк пришлось бы делать ушкуйникам да еще около 50 км. волоком тащить свои суда от реки Лузы (в районе Ношуля) до верховий Кобры. К тому же из-за столь продолжительного пути «пираты» смогли бы прийти на Кобру уже после большой воды и, множество перекатов и мелей, которыми изобилует эта река, еще более задержали бы их продвижение. Маловероятным представляется и вторжение с реки Великой, наименее полноводной из всех правых притоков Вятки. К тому же, прямого пути на нее нет – ушкуйникам пришлось бы снова волоком перетаскивать свои суда с Моломы или какой-то другой реки, а это – вновь задержка по времени. «И Вятку пограбиша» Остаются Молома и Летка. Интересно, что к такому же выводу пришел Спицын, предполагавший, что именно отсюда ушкуйники в 1374 г. начали свой поход на Булгар.[49 - Спицын А. А. Древнейшая судьба Вятской области // Календарь Вятской губернии на 1890 г. – Вятка, 1889. – С. 123.] И все же есть принципиальная разница – какой из этих двух рек ушкуйники вошли в Вятку летом 1374 г.? Так как в летописи сказано, что разбойники «идоша на низ Вяткою», то есть шли только вниз по течению реки. Значит разграбить город Вятку – «и Вятку пограбиша» – «пираты» могли лишь в том случае, если начали свой поход с Летки, которая впадает в реку Вятку недалеко от села Шестаково, что на 111 км. выше по течению современного г. Кирова. Молома же впадает в Вятку недалеко от г. Котельнича. Поэтому, войдя в реку Вятку с Моломы, ушкуйники должны были еще 149 км. подниматься против течения до г. Вятки. Однако летописец свидетельствует – «идоша на низ», что исключает этот вариант похода. Между тем, сравнение между этими двумя реками явно в пользу Моломы, которая в 4 раза полноводнее Летки и берет начало недалеко от верховий реки Юг – одного из притоков Северной Двины. Если допустить, что поход начался в Великом Устюге, то ушкуйникам пришлось бы подняться по Югу против течения примерно 80 км., затем 30-километровым волоком перенести лодки в верховья Моломы и далее спуститься по ней к реке Вятке. Итого – 80 км. против течения и 30 км. волок. Если же ушкуйники желали попасть на Летку, то им бы пришлось б идти против течения по Югу 35 км. и 410 км. по Лузе до Ношуля, после чего 50-километровым волоком перенести лодки к Летке. Итого – 445 км. против течения и 50 км. волока. При этом надо принять во внимание, что река Луза у Ношуля судоходна только в течение двух недель после паводка, а Летка в верховьях и того меньше. Таким образом, на весь этот путь длиной почти 500 км. у ушкуйников было всего две недели, и они должны были каждый день проходить по 35 км. Это возможно только в том случае, если бы 2500 мужчин каждый день гребли против течения со скоростью 0,5 м/сек., делая 4-часовый привал для трапезы и краткого сна. Между тем, поход по Моломе, совершаемый большей частью вниз по течению реки, не потребовал бы и доли таких усилий. Но что, если ушкуйники заранее, еще зимой, пришли в верховья Лузы или Летки, построили свой флот и с началом паводка начали свой поход по Вятке? Спицын, например, не исключал этой возможности.[50 - Там же.] И это кажется более реальным. Только не забудем, что в течение всей этой зимы 2,5 тысячи мужчин должны были где-то жить и чем-то питаться, и их планы не удалось бы сохранить в тайне от местного населения. Тот же, кто считает, будто ушкуйники могли сойтись на Летке к началу паводка, просто не знает вятской распутицы, а, узнав, сразу исключит это предположение. Впрочем, предположить можно что угодно. Например, что зиму перед походом ушкуйники провели в будущем Ношуле или Шестакове. А почему не в Никульчино, Слободском, Вятке, Орлове или Котельниче? Но это будет уже не наука. Однако, что само летописное известие не дает нам таких оснований. Сказано лишь «идоша на низ Вяткою». Как именно ушкуйники попали на Вятку – летопись не сообщает. Не потому ли, что «по умолчанию» для новгородцев и жителей Двинской земли кратчайшим и наиболее удобным путем в центральную Вятку была река Молома. Что подтверждается и нашими изысканиями. Вообще интерес разбойников к Вятке представляется преувеличенным. Не будем забывать, что целью ушкуйников было не разрушение, а ограбление поселений. В Вятке же, по данным нумизматики, в указанное время денежного рынка еще не было,[51 - Хан Н. А. О походе ушкуйников 1374 г.…] поэтому для разбойников она не представляла самостоятельного интереса. Вчитавшись в текст летописного сообщения, несложно заметить, что главной целью похода 1374 г. были разграбление Булгара и разбой на Волге. Что касается вятских поселений, то они были ограблены по пути, что называется, «транзитом». Неслучайно, летописец замечает, что ушкуйники «пограбиша все Засурие и Маркваш», а Вятку – только «пограбиша». К тому же очевидно, что для самих ушкуйников их поход был, прежде всего, долгой и опасной военной операцией, для успешного завершения которой были важны каждый день и каждый воин. Уклоняться от главной цели пути было безрассудством. Это могло поставить под сомнение успех всего их «мероприятия». Все это в совокупности побуждает нас поддержать мнение Спицына о том, что ушкуйники не поднимались по реке Вятке выше устья Моломы и не грабили поселений в среднем течении реки. Следовательно, второе упоминание о Вятке в летописном известии «и Вятку пограбиша», также относится не к городу, а к реке или местности по берегам реки Вятки. «Поидоша къ Вятце» Если в первых двух случаях под словом Вятка упоминается река или местность по берегам реки Вятки, то естественно предположить, что и в третьем случае, под словами «поидоша къ Вятце по суху на конехъ», летописец также имел в виду реку или местность, а не город. Но предположение Эммаусского состояло в том, что, в конце похода, опасаясь преследования со стороны нижегородцев, ушкуйники были вынуждены возвратиться в разоренную ими Вятку, заново возродить и отстроить этот город.[52 - Эммаусский А. В. История Вятского края в XII – cередине XIX вв. – Киров, 1996. – С.29.] Проверим это предположение, и чтобы наши размышления не носили характер умозрительного философствования, обратимся к сухому языку цифр и фактов. Выражение «и шедше взяша Болгары», означает, что город Булгар[53 - Н.А.Хан разделяет мнение А.Г.Мухамадиева о том, что это был новый Булгар – «Булгар ал-Джедид» – г. Казань. Мухамадиев А. Г. Булгаро-татарская монетная система. – М.: Наука: 1983, – С.98, 114, 140, 143—144; Он же. Древние монеты Казани. – Казань, 2005. – С.171—172.] был взят ушкуйниками, что называется, с ходу. Причем тем числом ушкуев, которые и отправились в поход – 90 лодок. Следовательно, грабя «транзитом» поселения на реке Вятке, ушкуйники не имели потерь и, значит, не вели активных боевых действий. Возможно, с вятскими поселениями они поступали также, как с Булгаром – припугнули угрозой сжечь город и, получив 300 рублей «откупа», продолжили свой путь, что по справедливому замечанию Хана, «напоминает современный рэкет».[54 - Хан Н. А. О походе ушкуйников 1374 г.…] В Булгаре пираты разделились на два отряда. Первый из них, на 50 ушкуях числом до 1430 человек, пошел вниз по Волге к Сараю, а другой отряд из 40 ушкуев и 1140 разбойников, стал подниматься вверх по Волге, разоряя земли, расположенные за рекой Сурой, правым притоком Волги. От Булгара до устья реки Суры – более 300 км. Это обширный район, который ныне включает волжское побережье Татарстана, Чувашии, Марий Эл и восточную часть Нижегородской области. В те годы, основную часть населения этих пограничных земель составляла мордва. Затем в районе Обухова, ушкуйники перешли на левый берег Волги и, уничтожив весь флот, вторглись в Поветлужье, населенное черемисами. Это был жестокий удар по, и без того, сложным отношениям черемисов с восточными русскими княжествами. В течение почти двадцати лет черемисы вели борьбу за независимость с галичским князем Андреем Федоровичем, которая в 1372 г. закончилась созданием самостоятельного Ветлужского княжества, просуществовавшего до 1469 г.[55 - Связи марийцев с русскими государственными образованиями до 1521 г. – Электронный ресурс. Режим доступа: http://piorme.narod.ru/g11.htm (http://piorme.narod.ru/g11.htm)] По мнению современных исследователей истории марийского народа, грабительское вторжение ушкуйников в Поветлужье способствовало усилению антирусских настроений среди местного населения, в результате чего на Куликовском поле черемисы оказались на стороне Мамая.[56 - Там же.] Но современные почитатели «подвигов» ушкуйников вряд ли знают об этом. По мнению ЛЛ. Муравьевой и Б.Л.Пудалова, которое разделяет А.Л.Мусихин, летописное известие о походе ушкуйников 1374 г. было составлено, скорее всего, нижегородцем.[57 - Мусихин А. Л. Существовала ли вятская летопись XV века? (К вопросу об атрибуции летописного известия 1374 г. о набеге ушкуйников на Вятку). – Герценка: Вятские записки. – Киров, 2003. – Вып. 4. – С. 26—32.] Автор жил в землях, которые грабили «речные пираты» и потому, без смущения, называет их «разбойниками». В нашем случае это важно потому, что подробности похода ушкуйников по Поветлужью нашему летописцу были не известны. Поэтому его сообщение о завершении этого похода кратко и схематично: «… а сами поидоша к Вятце по суху на конех и идучи много сел по Ветлузе пограбиша». Хотел ли он тем самым сказать, что ушкуйники организованно отступили к городу Вятке, где и обосновались? Или же просто указал направление движения – к реке Вятке или Вятской земле? Поднимаясь вверх по реке Ветлуге, действительно, можно приблизиться к центральной Вятке – расстояние до г. Котельнича здесь составляет около 50 км. Но, во-первых, для этого вовсе не надо было бы менять ушкуи на лошадей, а во-вторых для этого ушкуйники должны были бы пройти почти 800 км. против течения, в том числе по перекатам и мелям, обнажившимся после спада воды. Очевидно, что выражение «по Ветлузе» здесь относится не к реке, а к местности, Поветлужью, и этот новый поход был для ушкуйников не отступлением или бегством, но продолжением грабежа, только теперь «по суху». Сменить же ушкуи на лошадей пришлось для того, чтобы, говоря военным языком, бывшие речные пираты смогли «рассредоточиться» и «накрыть» своим грабежом более обширную территорию. Как и отметил летописец: «много сел по Ветлузе пограбиша». В этом случае слова «поидоша к Вятце» передают главное направление похода – на восток, к реке Вятке или Вятской земле. Неслучайно летописец так грамотно и информативно выстраивает свое предложение – сначала указывает направление похода, а затем его цель, средства и результаты – «… а сами поидоша к Вятце по суху на конех и идучи много сел по Ветлузе пограбиша». Это, конечно, не означает, что все ушкуйники обязательно достигли реки Вятки. Часть из них могла пойти на север, затаиться в костромских лесах, чтобы весной следующего 1375 г. в составе разбойной дружины Прокопа напасть на Кострому. Другая часть ушкуйников могла уйти на восток, в соседнюю Арскую землю на севере современного Татарстана, ими была создана новая «пиратская база». Она просуществовала до начала 1379 г., когда, согласно сообщению русских летописей, «вятчане (зимою) ходиша ратию в Арскую землю и избиша разбойников ушкуйников и въеводу их (Ивана) Рязана (Станиславова сына) изымавше убиша».[58 - Спицын А. А. Свод летописных известий… – С.15.] По предположению Спицына, ушкуйники, укрывшиеся в Арской земле и были остатками тех самых отрядов, что грабили Поволжье в 1374 и 1375 гг.[59 - Там же. – С.15—16.] Если бы Вятка была основана ушкуйниками, то маловероятно чтобы вятские ушкуйники приняли участие в этом походе против своих арских собратьев. В.А.Бердинских объясняет тем, что, населившись в центральной Вятке ушкуйники быстро порвали со своим разбойным прошлым, осознали свою солидарность с местными жителями и потому «вместе с русскими старопоселенцами оказались способны отстаивать интересы Вятки».[60 - Бердинских В. А. История города Вятки. – Киров, 2002. – С.31.] Но это объяснение выглядит не убедительно. Еще один повод усомниться в справедливости гипотезы Эммаусского – это судьба коренных жителей Арской земли – бесермен, которые, страдая от усобиц в Орде и набегов ушкуйников в конце XIV века стали переселяться в низовья реки Чепцы, всего в нескольких километрах от г. Хлынова.