Пыль и покой

Часть 1

Сегодня ко мне пришла мысль, что я никогда не разводила костер. Часто в своих грезах я представляла его неровное пламя, которым я любовалась в ночном покое. Так что не долго думая, я закинула в карман пару листов, вырванных из старого блокнота и вы вышла из душного бетонного склепа, напоминавшего улей и окунулась в раннюю мартовскую прохладу вечера.
Сумрачный мир был умыт дождем и словно обновленный, пах мокрым асфальтом и сырым деревом. В такие времена у меня было особенно спокойно на душе. И обычно ноющие на висках нервы приятно звенели в предвкушении чего-то нового.
По пути я собирала не больше сухие ветки, прятавшиеся от сырости под небольшими навесами и старыми скамейками в серых безликих дворах, и быстро прятала в почтальонку, опасаясь удивленных взглядов прохожих.
Скоро я забрела к старому заброшенному ДК и, оглядевшись, перелезла через невысокий забор. За небольшой преградой старых иссохшихся веток передо мной открылось прекрасное место, от которого мое сердце затрепетало еще сильнее. Это был маленький бассейн, совсем не глубокий, мне едва по колено, но самое прекрасное то, что его скрывали от посторонних глаз огромные старые сосны и ива, печально склонившаяся над этим самым бассейном. Пройдя в самый дальний угол этого пяточка, помимо забора, окруженного с трех сторон стенами невысокого здания самого ДК, я невольно залюбовалась слепыми окнами, глядящими с любопытствующим спокойством на меня. Это здание погибло из-за пожара, вспомнив это сердце немного сжалось, но не смотря на это, я продолжала собирать сухие иголки, складывая их пучком в запотевшей ладони. И любуясь мозаикой из битого голубого кафеля, практически потерявшего цвет от грязи и времени, на стенах и дне бассейна. Сейчас это был мой остров покоя и приятного одиночества, которым я наслаждалась и упивалась, словно это была какая-то ностальгия.
Пламя занималось с трудом, из-за царившей вокруг сырости, которая, словно пыль, облепила все, даже воздух. Спички нехотя делились своим пламенем с бумагой, но та с благодарностью принимала оранжевый огонек на себя и тот скользил по ее краям, превращая ровную белоснежную кромку в черный скукожившийся прах. Яркая дуальность, как и пламя, гревшее мои замерзшие ладони, заставила меня задержать дыхание и замереть, любуясь, как огонь поглотил бумагу, уже начал забирать в себя иголки, и как бы боязливо потрескивал, прикасаясь к сыроватым веткам. Оно было словно голодный нищий, которому дали большую миску горячего супа, пламя стремилось поглотить в себя все, даже обжигаясь об сырость и шипя от падавших откуда-то сверху капель, оно упорно продолжало занимать все большее пространство.
Но потом оно успокоилось, горело ровно, спокойно, уже никуда не убегало за пределы кольца из камней и обломков кирпичей, которыми я ограничила его скромные владения, лишь изредка подкармливала новой не большой веткой или пучком сосновых игл, которые машинально собирала вокруг себя.
Я вскинула голову наверх, надышавшись терпким дымом костра, который щекотал ноздри пряным резким запахом. Казалось, сосны совсем закрыли небо своими ветвями, но был небольшой кусочек, мерцавший звездами и кусочком яркой белой луны. И дышать стало легче, словно я пила бархат этого синего бездонного воздуха, прохладного, мягкого, даже терпкого… как вино, которое я отпила из фляги, скорее по привычке, чем из надобности. Да, оно было таким же терпким как этот воздух от костра, как этот мир, который так тщательно прятали сосны и не высокий забор…
Опустив глаза, что бы проверить, пора ли подкармливать костер, я увидела, что же не одна. Моему удивлению и негодованию не было предела. Это был мужчина, в его руке тоже была фляга, только больше моей, он аккуратно ворочал веткой маленькие угли. Он кормил мой костер – это был верх наглости. Но незванный гость не смотрел на меня. Он наблюдал за пламенем и что то беззвучно шептал совершенно не обращая на меня внимания.
Как и я, он был одет в черное пальто, тонкая шея была небрежно перемотана потрепанным шарфом Из под черной рубашки, на самом верху, из под не застегнутых пуговиц виднелись выпирающие ключичные кости. А руки, которые он грел над пламенем костра были больше похожи на старее скрюченные ветки деревьев, что подчеркивали длинные ногти и коротковатые рукава пальто, больше чем надо оголявшие беле костлявые и хрупкие запястья. Но это не казалось мне уродливым, даже наоборот красивым как-то по своему…
Лицо его закрывали длинные волосы, только большой нос с небольшой горбинкой разделял пряди и показывал мне еле шевелящиеся губы. Глаз я не видела. Только едва угадывались линии под переменчивыми бликами костра, казалось что они очень сильно раскосые. Вся фигура напоминала ворона, присевшего на ограду забора.
И как мне теперь выгнать эту наглую птицу?.. И нужно ли? Хотелось есть, поэтому я решила закурить, прикурившись от костра я продолжила наблюдать за мужчиной, и потягивать из фляги вино. Тот так и сидел, протянув то одну, то другую руку над костром, а другой держал флягу и периодически делал из нее большие глотки. Больше ничего не менялось. Мне становилось все скучнее и скучнее, чудесность ночи блекла и противная серая реальность все больше и больше распространяла вокруг свои миазмы. Вино кончилось, а голова как была противно трезвой, так и оставалась глухой к облегчению. Тогда я и решила, что этот наглец должен заплатит за отобранный у меня покой – и я выхватила у него флягу практически прямо изо рта.
