Лысая. Твоя жизнь изменилась, но она продолжается

Лысая. Твоя жизнь изменилась, но она продолжается Анастасия Шантамани Алопеция – этот диагноз слышали более 146 миллионов людей по всему миру, но открыто говорить о ней не принято. Женщины носят парик, дети вырастают в страхе, что они не похожи на остальных. Но как жить дальше, когда твоя внешность меняется резко и неожиданно, когда ты еще ничего и никогда не слышал об этой болезни. Что предпринять, когда однажды утром ты оставишь на подушке больше половины волос. Лысая Твоя жизнь изменилась, но она продолжается Анастасия Шантамани Посвящается всем тем людям, чья внешность волею судьбы изменилась. © Анастасия Шантамани, 2020 ISBN 978-5-4474-5313-8 Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero Машина ехала вверх по блестящей от влаги дороге. Я, вздохнув, смотрела в окно, по которому стекали капли дождя. – С тобой столько всего случилось, – сказала В. – Не хочешь ли ты поделиться с людьми? Напиши книгу. Я же тебе подсказываю. – Я думала над этим, – призналась я. – Столько всего произошло, но что в этом интересного? – Поделись с людьми. Ведь столько женщин в мире страдают от такой же проблемы. А сколько еще таких будет? Расскажи им, как с этим жить, чтобы они не отчаивались. И я задумалась. Да, действительно, много всего накипело. Не все успели столько пережить к 26 годам. Да и не все, слава Богу, слышали такой диагноз, как тот, что услышала я. Нет, от этого вообще не умирают. Но и вылечивают редко. Мне бы сейчас хотелось, чтобы с неба мне на лицо упали ледяные капли дождя, но, выйдя из машины В., я шагала к метро в своих тяжелых ботинках цвета фуксии и думала о ее предложении. Снова что-то писать. Она права: со мной столько всего произошло… Как все начиналось Воспоминания не заставили себя долго ждать… Когда я училась в младших классах, я не считала себя красивой. Я вечно была собой не довольна. То одно не ладилось, то другое, то мальчики внимания не обращают, а если и обращают, то не те. Словом, все было плохо. Одежда… Лучше не говорить, как жутко я одевалась. Знала, что это еще больше уродует меня, но ничего лучшего позволить себе я не могла. Финансы – вот в чем была вся загвоздка. Но, слава Богу, продолжалось это не так уж и долго – всего-то 8 лет. Счастливой я стала в 15. Я окончила школу, все 9 классов, и смогла уйти оттуда со слезами счастья на глазах. Образование, конечно, я продолжила получать – пошла в училище, а параллельно училась в вечерней школе. Там было хорошо, но из всех моих друзей и знакомых «вечерку» заканчивала я одна. Когда мне говорят, что скучают по школе, подразумевая обычную общеобразовательную, я слышу что-то вроде «хочу, чтобы мне вбили гвоздь в палец». Кроме того, в том же году со мной наконец-то произошло что-то замечательное – я стала рестлером. Это так чудесно – стать частью того, что любишь, о чем мечтаешь. Я никогда не думала, что судьба подарит мне такой чудесный подарок. На тот момент, когда я начала об этом мечтать – рестлинга у нас в России тогда еще не было. Но мне улыбнулась удача, и в июле 2003 года во втором составе новичков (нас так и называли – «новички») я поступила в школу этой замечательной постановочной борьбы, столь популярной в Америке. А дальше все было только лучше и лучше, словно все беды и неприятности свалились на меня в школе, и теперь мир уготовил мне только приятные сюрпризы и замечательные подарки. Как бы сказали кришнаиты: плохую карму всю отработала. Путешествовать я начала не слишком рано. Мне было 19, когда я впервые уехала в экспедицию. Меня поразили красоты Алтайского края, полное отсутствие других людей и возможность вращаться на 360 градусов в полном одиночестве, не видя других персон. Это для девушки, всю жизнь до этого прожившей в Москве, – событие. Людей нет. А если и есть, то только те, что тебе нравятся. Тогда для меня жизнь стала по-настоящему сочной. Я ведь не только крутилась вокруг своей оси, снова и снова доказывая себе, что оказалась в чудесном крае, на лоне прекрасной природы. Я ведь трудилась. Трудилась на благо нашей российской науки, не жалея сил, времени и здоровья, и все ради того, чтобы открыть людям новую информацию о нашей планете, природе, вероятно, даже нашем происхождении. Я много лет год за годом ездила с этой организацией в экспедиции. Что и говорить, для меня мы все – единое целое. Там я встретила много хороших людей. Одна из них Таня. Она-то и вытерпела со мной все, что мне впоследствии пришлось пережить… * * * Говорят, мы не всегда способны адекватно воспринимать то, что с нами происходит. Мы словно отгораживаемся за стену глупости, безразличия, наигранной, напускной посредственности и какой-то наивной пустоты. Я так делала. И честно говоря – мне удавалось. Несколько месяцев назад я переехала в Питер. Изначально – по любви, а когда любовная лодка разбилась о быт, осталась с Татьяной. Самое интересное, что когда я говорила, что живу на Сенной, я вызывала какое-то почтительное кивание головами со стороны Петербуржцев. Да только заметив их реакцию, я чаще всего стремилась прибавть, что сплю на матрасе в большой комнате совмещенной с кухней. Не везло мне обычно с именем Таня, но это совершенно другой случай. Таня – душа. Правда, в основном со мной и с теми, кого она так же любит. Поначалу я боялась ее. Она очень суровая и требовательная. Любит повышать тон. У нее был свой бизнес пополам с мамой, а сейчас она одна воспитывает 9-летнюю дочку, сдает недвижимость, живет в шикарной квартире в центре Питера и обожает свой город. Она работала сопровождающим экскурсий. Часто, когда мы едем по городу, я от всей души ей говорю: – Ты классный гид! – Шанти, нет, – неизменно отвечает она. – Спасибо, конечно, но я в лучшем случае сопровождающий. У хорошего гида рот открывается в начале экскурсии и не закрывается до ее конца. Первый раз услышав такое, я испугалась. – Ну это же зуд, а не гид, – возразила я. – Мозг должен отдыхать, медитировать, впитывать красоту. – Это экскурсия, Шанти. – Таким тоном в фильмах обычно сообщают «это война», когда все участники непосредственно уже на фронте. И так всем ясно, что война, и всем ясно, что уже не выберешься. Это война. А это экскурсия. Выбраться куда проще, конечно, но не сказать, что так уж легко. Все время тебя норовят схватить, посчитать, запретить. Еще бы – за туристов-то отвечаешь. И потому экскурсии я не люблю. Вышла уже из школьного возраста и помыкать собой не позволю, тем более за мои же деньги. А вот с Танькой по Петербургу я с удовольствием ездила. Здесь я могла придумать себе роль, образ, другую жизнь и сбежать от той жизни, которая проходила сейчас параллельно у меня в Москве. Честно говоря, порой мне даже казалось, что ничего особо страшного и не происходило. Далеко не каждый день я об этом вообще-то думала. Давно, еще в детстве, прочитала о такой особенности мозга: что страшно, то он и выкидывает, чтобы слишком сильно не травмировать своего хозяина. Мой постарался на славу. Питер вообще какой-то забавный город. Такое ощущение, что многие тут имеют знакомых или родственников. Ну, или почти все. У нас тоже здесь есть какие-то родственники. А теперь у меня еще и друзья. Одно цепляется за другое, и вот теперь у нас образовалась новая компания. Мы вместе тусуемся, общаемся, ездим в Эрмитаж. И кого они перед собой видят? Меня – слишком ушедшую в простую обычную жизнь девушку, которая не интересуется сверхъестественным, избегает разговоров о смерти, поездок на кладбища, пренебрежительно фыркает, когда кто-то рассказывает об очередной вылазке на развалины