Бог знает лучше
Azadi | | Категория: Проза
Сказали спасибо (1): Константин Галь
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
КУПЕЛЬ.
ГЛАВА ПЕРВАЯ.
ТОТ ЖЕ ДЕНЬ.
ДЕРЕВНЯ.
... Мику потормошила меня, мол ты как там. Я с трудом, но сел. Голова болит конечно, но зато...
– Я вспомнил.
– Молодец. А мы дальше пойдем? Или полетим?
– Лучше пешком, вдруг еще увидит кто-нибудь.
– Жаль. Ладно пошли, а то торчим на поле как два пугала.
Она встала, отряхнулась и с интересом посмотрела на меня.
– Что еще?
– Бедная Лиска. Она же два раза тебе в любви призналась... Не понял что-ли? Мужики...
– Микуся, нехрен лезть в личную жизнь. Может это у нас хобби. Лучше скажи, что родители про твои похождения говорят? Вот честно, я бы выпорол.
Она показала мне язык.
– Обломись, чувак, а то больно будет. Ну а, если серъезно... Мама просит, чтобы я по дурости на зону не загремела. А фазер... Вот что это означает? Дитя в подоле? Я японка. Ваших русских приколов не понимаю.
Пришлось объяснить популярно. Мику испуганно посмотрела на меня.
– Ты что серъезно? Мы вам не маленькие уже, знаем как гандонами пользоваться.
– Презервативами же...
Она пожала плечами.
– А какая разница? Главное, чтобы налазил и не дырявый был...
Внезапно она покраснела.
– Придурки вы, всякую херню несете. Я может Косте сразу сказала, чтобы до свадьбы даже не думал, а то оторву все. И сразу. А как детей делают, мы уже давно знаем. Вот.
Переговариваясь о проблемах воспитания подрастающего поколения, мы вышли на дорогу... Прошли немного. Сзади раздался мужской голос.
– Посторонись.
Обернулись. Нас обогнал пожилой мужик, ведущий в поводу лошадь с телегой и сеном.
– Здравствуйте.
– И вам тоже. Из лагеря? А к нам по какой надобности? Клавдию? Знаю конечно. Покажу где живет.
Мику тем временем, склонив голову, осмотрела телегу.
– Дядя Миша... а прокатиться можно?
Деловая... И знает ведь как его зовут.
– Почему же нельзя? Залезайте, подвезу.
Я на ходу подсадил ее, запрыгнул сам. Лучше чем идти. Мику, поболтав ногами, легла навзничь, жмурясь от удовольствия.
Въехав в деревню, остановились, слезли. Мужик показал кнутом.
– Вон их изба. До свидания.
Отряхнув от сена Мику, подошли к забору. Из-за ворот послышалось неуверенное гавканье. Ему сменило жалобное поскуливание. Еще бы на меня собаки лаяли. Потом женский голос.
– Кто там? Входи, открыто...
... – Петр о тебе рассказывал. Азадом же зовут... Ладно, где подпись поставить? Сейчас печать принесу. Молочка попьете, свежее, утрешнее?
Покончив с документами, вышли на центральную улицу. Мику внезапно остановившись, задумчиво посмотрела в небо.
– Вот тут мы в прошлом году с Баськой и пацанами познакомились.
– С кем?
– Да должен ты его помнить. Он со Славкой и сестрой своей младшей Нюрой к нам на сейшн в кочегарку приезжали.
– Вспомнил. А почему Баська?
Мику засмеялась.
– А он в детстве вместо В говорил Б. Прикинь? Вообще-то Вася. С пацанами в техникуме учится, в поселке, живут в общаге. А здесь они, типа, на практике были. Главное, что Славка их хорошо знает. Она ведь тоже оттуда. Понимаешь, в чем дело... У нас же водохранилище. А когда его строили, еще до моего приезда, несколько деревень под затопление попали. Неважно. Главное, Славичка, этих знала. А то бы совсем весело конечно было бы.
– Подрались что-ли?
– Не без этого.
... – Слышь, пацаны... Я вот не поняла, что за наезды еще? Баська? Совсем уже ох... на девчонок кидаетесь. Помахаться не с кем? Может вы еще мне чего предъявите? Я тоже из «Совенка»...
– Славка, прекрати... Реальный неудобняк, девчонки, получился. Кстати, вы, где махаться научились? Короче... извините. Славя, слушай... Давай знаешь что. Типа за примирение мы вас в ночное возьмем. Ничего такого. Посидим, поговорим, на лошадях покатаетесь. Как оно? Тогда к десяти вечера к околице подходите, только не проспите.
... – Не бойтесь, у нас кони смирные. Славка, не забыла каково на воле? Им-то откуда знать, городским. Давайте к реке правьте, там и встанем. Разводите костер...
По хозяйски слезали с коней, разминались, садились и ложились у огня. Лес да степь встретились... На ночном небе появлялось все больше звезд, от реки потянуло прохладой. Девчонки доставали из переметных сумок картошку да хлеб, кормили лошадей. Расположились... Один из парней постарше, усмехнувшись, потянулся к Славяне. Отойдем, мол... Та отодвинулась подальше.
– Иди отсюда...
Парень осклабился.
– Что застеснялась или брезгуешь? Ты... отца не помнишь, мать пьяная у дома замерзла... А туда же, строит из себя. Пошли...
Хрясь... Он отлетел в сторону. Бася подошел ближе, постоял, потирая кулак.
– Иди отсюда. Сам. Потом поговорим. – повернулся. – Славя, прости.
– Баська, кончай. Руки о гавно не марай.
Потом посидели еще. Кто-то подкинул в костер веток, вверх взметнулись искры.
– А кто в курсе? Говорят у Сабеевки Лешачку пастухи встретили.
– О ком это? – удивилась Мику.
– Да рассказывают... Выходит из леса девчонка в белой рубахе, венок на голове, а рядом с ней огромный медведь. Песни вроде как поет. Говорят, если ее попросить, то волки скот не тронут. Многие ее видели. Только Сабеевка ведь далеко отсюда будет.
– Лешачка же она, не человек... Для нее, что далеко, что нет...
– Тоже верно.
– Нюрыч, ты есть хочешь? Вот картошечки возьми, покушай... А то молочка бабушкиного попей...
Бася вытащил изо рта беломорину, оторвал часть мундштука, протянул кому-то.
– Кто просил оставить?
От реки послышалось ржание. Он встал, раскинул руки, в свете костра сверкнул медный крестик на шее ...
» Вот и затемна, ветер песню заведет
Я отворю окно, он меня с собой зовет
Туда, где во лугах бродит грусть, скитается
В дверях мой недруг-страх заставляет каяться
Кличет путь к себе, высыхает жизнь-река
Но цепями к судьбе я прикован накрепко
Думами вскормил душеньку невольную
О дайте, мне Боже, сил вынести всю боль мою.»
Пошел вокруг костра. То ли танец, то ли...
» Выводил коня я во чисто полюшко
Я возмолил коня разыскать мне волюшку
Мой конь да улетел, в чистом поле утонул
Я пять каленых стрел смертью вслед послал ему
Я не знал зачем, и не ведал почему
Вот просто так сумел свое счастье обмануть
Мой конь да вороной с теми пятью стрелами
Нашел себе покой за облаками белыми
Вот и я забыт в этом чистом полюшке
Я по следам копыт побегу за волюшкой
Встретивши коня я забуду боль мою
Мой друг, прими меня в царство свое вольное...»
Остановился, подняв голову в ночь, выдохнул...
– Славка, ты чего побледнела? – удивилась Алиса.
– Ты не понимаешь... Он ее все чаще поет и глаза у него безумными становятся ...
Вася подошел, присел рядом. Внимательно посмотрел на Алису.
– Вот знаешь, что отец мне наказывал запомнить. А ему дед... Человек знать должен кто он и откуда. Зачем он в этот мир приходит. Если знает, то Небо для него родным домом будет. А нет... Земля мачехой станет. А мы это забыли. Заставили нас забыть. Понимаешь?
Алиса чуть заметно улыбнулась.
– Вася... Скажи мне, тогда, научи... А зачем ты в этот мир пришел? Зачем мы все пришли? Зачем я здесь? Знаешь?
– Для Воли, сестренка. Для Воли. Для чего еще-то...
... Одна из девчонок встала, потянулась.
– Чего сидим? Пошли искупнемся. Городские, а вы что... плавать не умеете?
Засмеялась. Мику покраснела.
– Умеем. Только мы... без купальников.
Теперь захохотали остальные.