У него был коньяк, причем не самый дурной.
И вот сейчас я увидела его глаза. Раскосые, черные, такие горящие и живые, словно они, глядя на огонь вобрали в себя это пламя и заточили его в своих глубинах. Он немного недоумевающе на меня посмотрел и только тихо прошептал:
- Ну, вы сами напросились.
Тогда, откуда-то из-за спины вытащил кофр, из нее скрипку, такую же черную, как и он сам, и начал играть. Смычек плавно заскользил по струнам и вытащил из инструмента тягучую грустную ноту, на ней я и замерла. Я так и не шевелилась, пока лилась тихая печальная мелодия, которая все глубже и глубже врезалась в мое сердце, впивалась в сердце, как смычек скрипача и выпиливал на нем незамсловатые узоры боли и тягучей, как мед печали. Мне не хотелось дышать, лишь дать волю чувствам и плакать, плакать от того, что загнало меня в этот темный уютный угол, от того, что рассказывал мне этот инструмент. Пить эту боль, вместе с дымом сигареты и ловить легкие рывки скрипача, как всхлипы этой скрипки.
Когда скрипач закончил, его руки просто безвольно поникли, но я не выдержала и прошептала:
- Еще
И он играл, безропотно, он импровизировал, он словно рассказывал о той боли, которую испытывал сам, и я ее пила, но никак не могла напиться. Мне хотелось еще и еще, словно это могло помочь мне от чего-то спастись… а может просто так хотелось его сочувствия.
- Хватит, - прошептал он дрожащим голосом. – Хватит меня жалеть.
- Ни на йоту. – спокойно ответила я, любуясь своим тихим твердым голосом, олицетворявшим в данный момент мою власть. – Я упиваюсь этой болью не меньше вашего.
Тот недоумевающее посмотрел мне в глаза и молча забрал свою фляжку из рук, отпил большой глоток и ушел.
Я чувствовала, то уже пьянею, но меня заботило не это. Только что он разбудил мою душу, только что он меня буквально воскресил, от этой серости, от той реальности. Только я почувствовала себя живой – и он меня вот так бросил. В растерянности, и яростной обиде я вскочила и нала расхаживать вокруг костра. Хрупкие иглы под моими ногами с тихим хрустом превращались в прах, а мне становилось все хуже.
Трясущимися руками я прикурила сигарету. Нужно было идти домой; принять ванну, выпить вина и лечь спать. Но я не могла, мне нужно было что-то с собой сделать, что бы выбросить из себя это состояние мертвеца.
Угли уже дотлевали. Мой огнь уже наелся и свернулся калачиком где-то в глубине этих углей и морно спал. Мерцание бардового тепла убаюкивало тьму и мой разум. Хмель укасивал сознание и резко начали слипаться глаза. Растерев их руками я забросила на плечо почтальонку и медленно побрела сквозь ивовые ветки.
Мягкий драп резко встретился с моим носом, сонная голова подалась немного вперед и я утопила лицо в шерстном шарфе с наслаждением вдохнув запах чужого человека. Тонкие пальцы мягко потянули меня за волосы и в неверном свете луны я увидела все те же вороньи черты.
- Почему ты еще здесь? – тихо спросил меня спокойный тихий голос. – Это мое место.
Я уже разлепила непослушные губы, что бы язвительно сообщить о своем уходе, но тут до меня дошел смысл второй части фразы. Но возмутиться я так и не успела.
- Я здесь живу.
Я молчала. Я пила тепло исходившее от этого мужчины. Мой нос погрузился в драп и руки обняли это пальто. Мой разу засыпал, убаюканный хмелем, а мое тело не сопротивлялось. И руки меня обняли, они обняли меня и понесли в неизвестность.

Сквозняк. Как же я не люблю сквозняки, противнее только мокрые носки. Я продрала глаза и потянулась. Лицо больно саднило от жесткого поцелуя щербатого деревянного пола. Тело ломило от неудобного сна в кресле, голова звенела еще больше, чем когда я проснулась. Шевелиться совсем не хотелось, поэтому я решила пока полежать в своей странной позе, которая теперь казалась довольно таки удобной, потому что к моим конечностям нова прилила кровь. Нога моя была еще в моем неудобном ложе, ее пара была подо мной, а руки распластались, как щупальца осьминога по моему «доброму утру».
И правда, я чувствовала себя осьминогом, словно мое тело это желеобразная масса растекшаяся с кресла по полу, к которому приклеились мои присоски, не давая жиже моего естества окончательно растечься по щелям полов. А главное мой мозг, он казался таким же непропорционально огромным как у этого морского чуда и просто разрывал мою черепную коробку.
Еле разлепив непослушные глаза я осмотрелась. Это была не большая комната пропитанная духом упадка и приятным ароматом тления, от которого у меня немного свербило в носу. Проклятая аллергия на пыль. Практически все было в пыли – и кофейный столик, и легкие кресла рядом с ним, нагромождения стелажей, битком набитых книгами. Кстати ,раскрытые книги лежали тут и там, даже была непонятно на чем державшаяся башня, на вершине которой красовался кофейник.