замка. Я не крашусь, не посещаю салоны красоты – у меня просто кудрявые волосы, большие карие глаза, от природы густые и длинные ресницы и за плечами годы боев в шоколаде – что почти стриптиз. Это и делает меня этаким глуповатым цветочком, который, завопив «МОРОЗ!!!», при первой же трудности убежит в теплое помещение и затребует кофе. Меня видят так. А еще (что, собственно, и является самым главным) я хороший друг. И на самом деле я куда больше, чем то представление обо мне, которое я часто старалась показать. И пусть днем я милая и поверхностная, ночью, когда после работы или очередной поездки я ложусь спать, – возвращаются страхи. Они снова подбираются к моим снам, хватают за руки, хотят вырвать мое сердце ледяными клещами. Я боюсь. Боюсь звонить, слышать, как дела. Я не хочу. Сделать это – ножом по сердцу, а не сделать – будешь чувствовать себя сукой. Лучше быть сукой, – обычно думаю я где-то на задворках сознания и переворачиваюсь на другой бок. Стараюсь не запоминать свои сны, потому что вижу кошмары. * * * Май. Солнце уже вовсю светит, рассветает рано, и Петербург выглядит жизнерадостно, особенно учитывая, что в эту пору сюда приезжают толпы туристов. Я чувствую себя так, словно живу в декорации к фильму или прямо в центре какого-то разворачивающегося для них спектакля. В принципе я не далека от истины, не зря же весь центр Петербурга признан памятником архитектуры. Словом, летом он напоминает город-курорт, а зимой каждое утро в моей голове звучала строчка из старой песни: «…какая тьма и тишина царит под сводом склепа». Вчера был замечательный день – мы с Танькой вырядились в платья и туфли на каблуках, чтобы пойти в какой-нибудь дорогой ресторан, но сами полезли на колоннаду. Поднимались вверх по лестнице и искренне смеялись над собой. – Только мы так можем! – не прекращала веселиться Таня. – Оделись в ресторан, а полезли на колоннаду! В туфлях и платьях! Но даже несмотря на то, что предыдущие дни были замечательным, этим утром я просыпаюсь помятой. Дурацкое ощущение, словно во сне я вижу ее душу, которая тянет меня к себе. Звоню маме: – Привет! Как там бабушка? – Уже не встает. Теперь стали подкладывать памперс. Я сжимаю челюсти. Мне страшно. Страшно и почему-то холодно, несмотря на то, что на дворе май. – А как дедуля? – Держится. Пять раз в день меняет повязки, все делает по дому, дает ей лекарства. Поговорив с мамой еще немного, я стала варить кофе. Его аромат словно возвращает меня к жизни. Открыла холодильник, чтобы найти что-то съестное, но в нос мне ударил запах тухлого мяса. Не переношу его! Просто не переношу! В памяти сразу же возник дедушкин день рождения. Ему исполнялось 77. Вроде бы счастливое число. Он накрывал на стол, получше оделся и ждал в гости только нас. Мама предупредила меня, что запах будет стоять жуткий. Я была готова, но не знала, что будет жутко настолько. Едва дедушка открыл дверь, как в нос ударил душный запах тухлого мяса. Что-то гнило… Мне приходилось чувствовать его и раньше, рядом с дохлыми животными или у прилавка магазина, где хозяином был недобросовестный человек. Был просто неприятный, даже где-то интересный запах, но сейчас меня просто тошнило. А еще было страшно, отчего тошнило вдвойне: ведь гниет моя бабушка. Человек с самыми добрыми руками на свете, который приучил меня к массажу, варил вкуснейший грибной суп и красил яйца на Пасху, теперь лежит и гниет заживо. Я всегда знала, что рак – штука страшная. Это оказалось больше, чем страшная, это оказалось вообще жутко. Моя бабулька, которая всю жизнь любила красоту, чистоту и аккуратность, теперь гнила заживо. Я задавала себе только один вопрос: за что? Мы прошли в комнату и я поцеловала бабулю в щеку. – Как ты? – спросила я, стараясь ничем не выдавать страха и отвращения. Если запах жуткий был в коридоре, можете представить себе, какой он был в комнате непосредственно возле бабули. – Ох. Не спрашивай, пожалуйста, – ответила она. Она уже два месяца говорила именно это. Но больше всего я забеспокоилась, когда впервые в жизни она попросила меня прийти в другой раз. Я знаю, как она меня любит, и всегда была рада видеть. Значит, ей было настолько больно и тяжело, что видеть она меня в тот раз не могла. – Давайте за стол! – пригласил дедушка. – А можно я полежу? – спросила бабуля, обведя нас извиняющимся взглядом. – Конечно! – в голос согласились мы с мамой. Дедуля плохо слышит, а потому все понимал последним, но тоже сразу же согласился. – Кушайте рыбку! Так, берите салат! Натуль, бери мясо, вот специально для тебя положил. Мама есть не могла. Ее тошнило еще сильнее. – Ешь, говорю, – шикнула я, пользуясь тем, что дедушка не услышит, а бабушка все-таки на небольшом расстоянии. – Я тоже не могу, но не порть деду праздник! И я первая отправила в рот кусок красной рыбы. Я ела и ела, старалась запивать, заталкивать в себя больше еды, чтобы дед был доволен. Честно говоря, это трудно. Очень трудно жевать и глотать некогда любимую пищу, когда ноздри раздирает запах гниющей плоти. Дедуля не чувствителен к запахам. Больше всего мне было жалко бабушку. В другой ситуации она бы не перенесла этого запаха, стала бы проветривать комнату или делать что-то еще. А так она даже деться куда-то от этого запаха не могла. Это же ОНА гниет. Куда она уйдет? Ей уйти совсем некуда. От этих мыслей мне становилось еще горше, еще противнее, еще жальче ее. Хотелось как-то утешить ее, но я не представляла как. Я против грубой лести и дежурных слов. Мне страшно. Стали произносить тосты. Первый произнесла мамуля, она поздравляла дедушку, второй произнесла я, тоже говорила, какой он у нас клевый и как же нам с ним повезло. – А можно, я тоже скажу? – попросила бабуля. Это было формально, потому что, разумеется, ей было можно и нужно. Мы ее очень любим, мы хотим, чтобы она говорила. – Я желаю тебе счастья! – сказала она. – Живи, дед, ЖИВИ! – она сделала ударение на последнее слово. – Наслаждайся жизнью! – Спасибо, Нинуля! – ответил дедушка. – ТЫ мое все! А я поняла, что она попрощалась, да только дедуля совсем не заметил, потому что не хотел замечать. Что еще хуже, даже мама не поняла, словно бабушка сказала это в пустоту. Поняла только я. – Я тоже хочу еще один сказать, – вызвалась я, через силу закусив. Закусывать мне было не обязательно, так как я не пила алкоголь, но по традиции, чтобы «быть как все», «закусывала» свой сок. – Конечно, – согласился дедуля, – а потом я ответный скажу. – Я хочу вам обоим сказать. Тебе и бабуле! Дедушка горячо это одобрял, он всегда подчеркивал, что нет отдельно его и бабули. Есть они – единое целое. – Бабуля, – я обернулась к ней. – Да, это мерзко. Я согласна. Болезнь жуткая. Но так заболеть может каждый. Никто не застрахован. Но! Такой муж, который заботится, любит, делает тебе перевязки и видит тебя центром своей вселенной, есть далеко не у всех! А потому это огромный плюс! За это и выпьем! Дедуля одобрительно заголосил, мама тоже горячо кивала и говорила, что я молодец. Даже бабуля, кажется, улыбнулась. Видимо, она тоже нашла плюс. Когда мы с мамой вышли на улицу, нам стало гораздо легче, и прохладный воздух апреля сдул с нас тяжелые мысли и выветрил из волос и одежды запах гниения. Мы обе смогли вздохнуть с облегчением. * * * – Танька!!! – закричала я. – Ну зачем разводить у себя в холодильнике плантацию бактерий?! Это омерзительная вонь! – Спокойно, – сказала она совершенно ровным тоном. – Сейчас выкину. И тут же упаковав тухлое мясо в пакет, перебазировала его в коридор. – Чудесно, – буркнула я. Аппетит пропал окончательно, и я, налив кофе, сперва