Чечулин
EMartin | | Категория: Проза
Своё Спасибо, еще не выражали.
Е. Мартин Чечулин
..................................................................................................................................
Я сидел и занимался, когда в дверь постучали, и на пороге моей общежитской комнаты возник Чечулин - худой, чернявый однокурсник, которого я никогда не видел в чьей-то особой компании - он всегда был как бы сам по себе.
- Саша, - сказал он проникновенно и, как я потом понял, даже слегка взволнованно. - Слава меня в гости пригласил.
- Слава?.. А, Стас!.. Ну и что? Иди, раз пригласил, - легко разрешил я, слегка удивившись про себя на счёт Стаса.
- В субботу, у него день рождения...
- В субботу?.. - этого я не ожидал. Там ведь будет компания: и наши, и с Юлькиного (сестры Стаса) факультетов, а тут нате вам - теперь ещё и Чечулин, оказывается! Я не знал, что сказать.
- Я пришёл спросить тебя, как мне, вообще... - он замялся, но потом выпалил, видимо, заранее заготовленное, а, может, и отрепетированное. - Как одеться, что подарить, как добраться? Ты ведь тоже едешь, да? Вы ведь друзья...
- Ну да... - неопределённо согласился я, хотя более определённых истин в мире просто не могло и быть. Но что-то сместилось и теперь заставило меня усомниться и в этом. - Еду... Друзья...
- Ну вот я и пришёл...
Так! Чечулину нужна была шефская помощь. За этим он и явился.
- Дари, что хочешь, одевайся как хочешь, добраться... - он тебе, наверное, объяснил.
- Объяснил, да: на электричке, а потом прямо и прямо, по дорожке с фонарями... Но я не понял.
- Чего?
- Ну, электрички-то там все останавливаются или... а вдруг я проеду?
- Ну в расписании же указано, какие у них остановки. Он тебе, наверняка, и в какое время отправляться лучше всего, сказал.
- Сказал... В 1718 лучше всего... Это с Белорусского, да?
- Да, - подтвердил я.
- А там, дальше?.. Слава сказал, что 300 метров всего... там нельзя заблудиться?
- 300 или даже 250, там прямо от платформы видно... их дачу. Номера же есть и название улицы. Он же тебя просветил, наверное...
- Ну да, да, он говорил. Так ведь темно будет, можно и не увидеть... - Чечулин изображал человека, которого силой или угрозами принудили ехать туда, куда он совсем не хочет, и который ищет теперь оправданий, чтобы избежать этой поездки.
- Увидишь, - повёлся я. - Деревянный высокий дом, крыша острая, красная... Да, вот главное, наверное, - он всех выше.
- Это прямо с платформы видно? Эту крышу их, этот дом высокий?..
- Ага!
- То есть я увижу крышу эту и прямо на неё идти?
- Ага!
- А вход там, прямо с этой улицы, по которой я буду идти? - напряг воображение Чечулин, как разведчик, которого засылали в незнакомый город в тылу врага, и который, закопав в лесу парашют, должен был войти в этот город уверенно и непринуждённо, ничему не удивляясь и только посвистывая, как будто он прожил в нём по меньшей мере несколько лет. Вот такую безупречную чёткость и пытался, кажется, выработать в себе Чечулин. Чтоб ни одной, даже малейшей, ошибки. Любая ошибка могла обернуться провалом.
Меня осенило.
- Я тебе нарисую. Только запомни: нарисую и всё. Ты пойдёшь к себе и выучишь дорогу сам...
Я принялся рисовать, как умел, железнодорожную платформу, ступеньки с неё, дорожку, ведущую к Стасовой даче, даже фонари на ней, чтобы Чечулин ненароком не ошибся и не свернул, например, на какую-нибудь лесную просеку (на просеках нет фонарей - тут уж крути - ни крути...) Как можно более правдоподобно (хотя художник я никакой) я изобразил и дачу Стаса, а для верности, написал прямо под ней крупными печатными буквами название улицы и номер дома. Окинув взглядом первую в своей жизни "картину" (она мне даже понравилась!), я спохватился, и на прямоугольнике, изображающем платформу, крупно, как только позволяло место, написал название станции, опять печатными буквами.
Всё! Если он это выучит, ни одна контрразведка в мире не докажет, что Чечулин не провёл свои лучшие, золотые годы в этом посёлке, а если говорить о Чечулине - он окажется-таки на этой даче, даже если будет очень стараться забрести в лес или свернуть к реке...
Подняв глаза на Чечулина, я, очень довольный своим творчеством, прочитал в них тоску.
- А что подарить?.. - протяжно спросил он.
Я разозлился. Это уж чересчур. Можешь изображать, что не сможешь найти дорогу - это одно дело, с этим я ещё помогу. Но подарок!.. Это уже требует творчества, напряжения души, это каждый должен придумать сам и в подарке своём обнаружить всю глубину своей фантазии и своих чувств к тому, кому ты даришь. Это - Чечулин пусть демонстрирует своё: на что он способен, как далеко простирается его понимание другого человека, его понимание жизни вообще...
- Что хочешь! - отрезал я, давая понять, что больше вопросов на эту тему не потерплю.
- Но я не знаю, что Слава хочет... Что ты ему, например, будешь дарить?
Нет, он ничего не понял! Более того - он не собирался и останавливаться! Он будет клянчить и клянчить, и тянуть из меня душу, пока я не выдам ему плоды своей внутренней работы и обдумывания этого вопроса, чтобы воспользоваться уже готовым моим - для себя. Вот прохвост!
Я задумался. Хитрый он или правда, наивный? Поразмышлял. Кажется, всё-таки второе. Он боится не понравиться Стасу на его дне рождения, он боится "ударить в грязь лицом" перед другими Стасовыми гостями, - вопрос о подарке имел для него решающее, главное значение, был животрепещущим и действительно важным, так что он даже не осознавал, что переходит границы приличий, так прямо и настырно вторгаясь в чужое... Но и облегчать ему жизнь за просто так я не хотел. Я собрался с силами и многозначительно, делая вид, что выдаю какое-то тайное знание, сказал банальность:
- Книга - лучший подарок!.. - после чего замолк, изобразив: не спрашивай меня больше, я и так тут с тобой чересчур развязал язык.
Чечулин не только осёкся от моего таинственного вида, но и погрузился в себя. Кажется, в голове его завертелся вихрь идей о книге, которую он мог бы подарить Стасу, и этот вихрь на какое-то время отвлёк его от высасывания моих душевных сил.
Я помнил, что в его вопроснике было три пункта и уже готовился к третьему раунду: что надеть, - но неожиданно он бросил на меня светлый взгляд и молвил:
- А об одежде... ты не волнуйся... Я как следует оденусь... буду выглядеть, в общем...
Не волноваться? Ну и прекрасно! Хоть что-то Чечулин сможет одолеть сам, без подсказок, подпорок, подбадриваний и поддерживаний его под руки. Самостоятельный парень, оказывается! - кто бы мог подумать?..
За Чечулиным не успела закрыться дверь, а я уже искал и нажимал номер Стасова мобильника. После нескольких гудков я услышал голос Стаса.
- Саш, привет...
- Стас, ты что?! - патетически вопросил я, не считая нужным тратить время на предисловия.
- А что я? - добродушно спросил Стас, кажется, сладко улыбнувшись на том конце линии и приготовившись выслушать какую-нибудь хохму из своих похождений, которые дошли до меня через третьих лиц, и предвкушая, как он перескажет мне заново, как всё было...
- Чечулин! - зловеще изрёк я. Ещё никогда прежде я не был так лапидарен.
- А-а... это... - обмяк Стас. - Так ты помнишь ведь, как он помог мне весной с курсовой. Просто спас. Я же все материалы у него, почти готовые, взял... Если б не это - я пролетел бы, не успел, ну, ты же сам помнишь, как всё было...
- Ну и что?
- Ну вот... Я ему благодарен, конечно, спрашиваю всё время: что тебе сделать, а он... услышал тут недавно, что у меня скоро день рождения, ну, и начал намекать: пригласи, мол, в свою компанию, а то я всё время один, за учёбой света белого не вижу... Я и пригласил.
- А ты не мог его, что ли, на дискотеку куда-нибудь с собой прихватить, там бы и оттягивались...
- А он не танцует... Да и вообще, говорит, познакомиться с людьми хочет, посмотреть на них, поговорить... Интересно ему...
- Ох-ох!.. - засомневался я при этих словах.
- Да что ты, в самом деле-то? Он не злой парень, добрый даже, если подумать (вон как меня выручил!), да и не дурак... - оправдывал свой шаг Стас. Я даже растерялся. Может, так оно и есть, черты, отмеченные Стасом, имели место быть, но всё-таки чего-то не хватало, и я не мог сообразить, чего...