[61 - Белых С. К. История народов Волго-Уральского региона. – Ижевск, 2006. – С.44.] Что выглядело бы очень странно, если бы этот город, действительно, была основана ушкуйниками, от которых бесермене натерпелись немало горя. Таким образом, всесторонне рассмотрев гипотезу Эммаусского об основании г. Вятки ушкуйниками – участниками похода 1374 г., мы вынуждены признать, что известие Троицкой летописи, на котором она основана, не может служить тому веским доказательством. Более убедительным нам представляется мнение Спицына и Верещагина, считавших, что во всех трех случаях под названием «Вятка» в этом летописном известии упоминается не город, а река с прилегающей к ней местностью. Изучение самого похода и современных ему исторических событий подтверждает это мнение. Убеждение, что ушкуйники являются предками вятчан, является ошибочным, а романтическое отношение к ним зиждется на незнании исторических фактов и подлинной природы ушкуйничества. Таким же ошибочным является мнение, что г. Вятка был основан в 1374 г. ушкуйниками. Археологические факты свидетельствуют, что город к этому времени уже существовал, и назывался, согласно письменным источникам, не Вяткой, а Хлыновом. Причем само это название может служить историческим источником. Но об этом поговорим на следующей открытой лекции. ПОЧЕМУ «ХЛЫНОВ»? Вопрос, вынесенный в заголовок этой статьи, связан с историей основания г. Хлынова (Вятки, Кирова), чем и интересен. Его не обошел ни один из крупных историков Вятского края, обзор мнений которых представлен Л.Д.Макаровым в 1 томе «Энциклопедии земли Вятской».[62 - Обзор данного вопроса см. Макаров Л. Д. Возникновении и первоначальное развитие города // Энциклопедия земли Вятской. Том 1. История. – Киров, Волго-Вятское кн. изд-во, 1994. – С.17—20.] Не пересказывая его статьи, заметим, что происхождение древнего названия главного города Вятской земли до сих пор остается неразгаданным. При этом в последние годы особый вес приобрела гипотеза, согласно которой название «Хлынов» происходит от слова «хлын» в значении «тунеядец, мошенник, вор, обманщик в купле и продаже, барышник, кулак» (В.И.Даль).[63 - Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. Т.4. – М.: «Терра», 1995. – С.551.] И если ученые еще готовы обсуждать состоятельность этой гипотезы, то обыватель, сознание которого не отягчено научной методологией, уж почти уверовал в то, что исторический Хлынов был городом хлынов – бродяг, мошенников и воров, отчего и получил свое название. Естественно, что это не могло не наложить отпечатка на отношение наших современников к древнему Хлынову, когда часть из них восторгается разбойным прошлым вятчан, а другая видит в их «хлыновстве» чуть ли не корни всех их бед. Между тем, уже давно настало время спросить – на каких источниках основана эта гипотеза, их возможно ли на основе одного лишь толкования слова «хлын» бросать тень на прошлое нескольких поколений вятчан? Эту цель и преследует настоящая статья, которая вовсе не претендует на энциклопедическую полноту и не ставит целью дать оценку всем гипотезам происхождения названия Хлынов. Ее цель куда скромнее – критически оценить научную состоятельность лишь одной из них – той самой, что возводит древнее название города к прозвищу хлын. «Ушкуйники», «хлыны», «слепороды» В 1980-е годы эта точка зрения была высказана Л.Н.Макаровой и позже поддержана преподавателями Кировского пединститута Е.Н.Мошкиной, ныне директором Вятской православной гимназии во имя преподобного Трифона Вятского, и С.А.Гомаюновым, ныне протоиереем, духовником этой же гимназии. Единство позиций ученых, их интерес и глубокое уважение к личности преп. Трифона Вятского не случайны и во многом определены той оценкой духовного состояния вятчан, в котором, по мысли исследователей, они пребывали до прихода на Вятку преп. Трифона, совершившего перелом в духовной жизни местного сообщества. В свою очередь эта оценка в значительной степени предопределена ушкуйнической теорией А.В.Эммаусского и тем самым негативным отношением к слову хлын и названию Хлынов, о котором было сказано выше. Подробнее об этом. В 1994 г. Мошкина в статье «Еще раз о древнем наименовании города Кирова – Хлынов»,[64 - Мошкина Е. Н. Еще раз о древнем наименовании города Кирова – «Хлынов» // История и культура Волго-Вятского края (к 90-летию Вятской ученой архивной комиссии). Тезисы докладов и сообщений к межрегиональной научной конференции, Киров, Волго-Вятское кн. изд-во, 1994. – С.281—284.] полемизируя с Д.М.Захаровым, который считал возможным происхождение названия «Хлынов» от бесерменского названия Колло, или финского слова кюля – «деревня», или от апеллятива холуй – «сор, песчаный нанос, мусор, оставленный водой», отвергла эти построения и, поддержав точку зрения Макаровой, привела в ее пользу аргумент, который, по ее мнению, «может поставить точку в давнем споре». Это название реки Хлыновки в Лузском районе, на берегу которой расположен населенный пункт Хлындино, название которого, вероятно, восходит к онежскому хлында – «бродяга». Поэтому, как пишет Мошкина, «есть основания полагать, что два гидронима Хлыновка, ойконимы Хлынов и Хлындино образованы от прозвища хлын, хлында».[65 - Там же. – С.284.] Двумя годами позже, в 1996 г., к этой теме обратился С.А.Гомаюнов (ныне протоиерей), внимание которого было приковано к проблемам методологии местной истории.[66 - Гомаюнов С. А. Проблемы методологии местной истории. – Киров, 1996.] Движимый стремлением при изучении истории местного сообщества «постичь его не только как совокупность отдельных атомов, а как, в первую очередь, единое целое, самоидентифицирующее себя во временном потоке истории», Гомаюнов предложил сосредоточить усилия на изучении «местной идеи», через которую местное сообщество проявляет себя в истории как «коллективный индивид, обладающий соборным личностным началом» и которая указывает на его «совокупную духовную характеристику». Источником для изучения этой идеи, по мнению ученого, является местное предание, которое, как и православная икона, «часто идет на искажение отдельных моментов эмпирической истории и делает это для того, чтобы сосредоточить внимание не на деталях, а на целом – «идее», имеющей вневременной характер.[67 - Там же. – С.67, 83, 93, 96.] Гомаюнов пишет, что вятское предание прочитывается в самых разнообразных источниках – пословицах и поговорках, древних летописцах и рукописях, так как «Повесть о стране Вятской» или «Житие преп. Трифона», главном городском празднике – вятской свистунье, гербе города, градостроительной композиции средневекового Хлынова (Вятки). При этом, по справедливому замечанию ученого, его «подлинный, неискаженный образ можно увидеть только, если будет выбран правильный угол зрения».[68 - Там же. – С.86, 96.] Разделяя эту мысль, заметим, что к числу источников местного предания также относится и название города, которое активно участвует в формировании его образа в сознании горожан – не только ученых, но и обывателей. Какую же оценку или, говоря словами самого ученого, «совокупную духовную характеристику» счел он возможным дать вятчанам? Гомаюнов считает, что «найти ее словесную характеристику довольно просто: за вятскими прочно закрепилось прозвище «слепороды». Причем эта «слепота относится не к внешнему человеку, имеющему какие-то физические недостатки, а к человеку внутреннему, и слепота здесь – слепота душевная». И далее: «Слепород, таким образом, на языке предания – это человек, отделивший себя в душе от Бога и погрузившийся в мрак распадающегося мира, в котором каждая противостоящая слепороду часть воспринимается не просто как иная, но как враждебная. Слепород в борьбе за жизненное пространство не останавливается ни перед чем, в том числе и перед братоубийством».[69 - Там же. – С.96, 99.] В качестве примера автор приводит битву вятчан с устюжанами в Раздерихинском овраге, когда «своя своих не познаша и побиша». Задумаемся, пусть эта битва произошла ночью, но могли ли русские не узнать русских в «брани», в том числе по брани? Следовательно, перед нами – не просто описание военного конфликта, но некий духовный урок, который можно истолковать так, что вятчане, по причине своей душевной слепоты, не признали в устюжанах своих соотечественников и собратьев по христианской вере. Другой «намек» на слепородство вятчан, по мнению Гомаюнова, можно найти в истории основания города Хлынова ушкуйниками, в том виде, как она изложена в малоизвестной рукописи краеведа П.М.Сорокина «О начале Вятской земли».[70 - Сорокин П. М. О начале Вятской земли. – ГАКО, Ф.170, Оп.1, Д.71, Л.7 об.] Оказывается, место, на которое чудесным образом были перенесены бревна, заготовленные новгородцами, было уже занято вотяками – здесь находилась их языческая кумирница. Обнаружив это, новгородцы, сожгли и селение и кумирницу, за что поплатились слепотой. Возможно, Промысл Божий был другим, однако, ушкуйники, по мысли ученого, «поступили как типичные слепороды: иной – значит враг».[71 - Гомаюнов С. А. Проблемы методологии… – С.103.] И далее: «Хлыны – так их звали в те времена, то есть, по толкованию современного филолога (Е.Н.Мошкиной – автор), бездельники, мошенники, барышники. Предание добавляет: хлын – беспутный (сбившийся с истинного пуи), не любящий (или не могущий?) жить на месте, человек без корней, «перекати – поле». Так из глубины местного предания напоминает о себе библейское повествование. Хлыны подобны каинитам. Убийство, совершенное из корыстных, эгоистических интересов, по зависти – смертный грех. … И наказание Каину и его потомкам предрекает судьбу всех нераскаявшихся каинитов: «Когда ты будешь возделывать землю, она не станет более давать силы своей для тебя, ты будешь изгнанником и скитальцем по земле (Быт. 4, 12). Так и хлыны скитались по многим землям, нигде долго не задерживаясь».[72 - Там же.] Как видно из приведенных выше цитат, представления о разбойном прошлом вятчан, основании города Хлынова ушкуйниками и происхождении его названия от прозвища хлын являются существенным звеном в концепции Гомаюнова о слепородстве вятчан. На первый взгляд, эта концепция кажется вполне органичной, а ссылки на Священное Писание и вятское церковное предание, придают ей еще больший авторитет. С момента выхода этой работы прошло 15 лет, и нам не известно, разделяет ли отец Сергий сегодня эти взгляды? Тем более что в последние годы его научный интерес всецело сосредоточен на вопросах православной педагогики. И именно то глубокое уважение, которое мы питаем к его трудам, побуждает нас критически оценить его концепцию. Приведем тому еще две причины. Несколько лет назад официальным символом г. Кирова снова был признан исторический герб г. Вятки, изображающий исходящую и облака руку Божьего Промысла с туго натянутым луком и стрелой. По мнению Гомаюнова, этот герб также напоминает о слепородстве вятчан, так как стрела на нем будто бы указывает жителям города свыше на место, которое они не смогли самостоятельно выбрать по причине своей душевной слепоты. Но так ли это? В следующем 2012 году Православная Вятка будет отмечать 400-летие преставления преп. Трифона, что также делает актуальным критическую оценку концепции Гомаюнова, так как, согласно ей, именно преп. Трифон своим служением излечил вятчан от слепородства и хлыновства, понимаемого как синоним духовно ущербного состояния местных жителей.[73 - Там же. – С.] Вообще, нельзя не заметить, что в контексте озвученных выше взглядов название Хлынов, являющееся, как было отмечено выше, одним из источников по истории нашего города, несет исключительно негативную информацию. «Хлынов – город хлынов и слепородов»? И дело даже не в том, что подобное видение древней истории родного города откровенно не вдохновляет. Вопрос в другом – насколько оно исторично? Возможно, одним из первых, еще в 1998 г., оспорил мысль о слепородстве вятчан В.В.Низов, заметив, что это прозвище могло появиться по вполне объяснимой причине – значительном влиянии на генотип и внешний вид жителей «Вятской страны» племен финно-угорской группы – вотяков (удмуртов) и черемисов (марийцев), от рождения имеющих более узкий разрез глаз, чем у жителей центральной России. Отчего те и казались слепородами, то есть «слепыми от рождения». Впрочем, как видно из работы Гомаюнова, автор предвидел такой вопрос, настаивая на том, что данная слепота относится не к какому-то физическому, а внутреннему, душевному недостатку вятчан. Справедливо заметить, что в историографии Вятского края уже звучало подобное мнение. Так еще в 1904 г. А.С.Верещагин писал в статье «Из истории древнерусской Вятки»: «Вятчане XV века – это знакомые со многими, даже далекими землями, „бывальцы“, „шестники“, „хлыны“, „изгои“ разного рода по каким-либо „уважительным и настоятельным“ причинам покинувшие свою родину и забравшиеся в спасительные для них дебри между двумя, враждебными одно другому, племенами инородцев – черемис и арян… Это своего рода северные запорожцы, прототипы донцов, уральцев и других казаков».