пошла выбрасывать мусор, а уж потом вернулась, чтобы насладиться вкусом и ароматом любимого напитка. Обычно ждет все остальное, но тут приоритет был определен. – Тут мой друг Боря в Москву собирается, думаю, может, съезжу туда на денек, – сказала Танька за завтраком. – Но точно пока не знаю еще. – Угу, – ответила я, особо не отреагировав, так как была полностью увлечена очередной книгой из разряда современной литературы, то есть из тех, которые Татьяна, как мне кажется, принципиально литературой не считает. – Мы тут собрались в лес с ночевкой на 9 Мая. Поедешь? – Нет. Благодарю, но нет, – усмехнулась я. – Ешь салат. – Знаешь, – ответила я, – мне почему-то очень тяжело. Уже который раз снится, что бабушка к себе зовет. Словно что-то тянет мою душу. Я даже спать не могу… – Вы разговариваете по телефону? – Очень редко. У нее такой жуткий голос, – призналась я. – И помочь не могу, и тяжело поэтому. – Слушай, а может, ты поедешь? – Куда? – В Москву! Вместо меня. Я и не очень хочу, а тебе надо! – Ну что же, идея хорошая, – сказала я. – Поехать действительно не помешает. Хотя бы увидеть ее. Виделись последний раз три недели назад. Было уже все плохо. Сейчас только хуже, уже даже в туалет не встает, и снится мне почти неделю. Дня четыре-то точно. И так, словно очень надо мне там оказаться. Объяснить не могу. – Я поговорю с Борей. – Танька стала набирать номер друга. На следующее утро мне сообщили, что у бабули начался бред. – Что она говорит? – Вместо «отверните одеяло» говорит «отрежьте». Даже не сразу поняли, что она хочет. Я сказала маме, что, вероятно, скоро приеду. Вне всех этих ужасов я училась, потому что получила место в Академии приключений. Для успешной работы в сезон требовалось пройти обучение, чем я и занималась со всем старанием и усердием. Ощущение, когда я приходила туда, было такое, словно я закрываю за собой дверь. Дверь, за которой остается все неприятное, страшное, больное, давящее. Я просто работаю, считаюсь одной из самых веселых и вечно выдумываю какую-то забавную развлекуху, ну либо активно ее поддерживаю. Правда, нервы мои были на пределе. Я не могла не думать о том, что происходит с моей любимой бабушкой, как тяжело маме, дедуле, и то, что я просто не могу набраться сил, чтобы увидеть ее в таком состоянии. Шла пасхальная неделя. Мне почему-то очень захотелось, чтобы бабуля умерла именно сейчас, на пасхальной неделе. Ведь в христианстве считается, что кто умрет на Пасху и в течение семи дней после нее, тот попадет в Рай. До следующей она уже явно не дотянет, а в эту еще успеет. Простите, может, это звучит как кощунство, но с того момента, как я смогла есть, вдыхая тот жуткий запах, у меня действительно что-то огрубело внутри. Я старалась быть твердой, сильной, собранной и не пускать себе в сердце все эмоции, которые туда так и просились. В ночь с 8 на 9 мая Танька и правда не приехала домой. Она приехала только на следующий день, и то только к вечеру, и застала меня смотрящей «Адскую кухню», серию за серией. Забавное шоу. Я даже и не думала, а знала бы, то раньше начала бы смотреть. Я болела за команду мужчин, в особенности за толстяка Клеменце, и еще одного кудрявого красавца. Почему-то именно эти персонажи мне импонировали. Вероятно, потому что запоминались, а женский коллектив, как обычно, походил больше на стаю змей. Так я просидела почти весь день. – Ну как в лесу? – Да так, нормально, – ответила Танька. Я обратила внимание, что это не свойственный для нее ответ. Обычно у нее в рассказе куча подробностей и эмоций. Правда, в этот раз я мало придала этому значения. Их поездки по местам боевой славы не сильно меня будоражили. Утром Танька везла меня на машине к вокзалу, у которого нас ждал Боря. Поскольку было прохладно, я оделась в черную кофту с меховым воротником, джинсы заправила в сапоги и сверху накинула любимый голубой плащ, который делал вид, что он из змеиной кожи. Здесь мне было прохладно в таком одеянии, но я рассудила, что в Москве должно быть немного теплее. – Обалдеть, – выдохнула Танька. – У тебя учиться и учиться. В поездку и то на каблуках. – Ну да, – удивленно ответила я. – Не в поход же. Танька еще раз мечтательно вздохнула и вырулила со стоянки. – Значит, так, – сказала она. – Обратный старт завтра в 11.00, а место отправления Боря скажет тебе сам. Поедешь – поедешь, а нет – так и нет. – Почему нет-то? – удивилась я. – Ну мало ли…, – Танька пожала плечами. На остановке она оставила меня в гордом одиночестве, подробно описав двухэтажный салатовый автобус. Почему не захотела сама подождать своего друга – не знаю. Оказалось, что поеду я в автобусе, полном темных девушек. И честное слово, первое время я словно отвлеклась от того, зачем еду. Думала, как повеселю Дружище (а он ой как их любит) своим рассказом о том, как я добиралась. Было интересно, нравлюсь ли я кому-то из них, как они меня воспринимают. Даже строила одной глазки. Мне было интересно. Чем дальше, тем теплее становилось, а потом стало просто жарко. Разница температуры между Москвой и Петербургом оказалась едва ли не 15 градусов. Дорога показалась мне бесконечной, и солнце жарило мне грудь так, что я постаралась отодвинуться и прикрыла ее рукой. Боялась, что и у меня будет рак. А теперь я уж точно думала, что лучше сразу с моста прыгнуть, чем пережить то, что происходило с бабулей последние месяцы. Но хочу сказать, что она в свое время отказалась от лечения. И потому все было так плохо. Когда стали подъезжать к Москве, мне вспоминались эпизоды с бабулей. Как она показывала мне, совсем маленькой, инфузорию-туфельку, как предостерегала меня от страшных людей настолько, что я какое-то время боялась гулять одна, как заинтересованно она слушала мои детские сказки, которые я все время выдумывала, как выдавала мне по одной конфетке, чтобы у меня не было диатеза, но самое главное, как водила меня в театры, читала вслух, потакала моим капризам и разрешала мне помогать ей печь пироги и плюшки. Для меня всегда это было целым событием. Так же, как и красить яйца в Чистый четверг. Бабуля была художница, и потому рисовала действительно красивые узоры, а я изображала что-то, что казалось художеством мне. Она пыталась учить меня рисовать, до школы натаскала по математике, а в школе уже безропотно делала за меня черчение, пока я занималась совсем другими делами. Любое ее предложение объяснить мне материал я встречала в штыки: мой мозг и так раздирали тысячи ненужных сведений и более десятка неинтересных предметов. Ежедневно школа пожирала от 6 до 8 часов моей жизни только на нахождение внутри нее!!! А еще сколько пожирала за пределами!!! – Бабуля, пожалуйста, избавь меня хоть от этого! – требовала я в истерике. Истерики в те годы у меня случались регулярно. А еще она варила самый вкусный грибной суп. В детстве я даже боялась, что будет, если она умрет и никто его больше не сварит? Как же я без этого прекрасного супа?.. Похоже, теперь этот день совсем близок. Да и суп она не варит уже очень давно. Последний год болезнь Паркинсона заставляла ее даже пить через трубочку, и ела она уже еле-еле, но всегда сама. Не сдавалась моя чудесная бабулька. На подъезде к Москве я попыталась отвертеться от похода к бабушке или хотя бы оттянуть его на следующий день. Жалкий предлог, что я устала, маму ничуть не тронул. Сама попытка отложить визит на завтра тоже была жалкой. Мама, к счастью, была непреклонна. – Иди сегодня! – велела она жестко. – Бабуля спрашивает про тебя весь день. Я обливалась потом, изнемогала от жары, но понимала, что раз мама велит так требовательно, то