– Да мы тоже без купальников. – бросила одна, на ходу скидывая платье. – Делов-то...
Алиса фыркнула. – А пошли. Что мы хуже? В смысле... напугали ежиков... – она растегнула юбку. – Самурайка, блин...
– Как водичка?
– Нормально. Эй, городские, туда не заплывайте. Нельзя.
– Почему это?
– Хозяин утащет. Речной Конь.
– Водяной значит. – пояснила Славяна.
– Покормить бы его...
– Позавчера петуха отдавали...
– Не хера себе, если честно.
– Лиска, не ругайся, не любит он этого. Лучше молчи.
– Нюрыч, около бережка купайся, чтобы я видел.
– А вообще, Водяные разве есть? Сказки...
– Ох, какие вы в городе дурные. Конечно есть. Придет время, сами увидете...
Выходя на берег, садились у костра, обсыхались, грелись. Поили коней, говорили...
Мику осторожно потрепали по коленке.
– Просыпайтесь.
Она встрепенулась, села.
– Что случилось?
– Вставайте, рассвет скоро. А вам еще в лагерь надо успеть.
У околицы, прощаясь, Бася подошел к Славке.
– Славя... Я в поселке к вам зайду. Дом там поправить, по хозяйству чего сделать... А если кто плохое про тебя или семью твою говорить будет... Завалю.
Она погладила парня по плечу.
– Спасибо, Басичка. Только ты не убивай никого, не надо. А то тебя же посадят тогда.
– Как ты скажешь...
... Мику пошмыгала носом.
– В лагере влетело конечно, по полной. Да фигня.
– Куда сейчас?
– Знаешь, пойдем в церковь, а то тяжело. Давит что-то.
Вошедшая в храм Мику, восторженно огляделась.
– Как красиво. Это здесь Бог? А что теперь... делать надо?
Стоявший на коленях перед иконостасом батюшка, встал и повернулся к нам.
Я перекрестился.
– Здравствуйте.
– Здравствуйте, а я вас с утра жду. Знамения мне были о вашем приходе.
Он склонил голову.
– Как зовут тебя?
– Люди Седым кличут.
– А я Мику.
– Имя у тебя странное.
– Знаю, я японка.
– А меня Отец Сергей. Пройдемте в комнату.
Мы сели на лавку у стола. Едва уловимый запах ладана. Священник устало положил руки на столешницу, вздохнул.
– Это ведь вас люди в небе узрели. Ты с девочкой на руках летел и она рядом, и еще одна... – он показал на Мику. – У тебя волосы приметные. А этой ночью на Чортовом холме костер ваш видели... И еще.
Батюшка встал, подошел к полке с книгами, взял... детский платочек.
– Она его оставила. Им слезы мои вытерла... Чего же хотите вы? ВЫ?
Мику смущенно потупилась.
– Дяденька, а можно спросить? А вот, что нужно сделать, чтобы к вашему Богу прийти?
– Покрестится сначало надо...
– Вот... я для этого и пришла тогда.
– Ведь чудны дела Твои... Как же?
– Мне нельзя? Японка, да...
– Для Него нет разницы. Просто... Сколько лет тебе?
– Шестнадцать. Я уже взрослая.
– Что скажут тебе родители когда узнают?
Мику показала на меня.
– Он не против.
– Он твой отец?
– Нет, больше. А мой папа сказал бы... Делай то, что должна и не будет судей над тебой. Мама бы согласилась с ним.
Батюшка огладил бороду.
– Пусть на все будет Его Воля. Хорошо, я сделаю как ты просишь. Пойдемте...
– Ой, а куда?
– Нужно все подготовить. – повернулся. – Ты поможешь?
Мику притормозила.
– Дяденька, а это... извините. А есть какая-нибудь рубашка? А то, я по телевизору видела... Водой ведь обливают, а я в форме...
Батюшка чуть улыбнулся.
– Вон там переоденься. Позвать бы старух надо, чтобы помогли...
– Никого, дяденька, не надо.
... Когда вода в деревянную купель была налита, а свечи горели из боковой комнатушки вышла Мику в белой рубахе.
– Длинная, подвернуть пришлось. А теперь...
Я подвел ее к купели.
– Повторяй...
Она пожала плечами.
– ТЫ ЧТО? Я ЗНАЮ, ЧТО НАДО ГОВОРИТЬ. ЗНАЮ.
Она повернулась к нам.
» Верую во единого Бога Отца Вседержителя, Творца неба и земли, всего видимого и невидимого.
И во единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия, единородного, рождённого от Отца прежде всех веков, Света от Света, Бога истинного от Бога истинного, рождённого, не сотворённого, одного существа со Отцом, через Которого всё сотворено;
для нас людей и для нашего спасения сошедшего с небес, принявшего плоть от Духа Святого и Марии Девы и сделавшегося человеком,
распятого за нас при Понтии Пилате, страдавшего и погребённого,
воскресшего в третий день согласно с Писаниями (пророческими),
восшедшего на небеса и сидящего одесную Отца,
и снова грядущего со славою судить живых и мёртвых, Царству Его не будет конца.
И в Святого Духа, Господа, дающего жизнь, исходящего от Отца, поклоняемого и прославляемого равночестно с Отцем и Сыном, говорившего чрез пророков.
И во единую, Святую, Вселенскую и Апостольскую Церковь.
Исповедую единое крещение во оставление грехов.
Ожидаю воскресения мёртвых
жизнь будущую. Аминь.»
Протянула мне руку.
– Дай нож.
Взяв его, она вздернула вверх волосы и чиркнула лезвием.
– Хватит притворяться.
Батюшка подошел было к ней, но она отстранилась.
– Не надо. Не бойтесь только теперь.
Она осторожно встала в купель и радостно засмеялась.
– Я ВЕРНУЛАСЬ!
Священник отшатнулся. Сверху на Мику полилась чистейшая вода. Едва ощутимый аромат благовоний, вспыхнувшие лампады...
«Спас на крови -
Спасись и живи,
Спать не спеши,
Не туши свет,
Не говори "нет" -
Спас, Спас на крови,
Спас, Спас на крови, спаси нас!
Мало ли нам, малым,
Заспанным и усталым,
Заснувшим в кровати,
Забывшим свет,
Сказавшим "нет",
Шагнувшим в снег
Горети-горевати,
Горькое горе жевати,
Веревочки развивати,
Витушечики вить,
В колотушечики бить,
Баклушечки колотить
На крови, да на кровати,
Скатертью стол накрывати,
В чарку слезу роняти -
Спас, Спас на крови,
Спас, Спас на крови, спаси нас!»
Поток воды иссяк. Священник сделал было шаг к Мику и упал на колени, закрываясь руками. В купели до потолка вспыхнуло пламя. Прямо в него влетел белый голубь.
– ЧТО ЭТО, ЧТО? ГОСПОДИ...
Братушечка-братик,
На плечо меня взвали,
Дотащи до святой земли,
Отыщи ее вдали -
Спас, Спас на крови,
Спас, Спас на крови, спаси нас!
От дождя, от ножа,
От волка , от дурака,
От ночной мороки,
От кривой дороги,
От песка в глазах,
От страха за страх,
От всего спаси,
Спас на небеси!
Я встал около купели. Мы все были здесь, все пришли. И моя Дочь, стоявшая среди огромных волков, и моя Любовь... Все... И молодой мужчина с уголовными наколками на пальцах, расправив крылья и улыбнувшись, поднял голову. Рядом девушка с непослушным хохолком на голове... И тот кто в прошлой жизни носил кличку Конь, положил мне ладонь на плечо. Брат... Все пришли. Те кто сейчас и те кто будут.
И из огненной купели, раскинув руки, на пол церкви ступила Мику. Сокол на плече, черные волосы, белая рубаха, алые крылья, крест на груди... В ее руке мелькнул огненный клинок.
Спас, Спас на крови,
Спас, Спас на крови, спаси нас!...»
Пламя опало. Я подошел к батюшке, который опустив голову, стоял на коленях. Рядом, одернув мокрую рубашку, присела Мику.
– Батюшка...
Он посмотрел на нас. По его лицу катились слезы.
– ЧТО, ЧТО Я ВИДЕЛ СЕЙЧАС?
– РОЖДЕНИЕ. – Мику встала. – Я стала такой, какой должна быть. Я стала собой.
Она помолчала.
– И я не больше не Мику. Я Мария. Отец Сергей... Это ведь мое истинное имя. Да?
Тот только качнул головой, соглашаясь.