[74 - Верещагин А. С. Из истории древнерусской Вятки. – 1904. – С.11—12.] Нельзя не заметить, что здесь Верещагин, почти дословно, цитирует другого автора – Михаила Николаевича Макарова, который в 1846 г. опубликовал в «Московских ведомостях» статью «Московское урочище Хлыново», в которой связал историю этого поселения с вятчанами, переселенными под Москву после покорения Вятки войсками войсками великого князя Ивана III. О вятчанах Макаров писал, что «их в незапамятных времен называли «хлыновцами», «барышниками» и, следовательно, по предубеждению о всяком торгаше-барышнике, обманщиками, людьми нехорошими». И далее: «Хлыновцы, меняя и продавая, клялись Богом и святым угодником чудотворцем Николаем, и его часовнею, на месте которой теперь сооружена церковь. «Самим хлыновцам, – думал народ московский, – нельзя верить, но к их божбам да клятвам христианским как не иметь веры? Это была та же история, что и доныне читается нашим народом с цыганами».[75 - Цит. по Верещагин А. С. Хлынов старше или Хлыново? – 1904. – С.353—354] Удивительно, что спустя почти семь десятилетий, статья «московского сочинителя» привлекла внимание Верещагина, который в 1904 г. в статье «Хлынов старше или Хлыново?» подверг их заслуженной критике, заметив, что факт заселения подмосковной слободы вятчанами не подтверждается письменными источниками. Но его пассаж о том, что «вятчан с незапамятных времен называли «барышниками», то есть хлынами, Верещагин оспаривать не стал. Почему? Потому что это было также и его убеждением. К тому же Верещагин опирался на куда более авторитетный труд, чем статья Макарова – «Толковый словарь живого великорусского языка» В.И.Даля, в котором автор приводит похожее толкование слова хлын – «тунеядец, мошенник, вор, обманщик в купле и продаже, барышник, кулак».[76 - Толковый словарь живого великорусского языка – Электронный ресурс: Википедия. – Режим доступа:] Популярность Словаря В. И. Даля была настолько велика, что в 1861 г., после выхода в свет первых его выпусков, автор был удостоен «Золотой Константиновской медали» – высшей награды Императорского Русского географического общества, а в 1868 г. избран почетным членом Академии наук. Спустя несколько лет, в 1880—82 гг., последовало второе издание Словаря, «исправленное и значительно умноженное по рукописи автора». Заметим, что по времени это событие совпало с отмечавшимся в 1880 году 100-летием Вятской губернии и началом научной деятельности плеяды вятских историков во главе с Верещагиным, в глазах которых Словарь являлся наиболее современным и авторитетным источником. Несмотря на то, что сам В.И.Даль не считал свой труд «ученым и строго выдержанным», справедливо замечая, что «общие определения слов и самих предметов и понятий – дело почти неисполнимое и притом бесполезное». Обращение Верещагина к Словарю В. И. Даля представляется вполне органичным. Непонятно другое. Во-первых, почему он решил связать слово хлын именно с Вятской землей, когда в своем отрицательном значении его бытование отмечено автором словаря также в Нижегородской и Сибирской губерниях, а выражение Берегись, тут хлыны есть! автор словаря приводит со ссылкой на Тульскую губернию, весьма далекую от Вятки. Во-вторых, у слов с корнем хлын есть и другие значения. Так, если в Саратовской губернии слово хлынить означает мошенничать или плутовать, то в Вологодской губернии это же слово означает вяло, лениво идти или ехать. В Сибири хлынью, хлынцой называют, говоря о верховой езде, самую тихую рысь – поехал хлынью, хлынцой. И, конечно, всем известен глагол – хлынуть или нахлынуть в значении натечь, набежать, налететь во множестве, потоком, толпой – вода хлынула с гор, дождь хлынул как из ведра, народ хлынул из церкви на площадь. Отчего же именно вятчане «оказались» хлынами, а спустя сто лет еще и слепородами? Несмотря на то, что до сих пор не обнаружено ни одного письменного источника, в котором бы они так именовались, и хорошо известно, что, как русские летописи, так и местные летописцы называют наших предков не хлынами и не хлыновцами, но всегда вятчанами. Даже тот факт, что вятчане, случалось, нападали на своих соседей, не дает оснований говорить об их какой-то уникальной духовной ущербности. Поскольку так поступали многие народы – и устюжане, и владимирцы, и новгородцы, и киевляне, жители Твери, Москвы и других городов. Вятчане стали хлынами и слепородами исключительно по воле авторов этих концепций, поскольку эти допущения играли в них не последнюю роль. Как известно острие критики Верещагина было направлено против авторитета «Повести о стране Вятской», со страниц которой вятчане предстают благочестивыми наследниками новгородцев. Поэтому мысль о «Хлынове – городе хлынов» казалась ему одним и аргументов, опровергающих этот авторитетный источник. И он, действительно, преуспел. Если в «доверещагинских» изданиях по истории Вятского края[77 - Например, в изданных в 1870 г. «Истории Вятского края с древних времен до начала XIX столетия» С. Васильева и Н. Бехтерева и «Историческом очерке Вятского края со времени поселения в нем новгородских выходцев до 1870 года»] мы не встретим и слова о хлыновстве вятчан, то уже в начале 20 века благодаря, прежде всего, публикациям А.С.Верещагина, гипотеза о «вятчанах – шестниках, хлынах и изгоях» прочно утверждается в историографии Вятского края. Важное место она занимает и в концепции Гомаюнова, усердного почитателя преп. Трифона Вятского, «земная миссия» которого, по мысли ученого, состояла в излечении вятчан от «родового греха» слепородства.[78 - Гомаюнов С. А. Проблемы методологии… – С.114] Эта мысль представляется вполне логичной для методолога, педагогичной – для учителя и богословски обоснованной – для священника. Поскольку все мы, отчасти, духовно слепы и тем самым доставляем немало бед, как ближним, так и самим себе. Вопрос в другом – насколько она исторична? Существуют ли, действительно, веские основания называть именно Хлынов городом хлынов и утверждать, будто именно это прозвище, в его отрицательном значении, предопределило название нашего города? А что говорят источники? Для ответа на этот вопрос историк должен обратиться к источникам. Важнейшими из них принято считать письменные, и среди них – общерусские летописи или памятники местного летописания. Однако, как было отмечено замечено выше, ни один из этих источников не называет жителей Хлынова хлынами или слепородами, но всегда вятчанами.[79 - В частности, ссылаясь на В.В.Низова, об этом писал Л.Д.Макаров в указ. соч.] В том числе при описании битвы с устюжанами в Раздерихинском овраге, в которой, по мнению Гомаюнова, особенно ярко проявилось слепородство вятчан.[80 - Спицын А. А. Свод летописных известий о Вятском крае. – Вятка, 1883. – С.19—21.] Нет этих слов в «Повести о стране Вятской», «Вятском времяннике» и «Летописце старых лет». Казалось, следовало бы ожидать, что хлыновство и слепородство вятчан должны были бы получить соответствующую оценку в памятниках духовной литературы. Но ни в «Повести о Великорецкой иконе», ни в «Житии преп. Трифона Вятского», ни в его духовном завещании братии Успенского монастыря[81 - Духовная грамота преподобного отца нашего архимандрита Трифона \\ Житие преподобного отца нашего Трифона Вятского чудотворца \ Сост. И. Шестаков. – Казань, 1868. – С. 117—124.] о них также нет ни слова. Нет этих слов и даже намеков на них и в древних богослужебных текстах (тропаре, кондаке, молитве), посвященных преп. Трифону или Великорецкому образу. В 8 икосе акафиста преп. Трифону упоминается исцеление от слепоты, но в прямом смысле, как исцеление от физического недостатка: «Радуйся, расслабленных укрепителю. Радуйся, беснующихся от насилия диавольского свободителю. Радуйся, слепым зрение возвращаяй. Радуйся, хромыя еже право ходити устрояяй. Радуйся, немым проглаголание даруяй. Радуйся, неисцельныя язвы дивно врачуяй». Также и при описании чудес от Великорецкого образа о слепоте каждый раз говорится в прямом, а не в переносном смысле – как о физическом недостатке. Ни один из этих источников не называет вятчан хлынами в уничижительном смысле. Напротив, мы встречаем совсем другие примеры. Так составитель Жития преп. Трифона пишет, что жители Хлынова с любовью встретили старца — «Преподобный же Трифон, видя их любовь нелицемерную и веру яже по Бозе имущих несумненну, всегда о них моляше Господа Бога, яко да подаст им милость Свою». Когда же вятчан достигло известие о полученном благословении на строительство монастыря, то, по слову Жития, «зело возрадовашася и прославиша Бога и таков си течаху о препдобному с радостною душею и примаху от него благословение».[82 - Житие преподобного отца нашего Трифона Вятского чудотворца \ Сост. И. Шестаков. – Казань, 1868. – С.66, 69—70.] Также и «Повесть о Великорецкой иконе» весьма уважительно отзывается о хлыновцах, называя их «православными и боголюбивыми людьми града сего». В другом списке «Повести» сказано, что, осознавая себя недостойными принять чудотворный образ, хлыновцы сравнивают себя с жителями Ниневии и потому налагают на себя для очищения церковный пост.[83 - Повести о Великорецкой иконе // ТВУАК, 1905, Вып. 4, Отд.2, С.60—61.] На этом фоне резким диссонансом звучат слова из посланий вятчанам московских митрополитов Ионы (1452—56) и Геронтия (1486—89) с «убеждением их покориться великому князю, прекратить грабежи и разбои и возвратить полон».[84 - Древние акты, относящиеся к истории Вятского края \ Сост. А.С.Верещагин. – Вятка, 1883. – С.8—16.] Как известно, эти послания полны резкой критики и упреков. Тем не менее, в них также нет слов о хлыновстве и слепородстве. Можно встретить критику в адрес вятчан и в других источниках. Например, в «Устюжском летописце», автор которого называет их «жестокосердечными», в том числе для того, чтобы превознести своих земляков устюжан – «усердных споборников и верных служителей московских великих князей».[85 - Устюжский летописец. – РГАДА, Ф.188, Оп.1, Д.8, Л.20.] Как и послания московских митрополитов эта оценка относится к конкретным событиям политической истории второй половины 15 века и на фоне остальных источников выглядит, скорее, исключением, чем нормой. Столь же ненадежным аргументом является вятский герб, основной элемент которого – туго натянутый лук со стрелой – впервые появился на большой печати царя Ивана Грозного еще в 1577 году, то есть еще до прихода на Вятку преп. Трифона. Следовательно, не может считаться результатом осмысления вятчанами (с участием преп. Трифона или без него) их слепородства и хлыновства. Но, может быть, это произошло позже – после 1780 года, когда Хлынов стал Вяткой, центром самостоятельного наместничества, а позже и губернии? Однако и в письменных источниках этого времени мы также не встречаем суждений о хлынах. Как известно, именно в это время получила широкое распространение «Повесть о стране Вятской», в которой нет никаких хлынов и ушкуйников. Столь же уважительное отношение к вятчанам мы встречаем в сочинении П.И.Рычкова (1772)[86 - Рычков П. И. Продолжение журнала или дневных записок путешествия капитана Рычкова по разным провинциям российского государства в 1770 году. – СПб., 1774. – С.38] и А.И.Вештомова (1808),[87 - Вештомов А. И. История вятчан со времени поселения их при реке Вятке до открытия в сей стране наместничества или с 1181 по 1781 год чрез 600 лет. – Казань, 1808. – С.23.] и также – никаких хлынов. Особое место в концепции Гомаюнова занимает праздник Вятской Свистуньи, отмечавшийся в четвертую субботу по Пасхе. Праздник начинался панихидой, которая, по мысли ученого, являлась «и памятованием о всех живших на Вятской земле, и молитвой за неправедно погибших, и покаянием за свои собственные проступки, выдающие в современнике хлыновца-слепорода». И далее: «Такое начало праздника заставляло вновь и вновь вспоминать, кому вятчане обязаны своим душевным исцелением, благодаря чему они и способны приносить покаяние и убегать от бездны тьмы».