Шампанское разбрызгавшихся чувств - Не дрожь предсердий, ломота затылка, Скорее запись не к тому врачу, Неправильно открытая бутылка. Занудные любовные псалмы Сменяются заботой о здоровье Со временем. И понимаем мы Не так полезно молоко коровье. И утром начинаем жизнь с нуля, Не согласившись с зеркалом в уборной, По поводу нам сказанного "бля..."

Варька (часть 2)

| | Категория: Проза
- Твоё счастье, Ясь, что дед прибежал. Лежи и помалкивай, - сказала Варька, - а сунешься ещё раз, - застрелю. Я тебе обещаю.
Варька спустилась к воде и быстро нашла Ярого. Дед Чапай запряг кобылу в коляску, привязал к ней жеребца и отвёз Яся в посёлок. В поселковой больнице его не приняли - не было хирурга - и деду Чапаю пришлось везти Яся в Райцентр.

Позже на хутор примчался на мотоцикле участковый Иван Ромашко. Участковым он стал два года назад, по распределению, сразу после училища. Его тут же прозвали Ромашкой, а его мотоцикл, стал предметом зависти молодёжи. Точнее, её мужской половины. Только ленивый не мечтал прокатить свою девушку на таком аппарате.

…В тот вечер, год назад, Иван возвращался из Райцентра на мотоцикле. Подъехав к Варьке, он спросил:
- Что это они как зайцы разбежались? Чего от тебя хотели.
- Ничего. Что хотели, то и получили, - ответила она.
- А нож зачем? - спросил он. В первый раз Иван видел на улице девушку с ножом в руке, - Дай ка мне свой ножик.
- Не дам, - сказала Варька отступая.
- Да не собираюсь я его у тебя отбирать! Просто дай посмотреть. Честное слово, верну, - пообещал он. Варька отдала ему нож.
- Интересный ножик, но на холодное оружие не тянет. Если б финка была, то отобрал бы, - сказал он, перебирая лезвия, - Откуда он у тебя? - спросил Иван и вернул нож Варьке.
- Друг отца подарил, на день рождения, - ответила она.
- Так что здесь случилось? Кажется, я ещё троих видел. Если это Голенок, то я его вмиг прищучу. Надоел он мне. Пора ему вслед за отцом, в тюрьму, - сказал он.
- Спасибо. Я как-нибудь сама разберусь, без милиции. Не в первый раз, - сказала Варька. Выросшая во дворе, она усвоила, что впутывать милицию в свои дела нельзя. Это был неписаный закон.
- Да мы никак с гонором! На урку вроде бы не похожа, - насмешливо сказал он, - Ладно, не хочешь как хочешь. Домой-то позволишь милиционеру тебя отвезти? - спросил он и снял с себя кожанку, - Сложи её на багажнике, чтоб… жёстко не было.
Варька устроилась на багажнике и крепко обхватила Ивана руками. Он вздрогнул, искоса глянул на неё сверху и улыбнулся.

Дед Чапай уже собрался ехать в Посёлок, как вдалеке замелькал луч света и послышался звук мотора. Увидев, что Варька приехала с участковым, он облегчённо вздохнул.
- С каких это пор тебя милиция домой доставляет? - спросил он у Варьки и подмигнул Ивану, - заходи, чайку попьём.
- Да ну что вы, спасибо. Я домой поеду, - отказался было Иван, но дед Чапай потянул его за рукав и сказал:.
- Не дури. Пошли в дом. Посидим, поговорим. Расскажешь мне, где ты Варвару Ивановну подобрал. Говорил я ей, чтоб коляску взяла, так нет же, пешком пошла.
- Да на улице мы встретились. Я из Райцентра как раз приехал, - объяснил Иван.
- Встречай гостя, хозяйка, - сказал дед Чапай бабке Матрёне, - да графинчик пополнить не забудь. С дальней дороги гость. Варвара, помоги бабушке.
- Да ну что вы, Василий Иваныч… - начал было Иван.
- Возражения не принимаются. Я уже всё решил, - перебил его дед Чапай, - У нас заночуешь. Завтра суббота. Я баньку с утра пораньше истоплю. Лучше, всяко, чем в твоём бараке. А теперь рассказывай, что там было на танцах, и где ты её подобрал.
- Да по дороге она шла, а я мимо ехал. Вот и подвёз, - ответил Иван. Дед Чапай ухмыльнулся и махнул рукой.

С тех пор Иван зачастил на хутор. Варьке он очень понравился. Заслышав издалека стрёкот «Иж-8», она выбегала навстречу. Иван превратил жесткий багажник мотоцикла в мягкое сиденье. На мотоцикле они уезжали на реку, подальше от посторонних глаз…


Иван встретил деда Чапая в райцентре. Глянув на Яся, он отозвал деда Чапая в сторону и после короткого разговора прямиком двинулся в прокуратуру. Затем он зашёл в больницу и внимательно выслушал врача, который осматривал Яся. Того уже перевязали и он лежал в перевязочной на кушетке. Иван попросил медсестру выйти и сказал:
- Попробуй только про неё хоть слово сказать, и я тебя отправлю далеко и надолго. Когда придёт следователь, он тебя особо крутить не будет. Просто снимет показания, и всё. Я тебя предупредил, гнида! - Ясь в первый раз увидел участкового в ярости и испугался. Понял, что перегнул палку.
- И ещё, если ты меня не послушаешь, то, во-первых, есть два человека, которые подтвердят, что ты первым напал на неё в пьяном виде, а во вторых, весь Посёлок узнает, что тебя побила девчонка, и что ты остался без яиц. Скажешь, что был пьян и не помнишь, кто тебя избил, - сказал Иван и вышел в коридор. Он не выдержал и рассмеялся. Ясь, услышав его смех, побелел от бессильной злобы. Он не решился угрожать Ивану, как угрожал деду Чапаю и Варьке, хотя Иван уколол его в самое больное место. Когда Яся привезли в больницу, ему помогли раздеться и положили на кушетку. Он никогда не забудет, как лежал на холодной кушетке голый и видел, как на него с жалостью смотрели медсёстры.
Вошёл врач. Он глянул на Яся, и Ясь понял, что дела его плохи. Такой у врача был взгляд. Ясю показалось, что у него даже очки запотели. Врач осмотрел его, при помощи медсестёр перевернул и оставил лежать на животе.
- Ну-с, молодой человек, за вашу голову и рёбра я спокоен, кости у вас на редкость крепкие. А вот за ваши, скажем так, причиндалы я имею повод беспокоиться. У вас, я так понимаю, детей нет. Не хочу пугать, но травма у вас серьёзная. Будем надеяться, что «они» у вас такие же крепкие, - глядя на Яся поверх очков сказал врач.


Иван заглушил мотор, прошёл через калитку к дому и уселся на крыльце. К нему вышла бабка Матрёна. Иван встал и поправил форму.
- Здравствуй Ваня, - поздоровалась она, - Быстро ты прискакал на своём железном коне.
- Здравствуйте, - ответил Иван.
- Она на речку пошла, на мосток. Бельё полоскать, - ответила бабка Матрёна на ожидаемый вопрос.

Иван не стал спускаться вниз, а сел на траву и закурил, наблюдая, как Варька возится с бельём. Когда дед Чапай сказал ему, что она не приедет, он расстроился, но с другой стороны, был рад, что она останется в городе, подальше от границы, на которой вот-вот могло полыхнуть. Когда - никто не знал, но по линии НКВД соответствующие приказы и директивы были получены и доведены до всех сотрудников. Дополнительно были выданы оружие и боеприпасы.
Варька, увлечённая работой, встала с колен и обернулась. Она сначала замерла, глядя на него, но тут же сорвалась с места, взлетела на высокий берег и обхватила его за шею руками. Иван не устоял на ногах, и они упали в траву.

