Стадион «Война».

Если очень долго идти по выжженному солнцем третьему миру, обязательно приходишь на кладбище. По трассам мчатся потоки комфортабельных автомобилей, останавливаются на автозаправках.
Водители прислушиваются к тому, как топливо заполняет голодные баки, и закуривают сигарету.
На кладбищах пахнет вечно сухими травами и мхом. Мертвецы, частично разложившись, страдают от жары и жажды, страдают от жары и жажды пожирающие трупы черви. Они покидают трупы в поисках влаги и любви, а усыхающие трупы медленно просыпаются, тяжело стонут от жажды, гнилыми руками проламывают крышки гробов, роют туннели в дернистой иссохшей почве, рвут корни столетних растений.
Тайный механизм интуиции ведёт самцов навстречу самкам. Они встречаются на нейтральной территории, потом прячутся в одном из гробов, и землю сотрясает немыслимый по своей силе половой акт.
Упрямые фотографы и порнохудожники пробираются сквозь слои земли, устанавливают скрытые фотокамеры и наблюдают за любовью трупов. Так создаются популярные порносайты.
Через некоторое время после бурной любви у трупов рождаются трупята. Какое-то время они лежат вместе с матерями в гробах и питаются продуктами их разложения, а потом по ночам начинают выползать на поверхность и рыться в городских свалках…
А ты сидишь на кладбище, выброшенный из салона комфортабельного автомобиля и лишённый места в гробу.
Над кладбищем кружатся птицы, не имеющие названия. Просто птицы, воплощение всех птиц.
Это и есть твоя точка. Приторная, сладкая боль в сердце делает бессмысленными усилия воли. Это и есть твоя точка. Огромные серебристые птицы приближаются, и растворяются в воздухе, едва прикоснувшись к твоему телу жёсткими когтями.

* * *
Плавится мир. Окончательно плавится мир. Это и есть твоя точка.
Там декорации и куклы. Что они знают о жизни? Сейчас придут и о чём-нибудь спросят. Успеть улететь до момента появления первого посетителя. Всё правда, но никто не признаётся. Или никто не знает.
Приторная боль в сердце. А потом боль теряется в потоке новых впечатлений. Не хочется умирать. Нужно встать и идти. Встаешь и идёшь. Но не натыкаешься на предметы, мир на удивление податлив. ОНА обманула. Нельзя так просто сдаваться. Максимальная концентрация воли.
Снова вырисовываются конструкции мира. Это и была твоя точка.
Словно на старой фотоплёнке, начиная с настоящего момента, пробежала перед глазами жизнь.
Грязное и в декорациях грёз детство, одинокая инфантильная юность. Бурная война настоящего. Твоя личная война.
Это и была твоя точка. Ты возвращаешься, но уже никогда не увидишь мир прежними глазами. И мерзкие трупята будут переползать оживлённые проспекты и заглядывать в мусорницу на трамвайной остановке.
Твой личный психиатр будет непрерывно следовать за тобой, нашёптывая:
- Ты должен обернуться на мой голос, иначе будет ещё хуже…
Конечно, ты не обернёшься. Ты вернулся, дав обещание драться ровно и не искать преждевременной смерти. Ты возвращаешься, дав обещание быть терпимым к тем, кто не прав, потому что слеп. Ты возвращаешься, дав обещание не быть жёстким и предвзятым в войне против мёртвого общества. Ты увидел всю свою жизнь за одно мгновение на старой фотоплёнке, чтобы всю оставшуюся жизнь рассказывать словами о том, о чём нельзя рассказать словами.

* * *
Воздух третьего мира пропах рабами. Здесь человек не имеет дома – мотается по рабским дорогам, в дребезжащих повозках, по удушливым, заставленным дорогими вещами квартирам.
Жители столицы стремятся на дачи и в деревни к престарелым родителям. Студенты собирают вещи и стоят в длинных очередях за билетами в провинцию. По грязным железнодорожным станциям ползают грязные полугнилые трупята, собирают окурки, брошенные обладателями комфортабельных автомобилей.
Не люблю возить тяжёлые сумки. Не люблю запоминать большое количество мёртвой информации. Не люблю возить и хранить продукты.

