✎ Вряд ли Козлов следовал за Макаревичем или Пелевиным в метафоре "жизни-поезда". Просто его герой часто ездит на родину в плацкартном вагоне. "Жизнь в плацкарте" - это не образ, типа "жизнь прекрасна" или "жизнь взаймы". Это социальный диагноз. В плацкарте нет давки и убожества отмененных МПС общих вагонов и существует теоретическая возможность перейти, если не в СВ, то хотя бы в купе. Но у большинства плацкартных жителей нет на то ни средств, ни даже желания. Одни из них достают водку и пьют до отключки, другие тупо смотрят в окно. Если доплатить за билет, будет почище, но большой разницы нет. Конечная станция у всех одна. Сначала герой - вечный инженер в родном городе. Зарплаты хватает на пиво, которое можно пить прямо на работе. Шесть лет с одной и той же подругой. Оба живут с родителями, встречаются в парке. Позади - воспоминания о том, как пытался стать музыкантом, впереди - ничего. Менять жизнь особого желания нет, однако по наводке друга герой переезжает в Москву. Такая же конторская рутина, да вдобавок транспортные проблемы, съемное жилье, временная регистрация и одиночество.
✎ Стиль Козлова – гиперреалистический, с тягостной неторопливостью и дотошностью ночного кошмара в душной комнате. Герои разговаривают, производят тысячу мельчайших действий, перемещаются в пространстве – и ничего не происходит. Персонаж-рассказчик то и дело подчеркивает: «здесь много лет ничего не менялось» (о квартире); «я сидел, как заторможенный, и смотрел на машины, окна домов, витрины» (о себе); «все происходит само по себе, я не хочу в это вмешиваться» (ответ приятеля на предложение перебраться в Москву). С Димоном так и происходит, само по себе: объявившийся через много лет однокашник, уезжая в Австралию, почти силком усаживает его на свое место сисадмина в маленькой московской фирме. Но и в столице для героя мало что меняется – просто стал больше времени тратить на дорогу и все. В самом конце спохватываешься: а ведь это – четкая жизненная позиция. Та самая, благодаря которой русская провинция сохранилась в своей первозданности, несмотря на все смены политических режимов. И в медленных книгах Козлова, кажется, эта стихия обрела свой голос.