- Да ты не волнуйся! - ободрял меня Стас. - Что он такого может сделать-то? Ну, посидит в уголке, музыку послушает, на людей посмотрит... Он же смирный, скромный, не буян какой-нибудь... И воспитанный, - через силу добавил Стас, чтоб удлинить список Чечулинских добродетелей...
- А ты с ним пил? - сделал я точный заход. - Выпившим его видел?
- А я ему пить не дам! - нашёлся Стас. - Ты же знаешь, у меня с алкоголем строго. Всё под контролем, никаких пьяных рож. Собираемся отдохнуть и повеселиться, а не нажраться неизвестно для каких целей.
Крыть это мне было нечем. Стас и правда занимал в вопросе о выпивке не по годам мудрую позицию, видимо поэтому его с Юлькой родители всегда без колебаний разрешали ему собирать любые компании - будь то дома, будь то на удалённой даче. Нас он тоже приучил не разгоняться особо и не ожидать большого выпивона на этих своих вечеринках, мы привыкли, и нам даже понравилось - по сравнению с другими сборища у Стаса были как-то веселей, осмысленней, всё, что удавалось "высечь" на этих тусовках, высекалось только остроумием, задором и умом, почти без подогрева алкоголем. И вспоминалось потом как более приятное, не омрачённое ничем дурным или диким.
- Ну смотри... В конце концов твой праздник... - смягчился теперь и я.
И сам потом подумал: ну чего я так всполошился? Ну, Чечулин так Чечулин...
Как я себя проклинал! Ведь ещё минуты три - и я бы ускользнул, спасся! Была же у меня мысль - зайти к Витальке, спросить о коллоквиуме, но я замешкался, уже не успевал, а если бы не замешкался, то перед самым выходом из комнаты не столкнулся бы с Чечулиным, который пришёл за мной, чтобы "ехать вместе".
Увидев его, я обомлел. На Чечулине под курткой был тёмно-синий, в тонкую белую полоску костюм. Узкий, он всё равно слегка болтался на худом Чечулине, а под ним была белая рубашка и пёстрый галстук, о котором я сразу задумался: подходит он к костюму или нет. То мне казалось, что он подобран удачно, то - что неудачно, и я не мог перестать думать об этом и прикидывать. Только много позже я понял, что когда такой вопрос неотвязно мучит человека, это и есть "неудачно". Удачный бы вписался в общий образ и не выпирал бы как постоянный знак вопроса. Надраенные чёрные ботинки сияли.
Он был одет как шафер, который надел (а, может, специально купил) лучшее, что у него было - с целью подчеркнуть уважение к другу и трепетное отношение к великому моменту в жизни этого друга.
- Ты что так вырядился? - опоминаясь, спросил я.
- Так день рождения же!.. - объяснил Чечулин.
- Ну и что?
- Ну... вечеринка... торжественный момент.
- И на кого ты там будешь похож? Все обычно одеты, как и всегда... Да ведь это и за городом к тому же, не по асфальту добираться...
- Я знаю. Но незнакомая компания, хочется же выглядеть получше, хорошее впечатление произвести, имею я право?
- Хм... Может, и имеешь... - я больше не нашёлся, что сказать, как-то с ходу не пришло в голову. Сформулировать свои ощущения ведь время нужно, а тут его не оказалось.
Чечулин объяснил, что сам он боится что-нибудь перепутать, поэтому решил ехать со мной, чтобы попасть в нужное место уже точно и наверняка. В руках у него был какой-то огромный кирпич, завёрнутый в праздничную подарочную бумагу и красиво обвязанный голубой ленточкой. Книга, наверное. Только очень большая. Я не стал вникать.
Мы пошли к метро, и когда шли, Чечулин всё вертел головой, что-то выискивая, а потом взгляд его застыл и он выдохнул: "Торт!"
- Не надо! - сказал я.
- Надо купить! - упёрся Чечулин. Он явно волновался, не окажется ли мало его подарка и хотел подстраховаться, купив ещё что-нибудь если не самое дорогое, то эффектное.
Пришлось зайти с ним в магазин, мы там долго возились, пока он выбирал и покупал, а когда вышли, стало ясно, что на нужную электричку мы не успеваем. Я злился. Но Чечулин кинулся ловить такси и, разбрызгивая зимнюю грязь, мы помчались на тачке на вокзал. Хорошо, что была суббота и мы не увязли в пробках, иначе могли вообще не попасть туда, куда собирались. Чечулин скис от непредвиденных затрат, его плохое настроение передавалось и мне, я уже не думал о Стасе и его празднике, а думал - успеть бы на 1718, попасть бы пораньше, а не к шапочному разбору. Да и Стас расстроится... все наши...
Мы догнали вот-вот готовую тронуться электричку, впрыгнули в дверь последнего вагона, которая тотчас закрылась за нами, и перевели дух. Я был зол и расстроен, Чечулин пытался сделать вид, что ничего особенного не произошло - мы же успели.
Успели-то успели, а настрой? Я разве так планировал ехать в этот день к Стасу, в таком настроении? Хорош праздник!
- Знаешь, - сообщил мне Чечулин, когда мы уселись на сиденье в полупустом вагоне. - Я долго не могу. Режим. Мне часов до 10ти только посидеть придётся, а потом обратно... Надо будет там обратное расписание сразу посмотреть.
Меня озарило.
- Чечулин! - сказал я. - А, может, тебе вообще не ехать? Выйдешь сейчас на станции, сядешь в обратную - и домой. Вон и торт у тебя есть, классно время проведёшь, чаю попьёшь... Для тебя же эта поездка одна сплошная проблема... Так зачем мучиться зря, чего ради?..
- Да ты что? - испуганно уставился на меня Чечулин и даже отшатнулся слегка. - Меня же Стас пригласил, как я могу? Он обидится...
Ах, вот что! Ко всему прочему он считал себя ещё и обязанным явиться. Украсить вечеринку, добавить ей огня!.. Ну и ну. Я замолк и стал смотреть в тёмное окно, в котором почти ничего не было видно, кроме отражения на тёмном стекле нас самих в полупустом вагоне.
Чечулина явно что-то терзало, он терпел, видя мою отрешённость, стеснялся, пытался унять что-то прущее из него, но в конце концов всё же не выдержал и спросил:
- Саша, а что там будет-то? Ну, компания... это я понял. А чем вы там занимаетесь, обычно?
Я уставился на него: то есть как?
- Ну... не будет там этого... разврата разного?.. А то я, знаешь, как-то не готов... не хочу...
Мне сразу захотелось сказать ему: будет! Именно это там и будет: оргия и вакханалия, в которую слабонервным и плохо подготовленным Чечулиным лучше не соваться. Только проверенным, закалённым бойцам по силам выдержать такое непотребство, которое готовится сейчас на даче у Стаса, так что езжай лучше домой и не суйся во взрослые игры... Но что он тогда подумает о Стасе? Развернётся и поедет восвояси, а потом будет воображать себе сцены в духе Калигулы и Нерона, да ещё и расскажет кому-нибудь, что у Стаса в доме вертеп... Я сдержался.
- Обычная вечеринка, общение друзей. Всё невинно, для разврата, если кому надо, выбирают другие места, не у Стаса на дне рождения... Да и алкоголя Стас почти не даёт, только символически... Так что если ты настроился...
- Что ты, что ты! Я как раз наоборот!.. Даже рад, что всё так хорошо... Я пить не люблю.
"Родственные души, - подумал я о них со Стасом. - То-то Стас на него клюнул. Чего доброго ещё и подружатся, - тогда и нам всем этого Чечулина придётся терпеть. Не один раз, сегодня, а постоянно".
Потом мы вышли на Стасовой станции и уже в темноте, разгоняемой только светом нескольких фонарей, долго лазили по платформе, ища расписание поездов обратно - для Чечулина. Я уверял его, что это не нужно, электрички здесь ходят часто, но Чечулин настаивал, что хочет знать точное время, чтобы не опоздать, но и зря не сидеть тоже.
По дорожке к Стасову дому - на чистом, но кем-то уже утоптанном свежем снеге Чечулин поскользнулся в своих праздничных туфлях и полетел в кювет, едва-едва успев выставить руку с тортом и спасти его от полного превращения в кашу. Мне пришлось помогать ему подняться, отряхивать его, утешать, что грязь с его брюк сойдёт, когда высохнет, и проверять, не раздавился ли торт.