Они лежали обнажённые и горячие под горячим солнцем. Варька уткнулась носом ему в шею и щекотала его лицо травинкой. Прохладное дыхание речки шевелило высокую траву и освежало их тела.
Иван посмотрел на часы. Он сел. Блаженство улетучилось с его лица. Вернулось смутное ощущение тревоги. Он молча стал одеваться. Варька, глядя на него, тоже быстро оделась.
- Чего Ясь от тебя хотел? - спросил он.
- Наверно, того, чем мы сейчас с тобой занимались, - ответила Варька. Она положила голову ему на плечо и смотрела на него в упор. Иван глянул на неё и отвернулся.
- Если долго смотреть тебе в глаза, то можно окосеть, - сказал он. Варька прижалась к нему и тихонько укусила за шею.
- Да пьяный он был. Спрашивал, хорошо ли я тебе даю, - сказала она, внимательно следя за его реакцией.
- Прямо так и спросил? И что ты ему ответила? - спросил он.
- А что я ему отвечу? Это он у тебя должен был спросить, как. Вот что бы ты ему ответил? - спросила она, глядя, как Иван меняется в лице.
- Как можно с этим шутить? Я тебя серьёзно спрашиваю! - отдёрнув плечо, возмутился он, - Что он ещё тебе сказал?!
- Перед тем, как дед его увёз, он сказал, что скоро ни дед, ни ты мне не поможете, - сказала она и отвернулась. Иван пожалел, что сорвался и повысил голос. Он попытался обнять её, но Варька оттолкнула его.
- Ну, прости меня, пожалуйста. Понимаешь, на Голенке живого места нет. Хорошо, что я деда в Райцентре встретил и сходил в прокуратуру. Дед скажет, что он подобрал Яся на дороге. Мол, пьяный валялся. Поэтому Яся Голенка ты сегодня в глаза не видела. А избить его, пьяного, мог кто угодно. Врагов у него и без тебя хватает. Я ему пригрозил, но думаю, и без моих угроз он будет молчать, иначе опозорится. А вот отомстить может. За решётку бы его, но ты его так отделала, что он теперь вроде как пострадавший. Может так случится, что девчата ему больше не понадобятся, - сказал Иван и засмеялся. Варька прильнула к нему.
- Мне в Райцентр нужно возвращаться. Всех на казарменное положение переводят. Я злюсь, потому что переживаю за тебя. Мне было бы намного спокойнее, если б ты не приехала. Позавчера у меня друг гостил, пограничник. Его из отпуска отозвали, срочно, - сказал он.
- И ты туда же! Почему ты решил, что я зря приехала? Пять минут назад, ты так не рассуждал, - с упрёком сказала она, - И, вообще, наплевать мне на эту сволочь! И на следователя твоего тоже! Я пообещала Ясю, что пристрелю его, если сунется, и я его пристрелю. Дед меня хочет домой отправить, но я ни за что не уеду.
- Ну-ка погоди-ка, из чего это ты собралась его пристрелить? - спросил Иван, видя, что она вовсе не шутит. Но Варька упрямо сжала губы, и он решил больше не приставать к ней с расспросами. Ему не хотелось ссориться перед разлукой. Он поцеловал её и сказал:
- Я вообще мог не узнать что ты здесь. Ладно, мне, действительно, пора ехать, пока меня не хватились. Если получится, сходим завтра в кино. Я за тобой заеду. Хорошо?
- А тебя отпустят? - спросила она. Ей тоже не хотелось ссориться.
- Завтра воскресенье. Должны отпустить, - ответил Иван. В обнимку они дошли до мотоцикла. Он поцеловал её напоследок и уехал. Варька стояла у калитки и смотрела ему в след, пока он не скрылся за поворотом.


11.


На рассвете двадцать второго июня небо на западе загрохотало, заполыхало зарницами. Потянулись мрачные дни. Потянулись на восток колонны беженцев и колонны отступающей Красной Армии. Один раз немецкие самолёты сбросили контейнеры с листовками на Посёлок, в котором и так царила паника. Бронированные кулаки Вермахта пробили оборону Красной Армии, разрезали её как нож масло. Посёлок и хутор быстро оказались в глубоком тылу немецких войск. Окрестные болота защитили Посёлок. Грохот канонады прокатился стороной и теперь зарницы полыхали по ночам на востоке.

Варькин дед, Василий Иванович, после того, как в Посёлок привезли фильм «Чапаев», стал дедом Чапаем. Прозвище закрепилось за ним так прочно, что и бабка Матрёна звала его не иначе как Чапай.
Тем воскресным утром он уехал в Посёлок, но неожиданно вернулся домой раньше. Бабка Матрёна приготовила окрошку, и они сели за стол. Дед Чапай молчал. Молча он взял из буфета графинчик, налил полный стакан и залпом выпил. Бабка Матрёна перекрестилась и спросила его:
- Никак началось?
Дед Чапай кивнул. Закурив папиросу, он встал и стукнул пальцем по радио.
- Радио слушать надо, чтобы глупых вопросов потом не задавать , - сказал он.
- Голова у меня болит от твоего радио, - сказала бабка Матрёна.
- Собирайся, Варвара, будем начинать эвакуацию. Первым делом сделаем вид, что ты уехала. Так что собирай амуницию. Чтобы ни одной шпильки после тебя не осталось, ни волоска, - сказал он.
Да ты что, Чапай, белены объелся? Какие шпильки? - возмущённо спросила бабка Матрёна.
- Ты, тётя Мотя, если чего не понимаешь, так помалкивай. Ждать, пока жареный петух в задницу клюнет, я не собираюсь, - отрезал он. Жену он называл тётей Мотей, когда на неё сердился, - Тылы нужно в первую очередь эвакуировать. С сегодняшнего дня тебя, Варвара Ивановна, здесь нет. Домой ты уехала. С удовольствием отослал бы тебя в город, но боюсь, что ты можешь не доехать до дома. На вокзале уже чёрт-те что творится. Василич мне рассказал. Он со вчера в Райцентре был. Кто-то утром на вокзале панику устроил. Милиция его скрутила, да поздно.
- Так, может, не доберутся германцы до нас? - уже робко спросила бабка Матрёна.
- Может, и не доберутся. Кто его знает. А добро можно как увезти, так и обратно привезти. Для начала лодки спрячем, а потом всё остальное. Что сможем.

Немцы заняли Посёлок через неделю. Тихое субботнее утро наполнилось рёвом моторов. Центр посёлка заполонили танки бронетранспортёры, машины и мотоциклы.
В больнице немцы арестовали врача, медсестёр и санитарок. Выгнали на улицу всех ходячих больных. Тех, кто не мог ходить, вынесли из больницы и объявили, что если их никто не заберёт, то они будут расстреляны. Позже санитарные машины привезли раненых и медперсонал. В школе были арестованы учителя, муж и жена. Но как только выяснилось, что они евреи, немцы отвезли их на окраину посёлка, расстреляли и сбросили тела в канаву. Школу превратили в казарму. Штаб расположился в новом кирпичном здании торфопредприятия, в которое так и не успели переехать хозяева. А планировалось на сухих болотах восточнее посёлка начать добычу торфа.
Дед Чапай каждый день ездил в Посёлок за новостями, хотя и так было понятно, что беда приближается. Василич, в очередной раз поехав в Райцентр, так и не вернулся. Это позже стало известно, что его машина сгорела дотла. Немецкие охотники заметили её с воздуха и расстреляли.
Дед Чапай ещё издали услышал непривычный шум множества моторов в Посёлке и остановил коляску. По дороге, что кольцом обхватывала Посёлок, ехал грузовик. Он замедлил ход. Дед Чапай свернул с колеи, привязал кобылу к дереву и посмотрел в бинокль.
Тент на кузове грузовика откинулся и на землю выпали два человека. Затем из кузова спрыгнули два немца и подняли выброшенных ими людей. Водитель вылез из кабины, дымя сигаретой. Он улыбался, глядя на избитых мужчину и женщину. Одежда на женщине была изорвана. Дед Чапай с трудом узнал в них школьных учителей. Их подвели к канаве. Немец из пистолета застрелил мужчину. Потом он схватил женщину за волосы и повалил на землю. Его товарищи присоединились к нему. Дед Чапай, услышав душераздирающие крики, похолодел. У старого вояки потемнело в глазах. Он ничем не мог ей помочь. Если он вступится и будет убит, то Варька и бабка Матрёна пойдут за ним следом… Но дед Чапай сомневался недолго, он достал из коляски отобранный у Варьки «люгер» и поспешил к грузовику.
Женщина яростно отбивалась. Она разодрала немцу лицо и повредила ему глаз. Дед Чапай не успел. На его глазах немец уколол её штыком в живот, а потом в грудь. Он поднял голову и единственным глазом увидел дуло пистолета. Грохнул выстрел. Немцы, побросавшие до этого оружие, пытались убежать. Старый вояка и опытный охотник не оставил им шансов. Все трое были молоды, от силы лет двадцати. На лицах, в глазах застыли страх и удивление. Дед Чапай вытряхнул у них подсумки и собрал винтовки. В кузове было пусто, но зато в кабине нашлись гранаты. С такими гранатами он дела не имел, но быстро разобрался, что к чему. Он срезал с убитого разгрузочные ремни, связал ими гранаты и засунул между сидений. Другим ремнём он соединил шнурок запала с водительской дверью. Вторую дверь он захлопнул и сбил прикладом винтовки ручку.

Бедная кобыла давно так не скакала. У калитки она встала как вкопанная. Дед Чапай так лихо спрыгнул с коляски, что бабка Матрёна от удивления села на ступеньку.
- Где Варвара?! - рявкнул он, - Германцы в посёлке. Только что у меня на глазах Моисея и жену его убили. Талья им не далась, так они её со злости штыком искололи. Где Варвара?! - увидев её в окне, махнул рукой и приказал:
- Бегом сюда! И рюкзак свой прихвати!
У коляски Варька ахнула. Дед Чапай не стал ждать, когда она закроет рот и повесил ей на плечо винтовку.
- Не стой, как истукан. Забирай остальные и ранец с патронами не забудь. Дуй к лодке, а я лошадку распрягу, - сказал он и добавил:
- Бегом!
Варька вытянула из сарая лодку и по жердям спустила её к воде. Бабка Матрёна принесла собранный заранее рюкзак. Дед Чапай вручил Варьке ранец.
- Забирай, от греха подальше. Думаю, что ждать гостей долго нам не придётся, - сказал он, - Я с германца пилотку снял, - он подал ей пилотку, - Что это у него за эмблема такая страшная?
- Эсэсовцы. Отец говорил, что это у них вроде как отдельные войска. Ничего хорошего от них не жди, - сказала она.
- Ну, это я и без тебя понял. Это не те германцы, с которыми я в Империалистическую воевал. Эти злее будут. Зверьё. Молодые совсем ещё, зелень, а что творят, поганцы. И, главное, за что? - возмущённо сказал дед Чапай.
- За то, что евреи. Что тут не понятно? - сказала Варька
- Господи! Что ж дальше-то будет? - прошептала бабка Матрёна и расплакалась. Она обняла внучку.
- Ну, хватит. Что сделано - того не поправишь. Он взял жену за плечи, - Всё, пора ей.
Варька села в лодку, и лодка скрылась под сенью деревьев, нависающих над речкой.