– Да, ты Мария. Не я нарекаю тебя им, но Он Сам. Я лишь подтверждаю Его Волю.
Она лукаво улыбнулась.
– Но... Можете звать меня и Мику. Я не обижусь. Ой... Переодеться же надо. Вся мокрая.
... – Значит Конец Света идет... Все как предсказано было. А ты тот кто спасет нас.
– Батюшка... Кто же кроме вас, кроме людей этот мир защитит? Я лишь помогу...
– Да как же ты один против Тьмы встанешь? Хоть ты и...
– Не один он будет. Я рядом буду стоять.
– Девочка моя... Ты хоть понимаешь, что говоришь? Как ты сможешь... Против Зверя, что есть...
– ЗАПОМНИТЕ. Я ЯКУДЗА, БАТЮШКА И Я ВОИН ГОСПОДА. ЧТО Я МОГУ? ТОЛЬКО СРАЖАТЬСЯ ВО ИМЯ ЕГО.
Мы встали из-за стола. Священник вздохнул.
– Вам бы к участковому зайти. Он же власть у нас, знать должен.
– А что у вас здесь случилось-то? Деревня какая-то странная...
Батюшка только махнул рукой.
– Был колхоз, а потом... Председатель в городе пропал, молодежь почти вся уехала. Приезжают иногда конечно. Да и... Забыли про нас там что-ли? Может и к лучшему это. Не лезут... А мы потихонечку сами.
ГЛАВА ВТОРАЯ.
ПООБЕДАЛИ, НАЗЫВАЕТСЯ.
Когда мы вышли на улицу, Мику неожиданно пихнула меня в бок.
– Слышь, Седой, ты не забыл?
– Про сигареты. А потом уж к участковому зайдем. – она потерла себе живот. – Бурчит ведь. Есть хочу.
– Где сельпо, показывай.
– А папирос купить?
– Вот только не надо нам тут.
Быстренько взяв пару пачек «Родопи» я вышел к поджидающей меня у палисадника Мику.
– Держи. А участковый где живет?
... Подойдя к воротам я постучал. Со двора раздался мужской голос.
– Кто там? Заходи.
Зашли. Во дворе за столом сидел мужик. В трусах и милицейской фуражке. На столе перед ним тарелки, похоже с супом, стопки... Короче понятно. Увидев нас, он помахал рукой.
– Здорово были. Из лагеря? Ну проходите, садитесь.
Из летней кухни вышла худощавая черноволосая женщина в летнем платье с бутылкой в руке. Укоризнено покачала головой.
– Гриша... Как тебе не стыдно, хоть штаны одень. Гости же пришли.
Моя спутница только прыснула со смехом.
– Здравствуйте, Григорий Михайлович.
– Подожди... Ты Мику что-ли? Не узнал, подстриглась...
– Ага. И типа покрасилась.
Мужик посмотрел было на меня.
– Ты тоже из «Совенка»? – и осел на скамейку. – Галя... А ведь мы их видели. Там, в небе.
Женщина молча кивнула.
Мику отвела взгляд. Засмущалась она.
– Нет, дядя Гриша, это не мы были. Ну... Честно не мы. Показалось вам.
– Ладно, допустим. И зачем ты тут? А рыжая где? Алиска которая...
Оказывается я с местной знаменитостью рядом стою. Автограф что-ли попросить.
Женщина, смеясь, пояснила.
– Да кто же их не знает. В прошлом году у нас всю малину обобрали. К батюшке за яблоками лазили. С пацанами нашими, что приезжали, дрались...
Мужик махнул рукой.
– Да это... А тебя как зовут?
– Азад.
– А я Григорий. Можешь Михалычем звать, привык уже. Участковый, значит.
Опа... Похоже это карма. Оля, прости.
Он показал на стол.
– Садитесь, обедать будем. Галка, неси. Две тарелки, стопку. Да бутылку-то поставь, не убежит. Давайте, а то стынет.
Ополоснувшись под умывальником, сели. Отказываться ведь неудобно, да?
Григорий разлил по стопкам. Мол, за знакомство и вообще. Мику, посмотрев на меня, только тяжело вздохнула и взяла ложку.
– Да я как-то...
– Прекрати. По пятьдесят капель да под борщ. У меня Галинка знаешь какой борщ готовит. Настоящий. С чесночком, сальцем, пампушками... Она сама-то вишь из-под Полтавы.
Выпили, поели... Самогон хороший, борщ тоже. Повторили.
– Теть Галь, а можно добавки – попросила Мику, показывая пустую тарелку.
Растолстеет ведь. Летать не сможет.
Взяв сигарету, Григорий выдохнул.
– А скажи, вы вот по какой такой надобности к нам вообще? Ну Клавдия понятно, а еще? Не ради борща ведь ко мне заглянули... К участковому.
Прав ты мужик. Есть одно дело у нас, только бы лучше его не было. После моего рассказа, он поморгал, плеснул себе самогонки.
– Я не понял. Это что война будет? Слышь, ты не шути так. Не надо.
– Какие шутки... И в небе ты нас видел.
– Ты... ты кто?
– Не надо тебе того пока знать.
Женщина зажала ладонью рот.
– Мамочки... Гришенька...
Показала на Мику.
– А она?
– Такая же. А к вам батюшка велел идти.
Участковый помолчал, подумал.
– Значит сны те... А что теперь делать? С городом, сука, связи нет. Дорога закрыта.
– А и была бы связь, толку-то. Чтобы ты им про Конец Света рассказал бы? Поверили бы, армию прислали? Только честно.
– Да нет конечно. И что?
– Сколько мужиков в деревне?
– Ну сотни полторы наберется, деревня большая у нас. Тут Выселки еще, хутора рядом. Если всех собрать, то и человек двести набрать можно. И что? Не солдаты ведь они, крестьяне.
– Оружие есть?
– Издеваешься, блядь? Ну охотничье почитай у каждого имеется. Лес же рядом. У меня карабин. Подожди, ты что задумал? Нам на это дело идти?
– А кому еще? Армии не будет да и небесного воинства тоже. Только мы и остались.
– Ты охуел? Все же ляжем.
– Да, скорее всего все ляжем. А если не встанем, всему миру конец. И рядом, в «Совенке» дети, их спасать надо. Как по другому? И не думай... Мы с вами будем до конца.
Как там?
«Все пошли и я пошел,
Все нашли и я нашел.
А сегодня поутру
Все помрут и я помру.»
Правильно ведь сказано.
– Что предлагаешь тогда?
– Женщин, детей, старых на остров. Там им безопасно будет. А мы встретим. Батюшку попроси, пусть оружие освятит. Легче будет.
Выпили... Участковый посмотрел на жену. Она встала, попыталась улыбнуться.
– Гриша... Я за всех говорить не буду, не умею. За себя скажу. Я жена твоя, я за тебя по любви пошла. Сын в городе. Мы с тобой вместе прожили и помирать вместе будем. Война там или... А стрелять ты меня сам учил.
– Лодок может не хватить для всех, плоты ладить придется. Сколько у нас времени?
– Два-три дня максимум.
Вроде все обговорили. Хорошо посидели. Я хотел встать и... Меня поволокло куда-то вбок...
– Азад, ты чего?
Испуганный голос Мику.
– Дядя Гриша! Ему же... у него же контузия!
Я почувствовал как меня подхватили мужские руки.
– Да кто же знал то? Вроде немного выпили...
– Ага, привыкли тут жрать. И как нам теперь обратно, в лагерь?
Меня похоже прислонили к каким-то бревнам.
– Посиди на ветерке. Галка, чего встала? Беги к Ваньке, у него мотоцикл вроде на ходу.
Еще через несколько минут, приоткрыв глаз, я, сквозь туман, разглядел, стоявшего рядом, кудлатого мужика в рваной рубахе. Наверно Ванька.
– Михалыч, ебать, блядь, что случилось? А это еще кто?
– Да из лагеря они. Мику не узнал?
Мужик помотал головой.
– Нет. Это ты что-ли?
– Ну я это, сука. Зенки свои протри или очки, бля, одень.
– Точно ты. Теперь вижу. А хули мне делать-то? Зачем звали?
На меня зачем-то поплескали холодной водой.
– У тебя мотоцикл на ходу?
– С утра на ходу был. Я на рыбалку собирался, на Плесы. И что?
– Отвези их в лагерь.
– Михалыч, да охуеть, а бензин?
– Иван, ну я тебя по человечески прошу. Сделай, потом все объясню. Тут и без этого жопа полная.
– Да у вас всегда жопа. Ладно, нахуй. Уговорил. Михалыч, будешь должен. Грузите его в коляску.