Кофе, это то что мне сейчас было нужно.
Поднять свое тело было делом не из простых, но я все же заставила себя. Было немного холодно – то ли от того что я еще не проснулась, то ли от это злосчастных сквозняков.
Но не суть важно. Внимание привлекла занавеска трепыхавшаяся от ветра, и лохматые от пыли лучи солнца запутавшиеся в ее кружевах. Это зрелище всколыхнуло во мне какие-то забытые чувства или не оформившиеся в картинку воспоминания, но они были так прекрасны, что хотелось звенеть в тон этой красоте. Время потеряло значение, важен был лишь легкий ветерок, трепыхавший эту почти истлевшую паутину человеческого бытия, такого давнего и такого забытого. Мои легкие забыли про необходимый кислород, уже кружилась голова, казалось я вот-вот потеряю сознание, не желая спугивать своим дыханием этот прекрасный мираж, но меня испугал крип половицы.
Сердце уже практически переставшее биться, затрепетало, словно пыталось восполнить потерянные удары. Я обернулась и увидела вчерашнего знакомца. Его лицо был угрюмым и усталым. Он быстрыми шагами зашел и поставил на столик поднос с завтраком.
- Утро. Пей кофе и уходи. – кинул он мне, поправляя выцветший мохеровый домашний халат и падая в кресло.
- И вас туда же. Спасибо.
Я одним шагом подошла к столику, схватила его чашку, залпом впила обжигающий горло кофе, со стуком поставила ее на блюдце и направилась к выходу.
- Стой!
Но я не слушала. Настойчиво сделав шаг я провалилась в пустоту.
Летела я не долго, но приземление было не из мягки. Было темно, много пыли, я уже начала задыхаться.
- А ну отползи! – послышался громкий голос сверху. Я послушно подобрала негнущиеся ноги и отпихнула свое тело в сторону. Спрыгнувший мужчина поднял огромное облако пыли и меня начал душить новый приступ кашля. Я не могла прийти себя, ничего не слышала, голова кружилась в какой-то страшной карусели, я не могла двигаться. Мое тело подняли и перебросили как мешок картошки. От резкого движения и давления на живот меня начало страшно мутить. Я хлопала по его спине, не в силах что либо сказать от разрывавшего горло кашля. В ответ пришел лишь тяжелый нравоучительный шлепок по мой многострадальной филейной части, которой и так досталось от падения.
Сидя на окне все очарование было потеряно. Знобило от промозглого ветра раннего утра. Потемневший от времени граненый стакан был уже пуст, дышать стало намного проще. Я молча рассматривала его через пелену занавеси. Тонкие пальцы задумчиво перебирали страницы какой-то ветхой книги. Даже его нелепый халат, из под которого безо всякого стыда выглядывали сапоги, казался уютным.
Да, мы были в этом самом ДК. Видимо он и вправду тут жил…
- Если ты тут собираешься остаться, то приготовь завтрак. – властно приказал мужчина не отрываясь от книги.
- Не очень то ты и радушен с гостями.
- С непршенными гостями.
- Сам принес. – не задумываясь парировала я.
- Сама напилась.
Я молчала. Мне были не рады, но предложили остаться. Странный человек.
- Софи.
- Дэмьен.
Вот и познакомились…

Он не притрагивался к скрипке весь день. Она лежала рядом в кофре, словно на почетном месте среди всего этого упорядоченного хаоса. Он лишь вдумчиво читал какую-то книгу, но мне казалось, что он просто бегает глазами по строчкам, а сам плавает в своих мыслях. Может потому что я сама так «читала» какую-то скучную повесть о рыбаках. Меня не отпускали мысли о Дэмьене – что же это за человек.
На вид он был одним из бомжей, принимавших себя за аристократов, из тех кто селится в заброшенных усадьбах, разряжаются в полуистлевшую одежду предыдущих хозяев дома и живут в мирке, который сами себе и придумали, сбегая от реальности…
Совсем как я.
- Почему ты меня не боишься? – тихо, словно промежду прочим, спросил меня Дэмьен, не отрываясь от книги.
Я поперхнулась чаем и подошла к буржуйке за кипятком.
- Я же мертв. – едва слышно прошептал он, закрывая книгу.
Тогда я точно приняла для себя, что он простой сумасшедший. Тем же проще. Все же это довольно интересное знакомство. Мы пили чай молча, любуясь огнем в буржуйке. Когда вечерело, и стало уже прилично холодно, Дэмьен принес одеяло и молча повесил его на спинку моего кресла. Ужинали теплым вином, но Дэмьен так и не съиграл мне ничего. Прикоснутся к его инструменту казалось для меня кощунством. Но эти мысли ушли.
Я поняла, что меня никто не будет искать и ждать. И впервые мне не стало от этого горько. Я только ощерилась, как помойный котенок, но мне почему-то стало легче. Никому не нужна была моя жизнь. И в первую очередь мне.