* * *
Война! Война!
Колышутся на лёгком ветру полевые цветы.
Развеваются на ветру цветные ленточки, толпы детей и родителей кричат и машут руками проезжающим эшелонам. Развеваются ленточки, летят сорванные цветы.
Война! Война!
Матери снаряжают в дорогу своих сыновей, складывают в мешочек купленные в ближайшем супермаркете пиццы и сухие концентраты. Матери складывают котлеты и вареники собственного приготовления. Матери вышивают платочки.
Колонны сыновей выходят на улицы, на резкий сентябрьский ветер. Колонны сыновей зябко натягивают наушники своих СD-плееров, поднимают воротники кожаных курток.
Там где-то звучит музыка, их военные марши и песни.

* * *
Радуются дети.
Бегут, размахивают цветными ленточками с изображением автоматов и гранат. А те, кто постарше, размахивают цветными автоматами и гранатами.
Радуются матери вместе с детьми. У некоторых на глазах выступают слёзы умиления.
Дети – цветы войны.
Возможно, когда-то они назывались по-другому. Даже точно – когда-то они назывались по-другому.
Многочисленные книги, писания, произведения искусства постепенно, но уверенно изменяли название детей. Как-то совершенно незаметно они изменили один звук. Процесс аккомодации повлёк за собой изменение второго звука.
И вот… Дети – цветы войны.
Дети-карапузы, дети- ангелы, наше будущее.
Дома, в уютных квартирах, мамы с замиранием сердца примеряют детские мундиры на малышей.
По всему городу разбросаны салоны: «Мундиры для деток-толстячков», «Мундиры для худеньких», «Мундиры для средненьких».

* * *
Война! Война!
Радуются дети и взрослые. Летят к небу шапки – и возвращаются обратно, хлебнув космической пыли.
И радостные солдаты целуют свои шапки и говорят: «Небо с нами».
А небо ли с вами.

* * *
Когда-то всё было по-другому.
Но никто не знает, когда и как.
А было всё когда-то по-другому.
Дезертиры сидят в тюрьмах. Они убирают снег в камерах-ресторанах, принесённый ногами посетителей.
Рано утром они стоят перед закрытыми дверями камер-ресторанов и ожидают, когда придёт заместитель заведующей, засмеётся маленьким голосом и спросит:
- Замерзли.
- Замёрзли, замёрзли, - радостно закивают головами дезертиры.
Даже если они и не замёрзли – они радостно закивают головами.
Зазвенят многочисленные ключи и откроются двери. Глазам представиться роскошный зал с десятисантиметровым слоем снега на полу. Заиндевевшие столики. И начнутся многочисленные телодвижения, не представляющие ценности ни для кого.
Замёрзли, замёрзли – скажут дезертиры, только потому, что им не выстрелили в спину, а позволили взять в руки широкие фанерные лопаты и мысленно произнести: раз-два, раз-два.
Тебе нужны эти телодвижения?
Подумай хорошо – что ты получаешь взамен. Ты получаешь свою суточную норму пиццы – но кто определил твою норму пиццы.
После одиннадцати утра двери камеры-ресторана будут открыты для всех. И заслуженные солдаты повесят свои новенькие и не помятые мундиры в гардеробе камеры, и закажут свою суточную норму фронтового виски.

* * *
Сделали они хотя бы один выстрел в своей жизни.
Ты видишь передовые полосы популярных газет – и фотографии ружей, извергающих смертоносный огонь.
И подробные описания выстрелов…
И тонкий запах пороха, смешавшись с запахом стального ствола, запарил в утреннем воздухе после того, как уверенная рука солдата…
Но ты задал себе вопрос: сделали они хоть один настоящий выстрел.
Тебе нужны эти телодвижения? Собранный в дальнем углу снег неожиданно тает. Ты прибегаешь с огромной тряпкой и начинаешь собирать воду в дырявое ведро. Если ты очень постараешься, то можешь собирать её чуть-чуть быстрее, чем она будет вытекать из ведра.
И тогда все, кто наблюдает за тобой, радостно закивают головами и скажут: он чего-то достиг.
Ты достигал этого миллионы раз, но почему-то забыл, что вода всё равно вытекает из ведра по дороге к унитазу.
Почему ты забыл об этом?
Тебе нужны эти телодвижения?
Миллионы раз подсыпали снотворное в вашу суточную норму пиццы. А солдаты входили в зал, и килограммы грязного снега осыпалось с их начищенных сапог на лакированный пол.

