Мы так любили «Битлз». Пьеса

Мы так любили «Битлз». Пьеса Виктор Пятницкий Когда-то они учились в одном классе, любили «Битлз» и одну женщину. Годы пролетели незаметно. Встретившись через много лет, они заново открывают друг друга. Когда тебе уже за пятьдесят можно уже говорить обо всём начистоту. Мы так любили «Битлз» Пьеса Виктор Пятницкий © Виктор Пятницкий, 2016 ISBN 978-5-4483-4528-9 Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero Действующие лица: Шумов Алексей – 55 лет, чиновник, обильная проседь в волосах; одет по-деловому, рубашка, галстук, брюки. Стрельцов Александр – 55 лет, инженер, бледный, худой, шатен, седина на висках; одет: водолазка, джинсы. Дубинин Максим – 55 лет, низкий рост, немного полноват, в левом ухе серьга, одет: бедно, какой-то старый серо-коричневый свитер, широкие мятые штаны. Инга – 20 лет, куколка с серыми глазами. Татьяна – 55 лет, светлые волосы, делала пластику. Стас – 21 год, худой, длинноногий шатен. 1 действие Квартира Шумова. Слева в самом углу висит плазма. Прямо окно с видом на Башню Федерации. Перед ним чуть правее стеклянный стол, три стула. За столом мягкий кожаный жёлтый диван. Ещё правее бар с раковиной и холодильником. В самом правом углу музыкальные инструменты. Слева от окна входная дверь. Дальше вешалка-тумба. Дальше две большие фотографии в рамках: одна с цветами, другая с видом природы. Открывается входная дверь. В квартиру заваливаются Шумов, Стрельцов и Дубинин. У Дубинина за спиной болтается гитара. Шумов (возбуждённо). Парни, давайте к столу. Я в шоке. Такая встреча! Сколько мы не виделись? Лет тридцать? Больше? Дубинин падает на диван. Стрельцов садится на стул. Шумов. Сейчас я всё организую. Он тащит из холодильника на стол закуску, достаёт из бара виски и бокалы. Дубинин (мотая головой). Смотри – организатор. Стрельцов (с задумчивым видом). Да. Шумов (разливая виски в бокалы). И надо же, какая удача встретиться аккурат в день, когда я дома один. Повезло. Стрельцов. Я так и не понял, где вы друг друга нашли. Дубинин. Объясняю. Я стоял, курил около табачного киоска. И тут подходит к киоску такой красиво одетый дядя, вылезший из не менее красивой машины, и покупает сигареты. Мы с ним пересеклись взглядами. Лёха? Макс? Ну и обниматься, охи, ахи. Лёха отправил машину куда подальше, и мы пошли к нему домой пешком. Идём через сквер, смотрим, на скамейке какой-то чудак сидит, о чём-то своём думает. Не Шурик ли Стрельцов? Подошли, точно ты. Стрельцов. Да, это фантастика. Шумов (поднимая бокал). За встречу, пацаны. Дубинин. Ишь какой? Пацаны. Где таких слов набрался? Стрельцов. Такой у него теперь круг общения. Шумов. Идите вы в жопу. Чокнулись, выпили. Дубинин крякнул, а Стрельцов сильно сморщил лицо. Стрельцов. Фу-х. Самогон. Шумов. Хороший самогон. Дубинин. Душевный. Шумов. Парни, как же вы изменились. Как мы изменились. Грёбаное время никого не щадит. Как же быстро оно пролетело. Стрельцов. Кто шёл в гору, тому жаль о прошедших счастливых годах, а кто скакал по ухабам то вверх, то вниз, тому и сожалеть особенно не о чем. Шумов. Ты как был нытиком, так им и остался. Всегда был чем-то недоволен. Дубинин. А помните, как Санёк гениально Макаревича копировал? Шумов. Сань, помнишь? Стрельцов (имитируя голос Макаревича и качая головой). Лица стёрты, краски тусклы, то ли люди, то ли куклы. Взгляд похож на взгляд, а тень на тень. Шумов и Дубинин радостно аплодируют. Шумов. Здорово. Давай ещё выпьем. Выпивают ещё. Дубинин. Я иногда просыпаюсь и думаю, что мне лет шесть или семь. Так хорошо, душевно, в душе кузнечики прыгают. Потом подхожу к зеркалу и… Шумов (живо жуя бутерброд). Я себя в душе где-то лет на тридцать пять ощущаю. Мне бы ещё сил побольше, и я бы почаще в волейбольчик играл, на сёрфе по волнам погонял бы. А, что? Вы не