12.

На второй день Ясь встал на ноги. Врач научил его, как правильно делать поддерживающую повязку на бёдрах, и Ясь отлично справлялся без помощи медсестёр, которых он просто возненавидел. Ещё бы. Лежать голым на кушетке, видеть, как над тобой насмехаются, - такого унижения он ещё никогда не испытывал. Сосед по койке решил пошутить, сказав Ясю, что в повязке он похож на египтянина. Повязка, действительно, напоминала схенти, но Ясь не оценил юмора. Глянул на шутника так, что тому сразу расхотелось шутить.
Узнав о начале войны, Ясь всю ночь не спал. Утром он пошёл к врачу узнать, когда можно выписаться. Объяснил ему, что дома много дел. Против досрочной выписки врач возражать не стал. Больницу начали готовить к приёму раненых. Вечером того же дня Ясь был дома.
На хутор он решил пока не соваться. Время настало смутное. Как дело повернётся, он не имел никакого понятия. Поэтому решил подождать. Он сползал на чердак за отцовским чемоданом и спустил его вниз. Он отщёлкнул ножом замки. Из чемодана он забрал отцовский револьвер и патроны. Отец Яся воевал под Перемышлем и лично видел царя в сопровождении Брусилова, когда крепость была взята. С войны отец привёз красивую посуду, столовое серебро и револьвер. Отдельно, в кисете, хранились два золотых червонца и серебряные монеты царской чеканки.
Ясь зарядил револьвер, сунул его за пояс и пошел к Евдокии.

- Быстро тебя на ноги поставили. Это кто ж тебя так, что сам идти не мог? - спросила Евдокия, - Доктор не иначе как волшебник!
- Вечер добрый, тёть Дуся.
- Вечер добрый, Ясь. Может, хватит, пока? А то мне уж сестре в глаза стыдно смотреть. Я к тебе по-людски, а ты вон что вытворяешь. Участковый из-за тебя на меня бочку катит. Если он мою лавочку прикроет, работяги тебя точно прибьют и в торфе зароют, - сказала она.
- Это мы ещё посмотрим, кто кого зароет, - глухо сказал Ясь. Евдокия резко повернула голову и посмотрела на него.
- Здесь ты может и прав. Начальство их, ещё солнце не взошло, как лыжи навострило. Как ветром его сдуло! - сказала она.
- Так дашь самогонки? - спросил Ясь. Ему надоело ходить вокруг да около.
- Сам-то, что думаешь делать? - спросила она, будто не слышала его.
- Не пропаду! Так дашь самогонки? - снова спросил он.
- Чем расплачиваться будешь? То, что начальнички сбежали, плохой знак. Скоро, значит, нынешними деньгами можно будет печку растапливать, а можно и на двор сходить, - невесело сказала Евдокия. Ясь молча достал из кармана серебряный рубль. Небрежно глядя сквозь неё, со щелчком, положил монету на стол.
- Как видишь, тут не на одну четверть будет. А мало будет, ещё принесу, - сказал он, словно дал ей чаевые.
- Ты, это, сдуйся малость, а то лопнешь от спеси. Здесь тебе не кабак. В кабаке будешь перед девками злато-серебро разбрасывать, - сердито осадила она племянника, - Интересно, где ты его взял?
- Не бойся, тёть Дуся, он не краденый, - уверил её Ясь.
- Ладно, лезь в подпол. Знаешь, где стоит, - сказала Евдокия. Она с любопытством посмотрела на рубль, - А всё же, где ты его взял?
- Да от отца остался, - гулко ответил из погреба он.
- Много не бери. Лучше потом зайдёшь, если что, - наклонившись, сказала Евдокия.
Ясь вылез из погреба. Евдокия нарезала сала, хлеба и пригласила его за стол.
- Неспокойно что-то на сердце. Томит всё, - пожаловалась она, - Что ж теперь будет?
- А что будет? Конец большевикам будет! Ответят ещё за отца! - громко и зло сказал Ясь.
- Ты никак что задумал? Уймись! - испуганным шёпотом сказала Евдокия, - Мать пожалей. Если и тебя приберут, что она делать будет?
- Ты участкового не видала? - спросил он.
- Так в район Ромашка уехал. Вчера,- ответила она. Ясь налил в стопки самогона.
- Жаль. Поговорить с ним хотел, - загадочно сказал Ясь.
- Да ты никак к Варьке его ревнуешь? Не поздновато? Да и уехала она, - сказала Евдокия.
- Как уехала?! - взвился Ясь.
- Вчера вечером Чапай мне мёду привёз. Посидели мы с ним, поговорили. Он и обмолвился, что Василич ей билет раздобыл и к поезду отвёз, - объяснила Евдокия. Она пожалела, что дала Ясю самогона. На племянника страшно было смотреть. С ужасом она увидела рукоять револьвера с белыми накладками, но промолчала. Она хотела узнать, кто его в больницу отправил, но теперь передумала. Решила, что пусть идёт с Богом.
- Гвоздодёр, что я тебе давал, где? - спросил вдруг Ясь.
- Зачем он тебе на ночь глядя? - удивлённо спросила Евдокия.
- Забор надо поправить, - ответил Ясь.
- Вон, у печки стоит. Забирай, - сказала Евдокия. Она не сомневалась, что он задумал плохое.

С гвоздодёром на плече Ясь уверенно шагал по тёмной безлюдной улице. Мысль забраться в магазин пришла к нему, когда Евдокия сказала, что участкового в Посёлке нет. Водкой в магазине торговать запрещалось, но продавщица продавала её из-под полы. Ясь давно заметил, что выломать замок на двери легко. Сам замок был крепким, но петли на двери слабые. Столовую и магазин никто и никогда не охранял. Не было нужды. К тому же продавщица не станет заявлять о краже.
На площади погасли фонари. Ясь без особых усилий бесшумно вытянул петлю из двери мощным гвоздодёром и зашёл внутрь. В кладовке он отыскал спрятанные среди мешков бутылки. Ценный груз он сложил в мешок, а сверху насыпал пачек с махоркой и папиросами.
На площади по-прежнему было тихо. Ясь вернул петлю с замком на место и, как мог, вдавил гвозди обратно. Он, сам того не желая, подал пример другим. Через день магазин разграбили. А ещё через два дня немецкие пикировщики с воем обрушились с неба и сбросили листовки в центре посёлка. Ясю листовки были не нужны. Он затаился и до прихода немцев прятался в бане, за огородом. Обо всём, что творилось снаружи, ему сообщала мать.

В дом вошёл эсэсовец. Рукава закатаны, пилотка за поясом, поперёк груди висел карабин, за голенищем - наган. Входя он наклонился, но всё равно стукнулся головой об косяк. Немец выругался и уставился на Яся. Взгляд немца не предвещал ничего хорошего. Ясь застыл с ложкой в руке. Выпитая за тарелкой борща водка мгновенно испарилась. На Яся смотрели глаза господина, готового убить своего раба за малейшую провинность. Господина, которому принадлежит всё, в том числе и Ясь. Такого взгляда на себе он ещё не испытывал. Мать Яся попятилась, ища рукой позади себя опору. Немец шагнул к столу и грузно опустился на стул. Жестом он приказал Ясю встать. Ясь вскочил. Немец взял за горлышко бутылку, понюхал и заулыбался. В комнату вошёл второй немец. На плече у него висел карабин, а на шее - ППД. В Посёлке сразу заметили, что у немцев полно трофейных винтовок и автоматов. « Наверно арсенал выпотрошили», - судачили знатоки.
- Заходи, Одо, не стесняйся. Хозяин тут без нас водку пьёт, - сказал немец вошедшему товарищу.
- Он у тебя сейчас со страху обосрётся, Маркус, - со смехом сказал Одо и сел на место Яся.
Мать словно очнулась, положила в миски борща, с «горкой», и поставила перед незваными гостями. Затем подала им нарезанное сало и хлеб.
- Водку неси! - шепнула она Ясю. Ясь принёс из сеней бутылку и поставил на стол. Немцы дружно понюхали борщ и одобрительно закивали. Минут на пять кухню наполнило хлюпанье и чавканье. Немцы уписывали борщ за обе щёки. Их отправили за Ясем прямо с «колёс», злых и голодных.
Вскоре незваные гости раскраснелись, залоснились. Они закурили и поблагодарили хозяйку.
- Ясь Голенок? - спросил немец и ткнул в Яся пальцем.
- Да… - сказал Ясь и запнулся, не зная, как обращаться к немцу.
- Надо говорить: «Да, господин фельдфебель!» Понял? - строго сказал немец.
- Понял, господин фельдфебель, - ответил Ясь.
- Я хорошо говорю по-русски? - спросил немец.
- Хорошо, господин фельдфебель, - ответил Ясь. Хоть немец и говорил, ужасно коверкая слова, но его взгляд заметно прибавил Ясю сообразительности. Немец довольно заржал, поперхнулся и ещё больше покраснел.
- Комендатур иди! - откашлявшись, приказал он Ясю, а для наглядности изобразил пальцами на столе походку.
Мать бросилась эсэсовцу в ноги и запричитала:
- Не забирайте! Один он у меня остался! Христа ради, не забирайте!
Не обращая на мать внимания, немец хлопнул Яся по плечу и спросил:
- Полицай? Служить Великая Германия?
Белый, как мел, в испарине, Ясь согласно закивал головой. К нему вернулось дыхание. Немец одобрительно похлопал его по щеке и подтолкнул к выходу.
- Водка, борщ - гут! - сказал второй. В сенях мать сунула ему в руку ещё одну бутылку. Когда немцы и Ясь ушли, она едва добралась до стула.


