Эмо и Ангел

Эмо и Ангел.

Солнце медленно погружалось в запад, окрашивая небо в розовый цвет. С востока приходила чернота. Посередине стоял Ник. Он стоял на краю крыши шестнадцатиэтажки, Вавилонской башней возвышающейся над утопающими в черной листве тополей хрущевками. Белые носки его черных с черепами кед нависли над пропастью. Но Ник не смотрел в низ, он смотрел на заходящее солнце. Вопреки невозможной жаре, расплавляющую асфальт, Ник был в узких черных джинсах и рубашке с коротким рукавом, застегнутой на все пуговицы, да еще широкий черно-фиолетовый галстук. На голове громоздились огромные наушники, но сейчас они молчали. Как молчал весь мир. Этот чужой, мертвый мир.
Тьма, пришедшая с востока, заполняла все небо, вытесняя розовый свет уходившего солнца. Так всегда бывает. Ночь всегда побеждает, заливая все мертвенным, холодным, вязким как кисель мраком. Ночь и мрак пришли к Нику, заполнив все его поры, его чувства, его мысли. Сковав по рукам и ногам невидимыми, но от того не менее тяжелыми чем стальные, оковами. Все бессмысленно до безумия. Все бессмысленно до гениальности. Солнце встает на востоке, чтобы сесть на западе. Человек рождается, чтобы умереть. Но солнце не умеет страдать. А Ник умеет.
По щеке пробежала слеза.
Мир вокруг чужой. Мир вокруг враждебный. Мир вокруг мертвый. Для родителей Ника просто не существовало. Они занимались своими бессмысленными, раздражающими до истерики делами, а в перерывах между основной деятельностью выясняли, кто кому жизнь испортил. Старший брат, видимо, понимая свою убогость и серость, мог жить только измываясь над Ником. В школе одни придурки и уроды. День похож на день, непонимание, издевательства и постоянный страх. И беспросветность. Еще вчера было зачем жить. Диана. Гора белых волос, челка на пол-лица, грустные глаза, черные огромные ресницы и такие желанные губы. И не только губы желанные... И лучший друг Мак. Ближе чем брат. Общие вкусы, общие интересны, даже одежда. Они - свежий ветер в затхлом, ядовитом воздухе этого мертвого мира. Они - розовые лучи вечернего солнца, противостоящие наступлению смертоносной тьмы. Но именно они убили Ника. Вчера. Диана держала в руках окровавленный нож, виновато улыбаясь. Она пронзила сердце. Мак хмурился, опустив глаза. Нож, кровь с которого сейчас капала на его клетчатые кеды, он вонзил в спину.
Они целовались в подъезде.
Слеза оторвалась от подбородка и улетела в пропасть.
Вслед за ней сейчас отправится и Ник. Он раскинет руки как крылья и прыгнет. И полетит. Этот мир мертв. Он смердит и каплет ядом. Живому не место среди мертвецов. Ведь если страдаешь значит жив... И Ник полетит. К солнцу, что почти скрылось за горизонтом. Когда он покинет их, они и не заметит, что что-то изменилось. Мертвецы ничего не замечают. Родители будут продолжать гавкать друг на друга слюнявыми псами. В школе гиены будут хохотать, и скалить свои желтые зубы и без него. Тусовка обеспокоена только тем, где найти траву, и если у тебя нет денег, что ты есть, что тебя нет - не важно. Диана и Мак... зачем им нужен Ник, если им хорошо друг с другом? Только один лишь брат, наверное, заметит, что не хватает чего-то, кого так привычно обзывать и очень обидно бить по лицу.
Смерть?
Ник поглядел, наконец, вниз. Это в мире живых можно прыгнув с крыши шестнадцатиэтажки умереть. А в мире мертвых, наоборот - ожить.
Привычным движением головы отбросил длинную черную челку, он раскинул руки как крылья и прыгнул.
* * *
Ник вздрогнул и сел на кровати.
Сон.
Жара, вентилятор гонял теплый воздух, край постера, которыми были покрыты стены комнаты, отклеился и нервно шелестел. На кухни ворчал, звеня посудой отец, собираясь на свой тупой завод. Начинался новый день, полный непонимания, издевательств и страха. Ник лег, сжался, обхватил руками колени, слеза скользнула на подушку.
Душно. Смрадно. Надо бежать из этого мира. Мира мертвых.
Ник уснул.
* * *
Он принял решение, когда стоял под душем и вспоминал Диану и Мака.
Когда он укладывал волосы, проснулся брат. Ник стоял в ванной, а брат с грохотом ввалился в туалет, и по своему обыкновению стал обоссывать унитаз, напевая какую-то тупую песенку для дегенератов. Сейчас он станет ломиться в ванную. Ник включил фен, положил его на раковину - мол, не слышу ничего, и достал тушь.
--Опять, пидор, губы красишь? - загромыхал брат, несколько раз ударив в дверь. - Ну, только выйди, чмо гнилое, убью, - привычно пообещал он и поплелся на кухню к холодильнику.