Здесь, за городом, стоял лёгкий дразнящий морозец, было чисто и ясно: все до последней звёздочки просматривались на небе, ни одна не могла спрятаться, а бесплотный воздух, казалось, расширял лёгкие... - но ничем этим я не мог насладиться даже краткий миг, даже на минуту не мог застыть, чтобы вобрать в себя всё это великолепие - вместе с Чечулиным мы осматривали подарок, проверяя, насколько сильно он промок, а Чечулин, расстроенный, судорожно оттирал влагу с угла обёртки своего кирпича.
Так мы и возникли на крыльце у Стаса, дверь которой сразу распахнулась - видимо, Стас уже не раз выбегал глянуть, не идёт ли кто, вконец обеспокоенный пропажей гостей и их непоявлением в урочное время.
Из-за спины Стаса улыбался Виктор, показывая мне два больших пальца - это значит, что купленный нами вскладчину, с ним и Юлей, подарок очень понравился Стасу - это был внешний накопитель к компьютеру на пол-террабайта, с Е-Сата портом. Юля, в фартуке и косынке, только махнула нам, издали приветливо ручкой (хотя сначала слегка отшатнулась при виде Чечулина), - она изображала забегавшуюся по кухне заправскую хозяйку, готовящую невероятное блюдо, и что такого мы никогда раньше не пробовали.
Через крохотные сени мы вошли в простую, отделанную деревом, но большую - на всю ширину дома, комнату-залу, от которой в дальне уголке была отгорожена только маленькая кухня.
Теперь и Стас был взят в оборот. Ему тоже пришлось оттирать брюки Чечулина, утешать его, что пятно сойдёт, а потом, для убедительности, звать ещё и Юлю с кухни, которая, когда Чечулин сел - ему придвинули стул у двери - щедро насыпала ему на пятно на колене соли, тоже стараясь утешить и заверить, что никаких следов не останется - она-то, женщина, в этом толк знает.
Здесь, в этом хотя и просторном, но непритязательном доме, Чечулин в своём костюме казался уже не шафером на свадьбе, а женихом, который отправился на ярмарку невест поискать себе суженую, нарядившись поярче, чтобы показать товар лицом, и для явившегося женихаться парня такое горе с брюками уже не казалось чрезмерным. Правда, мы почувствовали себя немного неуместными на этих смотринах, стараясь побыстрее притерпеться к его виду и пообвыкнуться в неожиданной обстановке.
Потом Чечулин напрягся и вытянулся вверх на своём стуле: Стас стал развязывать и разворачивать его подарок, который Чечулин вручил ему первым делом, в самые первые секунды своего появления на пороге. Делал это Стас медленно, очень медленно, и приглядевшись к нему, я понял, что он готовится изобразить радость при виде содержимого нарядной обёртки - что бы там, в этой обёртке, ни оказалось... На лице этого крепыша ходили морщинки, он собирал лицо и так, и этак, пока не почувствовал себя готовым, и тогда он сдёрнул обёртку.
- Ух ты! - заготовленно воскликнул он. - Ну надо же! Ну, спасибо, Чечулин, я даже не ожидал!..
Чечулин немедленно вскочил (соль с колена ссыпалась на пол, - но его для того и посадили у двери) и кинулся проверять книгу, с носовым платком наготове - чтобы её ещё вытереть, если понадобится.
- Смотрите, - позвал Стас нас с Витей, в надежде, что мы дадим ему дополнительный импульс для восхищения. - Гоголь, полное собрание, в одном томе. Какой?.. - он перевернул коленкор обложки и посмотрел год издания. - 1952й! Академическое издание!.. - больше изображать, как у него от радости перехватило дух, он не смог, а просто безвольно отдал книгу нетерпеливому Чечулину, который уже несколько секунд пытался вырвать её у него, чтобы приложиться своим платком, и бормотал, что вода высохнет, ничего страшного, но который был всё-таки подавлен своим конфузом и без конца в чём-то оправдывался, пока колдовал над книгой.
На крыльце затопали, застучали, раздались голоса, и в крохотные сенцы, а затем и в комнату-гостиную ввалился Слава-2 (это из-за него мы звали нашего Славу Стасом) - белолицый, а теперь ещё и с картинным румянцем, богатырь, сопровождая и пропуская вперёд трёх девушек - своих с Юлей однокурсниц. Я обрадовался: одной из них была Ира! Я встречал её раньше, она мне очень понравилась, но сегодня появилась как бы неожиданно: за всю дорогу я не успел подумать, увижу ли её - так я был занят с Чечулиным. Я едва успел кинуться к ним, чтобы помочь раздеться, как заметил, что все они смотрят куда-то за моей спиной. Я обернулся: их взгляды упирались в Чечулина. "Преподаватель?" - не меняя лица, одними губами спросил Слава-2, не то чтобы испугавшись, а, скорее, предчувствуя испорченную вечеринку, и мне пришлось, чтобы развеять их скованность, громко и весело сообщить: "Это Чечулин, наш однокурсник. Друг Стаса".
Чечулин уже стоял рядом, протягивая каждому из новых гостей руку, и поочерёдно, одному за одним, представлялся: "Чечулин". Недоумение понемногу рассеивалось, гости успокаивались. Они дарили Славику свои подарки, но что, я не видел, так как стоял далеко, и на ухо мне уже трагически шептал Чечулин: "Саша, где здесь туалет?"
Я молча накинул куртку и повёл его за собой - это было проще, чем объяснять ему и уговаривать, что и один он прекрасно сможет его отыскать. Мне не хотелось и поход Чечулина в туалет превращать в многофигурный, с кучей реплик для каждого, спектакль, в который с ходу пришлось бы вовлечься всем присутствующим, - хотя для Чечулина как раз спектакль с ним в главной роли был бы, кажется, предпочтительней, - такое у меня сложилось впечатление.
- Думаешь, я им не понравился? - зашептал, когда мы вышли на улицу, он. - Или как? Ничего так?..
Мне захотелось съехидничать: "Это с таким-то пятном на брюках?!" - но я спохватился, представив последствия. Врать, что он понравился, мне тоже не хотелось, и я промычал неопределённо:
- Ну-у... не знаю, - подталкивая Чечулина к будке, чтобы он не начал выяснять у меня, почему.
Когда мы вернулись, Юлька, ещё прежде уставившая стол салатами и закусками, купленными в магазине, теперь - грузила тарелки гостей "горячим": мясом с картошкой, капустой, оливками и ещё неведомо чем, приправленное необычными травами. Будет вкусно! - чувствовалось по благоуханию и её торжествующему виду, но тут я, чуть не опрокинув свою, пока ещё пустую, тарелку, кинулся к камину, на котором лежала обёртка от Чечулинской книги и, вернувшись, силой водрузил её ему на колени. Бдительность была не лишней, торжественность костюма Чечулина так и звала, чтобы он что-нибудь на него пролил или опрокинул.
Юлькин церемониал по подаче горячего прервал Чечулин, спросивший у неё, где можно помыть руки. Ну да, ведь он не мог показать себя некультурным, не моющим руки перед едой!.. - как это у нас вылетело из головы?
Пока Юлька водила его на кухню, где у них стоял бачок с водой и искала полотенце, начались тосты, и чего мы только не пожелали Стасу, на миг переведя дух от Чечулинской озабоченности.
Стас смущённо опускал глаза, благодарил, желал нам каждому в ответ чего-либо от себя, но, увидев, что Чечулин возвращается, вдруг воскликнул: "Музыку забыл!" и потопал в угол, где у него стояла аппаратура. Врубил он её так громко, что мы не могли больше говорить, но зато и Чечулин не мог открыть рта, и ему пришлось молча закусывать Юлиной солянкой и стоящим рядом оливье налитый каждому бокал шампанского, а потом последовавший за ним коктейль собственного Стасова приготовления.
Как только основное застолье закончилось, я вырвался из соседства с Чечулиным и двинулся к Славе-2 и Ире, стоявшим возле камина, подальше от Стасовой музыкальной установки.
Славик увидел Гоголя и взял здоровенный том в руку, как бы взвешивая его.
- Ты что, Гоголя читаешь? - остановил он пробегающего мимо Стаса, не сдержав своего недоумения, но всё-таки сумев произнести это достаточно мягко, чтобы не обидеть дарителя, который был где-то в этой комнате.
- Н-нет... - растерялся Стасик. Но тут же нашёлся, сказав с уморительной решимостью: - А теперь буду!.. Буду расти!
Он искоса глянул на Чечулина, чтобы узнать его реакцию, но Чечулин напряжённо застыл, ни жив ни мёртв, - поди пойми что это означало.
- Расти большой! - ласково пожелал Славик, даже погладив его по затылку, как маленького ребёнка.
- И нам потом расскажешь!.. - восторженно-мечтательно воскликнула Ира, изобразив, что ей тоже вдруг захотелось стать умной, хотя на деле, я был уверен, она читала не только всего Гоголя, но даже, вполне вероятно, и кое-какие куски его сожжённой рукописи, - именно таким она была человеком.
