Бог знает лучше Часть вторая . Другой мир. Продолжение

... Ранняя весна, грязь, подмерзшие лужи и груды тающего снега. Мужчина с длинными седыми волосами, поежившись, поднял воротник военной куртки и натянул балаклаву. Сука, хорошая погода, да? Его окликнули.

– Папа, смотри.

Рыжеволосая девочка, присевшая на корточки, под навесом остановочного павильона.

– Уля, что там?

– Вот.

Маленький, серый, дрожащий от холода комочек. Котенок.

Мужчина взял его в ладонь.

– А можно погладить? Какой масенький, папа, а давай его домой возьмем. Пожалуйста... – девочка шмыгнула носом. – Ему же плохо. Как... как мне тогда... плохо было.

Седой, кивнув, спрятал котенка за пазуху, чувствуя биение его сердечка.

– Конечно возьмем. Только надо в магазин зайти. Ему покушать взять.

Они встали. Ульянка дернула его за рукав.

– Пойдем.

... В гастрономе заглянули в молочный отдел. Продавщица, увидев их, помахала рукой.

– Азад, Уля... Сейчас только покупателя обслужу. Возьмите. Что хотели?

– Ань, слушай, у вас молоко свежее?

– Для тебя всегда.

– Да не нам, вот ему. – мужчина, растегнув куртку, показал угревшегося котенка.

Лицо продавщицы расплылось в улыбке.

– Ой, какой... Сейчас подожди. – она поставила на прилавок бутылку молока, потом подумав добавила баночку со сметаной. – Утром привезли. Николай...

Из подсобки вышел рубщик. Помахал рукой.

– Здорово, что нужно?

Продавщица покусала губы.

– Слушай, у вас там обрезь есть какая-нибудь? Котейку покормить.

Николай только пожал плечами.

– Котейку говоришь? Да что не найти. Сделаем. – обернулся. – Серега... Поищи там, да смотри чтобы без костей было. И попостнее. И сложи аккуратно. Пацан тут у меня на практике. Из техникума. Всему учить приходится. Серега, ты хоть выйди, с человеком поздоровайся.

Когда к молоку, сметане и мясным обрезкам в целлофановом мешочке добавилось несколько сосисек Седой тяжело вздохнул.

– Что случилось?

– Да с деньгами проблема. Не думали, что...

– Прекрати. Давайте забирайте. Положить есть куда? Держи пакет.

– Спасибо. Буду должен.

– Да ну тебя...

... – Нагулялись?

– Да, пакет возьми.

– А что там? – удивилась Алиса. – Молоко? Мы вроде не особо его...

Седой с Ульянкой помялись.

– Сюрприз у нас.

– Какой еще сюрприз? Приятный или.. Костя, Мику... Да бросьте вы фигней заниматься. У нас тут сюрприз.

Азад, вздохнув, растегнул куртку.

– АААААА! Котенок! Эй, идите сюда, быстрее!

Костя с Мику выглянули из комнаты.

– Лиска... Чего кричишь? Блин, мы вообще-то готовимся... Ой, а это что? Костя, это же котенок. Маленький какой.

– Мы его на улице нашли. – шмыгая носом, начала объяснять Ульянка. – И спасли, вот. Он ведь у нас жить будет?

– Дай подержать. – попросила Мику. – Ай, он меня в нос лизнул. Кстати, а это мальчик или девочка?

Алиса забрала котенка обратно.

– Сейчас узнаем. Вроде пацан. Просто он маленький еще. Костя, а ты что скажешь?

Тот пожал плечами, улыбнулся.

– Чего? Котик это хорошо. Пусть. Кстати, а как его назовем?

– МАСИК. Потому что масенький.

– Нормально. А если окажется, что девочка тогда будет Мася.

Алиса нахмурилась.

– Короче. Что встали? Раздевайтесь. Уля за мной на кухню. Будем ребенка кормить. А вы найдите коробку ему и этот, как его, ... лоток какой-нибудь. Типа туалет. Давайте.