Меня разбудит тихий шелест голосов. Дэмьен тихо говорил за дверью с кем-то очень вспыльчивым. И стоило мне лишь пошевелить затекшей конечностью, как дверь резко распахнулась, подняв густое облако пыли. Повезло, что я успела задержать дыхание. Облако рассеялось, но облегчения мне это не принесло. Глаза слезились, я не могла ничего рассмотреть. Не видно было ни зги, все застелала мутная пелена слез, но это меня не волновало, мне не давал покоя звук приближающихся шагов. Они казались мне такими медленными, словно этот человек шел вечность, пока не остановился передо мной. Я смогла разглядеть фигуру, которая была непомерно высокой и худощавой.
- И вот мы снова здесь! – торжественно возвещала фигура бесполым голосом, раскинув руки, словно взошла на сцену. Ветер от его жеста заставил подняться едва улегшуюся пыль и я вновь зашлась в кашле.
Пытаясь нащупать на столе салфетку, я перевернула консервную банку с окурками. Мой естество казалось мне таким ничтожным и противным, что хотелось умереть прямо здесь.
Тем временем фигура разразилась громким смехом и начала приобретать очертания.
- Ну… Ну что ты… - продолжала вешать фигура, склоняясь надо мной. – Не нужно так усердно тереть глаза, тебе не нужно меня видеть, поверь тебе это ничуть не понравиться – и снова, словно начала захлебываться своим уже истеричным смехом.
В комнату ворвался Дэмьен, послышались звуки борьбы, но я даже не пыталась смотреть в их сторону. Мои глаза жгло, словно в них был раскаленный песок. Я терла их, до боли, казалось что до крови, но никак не могла перестать этого делать. Хотелось бежаться отсюда, и в то же время я понимала, что потом уже не смогу вернуться, хотя только здесь я смогла прикоснуться к вожделенному покою.
- Вот вода, попробуй промыть глаза. – Дэмьен всучил мне миску и куда вышел. Снова голоса, снова неразборчивая ругань.
Не долго думая я окунула лицо в эту воду. Откинувшись на спинку скрипучего кресла, я наслаждалась тем, как капли воды стекали по моему лицу, смывая тревогу и возвращая вожделенный покой. Мир словно замер в немой тишине и я пила ее мелкими глотками, а та разливалась по моему телу темным мягким бархатом. Казалось пыль соткана в этот бархат и ждала моего прикоснвения, она покрывала все, чего только можно было коснуться.
Но коснулась меня только рука Дэмьена. Я раскрыла непослушные веки, они саднили меньше, лишь ощущение песчинок напоминало от том странном появлении. «И вот мы снова здесь» - эхом пронеслись слова в моей голове.
Дэмьен с какой-то скорбью смотрел в мои глаза, но ничего не говорил. Но я чувствовала, как много он хотел мне сказать.

Сумерки сгустились, а облака разбавляли чернеющее небо как сливки крепкий кофе в моей чашке. Дэмьен мне проронил ни слова, да и я не стала докучать ему расспросами. Мы молча любовались огнем в буржуйке и оба понимали что утратили то благоговейный покой.
Мужчина нервно теребил конец пояса халата и о чем-то напряженно думал. В непроглядной тьме глаз полыхал огонь и казалось, что это были отнюдь не отсветы огня в топке.
- Как думаешь, если отдал за сокровенное самое ценное что у тебя есть, стоит ли отказываться от дара, когда понял, что заплатил слишком дорого? – тихо пробасил Дэмьен, так и не удостоив меня взглядом.
- Сделанного не воротишь. – бросила я даже не задумываясь. – Если полученное до сих пор важно – зачем отказываться, тем более, что за это уже заплатил.
Кофе обжог губы, оставив неприятное послевкусие. Терпеть не могу кофе со сливками.
Дэмьен молчал еще с минуту, потом резко встрепенулся, скинул халат, обнажив изящный атлетичный торс, которого, казалось, никогда не касалось солнце. Я поймала себя на мысли, что залюбовалась и стыдливо отвернулась. О боги, только бы холод не дал прилить крови к лицу.
- Лови – бодро прикрикнул мужчина и я чуть ли не в последний момент успела поймать брошеную мне лопату.

Было сыро, и через час шествий между надгробий по местному кладбищу я сдалась лени и усталости, присев на невысокую мраморную плиту. Ни сил, ни желания.
И тут я поймала себя на мысли, что я впервые на кладбище ночью. Порой я приходила сюда днем, меня успокаивало бездумное блуждание между могил, порой помогало спокойно поразмыслить в дали от суеты и беготни бренного серого мира. По мне уж лучше черный чем серый. Парадный траур, в который я всегда облачалась здесь бы как нельзя кстати. Но самое приятное это был покой, которым со мной делились постояльцы. Одиночество переносила я с трудом, а в толпе не могла находиться, а здесть я была не одна, но никто мне не мешал и не беспокоил. Порой даже хотелось пообщаться с этими людьми. Да, я подходила к этим могилам, присаживалась, угощала небольшими сладостями и молча говорила. И казалось они меня понимали. Это было приятно, когда тебя выслушивают неперебивая, не критикуя твое безумия. Этакая молчаливая поддержка.
Но сейчас по-другому. Сейчас было просто красиво. Я не чувствовала себя такой одинокой, как раньше, когда я приходила сюда. Мне даже этого не хватало.
Дэмьен, уже успел вернуться за мной и присел рядом, опрокинул пару глотков из фляги и протинул ее мне. От нее несло дешевым коньяком, но внутри было сухое вино. С трудом проглотив, я с парой крепких фразочек перекинула уставшие ноги и, откинувшись, почти легла на плиту.
