Только шрам зазмеился над бровью... Пуля, к счастью, прошла стороной. Вот мы чокнулись.Как "за здоровье", Ну а пьем, ровно "за упокой"... И глаза... Как врата в неизбежность, Темноликой тревоги полны. Не могли мы, пойми, свою нежность Растерять на дорогах войны. Были, были седые туманы, Их под Курском распел соловей. Над войной солнце тоже вставало

Третье пришествие или ночь на Рождество 5

| | Категория: Юмор


Сцена 3. Действие 2.

Действующие лица: отец Питирим, пономарь, майор, Фомка.

(Келья, отец Питирим, рядом пономарь)

Отец Питирим:
Так подсчитал ли ты какой ущерб
нанесён пожаром на заправке?

Пономарь:
Подсчитал, как острый серп
подкосил имущество, вот справки.

Отец Питирим: (листая бумаги)
О Господи, о Боже, разорён!
А это что ещё за ксива?

Пономарь:
Так мне же нанесён вчера урон,
ты поступил так некрасиво –
затеял, извиняюсь, потасовку,
разорвал новёхонький стихарь,
выбил зуб, порвал поддёвку…
ладно бы всё это на алтарь,
но ведь псу под хвост, а кто оплатит?
Я не миллионщик, я бедняк,
от таких потерь "кондратий" хватит,
если на счету всего пятак.

Отец Питирим:
Мне известно как ты обеднел
промышляя на заправке недоливом,
с литра по полтиннику имел
приторговывая краденым бензином.
А свечи, а иконы, а кресты!
Всё продавал на гривенник дороже!
глядите, отощал от нищеты,
от голодухи скоро треснет рожа!

Пономарь:
Прости кормилец, ляпнул не подумав,
но это были мизерные суммы.

Отец Питирим: (хватает пономаря за бороду)
Чтобы всё вернул, всё до копейки!
Иначе раздавлю как муравья,
оставлю без штанов и телогрейки,
предам анафеме и прокляну тебя!

(Слышен стук в дверь. Входит майор)

Отец Питирим:
О, гражданин начальник, очень рад
видеть вас так часто в божьем храме.
(к пономарю)
Принеси-ка коньячку нам, казнокрад,
и лимон наличными деньгами.

Майор:
Спасибо батюшка, но я на две минуты.
Часы я здесь вчера не оставлял?
Часы, трусы, все эти атрибуты
поэт какой-то тоже забывал.
Помните – "по утрам надев трусы
не забудьте про часы"…

Отец Питирим:
Увы, не помню, очень может быть.
Вчера монахи здесь порядок наводили,
так надо бы у дьякона спросить,
возможно, где-нибудь и находили.

Подошёл пономарь с подносом. Выставляя содержимое на стол, неловким движением сбрасывает на пол вилку. Наклоняется за ней - из-под рясы выпадают часы.

Майор:
Вот они родимые!

Пономарь:
Ах, Боже!
Мне пожар всю память отшибил,
я поднял их ноне на рогоже,
когда утром на прогулку выходил.

Отец Питирим: (схватив пономаря за бороду)
Ах, ты подлец, да я тебя порушу!
Нарушил заповедь! Писание забыл!
Я из тебя, ворюга, выну душу!
Ты будешь гадить где попало, как дебил!

Пономарь:
Ой, больно, батюшка, мне больно, не убий!
Возлюби ближнего!

Отец Питирим:
Не укради! (бьёт кулаком)

Пономарь:
Принял к сведению!

Отец Питирим:
Не укради! (бьёт кулаком)

Пономарь:
Принял к сведению!

Отец Питирим:
Не укради! (бьёт кулаком)

Пономарь:
Усвоил! Усвоил! Усвоил! (вырывается, убегает).

Майор:
Однако, у вас жёсткая метода
по внушенью заповедь блюсти,
такое воспитание народа
может и к увечью привести.

Отец Питирим:
Смиренье и покорность – вот основа
служения воскресшему Христу,
но не всегда, увы, посредством слова
принудишь к воздержанью и посту.
Приходится доказывать телесно
необходимость заповедь блюсти,
неверный путь, но что ведь интересно,
лишь стоит оплеуху нанести,
как человек всё сразу понимает,
и заповеди строго исполняет.