13.


Райцентр немцы захватили внезапно. Он оказался на пути сразу двух дивизий, танковой и пехотной. Немцы обошли город с двух сторон, перерезали дорогу и ворвались на его улицы с востока, откуда их никто не ждал. В руки немцев попали и уголовные дела. Так получилось, что дело Яся, бывшее в разработке, одним из первых легло на стол Леманна. Он быстро составил на Яся характеристику: «Беспартийный, сын единоличника. Отец арестован по политическим мотивам (за отказ вступить в колхоз). Ясь Голенок известен как хулиган и скандалист. В Посёлке его боятся и предпочитают не связываться, так как Голенок неоднократно угрожал физической расправой. По всем признакам, находился в конфликте с бывшей властью из-за отца. Для службы в полиции годен». Немного подумав, Леманн добавил: «Бывшую власть ненавидит. Лучше кандидатуры не найти».


…Леманн так и не доехал до дома. Прямо на границе он получил приказ явиться в штаб дивизии. Надежда на отдых испарилась. В штабе он узнал, что дивизия находится у границы уже три недели, а свои личные вещи он получит по прибытию в расположение батальона. Пока Леманн улаживал все бюрократические нюансы, за ним на «Хорьхе» приехал комбат Макс Кеплер. Они встретились на выходе, в дверях.
- Я сейчас вернусь, - сказал Кеплер, крепко пожал Леману руку и потрепал его по плечу, - Очень рад тебя видеть! - Кеплер взбежал по лестнице на второй этаж. Леманн закурил. Он сел на заднее сиденье.
Кеплер вернулся быстро и сел за руль.
- Где твой шофёр? - спросил Леманн.
- Оставил в батальоне. Здесь есть неплохой рыбный ресторанчик. Хозяин шикарно готовит рыбу. Пара часов у нас есть, - сказал Кеплер. У костёла он свернул с пыльной дороги, по которой шла техника, в узкую улочку меж белых, утопающих в зелени домов. Наступила тишина. Только урчание мотора. Машина въехала в аллею. В тени каштанов царила прохлада. Кеплер остановил её возле одноэтажного дома с высокой черепичной крышей и большими окнами. Открытый летний зал окружали ровно подстриженные кусты жимолости. Они сели за столик в тени липы.
- Хозяева плохо говорят по-немецки, но зато хорошо - по-русски, - сообщил Кеплер. Леманн усмехнулся.
- Наверно, они ждали русских, а не нас, - сказал он.
- Не думаю, скорее всего, они никого не ждали, - смеясь, возразил Кеплер.
Симпатичная белокурая полька, дочка хозяина, принесла запотевшие бокалы с пивом. Глянув на неё, Леманн замер.
- День добрый, господа офицеры. Что желаете заказать? - спросила она, глядя на Леманна, так как видела его впервые.
- Не знал, что пиво с рыбой - это вкусно, пока не побывал здесь. Закажи карпа с луком, - шепнул Кеплер Леманну, словно боялся, что его кто-нибудь услышит.
- Карпа по-старопольски, будьте любезны, - сказал Леманн, сдерживая смех.
- Господин офицер - русский? - изумлённо спросила она.
- Нет, я - немец. А как зовут панну? - спросил Леманн.
- Барбара, - ответила она, слегка поклонилась и пошла к другому столику.
- Здесь всегда мало посетителей? - спросил Леманн.
- Только днём. По вечерам здесь не протолкнутся. Хозяева хорошо заработали за последний месяц, - ответил Кеплер, глядя, как Леманн смотрит на Барбару, - Привлекательная девушка.
- Очень. Она скорее похожа на немку, - согласился Леманн.
- Ничего не хочешь мне сказать? - спросил Кеплер. Лицо его стало серьёзным.
- Теперь понятно, почему ты приехал без водителя, - ответил Леманн, - Что ты хочешь от меня услышать?
- Когда мой подчинённый, за моей спиной, ведёт двойную игру, я чувствую себя неуютно, - сказал Кеплер.
- Меня ещё шесть лет назад взяли на крючок, когда в криминальной полиции служил, - сказал Леманн.
- А потом? - спросил Кеплер.
- Потом я, наивный, решил, что служба в армии избавит меня от них. Но не тут то было. Меня, как русского немца, поставили перед фактом, точнее, крепко взяли за яйца. Готовили с прицелом на будущее, для войны с Россией.
- Тогда я тебя не понимаю. Кому угодно таких предложений не делают. Зачем брыкался, если тебя так усердно сватали? - удивлённо спросил Кеплер.
- Если тебе всё ясно, то давай поговорим о чём-нибудь более приятном. К дьяволу их, - с отвращением сказал Леманн, - Я даже не знаю, кому от нашего разговора может быть хуже, тебе или мне, если узнают.
- Хуже чем есть, не будет. В отличие от некоторых идиотов, я понимаю, что Россия - это не Европа. Не сегодня-завтра начнётся, и тебе ли не знать, что мы там увязнем по уши. Не хочется сгущать краски, но много кто не переживёт этот год. Поэтому я люблю бывать здесь, за столиком под липой, - сказал Кеплер.
- Спасибо, что пригласил меня сюда. Здесь очень мило и уютно. Сразу домой захотелось. Рядом с домом есть пивная, тоже под липами, - сказал Леманн. Немного помолчав, он повернулся к отдельному столику, за который только что присела за чашкой кофе Барбара. Поймав его взгляд, она подошла к нему.
- Слушаю вас, - сказала она улыбаясь.
- Принесите, пожалуйста, полграфинчика зубровки, Барбара, - попросил её Леманн и повернулся к Кеплеру:
- Извини, не посоветовался с тобой насчёт зубровки.
Кеплер развёл руками, улыбнулся и сказал:
- Поляки её очень уважают. Говорят, что она весьма полезна для мужчин… Никогда не задумывался, что в дивизии не только ты под колпаком у службы безопасности?
- Задумывался. Да кто угодно, например - ты. Где гарантия, что беседа под липой не приведёт меня на виселицу. Ты хотел откровенного разговора, и ты его получил, - сказал Леманн. Кеплер жадно приложился к бокалу.
- Сейчас ты похож на человека, идущего на эшафот. Тебе всё равно, что говорить, потому что голову всё равно отрубят. Однако я рад, что наш разговор состоялся. Хочется знать, кто находится рядом с тобой на войне. По крайней мере, я хоть что-то прояснил, - сказал Кеплер.
- Например? - спросил Леманн.
- За четыре года я наговорил тебе на десяток виселиц, однако до сих пор цел и невредим и пью холодное пиво, - сказал Кеплер и отодвинул пустой бокал. Разговор был не из приятных, но Кеплер вёл себя так, словно ничего не произошло. У него было лицо человека, который избавился от непосильной ноши…