- Лабиринт – процедил Дэмьен, убирая флягу за пазуху.
- Так значит это не просто прогулка при луне с лопатами? – саркастично заметила я, тщетно пытаясь слизать терпкость с губ.
Демьен чертыхнулся и в сердцах бросил лопату на гравий, заменявший в этой чащобе дороги. Тут он замер и посмотрел на меня так, словно что-то вспомнил.
- Я тебя тут видел, как раз, когда ее похоронил…
Даже вспоминать не хотелось, меня только одно интересовало – мы будем сейчас «ее» выкапывать?
Мужчина взял меня за плечи и начал трясти.
- Ты же тут постоянно бродишь, ты же знаешь эти места вдоль и поперек! Что же ты молчала! – эти обвиняющие фразы словно хлестали меня по щекам грубыми пощечинами, хотелось отпустить слезы, которые стояли у меня в глазах. Его тонкие пальцы больно впивались мне в плечи, а он тряс меня как набитую старым тряпьем куклу, уже не говоря, а тихо рыча и задыхаясь.
Дэмьен резко замер и словно начал принюхиваться к воздуху.
- Мы не одни, - прошептал он, хватая лопаты. – Быстрее, говори, где нордическая часть кладбища. Он не должен тебя найти.
И я побежала. Бежала туда, куда он просил. Мелькали надгробия, недоласканные лунным светом этой ночи, а я неслась по узким дорожкам и словно извинялась за нарушенный покой. Дэмьен хрипел, но покорно бежал за мной следом.
И вот она – нордическая часть кладбища. Кельтские кресты и такие родные сердцу узоры на них. Вот военные, над которыми возвышался величественный Один. И вокруг могучие сосны. А вот и она, прекрасная богиня музыки держит в руках флейту. Дэмьен обогнал меня и бросился ей под ноги. Он тяжело дышал и что-то шептал ей, гладя белоснежный гранит, усыпанный прелыми листьями. Мужчина вскочил и начал рьяно копать у ее подножья.
А кого же могли похоронить у ног статуи богини? Я молча смотрела на неистового мужчину, готового рыть эту влажную холодную землю руками. Ради «нее».
Он что то шептал, то нежно, то неистово, казалось молился каким-то богам, но ни на секунду не останавливался перевести дух. Его тонкое тело, казалось, стремительно таяло за эти секунды, словно старело и таяло на глазах. Но это были мои слезы, они полились по моим щеками и только тогда я смогла разглядеть Демьена, словно пляшущего в своей странной лихорадке… словно танцующего странный танец со смертью.
Втопив лопату в податливую рыхлую землю я оперлась на черенок скрещенными руками. Никак не ожидала, то буду заниматься этим вечером эксгумацией.
Дэмьен бросил лопату в сторону и упал на колени. Лихорадочно перебрав руками что-то в глубине вырытой ямы, мужчина наконец Вытащил крохотный сверток. Словно младенца он прижал то-то завернутое в какую-то красную бархатную ткань, на которой еще остался след былой роскоши. В моем горле встал ком. Неужели это и был младенец?
Дэмьен смотрел на меня безумными счастливыми глазами, грубы дрожали в улыбке, он трепетно прижал у груди сверток и прошептал:
- Софи, можешь поздравить меня… с днем смерти.
Я растерянно вцепилась в лопату, не понимая, что делать – передо мной стоял на коленях плачущий от счастья мужчина, держа на руках труп младенца в странном саване. Он раскачивался в так неслышимой никому музыке сердца и баюкал маленький сверток не в силах сдерживать слезы.
- Она должна быть жива… - вдруг зашептал он, разматывая ветошь. - Она не так долго тут пролежала… Хорошо, что ее никто не нашел…
Слезы потекли по моим щекам, пока рассудок начал мутнеет от услышанного. Эта боль, его боль, теперь и моя тоже, теперь это безумие тоже будет моим, как страшного соучастника. Я не смогу остаться в стороне.
Последний кусочек ткани с золотистой бахромой соскользнул с блестящего красного… нет, даже благородного бардового дерева…
Скрипки.
Мое сердце трепыхнуло и упало куда-то в пятки. Я побежала к Дэмьену и упала перед ним на колени. Я прижимала его понурую голову к груди и плакала от какого-то облегчения. Мужчину трясло, он кое как смог приобнять меня одной рукой. Он пытался бежать, но не мог. Пришлось немного протащить его на себе, потому то его не слушались ноги, а меня мучили вопросы.

Мы развалились в холле. Дэмьен шептал какие-то молитвы встав на колени перед дверью, но ни на секунду не выпускал из рук скрипку. Я не могла на это вот так молча смотреть, и поэтому спустила вниз плед и кофейник. Дэмьен начал приходить в себя и замолчал, бездумно уставившись на пламя в керосиновой лампе. Скрипку он не прятал, держал рядом с собой. Но поему-то не играл, словно боялся.
- Прости меня. – вдруг прошептал Дэмьен, не отводя взгляда от пламени. – Зря я тебя не прогнал, не хотел что бы ты уходила… Тебе нельзя было оставаться.
- Это было моим решением.- спокойно ответила я, налива в кружку кофе.