[88 - Гомаюнов С. А. Проблемы методологии местной истории… – С.115.] Золотые слова. И все же факты говорят о другом. Прежде всего, напомним, что битва с устюжанами произошла, по разным источникам, в 1417 или 1421 г., а первые описания праздника Вятской Свистуньи известны только по документам XVIII – XIX веков. Ученому этот факт известен, но не смущает его. При этом на плане Хлынова 1759 г. овраг, в котором произошла битва и на склоне которого в память о погибших была поставлена часовня св. Михаила Архангела, назван не Раздерихинским (от слова «раздраться»), а Вздерихинским, так как по нему «вздирались», то есть взбирались от реки в город. Это свидетельствует о том, что в середине XVIII века праздник Вятской Свистуньи не осмысливался как актуализация слепородства вятчан, и место общегородской панихиды в календаре городской жизни было другим. Эта общегородская панихида не начинала праздник Вятской свистуньи, а завершала цикл церковных и гражданских событий, приходившихся на четвертую неделю по Пасхе. Богослужебным и смысловым центром этой недели (седмицы) был праздник Преполовения Пятидесятницы, традиционно совершаемый в среду. Накануне его в Хлынов особым крестным ходом приносили «начальную» вятскую икону – местночтимый образ святых Бориса и Глеба из Никульчино – первого русского, православного поселения на Вятской земле. Согласно вятскому преданию, зафиксированному «Повестью о стране Вятской», именно выходцы из Никульчино основали город Хлынов и таким образом были прародителями вятчан. В среду, после праздничного богослужения в честь Преполовения Пятидесятницы, горожане, взяв этот местночтимый образ и другие иконы, шли крестным ходом к реке Вятке и совершали малое освящение воды. После чего в субботу – последний день церковной седмицы – в часовне у Вздерихинского оврага совершалась общегородская панихида, за которой вятчане молитвенно поминали своих прародителей. По сути это была «общегородская родительская суббота». Такие бывают и сегодня. Причем гости г. Кирова всегда удивляются размаху этой вятской традиции, когда тысячи горожан отправляются на кладбища, и администрация города выделяет для этого десятки автобусов, перекрывает движение на главных городских магистралях. Местом же совершения этой общегородской панихиды Вздерихинский овраг стал не потому, что здесь когда-то произошло сражение, обличившее вятчан в их слепородстве и хлыновстве, а потому что такие панихиды принято совершать на кладбищах, и именно в верховьях этого оврага, за северной границей города, возникло одно из первых в Хлынове кладбищ, где были похоронены убитые воины – вятчане и устюжане. Но поминали не только их, а всех предков. Как это происходит и сегодня во время родительских суббот. Именно по этой причине в середине XVIII века овраг продолжал называться Вздерихинским, а не Раздерихинским. Фактически это была «вторая Радуница», совершать которую в 9 день по Пасхе не всегда было возможно, так как снег в наших северных широтах сходит довольно поздно – в середине апреля. Особенно, когда Пасха была ранней и приходилась на последнюю неделю марта. В такие дни весенней распутицы было не то что до кладбища не добраться, но даже дорогу не перейти. К последней декаде апреля земля обсыхала. Теперь можно было выйти в поле и на большую дорогу. На четвертой неделе после Пасхи в Хлынов приходил первый и самый древний на Вятке крестный ход из Никульчино, приезжали крестьяне из соседних сел, и горожане собирались на праздник. Спустя еще неделю другую начинались полевые работы, а затем уже и пора на Великую – поклониться месту явления чудотворного Великорецкого образа святителя Николая. Всему – свое время, и все – вовремя: и труд, и молитва. Никакого слепородства и хлыновства. Косвенным свидетельством того, что такой перенос поминовения усопших с 9 на 27 день по Пасхе был уместен для наших широт, является Покровская родительская суббота, которая широко отмечается на Вятке несмотря на то, что ее нет в общецерковном календаре. Фактически – это перенос Дмитровской родительской субботы с конца октября на его начало. Так как, бывает, что на память святого Димитрия Солунского на Вятке уже сугробы – по пояс и на кладбище без лопаты не пройти. Кстати, шаг переноса здесь – те же без малого три недели, что и в случае со Свистуньей. Наверное, неслучайно. Вообще, поверить в то, что праздник Вятской Свистуньи являлся «актуализацией слепородства вятчан» можно только в том случае, если будет обнаружено богослужебное последование панихиды с конкретными прошениями и молитвами, где присутствует подобное понимание праздника. Возможно, в будущем этот текст будет обнаружен. Но пока его нет. Таким образом, ни общерусские летописи, ни памятники вятского летописания, ни богослужебные тексты, ни сочинения первых историков Вятского края, ни вятский герб, ни праздник Свистуньи – ни один из этих источников не дает оснований говорить о слепородстве и хлыновстве вятчан и утверждать, будто Хлынов был городом хлынов, отчего и получил свое название. Мы проделали довольно большую работу. В принципе можно было поступить проще. Так как название Хлынов впервые появляется в летописях под 1457 годом, то произойти от прозвища хлын, оно могло лишь в том случае, если в более ранний исторический период в источниках было бы зафиксировано бытование этого прозвища. Но таких источников нет. Кроме того, приведем еще два немаловажных факта. По данным списка населенных мест Вятской губернии[89 - Том X. Вятская губерния. Список населенных мест по сведениям 1859—1873 гг.] в середине XIX века в ней было всего три населенных пункта с корнем «хлын» в названии – это город Хлынов, а также пригородные Хлыновская слободка и село Хлыновское. Не встретим мы прозвище хлын и «Материалы для объяснительного словаря вятского говора» Н. М. Васнецова (1908). Все это говорит о том, что слово «хлын» в прошлом не получило распространения в Вятской губернии. Не надо его навязывать вятчанам и сегодня. Чем же тогда можно объяснить происхождение названия города Хлынова? «Хлынов», «Хлыновица», «хлынуть» Все современные исследователи, рассуждающие о хлыновстве вятчан, в той или иной степени повторяют, развивают мысли А.С.Верещагина, высказанные им в конце XIX – начале XX века. Но, если указанная им дорога, завела нас в тупик, может быть, следует вернуться к тому, как объясняли название Хлынова предшественники Верещагина? Все они, как правило, основывались на «Повести о стране Вятской» писали, что «град был назван Хлыновым по имени реки Хлыновицы» (Рычков).[90 - Рычков П. И. Продолжение журнала или дневных записок… – С.38.] Следовательно, ключом к объяснению названия города является название реки. Но здесь-то и подстерегала их определенная трудность, так как в ПСВ сказано, будто Хлыновица получила название оттого, что «в то время по реке оной летевше птицы и кричавшее хлы-хлы».[91 - О стране Вятской, Летописецъ о стране Вятской // Тр. ВУАК, 1905. – Вып. III, отд. II.– С.34] Это сообщение мы встречаем в списках наиболее ранней, Толстовской редакции «Повести».[92 - Герольмейстерском (1725), Толстовском (около 1730) и Музейском (около 1774)] В списках более поздних редакций – Миллеровской и Синодальной – его уже нет. Вероятно, переписчики сочли это объяснение несерьезным. Л.Д.Макаров заметил, что эта гипотеза о происхождении названия реки Хлыновицы от крика пролетавших мимо птиц, аналогична легендам слободских удмуртов: «Пролетает коршун и кричит „кылно-кылно“. Вот сам Господь и указал, как назвать город: Кылнов» (М.Г.Атаманов, запись 1971). Однако, заметим, что и сам вятский книжник не считал эту гипотезу единственной. Неслучайно он пишет – «иные реша», то есть «как говорят некоторые люди». Таким образом, сам составитель ПСВ дал повод к дискуссии. И ученые откликнулись. Так первый историк Вятского края Александр Вештомов в своей «Истории вятчан» повторив рассказ автора ПСВ, в сноске к основному тексту своей работы замечал: «Я догадываюсь, не спруживали ли сию речку, которая прорвавшись стремлением своей воды выражается ныне у простолюдинов словом Хлынуть. Причину же в спруживании оной могли они иметь по нужде в большом количестве и глубине воды по тогдашним их, в диком сем месте, обстоятельствам нужной».[93 - Вештомов А. И. История вятчан… – С.23—24.] Далее Вештомов объяснял, зачем первым жителям Хлынова понадобилось спруживать реку – по его предположению, переселившись с Никулицкого городища на Кикиморскую гору они вскоре уже не могли удовлетвориться одни только источниками, истекавшими с этой горы, которые первоначально так их обрадовали. А что же река Вятка? Вештомов писал: «Река же Вятка текла тогда довольно далеко от подошвы той горы, на которой выстроили город Хлынов, о чем свидетельствуют по изустным преданиям сами нынешние вятчане, а более доказывает тот оставшийся поныне след от прежнего течения расстоянием от нынешнего ее при подошве горы Кикиморки течения же около 2,5 в самой большой излучине верст, изображающие дно речное в виде впадины идущей поясом мимо села Макарья и Архиерейской Богородской дачи».[94 - Вештомов, Л.23—24.] Итак, Вятка в те годы, прорываясь за Заречным парком к слободе Макарье и делая там поворот, возвращалась в современное русло только в районе старого моста. Примечательно, что А.Г.Тинский, сопоставив известия письменных источников с данными геофизиков, также пришел к выводу о том, что в те стародавние времена река Вятка текла по своему старому руслу за Заречным парком, на расстоянии примерно 3 километров от Боляскова поля (Вечного огня). Тогда, во-первых, понятно, почему новгородцы не смогли сразу оценить преимущества Боляскова поля, и причина тому вовсе не в их слепородстве, как писал об этом Гомаюнов. Идя рекой Вяткой, новгородцы просто не смогли подойти к нему, так как в районе Кикиморской горы река резко поворачивала вправо в свое старое русло. Сходить же на берег было не безопасно, так как места были населены вотяками, враждебно настроенными к новгородцам после утраты Болванского городка. Увидев Кикиморскую гору с ее источниками, новгородцы сделали свой выбор, решив основать новый город именно на этой горе, на берегу небольшой реки – притока Вятки, которая пока еще не имела своего названия. По версии Вештомова, вскоре, когда население города умножилось, им пришлось спруживать эту речку, пока однажды вода не хлынула и не прорвала плотину. После чего речка стала называться Хлыновицей, а город на ее берегу – Хлыновом. Добавим, что причиной прорыва плотины могли стать обильные дожди, которые вместе с источниками, истекавшими с Кикиморской горы, вызвали быстрый подъем воды в реке, протекавшей под ее склонами. Скорее всего, такие прорывы плотины случались не однажды, и именно это обстоятельство подсказало новгородцам название для реки и города. Эта гипотеза не противоречит авторитетному мнению В.И.Даля, который, как мы уже отмечали выше, упоминает в своем словаре глаголы хлынуть или нахлынуть в значении «натечь, набежать, налететь во множестве, потоком, толпой» – вода хлынула с гор, дождь хлынул как из ведра, народ хлынул из церкви на площадь. Причем в той же статье, где говорится о хлынах. Но Верещагин оставил это без внимания. И хотя составитель «Повести о стране Вятской» не упоминает глагол хлынуть для объяснения названия реки Хлыновицы, в рассказе об основании Хлынова он представляется вполне уместным. Приведем этот рассказ по Толстовскому списку: «… И по общему согласию во уреченную годину сошедшеся народи мнози новгородцевъ на оной горе начаша къ созиданию града место устрояти древеса готовити располагающе како созидати градъ. И заутра воставше обретоша некако Божиимъ промысломъ все изготовлению принесено по Вятке реке ниже на высокое жъ пече пространнейшее место и широкое поле иже въ то время нарицашеся Балясково поле. Новогородцы жъ со всею дружиною своею моляся Господу Богу и Его Богоматере пресвятей Богородицы о показании места къ созиданию града хвалу возсылающе и молебная пения воспевше. И на томъ благоизбранномъ месте вначале поставиша церковь во имя Воздвижения честнаго и животворящаго креста Господня и градъ устроиша и нарекоша его Хлыновъ градъ речки ради Хлыновицы». Как Хлыновица хлынула Итак. Решив построить город на Кикиморской горе, новгородцы сошлись на ней и стали рубить лес для строительства города. Однако, «заутра воставше» неожиданно обнаружили, что все приготовленное ими перенесено ниже по течению – на следующий увал, называемый Болясковым полем, где ныне располагаются «Вечный огонь», Преображенский монастырь и Александровский сад. Но как это могло произойти? Составитель ПСВ, опиравшийся на устное предание и не знавший подробностей этого удивительного события, не стал ничего выдумывать и потому написал просто и ясно: «Некако Божиим промыслом». Мы же дерзаем предложить следующую реконструкцию этого события: В ПСВ не сказано, в какое время года новгородцы сошлись на Кикиморской горе. Но известно, что на Руси строительный лес начинали рубить в январе, после Крещенских морозов, выжимавших из дерева максимум влаги, после чего оно становилось сухим, легким и прочным и долгое время не гнило. Исходя из этого, можно предположить, что новгородцы начали заготовлять лес еще зимой, причем непосредственно на Кикиморской горе или под горой, чтобы не транспортировать его затем по реке Вятке или Хлыновице до места будущих работ. Как известно, здания в то время возводили без фундаментов. Однако, новгородцы строили не хлев, а, как сказано в ПСВ, «замок крепкий во утверждение от супостат-иноверцев», то есть крепость с опоясывающим ее частоколом из заостренных вверху бревен. Такой частокол невозможно соорудить без земляных работ, а работы эти, как известно, нельзя вести зимой, так как почва в нашей местности глубоко промерзает. Это заставляет предположить, что, срубив лес под будущий город, новгородцы были вынуждены на какое-то время оставить его, а сами возвратились в «град Никулицын», расположенный всего в 10 км. от Кикиморской горы. Сделать это пришлось еще до того, как лед на Вятке станет тонким и опасным для человека. Когда же Вятка вскрылась, то, придя по большой