Стас вдруг задумался.
- Не знаю... - медленно и протяжно процедил, наконец, он, слегка сощурясь. Он вошёл в роль и сейчас как будто придирчиво рассматривал в зеркале своё изображение во впервые накинутой на плечи профессорской мантии. - Ой, не знаю... - он так и излучал важность и превосходство над окружающими. - Захочу ли я тогда, вообще, с вами...
Мы поняли и оценили юмор, а Оля, которая не была, видимо, особо остроумной девчонкой (она тоже оказалась теперь рядом), тоже подключилась и стала умолять:
- Ой, Стас, Стасик! Не бросай нас, не забывай!..
Это было, конечно, не то, что высший пилотаж обоих Слав и Иры, но всё-таки в тон, она вовремя остановилась, и мы все здорово посмеялись. Молодец, Оля! На первые роли в компании она явно не тянула, но на подпевке выступала хорошо, в струю. Только Чечулин сидел с кислой миной.
Но едва Стас поставил новый диск с музыкой, а мы начали оттягиваться под "жесть", которой славилась его коллекция, Чечулин оказался рядом со Стасом. Он что-то длинно и вдохновенно говорил ему, Стас кивал, соглашаясь, и я догадался, что Чечулин доказывает значимость своего подарка и рассказывает Стасу о Гоголе что-то такое, чего Стас знать никак не мог, иначе с чего бы ему было смотреть на Чечулина с такой благодарностью...
Маленькая, круглолицая, но задорная Оля сидела в углу дивана и, кажется, начинала кемарить... Танцуя со мной и Стасом, Света с Ирой объясняли, что у неё был тяжёлый день, Стас скептично возражал, что он не досмотрел, и она успела хлопнуть у него в "баре" чуть не двести грамм водки, вот её и развезло, но девчонки уверяли, что это как раз от "тяжёлого дня"... Они стали рассказывать, что там у Оли сегодня стряслось в институте, но тут неожиданно танцы прекратились... Музцентр Стаса начал выдавать нечто до того запредельное, что мы растерялись и застыли, пытаясь нащупать, понять, что бы это могло значить... Ломаный, причудливый и неожиданный ритм новой музыки не поддавался объяснению, был ни на что не похож, но в то же время и затягивал, зачаровывал нас, не отпуская от себя.
И тут произошло неожиданное. Оля внезапно очнулась, как будто кто-то объявил её выход. Она встала с дивана, приблизилась к музыке, застыла, изогнулась, вытянула вверх руки и вдруг выдала такое, что мы невольно раскрыли рты. Она танцевала соло, не обращая ни на кого внимания, как будто была здесь одна, но зато предельно точно повторяя все извивы завораживающе-рваной мелодии и делая это настолько красиво и выразительно, что мы не могли оторвать от неё глаз. Я сразу прочувствовал эту музыку во всей её прихотливой глубине, и остальным она, кажется, тоже раскрылась полностью и до конца... Стас глянул на нас с торжеством.
- Оля, браво! Ещё! Давай ещё!.. - восторженно завопили мы, как только музыка кончилась и Оля остановилась. Но Оля взглянула на нас безо всякого интереса и, не сказав ни слова, направилась к своему дивану.
- Ты, наверное, школу танцев кончила, - предположил появившийся тут Слава-2.
- Две, - небрежно бросила Оля через плечо и умостилась на прежнем месте. Она казалась человеком, который выполнил главное, ради чего пришёл на этот вечер, и теперь снова приготовилась задремать. Кошка Лада, которую Юля прихватила из дома - развеяться на природе, подошла к Оле и та благосклонно приняла её к себе на колени. Вдвоём подремать всегда приятнее.
- Слава, - сказала Ира Славе-2. - Ты представь... Только что этот... именинник так называемый, сокрушался, что Оля, дескать, выпила у него сколько-то там водки...
- Да нет, да я... Я бы ещё три раза по столько ей налил, если бы она... - начал оправдываться Стас, пока не увидел, что мы хохочем. - Ну Оля! Не знаю, как вы, а я потрясён.
- Мы все потрясены! - сообщил Витя, подходя к нам. - Такое вообще редко увидишь...
И мы согласились, что нам повезло.
Снова начались танцы, но теперь уже для обычных людей, а не для виртуозов танца модерн, только вид подавленного, одинокого Чечулина в дальнем углу позади стола портил нам настроение, хоть мы делали вид, что забыли про него...
С некоторым облегчением даже я заметил, что чуть погодя Чечулин всё же сдвинулся со своего места и, делая короткие переходы по двум диванам и стульям между ними, подвигается в сторону Оли - она была самым неподвижным объектом, и видимо, только поэтому досягаемым для Чечулина, по его понятиям. Бросая искоса взгляды, я увидел, что он сел с ней рядом и, взяв кошку теперь себе на колени, начал о чём-то говорить, несмотря на то, что Оля продолжала дремать. Чечулин, поглаживая Ладу, что-то говорил и говорил, но когда он указал спящей красавице на свои брюки, я понял, что речь опять о пятне.
Дальше всё произошло так быстро, что я еле успел отвести взгляд, чтобы Чечулин, озираясь вокруг, не догадался, что я это видел. Оля дёрнула плечом, как будто сбрасывая с него чьи-то лапы, хотя никаких "лап" не было и в помине, открыла глаза, увидела Чечулина, бросила: "Отвали!" и выдернула у него из рук кошку. Пристроив Ладу поудобней к себе на колени, она снова задремала с ней на пару, а что было с Чечулиным я, повторяю, не видел, так как поспешно отвёл глаза.
Чечулин отполз в свой прежний угол и там затих.
Наш умный Витя тихо и серьёзно беседовал со Светой, видимо, находя интересным общение с этим новым человеком, Слава и Ира "зажигали", веселя друг друга и нас заодно, добродушный Стас не отходил от них, я тоже, со своего дивана рядом, не спускал с них глаз и старался, по мере сил, сказать что-нибудь смешное и внести свою лепту в общее веселье, Оля всё клевала носом в углу другого дивана, Юля то и дело выбегала на кухню что-то принести, над чем Слава-2 неизменно подтрунивал, так, что ей приходилось без конца отбиваться от его насмешек... И что-то очень уж цепко они схватывались друг с другом, никак не переставая пикироваться - кажется, между ними что-то постоянно искрило... Меня это только радовало, потому что я глаз не сводил с Иры и старался обратить на себя её внимание. То, что Слава-2 не преграждал мне в этом намерении пути, вселяло в меня самые радужные надежды: Славе-2 вообще-то противостоять было бы трудно...
А Чечулин, я видел, страдал, и страдал он всё сильнее, уже не скрываясь, нас разъедало чувство вины, но попробовать втянуть Чечулина в общее веселье никто не решался. Только Стас, радушный хозяин, подошёл к нему и поинтересовался, как он. Я видел, что Чечулин выдавил что-то из себя, превозмогая муку.
Стас забегал по дому, что-то ища, потом позвал Юлю и они стали искать вместе, то поднимаясь наверх, то заглядывая в чулан в сенях... "Да что такое случилось-то? Отравился? Вилку проглотил? Или что?.." - теперь вынуждены были обратить на это внимание и мы, чтобы не чувствовать себя совсем уж бесчувственными брёвнами. "Чечулину ботинки жмут!" - шепнул нам Стас, надевая куртку, чтобы идти в сарай во дворе. Мы стали ждать результата Стасовых хлопот.
Вскоре он появился, неся в руках старые раздолбанные кроссовки. "Подойдут?" - спросил он Чечулина с надеждой. Чечулин даже не стал упираться, а просто взял их с благодарностью, и скинул, наконец, свои ботинки, которые оказались совершенно новыми, а потому и непредсказуемыми. Мы кружком стояли рядом и с волнением следили за переобуванием. Что, если опять что-нибудь не так?
Чечулин испытал такое облегчение, что даже ничего высказал по поводу сочетания этих кроссовок с его костюмом. Вместо этого он перевёл дух и, как будто получив второе дыхание, горячо начал клясться Стасу, что вернёт тому кроссовки, прямо в понедельник, пусть тот не беспокоится. Стасу не понравилась идея получить в понедельник в институте свои старые кроссовки, он стал уговаривать Чечулина выбросить их, как только тот доберётся до дома, но Чечулин был неумолим, мысль не вернуть чужую вещь, и в кратчайшие сроки, была для него невыносима.
Мы уже давно поглядывали на часы над камином и ждали, что эпизод с кроссовками плавно перетечёт в прощание, но Чечулин не торопился, он не хотел уходить раньше времени, и нам приходилось просто топтаться вокруг, ожидая, когда он решит, что ему пора. Никакие другие занятия и речи не шли нам на ум.