Меня куда-то вывели и аккуратно запихнули.
– А ты сзади садись, шлем одень. Отвечать еще за тебя. Цепляйся крепче, застеснялась она. Подтолкните сзади...
... Очнулся я от гневного женского крика. Кто-то сердится?
– ЭТО ЧТО ТАКОЕ! МАТЬ ВАШУ!
– Ольга Дмитриевна...
– Мику, какого хрена? Я все понимаю, даже то что ты волосы обрезала и почему. Знаю, помолчи... Это что еще?
Меня похоже выволокли из коляски и посадили. Посмотрим. Лагерные ворота, я на скамейке. Ольга, недоуменные дежурные, пионеры. Приехали. Рядом Иван, пытающийся что-то сказать.
– Принимайте... А я обратно, мне на рыбалку надо. Бензин будет? Да понял я, не ори только... Короче, ну вас нахрен, разбирайтесь сами. Я поехал...
Ольга подошла ближе, поморщилась.
– Где документы, я тебя спрашиваю?
– У меня в сумке, вот.
– Самурайка, дыхни.
– Ольга Дмитриевна... Вы же знаете, я даже водку не пью, а там самогонка была.
– Знаю. А там это где? Вот где он нажрался?
Я попытался хоть что-то сказать, но меня опередила Мику.
– У Михалыча. Там еще борщ был...
– И сколько они успели?
– Вроде пузырь. Да я следила что-ли? Я вообще может борщ хавала, бля...
Ольга проморгалась, покрутила головой.
– Пузырь? Ванькиной самогонки? Оху... Ладно. Виктор, Сергей. Помогите этого... до его кровати доставить.
Меня опять куда-то потащили.
– Оль, тяжелый ведь...
Положили на что-то мягкое. Кровать что-ли? Я повернул голову. Ольга, вытащила из банки с водой, стоящей на столе, цветы.
– Это тебе попить. Вздумаешь наблевать, весь лагерь мыть будешь. Спи. – она вздохнула. – Скотина ты...
Я закрыл глаз...
... Очнулся от того, что кто-то бьет меня по голове. Отстаньте, я с похмелья. Сука... Сев на кровать, я дотянудся до банки с водой, попил. Где я вообще? В пионерском лагере. Кое-как я выбрался на крыльцо и... Ну вот этого мне только не хватало для полного счастья. На гвоздике в косяке висели черный берет и ключ на веревочке. Уля... Найду и... Ладно, разберемся, что потом. Сейчас придется в медпункт идти. Провожаемый взглядами пионеров, я добрался до домика с красным крестом. Вошел. Сидящая за столом Виола только покачала головой. Рядом на стуле хихикующая Лена. Лешачка, кончай стебаться...
– Виола... – просипел я. Она склонила голову, вздохнула.
– Боец... Спирт я тебе не дам, даже не проси. Анальгин дам. Лена, выдавай этому... больному две таблетки. И воды налей, пусть запьет.
Лена, изобразив на лице скорбь, вытащила из шкафа коробку, достала из нее упаковку.
– Держи. – протянула мне две таблетки. – Сейчас воды налью.
Полечившись, я постоял, чувствуя как шум в голове понемногу успокаивается. Повернулся.
– Боец, запомни на будущее. Ванькиного самогона полбутылки никто не осиливал. Ты смог. Силен. Все, свободен... Только по лагерю не шляйся.
Выйдя из медпункта я остановился, пытаясь вспомнить. Вспомнил. Дойдя до умывальников, открыл кран и сунул голову под холодную воду...
Встряхнувшись, я сделал вид, что причесался и пошел. Куда-то и зачем-то. Вышел я к музыкальному клубу. Сел на крыльцо и... задумался.
«Скачет раненый Буденный
На заплаканном слоне,
А сзади - танки первой конной
С образами на броне,
Может, Бог им даст, похмеляться
Кружечки по две,
Только след хреновый стелется
По ширяй-траве.
Нет зерна, нет даже крошек,
Вместо пива - мутный чай,
Стаи злобных мандовошек
Истребили урожай.
В тесном кабаке за печкою
Третий день обед,
Все равно там делать нечего,
Ни копейки нет.
Только б утро пережить,
Только б день перехворать,
Только б к вечеру не пить,
Чтобы, ночью не орать.»
– Сидишь? – знакомый голос. – Совсем охреневший?
– Самурайка... Вот хоть ты...
Мику мило улыбнулась.
– Не буду. Отдыхай, типа. Голова болит?
– Честно? Хорошо хоть у Виолы анальгин нашелся.
Спой-ка песню, друг сердечный,
Славный курский соловей
Мне б похмелье покромешней,
Да горячки побелей.
Затряслось со страху зеркало,
Эка напугал,
Хоть к портному на примерку мне,
Хоть под самосвал.
Вижу горы и долины
Да скалистые поля,
Там крылатые скотины
Опыляют тополя.
Я живой, а мне не верится,
Как же это так,
Ведь вчера же кто-то целился
С виду не дурак.
Только б утро пережить,
Только б день переболеть,
Только б к вечеру не пить,
Чтобы ночью помереть...»
Посидели еще. Мику внезапно хлопнула себя по лбу.
– Забыла ведь совсем. У меня для тебя кое-что есть.
– Пиво?
Она легонько шлепнула меня по затылку.
– Дурак. Не угадал. – достала что-то из нагрудного кармана. – Колокольчики. Японские. Говорят, по поверьям, они злых духов отгоняют. Сейчас...
Ага, с похмелья самое то. Она наклонила мою голову и ловко вплела подарок в волосы. Поцокала языком, мол красиво, и неожиданно, вздохнув, положила голову мне на плечо. Ласково спросила.
– Знаешь, что ты ебанутый? На всю голову, между прочим.
Отстранилась.
– Как бы Алиска не увидела, а то еще заревнует. Не хватало еще...
– Не заревную. – послышалось рядом. – Здорово. И ты... Алкаш, блядь. Мать, вот скажи мне, честно, как я могла в такого... влюбится?
Мику задумчиво посмотрела на нее.
– Лиска... Новый Год.
– Ладно кончай, может я не в настроении просто. Кстати, вы малую не видели?
– Кого?
– Да эту мелкую рыжую. Увидете, скажите чтобы на глаза мне не попадалась. Увижу, пришибу. Потом плакать буду. А ты... – Алиса покачала головой. – Вали в столовую, давай. Ольга просила передать. Все, меня нет.
Напомнила ведь. Я хотел было встать, Мику удержала меня.
– Посиди. У меня она, в клубе под матрасами ревет.
– Я зайду и...
– Куда, блядь. Лучше не суйся, только хуже сделаешь. – забрала берет и ключ. – Я ей сама потом отдам.
– Что с ними вообще случилось, не въезжаю.
Тяжелый вздох.
– Бабские дела, бля. Ебанная акселерация. Слушай, иди в столовую, нахер...
Если вежливо просят надо идти. Я пошел.
... В пустой столовой меня ждали.
– Наконец-то явился. Садись за стол да хоть поешь.
Ольга обернулась к раздаче.
– Люська! Ты там обещала...
– Сейчас принесу.
Выйдя с кухни повариха поставила передо мной стакан с мутной жидкостью в которой плавали веточка укропа и лист смородины. Повздыхав, ушла обратно.
– Что это? – типа я не понял.
Ольга, сидящая рядом, нахмурилась.
– Рассол. А ты думал, что тебе водки нальют? Давай, приходи в себя. Думаешь мне больше делать нечего, только с тобой возится?
Я отпил рассол, чего-то пожевал.
– Что случилось?
– Из лестничества сообщили. То ли циклон, то ли... Связь такая что... Короче надвигается грозовой фронт, усиление ветра, ливень... Хорошо хоть без снега.
– А Алиса с Ульянкой?
– Вот... И это тоже. Из-за тебя кстати.
– Да я вообще тут не при делах!
Ольга примиряюще погладила меня по руке.
– Да знаю я. Извини. Это наше женское уже.
Она отстранилась.
– Короче, Седой. Допивай... лекарство, доедай и спать. Ты мне завтра нужен будешь. Здоровый и соображающий. Понятно?
– Понял. – я допил остатки и встал. – Я тогда пошел.
Ольга махнула рукой.
– Давай, спокойной ночи.
Придя в домик, я посидел еще немного на кровати, приходя в себя. Разделся, лег. Что за жизнь... Спим.
КОНЕЦ ТРЕТИЙ ЧАСТИ.