воде на Кикиморскую гору, новгородцы с удивлением обнаружили, что заготовленный ими лес перенесен ниже, на соседний увал. Как именно? Составитель ПСВ пишет: «Некако Божиим промыслом». Самым же простым и очевидным представляется следующий ответ: с тающим снегом часть бревен сошла с Кикиморской горы к реке, которая затем вскрылась, хлынула и перенесла бревна к Боляскову полю, которое в те годы находилась вовсе не на берегу Вятки, но на берегу Хлыновицы. Поскольку, как отмечал Вештомов, Вятка в те годы текла по старому руслу, под Макарьем, и Хлыновица впадала в нее в районе старого моста. Таким образом, весь город оказывался стоящим на берегу не Вятки, а Хлыновицы, отчего и был назван Хлыновым. Не здесь ли кроется разгадка двух названий нашего города. Когда позже Вятка вернулась к Боляскову полю (не позднее 1615 г., так как в Дозорной книге за этот год уже сказано «Город Хлынов древян над рекою над Вяткою») оказалось, что называющийся Хлыновом, в действительности, он стоит на другой реке. Название же реки в те годы было не пустой формальностью, но важным ориентиром, поскольку реки служили путями сообщения. Какое-то время оба названия бытовали вместе. Но в 1780 году императрица Екатерина II положила конец этой путанице, и город на берегу реки Вятки стал Вяткой. Подводя итог поискам ответа на вопрос, вынесенный в заголовок нашей статьи, мы проделали большой путь, коснувшись многих тем и загадок. Рассмотрев гипотезу, которую условно можно назвать «Хлынов – город хлынов», мы не нашли ей подтверждения в письменных и других источниках по истории Вятского края. Мы также не нашли оснований для обвинения наших предков в хлыновстве и слепородстве, и предлагаем считать эти рассуждения за гранью серьезного научного разговора о предках вятчан. Наиболее же приемлемой гипотезой происхождения названия нашего города мы предлагаем считать точку зрения, высказанную еще Вештомовым: Хлынов получил название по имени реки Хлыновицы, а та, в свою очередь, от глагола хлынуть и хранит тем самым память о каком-то удивительном событии, произошедшем при основании города. Для Вештомова – это было разрушение построенной на реке плотины. Для кого-то – крики пролетавших над рекой птиц. Но также вполне возможно, о чем мы говорили, размышляя над рассказом ПСВ, что названия реки и города сохранили память о чуде, с которого началась его история и о котором мы не вправе забывать. Слава Богу, что мы не хлыны! РАЗДЕРИХИНСКАЯ БИТВА – БЫЛЬ ИЛИ НЕБЫЛЬ? 12 июня 2010 г. жители г. Кирова,[95 - Ранее Хлынова, Вятки] впервые за многие годы, официально отметили день города, как праздник Свистуньи. Как в стародавние времена, он начался с панихиды у Раздерихинского оврага, где почти шесть столетий предки вятчан «своя своих не познаша и побиша» устюжан, спешивших к ним на помощь. Исполненные самых добрых чувств кировчане пригласили на праздник делегацию из Устюга Великого, чтобы замириться и простить друг другу старую обиду. Но глава делегации, виновато улыбнувшись, признался, что никакой обиды на вятчан у него нет, да устюжане и не помнят ничего такого.[96 - Автор статьи был участником торжества и свидетелем этого разговора.] Пришлось напомнить. Но устюжане стояли на своем – не было такого и все! Как же не было? А что же мы тогда празднуем? И, если в этом овраге никто не дрался, то почему он называется Раздерихинским? И зачем тогда на склоне оврага поставлена часовня Михаила Архангела, в которой наши предки совершали панихиду? О ком и о чем они молились? И, если битвы не было, то в чем тогда смысл праздника Свистуньи? Эти и другие вопросы вернулись к нам с возрожденным праздником. Летом 2011 г. день города снова прошел под названием Свистуньи, а осенью началась масштабная и долгожданная реконструкция набережной, в связи доля внимания городских властей досталась и Раздерихинскому оврагу. В нем прибрались, заменили на спуске старое асфальтное полотно, вырубили старые деревья, и сразу все вокруг преобразилось, наполнилось воздухом и светом, задышало стариной! Нет сомнений, что следующим летом сюда придут тысячи горожан, чтобы снова встретить День своего города – Вятскую Свистунью. Но чем она отзовется в их сердцах? О чем напомнит? Чем в ответ зазвучит душа? В том числе у юных вятчан? Ведь, как известно, «нам не дано предугадать, чем наше слово отзовется?» Вместе с тем, отклики на рассказ о Раздерихинской битвы приходилось слышать разные. Если народ попроще, как правило, слушал и молчал, то люди образованные удивлялись, как так могло случиться, чтобы русские русских в брани не узнали? Но молчание и недоумение – не самый прочный фундамент для главного городского праздника. И вряд ли традиция Вятской Свистуньи могла пережить века, будь она основана только на басне. Тем более, что она характеризует вятчан далеко не с лучшей стороны. Возможно, одним из первых, еще в 1996 г. попытался ответить на эти вопросы протоиерей Сергий Гомаюнов[97 - В те годы – преподаватель Вятского государственного педагогического университета, а ныне – протоиерей, клирик Успенского кафедрального собора г. Кирова, научный руководитель и духовник Вятской православной гимназии во имя преподобного Трифона Вятского.] (в те годы – преподаватель ВГПУ) в работе «Проблемы методологии местной истории», которая исполнена многих глубоких и верных наблюдений о роли и месте церковного предания в жизни вятчан.[98 - Гомаюнов С. А. Проблемы методологии местной истории. – Киров: Вятский госпедуниверситет, 1996. – 134 с.] Движимый стремлением постичь местное сообщество «не только как совокупность отдельных атомов, а как, в первую очередь, единое целое, самоидентифицирующее себя во временном потоке истории», автор предложил сосредоточить усилия на изучении «местной идеи», через которую общество проявляет себя в истории как «коллективный индивид, обладающий соборным личностным началом». Источником для изучения этой идеи, по его мнению, является вятское предание, которое прочитывается в самых разнообразных источниках – пословицах и поговорках, древних летописцах и рукописях, главном городском празднике – Свистунье, гербе города, градостроительной композиции средневекового Хлынова (Вятки).[99 - Там же. – С.67, 83, 86, 93, 96.] Разделяя эту верную мысль, заметим, что к числу таких источников также относится и название города, которое активно участвует в формировании его образа в сознании горожан. Найти «совокупную духовную характеристику» вятчан «довольно просто, так как за вятскими издавна закрепилось прозвище «слепороды». Причем, как пишет автор работы, эта слепота «относится не к внешнему человеку, имеющему какие-то физические недостатки, а к человеку внутреннему, и слепота здесь – слепота душевная… Слепород, таким образом, на языке предания – это человек, отделивший себя в душе от Бога и погрузившийся в мрак распадающегося мира, в котором каждая противостоящая слепороду часть воспринимается не просто как иная, но как враждебная. Слепород в борьбе за жизненное пространство не останавливается ни перед чем, в том числе и перед братоубийством».[100 - Там же. – С.96, 99.] В качестве примера автор книги приводит битву в Раздерихинском овраге, считая, что именно по причине своей душевной слепоты вятчане – слепороды не признали в устюжанах соотечественников и собратьев по христианской вере, за что и поплатились гибелью нескольких тысяч своих единоплеменников. Другой «намек» на слепородство вятчан, по мнению ученого, можно найти в истории основания города Хлынова, в том виде, как она изложена в рукописи П.М.Сорокина «О начале Вятской земли».[101 - Сорокин П. М. О начале Вятской земли. – ГАКО, Ф.170, Оп.1, Д.71, Л.7 об.] Оказывается, место, на которое чудесным образом с Кикиморской горы были перенесены заготовленные новгородцами бревна, уже было занято вотяками – здесь находилась их языческая кумирница. Обнаружив это, новгородцы сожгли и селение вотяков и их святилище, то есть поступили «как типичные слепороды: иной – значит враг».[102 - Гомаюнов С. А. Проблемы методологии… – С.103.] Размышляя над этим фактом, ученый приходит к еще более глубоким обобщениям, называя вятчан хлынами: «Так из глубины местного предания напоминает о себе библейское повествование. Хлыны подобны каинитам. Убийство, совершенное из корыстных, эгоистических интересов, по зависти – смертный грех. … И наказание Каину и его потомкам предрекает судьбу всех нераскаявшихся каинитов: «Когда ты будешь возделывать землю, она не станет более давать силы своей для тебя, ты будешь изгнанником и скитальцем по земле (Быт. 4, 12). Так и хлыны скитались по многим землям, нигде долго не задерживаясь».[103 - Там же.] Потребовались века, чтобы, взирая на труды и пример жизни преподобного Трифона и других святых, вятчане в лице лучших представителей своего народа смогли преодолеть «родовой комплекс слепородства», память о котором и должна «актуализировать» Вятская Свистунья, заставляя их «вновь и вновь вспоминать, кому вятчане обязаны своим душевным исцелением».[104 - Там же. – С.115.] Еще одним средством актуализации памяти о слепородстве вятчан, по мнению Гомаюнова, является герб г. Вятки, стрела на котором будто бы свыше указывает на место для города, которое ушкуйники не смогли самостоятельно выбрать по причине своей душевной слепоты.[105 - Там же. —С.101] Спустя два года после выхода из печати работы Гомаюнова, мысль о слепородстве вятчан оспорил В.В.Низов, заметив, что это прозвище могло закрепиться за жителями Вятской земли по вполне естественной причине – поскольку в своем внешнем облике они сохраняли немало антропологических черт финнов (веси, чуди) и других переселенцев из Белозерского края, в том числе и «подслеповатость глаз».[106 - Низов В. В. Проблемы этнокультурной истории вятских народов в эпоху средневековья // Энциклопедия земли Вятской. Т.8. – Киров, 1998. – С.87.] Отчего вятчане и казались «слепыми от рождения». К сожалению, ни в 1990-е годы, ни позже эта дискуссия в те годы не получила продолжения. Между тем, споры вокруг исторического названия и времени основания г. Кирова, а теперь и возрождение праздника Вятской Свистуньи со всей прямотой ставят нас перед вопросом о достоверности легенды о Раздерихинской битве, а также об уместности именно такой характеристики праздника Свистуньи и менталитета вятчан. Хочется верить, что эта статья поможет приблизиться к верному пониманию проблемы. Поскольку в концепции Гомаюнова битва в Раздерихинском овраге играет особую роль, то есть смысл остановиться на ней подробнее, проверив предание об этой битве данными письменных источников, которые, как известно, в исторической науке имеют особый вес. «Где-то на Вятке» Как правило, большинство исследователей ассоциирует Раздерихинскую битву со сражением между Анфалом Никитиным и Михаилом Рассохиным, хорошо известным по общерусским летописям и местным летописцам. А.А.Спицын приводит это известие по Никоновской, Новгородским II и IV, Софийским I и II, Типографской и Воскресенской летописям: «1418. Анфал Никитичъ убиенъ бысть на Вятке и сынъ его Нестеръ отъ Михаила Розсохина июня въ 12 день».[107 - Спицын А. А. Свод летописных известий о Вятском крае. – Вятка, 1883. – С.19.] «Повесть о стране Вятской» датирует это сражение 1421 годом, но, в остальном, почти слово в слово повторяет известия летописей: «Въ лето 6929 на Вятке убиенъ бысть Анфал и сынъ его Несторъ от Михайла Розсохина».[108 - Повесть о Вятской стране (Синодальный список) – ОР ГИМ, Син. 841, Л. 7 об.] В «Летописце старых лет» это известие приведено в другой редакции, причем сын Анфала назван Стефаном: «В лето же 6929-е в стране ж земли Вятския жителя Анфала и сына его Стефана нашедши ратию Михаило Росихин с товарыщи убили».[109 - Летописец старых лет (Толстовский список) – РНБ, F. IV. 219 (Толст I. 218), Л.628.] В Рязанцевском списке из собрания ГАКО приписано: «5000 человек»,[110 - Летописец старых лет (Рязанцевский список) – ГАКО, Ф.1404, Оп.1, Д.1-оц, Л.204 об.] а неизвестный автор «Сказания о вятчанех» пометил это событие 1481 годом: «В лето 6989-е Михаило Росохин на Вятке убил Анфала и сына его Степана».[111 - Сказание о вятчанех како и откуду приидоша на Вятку крещеныя люди и в той Вятцкой земли насельницы быша – ГБРУ, № Пи9250, Лл.65 об.] Благодаря этим упоминаниям Раздерихинская битва приобрела авторитет реально произошедшего события. Однако, заметим, что ни в одном из перечисленных выше известий не сказано, будто битва между Анфалом Никитиным и Михаилом Рассохиным, действительно, произошла в Раздерихинском овраге, но сказано – «на Вятке» или «в стране земли Вятския», то есть где-то в вятских пределах. О том, что эта битва произошла под Хлыновым, упоминает лишь «Слободская летопись»: «6986. Убилъ Анфала и с нимъ 9000 Михаило Россохин под Хлыновомъ».