Блаженны нищие

Егор вышел из церкви, бетонный новодел с пластиковыми Царскими вратами, никакой позолоты, нет, после "святая святым", пока вечно раздраженный батюшка принимал исповедь со скучающим и недовольным лицом человека, уставшего разъяснять глупым людям, что по правилам надо вовсе не грешить, а не так вот, наелся, напился, в храме поболтал, сотовый не выключил, а потом пришел с листком в клетку, вырванном из ученической тетрадки, где шариковой ручкой неразборчиво записано вечно одно и то же, к нему, священнику РПЦ, и священник зачем-то обязан спасать этих недоделанных грешников от геены огненной, где всем им самое место,; пока пресвитер совершал таинство, Егор решил выйти за церковную ограду, чтобы выкурить сигарету, подключить планшет к сети и просмотреть, что пишет ему народ в Фейсбуке и других социальных сетях.
Однако прямо на крыльце Егора остановила женщина и немного смущаясь сказала:
- Простите, я вижу, вы ходите в нашу церковь, а у меня есть сын, ему девятнадцать лет, он учится в институте, уже большой, быстро растет.
Женщина была средних лет, как и сам Егор, небольшого роста, с открытым русским лицом и ясными голубыми глазам, и хоть Егор не слишком-то разглядывал людей, прихожан и посетителей этой церкви, а приходил сосредоточиться и помолиться, но он мог поклясться, что никогда раньше ее не видел. А еще он никак не мог взять в толк, о чем же она ему хочет рассказать, и поэтому вежливо улыбался, думая о том, как хорошо бы выкурить сигарету да хоть прямо вот сейчас, чтобы привести мозг в рабочее состояние. А женщина продолжала:
- У сына осталось много одежды, почти новой, он ее практически не носил, а сейчас вырос из нее.
Народ входил и выходил из храма мимо них, стоящих на крыльце, покрытом плиткой, не так много людей для этого маленького городка, сказать честно, мало людей, кто мог бы не только заявлять, что они православные, но и привести хоть какие доказательства на Страшном суде, а Егор начинал догадываться, о чем ему говорит женщина, и внутри у него стал рождаться протест, вначале как прозрачная тонкая пленка, будто обернутая вокруг него, но пленка начинала выкристаллизовываться в стекло, как блестящая броня, а улыбка Егора становилась все вежливей и вежливей, ибо вежливость и есть броня, прозрачная и невидимая, за которой люди скрывают свои страхи и прячут в скорлупу свое сердце.
- И я подумала, - неумолимо продолжала женщина с голубыми глазами в окружении мелких морщинок. - Я подумала, что эта одежда по размеру вам подойдет, а сыну она уже мала.
И О ОДЕЖДИ МОЕЙ МЕТАША ЖРЕБИЙ
Егор застыл в вежливости и подчеркнутой внимательности, как жук в смоле, и уже чувствовал, как смола полимеризуется в янтарь. Он, дожив до своих за пятьдесят, выслушивает вот такие предложения. Он, довольно известный писатель и поэт, должен оправдываться, что одежда ему не нужна, а то, что надето на нем, это такой стиль, так одеваются в крупных городах все по-настоящему деловые и занятые люди, стиль кэжуал, просто и неброско, он всегда так одевался и ему по большому счету плевать, что думают о нем люди, потому что эти вот люди всего лишь толпа, сейчас одни люди, через секунду другие, так живут в городах, да, но сейчас он не в столице, не в большом городе и вообще по большому счету не в городе, а в забытой богом дыре стоит возле дверей железобетонного храма под смущенным взглядом простой русской женщины, которая буднично размазывала его по асфальту:
- Я все постирала. Вещи выбрасывать жалко. Я могу принести вам в следующее воскресение, - и добавила. - Вещи совсем новые.
ДА НЕ ОСКУДЕЕТ РУКА ДАЮЩЕГО
Слова так и рвались из Егора, ему хотелось сказать, что одежда в общем-то не проблема для него, хотя это заявление было не совсем верным, потому что проблемой для него было буквально все, включая хлеб насущный, те же сигареты, которых в пачке оставалось ровно пять штук, проблемой было солнце, буквально испепеляющее его футболки, будто напалм джунгли, превращая их в пепел, проблемой было найти прохладное место, где его никто бы не дергал, не отвлекал от внутренней работы, не завязывал бы пустые и никчемные разговоры ни о чем, просто словоизвержение с длинными описаниями абсолютной чуши и постоянными вопросами, за которые по-хорошему надо бить морду, но тут так не принято, тут любой считает себя в праве задавать любые вопросы любому, кто окажется в пределах досягаемости, и это было проблемой, потому что разрушало хрупкое внутреннее равновесие мыслей, ощущений, надежд и страхов, обрывков предложений, тенистого уголка парка, равновесие, необходимое для того, чтобы начать работать, потому что его работа писать.
Да, Егору есть что сказать этой незнакомой женщине, слова его хлеб, его сознательный выбор, выбор ДУХОМ, и пусть они не приносят реальных денег, но ведь как-то перебивается же; пусть его никогда не издадут в России, потому что он пишет голую правду, а правда никому в России не нужна, но у него чистая совесть, потому что он говорит правду. Да, Егора не издают и не печатают, но у него есть свой читатель, узкий круг людей по всему миру, кто понимает его, кто осознал, что за его словами стоит нечто огромное, существенное и реальное. У него есть свой читатель, а это для писателя главное, мог бы сказать Егор, но слова вырвались сами собой.
- Приносите, - сказал он, перестав улыбаться.
Потом вышел за церковную ограду и прикурил сигарету. В пачке оставалось четыре штуки.

Олег Петухов
18 мая 2018