Майор:
Я, по службе, многих колотил,
но мой труд был, видимо, напрасен –
никого из них не убедил,
что преступник жалок и опасен.
Лезут на рожон как карлы скопом,
и ничем их не остановить,
ни кнутом, ни пряником, да что там
о внушении каком-то говорить.

Отец Питирим:
Не опровергаю это мнение,
но и отрицать никак нельзя
воспитательности лёгкого сечения,
в коем только пользу вижу я.
Может это мнение сурово,
но речами сложно убеждать,
я когда читаю божье слово,
вижу, как всем хочется зевать.
Я и сам испытываю муки,
всякий раз, озвучивая догмы,
и, порой, мне кажется, от скуки
сам Христос, наверное, подох бы.

Майор:
Кстати об Иисусе, ходят слухи,
что явился некий индивид,
у которого небедные старухи
лечат даже то, что не болит.
Презентует он себя пророком,
по летам – щенок, молокосос,
лечит, не поверишь, божьим словом,
а зовут его Иисус Христос.

Отец Питирим:
Таких пророков на Руси
как в лохани иваси.
Все проходимцы и дельцы
и после их экспериментов
рассосутся не рубцы,
а деньги горе-пациентов.
У них прекрасный нюх на моду,
всё лечат, язвы и прыщи…
карман набьют и концы в воду,
как говорят, ищи-свищи.

Майор:
Да, безусловно, проходимцы,
но ведь умеют убеждать!
Вам у них следует учиться
как свои догмы насаждать.
У вас два козыря в колоде:
искушенье сатаны
и всемогущий гнев Господень,
но эти доводы смешны –
мы образованные люди
и на испуг нас не возьмёшь,
ты поднеси мне ложь на блюде,
чтоб я поверил в эту ложь.
«А обмануть меня не трудно,
я сам обманываться рад»,
но объясненье ваше скудно
и хитромудр лжетрактат.
А лже-Иисус, он тоже врёт,
но преисподней не пугает,
и все глядят, разинув рот,
как он им "истины" вещает,
увы, библейский плагиат,
он конкурент ваш, он – талант.

Однако я немного задержался,
передайте от меня пономарю,
чтоб под рясой прятать воздержался,
это я как опер говорю.
Есть народный опыт: украдёшь,
подальше спрячешь – поближе возьмёшь.

(Уходит)

Отец Питирим:
Пономарь! Пономарь!

Пономарь: (вбегая в келью)
Я здесь, святейший!

Отец Питирим:
Подскажи, где Фомку отыскать?

Пономарь:
Все фомки унесли на пепелище
завалы от пожара разбирать,
если багор не подойдёт – поищем.

Отец Питирим:
Ты, пономарь, совсем тупой
или не в теме?
Мне нужен Фомка, что живой,
с тату на теле.

Пономарь:
Прости святейший, тормознул,
сумбур в сознании,
это пожар меня толкнул
к непониманию.

Отец Питирим:
Но ты способен отыскать
этого гада?

Пономарь:
Да, как два пальца… об асфальт,
когда вам надо?

Отец Питирим:
Немедленно!

Пономарь:
Так, я пошёл?

Отец Питирим:
Бегом!

Отец Питирим: (один)
Семь десятков лет в изгнании…
Надругались, суки, над Христом,
а сегодня вместо покаяния
норовят нажиться на святом!
Лезут в проповедники, в пророки,
одурачивают, сволочи, народ –
всякий жулик все свои пороки
непременно за дар божий выдаёт.
Я в монахах десять лет ходил,
спал на нарах, ел всякую гадость,
побои, унижения сносил,
демонстрируя покорность, но не слабость.
А эти наедали свои морды,
но только звуки меди разнеслись,
как вспомнили о Боге и о чёрте
и сразу же в пророки подались!
Где были эти лживые отродия,
когда распяли веру на кресте?
Комиссарили? Подались в благородия?
А теперь святые во Христе!
Я им объясню, что гнев Господень
куда страшнее козней сатаны,
я свиньям их скормлю сегодня в полдень,
а вырву этим тварям языки.
Мошну повылезали набивать?
но на теле церкви паразитам
никогда отныне не бывать!
Каждый поп, по сути – инквизитор!

(входит Фомка)

Фомка:
Ну что, святоша, зачем звал?