КУПЕЛЬ.
ГЛАВА ПЕРВАЯ.
ТОТ ЖЕ ДЕНЬ.
ДЕРЕВНЯ.
... Мику потормошила меня, мол ты как там. Я с трудом, но сел. Голова болит конечно, но зато...
– Я вспомнил.
– Молодец. А мы дальше пойдем? Или полетим?
– Лучше пешком, вдруг еще увидит кто-нибудь.
– Жаль. Ладно пошли, а то торчим на поле как два пугала.
Она встала, отряхнулась и с интересом посмотрела на меня.
– Что еще?
– Бедная Лиска. Она же два раза тебе в любви призналась... Не понял что-ли? Мужики...
– Микуся, нехрен лезть в личную жизнь. Может это у нас хобби. Лучше скажи, что родители про твои похождения говорят? Вот честно, я бы выпорол.
Она показала мне язык.
– Обломись, чувак, а то больно будет. Ну а, если серъезно... Мама просит, чтобы я по дурости на зону не загремела. А фазер... Вот что это означает? Дитя в подоле? Я японка. Ваших русских приколов не понимаю.
Пришлось объяснить популярно. Мику испуганно посмотрела на меня.
– Ты что серъезно? Мы вам не маленькие уже, знаем как гандонами пользоваться.
– Презервативами же...
Она пожала плечами.
– А какая разница? Главное, чтобы налазил и не дырявый был...
Внезапно она покраснела.
– Придурки вы, всякую херню несете. Я может Косте сразу сказала, чтобы до свадьбы даже не думал, а то оторву все. И сразу. А как детей делают, мы уже давно знаем. Вот.
Переговариваясь о проблемах воспитания подрастающего поколения, мы вышли на дорогу... Прошли немного. Сзади раздался мужской голос.
– Посторонись.
Обернулись. Нас обогнал пожилой мужик, ведущий в поводу лошадь с телегой и сеном.
– Здравствуйте.
– И вам тоже. Из лагеря? А к нам по какой надобности? Клавдию? Знаю конечно. Покажу где живет.
Мику тем временем, склонив голову, осмотрела телегу.
– Дядя Миша... а прокатиться можно?
Деловая... И знает ведь как его зовут.
– Почему же нельзя? Залезайте, подвезу.
Я на ходу подсадил ее, запрыгнул сам. Лучше чем идти. Мику, поболтав ногами, легла навзничь, жмурясь от удовольствия.
Въехав в деревню, остановились, слезли. Мужик показал кнутом.
– Вон их изба. До свидания.
Отряхнув от сена Мику, подошли к забору. Из-за ворот послышалось неуверенное гавканье. Ему сменило жалобное поскуливание. Еще бы на меня собаки лаяли. Потом женский голос.
– Кто там? Входи, открыто...
... – Петр о тебе рассказывал. Азадом же зовут... Ладно, где подпись поставить? Сейчас печать принесу. Молочка попьете, свежее, утрешнее?
Покончив с документами, вышли на центральную улицу. Мику внезапно остановившись, задумчиво посмотрела в небо.
– Вот тут мы в прошлом году с Баськой и пацанами познакомились.
– С кем?
– Да должен ты его помнить. Он со Славкой и сестрой своей младшей Нюрой к нам на сейшн в кочегарку приезжали.
– Вспомнил. А почему Баська?
Мику засмеялась.
– А он в детстве вместо В говорил Б. Прикинь? Вообще-то Вася. С пацанами в техникуме учится, в поселке, живут в общаге. А здесь они, типа, на практике были. Главное, что Славка их хорошо знает. Она ведь тоже оттуда. Понимаешь, в чем дело... У нас же водохранилище. А когда его строили, еще до моего приезда, несколько деревень под затопление попали. Неважно. Главное, Славичка, этих знала. А то бы совсем весело конечно было бы.
– Подрались что-ли?
– Не без этого.
... – Слышь, пацаны... Я вот не поняла, что за наезды еще? Баська? Совсем уже ох... на девчонок кидаетесь. Помахаться не с кем? Может вы еще мне чего предъявите? Я тоже из «Совенка»...
– Славка, прекрати... Реальный неудобняк, девчонки, получился. Кстати, вы, где махаться научились? Короче... извините. Славя, слушай... Давай знаешь что. Типа за примирение мы вас в ночное возьмем. Ничего такого. Посидим, поговорим, на лошадях покатаетесь. Как оно? Тогда к десяти вечера к околице подходите, только не проспите.
... – Не бойтесь, у нас кони смирные. Славка, не забыла каково на воле? Им-то откуда знать, городским. Давайте к реке правьте, там и встанем. Разводите костер...
По хозяйски слезали с коней, разминались, садились и ложились у огня. Лес да степь встретились... На ночном небе появлялось все больше звезд, от реки потянуло прохладой. Девчонки доставали из переметных сумок картошку да хлеб, кормили лошадей. Расположились... Один из парней постарше, усмехнувшись, потянулся к Славяне. Отойдем, мол... Та отодвинулась подальше.
– Иди отсюда...
Парень осклабился.
– Что застеснялась или брезгуешь? Ты... отца не помнишь, мать пьяная у дома замерзла... А туда же, строит из себя. Пошли...
Хрясь... Он отлетел в сторону. Бася подошел ближе, постоял, потирая кулак.
– Иди отсюда. Сам. Потом поговорим. – повернулся. – Славя, прости.
– Баська, кончай. Руки о гавно не марай.
Потом посидели еще. Кто-то подкинул в костер веток, вверх взметнулись искры.
– А кто в курсе? Говорят у Сабеевки Лешачку пастухи встретили.
– О ком это? – удивилась Мику.
– Да рассказывают... Выходит из леса девчонка в белой рубахе, венок на голове, а рядом с ней огромный медведь. Песни вроде как поет. Говорят, если ее попросить, то волки скот не тронут. Многие ее видели. Только Сабеевка ведь далеко отсюда будет.
– Лешачка же она, не человек... Для нее, что далеко, что нет...
– Тоже верно.
– Нюрыч, ты есть хочешь? Вот картошечки возьми, покушай... А то молочка бабушкиного попей...
Бася вытащил изо рта беломорину, оторвал часть мундштука, протянул кому-то.
– Кто просил оставить?
От реки послышалось ржание. Он встал, раскинул руки, в свете костра сверкнул медный крестик на шее ...
» Вот и затемна, ветер песню заведет
Я отворю окно, он меня с собой зовет
Туда, где во лугах бродит грусть, скитается
В дверях мой недруг-страх заставляет каяться
Кличет путь к себе, высыхает жизнь-река
Но цепями к судьбе я прикован накрепко
Думами вскормил душеньку невольную
О дайте, мне Боже, сил вынести всю боль мою.»
Пошел вокруг костра. То ли танец, то ли...
» Выводил коня я во чисто полюшко
Я возмолил коня разыскать мне волюшку
Мой конь да улетел, в чистом поле утонул
Я пять каленых стрел смертью вслед послал ему
Я не знал зачем, и не ведал почему
Вот просто так сумел свое счастье обмануть
Мой конь да вороной с теми пятью стрелами
Нашел себе покой за облаками белыми
Вот и я забыт в этом чистом полюшке
Я по следам копыт побегу за волюшкой
Встретивши коня я забуду боль мою
Мой друг, прими меня в царство свое вольное...»
Остановился, подняв голову в ночь, выдохнул...
– Славка, ты чего побледнела? – удивилась Алиса.
– Ты не понимаешь... Он ее все чаще поет и глаза у него безумными становятся ...
Вася подошел, присел рядом. Внимательно посмотрел на Алису.
– Вот знаешь, что отец мне наказывал запомнить. А ему дед... Человек знать должен кто он и откуда. Зачем он в этот мир приходит. Если знает, то Небо для него родным домом будет. А нет... Земля мачехой станет. А мы это забыли. Заставили нас забыть. Понимаешь?
Алиса чуть заметно улыбнулась.
– Вася... Скажи мне, тогда, научи... А зачем ты в этот мир пришел? Зачем мы все пришли? Зачем я здесь? Знаешь?
– Для Воли, сестренка. Для Воли. Для чего еще-то...
... Одна из девчонок встала, потянулась.
– Чего сидим? Пошли искупнемся. Городские, а вы что... плавать не умеете?
Засмеялась. Мику покраснела.
– Умеем. Только мы... без купальников.
Теперь захохотали остальные.
– Да мы тоже без купальников. – бросила одна, на ходу скидывая платье. – Делов-то...