* * *
Война! Война! – радуются дети.
Дети – цветы войны…
Когда-то они назывались иначе…
На выжженном солнцем кладбище третьего мира давно нет ни крестов, ни могил. Только кружится где-то высоко серебристая птица жизни – воплощение всех птиц.
На выжженной солнцем лужайке пляшет девушка с оторванной рукой. Рядом пляшет девушка с оторванной ногой. Их рука и нога лежат тут же, на выжженной солнцем лужайке – кладбище третьего мира – и девушки описывают вокруг них стремительные круги своего радостного танца.
Их длинные волосы развеваются в такт танцу, их длинные пышные волосы в крови, их губы растекаются в улыбке экстаза – губы в крови.
Где-то старый солдат пришёл домой и ругает матом свою жену. Струи праведного солдатского пота стекают по телу солдата.
- Что, стерва? – страшно кричит солдат и бросает на землю коммунальной комнатки свою маленькую бесцветную жену.
- Что, стерва? – повторяет солдат, наваливается на неё и достаёт могучий и твёрдый член воина.
- Что, стерва? – повторяет солдат третий раз, одним могучим движением засаживает член, и после каждого движения повторяет: хы, хы, хы…

* * *
Тебе нужны эти телодвижения – тысячи фальшивых жизней, полуобморочных фальшивых снов клевали твоё тело. И ты дёргался в каждом страшном сне, не в силах проснуться. Тебе казалось, что ты паришь, но ты лежал на обезглавленной и маслянистой поверхности стадиона.
“Добро пожаловать. Стадион “Война” находится на временной реконструкции”.
Осколки уродливых машин, очень странных машин, о происхождении которых ты не мог даже догадываться, виднеются на обезглавленной поверхности. Чей извращённый ум создал эти странные машины.
На входе вас обязательно встретит охранник с повадками и функциями менеджера.
Здравствуйте, стадион находится в стадии реконструкции… Заранее приносим извинения…
Когда-нибудь это всё будет цветущим садом. А пока обратите внимание на изысканность этих осколков.
Реклама – залог коммерческого успеха…
Деловым людям – деловая жизнь…
Хочешь заработать … хочу…
Только для настоящих мужчин…
Попробуй – не пожалеешь.
Как сделать свой бизнес в интернете…
Создать сайт с доходом…
Наши предки проявили невиданную изобретательность при создании военных машин и приспособлений. Обратите внимание на тонкую маскировку этого подвала… Здесь располагался тайный штаб…
Простите, а где здесь вход?
Менеджер смущается – некорректный вопрос. Вход отсутствовал с целью маскировки. Впрочем также, как и выход.
Зачем собирать в конструкцию такой страшный сон? Тысячи жизней мы бродим среди обломков этого страшного сна, в надежде собрать его в гениальную конструкцию и полететь.
Как можно собрать в конструкцию такой страшный сон… Проснуться? Тогда ничего не будет. И так ничего нет.
Тысячи жизней вы бродите среди обломков этого страшного уродливого сна, и несовершенные машины со стальным урчанием пожирают ваши озабоченные жизни.
На обезглавленной поверхности сна пробивается извращённая трава, она тянется к своим воспоминаниям о солнце. Осколки воспоминаний о солнце мелькают среди конструкций.
Но осколки воспоминаний не могут превратиться в настоящее солнце.
У настоящего солнца не может быть осколков, поскольку оно не является конструкцией.

* * *
Война! Война! – радуются дети. А взрослых среди них нет. Взрослые ещё не выросли.