Отец Питирим:
Есть для тебя, по профилю, работа…

Фомка:
По профилю я профессионал,

и в фас преуспеваю в переплётах.
Я "скульптор", я "художник-портретист" –
леплю я из красавчиков уродов,
мозги вправляю если атеист,
а если набожен – лишаю всех доходов.
Священник быть обязан альтруистом
и бескорыстным он обязан быть,
и быть отпетым онанистом
ибо Христа назначено любить!
Он должен следовать библейскому канону –
Христу надо служить, а не Мамону.
Иисус Христос рачительным прослыл –
семью хлебами иудеев накормил!
А ваши ходят как беременные бабы,
уже не помнят, что такое пост,
от воздержания толсты как баобабы,
и пьют, как забулдыги, в полный рост.

Отец Питирим:
Я всегда твои достоинства ценил,
и хочу, чтоб ты свои таланты
на одном субъекте применил,
и получишь в качестве оплаты
то, что давеча, по глупости, спалил.

Фомка:
И кто же этот добрый человек,
так озаботивший господнего адепта?

Отец Питирим:
Он бомж, бродяга, имярек,
но представляется Христом из Назарета.

Фомка:
Но, как я помню, Иисус рождён в хлеву
и паспорта его никто не видел,
что не мешает петь ему хвалу,
правда, уже в его распятом виде,
а этого "Христа из Назарета"
хотите закопать как имярека.

Отец Питирим:
Он покусился на основы христианства!..

Фомка:
Из твоих уст звучит как святотатство,
но мне на это, ровным счётом, наплевать,
с клиентом, что мне делать, распинать?

Отец Питирим:
Распятье ещё надо заслужить,
а самозванца
голодным свиньям заживо скормить –
им надо к пасхе отожраться.

Клиент в палате номер шесть
психиатрической больницы,
свинарник тоже у нас есть –
в двух километрах от столицы.

Фомка:
Готовь бумаги, "гуманист",
и чтоб с печатью каждый лист.

Отец Питирим:
А ты мне на слово не веришь?

Фомка:
А что слова, всего лишь фетиш,
увы, их к делу не пришьёшь,
а ты во лжи всю жизнь живёшь.
Ложь в вашем мире – это правда
и даже более того,
ложь – это истина парадной,
а на задворках, ничего
кроме распятого сознания,
ну как вам верить?
До свидания! (Уходит)

Отец Питирим:
Пономарь! Пономарь!

Пономарь: (входя в келью)
Слушаю, Отец Питирим.

Отец Питирим:
Всё слышал?

Пономарь:
Всё.

Отец Питирим:
Звони майору, скажи, что Фомка замышляет что-то недоброе. Через час он будет в психушке. Понял?

Пономарь:
Да.

(уходит)




Сцена 4

Психиатрическая лечебница. Действующие лица: Петров, санитарка Валентина, медсестра, главврач, Фомка, майор,
санитары, "Иисус"

Палата номер шесть. Санитарка моет полы. Петров, сидя на стуле, смотрит на санитарку.

Петров:
Мадам, когда я вас увидел,
погасли звёзды, и померкло солнце,
и на небесном своде засияла
звезда с чарующим названием Прасковья.
(К санитарке)
Вас зовут Прасковья?

Санитарка:
Нет, моё имя Валентина.

Петров:
О, Валентина, когда я вас увидел,
погасли звёзды, и померкло солнце,
и на небесном своде засияла
звезда с чарующим названием…

Валентина:
Прасковья!

Петров:
О, Валентина, как вы прозорливы,
ошибся я в названии светила,
но на небесном своде засияла
звезда с чарующим названием любовь.
Её лучи мне согревают сердце
и от восторга грежу я, что с вами
летим мы словно ангелы земные,
в небесный рай, как Данте с Биатриче.

Валентина:
Так ты косишь здесь под Петрарку?

Петров:
Ну, почему же под Петрарку, под Петрова.

Валентина:
Тебя ещё ни разу не кололи?

Петров:
Ни разу.

Валентина:
Тогда в шесть вечера, в подсобке буду ждать.
(Уходит, прихватив ведро и швабру.
Входит медсестра).

Медсестра:
Петров, ложитесь на кровать,
укол поставлю, так предписывает карта,
как говорится, буду изгонять
из вас Наполеона Бонапарта.