дело совсем плохо. Я понимаю прекрасно, что еду прощаться. Значит, она совсем умирает. Мы с Борей договорились, где встретимся, и я, попрощавшись с ним, помчалась в метро, как только автобус притормозил. У меня не было багажа, и переодеться мне не светило. Я успокоила себя тем, что дома у меня много вещей. Ополоснусь и переоденусь. На ступеньках, ведущих к выходу из метро, я словно попала в воду, которая замедляет твои движения. Настолько боролась с собой, но я бежала и бежала, хотя мне казалось, что шаг еще больше замедляется. Я прорывалась сквозь невидимые тягучие слои, обливаясь потом на страшной жаре, которая стояла даже вечером. На одной ступеньке я даже зависла и, как мне показалось, едва не рухнула обратно, вниз. А на самой последней мне действительно пришлось резко рвануть вперед, так как сердце сковала страшная душевная боль. Я боялась – слабо сказано, меня просто трясло. Я вспомнила слова Равиля, который сказал перед полетом: «Но это же не мешает. Ты бойся и делай». Сейчас я в точности следовала его совету. Боялась и делала. Я всегда его слушалась – так уж повелось. Влюбляться в мужчину, которого уважаешь, – это так прекрасно… Ну и что, что закончилось все ничем. Оно же было – и это потрясающе. Когда звонила в домофон, мой голос дрожал. Я жалко проблеяла: «Я». На большее меня не хватило. Я почувствовала эту жуткую, просто кошмарную энергетику, еще когда входила в квартиру. Я ожидала многого, даже очень плохого, но я не думала, что визуально увижу эту страшную темную синеву и черную дыру, которая словно воронкой закрутилась за головой моей бабушки. То, что стояло жуткое ощущение, я сказать-то могу, а вот описать его – нет. Но словно появилась какая-то черная дыра, которая поглощает все живое. А вонь, кстати, тоже пропала. Это было умирание. Я не узнала, слово даю, не узнала женщину, лежащую на подушках. Худая, с достаточно длинными, разметавшимися по подушке волосами, с заостренными чертами лица, она тихонько стонала. Я встала как вкопанная у порога, пока дедушка не подтолкнул меня в спину. Я села на табуретку у кровати, а дедуля устроился на полу и дал мне руку. Он старался меня поддержать, но я почти на него не смотрела. Я, как кролик перед удавом, смотрела в остекленевшие, глядящие сквозь меня неживые глаза. Если бы не редкие стоны, вырывающиеся из приоткрытого рта с идеальными коронками зубов, я бы решила, что она уже умерла. Прямо на меня из бабушкиных глаз смотрела ледяная смерть. Ее лицо позже даже мама описала, как «маска смерти». Я сама не сказала бы лучше. Я поняла, что она где-то очень далеко и мне надо до нее дозваться, докричаться, достучаться… – Я тебя очень люблю! – отчетливо и, вероятно, громче, чем следовало, сказала я. – Ты свет моей души. Глаза продолжали оставаться равнодушными, но через некоторое время изо рта вырвался не то стон, не то свист, не то шепот. – Я тоже тебя очень люблю… И все, что я ни пыталась ей рассказать, она больше ни на что не ответила. Лишь смотрела на меня в упор невидящими глазами, в которых словно была ледяная черно-синяя пустота. Смотрела и стонала. Я больше не могла выносить этого. Это худшее, что я видела в жизни. Еще никогда мне не требовалось столько самообладания, сколько в этот момент. Я боюсь этого больше всего, но не нет, я сижу тут и не могу удариться в панику, зарыдать или убежать и спрятаться. Тут дедуля поднялся и достал из шкафа 1000 рублей одной бумажкой и протянул мне. – Ты что? Зачем? Не надо! – уже почти ревела я, отводя его руку. – Ну-ка бери! Бабушка хотела, чтобы ты взяла! Она просила! Я забрала. – Спасибо! – сказала я ей. Я попыталась говорить, как мне казалось, что-то хорошее, но она явно то ли не понимала, то ли не реагировала. – Я тебя очень люблю, – повторила я. Поднялась, поцеловала ее в щеку, коснувшись случайно щекой ледяного кончика ее носа. Я выпрямилась, развернулась и ушла, но почти тут же вернулась, взглянула на нее еще раз. Она тихонько стонала, вероятно, от боли. Энергетика была ужасная. Я убежала. Дедушка пошел провожать меня к лифу. – Обещай, что жить будешь и ничего с собой не сделаешь! – потребовала я. – Обещаю, – сказал он. – Мне главное – бабулю сейчас немного приподнять, чтобы к лету ей стало получше. Тогда, у лифта, мне открылось полное значение фразы «любовь слепа». Это не только всевозможные неравные браки и полное игнорирование того, что твой избранник, вероятно, маньяк. Это еще и полное отрицание действительности, если она кажется тебе удручающей. Выйдя из подъезда, я подумала: а я ведь еще завтра тут буду. Снова придется прийти. Но это будет словно лишнее. Пора ставить точку. Словно завтрашний раз будет лишним. А если не навещу – буду сукой. Я задумалась. Домой я пошла опустошенная и словно побитая. Интересно, с кем себя можно сравнить? Сегодня мне было ведомо самое большое самообладание за мою жизнь. Мне 25, и никогда до того я не видела смерть в столь жутком ее варианте. Умирание. Ужасно! Оно ужасно! Мне подумалось, что лучше пусть в старости меня просто застрелят. Больно не долго. А утром мама вбежала в мою комнату как торнадо. Она быстро протараторила: – Бабуля все-таки умерла, дед в истерике, я бегу туда. – Я тоже! – резко вскочив с кровати, я натянула первую одежду, что попалась мне под руку. В мыслях у меня было только то, что дед тоже может сейчас умереть, получив третий инфаркт, и то, что бабушка избавила меня своей смертью от мучительного выбора. Я не стану свиньей и смотреть на маску смерти мне еще раз не придется. Где-то я чувствовала огромное облегчение. Просто огромное – ее страдания завершены. Да простит меня бабуля за эти мысли. Я не хочу описывать подробно процесс похорон, то, что я даже не сразу заплакала, то, как мой дед ревел в голос и обнимал труп бабушки, как он беспомощно смотрел на меня и плакал, переживая, что не может закрыть ей рот, и так очень не красиво, а она любила все красивое. Как он огрубевшей рукой закрыл ей глаза. Всплакнула я раз дома и еще один раз на похоронах, когда на крышку гроба полетела земля. Я заорала так жутко и неожиданно, так громко начала плакать, что даже дед перестал, а моя лучшая подруга позвала меня по имени. Я не могла поверить, что мою бабушку сейчас забросают землей. Уже забрасывают. Сейчас совсем все. Воспоминания путаются, и я то помню, как ее погрузили в пластиковый черный мешок и понесли очень низко над полом, словно бы она вещь. Помню, как дед в ужасе, наблюдая эту сцену, прикрыл рот руками. Я боялась, что он упадет в обморок. Помню, как похоронные стервятники слетелись и стали предлагать свои услуги. Помню, что мама поехала в морг. Почему-то день, когда мы ее хоронили, был очень солнечным. Я сидела во второй газели – не хотела ехать вместе с трупом. Это было бы уже слишком. Сегодня я имею право хотя бы на маленькое послабление. Мне все время казалось, что мы просто едем на пикник. Выдавали все только черные одежды. А то нет-нет, да и проскочит мысль, что так дивно собраться всей семьей. Помню, как странно смотрели на меня на поминках, когда я сказала, что не ее мы хоронили сегодня, а лишь тело, но душа моей бабули на небесах. Все глубокомысленно покивали, но я и сама поняла, что тост не удался. Меня просто не поняли. А еще… парадоксально, но… в тот день, когда она умерла, грибной суп все-таки был. Мама сварила его специально к моему приезду. Нарочно не придумаешь… А после были дни, когда я ждала паспорта, который, как оказалось, забыла в Питере. Без него я могла вернуться только тем же автобусом, которым приехала. Я осталась с семьей. Целыми днями я в основном смотрела «Адскую кухню», серию за серией. Одну за другой. Там все было просто и симпатично. Глупенько, занятно, вкусно… А главное, просто замечательно отвлекало. Когда через три дня курьер доставил мой паспорт, я вернулась в Питер, потому что пора было продолжать обучение и уже совсем скоро выходить на работу. Уехала я с радостью, хоть и жаль было оставлять родных. Однако желание сбежать победило. Я все еще была словно потрясенная, а когда приехала Танька, то призналась, что в ночь перед моим отъездом у нее умер отчим. Просто она не хотела меня пугать. Дальше меня словно снова выключило из процесса. Жизнь потекла в нормальном ключе, я все больше и больше привыкала к происходящему, чувствовала себя все спокойнее и увереннее. И если бы не жуткие сны, либо ночи в полудреме, когда я готова была вскочить в любой момент, все вообще было бы нормально. Дело в том, что я за свою жизнь видела во сне покойников несколько раз. Меня это никогда особо не пугало. Я даже привыкла, по мне это либо фантазии головного мозга, либо душа умершего человека, желающая пообщаться. Не знаю, как дело обстояло на сей раз, но я ставила все время на второй вариант. И когда мне снилась бабуля, я каждый раз вскакивала в холодном поту, либо и вовсе спала в полудреме, готовая проснуться по первому тревожному звонку. Так страшно мне еще не было. Днем я улыбалась, общалась с друзьями, играла в бильярд после уроков, в конце мая выдала подругу замуж, специально вернувшись в Москву еще раз, а в июне вышла на работу. Но потом жизнь окончательно пошла своим чередом. В процессе учебы я спонтанно уехала в Швецию, а вернувшись и поработав какое-то время, укатила автостопом по Восточной Европе, исполнив мою давнюю мечту, а в конце июня, 29 числа, выдала замуж свою ближайшую подругу. Жизнь продолжалась. В конце концов, впервые за год я побывала на двух свадьбах. Но самое главное, я встретила наконец-то ТОГО САМОГО человека, который так мне понравился. Пусть и не было у нас ничего, но мы взаимно симпатизировали друг другу. А позже я влюбилась. Вторая половина июля. Санкт-Петербург. На дворе жара. Я посмотрела на время. Что-то мой старенький мобильник совсем разломался. – Эй, старичок! – позвала я. – Ты чего? Потерпи еще немного. Выберемся. Вечер был очень жаркий, а солнечный свет даже оранжевым. Так не похоже на мрачный, суровый Питер без солнца, как о нем всегда говорят. Солнышко было очень горячим. Таким жарким, что, казалось, плавило асфальт. Да еще и белые ночи по-прежнему были в своих правах. Я была счастлива. Заработала хоть какие-то деньги. Сидеть в массовке в Питере – это совсем не то, что в Москве. Периодически мне почему-то даже плохо делалось, хотя обычно жару я переношу хорошо. Волосы налипли на шею и лоб. Я собрала их в неаккуратный пучок. По дороге решила зайти в магазин. Я ведь уже не первый день работаю, но зарплату мне платят ежедневно. Увы, за 12 часов всего 500 рублей. Но это хоть какие-то деньги. Более того, деньги, заработанные любимым способом. Съемки – пусть даже и в массовке, путь в куда более худших условиях, чем в Москве, но все равно мое любимое занятие. Так нравится эта прекрасная и неповторимая атмосфера. Кроме того, еще я работаю в одной фирме, устраивающей офисным работникам развлечения и приключения. Но там не каждый день, вот и стараюсь трудиться на полную. Пока хочу остаться здесь, а осенью непременно вернусь в родную Москву. Зима в Питере – это совсем не красиво. Закупив продукты, я продолжала свой путь до дома пешком. Жить в центре – огромное преимущество. Не надо тратиться на общественный транспорт и каждый раз, когда ты идешь домой, ты вроде бы как и гуляешь, потому что вокруг тебя красивая архитектура и еще не успевший надоесть пейзаж. Но все-таки есть кое-что, что поддерживает тебя даже после самого тяжелого трудового дня в 12 часов – это знать, что тебя любят и ждут. Да, дома, в Танькиной огромной квартире я одна. Они с дочкой бороздят просторы Греции, а я не так давно вернулась из Восточной Европы… Но вернулась уже немного другой. Я вернулась ВЛЮБЛЕННОЙ. Я приняла прохладный душ, включила компьютер, приготовила вкусный ужин, который на этот раз состоял не только из третьесортных макарон и вкусных солений, но из настоящих прожаренных овощей, которые я очень люблю. К сожалению, в недавние полгода для меня и это была редкость. В скайпе я дождалась Бэна. – Привет! – весело сказала я. В умственном напряжении я всегда стремлюсь все свалить на другого. Он лингвист – вот и пусть тренируется. А что я? А мне сложно, не так хорошо я говорю по-английски, а по-словенски и вовсе не понимаю. – Привет! – ответил он с сильным акцентом. Как же мне нравится его голос! Бэн Словенец. Лингвист-переводчик, а заодно и учитель танцев. Но тут уж… сердцу не прикажешь. Он носит очки. Мне всегда казалось, что мужчины в очках привлекательны. Но именно тогда, когда мужчина высокий, сильный, очки добавляют изюминку. Мы болтали по скайпу и разговор зашел о родне. – Знаешь, Бэн… Я должна сказать тебе. Мой отец всегда считал, что я должна быть только с русским. Если о тебе узнает, то будет в ярости. Но если честно – мне все равно. – Вау. И как это будет выглядеть? – спросил он. – Я хочу жениться на вашей дочери. – А в ответ очень наглядно изобразил перезаряд ружья. – Да его никто же не спросит, – ответила я, стараясь не показывать идиотскую улыбку. Жениться! Жениться! Для меня это равнозначно словам «я тебя люблю и хочу до конца дней быть с тобой». Ну, это когда слышишь от любимого человека. – А когда ты собираешься учить словенский? – спросил Бэн через некоторое время. – Когда решу, что хочу быть с тобой, – улыбнувшись, ответила я. Не знаю, зачем я так сказала. В моем-то понимании для того, чтобы напором своим его не пугать. В душе-то я уже давно решила, мысленно прикидывала, какую работу найду удаленно в Москве, и паковала чемодан. А еще… надо было заработать на билет до Словении. Да и кроме того у нас были совместные планы поехать и увидеть Сараево. Мы распрощались, послав друг другу воздушные поцелуи. Завтра мне на работу только на несколько часов, и то в середине дня. Могу хорошо выспаться. Жаль другое – снятся дурацкие сны. Чуть позже Танька появилась в Сети. Она самозабвенно жарилась на пляже и как бы между прочим заметила: – Я тебе подарочек купила. Надеюсь, цвет подойдет. Надо сказать, я была очень заинтригована. Так хотелось, чтобы это был какой-то предмет одежды. Очень люблю одежду из Европы. Настроение поднялось еще больше. Конец июля. Новый жаркий день. Съемки около Казанского собора. – А как сериал называется? – я прищурилась, потому что солнце било мне в глаза. – То ли «Маг», то ли что-то в этом роде. Они специально из Москвы сюда приехали снимать. Все стали обсуждать, что Москва – это ведь где-то там, где много денег и все как-то совершенно иначе. А я так резко почувствовала, что вот где-то «там», далеко, моя родина, по которой я, как оказалось, очень скучаю. Сразу же почувствовала к ним что-то родное. Но вот какая странность. В Финляндии я не скучаю, а в Питере скучаю. Финляндия – мне тоже родная. Пока ждали постановки актерской задачи, один дядя меня стал фотографировать, а я позировала. – Отлично! – услышали мы голос режиссера. – Очень хорошо! Вы и будете фотографом и моделью. Я обрадовалась: целых два полезных дела одновременно! Завершив свою часть съемок, я оставила дяде е-мейл, для того чтобы он выслал мне мои фотографии. Никогда не лишние: вдруг хорошие будут? Как раз со съемок! Работа в «развлечениях» у меня только через день, а это значит, сегодня надо поискать, не