Но наконец Чечулин решился.
- Ладно, ребята, мне пора, - подымаясь, сказал он, намереваясь пожать всем руки, но мы уклонились. - Спасибо за приятный вечер, рад был со всеми вами познакомиться... - Видно было, что он искренен, ему здесь понравилось.
Он двинулся к выходу, и мы, окрылённые, обрадованные, бессознательно сопровождали его, как загонщики кабана, отрезая ему путь к отступлению... Юля протягивала ему пакет с его штиблетами.
Увидев наши приветливые улыбки, Чечулин заколебался... Наверное, у него мелькнула мысль, что нашу ласку и доброту можно истолковать как приглашение остаться, не покидать нас, и если ещё немного потянуть время, это наше желание проявится более определённо, и ему никуда не надо будет уходить...
И тут только я понял, что не было у Чечулина никакого "режима"! Он просто соврал, приготовил себе путь к отступлению, на всякий случай, а сам был готов сидеть здесь хоть до утра, хоть день, хоть два - если его вдруг начнут просить остаться, не уезжать...
Поняв это, я среагировал мгновенно. Ткнув высокого Славу-2 локтем в живот и отводя другой рукой Виктора, идущего за отступающим спиной Чечулиным, я крепко схватил под руку Чечулина, дав понять остальным, что я здесь его лучший друг, а не они. А значит, и право проводить его дальше всех есть только у меня. Цепко держа его, и сердечно напутствуя, я довёл его до двери, подождал, пока он накинет куртку, и сказал на прощание:
- Бывай, Чечулин, пока! Если на эту не успеешь, езжай на следующей, не бойся, не поломаешь свой режим!..
Чечулин, кажется, собирался сказать на прощанье ещё что-то важное и значительное, но смешался и только что-то пробормотал в ответ на моё напутствие, а потом открыл дверь, вышел, и дверь за ним закрылась.
Вздох облегчения был всеобщим.
- Ну что, Стас, поздравляю тебя с днём рождения! - с подъёмом, как бы заново, сказал Виктор. Слава-2 сделал удивлённые глаза:
- У кого день рождения? У тебя, что ли? - обратился он с Стасу.
Стас недоумённо уставился на него.
- А у кого же?..
- А я думал - у этого... - Слава-2 слегка повёл головой в сторону недавно закрывшейся двери. - А чего ж мы тогда весь вечер вокруг него плясали?
Взрыв хохота был такой, что даже Чечулин мог его услышать, идя к станции. Вот только теперь мы поняли, что больше ничто не помешает нам быть самими собой и делать что захотим. Все ожили и разом заговорили, раздался смех, Стас двинулся опять включать музыку...
А я задумался о Чечулине. Вот идёт он сейчас к станции, тоскливо думая, что ни одна электричка никогда больше не появится на пустынном, таком далёком от города, плустанке на железнодорожном пути, и он, в одиночестве, безнадёжно дожидаясь её, замёрзнет до утра на какой-нибудь скамейке... Наверное, он плачет тихонько в темноте, не стыдясь, зная, что никто не увидит его слёз...
- Зря мы его не проводили, - сказал я вслух. Получилось почему-то серьёзно, так серьёзно, что все затихли. А Слава-2 даже поперхнулся своим коктейлем.
- Почему? - сглотнув, спросил он охрипшим голосом. Я не заметил его страха, я просто продолжал говорить то, что только что пришло мне в голову.
- ...Проводили бы, посадили, убедились, что всё нормально... Что он уехал и больше не вернётся, - объяснил я. Я даже ещё не кончил фразы, как все дружно грохнули. Они просто зашлись от хохота, только мне почему-то не было смешно. Я так и слышал шаги, стук в дверь, и не мог отделаться от мысли, что Чечулин вот-вот снова возникнет на пороге и начнёт длинно объяснять, что он заблудился, прищемил палец калиткой, подвернул ногу, что на него напала бродячая собака, а, может быть, даже стая волков, что он провалился в прорубь, наступил на торчащий из земли гвоздь, его сбил мотоциклист, за ним погнался пьяный мужик с топором, что он потерял в снегу Стасову кроссовку и не может идти дальше босиком, - господи, да мало ли на что ещё мог нарваться Чечулин! - лишь бы это можно было долго и взволнованно всем рассказывать и пожинать добычу из сочувствия, участия и внимания к себе.
- Он его закодировал, - констатировал Виктор тоном врача, ставящего диагноз.
- Может быть, - мотнув головой, признал я. - Я ведь больше всех с ним общался. Уже три дня, можно сказать, он неотступно ходил за мной...
- А я его сюда больше не впущу! - воскликнул Слава-2, угадав моё состояние. - Не бойся, Сашка! Знаешь, это просто мы все вежливые такие... чувствительные... А я придумал средство...
- Ты-ы? - успела подколоть Юлька откуда-то из-под его руки. - Думал, оказывается, весь вечер?
- Думал! И додумался. Надо быть хамом! Плевать на него, и всё. Не веришь, что я хамом быть могу? - повернулся он к Юльке. - А вот я тебе сейчас покажу, каким я могу быть хамом и выкинуть кого угодно из этого дома!.. - Он изготовился показать это Юльке, но по пути его взгляд наткнулся на Свету, он успел добавить: - И тебе, Света! - перед тем как схватить их каждую себе под мышки и потащить к двери на улицу, сделав зверское лицо и грозно рыча, чтоб уж никто не усомнился, каким он может быть, если захочет. Света смущённо отбивалась, Юлька отбивалась, визжа от удовольствия, но обстановка немного разряжалась.
- Чечулина боишься? - пропел надо мной нежный голос и, оглянувшись, я увидел, что Ирина, держа в руке один коктейль и протягивая мне другой, присаживается на подлокотник дивана прямо надо мной. Меня обдало такой тёплой волной, что всё остальное вылетело из головы. Я хорошо помню эту волну, она была светлой, розовой и кипящей, как будто в ней бурлили пузырьки газа - как в газировке или шампанском.
- Уже нет, - сообразил ответить я, радостной улыбкой, откровенно объясняя, почему, и галантно подвинулся, чтобы она могла сесть рядом.
И это оказалось чистейшей правдой. Хотя эту, одну из лучших в моей жизни, вечеринок, я запомнил совсем из-за другого, из-за того, как мы веселились и дурачились потом, из-за того, что разгоралось в моей груди к этой девушке, и волновало, укачивало и кружило голову, на Чечулина, когда я вспомнил о нём позже, я вдруг посмотрел почему-то уже совсем другими глазами.
Чечулин, хочешь водиться с людьми? - Играй честно и открыто, как все мы. На равных, без страховки... А если нет... ну, у тебя ведь есть в конце концов твой "режим"...
..................................................................................................................................
Я сидел и занимался, когда в дверь постучали, и на пороге моей общежитской комнаты возник Чечулин - худой, чернявый однокурсник, которого я никогда не видел в чьей-то особой компании - он всегда был как бы сам по себе.
- Саша, - сказал он проникновенно и, как я потом понял, даже слегка взволнованно. - Слава меня в гости пригласил.
- Слава?.. А, Стас!.. Ну и что? Иди, раз пригласил, - легко разрешил я, слегка удивившись про себя на счёт Стаса.
- В субботу, у него день рождения...
- В субботу?.. - этого я не ожидал. Там ведь будет компания: и наши, и с Юлькиного (сестры Стаса) факультетов, а тут нате вам - теперь ещё и Чечулин, оказывается! Я не знал, что сказать.
- Я пришёл спросить тебя, как мне, вообще... - он замялся, но потом выпалил, видимо, заранее заготовленное, а, может, и отрепетированное. - Как одеться, что подарить, как добраться? Ты ведь тоже едешь, да? Вы ведь друзья...
- Ну да... - неопределённо согласился я, хотя более определённых истин в мире просто не могло и быть. Но что-то сместилось и теперь заставило меня усомниться и в этом. - Еду... Друзья...
- Ну вот я и пришёл...
Так! Чечулину нужна была шефская помощь. За этим он и явился.
- Дари, что хочешь, одевайся как хочешь, добраться... - он тебе, наверное, объяснил.
- Объяснил, да: на электричке, а потом прямо и прямо, по дорожке с фонарями... Но я не понял.
- Чего?
- Ну, электрички-то там все останавливаются или... а вдруг я проеду?
- Ну в расписании же указано, какие у них остановки. Он тебе, наверняка, и в какое время отправляться лучше всего, сказал.
- Сказал... В 1718 лучше всего... Это с Белорусского, да?
- Да, - подтвердил я.