... Мику, повернувшись, потрепала Алису за плечо. Мол, проснись. Та сначала спросонья отмахнулась.

– Мать, ты чего?

– Ульянка.

Алиса, с трудом приоткрыв глаза, пошарила рядом.

– Нету. И что? В дабл ушла, наверное.

Мику перебралась через нее, слезла с дивана. Постояла, вглядываясь в сумрак.

– Да вон же она у балкона.

Ульянка, свернувшись калачиком, спала на ковре у батареи рядом с коробкой в которой лежал котенок.

Алиса, зевая, подошла, присев рядом, погладила ее по голове.

– Микуся...

– Не продуло бы.

– Да нет, нормально. Балкон же хорошо заклеен. Принеси лучше подушку и покрывало. Пусть спит...

... Алиса отложила нож, обернулась.

– Улька, ты где? Странно.

Она вышла из кухни в коридор. Прислушалась. С кем там Ульянка в зале разговаривает? Алиса подошла ближе, хотела было уже войти в комнату и неожиданно остановилась, прижавшись к косяку. Ульянка сидела на полу и держа на руках котенка рассказывала ему.

– Мася, вот смотри. У меня теперь папа есть. Представляшь. У меня папа. Настоящий, он меня любит и я его. Чмок Масю в носик. А мама? Наверно Алиса. Ой, Масенька, а я ее тоже люблю. Я всех люблю, вот. И тебя. Мася... А пусть папа на Алисе скорее женится. И тогда... У нас же семья тогда будет. И мы вместе будем. И ты с нами... Кто там?

Ульяна обернулась.

– Ой, Лиска.

Алиса подошла и, сев рядом, обняла ее.

– Извини, я нечаянно услышала. Вот понимаешь какое дело... Я бы пошла за него. Но нельзя пока. Никак.

– А почему? Вы же любите друг друга.

Тяжелый вздох. – Ну... Замуж можно только с восемнадцати. А мне шестнадцать. Блин...

– Это же еще два года ждать. Долго...

Алиса снова вздохнула.

– Уля... А я тебе хорошей мамой буду?

– Лучшей, вот. Честно-честно.

– Спасибо, Улечка. А теперь... Пошли обедом займемся. А то скоро Костя с Микусей из музыкальной школы придут.

... Костя проснулся от звука открывшейся входной двери. Кто там? Что за... Шаги в коридоре и знакомый голос.

– Есть кто дома?

В комнату заглянул бородатый мужчина в ватнике и грубом свитере.

– Папа... – за спиной мужчины, женщина сняла рюкзак. – Мама... Девчонки, подъем!

Из зала выглянула еще не проснувшаяся Алиса и как была бросилась на шею мужчины.

– Папа-Коля, Мама-Катя... Мику, Уля вставайте.

Николай отстранил Алису. Покачал головой.

– Совсем взрослая.

– Оденьтесь уж. – засмеялась Катерина. – Костя, с рюкзаками помоги да штаны хоть надень. Дети...

– Слушайте, а вы как... Сегодня. Мы вас не ждали.

– Ну... Так уж получилось. Как вы тут? Как себя вели?

– Нормально. Все хорошо.

Мужчина, зайдя в зал, огляделся.

– Катя, они ведь ремонт сделали. Молодцы. А что за коробка, кто там у вас?

Ульянка, смущенно улыбнувшись, вытащила котенка.

– Это Масик, вот.

– Котейку завели. Хорошенький какой. Рюкзаки помогите разобрать, мясо в холодильник. Это медвежатина.

Николай почесал бороду.

– А где Азад?

– Да он на смене. – ответила с кухни Алиса. – Завтра утром придет. Ой, Костя, позвони ему.

Костя взял телефонную трубку, набрал номер.