пробовали? Классная вещь. В зеркало я не люблю смотреть, ну его. Стрельцов. Я себя чувствую так, будто мне года восемьдесят четыре, и когда вижу себя в зеркало, нахожу себя совсем даже ничего. Лица Шумова и Дубинина потускнели. Дубинин разлил виски в бокалы. Дубинин. За вечную молодость. Шумов. Точно. Выпили. Стрельцов. А помните Таньку? Как же тебе повезло, Лёха. Многие были в нашем классе в неё влюблены. Дубинин. Да, что многие – все парни. Стрельцов. Помните, какие у неё были косы пшеничного цвета? А когда она первый раз надела мини-юбку? Шумов. Да, ладно вам перестаньте. Она обыкновенная баба, такая, как все. Стрельцов. Тебе легко так говорить. Победитель. Всё ему в жизни удалось. И карьеру сделал и женился на самой лучшей девчонке. Шумов. Завистники вы жалкие. Давайте лучше сменим тему. Дубинин (со вздохом). А помните, те годы. Молодость. Берёзовая роща. Берег реки. Костёр. Гитара. Девчонки. О чём мы говорили, трещали без остановки, наговориться не могли. И всё было как-то, не знаю, как сказать, без этого, без грязи. Стрельцов. Романтично. Дубинин. Вот точное слово. Романтика. Шумов (с усмешкой). Романтики. Да, что в ней такого? Какая романтика? Дубинин. Ты циник. Тебе не понять этого. Стрельцов. Романтика – это когда ты не думаешь о низком. Вот помните было дело, я дружил с Катькой Пономарёвой из параллельного класса? В кино ходил, в цирк. Мороженое ели, по паркам гуляли, но у меня и мысли не было переспать с ней. Мы были тогда чище. Шумов. Ты просто не хотел её. Стрельцов. Нет, не в этом дело. Шумов. В этом. Мучил бедную девушку. Она бедная ждала, ну, когда же он мне задерёт юбку, сукин сын. А ты мозги ей поласкал. Вспомнили романтику. А помните, как с цепями и кастетами бегали биться район на район? Как можно было схлопотать от гопника по физиономии в тёмное время суток только за то, что ты не дал ему прикурить? Стрельцов. Грязь была всегда. А я помню лучшее. Шумов. Не люблю это витание в облаках. Надо быть реалистом. Дубинин. А помните, как любили «Битлз»? Шумов. О. Это да. Помните, как мы пели и играли в школьной группе? Дубинин берёт гитару, и друзья начинают петь «Twist and Shout». Шумов (закрывая глаза ладонью). Ах, почему это всё прошло? Лучше бы мы были музыкантами. Почему мы не «Битлз»? Я тоже так хочу. Дубинин. Парни. А я ведь участвовал в фестивалях бардовской песни. Да. Бросил свой НИИ в восьмидесятые, колесил по стране, работал грузчиком, выступал. Стрельцов. А как же Люська? Дубинин. Мы очень скоро развелись. Прожили полтора года только. Шумов. Что так? Дубинин. Да не готов я был тогда к серьёзным отношениям. Она тоже. Сто лет её не видел. Я ведь в России только полгода. Меня где только не носило. И в Финляндии жил и в Германии и в Швеции. В Штатах обитал. Шумов. Что ты там делал? Дубинин. Музыкой занимался. Играли по ресторанам и на улице. Шумов. Так и промотался всю жизнь по странам и городам? Дубинин. Да, а чего? Шумов. Видимо тебе, здорово, «Битлы» по голове шандарахнули. И ни жён больше, ни детей? Дубинин. Нет. Стрельцов. Вот это судьба. Святой человек. Дубинин. Я не святой. Я живу, как мне хочется. Музыка – это моя жизнь. Шумов. Помните, как в десятом классе, мы играли концерт на двадцать третье февраля. «Битлов» пели и даже «Роллингов». Катька Золотова тогда меня после концерта затащила в туалет, и у меня первый раз случилось это. Дубинин. Да это был крутой концерт. Народ с ума сходил. Я себя чувствовал просто Джоном Ленноном. Стрельцов. Подожди. Катька Золотова говоришь? Но ты же уже встречался в это время с Танькой. Шумов. Мы тогда ещё только за ручку с ней ходили, а с Катькой всё было по-взрослому. Стрельцов. Ты так легко изменил Таньке? Шумов. Нелегко. Я был пьян немного. Стрельцов. Ты всегда был негодяем. Дубинин. А помните, нас на следующий день песочил