- А там, дальше?.. Слава сказал, что 300 метров всего... там нельзя заблудиться?
- 300 или даже 250, там прямо от платформы видно... их дачу. Номера же есть и название улицы. Он же тебя просветил, наверное...
- Ну да, да, он говорил. Так ведь темно будет, можно и не увидеть... - Чечулин изображал человека, которого силой или угрозами принудили ехать туда, куда он совсем не хочет, и который ищет теперь оправданий, чтобы избежать этой поездки.
- Увидишь, - повёлся я. - Деревянный высокий дом, крыша острая, красная... Да, вот главное, наверное, - он всех выше.
- Это прямо с платформы видно? Эту крышу их, этот дом высокий?..
- Ага!
- То есть я увижу крышу эту и прямо на неё идти?
- Ага!
- А вход там, прямо с этой улицы, по которой я буду идти? - напряг воображение Чечулин, как разведчик, которого засылали в незнакомый город в тылу врага, и который, закопав в лесу парашют, должен был войти в этот город уверенно и непринуждённо, ничему не удивляясь и только посвистывая, как будто он прожил в нём по меньшей мере несколько лет. Вот такую безупречную чёткость и пытался, кажется, выработать в себе Чечулин. Чтоб ни одной, даже малейшей, ошибки. Любая ошибка могла обернуться провалом.
Меня осенило.
- Я тебе нарисую. Только запомни: нарисую и всё. Ты пойдёшь к себе и выучишь дорогу сам...
Я принялся рисовать, как умел, железнодорожную платформу, ступеньки с неё, дорожку, ведущую к Стасовой даче, даже фонари на ней, чтобы Чечулин ненароком не ошибся и не свернул, например, на какую-нибудь лесную просеку (на просеках нет фонарей - тут уж крути - ни крути...) Как можно более правдоподобно (хотя художник я никакой) я изобразил и дачу Стаса, а для верности, написал прямо под ней крупными печатными буквами название улицы и номер дома. Окинув взглядом первую в своей жизни "картину" (она мне даже понравилась!), я спохватился, и на прямоугольнике, изображающем платформу, крупно, как только позволяло место, написал название станции, опять печатными буквами.
Всё! Если он это выучит, ни одна контрразведка в мире не докажет, что Чечулин не провёл свои лучшие, золотые годы в этом посёлке, а если говорить о Чечулине - он окажется-таки на этой даче, даже если будет очень стараться забрести в лес или свернуть к реке...
Подняв глаза на Чечулина, я, очень довольный своим творчеством, прочитал в них тоску.
- А что подарить?.. - протяжно спросил он.
Я разозлился. Это уж чересчур. Можешь изображать, что не сможешь найти дорогу - это одно дело, с этим я ещё помогу. Но подарок!.. Это уже требует творчества, напряжения души, это каждый должен придумать сам и в подарке своём обнаружить всю глубину своей фантазии и своих чувств к тому, кому ты даришь. Это - Чечулин пусть демонстрирует своё: на что он способен, как далеко простирается его понимание другого человека, его понимание жизни вообще...
- Что хочешь! - отрезал я, давая понять, что больше вопросов на эту тему не потерплю.
- Но я не знаю, что Слава хочет... Что ты ему, например, будешь дарить?
Нет, он ничего не понял! Более того - он не собирался и останавливаться! Он будет клянчить и клянчить, и тянуть из меня душу, пока я не выдам ему плоды своей внутренней работы и обдумывания этого вопроса, чтобы воспользоваться уже готовым моим - для себя. Вот прохвост!
Я задумался. Хитрый он или правда, наивный? Поразмышлял. Кажется, всё-таки второе. Он боится не понравиться Стасу на его дне рождения, он боится "ударить в грязь лицом" перед другими Стасовыми гостями, - вопрос о подарке имел для него решающее, главное значение, был животрепещущим и действительно важным, так что он даже не осознавал, что переходит границы приличий, так прямо и настырно вторгаясь в чужое... Но и облегчать ему жизнь за просто так я не хотел. Я собрался с силами и многозначительно, делая вид, что выдаю какое-то тайное знание, сказал банальность:
- Книга - лучший подарок!.. - после чего замолк, изобразив: не спрашивай меня больше, я и так тут с тобой чересчур развязал язык.
Чечулин не только осёкся от моего таинственного вида, но и погрузился в себя. Кажется, в голове его завертелся вихрь идей о книге, которую он мог бы подарить Стасу, и этот вихрь на какое-то время отвлёк его от высасывания моих душевных сил.
Я помнил, что в его вопроснике было три пункта и уже готовился к третьему раунду: что надеть, - но неожиданно он бросил на меня светлый взгляд и молвил:
- А об одежде... ты не волнуйся... Я как следует оденусь... буду выглядеть, в общем...
Не волноваться? Ну и прекрасно! Хоть что-то Чечулин сможет одолеть сам, без подсказок, подпорок, подбадриваний и поддерживаний его под руки. Самостоятельный парень, оказывается! - кто бы мог подумать?..
За Чечулиным не успела закрыться дверь, а я уже искал и нажимал номер Стасова мобильника. После нескольких гудков я услышал голос Стаса.
- Саш, привет...
- Стас, ты что?! - патетически вопросил я, не считая нужным тратить время на предисловия.
- А что я? - добродушно спросил Стас, кажется, сладко улыбнувшись на том конце линии и приготовившись выслушать какую-нибудь хохму из своих похождений, которые дошли до меня через третьих лиц, и предвкушая, как он перескажет мне заново, как всё было...
- Чечулин! - зловеще изрёк я. Ещё никогда прежде я не был так лапидарен.
- А-а... это... - обмяк Стас. - Так ты помнишь ведь, как он помог мне весной с курсовой. Просто спас. Я же все материалы у него, почти готовые, взял... Если б не это - я пролетел бы, не успел, ну, ты же сам помнишь, как всё было...
- Ну и что?
- Ну вот... Я ему благодарен, конечно, спрашиваю всё время: что тебе сделать, а он... услышал тут недавно, что у меня скоро день рождения, ну, и начал намекать: пригласи, мол, в свою компанию, а то я всё время один, за учёбой света белого не вижу... Я и пригласил.
- А ты не мог его, что ли, на дискотеку куда-нибудь с собой прихватить, там бы и оттягивались...
- А он не танцует... Да и вообще, говорит, познакомиться с людьми хочет, посмотреть на них, поговорить... Интересно ему...
- Ох-ох!.. - засомневался я при этих словах.
- Да что ты, в самом деле-то? Он не злой парень, добрый даже, если подумать (вон как меня выручил!), да и не дурак... - оправдывал свой шаг Стас. Я даже растерялся. Может, так оно и есть, черты, отмеченные Стасом, имели место быть, но всё-таки чего-то не хватало, и я не мог сообразить, чего...
- Да ты не волнуйся! - ободрял меня Стас. - Что он такого может сделать-то? Ну, посидит в уголке, музыку послушает, на людей посмотрит... Он же смирный, скромный, не буян какой-нибудь... И воспитанный, - через силу добавил Стас, чтоб удлинить список Чечулинских добродетелей...
- А ты с ним пил? - сделал я точный заход. - Выпившим его видел?
- А я ему пить не дам! - нашёлся Стас. - Ты же знаешь, у меня с алкоголем строго. Всё под контролем, никаких пьяных рож. Собираемся отдохнуть и повеселиться, а не нажраться неизвестно для каких целей.
Крыть это мне было нечем. Стас и правда занимал в вопросе о выпивке не по годам мудрую позицию, видимо поэтому его с Юлькой родители всегда без колебаний разрешали ему собирать любые компании - будь то дома, будь то на удалённой даче. Нас он тоже приучил не разгоняться особо и не ожидать большого выпивона на этих своих вечеринках, мы привыкли, и нам даже понравилось - по сравнению с другими сборища у Стаса были как-то веселей, осмысленней, всё, что удавалось "высечь" на этих тусовках, высекалось только остроумием, задором и умом, почти без подогрева алкоголем. И вспоминалось потом как более приятное, не омрачённое ничем дурным или диким.
- Ну смотри... В конце концов твой праздник... - смягчился теперь и я.
И сам потом подумал: ну чего я так всполошился? Ну, Чечулин так Чечулин...
Как я себя проклинал! Ведь ещё минуты три - и я бы ускользнул, спасся! Была же у меня мысль - зайти к Витальке, спросить о коллоквиуме, но я замешкался, уже не успевал, а если бы не замешкался, то перед самым выходом из комнаты не столкнулся бы с Чечулиным, который пришёл за мной, чтобы "ехать вместе".