Алиса фыркнула. – А пошли. Что мы хуже? В смысле... напугали ежиков... – она растегнула юбку. – Самурайка, блин...
– Как водичка?
– Нормально. Эй, городские, туда не заплывайте. Нельзя.
– Почему это?
– Хозяин утащет. Речной Конь.
– Водяной значит. – пояснила Славяна.
– Покормить бы его...
– Позавчера петуха отдавали...
– Не хера себе, если честно.
– Лиска, не ругайся, не любит он этого. Лучше молчи.
– Нюрыч, около бережка купайся, чтобы я видел.
– А вообще, Водяные разве есть? Сказки...
– Ох, какие вы в городе дурные. Конечно есть. Придет время, сами увидете...
Выходя на берег, садились у костра, обсыхались, грелись. Поили коней, говорили...
Мику осторожно потрепали по коленке.
– Просыпайтесь.
Она встрепенулась, села.
– Что случилось?
– Вставайте, рассвет скоро. А вам еще в лагерь надо успеть.
У околицы, прощаясь, Бася подошел к Славке.
– Славя... Я в поселке к вам зайду. Дом там поправить, по хозяйству чего сделать... А если кто плохое про тебя или семью твою говорить будет... Завалю.
Она погладила парня по плечу.
– Спасибо, Басичка. Только ты не убивай никого, не надо. А то тебя же посадят тогда.
– Как ты скажешь...
... Мику пошмыгала носом.
– В лагере влетело конечно, по полной. Да фигня.
– Куда сейчас?
– Знаешь, пойдем в церковь, а то тяжело. Давит что-то.
Вошедшая в храм Мику, восторженно огляделась.
– Как красиво. Это здесь Бог? А что теперь... делать надо?
Стоявший на коленях перед иконостасом батюшка, встал и повернулся к нам.
Я перекрестился.
– Здравствуйте.
– Здравствуйте, а я вас с утра жду. Знамения мне были о вашем приходе.
Он склонил голову.
– Как зовут тебя?
– Люди Седым кличут.
– А я Мику.
– Имя у тебя странное.
– Знаю, я японка.
– А меня Отец Сергей. Пройдемте в комнату.
Мы сели на лавку у стола. Едва уловимый запах ладана. Священник устало положил руки на столешницу, вздохнул.
– Это ведь вас люди в небе узрели. Ты с девочкой на руках летел и она рядом, и еще одна... – он показал на Мику. – У тебя волосы приметные. А этой ночью на Чортовом холме костер ваш видели... И еще.
Батюшка встал, подошел к полке с книгами, взял... детский платочек.
– Она его оставила. Им слезы мои вытерла... Чего же хотите вы? ВЫ?
Мику смущенно потупилась.
– Дяденька, а можно спросить? А вот, что нужно сделать, чтобы к вашему Богу прийти?
– Покрестится сначало надо...
– Вот... я для этого и пришла тогда.
– Ведь чудны дела Твои... Как же?
– Мне нельзя? Японка, да...
– Для Него нет разницы. Просто... Сколько лет тебе?
– Шестнадцать. Я уже взрослая.
– Что скажут тебе родители когда узнают?
Мику показала на меня.
– Он не против.
– Он твой отец?
– Нет, больше. А мой папа сказал бы... Делай то, что должна и не будет судей над тебой. Мама бы согласилась с ним.
Батюшка огладил бороду.
– Пусть на все будет Его Воля. Хорошо, я сделаю как ты просишь. Пойдемте...
– Ой, а куда?
– Нужно все подготовить. – повернулся. – Ты поможешь?
Мику притормозила.
– Дяденька, а это... извините. А есть какая-нибудь рубашка? А то, я по телевизору видела... Водой ведь обливают, а я в форме...
Батюшка чуть улыбнулся.
– Вон там переоденься. Позвать бы старух надо, чтобы помогли...
– Никого, дяденька, не надо.
... Когда вода в деревянную купель была налита, а свечи горели из боковой комнатушки вышла Мику в белой рубахе.
– Длинная, подвернуть пришлось. А теперь...
Я подвел ее к купели.
– Повторяй...
Она пожала плечами.
– ТЫ ЧТО? Я ЗНАЮ, ЧТО НАДО ГОВОРИТЬ. ЗНАЮ.
Она повернулась к нам.
» Верую во единого Бога Отца Вседержителя, Творца неба и земли, всего видимого и невидимого.
И во единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия, единородного, рождённого от Отца прежде всех веков, Света от Света, Бога истинного от Бога истинного, рождённого, не сотворённого, одного существа со Отцом, через Которого всё сотворено;
для нас людей и для нашего спасения сошедшего с небес, принявшего плоть от Духа Святого и Марии Девы и сделавшегося человеком,
распятого за нас при Понтии Пилате, страдавшего и погребённого,
воскресшего в третий день согласно с Писаниями (пророческими),
восшедшего на небеса и сидящего одесную Отца,
и снова грядущего со славою судить живых и мёртвых, Царству Его не будет конца.
И в Святого Духа, Господа, дающего жизнь, исходящего от Отца, поклоняемого и прославляемого равночестно с Отцем и Сыном, говорившего чрез пророков.
И во единую, Святую, Вселенскую и Апостольскую Церковь.
Исповедую единое крещение во оставление грехов.
Ожидаю воскресения мёртвых
жизнь будущую. Аминь.»
Протянула мне руку.
– Дай нож.
Взяв его, она вздернула вверх волосы и чиркнула лезвием.
– Хватит притворяться.
Батюшка подошел было к ней, но она отстранилась.
– Не надо. Не бойтесь только теперь.
Она осторожно встала в купель и радостно засмеялась.
– Я ВЕРНУЛАСЬ!
Священник отшатнулся. Сверху на Мику полилась чистейшая вода. Едва ощутимый аромат благовоний, вспыхнувшие лампады...
«Спас на крови -
Спасись и живи,
Спать не спеши,
Не туши свет,
Не говори "нет" -
Спас, Спас на крови,
Спас, Спас на крови, спаси нас!
Мало ли нам, малым,
Заспанным и усталым,
Заснувшим в кровати,
Забывшим свет,
Сказавшим "нет",
Шагнувшим в снег
Горети-горевати,
Горькое горе жевати,
Веревочки развивати,
Витушечики вить,
В колотушечики бить,
Баклушечки колотить
На крови, да на кровати,
Скатертью стол накрывати,
В чарку слезу роняти -
Спас, Спас на крови,
Спас, Спас на крови, спаси нас!»
Поток воды иссяк. Священник сделал было шаг к Мику и упал на колени, закрываясь руками. В купели до потолка вспыхнуло пламя. Прямо в него влетел белый голубь.
– ЧТО ЭТО, ЧТО? ГОСПОДИ...
Братушечка-братик,
На плечо меня взвали,
Дотащи до святой земли,
Отыщи ее вдали -
Спас, Спас на крови,
Спас, Спас на крови, спаси нас!
От дождя, от ножа,
От волка , от дурака,
От ночной мороки,
От кривой дороги,
От песка в глазах,
От страха за страх,
От всего спаси,
Спас на небеси!
Я встал около купели. Мы все были здесь, все пришли. И моя Дочь, стоявшая среди огромных волков, и моя Любовь... Все... И молодой мужчина с уголовными наколками на пальцах, расправив крылья и улыбнувшись, поднял голову. Рядом девушка с непослушным хохолком на голове... И тот кто в прошлой жизни носил кличку Конь, положил мне ладонь на плечо. Брат... Все пришли. Те кто сейчас и те кто будут.
И из огненной купели, раскинув руки, на пол церкви ступила Мику. Сокол на плече, черные волосы, белая рубаха, алые крылья, крест на груди... В ее руке мелькнул огненный клинок.
Спас, Спас на крови,
Спас, Спас на крови, спаси нас!...»
Пламя опало. Я подошел к батюшке, который опустив голову, стоял на коленях. Рядом, одернув мокрую рубашку, присела Мику.
– Батюшка...
Он посмотрел на нас. По его лицу катились слезы.
– ЧТО, ЧТО Я ВИДЕЛ СЕЙЧАС?
– РОЖДЕНИЕ. – Мику встала. – Я стала такой, какой должна быть. Я стала собой.
Она помолчала.
– И я не больше не Мику. Я Мария. Отец Сергей... Это ведь мое истинное имя. Да?
Тот только качнул головой, соглашаясь.
– Да, ты Мария. Не я нарекаю тебя им, но Он Сам. Я лишь подтверждаю Его Волю.
Она лукаво улыбнулась.