– Алло, Азад, тут родители приехали. Ага, вещи разбираем. Что? Подожди... Тут папа с тобой поговорить хочет.

– Здорово были. Да сами не ожидали, что пораньше получится. Короче отвлекать не будем. Завтра придешь, тогда и посиделки устроим. И учти в холодильнике свежатина ждет. Ну давай, счастливо отработать.

– Вода горячая у нас хоть есть? – спросила Катерина, доставая вещи из шкафа. – Замечательно. Коля, я первая в ванну. Кстати, а вы в школу не идете?

– Мама... У нас же каникулы.

Катерина только махнула рукой.

– Точно ведь. Весенние. Совсем мы в тайге одичали...

... – Дима, здравствуй. Валентина... Как в Каракумах? Проходите. Бакир, Зуля... Раздевайтесь. Яшка попозже подойдет. Нет, Сергей с Айгуль в Сибири сейчас...

Мужчины с обветренными лицами в необношенных костюмах, женщины, непривыкшие носить платья...

– Наш выпуск. Не все конечно. Кто в поле, кто... Ладно, знакомьтесь, это Азад. Давайте за стол. Костя, неси бутылки, что на сухую сидеть? Молодежи вина по чуть-чуть...

– Николай, расскажи хоть как ты медведя-то завалил?

– Да это Булчут. Я тут не причем.

– А что старик еще жив?

– А чего ему... На охоту еще ходит.

– Гитару передайте.

» Ты уехала в знойные степи
Я ушел на разведку в тайгу
Надо тобою лишь солнце палящее светит
Над мною лишь кедры в снегу

А путь и далёк и долог
И нельзя повернуть назад
Держись геолог
Крепись геолог
Ты ветра и солнца и брат

На прощанье небес синевою
Чистотою студеной волны
Голубою заветной полярной звездою
Поклялись в нашей верности мы

А путь и далёк и долог
И нельзя повернуть назад
Держись геолог
Крепись геолог
Ты ветра и солнца брат...»

– За невернувшихся, не чокаясь.

Выпив, постояли молча. Когда сели Николай показал на гитару.

– Азад... Костя сказал, что ты играешь. Может споешь?

– Можно. – Седой тронул струны...

« Надоело говорить, и спорить,
И любить усталые глаза...
В флибустьерском дальнем синем море
Бригантина подымает паруса...

Капитан, обветренный, как скалы,
Вышел в море, не дождавшись дня,
На прощанье подымай бокалы
Золотого терпкого вина.

Пьем за яростных, за непокорных,
За презревших грошевый уют.
Вьется по ветру "Веселый Роджер",
Люди Флинта песенку поют.

И в беде, и в радости, и в горе
Только чуточку прищурь глаза —
В флибустьерском дальнем синем море
Бригантина подымает паруса.

Надоело говорить, и спорить,
И любить усталые глаза...
В флибустьерском дальнем синем море
Бригантина подымает паруса...»

Один из мужчин хлопнул Азада по плечу.

– Наш человек. Слушай, я же тебя вспомнил. На Чаре виделись. Примерно года три назад. – он посмотрел на собравшихся. – Ну точно ведь. Вы тогда с поиска вернулись. Лицо у тебя... приметное. Я же... Сидел, вспоминал... Точно ты. У вас начальник группы Прокофьев был, Борис Дементьич. Ну... Подожди, сейчас. Тебя все Седым звали. Правильно ведь?

– Да нет, извини, обознался наверное.

... – Мужики, вы бы на кухне курили. Девчонкам здесь спать. И форточку там откройте.

Сели, закурили. В открытую форточку потянуло вечерним холодком.

– Димка, что ты к человеку спьяну пристал?

– Ребят, это же точно он. Борис Дементьич рассказывал, что... Он же их группу спас, вывел. А его самого почти десять километров на себе раненный по тайге нес.

– А лицо?

Мужчина затянулся, пожал плечами.