Увидев его, я обомлел. На Чечулине под курткой был тёмно-синий, в тонкую белую полоску костюм. Узкий, он всё равно слегка болтался на худом Чечулине, а под ним была белая рубашка и пёстрый галстук, о котором я сразу задумался: подходит он к костюму или нет. То мне казалось, что он подобран удачно, то - что неудачно, и я не мог перестать думать об этом и прикидывать. Только много позже я понял, что когда такой вопрос неотвязно мучит человека, это и есть "неудачно". Удачный бы вписался в общий образ и не выпирал бы как постоянный знак вопроса. Надраенные чёрные ботинки сияли.
Он был одет как шафер, который надел (а, может, специально купил) лучшее, что у него было - с целью подчеркнуть уважение к другу и трепетное отношение к великому моменту в жизни этого друга.
- Ты что так вырядился? - опоминаясь, спросил я.
- Так день рождения же!.. - объяснил Чечулин.
- Ну и что?
- Ну... вечеринка... торжественный момент.
- И на кого ты там будешь похож? Все обычно одеты, как и всегда... Да ведь это и за городом к тому же, не по асфальту добираться...
- Я знаю. Но незнакомая компания, хочется же выглядеть получше, хорошее впечатление произвести, имею я право?
- Хм... Может, и имеешь... - я больше не нашёлся, что сказать, как-то с ходу не пришло в голову. Сформулировать свои ощущения ведь время нужно, а тут его не оказалось.
Чечулин объяснил, что сам он боится что-нибудь перепутать, поэтому решил ехать со мной, чтобы попасть в нужное место уже точно и наверняка. В руках у него был какой-то огромный кирпич, завёрнутый в праздничную подарочную бумагу и красиво обвязанный голубой ленточкой. Книга, наверное. Только очень большая. Я не стал вникать.
Мы пошли к метро, и когда шли, Чечулин всё вертел головой, что-то выискивая, а потом взгляд его застыл и он выдохнул: "Торт!"
- Не надо! - сказал я.
- Надо купить! - упёрся Чечулин. Он явно волновался, не окажется ли мало его подарка и хотел подстраховаться, купив ещё что-нибудь если не самое дорогое, то эффектное.
Пришлось зайти с ним в магазин, мы там долго возились, пока он выбирал и покупал, а когда вышли, стало ясно, что на нужную электричку мы не успеваем. Я злился. Но Чечулин кинулся ловить такси и, разбрызгивая зимнюю грязь, мы помчались на тачке на вокзал. Хорошо, что была суббота и мы не увязли в пробках, иначе могли вообще не попасть туда, куда собирались. Чечулин скис от непредвиденных затрат, его плохое настроение передавалось и мне, я уже не думал о Стасе и его празднике, а думал - успеть бы на 1718, попасть бы пораньше, а не к шапочному разбору. Да и Стас расстроится... все наши...
Мы догнали вот-вот готовую тронуться электричку, впрыгнули в дверь последнего вагона, которая тотчас закрылась за нами, и перевели дух. Я был зол и расстроен, Чечулин пытался сделать вид, что ничего особенного не произошло - мы же успели.
Успели-то успели, а настрой? Я разве так планировал ехать в этот день к Стасу, в таком настроении? Хорош праздник!
- Знаешь, - сообщил мне Чечулин, когда мы уселись на сиденье в полупустом вагоне. - Я долго не могу. Режим. Мне часов до 10ти только посидеть придётся, а потом обратно... Надо будет там обратное расписание сразу посмотреть.
Меня озарило.
- Чечулин! - сказал я. - А, может, тебе вообще не ехать? Выйдешь сейчас на станции, сядешь в обратную - и домой. Вон и торт у тебя есть, классно время проведёшь, чаю попьёшь... Для тебя же эта поездка одна сплошная проблема... Так зачем мучиться зря, чего ради?..
- Да ты что? - испуганно уставился на меня Чечулин и даже отшатнулся слегка. - Меня же Стас пригласил, как я могу? Он обидится...
Ах, вот что! Ко всему прочему он считал себя ещё и обязанным явиться. Украсить вечеринку, добавить ей огня!.. Ну и ну. Я замолк и стал смотреть в тёмное окно, в котором почти ничего не было видно, кроме отражения на тёмном стекле нас самих в полупустом вагоне.
Чечулина явно что-то терзало, он терпел, видя мою отрешённость, стеснялся, пытался унять что-то прущее из него, но в конце концов всё же не выдержал и спросил:
- Саша, а что там будет-то? Ну, компания... это я понял. А чем вы там занимаетесь, обычно?
Я уставился на него: то есть как?
- Ну... не будет там этого... разврата разного?.. А то я, знаешь, как-то не готов... не хочу...
Мне сразу захотелось сказать ему: будет! Именно это там и будет: оргия и вакханалия, в которую слабонервным и плохо подготовленным Чечулиным лучше не соваться. Только проверенным, закалённым бойцам по силам выдержать такое непотребство, которое готовится сейчас на даче у Стаса, так что езжай лучше домой и не суйся во взрослые игры... Но что он тогда подумает о Стасе? Развернётся и поедет восвояси, а потом будет воображать себе сцены в духе Калигулы и Нерона, да ещё и расскажет кому-нибудь, что у Стаса в доме вертеп... Я сдержался.
- Обычная вечеринка, общение друзей. Всё невинно, для разврата, если кому надо, выбирают другие места, не у Стаса на дне рождения... Да и алкоголя Стас почти не даёт, только символически... Так что если ты настроился...
- Что ты, что ты! Я как раз наоборот!.. Даже рад, что всё так хорошо... Я пить не люблю.
"Родственные души, - подумал я о них со Стасом. - То-то Стас на него клюнул. Чего доброго ещё и подружатся, - тогда и нам всем этого Чечулина придётся терпеть. Не один раз, сегодня, а постоянно".
Потом мы вышли на Стасовой станции и уже в темноте, разгоняемой только светом нескольких фонарей, долго лазили по платформе, ища расписание поездов обратно - для Чечулина. Я уверял его, что это не нужно, электрички здесь ходят часто, но Чечулин настаивал, что хочет знать точное время, чтобы не опоздать, но и зря не сидеть тоже.
По дорожке к Стасову дому - на чистом, но кем-то уже утоптанном свежем снеге Чечулин поскользнулся в своих праздничных туфлях и полетел в кювет, едва-едва успев выставить руку с тортом и спасти его от полного превращения в кашу. Мне пришлось помогать ему подняться, отряхивать его, утешать, что грязь с его брюк сойдёт, когда высохнет, и проверять, не раздавился ли торт.
Здесь, за городом, стоял лёгкий дразнящий морозец, было чисто и ясно: все до последней звёздочки просматривались на небе, ни одна не могла спрятаться, а бесплотный воздух, казалось, расширял лёгкие... - но ничем этим я не мог насладиться даже краткий миг, даже на минуту не мог застыть, чтобы вобрать в себя всё это великолепие - вместе с Чечулиным мы осматривали подарок, проверяя, насколько сильно он промок, а Чечулин, расстроенный, судорожно оттирал влагу с угла обёртки своего кирпича.
Так мы и возникли на крыльце у Стаса, дверь которой сразу распахнулась - видимо, Стас уже не раз выбегал глянуть, не идёт ли кто, вконец обеспокоенный пропажей гостей и их непоявлением в урочное время.
Из-за спины Стаса улыбался Виктор, показывая мне два больших пальца - это значит, что купленный нами вскладчину, с ним и Юлей, подарок очень понравился Стасу - это был внешний накопитель к компьютеру на пол-террабайта, с Е-Сата портом. Юля, в фартуке и косынке, только махнула нам, издали приветливо ручкой (хотя сначала слегка отшатнулась при виде Чечулина), - она изображала забегавшуюся по кухне заправскую хозяйку, готовящую невероятное блюдо, и что такого мы никогда раньше не пробовали.
Через крохотные сени мы вошли в простую, отделанную деревом, но большую - на всю ширину дома, комнату-залу, от которой в дальне уголке была отгорожена только маленькая кухня.
Теперь и Стас был взят в оборот. Ему тоже пришлось оттирать брюки Чечулина, утешать его, что пятно сойдёт, а потом, для убедительности, звать ещё и Юлю с кухни, которая, когда Чечулин сел - ему придвинули стул у двери - щедро насыпала ему на пятно на колене соли, тоже стараясь утешить и заверить, что никаких следов не останется - она-то, женщина, в этом толк знает.
Здесь, в этом хотя и просторном, но непритязательном доме, Чечулин в своём костюме казался уже не шафером на свадьбе, а женихом, который отправился на ярмарку невест поискать себе суженую, нарядившись поярче, чтобы показать товар лицом, и для явившегося женихаться парня такое горе с брюками уже не казалось чрезмерным. Правда, мы почувствовали себя немного неуместными на этих смотринах, стараясь побыстрее притерпеться к его виду и пообвыкнуться в неожиданной обстановке.