появилось ли что-то на завтра и послепослезавтра. Сначала я прогулялась длинной дорогой до дома, решив, что ночью, пока они еще столь светлы, опять дойду до Исаакиевского. Дома я заварила чашку кофе. Есть не хотелось – на съемках кормили. Приняв обязательный холодный душ, я стала пролистывать объявления о съемках. – Не подхожу, не то, не то… – бубнила я, говоря сама с собой. – За сколько вы готовы побриться налысо? – продолжала я. – 5000 съемочный день, 3000 съемочный день, 2000 съемочный день. – Какая идиотка побреется за 2000 за съемочный день? – усмехнулась я. – Даже пять маловато. Но я все-таки проголосовала за 5000. Из Греции написала Танька. – Привет! Как там мои цветочки? – Все соки из меня выпили, – пошутила я. – Тут после тяжелых съемок приходишь и пляшешь с бутылками воды, вместо того чтобы лечь спать. – Ну так не каждый же день. – Да, – согласилась я, – не каждый. Кстати, моя виза будет готова тридцатого. Когда поедем забирать? – Давай числа первого? – Лучше второго после работы. У меня заказ. – Хорошо, тогда второго. Узнай, когда у Димки отпуск. – Ладно. Засыпая уже после вечерней прогулки, подумала, что сама-то я так и не успела воплотить желание детства и побриться налысо. Мне всегда надо было хорошо выглядеть. Надо было бы это сделать в 15, как я и хотела, но там уже рестлинг, потом работа, еще и личная жизнь была. Но какая же она может быть у лысых девушек? Особенно в 15. Едва ли подростки польстятся. Людям-то нужны красивые. Что рядом с собой, что на работе – и подавно. Ну и ладно в общем-то. Теперь у меня Бэн есть, необходимость искать работу, учить языки. Но надо признать: для того, чтобы заработать на билет до Словении, я бы и сбрила волосы, но не менее чем за 5000 в день. С этими мыслями я и заснула. Ближе к концу июля. Ленобласть всегда мне нравилась. Такой чистый воздух, красивая природа, кладезь энергии. Почти как в Финляндии. Чувствую тут себя гораздо лучше, чем в городе. Очень радуюсь, что моя работа связана с выездами на природу. Здесь у меня ощущение счастья. После работы снова болтаю с Бэном по скайпу. – А знаешь что? – я хитро посмотрела на него и заулыбалась. – Я всегда мечтала проехать по Африке автостопом. Но одной мне страшно. Более того, даже с белым мужчиной мне было бы неуютно. А с тобой я ничего не боюсь. – Но я даже языками их не владею. Я просто большой и черный, – рассмеялся он. – А нам этого, я думаю, хватит, – улыбнулась я. – С остальным справимся. – Почему Африка? Почему не Европа? Там же ужасно!!! – Но интересно, – возразила я. – Это я так, на будущее. Что у нас, кстати, с Европой? Босния, Герцеговина, Македония. Что думаешь? – Пока я нашел стабильную работу, чтобы к твоему приезду мы могли хоть еду есть получше. – Не переживай о деньгах. Мы же можем поехать автостопом. – Ну кто ж нам остановится? – Бэн, – я ласково на него посмотрела. – Мне кажется, люди гораздо более продвинутые, чем тебе кажется. Разница-то какая! Ты можешь общаться, ты интересный и умный! Ты можешь гораздо лучше меня говорить! – горячо убежала я его. – Пока не знаю. – О, Бэн… – я склонила голову набок. – На самом деле это не так важно и не страшно. Я найду удаленную работу через Интернет. У нас будут деньги. В Москве платят достаточно хорошо. – Мы можем немного поговорить по-английски? Я устал. – Разумеется. Я в этот день тоже себя как-то не очень хорошо чувствовала, но ничего не сказала. Перед сном пошла мыться, шлепала босыми ногами по паркету. Распустила волосы. – Опять авитаминоз? – подумалось мне, когда я увидела, что на резинке волос чуть больше, чем обычно. – Или надо лучше расчесываться? Завтра расчешусь лучше. Иногда такое бывает. Забудешь в экспедицию взять расческу, а потом вычесываешь целую недельную норму. А еще стабильно волосы чуть больше вычесываются весной и осенью. Другое странно: почему авитаминоз решил прийти летом? 25 июля. В этот день я тоже чувствовала себя не слишком хорошо. Хотелось спать. Температура подскочила, но почему-то без побочных проявлений. Я выпила чашку кофе и легла спать. Где только успела простудиться? – подумала я до того, как провалиться в сон. Разбудил меня звук ключа, поворачивающегося в замке. Я еще не очень успела понять, в чем дело, и толком проснуться… – ШАНТИ! – Танька! – я вскочила с матраса и побежала ее обнимать. – А где дочка? – спросила я. – Папа забрал, – ответила она, раскидывая вещи по пути своего следования. – Ну, как ты тут? – Лучше о себе расскажи! – отмахнулась я. – Где были, что видели? Как провели время? И… что ж такое ты мне привезла, цвет чего должен подходить, кстати, к чему? – Ну… В общем, мне так понравилась эта сумочка и показалось, что цвет подходит к твоим туфлям. – И-и-и-и-и! – я издала пронзительный визг и запрыгнула Таньке на руки. Сумочка была такая красивая и действительно цвет в точности подходил к моим пронзительно голубым туфлям. Танька достала из сумок несколько привезенных из Греции вкусностей, а я заварила кофе. Мы, как и раньше, сели на кухне пить кофе. Танька поведала, как она отдыхала в Греции, где они побывали, какие у нее впечатления от храма Афродиты. Я рассказала, что влюбилась, как побывала на свадьбе лучшей подруги и вывалила кучу подробностей про Восточную Европу. – Может, прогуляемся сегодня вечером? – спросила я. – Давно ведь не виделись и нигде вместе не были. – Давай, – кивнула Танька. – Я вздремну, а потом пойдем. Мы выехали из дома вечером. Припарковали машину где-то во дворах и пешком отправились гулять на мосты. Надвигалась гроза, и уже был слышен гром. Мы шли по одному из самых больших питерских мостов через Неву. Начался такой мощный ливень, и бушевала красивая гроза с раскатами грома и витиеватыми молниями. Мы протягивали руки к небу, танцевали под дождем, останавливались и смотрели на наполняющуюся струями дождя Неву. Было так тепло и здорово! Какой-то парень, проходя мимо, потыкал меня, скачущую, пальцем в живот, издав крякающий звук. Даже эта фамильярность нас рассмешила. Мы с Танькой смотрели друг на друга, снова протягивали руки небесам и счастливо хохотали. А по дороге обратно я решила нашкодить и с разбегу прыгнула в лужу, чтобы обрызгать и без того мокрую подругу. После дружного хохота она сделала то же самое. Мы бежали по тротуару, кое-где текли ручьи воды, а мы мужественно их преодолевали. Это был потрясающий летний вечер. Один из лучших дождливых вечеров Петербурга. 26 июля Сегодня утром меня разбудил мамин звонок. – Ты помнишь дядю Олега? Мужа тети Таи? – спросила мама. – Ну конечно. – Он вчера в окно выбросился. Проснулся ночью, оделся полностью, поднялся на девятый этаж и вышел в окно. Боже… – Почему? – только и смогла выдавить я. Кто бы знал, как мне надоело каждый день слышать, что кто-то умер. – У него давно депрессия. Просто не выдержал. Надо было лечиться. Я сидела на матрасе и расчесывалась. Волос действительно вычесывалось больше, чем обычно. – Эх, запустила ты себя совсем, – усмехнулась я. Да только мне совсем не нравилась странная температура, которая то поднималась, то резко опускалась. Единственное слово, которое приходило в голову, – «приливы». Но для климакса рановато этак лет на 20. Хотя… кто его знает?! Пришлось отправляться в аптеку. Путь занял, как мне показалось, больше времени, чем обычно. То ли я шла медленнее, то ли время для меня растянулось. Я чувствовала себя очень уставшей. В аптеке мне насоветовали разных препаратов от гриппа, плюс еще один порекомендовала матушка, и я честно все купила, поддержав экономику Петербурга и значительно облегчив свой кошелек. Отправилась домой лечиться, ощущая