Ворох дней-3. День Запаха Кофе

День Запаха Кофе
Настоялась на холоде, замёрзла. Вот это я понимаю – Осень сразу показала свой характер. С самого первого дня. И забытое ощущение холода охватывает с головы до ног. Мимо бегут огромные букеты на тоненьких ножках, спешат на торжественную линейку. Вот закономерность: чем меньше дитё, тем больше его букет. За пышными георгинами и высокомерными розами, одетыми в разноцветные блестящие упаковки, первоклашек и не разглядишь. Учителя, как курочки, собирают к себе под крыло перепуганных цыплят. Бойтесь, дети, то ли ещё будет!
Я давно уже не испытываю ностальгии по школьным временам. Не кручу бигуди в ночь накануне Первого сентября. Не даю себе несбыточных клятв относительно успеваемости по химии. Признаться, со многими одноклассниками я не виделась с того момента, как, намаявшись на выпускном вечере и проигнорировав безумный призыв идти на Волгу встречать рассвет, я со спокойной душой в половине пятого утра ушла домой спать. Так получилось, что в классе меня и двух моих подруг прозвали «святая троица». Ирония очевидна. А всё потому, что на переменах мы втроём бродили по школьным коридорам, уставившись в шесть глаз в какую-нибудь книгу. Чаще всего это было что-нибудь французское. Мы бредили Францией, даже переиначили свои имена на французский лад: Жюли, Кати и Надин.
Однажды на уроке истории нам дали на дом групповое задание – рассказать о нравах и традициях какой-нибудь европейской страны. Думаю, не нужно говорить, что выбрали мы. Сорок минут наша «святая троица» со смаком учила одноклассников правильно есть сыр и пить вино. К доске был приколот сделанный нами рисунок галлийского кораблика, плывущего по Сене. Учительница, кажется, сама была не рада.
А вот школьная программа по литературе меня мало интересовала. Все произведения старших классов я прочитала ещё в 10-12 лет, знала их назубок, и снова рассусоливать «Войну и мир» или «Хоря и Калиныча» мне не хотелось. В выпускных классах я жила в мире Серебряного века. Взахлёб цитировала Блока, Ахматову, Кузмина, Волошина. Советских классиков презирала. Но однажды, когда весь класс обсуждал проблемы, поднятые в шолоховской «Поднятой целине», я совершенно случайно взяла у соседки по парте книжку и открыла её наугад - в самой середине. Попался тот самый эпизод, где дед Щукарь кормит супом с лягушками односельчан, уставших после сенокоса. Позабыв обо всём на свете, я начала громко хохотать. Учительнице стало ясно, что текст я вижу впервые. Спасибо ей за то, что своего возмущения она не открыла никому. Она слишком хорошо относилась ко мне. Прямо-таки, незаслуженно хорошо. А «Поднятую целину» мне пришлось прочитать полностью перед поступлением в университет. Как ни странно, мне полюбились Макар Нагульнов, его непутёвая Лушка, суетливый дед Шукарь. С их помощью я выскочила из изысканно-гротескного мира Серебряного века и поняла, что не в нём одном счастье.
Жаль, что у меня нет ностальгии по школе. Наверное, это неправильно.
Сегодня слишком холодно, но зато, наконец-то, мозги после летней жары пришли в норму. А были – ой-ёй! – как прокисший студень. Нос начинает шмыгать с непривычки, рукам не поддаётся пуговица на жакете. Красота! Бегу в кондитерскую, чтобы прикупить чего-нибудь вкусненького. На прилавке, как по заказу – слоёные пирожные, прянички с начинкой, воздушные безе, фигурные печенья. Беру всего понемножку.
- Ага! – с удовлетворением замечает продавщица. – Как похолодало, так всех сразу на сладенькое потянуло. Чтоб с чайком горяченьким!
Ну, нет. Сегодня я пью кофе. Обычно я предпочитаю чай, но сейчас мне хочется только кофе. Обжигающего, крепчайшего, духовитого. Сложив в сумку бумажные пакетики с печёностями, спешу домой.
Всё лето в доме царствовал чайный сервиз на шесть персон. На важном чайнике красовались нежнейшие розы. На крышку присел великолепный махаон. Бабочки поменьше порхали с чашки на чашку, деликатно касаясь трепетных розовых лепестков. Но время этого сервиза миновало. В первый день осени я достала из буфета три чашки – оранжевую, жёлтую и фисташковую. Отныне им предстоит жить с нами до снегов.
Возможно, растворимый кофе не идёт ни в какое сравнение со свежемолотым и сваренным в медной турке. Мне, чаеманке, не понять этих тончайших нюансов. Я высыпаю в оранжевую чашку две ложки Jacobs Monarch, заливаю кипятком и вдыхаю терпкий, бодрящий аромат.
Передо мной в кофейных парах проплывает виденье парижской набережной. Мне мнится, что я вальяжно восседаю за миниатюрным столиком, выставленном прямо на тротуаре. Вокруг снуют люди и машины, а я лениво наблюдаю за ними сквозь полусомкнутые ресницы. Откуда-то доносится звук аккордеона. Я делаю обжигающий гортань глоток и довольно говорю сама себе: «Tres bien!». Над чашкой вьётся лёгкий дымок. Он улетает в форточку и рассеивается в первосентябрьском воздухе. И так – с запахом кофе – ко мне приходит Осень…