- Ты понимаешь, что больше не сможешь уйти… это… это бред, но тебе опасно отсюда уходить. – шептал мужчина, губы его тряслись в немой злости на себя. – Софи, - он смотрел мне прямо в глаза, словно хотел увидеть меня изнутри. - Ты… готова прыгнуть в бездну?
Мне не удалось сдержать улыбку, Дэмьен, неловко ее поддержал. Слов было не нужно.
Этот вечер отрезал меня от прошлой жизни. Казалось, что это принесло мне какое-то облегчение. Хотелось вечного сейчас, такого же теплого и спокойного длинною в жизнь, но этот мираж рассеялся, как только на мои плечи легла чья-то холодная рука.
Пальцы этого человека были настолько длинными, что мне сначала показалось, будто это огромный паук. Рука была белая, как гранит той статуи на кладбище, но венчали ее длинные черные когти, что делало ее окончательно не человеческой. Этот «человек» прятал себя в черном бархатном плаще с капюшоном. Бесцеремонно и без приглашения, гость устроился рядом со мной и начал резво отхлебывать из моей чашки кофе, с шумом хрустя печеньем.
Демьен сидел мрачнее тучи и прожигал ненавистным взглядом незваного гостя, а тот продолжал свою трапезу как ни в чем не бывало.
- Ну же, Дэмьен, съиграй нам, ты же так желал ее.
Дэмьен молчал долго, но потом вскинул скрипку на плечо и резко ударил по струнам. Полилась ненависть, такая жесткая и тактичная, словно лава она прокладывала свое русло к нашему гостю, но вдруг резко стихла. В ушах еще стоял визг и бархат, не выпуская меня из своих колючих объятий.
- Браво. Сделка завершена. Сто лет твои. – проговорил бесполый голос и паучья лапа бережно взяла меня за руку. – А с тобой, милочка, нам надо посекретничать. – проскользнули кокетливые женские нотки и увели меня куда-то глубоко в тень.
Дэмьен кричал мне что-то в след, но я не смогла разобрать ни слова. В ушах словно забилась вата. Фигура передо мной грациозно скользила во тьме, словно была ее частью. Рука словно браслет из селедки оборачивала мое запястья, но мне было почему-то не противно.
Это был не андрогин, это существо отнюдь было не бесполым, казалось что наоборот, оно имело два пола срезу и пользовалось своими ипостасями как удобно. Меня раздирало на части любопытство.
Мы остановились в заброшенном балетном зале. Комната была не очень большой, но безумно прекрасной в своей благородной старости и разрухе. Старые и ржавые низкие станки для маленьких фарфоровых кукол, изящно изгибавшихся в своих пушистых юбочках. Они были словно семя одуванчика, которые выдуло в слепые окна местными сквозняками. Вместе с ними и свет, и жизнь.
Сейчас я лишь угадывала – мое ли отражение в разбитых мутных зеркалах, опоясывавших комнату? За что эти уставшие старые глаза съедает черная плесень? Да и плесень ли это? Казалось от этой фигуры тьма съедает все на своем пути. Только мягкий лунный свет, которых ласкал увядающий мох на гнилых досках пола, казалось он гладил его, как дитя. Покинутое, брошенное…
- И так дорогуша. – начала говорить фигура, вскинув руки-плети, расхаживая взад – вперед по темной половине залы, так что нельзя было ничего разглядеть. – У меня есть к тебе весьма выгодное предложение.
- Продаете китайские парфюм по сходной цене?
Т ень рассмеялась противным визгом, но быстро успокоилась.
- У тебя есть мечта?
- Нет. – не задумываясь ответила я.
Тень остановилась и, казалось, прожигала меня взглядом.
- Очень интересно – прошептала она про себя, и я увидела в этой глубокой тьме блеск глаз. На мгновение, но этого было достаточно, что бы мне захотелось бежать отсюда как можно скорей и без оглядки. – С тобой будет намного интереснее чем с этой пропащей душой…
- У нас не может быть никаких дел. Все что нужно у меня есть, а если мне что-то понадобится я добьюсь этого сама. – твердо сказала я и уже повернулась к выходу, но не смогла сдвинутся с места. Меня остановил глубокий утробный стон и какое-то тихое рычание, которое доносилось от Тени. Меня сковал не страх – а любопытство.
- Да! – возликовала Тень. – Вот она твоя слабость – любопытство! Хочешь знать все тайны мира, все тайны каждого человека, все его мысли, страхи страсти… - захлебывалась от страсти тень, и казалось, что ее трясло. – Бесконечная власть, поклонение и страх…
- Больно надо по чьим-то помойкам рыться. Мне своей хватает. – спокойно ответила я.
Тень замерла и снова начала стонать, но теперь уже она скорее ныла, толи от страсти, толи от своего странного возбуждения. Послышался хруст, кажется она грызла ногти.
Сейчас Тень была не властной повелительницей темных плесневых углов, а просто побитой собакой… мне стало ее жалко. Я уверенно пошла к ней на встречу. Она стояла ко мне спиной и тихо что-то бурчала, казалось она забыла про меня. Собравшись духом я протянула руку и рывком вырвала ее под лунный свет.
То что я увидела – меня конечно удивило, но к сожалению не испугало.