– Ну... Одни говорят медведь его порвал. Другие... Что взрыв был. То ли газ, то ли... Они же там не золото искали. А конкретно... До сих пор ведь все под подпиской.

– Короче, кончай. Пошли в комнату. Бакир, у вас поезд когда? Спать надо. Завтра нам еще отчеты писать. Яшка, вон, уже зевает, да и детям ложиться пора.

... – Ну вроде все. – Николай хлопнул себя по коленям, встал. – Как и что сами знаете. Не маленькие уже. Костя, ты что?

– Да ну... Мы вас только на фотографиях и видим вообще-то. Представляешь.

Николай, подумав, достал карту, разложил ее на столе.

– Подойди. Это чтобы ты понимал. – он показал пальцем. – Видишь район?

– Это вот где очерчено? А что там, пап?

– По данным предварительной разведки большие запасы стратегического сыръя. Что именно, даже тебе сказать не могу. Понимаешь? Работа такая.

Катерина только схватилась за голову.

– Коля, прекрати ты. То же мне. Дети... К осени нас заменят, даже отпуск обещали... Потерпите. – она вздохнула. – Азад, ты уж присмотри за ними, непутевыми. Уля ты чего?

– Мы путевые и хорошие. Вот.

– Конечно хорошие. Самые лучшие.

– Все, пора. Машина ждать не будет.

– Удачи вам.

... Седой проснулся от далекого разрыва. ТРЕВОГА, ПОДЪЕМ... Он инстинктивно потянулся к краю раскладушки. Где-то снова грохнуло. Рядом на кровати заворочался Костя.

– Совсем уже охренели. Поспать не дадут.

– Что это?

Костя, зевая, сел, потянулся за джинсами.

– Да лед на реке взрывают. А ты что подумал?

В комнату заглянула Алиса.

– Доброе утро, что-ли.

– А чего это бабах было? – поинтересовалась спросонья Ульянка.

Наконец общими усилиями разбудив Мику, умывшись и позавтракав, решили, что просто сидеть дома скучно и неинтересно. Кончилось тем, что одевшись и выйдя на улицу, проехали две остановки на автобусе, потом еще немного прошагали пешком и остановились на пригороке над рекой. Ледоход был в самом разгаре. Серо-белые льдины, сталкиваясь, налезали друг на друга. Около опор пешеходного моста закручивались водовороты...

Алиса, посмотрев на это зрелище, только вздохнула.

– Вот и еще одну зиму прожили. Слава Богу, вроде нормально, все живы... А там бы и лето пережить...

– Лиска, ты чего? – удивленно хмыкнула Мику. – Куда тебя понесло.

Алиса едва заметно улыбнулась.

– Не знаю. Может я просто взрослой стала. Детство кончилось, да и было ли оно вообще... Короче, нахрен этот ледоход, поехали домой. Еще и ветер тут холодный.

... – Здравствуйте. А чего вы...

– ДАНЬКА!

– Уля... Ты можешь не орать? Прохожие пугаются, точно кто-нибудь милицию вызовет.

– Не могу, вот. Данька, мы кораблики пускаем. Давай с нами.

Мальчик потупился.

– А у меня кораблика-то нет... Как я...

Ульянка со всего размаха хлопнула его по плечу.

– Подумаешь. Зато у меня есть. Его мне папа сделал, и он наш с тобой общий будет.

– Красивый. А почему паруса красные?

– Алые. Цвет надежды. Папа сказал, что такая книжка есть. Про корабль с алыми парусами. Давай его запустим.

Присев на корточки, она опустила кораблик в ручей и подтолкнула его веточкой.

– Плывет ведь... Даня, а ты чего вдруг? Что с тобой?

Он, опустив голову, поковырял носком землю, пошмыгал носом.

– Уля, а ты смеяться не будешь?

– Ой, Даня, наверно не буду. Честно.

Мальчик покраснел.