Леманн сразу приметил новое кирпичное здание. Он занял директорский кабинет и отдал приказ солдатам привести указанных в списке лиц.
- Кто такой? - спросил он вошедшего в кабинет Яся.
- Ясь Голенок, господин офицер,- ответил тот.
- Так. Ясь Голенок, - Леманн произнёс фамилию по слогам и уставился на Яся.
- Я - комендант Посёлка оберштурмфюрер СС Леманн. Ты, с сегодняшнего дня, находишься в моём подчинении. Мне доложили, что ты добровольно согласился служить в полиции. Тем не менее, спрашиваю ещё раз: ты готов поступить к нам на службу? - спросил он. Ясь кивнул. Леманн пододвинул ему папку и указал на стул.
- Грамоте ты обучен. Можешь прочесть и узнать, что мы спасли тебя от тюрьмы. Но можешь не тратить время на чтение, а просто рассказать мне, как ты относишься к большевикам, - сказал Леманн.
- Господин оберштурмфюрер, разрешите мне на деле показать, как я отношусь к краснопёрым. Дайте только оружие, - зло сказал Ясь.
- Похвально, конечно. Оружие тебе выдадут. Военная форма у тебя есть? - спросил Леманн, но тут же исправился:
- Хотя, да, в армии ты не служил.
- Форма есть, господин оберштурмфюрер. Осталась от отца, - ответил Ясь.
- К завтрашнему дню на тебя будут готовы документы. Придёшь к восьми часам, в форме. Тебя сфотографируют. Подпишешь документы и получишь оружие. Завтра приедут ещё девять человек. У них тоже есть претензии к большевикам, так что общий язык вы найдёте. Твоя задача выявить всех коммунистов, активистов, всех, кто служил большевикам. Ты мне очень облегчишь работу. Избавишь от лишней возни с документами. В Посёлке живут тысячи людей, и, возможно, мы кого-то упустили. Уверен, что ты давно ждал своего часа. Сегодня твой час пробил, - сказал Леманн.
- Что с ними делать, господин оберштурмфюрер, если найду кого? - спросил Ясь.
- Евреев, комиссаров, коммунистов и им сочувствующих есть приказ расстреливать. Тех, кто укрывает их, тоже расстреливать. Действовать вы будете не одни. Наши солдаты вам помогут. Скажи мне вот что: кто мог сегодня утром убить из парабеллума трёх солдат и заминировать машину? - спросил Леманн.
- Таких не знаю, но сделаю всё, чтобы найти. Я знаю только тех, у кого есть охотничье оружие. А за парабеллум можно было и в тюрьму угодить. Если кто с войны припрятал обрез или пистолет, - тот не признается, - уверенно ответил Ясь.
- Тебя не так давно избили. Кто это сделал?
- Я не помню, господин оберштурмфюрер. В тот день я сильно напился. Очухался только в коляске, когда в больницу везли, - сказал Ясь.
- Странно как-то тебя избили, избирательно. В медкарте записано, что у тебя травма половых органов. Проще говоря, тебе отбили яйца. Как-то не типично, для мужиков. Синей у тебя должна быть рожа, а не яйца. Или, может, ты чью-нибудь девушку обидел, и тебе за это накостыляли?
- Не помню, господин оберштурмфюрер, - повторил Ясь.
- Ну, это твое дело. К службе оно отношения не имеет. Однако вернёмся к парабеллуму. Подумай, у кого он может быть. Кто в Посёлке воевал в прошлую войну, кто хорошо стреляет. Судя по гильзам, заговорил трофей с прошлой войны. Мы взяли в заложники тридцать мужчин. Среди них, кстати, твои друзья. Если к утру не найдём убийцу, то заложники будут расстреляны, - сказал Леманн.
- У меня нет друзей, господин оберштурмфюрер, - сказал Ясь, глядя прямо перед собой. Леманн внимательно посмотрел на него и удивлённо повёл головой. После некоторой паузы он продолжил:
- И ещё: в посёлке проживают три десятка евреев, а мы нашли только двоих. Кто их может прятать?
- Скорее всего, они в лесу прячутся. Возможно, им помогают. Не обязательно вслепую лес топтать. Можно проследить, кто и зачем пошёл в лес, - сказал Ясь. Он ждал, что Леманн спросит про хутор, но Леманн так и не спросил. Ясю осталось лишь гадать, знают немцы про хутор, или нет.
- У меня больше нет к тебе вопросов. Можешь идти, - сказал Леманн, - Надень повязку, чтобы тебя случайно не привели ко мне обратно, - он вынул из ящика стола белую нарукавную повязку.

Ясь вышел на улицу. Надев повязку полицая, он вновь был на коне. Пошатнувшийся было авторитет он обязательно вернёт обратно. Он ещё в больнице опасался того, что о его позорном поражении на хуторе узнают в Посёлке. Опасался он не напрасно. Кто-то видел, как он поехал на хутор. Кто-то видел, как дед Чапай привёз его в больницу, а из больницы увёз в Райцентр. Слухи медленно, но верно расползались по домам, обрастая новыми подробностями. Причём речь шла о том, что Ясь уже точно не мужик, что хирургу пришлось у него «всё» отрезать. Обсуждали и Варьку. Никто не сомневался, что именно она отправила Яся в больницу. Он спиной чувствовал насмешливые взгляды и был готов пристрелить любого, кто подвернётся под руку. Будь его воля, он расстрелял бы весь Посёлок. Но такой воли у Яся не было.

14.

С утра прошёл дождик. Белёсый свет солнца пробился сквозь тонкие облака и освещал поле. Омытые дождиком травы и цветы благоухали.
Полицаи рассыпались в редкую цепочку. Лошадей они оставили у дороги и теперь медленно и бесшумно двигались к зарослям лещины. Дальше был овраг. Из кустов показался ещё один полицай. Он энергично замахал рукой, приказывая товарищам разойтись вправо и влево. Двоих он поманил к себе. Полицаи заранее разделились на вооружённые до зубов тройки.
Командовал отрядом Петро, старший по возрасту и участник двух войн. Вместе с Ясем они выследили в овраге евреев. Шесть семей накануне прихода немцев ушли из посёлка и маленьким табором, с запряжённой в повозку лошадкой, двинулись на северо-восток. Конные полицаи быстро их выследили и дождались утра, чтобы никого не упустить. Ничего не подозревающие люди собирались в дорогу. Извилистый неглубокий овраг вытянулся на километры в сторону Райцентра. Там они могли хоть как-то спастись. В посёлке у них шансов не было. Слухи о массовых убийствах евреев быстро разнеслись по деревням и сёлам.
Полицаи дождались, пока беженцы не поднимутся наверх.
Из высокой травы ударил пулемёт. Здоровенный краснолицый Кузя легко удерживал в руках тяжёлый, изрыгающий огонь, «дегтярь». Короткими очередями он ловко укладывал разбегающихся людей в траву.
- Девок не стреляйте! Ловите! - заорал он, перекрикивая стрельбу.
Со всех сторон щёлкали выстрелы. Подвыпившие полицаи не давали обезумевшим от ужаса людям скрыться в овраге. Они постепенно сжимали кольцо. Василь заметил, как кто-то вскочил и нырнул в овраг. Василь бросился следом. Он настиг жертву на дне оврага. Девушка споткнулась и упала. Василь схватил её за руку и повалил на землю. Девушка отчаянно вырывалась, но получив сильный удар ладонью по голове, она зашаталась и опустилась на землю. Василь ловко, как овцу, спутал её верёвкой по рукам и ногам. Для верности накинул ей на шею удавку.
Убитых они скинули в яму с водой на дне оврага. Петро деловито пересчитал их. Ни один человек не ушёл. К девушке, пойманной Василём, добавились ещё две девушки и три женщины постарше.
Сковорода в маленьком отряде был, «по совместительству», завхозом. Он привёл лошадей, достал из седельных сумок припасы и расстелил на земле льняную узорчатую скатерть. Он с ухмылкой косился на молоденьких пленниц. Его недвусмысленный взгляд приводил их в ужас. Они жались друг к другу, как будто это могло их спасти.
Полицаи расселись вокруг скатерти, выпивая и обсуждая удачную охоту. Хвалили Петра, сумевшего ловко избавится от «помощи» немцев. Кузя нет-нет да посматривал на еврейку, бывшую среди пленниц самой крупной, с выпуклой грудью и шикарными чёрными волосами. Платок с её головы сорвали, и волосы рассыпались по плечам. Кузя тяжело поднялся, подошёл к ней, схватил за руку и потащил за собой. Она упёрлась ногами в землю, но Кузя ткнул её кулаком в живот, взял за волосы. От боли она была вынуждена ползти за ним. На глазах у товарищей он повалил её на месте и стал рвать на ней одежду. Вслед за ним Василь схватил свою законную добычу, пойманную им на дне оврага. Воздух наполнился криками.
Сделав дело, красный и довольный Кузя поднялся и показал товарищам окровавленную руку.
- Свеженькая оказалась! Первачок! - тяжело дыша, сказал он и обвёл всех взглядом, - Что сидите? Вперёд, пока горяченькая! - Кузя присел у скатерти и махнул полстакана самогона.
Третья девушка была совсем юной. Кузя ткнул локтем Щеню, самого младшего из полицаев.
- Что застыл? А ну, вперёд! - сказал он, схватил Щеню за шиворот и легко швырнул его на девушку.
- Я не буду! Я не могу так! - всхлипывая, ответил Щеня.
- А тебя никто не спрашивает! Остаться чистеньким я тебе не дам! Ты с нами в одной упряжке. Или краснопёрых обратно в гости ждёшь? - сказал Кузя и двинулся на Щеню.
- Отстань от него, - тихо сказал Кузе Петро. Он подошёл к нему сзади и поправлял галифе. Кузя в сердцах сплюнул.
Вскоре полицаи вновь собрались у скатерти и принялись за самогон. Они заново связали пленниц, чтобы не разбежались и продолжили кутёж.
- Ещё одна осталась, - сказал Василь, глядя на щупленькую девушку. Она сжалась комочком и сильно дрожала от кошмара, что творился у неё на глазах.
- Это на закуску, - отозвался Сковорода. Раздался хохот.
- Да тут щупать нечего, - сказал Кузя под хохот, - Разве что Щене на забаву, так он сопли распустил!
- Ничего, ещё не вечер. Мне больше достанется, - хрустнув молодым огурчиком, сказал Василь.
Темнело, когда всё было кончено. Истерзанные тела полицаи скинули в ту же яму и вернулись в Посёлок.