комсомольский актив школы? Стрельцов. Да. Меня всё равно в комсомол не приняли, а Лёху и так взяли. Шумов. Катька-то мне и помогла. У неё в комсомоле всё было налажено и отлажено. Давайте выпьем за прекрасных дам. Нам всё равно, а им приятно. Он налил в бокалы виски. Выпили. Стрельцов. Макс. Ты видел мир. Расскажи, как там живут люди? За бугром. Макс. Везде всё одинаково. Миром правят зависть, алчность, амбиции. Шумов. Я бы ещё добавил секс и комплексы. Стрельцов. У тебя какой комплекс? Мания величия? Шумов. Ага и комплекс неполноценности. Нет, парни, комплексы, они у каждого есть, на самом деле. Если покопаться, то можно найти у себя какой-нибудь косячок. Комплекс или фобию. Я вот помню, в детстве очень боялся получить плохую оценку и потом всегда желал другим плохих оценок. Я всё время хотел быть первым. Стрельцов. Президентом? Шумов. Из чиновника мэрии доскакать до президентского кресла. Нет уже поздно. До мэра, может быть, успею и то тяжело. Хотя бы до заместителя мэра, мне этого хватит. Дубинин. А я в детстве боялся ядерной войны. Мне мерещилось, что скоро рванёт. И сны страшные снились с ядерными грибами. Потом отлегло, когда перестройка наступила. Я так радовался. Стрельцов. Я всю жизнь боялся зубных врачей и вида крови. И сейчас боюсь. Дубинин. Я последний раз был у зубного лет пятнадцать назад. Шумов. Неудивительно. Надолго ты к нам, в Россию? Дубинин. Что значит надолго? Навсегда. Я помирать на родину вернулся. Шумов. Что, значит, помирать? Дубинин. Ты, что не знаешь, что значит помирать? Шумов. Ты это, старик, брось. Пятьдесят пять – это ещё не финал. Дубинин. Кому как. А я решил. Стрельцов. Чего решил? Дубинин. Заканчивать. Стрельцов. Ты с ума сошёл? Эта жизнь, конечно, полное дерьмо; но… вдруг… Дубинин. Что вдруг? Стрельцов. Будут перемены к лучшему. Дубинин. Дело не в этом. Нет разницы к лучшему или худшему. Что такое худшее? Я прожил жизнь, не имея постоянного дома и заработка. У меня часто не хватало денег на еду и одежду. Многие люди, глядя на такую жизнь, подумают, что это и есть худшее. А я был счастливым. Да. Да. Потому что был свободным и делал, что хотел. Многие считают меня дураком. А они сами кто? Они, работающие на государства и на дядю; рабы, привязанные к работе, которую часто ненавидят. Их можно назвать счастливыми людьми? Шумов. Старик, я тебе завидую. Какой же я кретин, тупо проживший жизнь. У меня так духу не хватило бы и смелости: не подчиняться, не прогибаться, не юлить. Стрельцов. Подожди, дружище. Ты счастлив и зачем, тогда заканчивать, когда всё хорошо. Дубинин. Всё хорошее заканчивается. Счастье моё кончилось. Мне пятьдесят пять и я ещё до сих пор жив. Коббейн ушёл. Джон Леннон. Джимми Хендриксон. Шумов (с удивлённым лицом). Это факт. Стрельцов. Они ушли. Дубинин. А я? Я, чем хуже их? Шумов. Ты лучше. Стрельцов. Да. И потом рано ещё. Ты ещё должен выстрелить, друг. Они выстрелили, а ты нет. Дубинин. Разве? Стрельцов. Твой успех ещё впереди. Дубинин. Успех – как это пошло и гадко. Впрочем, меня зовут принять участие в бэнде. Какие-то малолетки, лет по двадцать. Может быть, я с ними выступлю? Шумов. Это не твой уровень, старина. Стрельцов. Тебе нужна собственная группа. Дубинин. Да. Да только, где я возьму музыкантов? Стрельцов. Возьми меня. В выходные я могу участвовать в концертах. Шумов. И меня. Дубинин и Стрельцов удивлённо смотрят на него. Стрельцов. Не смеши мои седые яйца. Дубинин. Лёха, ты реально готов потратить часть своего драгоценного времени на музыку? Шумов. А что? Мы начнём зарабатывать концертами, и я брошу свою работу. Мне всё это надоело. Я хочу быть свободным. Стрельцов. Это поступок. У Шумова звонит мобильный телефон в нагрудном кармане рубашки. Он достаёт его, встаёт из-за стола, и, расхаживая по комнате, отвечает на