– Но... Можете звать меня и Мику. Я не обижусь. Ой... Переодеться же надо. Вся мокрая.
... – Значит Конец Света идет... Все как предсказано было. А ты тот кто спасет нас.
– Батюшка... Кто же кроме вас, кроме людей этот мир защитит? Я лишь помогу...
– Да как же ты один против Тьмы встанешь? Хоть ты и...
– Не один он будет. Я рядом буду стоять.
– Девочка моя... Ты хоть понимаешь, что говоришь? Как ты сможешь... Против Зверя, что есть...
– ЗАПОМНИТЕ. Я ЯКУДЗА, БАТЮШКА И Я ВОИН ГОСПОДА. ЧТО Я МОГУ? ТОЛЬКО СРАЖАТЬСЯ ВО ИМЯ ЕГО.
Мы встали из-за стола. Священник вздохнул.
– Вам бы к участковому зайти. Он же власть у нас, знать должен.
– А что у вас здесь случилось-то? Деревня какая-то странная...
Батюшка только махнул рукой.
– Был колхоз, а потом... Председатель в городе пропал, молодежь почти вся уехала. Приезжают иногда конечно. Да и... Забыли про нас там что-ли? Может и к лучшему это. Не лезут... А мы потихонечку сами.
ГЛАВА ВТОРАЯ.
ПООБЕДАЛИ, НАЗЫВАЕТСЯ.
Когда мы вышли на улицу, Мику неожиданно пихнула меня в бок.
– Слышь, Седой, ты не забыл?
– Про сигареты. А потом уж к участковому зайдем. – она потерла себе живот. – Бурчит ведь. Есть хочу.
– Где сельпо, показывай.
– А папирос купить?
– Вот только не надо нам тут.
Быстренько взяв пару пачек «Родопи» я вышел к поджидающей меня у палисадника Мику.
– Держи. А участковый где живет?
... Подойдя к воротам я постучал. Со двора раздался мужской голос.
– Кто там? Заходи.
Зашли. Во дворе за столом сидел мужик. В трусах и милицейской фуражке. На столе перед ним тарелки, похоже с супом, стопки... Короче понятно. Увидев нас, он помахал рукой.
– Здорово были. Из лагеря? Ну проходите, садитесь.
Из летней кухни вышла худощавая черноволосая женщина в летнем платье с бутылкой в руке. Укоризнено покачала головой.
– Гриша... Как тебе не стыдно, хоть штаны одень. Гости же пришли.
Моя спутница только прыснула со смехом.
– Здравствуйте, Григорий Михайлович.
– Подожди... Ты Мику что-ли? Не узнал, подстриглась...
– Ага. И типа покрасилась.
Мужик посмотрел было на меня.
– Ты тоже из «Совенка»? – и осел на скамейку. – Галя... А ведь мы их видели. Там, в небе.
Женщина молча кивнула.
Мику отвела взгляд. Засмущалась она.
– Нет, дядя Гриша, это не мы были. Ну... Честно не мы. Показалось вам.
– Ладно, допустим. И зачем ты тут? А рыжая где? Алиска которая...
Оказывается я с местной знаменитостью рядом стою. Автограф что-ли попросить.
Женщина, смеясь, пояснила.
– Да кто же их не знает. В прошлом году у нас всю малину обобрали. К батюшке за яблоками лазили. С пацанами нашими, что приезжали, дрались...
Мужик махнул рукой.
– Да это... А тебя как зовут?
– Азад.
– А я Григорий. Можешь Михалычем звать, привык уже. Участковый, значит.
Опа... Похоже это карма. Оля, прости.
Он показал на стол.
– Садитесь, обедать будем. Галка, неси. Две тарелки, стопку. Да бутылку-то поставь, не убежит. Давайте, а то стынет.
Ополоснувшись под умывальником, сели. Отказываться ведь неудобно, да?
Григорий разлил по стопкам. Мол, за знакомство и вообще. Мику, посмотрев на меня, только тяжело вздохнула и взяла ложку.
– Да я как-то...
– Прекрати. По пятьдесят капель да под борщ. У меня Галинка знаешь какой борщ готовит. Настоящий. С чесночком, сальцем, пампушками... Она сама-то вишь из-под Полтавы.
Выпили, поели... Самогон хороший, борщ тоже. Повторили.
– Теть Галь, а можно добавки – попросила Мику, показывая пустую тарелку.
Растолстеет ведь. Летать не сможет.
Взяв сигарету, Григорий выдохнул.
– А скажи, вы вот по какой такой надобности к нам вообще? Ну Клавдия понятно, а еще? Не ради борща ведь ко мне заглянули... К участковому.
Прав ты мужик. Есть одно дело у нас, только бы лучше его не было. После моего рассказа, он поморгал, плеснул себе самогонки.
– Я не понял. Это что война будет? Слышь, ты не шути так. Не надо.
– Какие шутки... И в небе ты нас видел.
– Ты... ты кто?
– Не надо тебе того пока знать.
Женщина зажала ладонью рот.
– Мамочки... Гришенька...
Показала на Мику.
– А она?
– Такая же. А к вам батюшка велел идти.
Участковый помолчал, подумал.
– Значит сны те... А что теперь делать? С городом, сука, связи нет. Дорога закрыта.
– А и была бы связь, толку-то. Чтобы ты им про Конец Света рассказал бы? Поверили бы, армию прислали? Только честно.
– Да нет конечно. И что?
– Сколько мужиков в деревне?
– Ну сотни полторы наберется, деревня большая у нас. Тут Выселки еще, хутора рядом. Если всех собрать, то и человек двести набрать можно. И что? Не солдаты ведь они, крестьяне.
– Оружие есть?
– Издеваешься, блядь? Ну охотничье почитай у каждого имеется. Лес же рядом. У меня карабин. Подожди, ты что задумал? Нам на это дело идти?
– А кому еще? Армии не будет да и небесного воинства тоже. Только мы и остались.
– Ты охуел? Все же ляжем.
– Да, скорее всего все ляжем. А если не встанем, всему миру конец. И рядом, в «Совенке» дети, их спасать надо. Как по другому? И не думай... Мы с вами будем до конца.
Как там?
«Все пошли и я пошел,
Все нашли и я нашел.
А сегодня поутру
Все помрут и я помру.»
Правильно ведь сказано.
– Что предлагаешь тогда?
– Женщин, детей, старых на остров. Там им безопасно будет. А мы встретим. Батюшку попроси, пусть оружие освятит. Легче будет.
Выпили... Участковый посмотрел на жену. Она встала, попыталась улыбнуться.
– Гриша... Я за всех говорить не буду, не умею. За себя скажу. Я жена твоя, я за тебя по любви пошла. Сын в городе. Мы с тобой вместе прожили и помирать вместе будем. Война там или... А стрелять ты меня сам учил.
– Лодок может не хватить для всех, плоты ладить придется. Сколько у нас времени?
– Два-три дня максимум.
Вроде все обговорили. Хорошо посидели. Я хотел встать и... Меня поволокло куда-то вбок...
– Азад, ты чего?
Испуганный голос Мику.
– Дядя Гриша! Ему же... у него же контузия!
Я почувствовал как меня подхватили мужские руки.
– Да кто же знал то? Вроде немного выпили...
– Ага, привыкли тут жрать. И как нам теперь обратно, в лагерь?
Меня похоже прислонили к каким-то бревнам.
– Посиди на ветерке. Галка, чего встала? Беги к Ваньке, у него мотоцикл вроде на ходу.
Еще через несколько минут, приоткрыв глаз, я, сквозь туман, разглядел, стоявшего рядом, кудлатого мужика в рваной рубахе. Наверно Ванька.
– Михалыч, ебать, блядь, что случилось? А это еще кто?
– Да из лагеря они. Мику не узнал?
Мужик помотал головой.
– Нет. Это ты что-ли?
– Ну я это, сука. Зенки свои протри или очки, бля, одень.
– Точно ты. Теперь вижу. А хули мне делать-то? Зачем звали?
На меня зачем-то поплескали холодной водой.
– У тебя мотоцикл на ходу?
– С утра на ходу был. Я на рыбалку собирался, на Плесы. И что?
– Отвези их в лагерь.
– Михалыч, да охуеть, а бензин?
– Иван, ну я тебя по человечески прошу. Сделай, потом все объясню. Тут и без этого жопа полная.
– Да у вас всегда жопа. Ладно, нахуй. Уговорил. Михалыч, будешь должен. Грузите его в коляску.
Меня куда-то вывели и аккуратно запихнули.