себя совсем уж скверно. А ехать в поликлинику, к которой я была прикреплена, сил не было. Но еще пара таких дней и, чувствую, что поеду. Дома, чтобы отвлечься, я залезла на какой-то сайт знакомств, пролистала фотографии. Убедилась, что никто мне не нужен, кроме Бэна. Довольная, хотела уже его выключить, но внимание привлекла девушка. Она была из Питера и стояла на набережной в платьице. Подпись под фото была такая «А кому нравятся лысые девушки?». Видно было, что побрита она совсем коротко. Первая мысль была, что у нее рак, я ее пожалела, но спрашивать ничего не стала, рассудив, что, наверное, она на такие вопросы каждый день отвечает, да и нельзя просто так написать. Нужна регистрация. Да так или иначе, писать все равно бы не стала. Но я восхитилась. Запомнила ее. «Какая смелая, – подумала я. – Никогда не смогла бы так». Немного позже пожаловалась маме по телефону, подремала среди дня, а вечером отправилась на прогулку. Самочувствие снова было хорошим, и я с удовольствием пошла прогуляться с подругой. – Таш, мне кажется, у меня волосы стали сильно лезть, – сказала я. – Даже причину не понимаю. – А ты не зацикливаешься? – спросила она с подозрением. – Я, может, и зацикливаюсь, но лезть они от этого меньше не стали. Просто подозрительно как-то. И уже начало напрягать. – Наверное, авитаминоз, – предположила она. – Обычное дело. – Да тут все может быть, – согласилась я. Мы еще часа два гуляли по парку, обсуждали общих знакомых, вероятности ее, Ташкиных, поездок с тех пор, как она стала встречаться с не выездным. Все было замечательно, но когда я вернулась домой, вновь навалился упадок сил. – Я завтра съезжу к папе с Дусей, – сказала Танька во время вечернего чая. – Хорошо. – Кивнула я. – Когда вернешься? – Дня через два. – Может, съездим на Ладожское озеро? Я давно хотела. – Отлично! Правильно, что дома сидеть?! – Знаешь что? – спросила я. – Что? – Танька кивнула и отпила немного чая. – Мне кажется, что у меня очень сильно полезли волосы. – Тебе показать, как у меня лезут? – спросила она. – Все-таки, – подытожила я, – это для меня ненормально. Позже я поговорила по поводу выпадения волос с мамой. Она сказала «иди к врачу». Вот еще! Я боюсь врачей. Может, я действительно себя накручиваю? Может, это просто очень сильная форма авитаминоза? Перед сном я пошла в ванную. Намылив голову, я обратила внимания, что снова на руках остается много волос. Это точно уже было ненормально. Я смыла шампунь. Теперь их много плавало в ванной. Так и есть. Уже становилось совсем не смешно. 27 июля – М-м-м, – я по-кошачьи улыбнулась. – Как приятно! Два вечера не общались, я не ответила в «Фейсбуке», он ищет меня «ВКонтакте». Кажется, я снова готова полюбить. Танька улыбнулась. – Ты к отцу не поедешь? – спросила я. – Поеду 30-го. Пока что у меня тут дела нарисовались. Надо кое-что по «недвижке» доделать. Сейчас выезжаю. – А, – кивнула я. – Ну хорошо. Я проводила ее, пожелала удачной дороги и позвонила Бэну. Сразу же почувствовала себя лучше, настроение поднялось, и я подумала, что все преодолимо, все замечательно. Я справлюсь. То, что он ищет меня и мной интересуется, отодвинуло на второй план мысли о волосах, которые медленно, но верно по какой-то причине покидали мою голову. Я старалась об этом совсем не думать. Даже не допускать ни одной лишней мысли на этот счет. А потому все мое осознание так или иначе во время разговора направлено на Бэна. Мне очень нравится, как он произносит слово «Детали». Произносит он его всегда на русском. Если он обобщает, а я начинаю уточнять, он всегда отмахивается и говорит: «Детали». Впервые я услышала это от него на третий день знакомства. Мы уже были парой, гуляли по улочкам старой Любляны. Проходя мимо сидящей под деревом пары, где девушка была светлой Белоснежкой, а парень цвета горького шоколада, Бэн заметил: – Черный и белая. – И что? – возмутилась я, думая, как бы он сейчас не начал на нас намекать. – Что плохого-то? Это прогрессивно! Улыбаясь, он махнул рукой. – Детали. Наверное, тогда я и влюбилась. 28 июля Я верю, что самый темный час перед рассветом. А сейчас снова выказываю соболезнования. У моей подруги умерла бабушка. У всех кто-то умирает. Что за дерьмовый год? А я по какой-то причине сегодня не очень хорошо себя чувствую. Казалось, что температура поднимается и какая-то дурацкая усталость навалилась. Все-таки этот город потихоньку пожирает меня. Работы сегодня нет, так что можно просто отдыхать. Пойду на День военно-морского флота. Красивое должно быть событие. И оно действительно оказалось красивым. Огромное количество подтянутых спортивных мужчин в военной форме, везде люди гуляют, а морячки ведут себя так, как вэдэвэшники у нас в Москве. Почему-то в этот день снова было ощущение, словно я простудилась. Только обычно первыми у меня появляются сопли, потом температура, потом она вскоре пропадает, а сопли остаются еще на какое-то время. Решила, что когда приду домой, обязательно измерю температуру. Но это будет позже, а пока – праздник! Вечером снова поболтали с Бэном. Он мое счастье! Даже когда я себя плохо чувствую и не общаюсь с ним по скайпу, просто переписываясь, я чувствую себя счастливой. Сразу плевать на все недомогания. Он говорил, что я красавица, а я улыбалась. Сказала, что очень соскучилась по нему. Температура была 37 С. – На Ладогу едем? – спросила Танька перед сном. – Само собой – едем, – кивнула я. 29 июля В это утро температура опять подскочила до 37,5 С. Ехать куда-то расхотелось. Все раздражало. Я зарылась в одеяло поглубже и сказала, что никуда не хочу. Силы просто покидали меня день ото дня все больше и больше. Отрицать это уже невозможно. Я чувствую себя совсем нехорошо. В конце концов, я пришла к выводу, что это Питер пожирает меня. Почему мне тут так плохо? Никогда в Москве я не была так подавлена. На даче – да, было дело. Но в Москве или в каких-то других городах – нет. – Поехали, – Танька стала поднимать меня. – Будет весело. Или ты предпочитаешь протухнуть здесь? Она проговорила еще что-то язвительно-подбадривающее, если такое вообще есть. Хотя в наших отношениях такая подбадривающая язвительность, безусловно, присутствует. Я тоже тот еще мастер подкола, только сегодня мне совсем не до шуток. Она уговорила меня хотя бы просто забраться на заднее сиденье и, зарывшись в плед, спать всю дорогу. Я так и поступила. Через некоторое время я вдруг почувствовала себя хорошо. Открыла глаза, выползла из-под одеяла и села прямо. Откинула с лица спутанные волосы, которые решила не расчесывать, чтобы еще больше не лезли. Собрала их в свою обычную «мальвинку». – О, проснулась! – весело констатировала Танька. – Сейчас на бензозаправку за кофеём заедем. Я угощаю! Я же пригласила. Я спрятала улыбку. Вот не знаю почему, но когда кто-то чем-то угощает меня, дарит или покупает мне, это подкупает. Я могу растаять из-за этого. Мне это кажется воплощением заботы, порой даже любви, но в любом случае это говорит «я хорошо к тебе отношусь». Может, потому что я по природе не жадная? Поэтому не понимаю ее от других? Я перелезла на переднее сиденье. – Знаешь, – сказала я, поправляя собранные волосы, – чувствую себя намного лучше. Мы сейчас где? – Выехали из Питера и находимся на полпути к Ладоге. Вот тут-то я и начала что-то подозревать. Ведь стоило отъехать от города и постепенно подъезжать к территории Карелии, как сразу же мне словно по волшебству стало лучше. Я больше не чувствовала слабости и температуры, я была весела и радостна, а волосы я решила просто не трогать. Кофе и шоколадка окончательно привели меня