Дождавшись, когда брат включит телек, и уставится своими рыбьими глазами в трясущиеся задницы и коровьи титьки поп-дурочек, Ник выскользнул из ванной, схватил сумку-почтальонку, свои любимые кеды и выскочил в коридор. Только когда двери лифта закрылись, Ник облегченно вздохнул. Теперь можно и обуться.
Весь день он бродил по городу, а вечером поднялся на крышу той шестнадцатиэтажки, которую видел во сне, которая была любимым местом их маленькой компании.
Агрессивное огромное жаркое солнце висело над головой, оно не было ласково-розовым как во сне, оно желало только смерти, как все в этом мире, наполненном стадами существ, которые бегают туда-сюда, не понимая, что мертвы. Рука привычным движением потянулась в почтальонку и музыка в наушниках затихла. Как во сне. Ник подошел к краю, неуверенно глянул вниз. Застывшие в мертвом штиле тополи и крыши пятиэтажек. Высоко. Отойдя от края, Ник достал из сумки теплую уже Колу. Глотнул. И огляделся.
Совсем рядом, буквально в десяти метрах на краю крыши сидел белобрысый парень, как и Ник лет 15-ти, свесив ноги вниз. Он был одет в джинсовые шорты с вышивкой, желтую футболку с нарисованными на спине крылышками и белые кеды, хитро зашнурованные фиолетовыми шнурками. Белобрысый качал ногами и пускал мыльные пузыри.
Ник испугался. Бросаться вниз при свидетелях расхотелось. Как-то это не серьезно получалось бы. Ник хотел разозлиться на парня, так не вовремя решившего пускать пузыри именно на этой крыше, но не разозлиться, ни даже обидеться не получилось. Допив Колу, он бросил банку вниз, совершенно не озаботившись тем, что может кого-нибудь ею убить. Чем привлек внимание белобрысого.
--Хай, кид, - сказал он, и улыбнулся во весь рот.
Именно так приветствовали друг друга Ник и Мак, бывшие еще два дня назад самыми близкими друзьями в мире. Но на подобное приветствие от незнакомого парня Ник разозлился.
--Да пошел ты!
Белобрысый выпустил в голубое небо каскад огромных переливающихся радугой пузырей.
--Да ладно тебе, - он повернулся к Нику и вновь по-голливудски улыбнулся, - меня зовут Энж.
Ник посмотрел на люк, ведущий в сумрак подъезда. Возвращаться не хотелось. Это его крыша.
Энж подвинулся на краю, как бы уступая место Нику, и сказал:
--Классная крыша. Ваша?
--Наша.
--А что один?
--Тебе не все равно? - оскалился Ник.
--Нет, мне не все равно. Но если не хочешь рассказывать... - Энж снова выпустил каскад пузырей.
--Что ты тут делаешь? - зачем-то спросил Ник, подойдя ближе.
--Пускаю мыльные пузыри... и думаю о смерти.
Ник подошел к краю крыши и поглядел вниз. Было немножко боязно, но Ник все равно сел, свесив ноги вниз.
--О смерти? И что надумал?
Энж надул один пузырь и отправил его в полет. Молча протянул Нику пузырек с мыльным раствором, тот взял.
--Вот пузырь, - сказал он после некоторой паузы, - его надули и он полетел. Большой и красивый. Смотри, как переливается на солнце всеми цветами. Он летит. Куда? Зачем? Для чего?
Пузырь лопнул, Энж хлопнул в ладоши.
--Все! Он жил. Летел. - Энж говорил медленно, делал паузы. - Переливался на солнце. И лопнул! Все. И нет никому никакого дела до того был ли пузырь. Куда он летел. О чем он мечтал. Кого он любил. Как страдал. Он был... и его больше нет. И всем все равно.
Ник опустил палочку с кольцом в пузырек, побултыхал немного и поднес ее к своим бледным губам. Медленно надулся большущий пузырь. Оторвавшись от кольца, он лениво направился в свое короткое путешествие.
Ник поглядел на Энжа, тот внимательно смотрел на улетающий пузырь.
Энж был круглолицый и коренастый, определенно он занимался спортом, в отличие от худощавого Ника, игнорирующего всякий спорт. Короткие торчащие в разные стороны совершенно белые волосы, казалось, светились на солнце. А глаза были большие, детские и радостные. Он понравился Нику. Нет! Ник не был геем! Хотя надо сказать, что путешествуя по и-нету, выходил с эмо-сайтов на фото и видео целующихся (и не только) эмо-боев, и даже испытывал эрекцию от увиденного. Энж понравился своим внутренним миром, который немного приоткрыл сейчас для совершенного незнакомого ему пацана.
--Грустно быть пузырем, - наконец сказал Энж.
--Почему?
Повисла пауза. Энж не отвечал, словно не слышал вопроса.
--Пузыри не страдают - это их плюс, - добавил Ник.