Утром Петро отчитался в комендатуре о проделанной работе, умолчав о ненужных подробностях, и указал на карте место, где они оставили тела расстрелянных евреев.
Леманн был поражён их кровавым усердием. За несколько дней были выявлены, арестованы и расстреляны все активисты из колхозников и рабочих торфопредприятия. Всех, кто мог быть причастен к убийству солдат на дороге, и взятых заложников Леманн тоже приказал расстрелять. Из штаба дивизии поступил соответствующий приказ. После инцидента в штабе дали добро на самые жёсткие меры. До передачи полномочий СД и полевой полиции, вопросы, касающиеся местного населения, решала оперативная команда при штабе дивизии, занявшей район. Леманна, входившего в оперативную команду, наделили всеми полномочиями и свободой действий.
Леманн отпустил Петро и велел ему позвать Яся.

- Входи, - сказал Леманн. Ясь, застывший было в дверях, шагнул в кабинет. Среди отцовской одежды он нашёл френч и галифе. Форма была почти новой и ладно сидела на нём. Сапоги он начистил до блеска. Вместе с оружием, полицаям выдали немецкие поясные ремни и пилотки.
- Почему я узнаю о хуторе на болоте только сегодня? - строго спросил Леманн.
- Я думал, что вы знаете о нём, - удивлённо ответил Ясь, но Леманн почувствовал фальшь.
- Я приказал тебе выявить всех, кто воевал. Ты выявил всех, кого мы упустили, но почему-то забыл о лесничем. Южнее Посёлка всего лишь один хутор, а ты почему-то о нём забыл. А хозяин, оказывается, награждён двумя «Георгиями» четвёртой и третьей степеней.
Ясь пожал плечами, лихорадочно соображая, как выкрутиться. Леманн увидел его замешательство, но пока промолчал.
- Сейчас едете на торфяник организовывать охрану периметра. Твоему старшему я дал все указания.
- Слушаюсь, господин оберштурмфюрер, - сказал Ясь. Каждый день он ждал случая, чтобы съездить на хутор, но Леманн и в этот раз ему помешал. Ясь не поверил тому, что дед Чапай рассказал Евдокии, чувствовал, что Варька никуда не уехала.
- Не советую играть со мной в кошки-мышки. Если замечу, что ты затеял что-нибудь без моего ведома, мало тебе не покажется, - пригрозил Леманн.
Вошёл связист.
- Радиограмма, господин оберштурмфюрер. Телефонную связь обещают исправить к десяти утра, - доложил он. Леманн быстро прочитал текст и нахмурился. Глянул на Яся, стоявшего по стойке смирно.
- Что стоишь столбом? Свободен! - резко сказал он.
Оставшись в одиночестве, он с минуту сидел, постукивая карандашом по столу, затем встал, позвал связиста и приказал собрать взводных.

15.

Деду Чапаю было неполных восемнадцать лет, когда он помогал отцу и деду обживать затерянный среди болот островок. Втроём они сплавили по воде брёвна, перевезли на лодках смолу, гвозди и другие материалы. Сруб поставили высоко, на сложенных из плоских камней столбиках. Перекрытие пола засыпали смесью древесного угля и песка. поэтому внутри зимовки никогда не было ни сырости, ни плесени. Крышу зимовки, в два наката тонких брёвен, просмолили и покрыли толстым слоем песка и земли. Со временем земляная крыша заросла и надёжно спрятала зимовку от посторонних глаз.

Утро на болоте всегда зябкое и влажное. Сырость проникает всюду, и только в зимовке сухо и тепло. На душистом сеннике, под одеялом, уютно и не хочется из-под него вылезать. Хочется лежать под ним круглый год, вдалеке от опасности, вдалеке от войны. Где-то на границе сна и яви она вспомнила купе, попутчика-немца, его взгляд, улыбку и прикосновение его рук. От внезапного приступа ненависти её словно ударило током. Когда человек, увидев плохой сон, просыпается, он с облегчением понимает, что это был сон, но сон остался явью.
У колодца Варька с головы до ног окатилась из ведра водой. Стуча от холода зубами, она быстро оделась. Солнце уже играло на влажных от росы макушках деревьев. День обещал быть жарким.
Из оружия, привезённого с хутора, она выбрала карабин. Он был абсолютно новым, за исключением пары царапин на полированной ореховой ложе. Прежний хозяин если и воспользовался им, то очень мало. Проверив карабин, дозарядила его и взялась за пистолеты. Возня с оружием помогла ей сосредоточиться. Она очень боялась за стариков. Ясь не оставит их в покое. И где теперь Иван? Жив ли, или убит? Она представила его улыбающимся, в форме, когда он оседлал свой мотоцикл и умчался, теперь уже в неизвестность. А вдруг немцы нагрянули на хутор? Вдруг узнали, что это дед Чапай убил солдат на дороге? Всё оружие, что хранилось на хуторе, она увезла, но всё равно немцы могли узнать, что он сделал это. Вспомнились и угрозы Яся. Она до сих пор не забыла запах самогона, лука и ещё чёрт знает чего, когда он набросился на неё у речки. Тогда она не приняла его угрозы всерьёз, а теперь понимала, что его угрозы не пустой звук. Мысль о том, что он уже успел побывать на хуторе, заставила её поторопиться. Варька никогда не перечила деду, но теперь жалела, что послушалась его. Надо было остаться и наблюдать за хутором со стороны. Этим она и решила заняться. Поверх спортивной блузки и шаровар она надела немецкий камуфляж, а поверх камуфляжа - разгрузочные ремни с поясным ремнем и подсумками. В ящике с тряпьём она отыскала старую чёрную косынку и спрятала под неё волосы. Взяв карабин и ранец, она вывела из укрытия лодку и отплыла с острова.
На болотах она чувствовала себя как дома. В первый раз дед Чапай взял Варьку, на охоту когда ей было тринадцать лет. Были тогда долгие уговоры со слезами, и дед Чапай не выдержал - сдался. С тех пор Варька следовала за ним как верная собачонка. Деду не требовалось что-то подолгу объяснять ей. Она с полуслова понимала и выполняла всё, что от неё требуется. В пятнадцать она уже била птицу на лету. Два раза они вместе ходили на кабана и один раз на лося. Глядя на Варьку, дед Чапай соглашался с женой: там, наверху, явно что-то перепутали.


Минуло три дня, но на хуторе так никто и не появился. Дед Чапай решил опередить гостей. Первым делом он заехал к Евдокии. Слушать её было тяжело. Если б он знал, чем обернётся его стычка с немцами на дороге… Женщину он не спас, а только погубил много людей. Новость, о том, что Ясь пошёл служить немцам, его не удивила. Евдокия с ужасом в глазах рассказала о новых товарищах Яся. О том, что они выследили и убили евреев, знал весь посёлок. От неё он узнал, что ему следует явиться в комендатуру, и что комендант хорошо говорит по-русски.
Дед Чапай оставил коляску у Евдокии. В комендатуру он пришёл пешком. Войдя к Леманну в кабинет, он представился и подал ему документы. Леманн пригласил его сесть на стул.
- Почему не явился раньше? - строго спросил Леманн.
- Не знал, господин офицер.
- Не знал что?
- Что в Посёлке новая власть, господин офицер, - ответил дед Чапай.
- С какой целью сегодня приехал в Посёлок? - спросил Леманн.
- Что бы узнать, что к чему, господин офицер. Радио три дня как молчит, - объяснил дед Чапай, стараясь выглядеть простачком: мол, что за вопросы такие, ни к селу ни к городу.
- Где ваша жена?
- Я сию минуту съезжу за ней, господин офицер - сказал дед Чапай.
Леманн долго оценивающе смотрел на него. Старик был крепким. В руках чувствовалась сила. Ни сутулости, ни старческой немощи в нём не было. Про себя Леманн отметил, что старику повезло. Отчёт о принятых карательных мерах уже отправлен, иначе он мог пойти под расстрел вместе со всеми. Леманна теребила мысль, почему Голенок не сообщил ему о лесничем. Фигура слишком заметная, чтобы её прозевать.
- Оружие имеется?
- Как положено, согласно должности, охотничье ружьё имеется, господин офицер. Я обязательно сдам его в комендатуру, - пообещал дед Чапай.
- Что можешь сказать про Голенка? Как хорошо ты его знаешь? - спросил Леманн.
- Его каждая собака хорошо знает, господин офицер,- сдерживая волнение, ответил дед Чапай.
- Оружие обязательно сдать. Только за одно ружьё я могу поставить тебя к стенке, но вижу, что ты меня не обманываешь, - якобы смягчившись, сказал Леманн. Он заметил, что при упоминании Голенка, старик встрепенулся. Значит, что-то между ними не так. Если они в плохих отношениях, то Голенок должен был сдать его в первую очередь. Однако не сдал. Почему?
Леманн улыбнулся и сказал:
- В канцелярии, на первом этаже, тебя поставят на учёт и выдадут документ на ружьё, иначе жить тебе до первого патруля. Можешь быть свободен.
- Слушаюсь, господин офицер, - ответил дед Чапай, кланяясь и пятясь назад. Выйдя из комендатуры, он не спеша пересёк площадь, но как только свернул за дом, поспешил к Евдокии за коляской.