– Ну я давно тебе сказать хотел. – он помолчал и... – Уля, ты очень красивая и хорошая, и я тебя люблю. Правда, по настоящему. Только не смейся.

Ульянка только зажала рот ладошкой. На ее лице выступил румянец.

– Данечка...– она всхлипнула. – А я тогда тоже тебя люблю. По правде, вот.

Подойдя к нему ближе она неожиданно чмокнула его в щеку. И, обернувшись, топнула ножкой.

– Чего смотрите тут. Отвернитесь, нафиг, давайте.

– Лиска, ты чему радуешься?

Та только пожала плечами.

– Вот у Ульянки и жених появился. А что. Хороший мальчик, симпатичный. Был бы постарше, сама бы ... – она покосилась на Седого. – Короче, будем внуков воспитывать.

– Ой, а кораблик-то без нас уплывает. – Ульянка дернула мальчика за руку. – ПОБЕЖАЛИ!

... – Эй, народ, встаем. И с праздником вас.

– Чего? – сонным голосом спросила Алиса и села на диван, прикрывшись одеялом. – Первое мая, бля, что ли. Демонстрация... Не хотим, надоело.

Обернувшись, она потрепала за плечо Ульянку.

– Уля, хочешь на демонстрацию?

– Зачем?

– Микуся, а ты?

– Идите на ... Спать.

– Понятно. – Седой пододвинул стул и сел, облокотившись о спинку. – То есть вам в школе не рассказывали.

Алиса удивленно посмотрела на него. – О чем? О первом мае, типа? Ну день какой-то солидарности. С красными флагами ходят... Дай поспать лучше.

– Не хрена... Короче расклад такой...

Когда он закончил, Алиса минуту, моргая, молча смотрела на него.

– Не врубилась, конкретно. Это что, типа, анархисты замутили? Круто. – обернулась. – Самурайка, слышь просыпайся давай.

– Ну чего тебе?

– Мать, скажи только честно. Ты бы за анархию пошла бы?

Мику, приоткрыв глаза, вздохнула.

– Куда? Лиска, ты о чем вообще?

– На демонстрацию.

– За анархию? Наверное.

– Тогда подъем и Ульянку буди, хватит ей дрыхнуть.

– Ну что? – спросил, входя в комнату, Костя. – Сагитировал?

– Да легко.

Алиса с интересом посмотрела на них.

– А вы вообще чего тут столпились? Валите завтрак готовить, мы одеваться будем. То же мне...

... Еще минут через тридцать Седой шел по улице, держа за руку довольную Ульянку и насвистывая » A las barricadas».

» Negras tormentas agitan los aires
nubes oscuras nos impiden ver.
Aunque nos espere el dolor y la muerte
contra el enemigo nos llama el deber...»


Подходя к школе, чуть не столкнулись с Сашей и Женей.

– Юджи, привет, ты чего такая... опечаленная?

Та только плюнула на асфальт.

– Да Сашка все. Приперся... скотина, рано утром, разбудил, понимаешь ли. А я вчера легла... эээээ... поздно. Вот уебала бы по дружбе. – она показала Саше кулак.

– Ага, а как ты меня будишь?

– Лучше молчи. Не зли меня.

У школы уже толпился народ, организуясь в праздничную колонну.

– Явились, не запылились. Азад, ты в голову колонны. Михайлов, Петров... Транспарант взяли.

Саша задумчиво посмотрел на красное полотнище с надписью «СЛАВА КПСС!».

– Сергей Борисович, можно вопрос?

– Что еще тебе непонятно?

– Скажите, пожалуйста. А КПСС это фамилия?

Вокруг раздался смех.

– ПЕТРОВ...!

– Извините, я просто спросил.

Наконец, собравшись и организовавшись, выдвинулись, влившись в праздничную толпу. Пройдя квартал, Азад посмотрел на Ульянку, идущую рядом.

– Не устала?

Она задумалась.

– Еще не знаю, а что?