Это был изуродованный юноша. Он словно сбежал из кунсткамеры. Но это было так гротэскно. Он был высокий, выше двух метров. Тонкий, сначала показалось что он анарексик, но приглядевшись я поняла что это не так. У него были очень тонкие кости, руки длиннее нормальных, а пальцы, и без того длиннее человеческих, имели еще одну фалангу и заканчивались длинными… когтями. Нет, у него не было впалого живота и торчащих ребер, просто самих ребер было больше, на три или четыре, и ровную поверхность торса украшал едва выпирающий живот. У него не было сосков, только небольшие черные точки, как родинки, но не рельефные.
На нем были узкие джинсы, но на нем они разве что не болтались. Теперь мне стало понятно на какого их шьют кутюрье, потому что они доходили этому существу до икр и дальше ноги скрывали берцы, которые нормальному человеку доходили бы до колена. Грязные, но такие… человеческие.
Существо зябко закутывалось в старый взлохмоченый черный плед, пряча свое несуразное тело, стараясь не показывать лица из-за гривы черных спутанных волос. И тяжело дышало. Теперь оно меня почему-то боялось.
- А ты красив. – тихо прошептала я, заставив Тень отшатнуться на шаг и замереть.
- Так ты меня не боишься. – словно не веря самому себе юноша убрал волосы с шеи своей длинной рукой, не отнимая локтя от торса. – Ты либо смелая, либо сумасшедшая.
- Скорее второе. Можешь не прятать от меня лицо. Я же свое от тебя не прячу.
- Да, люди, вы в последнее время так любите уродцев из глянцевых журналов, но не тем не менее не стыдитесь своих лиц.
- Не все, уважаемый, не все.
Тень тихо рассмеялась и словно умываясь откинула волосы назад и заправила их за уши.
Я отшатнулась от неожиданности, но постаралась не подать своего замешательства.
Узкое и длинное, казалось идеальным в пропорциях, но не для норм привычных глазам. Это были идеальные пропорции гротеска, его лицо. Выпирающие острые скулы, впалости, словно щёки отсутствовали вовсе, нижняя челюсь была длинной, но не подбородок, отнюдь. И эта тонкая ровная нить практически от уха до уха, только тончайшие полосы немного темнее кожи дали мне понять что это рот, а не рана.
Глаза были… вселенной. По разрезу они казались кошачьими… нет, не казались. Они и в правду были кошачьими, со вторым веком и вертикальным зрачком, но такие большие, словно смотришь в кофейную чашку.
И видишь вселенную. От вертикального зрачка расходились тонкие короткие белые лучи. Именно они тогда блеснули в темноте. Но они были короткими, не больше пяти миллиметров. Все остальное – это темно синее небо, с россыпью звезд, белых, зеленых, как лист дерева на просвете в солнце в ясных весенний день и даже багровые, словно брызги крови. И это небо, эту вселенную залили стеклом и вложили в глазницы Тени, да накрыли веками, обрамленными короткими, но густыми белыми ресницами, которые сияли на черной полоске внутренней части века.
Я, не в силах сдержать слез восхищения, обняла его лицо ладонями и поцеловала его в то место, где должен был быть нос, чуть выше крохотных ноздрей с бугорком кости. Тень удивилась. Он пялился на меня широко открыв свои прекрасные глаза и недоумевал почему я плачу. Тут я заметила в волосах шевеление. И правда, как я могла не заметить. Эльфийские уши, непривычно длинные, с гроздью серег, белоснежные, как и вся кожа Тени, просто сияли на фоне черных волос. Я рассмеялась, мне было так… красиво, так тепло внутри.
- Ты и вправду сумасшедшая… то ревешь, то смеешься. – потупил взгляд тень.
- Прости… можно я буду называть тебя Рюук? Ты так на него похож.
- Вообще-то у меня уже есть имя.
Мне стало стыдно, не собака же он, что бы имя давать найденышу. Я спрятала руки за спину, стараясь унять эмоции.
- Амерон. – тихо прошептал он.
- Софи.
Он зябко натянул плед на голые плечи. И снова стал тенью.
- Как видишь я не призрак или демон. Я существо. – тихо прошептал Амерон, присаживаясь на подоконник. Челка скрывала его лицо от света, а взгляд бездумно бродил по мху на полу.
Я не сомневаясь ни на секунду села напротив. Ночь была и вправду великолепной. Дыша промозглым серебром я любовалась Амероном. Тот молчал и бродил в закромах своих мыслей. Любопытство снова начало шкрябать грудную клетку, и я отмахивалась от него как от назойливой мухи, лишь бы не потерять это прекрасное мгновение. Жаль что по настоящему я начну его ценить только когда все кончится.
- Ты не похожа на них. – тихо начал Амерон.- Ты живее них… но кажешься такой мертвой.
- Потому что у меня нет ничего ценного. Вот и смысла быть живой нет.
Амерон посмотрел мне в глаза и словно что-то увидел:
- И правда. Удивлен почему ты еще ходишь по этому кому земли.
Я улыбнулась ему и промолчала, хотя мне было много что сказать. И про то почему я не могу уйти из этой жизни, и почему мне так неприятно слышать, что этот голубой шарик назвали лишь комом земли. Я могла говорить об этом долго и много. Но не видела в этом смысла. Ведь это существо… оно не человек. Ему надо ничего понимать о нашем мире, ему дан шанс увидеть и понять его по-своему.