Петров:
Сударыня, как только вас увидел,
любовь меня пронзила как стрелой,
я был сражён как буйвол на корриде
вашей небесной нереальной красотой.
Вы белый ангел только во плоти,
прекрасней вас я никогда не видел,
у нас, увы, различные пути,
но может быть, вы их объедините.
Вам только стоит кротко сказать – да,
и я у ваших ног как пудель робкий
и буду рад вас видеть иногда
в семь часов вечера в дурдомовской подсобке.

Медсестра:
Конечно да, как мог ты усомниться
в том, что роман с шизо не для врачей,
укол не ставлю, может отразиться
на детородной функции твоей.
(Уходит).

(Входит главврач).

Главврач:
Петров, казалось мне, что вечность
я ожидала твоего визита,
от нетерпения сознание мутилось
и я, забыв о чести, прибежала
к тебе как рядовая санитарка!
Познав однажды счастье наслаждений,
я стражду вновь с тобой уединиться
и утолить губительную жажду
нектаром камасутровской любви.

(В палату вваливаются Фомка и "Иисус")

Фомка: (к Петрову)
О, мужик, устроивший дебош!
Это ты косишь под Иисуса?

Петров:
Это я кошу под Иисуса,
а ты, по-моему, на жулика похож.
Ты от прокурора? от Минюста?
Что ты мне вопросы задаёшь?

Фомка:
Я от всех подразделений оптом,
я твоя судьба – "Искариот",
отрывай от стула свою жопу,
"прокуратор Иудеи" тебя ждёт.

Главврач:
А вы кто такой, как вы сюда попали,
в этой клинике усиленный режим…

Фомка: (напевает)
Под режимом мы полжизни отмотали,
нам как дым отечества режим,
мы на воле радости не знали,
а на зоне весело сидим.
Нет для нас замков и нет заборов,
наше кредо – это напролом,
не берём мы крепости измором,
"фомкой" мы все крепости берём.
Будь то Магадан или Архангельск,
будь это УФСИН или ГУЛАГ,
зона – и прописка, и наш адрес,
зона – это наш архипелаг.

(главврачу)

Чего тебе, старушка, надо,
шла бы ты отсюда подобру,
здесь сейчас серьёзные ребята
важную проблему "перетрут".

Главврач:
Выйдите немедленно отсюда!
Я охрану, санитаров позову…

(Петров, схватив Фомку за воротник, выталкивает его за дверь. Фомка вновь врывается в палату. Петров бьёт его кулаком в лицо. Фомка падает. На шум сбегается персонал.
Санитары надевают на Фомку смирительную рубаху, завязывают рукава на спине, укладывают на пол. Входит майор).


Майор: (к Фомке)
О, патологический герой,
уже соскучился по нарам?
куда ни влезешь – мордобой,
куда ни сунешься – скандалы…

Фомка:
Начальник, я здесь пострадавший,
я мирно с бабой говорил,
а этот, шизик настоящий,
меня, чуть было, не убил.
И вот лежу я на полу я,
спеленован весь,
думаю, какого …
делаю я здесь?

Майор:
Мне интересен этот же вопрос,
какого чёрта ты сюда припёрся?

Фомка:
Мне нужен Иисус Христос,
я богословием увлёкся,
а здесь их оказалось сразу двое,
вот я и выясняю, кто здесь "гонит".

"Иисус":
Я один единственный Иисус,
своим распятием клянусь!

Майор:
А кто второй?

Фомка: (лёжа на полу, кивает в сторону Петрова)
Вот этот, учинивший мордобой.
Бабы утверждают, что в постели,
он силён как бог, но на неделе
как-то раз проговорился,
что Наполеоном притворился,
и назвал себя Христом…
здесь добавить нечего – дурдом.

Майор: (Фомке)
Ну, мне с "богами" всё понятно,
они свою обитель обрели,
а что с тобою делать? вероятно
загремишь на зону, селяви.


Своё Спасибо, еще не выражали.
Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь. Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо зайти на сайт под своим именем.
    • 0
     (голосов: 0)
  •  Просмотров: 155 | Напечатать | Комментарии: 0
Информация
alert
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии в данной новости.
Наш литературный журнал Лучшее место для размещения своих произведений молодыми авторами, поэтами; для реализации своих творческих идей и для того, чтобы ваши произведения стали популярными и читаемыми. Если вы, неизвестный современный поэт или заинтересованный читатель - Вас ждёт наш литературный журнал.