– Сейчас. – мужчина на ходу подхватил ее на руки и посадил сзади на плечи. – Ну как?

– ЗДОРОВО! – закричала Ульянка, размахивая красным флажком. – УРА!

– Самурайка... Почему я большая и толстая...

– Завидуй молча.

Прошагав еще немного, остановились.

– Не понял... – Седой, обернувшись, удивленно взглянул на двух мальчишек, старательно держащих транспарант. – А где ...?

– Да здесь мы. – ответил Саша, отстранив пацана. – Апач...

Азад покачал головой.

– Где успели?

Саша неопределенно махнул рукой назад.

– Там. Кстати должно еще остаться.

– Хоть зажевали чем, чтоб не пахло.

– Мятной конфеткой. Все нормально.

Снова двинулись. Из репродуктора донеслось.

» К трибунам приближается праздничная колонна педагогического коллектива и учащихся средней общеобразовательной школы номер восемь Центрального района...»

Ульянка неожиданно подергала Азада за волосы.

– Ты чего?

Она вздохнула.

– Сними меня, пожалуйста и спрячь.

– Что случилось?

– Не понимаешь? Там он на трибуне. Я не хочу, чтобы он меня увидел. Мне страшно. – Ульянка ойкнула. – Он же тебя увидит.

Мужчина аккуратно поставил девочку на асфальт.

– Лиска, прикройте ее.

– А ты?

Седой сделал вид, что улыбнулся.

– Пусть видит...

... После трибун остановились. Отдышались. Подъехала грузовая машина.

– Наглядную агитацию грузим аккуратно.

– И куда теперь?

– Вы домой. Отдыхать.

– А сам?

– А я за первомай пивка попью.

– Ну... Неинтересно.

– Ладно, я тогда еще в магазин забегу. Праздник же...

... С раннего утра квартира наполнилась шумом.

– Мику... Причесывайся быстрее.

– Где моя рубашка?

– ЦВЕТЫ!

Седой, порывшись в шкафу, достал форму, оделся, затянул ремень. Вышел в зал.

– Готовы?

И девчонки, и Костя, заглянувший в комнату загудели.

– Ух ты... Не хрена себе. Круто.

– Папа...

Алиса, подойдя ближе, потрогала его за рукав.

– Красиво... И берет. Слушай, ты же обычно в другой ходишь.

– Парадка же, специально для таких случаев.

Костя почесал затылок.

– А что за награды? Просто интересно.

– Георгиевские кресты. И медаль «За отвагу».

– Подожди, странно. А кресты разве еще есть? Хотя... Не для всех наверное.

– Ладно, на выход.

Несмотря на утро, на улице было полно народу. Почти все с цветами. Из репродукторов на столбах на всю округу разносилось.

» Этот День Победы порохом пропах,
Это Праздник с сединою на висках...»

Алиса только поморщилась.

– Затрахали с утра.

Прихватив по дороге Сашку с Женей, зашли в парк. Потом еще немного по аллее. Пришли. Откуда-то донеслось. » Поприветствуем наших ветеранов... » и бравурный марш.

– Суки...

Вечный Огонь. Пионеры в Почетном Карауле. Переглянувшись, подошли. Алиса стала вдруг серьезной. Помолчала.

– Народ, цветы возложить. Смирно.

Вскинутые в салюте руки. У Жени на глазах блеснули слезы.