в бодрое расположение духа, и я принялась рассказывать о расколе Югославии и о наших взаимоотношениях с Сербией, по ходу сравнивая выдачу виз европейцам с щедрым раздариванием гражданства бывшим гражданам СНГ. Прекратить мне пришлось по просьбе Таньки, когда мы единогласно взяли автостопщика. Мы обе считаем, что любому путешественнику надо помочь. Закон дороги или мира – не важно. Пока сами путешествуем и нам протягивают тысячи рук в разных странах – мы должны помнить это. И делать добро не потому, что его делают нам, а просто потому, что кто-то нуждается в нас. – Не больше трех кругов, – заверила меня Танька, свернув с развилки в неправильном направлении. Я же меланхолично пожала плечами. Мне нравилось любоваться карельским лесом даже из окна автомобиля. Я вообще по природе своей люблю ездить. Находиться в движении, чтобы за окном менялся пейзаж, попивать в дороге кофе и жевать что-нибудь вкусное. В это лето я даже решила пойти учиться на права, потому что считаю, что если уж едешь куда-то вдвоем на машине, должен уметь подменить водителя. Хотя я достаточно невнимательная и больше гожусь в пассажиры. Вечно смотрю в окно по сторонам и о чем-то говорю или же просто слушаю музыку. Это мне особенно нравится. Но с Танькой я люблю поговорить. Она человек интересный, многое видела в жизни. Случайно я узнала, что она была в сердце Африки и отучилась в языковой школе в Англии. Она не хотела хвастать, а для меня это были действительно замечательные вещи. Мы высадили автостопщика там, где он попросил, и снова продолжили путь вдвоем. Я предвкушала Ладогу – давно хотелось увидеть это озеро. Чем-то оно манило к себе… И как я позже увидела – не зря. На Ладоге словно все тревоги отпустили меня. Я закатала штаны и по лодыжку вошла в прозрачную воду. Словно и не было плохого самочувствия, подозрений, тревог и странных, каких-то нереальных пугающих снов. Танька плавала голой в холодных водах Ладожского озера, а я прошла чуть дальше, по колено. Я не хотела простыть еще больше, а потому решила не рисковать и только помочила ножки. – Так красиво! Ты молодец! – поблагодарила я. – Вытащила меня. Сейчас я прекрасно себя чувствую. – Ну вот видишь. Мы сидели на пляже и ели наши припасы. А потом, когда обе высохли, полезли на возвышение с резким скалистым обрывом. Сначала карабкались вверх, а потом, блаженствуя от дурманящего чистого воздуха, прогуливались между деревьев. Чуть позже мы разделились. Я осталась сидеть на каком-то большом и красивом камне, имеющим выемку, словно специально сделанную для того, чтобы на ней мог уместиться человек в позе лотоса. Таня пошла дальше. Я не видела, где она сидит, и не знаю, как долго сидела я сама. Я думала… Вернее, мои мысли текли сами по себе, а я чувствовала окружающую меня волшебную природу этой местности. Я отгоняла плохие мысли. Но они не особо и настаивали вернуться. Улетели вместе с северным ветром. А я продолжала сидеть и смотреть вдаль. Лес, озеро, небо… И где же оно? Вот оно! Здесь. Все здесь. Все то, что мы ищем. Что называем настоящим и сильным. Оно здесь, с нами. Через какое-то время я поняла, что сидеть хватит. Просто хватит и все. Надо вставать и идти. Я позвала Таню, мы спустились вниз, стараясь держаться за камушки, кустики, землю и какую-то странную растительность типа травы. – О! – сказала Танька уже внизу. – Я грибов насобираю. Никакие мои увещевания о том, что это, может быть, не то что небезопасные грибы, а вряд ли вообще съедобные, – не подействовали. Пришлось помочь ей их собирать, потому что словесную дуэль я проиграла. – Очень хорошие грибы, – бормотала себе под нос Танька. – Ну смотри, паутинник, рядовка, сыроежка даже! – Я знаю сыроежку! – перебила я. – Единственное, что тут есть можно. А это кто такие?! – я указала на паутинники. – Я вообще впервые вижу такие грибы! – Вы южнее находитесь, – согласилась Таня. – Конечно, впервые. Я пожала плечами. Ну а что теперь делать? Собрав кучу не слишком съедобных грибов, мы решили прогуляться вдоль каменистого берега. Минут через 15 я выбрала себе камушек, села на него и стала смотреть на водную гладь. Татьяна же нашла себе более интересное занятие и удалилась куда-то вглубь леса. Минут через пять я услышала шаги. К воде подошел парень с собакой. Парень тоже сел на камень. В руках у него был какой-то странный предмет, впоследствии оказавшийся музыкальным инструментом, на котором тот начал играть. На мой взгляд, было похоже на чугунный котел с прожженными четырьмя квадратами. Я посмотрела на него и перешла по камням ближе. Села сбоку от него на соседний камень и уставилась, подперев щеку кулаком. Даже сама про себя подумала: никакой культуры, субординации или хотя бы пристойного поведения. Мне интересно – я и смотрю. Он играл и играл, а когда закончил, я сказала: – Красиво. Это что? – Спасибо! Я сам сделал. Мы тут лагерем стоим не далеко. Фестиваль был. – А я здесь впервые. Попросила подругу меня привезти. В этот момент вышеупомянутая подруга и появилась. После знакомства мы приняли приглашение к ним в лагерь на чай. Вокруг бегали собачки, которых я пыталась погладить, пока одна из них не пригрозила меня укусить, оскалив зубы. Несколько разочарованной мне пришлось сдаться и не предпринимать больше попыток гладить этих собак. Мы пили чай и болтали, я сняла с себя одного клеща и обнаружила на голове какой-то прыщик. Танька посмотрела и сказала, что это не клещ. – Благо, – заметила я. Приглашение остаться на ночь я решительно отмела, не обращая внимание на Танькино заглядывание в глаза. – Ночь. Холод. Без спальников. Нет, извини, – ответила я ей. – Но вам спасибо за приглашение, – поблагодарила я, обернувшись к ребятам. Мы в сопровождении одного из них пошли к машине. Попрощались и поехали обратно в Петербург. 30 июля В это утро Таня уехала, а я осталась, предоставленная только себе и своим мыслям. Волосы лезут – факт уже неоспоримый и глаза на него не закроешь. Я снова позвонила маме. Она опять отправила меня к врачу. Весь день я маялась, слоняясь туда-сюда по квартире, разок даже вышла прогуляться по улице, но предательская температура снова поползла вверх. Я вернулась, приняла прохладный душ и залезла под одеяло в надежде заснуть. «Какой спать??? – орал мой внутренний голос. – У тебя волосы выпадают, странные приливы температуры! Ты больна! Тебе нужен врач!» Я полезла искать в Интернете причины выпадения волос. Я проштудировала все возможные варианты причин выпадений волос и была перепугана аж до трясучки и озноба. Тут и злокачественные опухоли яичников, и рак мозга, и почки с гормонами, и самое безобидное из причин – это крайняя форма стресса. «Следует беспокоиться, если волосы выпадают с черными корнями. Это тревожный признак! Срочно бегите к врачу!» – гласила очередная статья. Я легонько потянула себя за волосы и почувствовала, как они отделяются от головы. Так легко, словно только того и ждали, когда же им уже выпасть. Осторожно поднесла руку к лицу и увидела… Так и есть – черные луковицы. Кошмар! Я нашла ближайший КВД, платное отделение. Завтра точно надо бежать к врачу. Уже совсем… СОВСЕМ ненормально! Со мной сложность была в том, что я фобик. Я безумно боюсь врачей, неясных диагнозов, медленной и ужасной мучительной смерти, вроде той, от которой умирала моя бабушка. А еще я боюсь самолетов. Но к делу это не относится, так как мне тогда не предстояло лететь. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/anastasiya-shantamani/lysaya-tvoya-zhizn-izmenilas-no-ona-prodolzhaetsya/?lfrom=688855901) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.