--Грустно быть пузырем, - повторил задумчиво Энж, - лететь, не зная куда, и для чего. Умереть... и не оставить после себя ничего...
Он взглянул в глаза Нику.
--Грустно быть человеком, который не знает, куда лететь, зачем лететь, и мечтает только о том, чтобы быстрее... - Энж надул пузырь и тут же пальцем лопнул его.
Ник опустил голову. Что-то было в словах Энжа.
--Жарко. Пойдем в парк! - Энж вскочил на ноги, совершенно не опасаясь свалиться вниз. - Угощаю мороженным!
Ник невольно улыбнулся: только что говорил о смерти и бессмысленности бытия, и уже радуясь как ребенок, мечтает о мороженном.
--Меня зовут Ник.
* * *
Ночь. Небо без звезд. Луна перечеркнута поперек черным облаком и похожа на раззявивший в ухмылке череп. Крыша той шестнадцатиэтажки. Ник снова стоял на краю.
--Я знал, что ты придешь, - услышал он голос Энжа, обернулся. Белобрысый лизал мороженое. - Все-таки решил?
Ник молчал. Потом произнес:
--Боль и мрак... Смерть освободит.
Ник был уверен, что бросится вниз, но тут снова этот парень.
--Боль и мрак, - согласился Энж, выбросив мороженое вниз. - Но освободит ли смерть?
Ник смотрел сниз. Было очень темно. Чернота внизу, едва угадываются кроны деревьев, чернота вверху, только беззучно хохочет желтый череп над головой.
--Знаешь, Ник, - Энж подошел ближе и сел на край крыше, по своему обыкновению свесив ноги, - мне известно кое-что о боли... о мраке... о смерти... Я мог бы тебе рассказать об этом.
Ник молча смотрел вниз.
--Но я не стану. Зачем? Мне так же кое-что известно о радости, о свете, о жизни. Хочешь услышать?
Ник тяжело вздохнул. Он не хотел.
--Любовь.
Энж сказал и надолго замолчал.
--Что любовь? - не выдержал Ник.
--Любовь дарит радость, свет и жизнь, - Энж ответил не сразу. - Любовь наполняет жизнь смыслом.
Повисла долгая пауза. Наконец Ник нарушил ее, шепнув.
--Я любил.
--Нет. Ты никогда не любил. Любовь - это чудо!
Ник хмыкнул: мол, много ты знаешь!
--Пойдем я тебе покажу! - Энж вкочил на ноги, схватил за Ника руку и прыгнул вниз.
* * *
Сон.
Ник сел на кровати. Была ночь. В окно глядел ухмыляющийся желтый череп.
Натянув джинсы и черную футболку с грустным Спанч Бобом, Ник тихонько прокрался к двери. Его путь лежал на крышу. Там должен его был ждать Энж. Почему-то Ник был в этом абсолютно уверен. Он шел по пустым темным улицам. Было тихо. Мертвый город, освещаемый только мертвой головой Луны.
--Привет, - Энж гулял туда-сюда по краю крыши, как канатоходец раскинув руки.
--Привет. Ты мне приснился.
--Я знаю. - Энж широко улыбнулся, и стало даже как-то светлее. - Я обещал тебе показать то, что дарит радость, свет и жизнь.
--Откуда ты знаешь?
--Вот так. - Энж сделал колесо по краю крыши, прыгнул, перекувыркнулся через голову и оказался рядом с Ником. - Ты готов?
--Потому то я тут.
--Пойдем, - белобрысый взял Ника за руку, и...
...и они оказались в большом зале с семью круглыми массивными колоннами уходившими вверх, в бесконечное ярко-голубое небо с громадами белых облаков. Зал был залит светом. Но свет лился не снаружи. Источник света был внутри.
То что увидел Ник невозможно описать словами. Невозможно вообразить. Невозможно почуствовать.
--Что... Кто это? - спросил Ник, но он уже знал ответ.
--Это Любовь, - услышал он голос Энжа.
* * *
Утром Ник зачем-то пошел в церковь. Когда он шел, то ругал себя: зачем? Кому я там нужен? Там злые старухи. Там странные, больные на голову люди. Там цепи и запреты.
Но когда он вошел внутрь, он увидел Энжа.
На стене висели огромные картины в человеческий рост, иконы - понял Ник, он не был дураком. Подписи хитро закручеными буковками гласили: "Преподобный Сергий Радонежский", "Ангел-хранитель", "Святитель Никита Новгородский".
--Энж?
С иконы на Ника смотрел улыбающийся белобрысый парень в футболке, красовках и с пузырьком для пускания мыльных пузырей. И подпись "Ангел-Хранитель". Ник зажмурился. Открыл глаза. Вместо Энжа на иконе был высокий стройный юноша с длинными волосами, в длинной красной хламиде и зеленом покрывале через плечо, в руках он держал крест и меч, а за спиной два крыла. Никакого сходства с Энжем. Только глаза.
--Энж.
В тот день Ник стал снова Никитой.

01 -11.09.09 г.