« На братских могилах не ставят крестов,
И вдовы на них не рыдают,
К ним кто-то приносит букеты цветов,
И Вечный огонь зажигают.
Здесь раньше — вставала земля на дыбы,
А нынче — гранитные плиты.
Здесь нет ни одной персональной судьбы —
Все судьбы в единую слиты.»
Седой вскинул руку к берету, отдавая честь.
ПАМЯТЬ И СЛАВА!
Мику... Подойдя ближе к Мемориалу, она опустилась на колени.
– Благодарю Вас... За то что я есть.
«А в Вечном огне видишь вспыхнувший танк,
Горящие русские хаты,
Горящий Смоленск и горящий рейхстаг,
Горящее сердце солдата.»
Саша с Костей поддержали подошедшего к Вечному Огню старика с костылем и орденскими планками на старом пиджаке.
– Улька, помогла быстро.
Та взяла из рук старика букетик.
– Ой, дедушка, я сейчас.
Присев, она положила цветы и выпрямившись, отдала салют.
Ветеран погладил ее по голове. – Спасибо вам. – повернулся к Азаду.
– Твои?
– Мои.
– Хорошие у тебя дети растут. Правильно ты их воспитал. А я ведь ваш город освобождал...
«У братских могил нет заплаканных вдов —
Сюда ходят люди покрепче,
На братских могилах не ставят крестов…
Но разве от этого легче?!»
... Обратно шли молча. Только Алиса что-то шептала плачущей Мику, утишая ее. Седой подошел к ним ближе.
– Мику...
Та всхлипнула.
– Он же не виноват. Не виноват он.
– Кто? Ты о ком?
Она достала из кармана рубашки платочек, вытерла глаза.
– Дед. Он в квантунской армии воевал.
– Что ж теперь... А вот интересно, чтобы он сказал, если бы тебя увидел?
– Похвалил бы.
Алиса только вздохнула.
– И ведь каждый год девятого мая с ней такое. Знаешь... У Женьки дед под Мукденом погиб. Всю войну ведь прошел.
... Зайдя во двор, чуть не столкнулись с двумя мужиками из соседнего подъезда, тащившими обеденный стол.
– Куда его ставить-то?
– Русиныч, помогай. Там еще есть.
– Егоровна, кто-то капустку нам обещал?
Что тут вообще происходит? Мимо пробежали Ульянка с Данькой, неся стулья.
– ПАЦАНЫ, ПОМОГАЙТЕ, ДАВАЙТЕ!
Алиса с Мику переглянувшись, рванули в подъезд.
– Самурайка, за мной.
– Подожди. Дядь Вань, баян нужен.
– Вот, ключи возьми. Знаешь где он.
... Наконец расселись. Кто на скамейке около стола за которым обычно играли в домино, кто на табуретке, кто на стуле.
– Васильич, скажи давай.
Участковый встал со стопкой, посмотрел на стакан с водкой, накрытый ломтиком черного хлеба...
– А что я скажу... С Днем Победы вас. День такой ведь. Что там по телевизору расскажут... А мы вспомним.
Все встали. Выпили.
– Мужики, вы закусывайте. Зря готовили, что-ли...
Посидели еще.
– А чего... У нас же музыка есть. Девчонки давайте.
Мику взяла баян, растянула меха.
– Эх... Гуляем, сука.
» На границе тучи ходят хмуро,
Край суровый тишиной объят.
У высоких берегов Амура
Часовые Родины стоят.
Там врагу заслон поставлен прочный,
Там стоит, отважен и силен,
У границ земли дальневосточной
Броневой ударный батальон.

Там живут - и песня в том порука
Нерушимой,дружною семьей
Три танкиста - три веселых друга
Экипаж машины боевой.»
Она прикрыла глаза.
«На траву легла роса густая,
Полегли туманы, широки.
В эту ночь решили самураи
Перейти границу у реки.
Но разведка доложила точно:
И пошел, командою взметен,
По родной земле дальневосточной
Броневой ударный батальон.
Мчались танки, ветер подымая,
Наступала грозная броня.
И летели наземь самураи,
Под напором стали и огня.
И добили - песня в том порука -
Всех врагов в атаке огневой
Три танкиста - три веселых друга
Экипаж машины боевой!»...
– Чего сидим? Пошли плясать.
Ульянка, сидевшая на коленях у Азада, встала, уперлась руками в бока.
– ДАНЬКА!
» Расцветали яблони и груши,
Поплыли туманы над рекой.
Выходила на берег Катюша,
На высокий берег на крутой.
Выходила на берег Катюша,
На высокий берег на крутой.