[112 - Низов В. В. Проблемы этнокультурной истории вятских народов… – С.77, 85; РНБ, F.844, Л.167.] В этом сообщении сражение датировано 1478 годом, а число погибших в нем воинов увеличено до 9000 человек. Не может служить доказательством и сам праздник Вятской Свистуньи, так как традиция почитания «устюжских родителей» существовала не только в Хлынове, но также в городах Слободском и Котельниче, селах Подчуршино Слободского уезда, Покровском Котельничского уезда, Верхосунье Нолинского уезда, Истобенском Орловского уезда. Может при этом следует отдать предпочтение записям из синодиков именно церквей г. Хлынова? Однако в синодике Богоявленского собора записано: «Устюжские ж: Василия, Феодора, Патрикия и иже с ними 7000 убитых под Котельничем градом ж»,[113 - ГАКО. Ф.313. – Оп.1.– Д.35. – Л.223—224.] на основании чего Низов предположил, будто Свистунья «родом» из Котельнича, и ее «историко-культурные истоки… логично усматривать в недрах народной традиции, сложившейся в среде котельничан в связи с поминовением «устюжских родителей».[114 - Низов В. В. Проблемы этнокультурной истории вятских народов… – С.87] Однако и это не более чем гипотеза. Если вятские книжники сообщают о битве в Раздерихинском овраге столь противоречивые сведения, то, может, прояснят вопрос устюжские летописцы? Однако ни «Летописец о великом граде Устюге»,[115 - РГАДА. Ф.188. – Оп.1. – Д.163.] ни «Летописец Богом спасаемого града Устюга»,[116 - РГАДА. Ф.188. – Оп.1. – Д.162.] ни «Устюжский летописец»[117 - РГАДА. Ф.188. – Оп.1. – Д.8.] о легендарной битве в Раздерихинском овраге ничего не сообщают. Хотя не раз упоминают о том, что в XV веке между устюжанами и вятчанами, действительно, существовали непростые отношения. Так, согласно «Летописецу о великом граде Устюге», в 1417 г. вятчане и устюжане совместно воевали Двинскую землю. В 1436 г. вятчане не поддержали князя Василия Косого в походе на Устюг, но спустя два года уже сами ходили войной на устюжан и сожгли древний город Гледен. В 1459 г. устюжане помогли великому князю Ивану Васильевичу Московскому смирить Вятку. В 1466 г. вятчане снова разбойничали в землях устюжан и сожгли Кокшенгу, затем «выплыв в Двину, пошли вверх по оной и по Югу, но принуждены были устюжан изготовившихся к бою под командой их наместника Сабурова, оставить в покое и поспешить в Вятку». Это упоминание устюжан о «наместнике Сабурове» весьма примечательно, так как синодики вятских церквей указывают на гибель Анфала именно в составе «Сабуровой дружины».[118 - Троицкой церкви с. Макарье, Рождественской церкви с. Подчуршино, Богоявленского собора г. Хлынова – Мусихин А. Л. Известие о гибели двинского боярина Анфала Никитина в общерусских и вятских летописях. Причины разночтений \\ Мининские чтения. Труды участников международной научной конференции. – Нижний Новгород, 2010. – С.362—364.] Однако «Летописец о великом граде Устюге» опровергает это мнение. В 1469 г. вятчане и устюжане снова вместе ходили войной «на Казань», а в 1471 г. – на Двинскую землю. В 1486 г. вятчане разграбили три волости близ «Подосиновского городка», но, узнав, что против них выступили устюжане, возвратились в Вятку. После чего в 1488 г. воеводы великого князя, «при которых было воинство – двиняне, важане и каргопольцы», охраняли устюжан от вятчан. В 1489 г. устюжане участвовали в покорении и «разводе» Вятки Иваном III, сопроводив пленных предводителей вятчан в Москву к великому князю.[119 - Летописец о великом граде Устюге. – РГАДА. Ф.188. – Оп.1. – Д.163, Л.14 об. – 15 об., 18 об. – 24 об., 26—27.] Иногда известия устюжских книжников лаконичны, иногда – более чем подробны. Но о битве в Раздерихинском овраге – ни слова. И это при том, что в ней погибло от 5 до 9 тысяч воинов! Чтобы осознать масштаб трагедии, вспомним, что спустя два столетия, в 1615 году, во всем Хлынове насчитывалось немногим более 630 дворов.[120 - В том числе 50 церковных, 30 служилых, 390 тяглых, 80 бобыльских и 82 нищих. – См. Вятка. Материалы для истории города XVII – XVIII столетий. – М., 1887. – С.16—17.] Поэтому с уверенностью можно сказать – случись эта битва даже не в XV, а в XVII веке, она стала бы катастрофой не только для Хлынова, но для всей русской Вятки. Следовательно, масштаб сражения, если оно и состоялось, был куда более скромным. Но может в этой битве участвовали не одни только хлыновцы, но также жители других вятских поселений. Но и это – не факт! Так как на основании летописных источников мы вообще не можем утверждать, что это была битва вятчан с устюжанами. Известно лишь, что Михаил Рассохин где-то на Вятке убил Анфала Никитина, но, кто именно сражался на стороне этих вождей, не сказано. С равным успехом можно предположить, что этот вооруженный конфликт произошел между двумя отрядами новгородских наемников или бандами ушкуйников.[121 - В набеге 1374 г. участвовали 90 ушкуев по 28—29 человек каждый, всего около 2600 воинов.] Однако «отдуваться» за них почему-то приходится вятчанам, заслужившим от современных исследователей упреки в хлыновстве и слепородстве! Таким образом, ни одна из известных ныне общерусских, ни один из вятских или устюжских летописцев не позволяет идентифицировать сражение между Анфалом Никитиным и Михаилом Рассохиным как Раздерихинскую битву, в которой вятчане и устюжане «своя своих не познаша и побиша». Но тогда чем можно объяснить возникновение этой легенды, и чему посвящен праздник вятской Свистуньи, который год от года все более широко и торжественно отмечается в г. Кирове? Басня, записанная Петром Рычковым Когда и где сложилась эта легенда, мы вряд ли узнаем. Известно лишь, что в 1770 г. первым ее зафиксировал географ, краевед, экономист Петр Иванович Рычков (1712—1777), совершавший путешествие по провинциям российского государства. В «Записках» Рычкова легенда о Раздерихинской битве помечена 24 июля 1770 года.[122 - Рычков П. И. Продолжение журнала или дневных записок путешествия капитана Рычкова по разным провинциям российского государства в 1770 году. – Спб, 1772. – С. 44—46.] Приведем этот пространный рассказ в авторской редакции: «Когда татара опустошали Вятскую страну, то скоро сия плачевная весть достигла до единоплеменных им народов, живших в областях Устюга великаго. Они, узнав сие и видя вятчан приведенных в разорение от варварских народов, отправили к ним в помощь несколько тысяч вооруженных людей. Но с ними случалось чудное и никогда неожидаемое нещастие, произошедшее от следующей причины. Устюжана (как видно, считая вятчан осажденными от татарских войск и желая, чтоб о пришествии их не уведали в неприятельском стану) разсудили, не давая знать гражданам города Хлынова, притти к ним в ночную темноту. Они сие было изполнили и пошли ко граду подле самаго берега реки Вятки, где от зрения людскаго вместе с темнотою прикрывала их высокая гора, на верху коей стоит тот город, которого плачевное состояние подвигло их идти к нему на помощь. Будучи объяты таким осторожным намерением с великою тишиною приближились они к самому городу. Но градские стражи, усмотря при подошве горы колеблющийся народ, почли их за неприятелей, и тотчас ударили тревогу, на которую сбежались все градские жители. Не было уже нужды возвещать стражем причину нечаянной тревоги – все могли усмотреть сквозь мглу множество пришедших к ним людей, о которых все единогласно говорили, что они суть враги нашего города. Будучи оскорблены частыми набегами неприятелей и притом пробудившись от сна, увидя себя вдруг окруженных неведомо каким народом, не разбирая ничего, с ужасным отчаянием сделали из города вылазку и вступили с устюжанами в кровопролитный бой. Ярость тем паче с обоих сторон умножалась, что обои народы сражаясь друг с другом, в темноте думали, что они убивают неприятелей. Ибо вятчане почли их черемисами. Напротив того устюжана приняли их за татар, овладевших городом Хлыновом. И в таких странных мыслях проливали кровь свою до тех пор, как утренняя заря осветила их от темноты ночной. В сей час ужас их еще больше объемлет, потому что вятчана видят тех, с которыми они сражались, в таковой же одежде, как и сами, и со страшным изумлением спрашивают их: „Что вы за люди?“ Они ответствуют: „Мы устюжана пришли для защищения вятчан от общих наших врагов“. Услыша сии слова и познав друг друга, ударились в несказанную печаль, видя умерщвленных своих одноземцев, родственников и приятелей. Наконец сия печаль, сказывают, будто бы превратилась в пущее их междоусобие, тем паче, что обои народы считали, что сие ужасное кровопролитие с чьей-нибудь стороны умышленное, а по тому все защищали свою невинность острием меча. Но сие междоусобие прекратилось тем, когда предводитель устюжских войск именем Анфал и сын его Нестор убиты были от некоего Михаила Россохина, бывшего Вятским народоначальником. Сказывают, что с обоих сторон на месте убито более 4000 человек, которые все погребены в предместии города Хлынова, и нынешние градские жители в память сего нещастнаго случая отправляют ежегодно на том месте при собрании всего народа печальные поминки».[123 - Там же.] Прежде всего заметим, в рассказе Рычова нет ни слова о слепородстве вятчан, хотя он настолько эмоционален и изобилует таким количеством подробностей, что впору предположить, будто автор лично принимал участие в той трагической баталии. Основываясь исключительно на устном предании – как известно, не самом достоверном источнике – он уверенно связал это сражение с битвой между Анфалом Никитным и Михаилом Рассохиным и перенес его действие под Хлынов. При этом большую часть своего рассказа Рычков вынужден объяснять, как и почему могло произойти столь невероятное и кровавое «междоусобие». Но ему вряд ли удалось разрешить все недоумения. Зададим несколько вопросов: – Могло ли многотысячное войско устюжан незаметно, «с великой тишиною», в ночи приблизиться к Хлынову на расстояние рукопашной схватки? – Если вятчане накануне битвы мирно спали, по какому признаку устюжане сочли Хлынов «осажденным от татарских войск»? – Если жители Хлынова страдали от набегов татар, то почему приняли устюжан за… черемисов? – Неужели противоборствующие стороны, бившиеся до самой утренней зари, не могли узнать друг друга иначе, как по одежде – например, по оружию, снаряжению, крикам и брани, которыми сопровождалось любое рукопашное сражение? – Почему, увидев, что Хлынов окружен неизвестным противником, его жители решили не укрыться за городскими укреплениями, а выйти из города и напасть на врага? Вообще, из рассказа Рычкова создается впечатление, будто той ночью сражались не опытные воины, а ничего не смыслящие в ратном деле малые дети. Неадекватное поведение вятчан в начале сражения вызывает разве что жалость, но обвинять их в намеренном братоубийстве – это уже слишком! Что касается второй части сражения, когда от отчаяния обе стороны стали истреблять друг друга, то также не понятно, почему ответственность за это беззаконие и название слепородов должны нести только вятчане? Устюжане не в меньшей степени заслужили этот упрек. Когда возникло записанное Рычковым предание – неизвестно. Однако заметим, что автор «Повести о стране Вятской», составленной по всей вероятности около 1706 г., хотя и приводит в последней части своего сочинения краткое известие об убийстве Анфала Никитина от Михаила Рассохина, но никак не связывает его с битвой в Раздерихинском овраге. Возможно, потому что по данным синодика Богоявленского собора, при котором служил Семен Поповых, вероятный автор «Повести», эта битва произошла под Котельничем. Так или иначе, но именно Рычков первым связал легенду о битве в Раздерихинском овраге с сообщением «Повести» о битве между Анфалом Никитиным и Михаилом Рассохиным. Впрочем, сделано это было без умысла обвинить вятчан в слепородстве. Напротив, Рычков весьма высоко отзывается о нравах «обитателей Вятской провинции»: «В нравах, в житии и в самом языке обитателей Вятской провинции примечается все, что слышим мы по преданиям о нравах древних славян, обитавших в новгородских пределах. Остатки простоты того времени, изображающей нам приятное добронравие отцов наших, сохранены между вятчанами более всех других потомков сего народа».