звонок. Шумов. Да, Николай Ильич. Я подготовлю документы послезавтра. Железно. Тендеры с Прокофьевым переоформим в лучшем виде, как я обещал. А, что с Леоновым? Не соглашается. На коленях буду ползать, но уломаю. Сделаю всё возможное и невозможное. А вы про это. Да, я виноват. Да, я сукин сын. Да, я… гнида. Это больше не повторится. Клянусь. Чем? Честью и репутацией. Что? Нет, у меня ни того, ни другого? Простите меня. Я обязательно исправлюсь и всё исправлю. Да. Да. Всего хорошего, Николай Ильич. Стрельцов (ухмыляясь). На коленях буду ползать. Дубинин. Чиновничья душа. Шумов смотрит задумчиво в окно, потом садится на стул. Шумов. Смеётесь? Всё кругом ненавидят чиновников. А за что? За успех? За богатство? А, что мешает или мешало вам, господа, идти в чиновники? Лень? Или не хотите мараться? Какая глупая зависть? Да любой окажись на нашем месте и брал бы и лизоблюдничал. Стрельцов. Допустим не любой. Шумов снова встаёт из-за стола. Шумов. Ты думаешь, я пошёл в чиновники, чтобы взятки брать и воровать? Нет, братец, не для этого. Хорошей жизни хотел, это да. Но главное, что мне это было интересно. Интересно! Может быть, я тоже счастливый человек, как Макс. Стрельцов. Предлагаю выпить за счастливых людей. Стрельцов разливает виски. Шумов садится. Выпивают. Дубинин. А помните, как в десятом классе? Мы поехали на картошку. Вечером к нам пристали деревенские и мы чуть не подрались с ними. Стрельцов. Танька тогда носила длинную косу почти до задницы. Дубинин. Я тогда думал, что она дала тебе. Стрельцов. Перестань. Дубинин. Скромник. Помню, как вы за ручку ходили куда-то. Стрельцов. Это было две недели. Дубинин. Три. (Шумову) Ты не ревнуешь? Шумов. Дураки вы. Дубинин. Да. Ты умнее нас всех оказался. Выбился в люди. А мы шелупонь. Шумов. Я и говорю, дураки. Дубинин. Делай нам больно, делай. Стрельцов. А мне не больно. Дубинин. Правильно. Привык уже. Это сначала больно, а просто привыкаешь. Шумов. Ребят. Да вы мазохисты. Дубинин. Нет. Это шутки у нас такие дурацкие. Стрельцов. Совсем немного времени назад мы думали, что это самый счастливый человек. Дубинин. Индюк тоже думал. Дальше сами знаете. 2 действие Звук открывающегося замка. В квартиру входит Инга. Она сбрасывает туфли и удивлённо смотрит на кампанию мужчин. Шумов. Инга. Инга. Кто это? Шумов. Это мои друзья. Максим и Александр. Шумов привстаёт из-за стола и идёт к Инге. Инга. Алексей. Что это за беспредел?! Ты почему не помыл посуду? Шумов (остановившись). Сейчас, сейчас, совсем забыл. (Друзьям) Я быстро. Шумов бежит к раковине и начинает мыть посуду. Инга стоит задумчиво у окна, и не обращает внимание на друзей Шумова. Стрельцов и Дубинин испуганно переглядываются. Дубинин. Лёш, может быть, мы пойдём? Шумов. Нет. Я сказал, я быстро. Шумов домывает посуду и подбегает к Инге, берёт её за руку и подводит к столу. Шумов. Прошу любить и жаловать, это моя жена, Инга. Дубинин. Макс, Максим. Стрельцов. Саша. Инга садится на стул за стол с высокомерным видом. Шумов. Милая, а я думал ты останешься у Светки, как ты говорила. Что случилось? Инга. Мне надоело общаться с этими неинтересными людьми. Шумов. Что же в них неинтересного? Инга. Мне надоели их все эти гадания на Таро. Всё гадают на суженого ряженого. Мне тоже хочется. Шумов. Ну, тебе… Тебе – уже поезд ушёл. У тебя есть законный муж. Инга. Знаю, поэтому мне очень грустно. Шумов. Я что-нибудь придумаю, чтобы тебя развеселить. Хочешь слетать куда-нибудь? Инга. Мы уже везде были. Шумов. В Испании ещё не были. Инга. Как же были. Шумов. Нет. Это ты путаешь с Италией. Инга. Да, а какая разница? Стрельцов. Такая, как между Швейцарией и Швецией. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/viktor-pyatnickiy/my-tak-lubili-bitlz-pesa/?lfrom=688855901) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.