Выходила, песню заводила,
Про степного сизого орла.
Про того, которого любила,
Про того, чьи письма берегла.
Про того, которого любила,
Про того, чьи письма берегла.»

В круг вышла Женя.

– Вот дает.

«Ой ты песня, песенка девичья,
Ты лети за ясным солнцем вслед
И бойцу на дальнем пограничье
От катюши передай привет
И бойцу на дальнем пограничье
От катюши передай привет.

Пусть он вспомнит девушку простую,
Пусть услышит, как она поет,
Пусть он землю бережет родную,
А любовь Катюша сбережет.
Пусть он землю бережет родную,
А любовь Катюша сбережет.

Расцветали яблони и груши,
Поплыли туманы над рекой.
Выходила на берег Катюша,
На высокий берег на крутой.»
Выходила на берег Катюша,
На высокий берег на крутой...»

– Здорово. Можно к вам? От нашего стола вашему.

– Почему нельзя. Не чужие ведь. Да и нету сегодня чужих. Все свои. Эй, двигайтесь.

– За погибших.

Выпили не чокаясь. Постояли.

– Русиныч... Ты же играешь. Спой что-нибудь. Лиска, гитару отдай.

Седой взял гитару, тронул струны.

– Спеть? Только эту... Память не отпускает. Да не отпустит уже никогда. Не праздничная она. Извините уж.

«На горе, на горушке стоит колоколенка,
А с нее по полюшку лупит пулемет,
И лежит на полюшке сапогами к солнышку
С растакой -то матерью наш геройский взвод.

Мы землицу лапаем скуренными пальцами,
Пули, как воробушки, плещутся в пыли...
Митрия Горохова да сержанта Мохова
Эти вот воробушки взяли да нашли.

Тут старшой Крупенников говорит мне тоненько,
Чтоб я принял смертушку за честной народ,
Чтоб на колоколенке захлебнулся кровушкой
Растакой-раз этакий этот сукин кот.

Я к своей винтовочке крепко штык прилаживал,
За сапог засовывал старенький наган.
"Славу" третьей степени да медаль отважную
С левой клал сторонушки глубоко в карман.

Мне чинарик подали, мне сухарик бросили,
Сам старшой Крупенников фляжку опростал.
Я ее испробовал, вспомнил маму родную
Да по полю ровному быстро побежал.

А на колоколенке сукин кот занервничал,
Стал меня выцеливать, чтоб наверняка.
Да, видать, сориночка, малая песчиночка
В глаз попала лютому - дернулась рука.

Я то винтовку выронил да упал за камушек,
Чтоб подумал вражина, будто зацепил.
Да он, видать, был стрелянный - сразу не поверил мне
И по камню-камушку длинно засадил.

Да, видно, не судьба была пули мне испробовать...
Сам старшой Крупенников встал, как на парад.
Сразу с колоколенки, весело чирикая,
В грудь влетели пташечки, бросили назад.»

– Господи... Люди это про Федора моего...

Старухи завыли в голос.

Мужики притихли...

... Страшен мужской плач.

«Я рыдал без голоса, грыз землицу горькую,
Я бежал, не думая, в горку напрямик.
Жгла меня и мучила злоба неминучая,
Метил в колоколенку мой голодный штык.

Горочки-пригорочки, башни-колоколенки...
Что кому назначено? Чей теперь черед?
Рана не зажитая, память неубитая -
Солнышко, да полюшко, да геройский взвод...»

Посидели еще, выпили... Смеркалось. Посмотрели салют...

– Чьи тарелки?

– Мои. Пусть у тебя будут, потом заберу.

– Васильич... Куда Гришку потащил?

– У меня проспится. Хоть куролесить не будет. Завтра у него выходной...