[124 - Рычков П. И. Продолжение журнала или дневных записок… – С.52.] Также нельзя не обратить внимания, что в описании Раздерихинской битвы и посвященного ей праздника Рычков не упоминает названия Свистунья или Свистопляска, называя ежегодное памятование о нем «печальными поминками», которые «градские жители» отправляют «при собрании всего народа». Последнее замечание о том, что в «поминках» принимали участие не только хлыновцы, но также жители других вятских городов и сел, заставляет предположить, что Свистунья была не только городским, но и региональным праздником, объединявшим всех приехавших в эти дни в столицу Вятской провинции. Легенда о Раздерихинской битве в изложении Рычкова примечательна и тем, что в ней ничего не сказано о церковной составляющей праздника – ни о часовне, возведенной в месте упокоения погибших воинов, ни о панихиде, совершаемой в память о них. Зная интерес автора к подробностям и деталям, можно предположить, что это молчание неслучайно и свидетельствует о том, что во времена Рычкова Свистунья была именно народным праздником со всеми вытекающими из этого последствиями в виде плясок, песен, свиста, кулачных боев, винопития и иных составляющих языческой тризны. «Пережитки язычества» Первое упоминание о панихиде содержится в изданной в 1808 г. «Истории вятчан» Александра Вештомова. Но даже тогда, спустя три десятилетия, «пережитки» язычества все еще были заметны внимательному глазу первого вятского историка, который писал: «После отправления сей панихиды собираются на то место жители и гуляют оные невинно, подлые же пьют. Несколько лет назад тому происходило притом по обычаю язычников свисты и пляски, от чего и называется сей случай на Вятке Свистопляскою. Также обыкновенные были и кулачные бои, но оные, так как и пляски, благоразумным начальством ныне уже прекращены, а свисты остаются притом в шалостях только робят».[125 - Вештомов А. И. История вятчан со времени поселения их при реке Вятке до открытия в сей стране наместничества или с 1181 по 1781 год чрез 600 лет. – Казань, 1808. – С.31—32] И далее о том, что «у священства оправляющего сию панихиду, нет никакого письменного предания, утвержденного духовными властями, да ниже никакого, кроме изустных, и то противоречащих рассказов о древнем оном побоище».[126 - Там же.] Это свидетельствует против мнения о том, что праздник Свистуньи в те годы пользовался каким-то особым расположением местных властей. При этом Вештомов не скрывает, что рассказы «о древнем оном побоище» противоречат друг другу, и вероятнее всего той ночью устюжане, действительно, напали на Хлынов, так как «удельные князья в землях по левую сторону Волги лежащих и великим князьям принадлежащих, управлявшие, нередко посылали отряды против вятчан».[127 - Там же.] В том числе и из числа устюжан. Поэтому, по мнению Вештомова, вятчане не ошиблись, вступив с ними в бой. А раз так, то не было никакого «раздрания» и «слепородства». Неслучайно на плане Хлынова 1759 г. овраг, в котором будто бы произошла эта битва, назван не Раздерихинским (от слова «раздраться»), а Вздерихинским или Вздерихой, так как по нему «вздирались», то есть взбирались от реки в город. Не было в старом Хлынове и улицы Раздерихинской – впервые она появилась после 1784 г., уже в губернской Вятке. Долгое время светские и церковные власти Хлынова оставались безучастными к празднику Свистопляки, повод к которому был не вполне ясен, а само действо исполнено многих языческих пережитков. Только в конце XVIII столетия «благоразумное» начальство было вынуждено обратить внимание на историю этого торжества, а еще более – на саму традицию празднования. Вероятно, не по своей воле, а понуждаемое государственной властью, которая в течение «просвещенного века» не раз призывала местное управление к борьбе с «ложными чудесами» и «суевериями».[128 - Достаточно вспомнить Указы императрицы Анны Иоанновны от 25 мая 1731 г. и Святейшего Синода от 25 ноября 1737 г. о борьбе с «суевериями» и «ложными чудесами».] Очевидно, что Хлынов, являвшийся центром отдельной епархии (с 1657 г.) и провинции (с 1719 г.), и тем более Вятка, провозглашенная сначала центром наместничества (в 1780 г.), а затем и губернии (в 1796 г.), не могли оставаться в стороне ни от «государевых дел», ни от решений Синода.[129 - См. например, в настоящем сборнике статью: Коршунков В. А. Поклонялись ли вятчане в XVIII веке языческом «богу» Волосу?] Пример тому – распоряжения вятского архиепископа Лаврентия (Горки) о запрете Великорецкого паломничества, направленные против сопровождавших его суеверий.[130 - Дудин А., протоиерей. Великорецкий крестный ход \\ Великорецкая икона святителя Николая. – Вятка, 2007. – С.103.] Однако борьба с «языческими пережитками» Свистопляски растянулась на многие годы и, по свидетельству Вештомова, увенчалась первыми достижениями только на рубеже XVIII и XIX веков, когда главный акцент праздника был перенесен с «тризны и игрищ» на церковную панихиду. Примечательно, что именно в этот период Вздерихинский овраг стал называться Раздерихинским, а Свистопляска – Свистуньей, что на наш взгляд также явилось следствием этих перемен. О том, что в середине XIX века языческие обычаи Свистуньи уже не кололи глаз просвещенным вятчанам, можно судить из статьи П.В.Алабина «Относительно некоторых древностей Вятского края», опубликованной в 1865 г.: «В самом городе Вятке существует овраг по имени Раздерихинский, спускающийся к реке Вятке. По этому оврагу, во времена перваго поселения вятскаго – шли на помощь ночью к осажденным туземцами вятчанам устюжане, но по несчастию вятчане, не узнав своих союзников, и предполагая в них неприятеля, бросились на них; в кровавой свалке погибло много устюжан, к величайшему, в последствии, горю вятчан. На утро объяснилось кровавое несчастие, вятчане с честию похоронили своих погибших союзников на самом месте побоища, тут же поставили часовню, доселе существующую, хотя вероятно в обновленном, но все таки полуразрушенном виде и установили ежегодно в день побоища совершать по убиенным устюжанам панихиду. В последствии, вероятно при значительном стечении народа на эту панихиду, дети, воспоминая произошедшую на этом месте битву, стали играть у этой часовни в войну, причем одна партия детей обыкновенно подымалась по крутым берегам оврага, а другая партия не допускала их взойти на высоту и бросала в наступающих комками земли. Со временем оружие это было заменено глиняными шариками, расписанными разными красками. Производством и продажею этих шариков, так называемых „шарышей“, стала заниматься лежащая напротив оврага, по ту сторону реки Вятки, слобода Дымково, жители которой более и более развивая свою торговлю шариками, начали делать глиняныя игрушки, продажа которых в день панихиды у сказанной часовни образовала целую ярмарку, известную под именем Свистопляски, так как детская война, на этом месте обыкновенно происходившая, сопровождалась свистом в берестяныя свистульки, продажа которых, также как и глиняных петушков-свистунов, продолжается в день праздника в обширных размерах и ныне». Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/aleksandr-gennadevich-balyberdin/neizvestnyy-hlynoff-populyarno-o-vazhnom/?lfrom=688855901) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом. notes Примечания 1 Какое название должен носить город Киров – Киров или Вятка? – Электронный ресурс: Из Кирова в Вятку. – Режим доступа: http://kirov.vyatka.ru/poll/kakoe-nazvanie-dolzhen-nosit-gorod-kirov-kirov-ili-vyatka (http://kirov.vyatka.ru/poll/kakoe-nazvanie-dolzhen-nosit-gorod-kirov-kirov-ili-vyatka); Какое название нашего города является наиболее перспективным для его будущего развития? – Электронный ресурс: За Вятку! – Режим доступа: http://vkontakte.ru/club1824076 (http://vkontakte.ru/club1824076) 2 Например, статьи, вошедшие в разделы «Деревянное зодчество на Вятской земле», «Начало каменного строительства», «От барокко к классицизму» 5 тома «Архитектура» «Энциклопедии земли Вятской». – Киров, 1996. – С.13—72, 133—152. 3 Например, Л.Б.Безверховой, автору статей раздела «Градостроительство» 5 тома «Архитектура» «Энциклопедии земли Вятской». – Киров, 1996. – С.13—72, 164—191. 4 Макаров Л. Д. Возникновение и первоначальное развитие города // Энциклопедия земли Вятской. Т.1. История. – Киров, 1996. – С.13, 31. 5 Древние акты, относящиеся к истории Вятского края. – Вятка, 1881; Свод летописных известий о Вятском крае / Сост. А.А.Спицын. – Вятка, 1883; Сказания русских летописцев о Вятке // Тр. ВУАК, 1905. – Вып. I, отд. II.– С.1—121; Времянник еже нарицается Летописецъ Российскихъ князей, како начася в Российской земле кнжение и грады утвердишася. Вкратце написано // Тр. ВУАК, 1905. – Вып. II, отд. II.– С.1—67; О стране Вятской, Летописецъ о стране Вятской // Тр. ВУАК, 1905. – Вып. III, отд. II.– С.12—53; Летописецъ старых летъ, что учинилося въ Московскомъ государстве и во всей Вятской земле въ нынешняя въ последняя времена // Тр. ВУАК, 1905. – Вып. IV, отд. II.– С.8—27; Повести о Великорецкой иконе Святителя Николая // Тр. ВУАК, 1905. – Вып. IV, отд. II.– С.38—84; Росписной списокъ столника и воеводы князя Петра Семеновича Прозоровскаго что онъ принял отъ воеводы Василья Поликарповича Нарышкина на Вятке два земляные города Хлынова в 7184 году // Тр. ВУАК, 1905. – Вып. V – VI, отд. II.– С.8—30; Росписной списокъ боярина и воеводы князя Михаила Ивановича Лыкова что онъ принялъ отъ Петра Дорошенки городъ Хлыновъ 7192 (1684) года // Тр. ВУАК, 1905. – Вып. V – VI, отд. II.– С.30—31; Соборное изложение Преосвященнаго Ионы архиепископа Вятскаго и Великопермскаго о празднестве пятой недели Великаго поста // Тр. ВУАК, 1905. – Вып. II, отд. III.– С.31—35; О начале Царевоконстантиновской церкви в Хлынове // Тр. ВУАК, 1905. – Вып. II, отд. III.– С.35—36; О Царевоконстантиновской церкви // Тр. ВУАК, 1905. – Вып. II, отд. III.– С.36—41; Старинные акты Вятской Царевоконстантиновской (Знаменской) церкви // Тр. ВУАК, 1905. – Вып. II, отд. III.– С.41—43; Грамоты и акты Вятского Успенского Трифонова монастыря 1580—1764 гг. // Тр. ВУАК, 1906. – Вып. I – II, отд. II.– С.1—178; Вып. III – IV, отд. II.– С.179—346; Вып. V – VI, отд. II.– С.347—518; Грамоты и акты Вятского архиерейского дома // Тр. ВУАК, 1907. – Вып. II, отд. II.– С.1—116; Вып. III, отд. II.– С.117—212; Вып. IV, отд. II. – С.213—306; Храмозданные грамоты на построение церквей в Вятской епархии // Тр. ВУАК, 1914. – Вып. II – III, отд. II.– 531 c. 6 Вятка: Материалы по истории города XVII и XVIII столетий. – Вятка, 1887; Городъ Хлыновъ въ 1615 году по Дозорной книге князя Ф.А.Звенигородскаго // Тр. ВУАК, 1906. – Вып. III – IV, отд. III.– С.1—27; Хлынов (Вятка). Писцовая книга 1628 года Афонасия Михайловича Толочанова и подъячего Андрея Иевлева // Тр. ВУАК, 1913. – Вып. III – IV, отд. III.– С.102—141. 7 Публикация двух списков «Повести о стране Вятской» заняла 40 страниц, а посвященные ей «Предисловие» и «Послесловие издателя» 56 страниц. – Труды ВУАК, 1905. – Вып. III, отд.2. – С.1—12, 54—97. 8 Верещагин А. С. К истории древнего Хлынова. – Вятка, 1904; Верещагин А. С. Изъ истории древне-русской Вятки. – Вятка, 1905; Верещагин А. С. Суздальско-Нежегородские князья в истории древней Вятки // Тр. ВУАК, 1906. – Вып. I – II, отд. III.– С.1—30; Верещагин А. С. О походе вятчан на Югру в 1499 году // Тр. ВУАК, 1908. – Вып. I, отд. III.– С.1—14 и другие. 9 Тр. ВУАК, 1909. – Вып. I, отд. I.– С.I. 10 Шубин А. Александр Степанович Верещагин. Некролог // Тр. ВУАК, 1909. – Вып. I, отд. I.– С.7. 11 Макаров Л. Д. Возникновение и первоначальное развитие города… – С.11. 12 Верещагин А. С. Послесловие к Повести // Труды ВУАК, 1905. – Вып. III, отд.2. – С.97. 13 Верещагин А. С. Послесловие к Повести… – С.90. 14 Там же. – С.81. 15 Спицын А. А. Свод летописных известий о Вятском крае. – Вятка, 1883. – С.14. 16 Макаров Л. Д. Возникновение и первоначальное развитие города… – С.12. 17 Эммаусский А. В. К вопросу о времени основания города Вятки (Кирова) – Киров, 1971; Эммаусский А. В. Основание города Вятки // Спутник агитатора. – Киров, 1971. – №9 – С.15—20; Эммаусский А. В. Начало города Вятки. Присоединение его к Москве // История города Кирова. – Киров, 1974. – С.9—15. 18 Мусихин А. Л. Вопрос об основании города Кирова в работах А.В.Эммаусского // Петряевские чтения, 2005: Матер. науч. конф., Киров, 24—25 февраля 2005 г. – Киров, 2005. – С.120—130. 19 Эмблема праздника наконец-то выбрана. – Электронный ресурс. Режим доступа: http://www.kipov.ru/?id=30119 (http://www.kipov.ru/?id=30119) 20 Бушков А. А. Россия, которой не было: загадки, версии, гипотезы. – М.; СПб; Красноярск, 2001. – С. 7. 21 Луппов П. Н. К вопросу о происхождении «Повести о стране Вятской» // Записки УдНИИ, выпуск 12.– Ижевск: Удмуртгосиздат, 1949.– с.70—82. 22 Эммаусский А. В. История Вятского края в XII – середине XIX века. – Киров, 1996. – С.27—30. 23 История и культура Волго-Вятского края (к 90-летию Вятской ученой архивной комиссии: Тезисы докладов и сообщений к межрег. науч. конф. – Киров, 1994. – 576 с.; Шведы и Русский Север: историко-культурные связи (к 210-летию А.Л.Витберга): Матер. междунар. науч. симпозиума. – Киров, 1997. – 384 с.; Религия и Церковь в культурно-историческом развитии Русского Севера (к 450-летию преп. Трифона Вятского чудотворца): Матер. междунар. науч. конф. – Киров, 1996. – Т.1. – 512 с., Т.2. – 448 с.; Европейский Север в культурно-историческом процессе (к 625-летию города Кирова): Матер. междунар. конф. – Киров, 1999. – 464 с.; 24 Низов В. В. Зарождение православного культа на Вятке // Религия и Церковь в культурно-историческом развитии Русского Севера… – Т.1. – С.23. 