– А ты сзади садись, шлем одень. Отвечать еще за тебя. Цепляйся крепче, застеснялась она. Подтолкните сзади...
... Очнулся я от гневного женского крика. Кто-то сердится?
– ЭТО ЧТО ТАКОЕ! МАТЬ ВАШУ!
– Ольга Дмитриевна...
– Мику, какого хрена? Я все понимаю, даже то что ты волосы обрезала и почему. Знаю, помолчи... Это что еще?
Меня похоже выволокли из коляски и посадили. Посмотрим. Лагерные ворота, я на скамейке. Ольга, недоуменные дежурные, пионеры. Приехали. Рядом Иван, пытающийся что-то сказать.
– Принимайте... А я обратно, мне на рыбалку надо. Бензин будет? Да понял я, не ори только... Короче, ну вас нахрен, разбирайтесь сами. Я поехал...
Ольга подошла ближе, поморщилась.
– Где документы, я тебя спрашиваю?
– У меня в сумке, вот.
– Самурайка, дыхни.
– Ольга Дмитриевна... Вы же знаете, я даже водку не пью, а там самогонка была.
– Знаю. А там это где? Вот где он нажрался?
Я попытался хоть что-то сказать, но меня опередила Мику.
– У Михалыча. Там еще борщ был...
– И сколько они успели?
– Вроде пузырь. Да я следила что-ли? Я вообще может борщ хавала, бля...
Ольга проморгалась, покрутила головой.
– Пузырь? Ванькиной самогонки? Оху... Ладно. Виктор, Сергей. Помогите этого... до его кровати доставить.
Меня опять куда-то потащили.
– Оль, тяжелый ведь...
Положили на что-то мягкое. Кровать что-ли? Я повернул голову. Ольга, вытащила из банки с водой, стоящей на столе, цветы.
– Это тебе попить. Вздумаешь наблевать, весь лагерь мыть будешь. Спи. – она вздохнула. – Скотина ты...
Я закрыл глаз...
... Очнулся от того, что кто-то бьет меня по голове. Отстаньте, я с похмелья. Сука... Сев на кровать, я дотянудся до банки с водой, попил. Где я вообще? В пионерском лагере. Кое-как я выбрался на крыльцо и... Ну вот этого мне только не хватало для полного счастья. На гвоздике в косяке висели черный берет и ключ на веревочке. Уля... Найду и... Ладно, разберемся, что потом. Сейчас придется в медпункт идти. Провожаемый взглядами пионеров, я добрался до домика с красным крестом. Вошел. Сидящая за столом Виола только покачала головой. Рядом на стуле хихикующая Лена. Лешачка, кончай стебаться...
– Виола... – просипел я. Она склонила голову, вздохнула.
– Боец... Спирт я тебе не дам, даже не проси. Анальгин дам. Лена, выдавай этому... больному две таблетки. И воды налей, пусть запьет.
Лена, изобразив на лице скорбь, вытащила из шкафа коробку, достала из нее упаковку.
– Держи. – протянула мне две таблетки. – Сейчас воды налью.
Полечившись, я постоял, чувствуя как шум в голове понемногу успокаивается. Повернулся.
– Боец, запомни на будущее. Ванькиного самогона полбутылки никто не осиливал. Ты смог. Силен. Все, свободен... Только по лагерю не шляйся.
Выйдя из медпункта я остановился, пытаясь вспомнить. Вспомнил. Дойдя до умывальников, открыл кран и сунул голову под холодную воду...
Встряхнувшись, я сделал вид, что причесался и пошел. Куда-то и зачем-то. Вышел я к музыкальному клубу. Сел на крыльцо и... задумался.
«Скачет раненый Буденный
На заплаканном слоне,
А сзади - танки первой конной
С образами на броне,
Может, Бог им даст, похмеляться
Кружечки по две,
Только след хреновый стелется
По ширяй-траве.
Нет зерна, нет даже крошек,
Вместо пива - мутный чай,
Стаи злобных мандовошек
Истребили урожай.
В тесном кабаке за печкою
Третий день обед,
Все равно там делать нечего,
Ни копейки нет.
Только б утро пережить,
Только б день перехворать,
Только б к вечеру не пить,
Чтобы, ночью не орать.»
– Сидишь? – знакомый голос. – Совсем охреневший?
– Самурайка... Вот хоть ты...
Мику мило улыбнулась.
– Не буду. Отдыхай, типа. Голова болит?
– Честно? Хорошо хоть у Виолы анальгин нашелся.
Спой-ка песню, друг сердечный,
Славный курский соловей
Мне б похмелье покромешней,
Да горячки побелей.
Затряслось со страху зеркало,
Эка напугал,
Хоть к портному на примерку мне,
Хоть под самосвал.
Вижу горы и долины
Да скалистые поля,
Там крылатые скотины
Опыляют тополя.
Я живой, а мне не верится,
Как же это так,
Ведь вчера же кто-то целился
С виду не дурак.
Только б утро пережить,
Только б день переболеть,
Только б к вечеру не пить,
Чтобы ночью помереть...»
Посидели еще. Мику внезапно хлопнула себя по лбу.
– Забыла ведь совсем. У меня для тебя кое-что есть.
– Пиво?
Она легонько шлепнула меня по затылку.
– Дурак. Не угадал. – достала что-то из нагрудного кармана. – Колокольчики. Японские. Говорят, по поверьям, они злых духов отгоняют. Сейчас...
Ага, с похмелья самое то. Она наклонила мою голову и ловко вплела подарок в волосы. Поцокала языком, мол красиво, и неожиданно, вздохнув, положила голову мне на плечо. Ласково спросила.
– Знаешь, что ты ебанутый? На всю голову, между прочим.
Отстранилась.
– Как бы Алиска не увидела, а то еще заревнует. Не хватало еще...
– Не заревную. – послышалось рядом. – Здорово. И ты... Алкаш, блядь. Мать, вот скажи мне, честно, как я могла в такого... влюбится?
Мику задумчиво посмотрела на нее.
– Лиска... Новый Год.
– Ладно кончай, может я не в настроении просто. Кстати, вы малую не видели?
– Кого?
– Да эту мелкую рыжую. Увидете, скажите чтобы на глаза мне не попадалась. Увижу, пришибу. Потом плакать буду. А ты... – Алиса покачала головой. – Вали в столовую, давай. Ольга просила передать. Все, меня нет.
Напомнила ведь. Я хотел было встать, Мику удержала меня.
– Посиди. У меня она, в клубе под матрасами ревет.
– Я зайду и...
– Куда, блядь. Лучше не суйся, только хуже сделаешь. – забрала берет и ключ. – Я ей сама потом отдам.
– Что с ними вообще случилось, не въезжаю.
Тяжелый вздох.
– Бабские дела, бля. Ебанная акселерация. Слушай, иди в столовую, нахер...
Если вежливо просят надо идти. Я пошел.
... В пустой столовой меня ждали.
– Наконец-то явился. Садись за стол да хоть поешь.
Ольга обернулась к раздаче.
– Люська! Ты там обещала...
– Сейчас принесу.
Выйдя с кухни повариха поставила передо мной стакан с мутной жидкостью в которой плавали веточка укропа и лист смородины. Повздыхав, ушла обратно.
– Что это? – типа я не понял.
Ольга, сидящая рядом, нахмурилась.
– Рассол. А ты думал, что тебе водки нальют? Давай, приходи в себя. Думаешь мне больше делать нечего, только с тобой возится?
Я отпил рассол, чего-то пожевал.
– Что случилось?
– Из лестничества сообщили. То ли циклон, то ли... Связь такая что... Короче надвигается грозовой фронт, усиление ветра, ливень... Хорошо хоть без снега.
– А Алиса с Ульянкой?
– Вот... И это тоже. Из-за тебя кстати.
– Да я вообще тут не при делах!
Ольга примиряюще погладила меня по руке.
– Да знаю я. Извини. Это наше женское уже.
Она отстранилась.
– Короче, Седой. Допивай... лекарство, доедай и спать. Ты мне завтра нужен будешь. Здоровый и соображающий. Понятно?
– Понял. – я допил остатки и встал. – Я тогда пошел.
Ольга махнула рукой.
– Давай, спокойной ночи.
Придя в домик, я посидел еще немного на кровати, приходя в себя. Разделся, лег. Что за жизнь... Спим.
КОНЕЦ ТРЕТИЙ ЧАСТИ.
Сказали спасибо (1): Константин Галь
Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь. Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо зайти на сайт под своим именем.
Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии в данной новости.