На опушке леса, что окружает хутор, стоял человек. Дед Чапай придержал кобылу и медленно подъехал к нему. Человек оказался пограничником. Усатый, с пулемётной лентой на поясе и плечах и гранатами за поясом, он был похож на революционного матроса. Правой рукой он опирался на немецкий пулемёт.
- День добрый. Не знал, что граница нынче по моему хутору проходит, - сказал дед Чапай, разглядывая пограничника.
- День добрый, - поздоровался пограничник, - Адам, Адам Мельник, старшина, - представился он.
- Вижу, что не генерал, - дед Чапай подал ему руку, - Один? Или с войском?
- Не, не один. Пехота со мной, артиллерия. Да только артиллерия без пушек, а пехота без патронов. Пришлось чутка у немцев одолжить, - ухмыльнувшись в усы, невесело сказал Адам и пожал деду Чапаю руку.
- Откуда такой доверчивый взялся, что первому встречному всю подноготную выложил? - спросил дед Чапай.
- Жене твоей спасибо, Василий Иваныч. Просветила нас малость. Мы у речки расквартировались, на другом берегу, подальше от дома. Мы тебя не видели, а ты нас. Я здесь вроде как в дозоре. Матрёна Фёдоровна предупредила, что ты должен вот-вот из Посёлка вернуться.
- Не туда вы, хлопцы, забрели. Здесь вы в «мешке». Обратно хода нет, кроме как по болотам, - объяснил дед Чапай, - Ко мне только один путь, по дороге, вокруг Посёлка. Повезло вам. Могли на дороге с германцами столкнуться. В Посёлке их битком.
- Много вас в отряде?
- Полтора взвода. Пятьдесят четыре бойца, лейтенант и я. Есть на чём по воде с полуострова уйти?
- Были у меня лодки. Были да сплыли. Кто ж знал, что вы мне на голову свалитесь? Как вас сюда занесло? У вас что, карты нет?- спросил дед Чапай.
- Мы ещё у границы бой приняли. Оттуда идём. А карты ваших мест нет. Откуда ей взяться? - с досадой ответил Адам.
- Да я не в упрёк тебе спрашиваю. На войне всяко бывает. А задерживаться вам здесь не советую. Германцы только сегодня узнали про мой хутор. В любой момент нагрянуть могут.
- Лодки далеко спрятал? - спросил Адам.
- Шесть штук. Я их по островам развёз. Теперь не достать.
- А сам вплавь вернулся? - спросил Адам.
- Соображаешь, граница. Был у меня помощник. Он на последней лодке и ушёл, - ответил дед Чапай и спросил:
- Интересно, где вы свои пушки растеряли? Хотелось бы знать, кому помогаю.
- Ну и язва ты, дед, - сердито сказал Адам.
- Язва не язва, а знать, что за люди ко мне пришли, имею право. Я сам на войне был. Воевал честно… - дед Чапай замолк, решив, что зря обидел Адама, - Давно, смотрю, на службе. - начал он издалека.
- С двадцать второго года на границе… Из всей заставы один я в живых остался. Потом топал по лесам в одиночку, пока к отряду не прибился. Лейтенант наш с остатками полка успел отойти, не дожидаясь приказа. Повезло, что приказ отходить на самом деле был, а то бы несдобровать нашему лейтенанту. В неразберихе его никто и спрашивать не стал, получил он приказ, или не получил. Сунули ему батарею «сорокопяток» и приказ оседлать дорогу, а сами ушли. Держали мы её двое суток… дорогу. Ещё двое суток немцы у нас на хвосте висели, пока лейтенант хорошую позицию не высмотрел. Они-то думали, что мы драпаем со всех ног, расслабились, с музыкой ехали, а лейтенант решил дать им бой. Силы у нас были на исходе, три лошади пали, да и бойцы вымотались. В общем дали мы им прикурить от души, где-то уже в ваших местах, недалеко.
- Это где, недалеко? - спросил Дед Чапай.
- Не могу точно сказать. Дорога в том месте в низину спускается, как раз промеж двух высот, а в низине земля рыхлая, топкая. Лейтенант пушки с двух сторон расставить приказал. Немцы как втянулись в низину - танки, броневики, машины - так мы по ним и дали из всего, что было. Им-то с дороги никуда не деться! Два танка пытались съехать с дороги, да днищами в грязь сели! Разнесли колонну в пух-прах! Ни одна тварь не ушла! - со злостью сказал Адам и перевёл дух, - Всех до одного постреляли. Жалко снарядов больше не осталось. Пушки лейтенант приказал привести в негодность. Панорамы мы, конечно, забрали с собой, - вроде как указание есть, прицелы сохранять, - а замки в болотину выбросили.
- Молодец твой лейтенант, да и вы тоже, молодцы. По вражеским тылам с орудиями много не погуляешь, а до наших, нынче, далеко, - сказал дед Чапай, - На-ка, испей моего нектару, Адам, - дед Чапай вынул из-под мешковины бутылку, - Далеко фронт укатился. Только ночью слышно.
Адам сделал несколько больших глотков.
- Крепка, зараза, но хороша! - сдавленно сказал он. Дед Чапай дал ему папиросу.
- Посидел бы с тобой Адам, да некогда нам с тобой мёд распивать. Немцы в Посёлке быстро освоились. Показали, кто теперь в доме хозяин. Уж больно хитёр комендант. Если б не форма... замашки у него, словно всю жизнь допросы чинил. По-русски лучше нас с тобой говорит, разве что не стихами. Чую, задумал он что-то.
- Может, посоветуешь что?
- Ты пока побудь тут, на часах, а я до дому съезжу. Как обратно поеду, ты сразу иди на хутор. В сарае найдёте топоры, гвозди и верёвки. Ещё с прошлого года от стройки казённое имущество осталось. Постройте плоты и вон с полуострова, пока вас здесь не накрыли, и меня вместе с вами. Чтоб больше по лесам не плутать, возьми карту. Она в комнате на стене висит. И германцам не достанется, и вам пригодиться. На ней вырубка обозначена, красным. Брёвен тридцать там, в штабеле, есть. Времянку можете на доски разобрать. Уходите вдоль берега, по воде. Как выйдете к устью, то по берегу налево, на восток…
- Василий Иваныч, так на хуторе целый лейтенант имеется. Проще ему объяснить, что да как, - сказал Адам.
- А раньше не мог сказать, умник? Замотался я совсем. Голова кругом идёт, - сказал дед Чапай.
- Медовуха у тебя что надо. Соображения заметно прибавляет.
- Да иди ты! - сдерживая смех, сказал дед Чапай. Он цыкнул на кобылу и поспешил на хутор.


16.