25 Низов В. В. Хлынов. Рождение города // Европейский Север в культурно-историческом процессе… – С.14. 26 Гуссаковский Л. П. Из истории русской Вятки // Европейский Север в культурно-историческом процессе… – С.32—40; Захаров С. Д. Раскопы Л. П. Гуссаковского в Хлыновском кремле // Европейский Север в культурно-историческом процессе… – С.41—48; Макаров Л. Д. История архелогического изучения города Вятки (Хлынова) // Европейский Север в культурно-историческом процессе… – С.48—57. 27 Гуссаковский Л. П. Из истории русской Вятки // Европейский Север в культурно-историческом процессе… – С.36. 28 Уо Д. К. Новое о «Повести о стране Вятской» // Европейский Север в культурно-историческом процессе… – С.350—380/ 29 Сказание о вятчанех, како и откуду приидоша на Вятку крещеныя люди и в той Вятцкой земли насельницы быша. – ГБРУ, № Пи9250, Лл.63 – 68 об., 595, 596. 30 Уо Д. К. «Анатольевский сборник» и проблемы вятского летописания: Текст // Шведы и Русский Север: историко-культурные связи (к 210-летию А.Л.Витберга): Матер. междунар. науч. симпозиума. – Киров, 1997. – С.348 – 353. 31 Уо Д. К. История одной книги: Вятка и «не-современность» в культуре Петровского времени». – СПб, 2003. – 394 С. 32 Мусихин А. Л. «Повесть о стране Вятской»: новые открытия // Церковь в истории и культуре России: сборник материалов Международной научной конференции. Киров (Вятка), 22—23 октября 2010 года. – Киров, 2010. – С. 87—92. 33 Макаров Л. Д. Древнерусское население Прикамья в X – XV веках: Глава из автореферата диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук. – Электронный ресурс. Режим доступа: http://lib.udsu.ru/a_ref/06_12_008.pdf 34 Мусихин А. Л. Вятская фолк-хистори: кто виноват и что делать? // Герценка: Вятские записки: [Научно-популярный альманах]. – Киров, 2010. – Вып. 17. – С. 91—97. 35 Пушкин А. С. Письмо к П.Я.Чаадаеву – Электронный ресурс. Режим доступа: http://www.pravmir.ru/pushkin-chaadaevu-ni-za-chto-na-svete-ya-ne-xotel-by-peremenit-otechestvo-ili-imet-druguyu-istoriyu/ (http://www.pravmir.ru/pushkin-chaadaevu-ni-za-chto-na-svete-ya-ne-xotel-by-peremenit-otechestvo-ili-imet-druguyu-istoriyu/) 36 Строительство первого современного ушкуй не за горами. – Электронный ресурс. Режим доступа: http://www.kipov.ru/?id=48498 (http://www.kipov.ru/?id=48498) 37 Казаки родом с Вятки. – Электронный ресурс. Режим доступа: http://belyh.livejournal.com/309896.html (http://belyh.livejournal.com/309896.html) 38 Памятник Ленину может исчезнуть с Театральной площади – Электронный ресурс. Режим доступа: http://www.kipov.ru/?id=172 (http://www.kipov.ru/?id=172) 39 Толковый словарь живого великорусского языка Владимира Даля – Электронный ресурс. Режим доступа: http://slovari.yandex.ru/dict/dal/article/dal/03181/15100.htm&stpar1=1.11.1 (http://slovari.yandex.ru/dict/dal/article/dal/03181/15100.htm&stpar1=1.11.1) 40 Энциклопедический словарь Ф.А.Брокгауза и И.А.Эфрона – Электронный ресурс. Режим доступа: http://gatchina3000.ru/brockhaus-and-efron-encyclopedic-dictionary/105/105331.htm (http://gatchina3000.ru/brockhaus-and-efron-encyclopedic-dictionary/105/105331.htm) 41 Полное собрание русских летописей. Том XLIII. Новгородская летопись по списку П.П.Дубровского. – М., 2004. – С.126, РНБ, – F. IV.238. – Л.237—237 об.; Евангелие от Матфея, гл.7, стих 2. 42 Спицын А. А. Свод летописных известий о Вятском крае. – Вятка, 1883. – С.14. 43 В.Л.Егоров. Золотая Орда перед Куликовской битвой // Куликовская битва. Сб. статей. М.: Наука. 1980,с.206—207; 44 Низов В. В. Новгородские ушкуйники: мифы и действительность // История и культура Волго-Вятского края… – С.17, 19. 45 Троицкая летопись – свод начала 15 века, долгое время хранившийся в библиотеке Троице-Сергиева монастыря. Открыта Г. Ф. Миллером в 1780-е гг. Погибла в пожаре Москвы 1812 г. М. Д. Присёлков (http://slovari.yandex.ru/~%D0%BA%D0%BD%D0%B8%D0%B3%D0%B8/%D0%91%D0%A1%D0%AD/%D0%9F%D1%80%D0%B8%D1%81%D1%91%D0%BB%D0%BA%D0%BE%D0%B2%20%D0%9C%D0%B8%D1%85%D0%B0%D0%B8%D0%BB%20%D0%94%D0%BC%D0%B8%D1%82%D1%80%D0%B8%D0%B5%D0%B2%D0%B8%D1%87/) предложил опыт восстановления утраченного текста по материалам изданий Лаврентьевской летописи (http://slovari.yandex.ru/~%D0%BA%D0%BD%D0%B8%D0%B3%D0%B8/%D0%91%D0%A1%D0%AD/%D0%9B%D0%B0%D0%B2%D1%80%D0%B5%D0%BD%D1%82%D1%8C%D0%B5%D0%B2%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F%20%D0%BB%D0%B5%D1%82%D0%BE%D0%BF%D0%B8%D1%81%D1%8C/), «Истории» Н.М.Карамзина (http://slovari.yandex.ru/~%D0%BA%D0%BD%D0%B8%D0%B3%D0%B8/%D0%91%D0%A1%D0%AD/%D0%9A%D0%B0%D1%80%D0%B0%D0%BC%D0%B7%D0%B8%D0%BD%20%D0%9D%D0%B8%D0%BA%D0%BE%D0%BB%D0%B0%D0%B9%20%D0%9C%D0%B8%D1%85%D0%B0%D0%B9%D0%BB%D0%BE%D0%B2%D0%B8%D1%87/), частично по Симеоновской летописи (http://slovari.yandex.ru/~%D0%BA%D0%BD%D0%B8%D0%B3%D0%B8/%D0%91%D0%A1%D0%AD/%D0%A1%D0%B8%D0%BC%D0%B5%D0%BE%D0%BD%D0%BE%D0%B2%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F%20%D0%BB%D0%B5%D1%82%D0%BE%D0%BF%D0%B8%D1%81%D1%8C/) и др. источникам. Издана в 1950 г. 46 Воскресенская летопись – свод 16 века, названный по имени Воскресенского монастыря в Новом Иерусалиме и выражавший интересы великих князей московских. Сохранилась в 13 списках и 4 редакциях. 47 Луппов П. Н. История вятских сел // Энциклопедия земли Вятской. Т.4. История. – Киров, 1995. – С.142—143. 48 Хан Н. А. О походе ушкуйников 1374 г. и основании г. Вятка-Хлынова. – Электронный ресурс. Режим доступа: http://nkhan.by.ru/opy1.shtm 49 Спицын А. А. Древнейшая судьба Вятской области // Календарь Вятской губернии на 1890 г. – Вятка, 1889. – С. 123. 50 Там же. 51 Хан Н. А. О походе ушкуйников 1374 г.… 52 Эммаусский А. В. История Вятского края в XII – cередине XIX вв. – Киров, 1996. – С.29. 53 Н.А.Хан разделяет мнение А.Г.Мухамадиева о том, что это был новый Булгар – «Булгар ал-Джедид» – г. Казань. Мухамадиев А. Г. Булгаро-татарская монетная система. – М.: Наука: 1983, – С.98, 114, 140, 143—144; Он же. Древние монеты Казани. – Казань, 2005. – С.171—172. 54 Хан Н. А. О походе ушкуйников 1374 г.… 55 Связи марийцев с русскими государственными образованиями до 1521 г. – Электронный ресурс. Режим доступа: http://piorme.narod.ru/g11.htm (http://piorme.narod.ru/g11.htm) 56 Там же. 57 Мусихин А. Л. Существовала ли вятская летопись XV века? (К вопросу об атрибуции летописного известия 1374 г. о набеге ушкуйников на Вятку). – Герценка: Вятские записки. – Киров, 2003. – Вып. 4. – С. 26—32. 58 Спицын А. А. Свод летописных известий… – С.15. 59 Там же. – С.15—16. 60 Бердинских В. А. История города Вятки. – Киров, 2002. – С.31. 61 Белых С. К. История народов Волго-Уральского региона. – Ижевск, 2006. – С.44. 62 Обзор данного вопроса см. Макаров Л. Д. Возникновении и первоначальное развитие города // Энциклопедия земли Вятской. Том 1. История. – Киров, Волго-Вятское кн. изд-во, 1994. – С.17—20. 63 Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. Т.4. – М.: «Терра», 1995. – С.551. 64 Мошкина Е. Н. Еще раз о древнем наименовании города Кирова – «Хлынов» // История и культура Волго-Вятского края (к 90-летию Вятской ученой архивной комиссии). Тезисы докладов и сообщений к межрегиональной научной конференции, Киров, Волго-Вятское кн. изд-во, 1994. – С.281—284. 65 Там же. – С.284. 66 Гомаюнов С. А. Проблемы методологии местной истории. – Киров, 1996. 67 Там же. – С.67, 83, 93, 96. 68 Там же. – С.86, 96. 69 Там же. – С.96, 99. 70 Сорокин П. М. О начале Вятской земли. – ГАКО, Ф.170, Оп.1, Д.71, Л.7 об. 71 Гомаюнов С. А. Проблемы методологии… – С.103. 72 Там же. 73 Там же. – С. 74 Верещагин А. С. Из истории древнерусской Вятки. – 1904. – С.11—12. 75 Цит. по Верещагин А. С. Хлынов старше или Хлыново? – 1904. – С.353—354 76 Толковый словарь живого великорусского языка – Электронный ресурс: Википедия. – Режим доступа: 77 Например, в изданных в 1870 г. «Истории Вятского края с древних времен до начала XIX столетия» С. Васильева и Н. Бехтерева и «Историческом очерке Вятского края со времени поселения в нем новгородских выходцев до 1870 года» 78 Гомаюнов С. А. Проблемы методологии… – С.114 79 В частности, ссылаясь на В.В.Низова, об этом писал Л.Д.Макаров в указ. соч. 80 Спицын А. А. Свод летописных известий о Вятском крае. – Вятка, 1883. – С.19—21. 81 Духовная грамота преподобного отца нашего архимандрита Трифона \\ Житие преподобного отца нашего Трифона Вятского чудотворца \ Сост. И. Шестаков. – Казань, 1868. – С. 117—124. 82 Житие преподобного отца нашего Трифона Вятского чудотворца \ Сост. И. Шестаков. – Казань, 1868. – С.66, 69—70. 83 Повести о Великорецкой иконе // ТВУАК, 1905, Вып. 4, Отд.2, С.60—61. 84 Древние акты, относящиеся к истории Вятского края \ Сост. А.С.Верещагин. – Вятка, 1883. – С.8—16. 85 Устюжский летописец. – РГАДА, Ф.188, Оп.1, Д.8, Л.20. 86 Рычков П. И. Продолжение журнала или дневных записок путешествия капитана Рычкова по разным провинциям российского государства в 1770 году. – СПб., 1774. – С.38 87 Вештомов А. И. История вятчан со времени поселения их при реке Вятке до открытия в сей стране наместничества или с 1181 по 1781 год чрез 600 лет. – Казань, 1808. – С.23. 88 Гомаюнов С. А. Проблемы методологии местной истории… – С.115. 89 Том X. Вятская губерния. Список населенных мест по сведениям 1859—1873 гг. 90 Рычков П. И. Продолжение журнала или дневных записок… – С.38. 91 О стране Вятской, Летописецъ о стране Вятской // Тр. ВУАК, 1905. – Вып. III, отд. II.– С.34 92 Герольмейстерском (1725), Толстовском (около 1730) и Музейском (около 1774) 93 Вештомов А. И. История вятчан… – С.23—24. 94 Вештомов, Л.23—24. 95 Ранее Хлынова, Вятки 96 Автор статьи был участником торжества и свидетелем этого разговора. 97 В те годы – преподаватель Вятского государственного педагогического университета, а ныне – протоиерей, клирик Успенского кафедрального собора г. Кирова, научный руководитель и духовник Вятской православной гимназии во имя преподобного Трифона Вятского. 98 Гомаюнов С. А. Проблемы методологии местной истории. – Киров: Вятский госпедуниверситет, 1996. – 134 с. 99 Там же. – С.67, 83, 86, 93, 96. 100 Там же. – С.96, 99. 101 Сорокин П. М. О начале Вятской земли. – ГАКО, Ф.170, Оп.1, Д.71, Л.7 об. 102 Гомаюнов С. А. Проблемы методологии… – С.103. 103 Там же. 104 Там же. – С.115. 105 Там же. —С.101 106 Низов В. В. Проблемы этнокультурной истории вятских народов в эпоху средневековья // Энциклопедия земли Вятской. Т.8. – Киров, 1998. – С.87. 107 Спицын А. А. Свод летописных известий о Вятском крае. – Вятка, 1883. – С.19. 108 Повесть о Вятской стране (Синодальный список) – ОР ГИМ, Син. 841, Л. 7 об. 109 Летописец старых лет (Толстовский список) – РНБ, F. IV. 219 (Толст I. 218), Л.628. 110 Летописец старых лет (Рязанцевский список) – ГАКО, Ф.1404, Оп.1, Д.1-оц, Л.204 об. 111 Сказание о вятчанех како и откуду приидоша на Вятку крещеныя люди и в той Вятцкой земли насельницы быша – ГБРУ, № Пи9250, Лл.65 об. 112 Низов В. В. Проблемы этнокультурной истории вятских народов… – С.77, 85; РНБ, F.844, Л.167. 113 ГАКО. Ф.313. – Оп.1.– Д.35. – Л.223—224. 114 Низов В. В. Проблемы этнокультурной истории вятских народов… – С.87 115 РГАДА. Ф.188. – Оп.1. – Д.163. 116 РГАДА. Ф.188. – Оп.1. – Д.162. 117 РГАДА. Ф.188. – Оп.1. – Д.8. 118 Троицкой церкви с. Макарье, Рождественской церкви с. Подчуршино, Богоявленского собора г. Хлынова – Мусихин А. Л. Известие о гибели двинского боярина Анфала Никитина в общерусских и вятских летописях. Причины разночтений \\ Мининские чтения. Труды участников международной научной конференции. – Нижний Новгород, 2010. – С.362—364. 119 Летописец о великом граде Устюге. – РГАДА. Ф.188. – Оп.1. – Д.163, Л.14 об. – 15 об., 18 об. – 24 об., 26—27. 120 В том числе 50 церковных, 30 служилых, 390 тяглых, 80 бобыльских и 82 нищих. – См. Вятка. Материалы для истории города XVII – XVIII столетий. – М., 1887. – С.16—17. 121 В набеге 1374 г. участвовали 90 ушкуев по 28—29 человек каждый, всего около 2600 воинов. 122 Рычков П. И. Продолжение журнала или дневных записок путешествия капитана Рычкова по разным провинциям российского государства в 1770 году. – Спб, 1772. – С. 44—46. 123 Там же. 124 Рычков П. И. Продолжение журнала или дневных записок… – С.52. 125 Вештомов А. И. История вятчан со времени поселения их при реке Вятке до открытия в сей стране наместничества или с 1181 по 1781 год чрез 600 лет. – Казань, 1808. – С.31—32 126 Там же. 127 Там же. 128 Достаточно вспомнить Указы императрицы Анны Иоанновны от 25 мая 1731 г. и Святейшего Синода от 25 ноября 1737 г. о борьбе с «суевериями» и «ложными чудесами». 129 См. например, в настоящем сборнике статью: Коршунков В. А. Поклонялись ли вятчане в XVIII веке языческом «богу» Волосу? 130 Дудин А., протоиерей. Великорецкий крестный ход \\ Великорецкая икона святителя Николая. – Вятка, 2007. – С.103.