Амерон снова смотрел на меня и словно подбирал слова. А коготки любопытства стали острее и казалось, что вот-вот пропилят грудную клетку и растерзают юношу.
- Я хочу рассказать тебе.
- Расскажи – выпалила я, не в силах сдержаться. Амерон вздохнул и продолжил.
- Посмотри на этот угол – он указал мне на угол комнаты. Его длинный коготь словно разрезал витавшие пылинки, заставив эти маленькие искорки разбежаться в разные стороны. – Твой мир, как этот угол расползается тремя лучами вверх, вдоль и вширь. Но это только одна грань.
Представь что это грань камня, который весь покрыт сколами и на нем растут кристаллы. – Амерон поднял с пола кусок разбитого кирпича. – Вот, видишь? Только крохотный уголок. А там, где появился я таких лучей шесть и они по двое берут начало из пучка трех лучей пересеченных между собой и не имеющих ни начала ни конца. Так получаются две противоположные параллели, и в обеих них существует наш мир рдновременно и синхронно.
Я внимательно смотрела на камень и ничего не понимала. Амерон это тоже прекрасно понимал, но продолжил свой рассказ.
- В этом мире нет верха и низа, как и других направлений к которым ты привыкла. Там все совершенно иначе. Нет ничего материального, все эфимерно, если говорить понятными тебе словами. У существ есть чувства, разум, и их много, они разные. Есть такие как и здесь животные. Дома у меня была птица. Но я не понимаю зачем вы держите их в клетках. Моя птица жила рядом и я любовался ее радостью, когда она просыпалась и начинала плавать в моем доме. А мой дом был внутри живого дерева, не как здесь, оно давало мне уют и тепло, а я кормил его водой и снимал мертвую кору, что бы могла расти новая. Мертвой корой питалась моя птица, и другие животные. Но иногда мне дерево отдавало свою живую кору, когда болело зимой. Я любил на ней писать хорошие мысли и рисовать мою птицу…- Амерон замолчал, уплыв в свои размышления.
Мне хотелось плакать, настолько это были прекрасно и грустно. Мне так было больно за этот мир, стыдно за себя, потому что я человек… но так хотелось бы побывать в том мире… Сердце екнуло и забилось, как билось когда-то давно. Это был дурной знак.
- Я всегда был любопытным, почти как ты. Мне нравилось изучать материю мира и представлять другие миры. Но этот мир был уже нам знаком. Он манил мыслителей из моего мира своей абсурдностью и контрастностью… даже какой-то совершенной примитивностью.
Старался услышать ваш мир и слушал, но ничего не понимал и мне казалось, что вы тоже ничего не можете понять, но мне этого было мало и я решал сделать шаг в бездну. Внимательно изучив все что я смог понять из гула непонимания, я постарался создать оболочку, которая будет здесь считаться красивой и изучить вас, люди. Но, как видишь, я немного ошибся. – он усмехнулся и поправил волосы за ухом. – Но увы изменить ничего не смог.
Я так и не нашел пути назад, поэтому решил начать изучать людей. Судя по вашим легендам о демонах я понял как мои сородичи смогли посмотреть на этот мир. Но одна большая разница – они брали на время ваши тела, а я создал свое и теперь пока эта бренная тушка не истлеет я не смогу уйти, и поэтому развлекаюсь наблюдая за вашими жалкими жизнями. – он взял с подоконника тот самый кусок кирпича и сжал его в ладонях что-то булькнуло и заскрежетало. Теперь в его руках была кружка цвета того же кирпича, но в ней что-то было. Он протянул ее мне и от нее пошел легкий пар. Было страшно, но я поднесла ее к губам и сделала большой глоток. Это был горячий шоколад, причем очень вкусный.
- Надеюсь объяснять тебе как я это сделал не надо.
- Клетка, молекула, атом, частица, энергия… - прошептала я не веря в происходящее.
- Ты пропустила пару ступеней после атома, но это не важно. Ты все правильно поняла. Преобразование материи… плюс базовая человеческая психология и все. Это тот самый секрет всемогущества так называемых демонов.
- Получается ты просто сделал ему скрипку, что бы он просто поверил в себя. – вслух констатировала я. Шоколад приятно горчил или это горечь осознания подступила к моему горлу? Все стало прозаичным, но почему-то важным. Амерон стал для меня важным.
- Скрипка с едва заметным налетом моего мира, что бы казаться и правда мистической. – Прошептал Амерон, грея руки о новую чашку.
Зал стал уютнее, казалось хотел нас обнять и укрыть от мерзости реальности, которую отделяла тонкая грань мутного осколка стекла в окне. Амерон обнял меня. Он оказался теплым, хотя мне казалось, что он будет не теплее свежего трупа в морге. Юноша положил мне голову на плечо и казалось, что его дух стал намного спокойнее. Я понимала какой груз упал с этой несчастной души. Его хоть кто-то смог принять в этом чужом мире. И я была рада, что не напрасно цеплялась за свою никчемную скучную жизнь день ото дня заставляя себя просыпаться и бесцельно блуждать сквозь медленно тянущееся время.
Это тепло было таким благодарным, таким счастливым, что даже пыль, витавшая вокруг и назойливо свребившая в носу, не давая дышать больше не пугала меня. Она стала моим теплым пушистым одеялом. И поддавшись неге грез я не заметила как уплыла в сон.