Бабка Матрёна, кряхтя, выбралась из коляски и пошла в дом. Дед Чапай отпустил уставшую за день кобылу на луг перед домом, а сам, прихватив бутылку с медовухой, направился к речке. Нагретая за день земля отдавала тепло, как печка. Заголосили цикады. В красной от заката воде заплескалась рыбёшка. Глядя на привычную глазу красоту, дед Чапай никак не мог смириться с тем, что минувший сумасшедший день - явь. Он сделал глоток и закурил папиросу. Дым нехотя поплыл в неподвижном воздухе.
Дед Чапай не сразу заметил силуэт, плывущий против течения. Он спрятал в кулак огонёк папиросы, вглядываясь в силуэт. В сердцах отбросил папиросу и крикнул:
- Ты какого дьявола тут удумала?! Я кому приказал сидеть на болоте и не высовываться?!
- Мне за вас стало страшно,- ответила из лодки Варька, - сам бы попробовал усидеть на болоте, когда такое творится, - она вылезла из лодки и предстала перед ним во всей красе.
- Тоже мне, воительница! Валькирия, твою мать! Ишь, нацепила на себя доспехи! - не унимался дед Чапай.
- Да не стану я в зимовке отсиживаться. Не для того приехала, - твердо сказала она.
- Я только что старое ружьё сдал, чтоб от нас беду отвести, а ты с целым арсеналом припёрлась! На площади приказы развешены, а в каждом приказе, за невыполнение, одна мера наказания - расстрел!
- Долго войска в Посёлке стоять будут?
- Ты, вообще, меня хорошо слышишь? Причём тут войска? Новая власть в Посёлке. Войска уйдут, а власть останется.
- А что же наши? - спросила Варька.
- По лесам к фронту топают. Да только фронт далеко укатился. Обратно не скоро покатится. Люди лишний раз на улицу не выходят. Особенно девчата. По району дивизия расквартировалась. Народ из домов повыгоняли. Кто по сараям ютится, а кто в лес подался. Рассказывали, мужик эсэсовца топором по голове рубанул, за то, что тот к дочке его полез. Так они всю семью убили, а дом сожгли! Ясь, паскуда, в холуи подался. Он теперь в полиции, при комендатуре.
- Ты его видел?
- Евдокия рассказала. Тобой, кстати, в комендатуре интересовались. Скорый у нас народ на доклад. Пока за ружьём ездил, кто-то успел шепнуть, - зло сказал дед Чапай.
- Ясь постарался. Больше некому, - уверенно сказала Варька.
- Нет, не он. У Яся к нам другой интерес. Он к тебе неровно дышит и делить ни с кем не собирается. В комендатуре я сказал, что отправил тебя домой, в город. Как войну объявили, так и отправил, от греха подальше. Может и поверили. Кто их знает. А вот Ясь точно не поверил, хоть я ещё раньше сказал Евдокии, что ты уехала.
- У Яся дом вплотную к дубняку стоит…
- Ты в своём уме? Он, может, только этого и ждёт! Он мог в первый же день германцев на хутор навести, но не навёл, потому что тебя, глупая, как на живца, взять хочет, а ты сама на крючок лезешь, - сказал дед Чапай и глотнул медовухи, - Ну и денёк! Сначала комендатура, потом окруженцы, затем опять комендатура! Присел отдохнуть на бережку, так тебя нелёгкая принесла! А всего лишь хотел к Евдокии зайти, новости узнать. Она мне сказала, что у Яся приезжие полицаи в постояльцах. Их, вместе с Ясем, пятеро.
- Ладно, дед, не ворчи. Неужели ты думаешь, что я бы на рожон полезла? А наши где?
- На вырубку отправил, плоты строить, от греха подальше. Я вот что думаю: германцы не догадываются, что отряд на полуострове прячется. Какой идиот добровольно в западню полезет? Я бы, на месте германцев, так же думал. Откуда им знать, что у наших нет карты, и поэтому они заблудились? Типичный пример превосходства нашего бардака над ихним порядком. Ещё Бисмарк предупреждал, что нехрен к нам соваться! - со значением сказал дед Чапай и глотнул медовухи, - Комендант обещал завтра вечером на хутор приехать, - добавил он морщась, - Комендант, между прочим, по нашему хорошо говорит, как твой попутчик. Может он и есть? - дед Чапай засмеялся, - Во! был бы номер! Сразу три кавалера! Милиционер, полицай и эсэсовец! Умеешь ты женихов подбирать.
- А про Ваню ничего не известно? - робко спросила Варька.
- Откуда ж я знаю? Или я у коменданта должен был спросить? Тебе сейчас в пору о себе подумать, а Иван - мужик крепкий, за себя постоит. Пошли в дом. Завтра, если никто с утра не нагрянет, баньку истоплю. Помоешься, и чтоб духу твоего на хуторе не было. И ночевать в баньку иди. Там тепло. Бабка днём стирала.

Соловьиные трели шилом впивались в мозг. Ясь разлепил глаза, но они вновь слиплись. Рука нащупала кружку на подоконнике. Ясь сделал глоток, намочил ладонь и протёр глаза. К горлу подступила тошнота.
Стол был усыпан крошками. На доске плавились кусочки сала. Бутылки стояли на столе, на полу, а несколько раскатились по комнате. Яс с трудом поднялся и вышел в сени. Ящик пустовал. Вчера они выпили всё подчистую. Матери нигде не было. С тех пор, как он пустил к себе жить новых друзей, мать стала уходить к соседке. Ясь надел френч, повесил на плечо винтовку и побрёл к Евдокии.
- Что припёрся, ирод? - недовольно спросила Евдокия, - всё упиться не можешь? Всё самогону тебе мало? Сдохнешь когда-нибудь под забором!
- А это уже не твоя забота, - ответил Ясь.
- Вон как ты заговорил! Думаешь, если берданку нацепил, так теперь тебе всё дозволено? Дружки твои, между прочим, у меня уже не одну четверть взяли. Кто-то взамен мне сала обещал? Не помнишь, кто?
- Принесём тебе сала. Обещаю.
- Вот сала принесёшь, тогда и самогону дам. И не тычь в меня своей берданкой. Немцы, и те что-нибудь да принесут на обмен. Смотри, нажалуюсь на тебя. Между прочим, господа офицеры моими настойками очень даже не брезгуют.
- Ну, ладно, ладно, - примирительно сказал Ясь. Он поставил винтовку в угол и присел на табурет, - Налей хоть чуть-чуть. Сала я тебе лично добуду. И за себя, и за них.
Вздохнув, мол, послал Бог племянника, Евдокия принесла ему штоф, заткнутый деревянной пробкой. Ясь глянул на свет сквозь тёмно-зелёное стекло, как младенца, обнял рукой заполненный на две трети штоф и пошёл к двери.
- Для немцев-то угольком чистишь, - проворчал он.
- Берданку не забудь, вояка. Принесёшь сала - дам чистого, двойной перегонки, - насмешливо ответила ему Евдокия. Ясь вернулся, левой рукой закинул винтовку за плечо, вышел на двор и, пошатываясь, побрёл огородами к дому.
Родители Яся наотрез отказались вступить в колхоз. Они так и остались единоличниками. Из-за этого у отца были постоянные конфликты с активистами, приехавшими из города поднимать колхоз. Отца бесило, что люди абсолютно не разбирающиеся в крестьянском хозяйстве, приехали учить крестьян жизни. Он подрался с ними и обещал перестрелять. Дело кончилось для отца тюрьмой. Оставшись без отца, Ясь затаил на всех злобу, и злоба нет-нет, да выплёскивалась наружу. Поэтому, когда пришли немцы, все его враги получили сполна.

Компанию Ясю подобрали, что надо. С первого дня службы Ясь ни одного дня не был трезвым, за исключением утренних часов, когда надо было явиться в комендатуру. Вечером, как правило, все были пьяны. В пьяном угаре он не понимал, что немцы могут его расстрелять или отправить в лагерь за такое отношение к службе. Удивляясь пьяной тупости племянника, Евдокия пыталась его образумить, но не смогла.
Утро у Яся было расписано: сейчас он дома похмелится, позавтракает и по объездной дороге поедет на торфяник. Петро с компанией уехал туда ещё ночью. Все планы рухнули, когда он увидел возле своего дома угловатый серый бронетранспортёр. Ясь мысленно похвалил себя за то, что пошёл огородами. Он прокрался за сарай и сунул бесценный осьмериковый штоф в сено.
- Что ты здесь делаешь? - раздался за спиной голос. Ясь оглянулся и вмиг протрезвел. Сверху вниз на него смотрел Леманн. Чуть поодаль, за его спиной, стояли солдаты. Леманн, сжав губы, колебался. Его рука легла на кобуру. Ещё секунда и он бы пристрелил стоящего на коленях Яся, но сдержался, вспомнив, что к нему есть вопросы.
- Ты добровольно пошёл служить в полицию, а значит служить Фюреру и Великой Германии, но при этом ведёшь себя как свинья. Впрочем, ты свинья и есть, - сказал Леманн и повернулся к солдатам. Повинуясь немому приказа, солдаты отошли в сторону.
- Встань, - приказал Леманн. Ясь встал и тут же получил кулаком под глаз.
- Это тебе за хутор. За то, что утаил. Ничего не хочешь мне рассказать? Поговаривают, внучка лесника сделала из тебя борова? - спросил Леманн. Ясь побагровел.
- Что ты там спрятал, в сене? - спросил Леманн. Ясь достал из сена штоф. Леманн забрал у него бутылку и передал солдату. Ясь тоскливо посмотрел на уплывающий от него самогон. Леманн перехватил его взгляд и вынул из кобуры парабеллум.
- Хочешь выпить? - выпей, но затем я тебя пристрелю. Пристрелю как собаку.
- А я и так сдохну, если не выпью, - обречённо сказал Ясь, уверенный, что его в любом случае расстреляют. Тупая головная боль, сильная тошнота, страх захлестнули его. Он понял, что задыхается. Сердце куда-то провалилось, и его затрясло.
- Нет, вы слышали? - обратился Леманн к солдатам, - Я ему говорю, что пристрелю, если он выпьет, а он отвечает, что всё равно сдохнет, если не выпьет!
- К чему столько возни, господин оберштурмфюрер? Не хотите руки марать, - я его сам кончу, за забором, - предложил один из солдат и двинулся на Яся. Леманн жестом остановил его.
- Успеем, Фенрих. Немного цирка мне сегодня не помешает.
- Господин оберштурмфюрер, он действительно сейчас сдохнет. И патроны тратить не надо, - сказал Фенрих, увидев, что Ясь осел на землю. Леманн выхватил у Фенриха бутылку и сунул горлышко в рот бешено трясущемуся Ясю. Ясь, близкий к припадку, судорожно впился в горлышко. Через пару минут он перестал трястись.
К дому подъехал второй бронетранспортёр

Сказали спасибо (1): dandelion wine
Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь. Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо зайти на сайт под своим именем.
    • 100
     (голосов: 1)
  •  Просмотров: 111 | Напечатать | Комментарии: 0
Информация
alert
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии в данной новости.
Наш литературный журнал Лучшее место для размещения своих произведений молодыми авторами, поэтами; для реализации своих творческих идей и для того, чтобы ваши произведения стали популярными и читаемыми. Если вы, неизвестный современный поэт или заинтересованный читатель - Вас ждёт наш литературный журнал.