Потом Чечулин напрягся и вытянулся вверх на своём стуле: Стас стал развязывать и разворачивать его подарок, который Чечулин вручил ему первым делом, в самые первые секунды своего появления на пороге. Делал это Стас медленно, очень медленно, и приглядевшись к нему, я понял, что он готовится изобразить радость при виде содержимого нарядной обёртки - что бы там, в этой обёртке, ни оказалось... На лице этого крепыша ходили морщинки, он собирал лицо и так, и этак, пока не почувствовал себя готовым, и тогда он сдёрнул обёртку.
- Ух ты! - заготовленно воскликнул он. - Ну надо же! Ну, спасибо, Чечулин, я даже не ожидал!..
Чечулин немедленно вскочил (соль с колена ссыпалась на пол, - но его для того и посадили у двери) и кинулся проверять книгу, с носовым платком наготове - чтобы её ещё вытереть, если понадобится.
- Смотрите, - позвал Стас нас с Витей, в надежде, что мы дадим ему дополнительный импульс для восхищения. - Гоголь, полное собрание, в одном томе. Какой?.. - он перевернул коленкор обложки и посмотрел год издания. - 1952й! Академическое издание!.. - больше изображать, как у него от радости перехватило дух, он не смог, а просто безвольно отдал книгу нетерпеливому Чечулину, который уже несколько секунд пытался вырвать её у него, чтобы приложиться своим платком, и бормотал, что вода высохнет, ничего страшного, но который был всё-таки подавлен своим конфузом и без конца в чём-то оправдывался, пока колдовал над книгой.
На крыльце затопали, застучали, раздались голоса, и в крохотные сенцы, а затем и в комнату-гостиную ввалился Слава-2 (это из-за него мы звали нашего Славу Стасом) - белолицый, а теперь ещё и с картинным румянцем, богатырь, сопровождая и пропуская вперёд трёх девушек - своих с Юлей однокурсниц. Я обрадовался: одной из них была Ира! Я встречал её раньше, она мне очень понравилась, но сегодня появилась как бы неожиданно: за всю дорогу я не успел подумать, увижу ли её - так я был занят с Чечулиным. Я едва успел кинуться к ним, чтобы помочь раздеться, как заметил, что все они смотрят куда-то за моей спиной. Я обернулся: их взгляды упирались в Чечулина. "Преподаватель?" - не меняя лица, одними губами спросил Слава-2, не то чтобы испугавшись, а, скорее, предчувствуя испорченную вечеринку, и мне пришлось, чтобы развеять их скованность, громко и весело сообщить: "Это Чечулин, наш однокурсник. Друг Стаса".
Чечулин уже стоял рядом, протягивая каждому из новых гостей руку, и поочерёдно, одному за одним, представлялся: "Чечулин". Недоумение понемногу рассеивалось, гости успокаивались. Они дарили Славику свои подарки, но что, я не видел, так как стоял далеко, и на ухо мне уже трагически шептал Чечулин: "Саша, где здесь туалет?"
Я молча накинул куртку и повёл его за собой - это было проще, чем объяснять ему и уговаривать, что и один он прекрасно сможет его отыскать. Мне не хотелось и поход Чечулина в туалет превращать в многофигурный, с кучей реплик для каждого, спектакль, в который с ходу пришлось бы вовлечься всем присутствующим, - хотя для Чечулина как раз спектакль с ним в главной роли был бы, кажется, предпочтительней, - такое у меня сложилось впечатление.
- Думаешь, я им не понравился? - зашептал, когда мы вышли на улицу, он. - Или как? Ничего так?..
Мне захотелось съехидничать: "Это с таким-то пятном на брюках?!" - но я спохватился, представив последствия. Врать, что он понравился, мне тоже не хотелось, и я промычал неопределённо:
- Ну-у... не знаю, - подталкивая Чечулина к будке, чтобы он не начал выяснять у меня, почему.
Когда мы вернулись, Юлька, ещё прежде уставившая стол салатами и закусками, купленными в магазине, теперь - грузила тарелки гостей "горячим": мясом с картошкой, капустой, оливками и ещё неведомо чем, приправленное необычными травами. Будет вкусно! - чувствовалось по благоуханию и её торжествующему виду, но тут я, чуть не опрокинув свою, пока ещё пустую, тарелку, кинулся к камину, на котором лежала обёртка от Чечулинской книги и, вернувшись, силой водрузил её ему на колени. Бдительность была не лишней, торжественность костюма Чечулина так и звала, чтобы он что-нибудь на него пролил или опрокинул.
Юлькин церемониал по подаче горячего прервал Чечулин, спросивший у неё, где можно помыть руки. Ну да, ведь он не мог показать себя некультурным, не моющим руки перед едой!.. - как это у нас вылетело из головы?
Пока Юлька водила его на кухню, где у них стоял бачок с водой и искала полотенце, начались тосты, и чего мы только не пожелали Стасу, на миг переведя дух от Чечулинской озабоченности.
Стас смущённо опускал глаза, благодарил, желал нам каждому в ответ чего-либо от себя, но, увидев, что Чечулин возвращается, вдруг воскликнул: "Музыку забыл!" и потопал в угол, где у него стояла аппаратура. Врубил он её так громко, что мы не могли больше говорить, но зато и Чечулин не мог открыть рта, и ему пришлось молча закусывать Юлиной солянкой и стоящим рядом оливье налитый каждому бокал шампанского, а потом последовавший за ним коктейль собственного Стасова приготовления.
Как только основное застолье закончилось, я вырвался из соседства с Чечулиным и двинулся к Славе-2 и Ире, стоявшим возле камина, подальше от Стасовой музыкальной установки.
Славик увидел Гоголя и взял здоровенный том в руку, как бы взвешивая его.
- Ты что, Гоголя читаешь? - остановил он пробегающего мимо Стаса, не сдержав своего недоумения, но всё-таки сумев произнести это достаточно мягко, чтобы не обидеть дарителя, который был где-то в этой комнате.
- Н-нет... - растерялся Стасик. Но тут же нашёлся, сказав с уморительной решимостью: - А теперь буду!.. Буду расти!
Он искоса глянул на Чечулина, чтобы узнать его реакцию, но Чечулин напряжённо застыл, ни жив ни мёртв, - поди пойми что это означало.
- Расти большой! - ласково пожелал Славик, даже погладив его по затылку, как маленького ребёнка.
- И нам потом расскажешь!.. - восторженно-мечтательно воскликнула Ира, изобразив, что ей тоже вдруг захотелось стать умной, хотя на деле, я был уверен, она читала не только всего Гоголя, но даже, вполне вероятно, и кое-какие куски его сожжённой рукописи, - именно таким она была человеком.
Стас вдруг задумался.
- Не знаю... - медленно и протяжно процедил, наконец, он, слегка сощурясь. Он вошёл в роль и сейчас как будто придирчиво рассматривал в зеркале своё изображение во впервые накинутой на плечи профессорской мантии. - Ой, не знаю... - он так и излучал важность и превосходство над окружающими. - Захочу ли я тогда, вообще, с вами...
Мы поняли и оценили юмор, а Оля, которая не была, видимо, особо остроумной девчонкой (она тоже оказалась теперь рядом), тоже подключилась и стала умолять:
- Ой, Стас, Стасик! Не бросай нас, не забывай!..
Это было, конечно, не то, что высший пилотаж обоих Слав и Иры, но всё-таки в тон, она вовремя остановилась, и мы все здорово посмеялись. Молодец, Оля! На первые роли в компании она явно не тянула, но на подпевке выступала хорошо, в струю. Только Чечулин сидел с кислой миной.
Но едва Стас поставил новый диск с музыкой, а мы начали оттягиваться под "жесть", которой славилась его коллекция, Чечулин оказался рядом со Стасом. Он что-то длинно и вдохновенно говорил ему, Стас кивал, соглашаясь, и я догадался, что Чечулин доказывает значимость своего подарка и рассказывает Стасу о Гоголе что-то такое, чего Стас знать никак не мог, иначе с чего бы ему было смотреть на Чечулина с такой благодарностью...
Маленькая, круглолицая, но задорная Оля сидела в углу дивана и, кажется, начинала кемарить... Танцуя со мной и Стасом, Света с Ирой объясняли, что у неё был тяжёлый день, Стас скептично возражал, что он не досмотрел, и она успела хлопнуть у него в "баре" чуть не двести грамм водки, вот её и развезло, но девчонки уверяли, что это как раз от "тяжёлого дня"... Они стали рассказывать, что там у Оли сегодня стряслось в институте, но тут неожиданно танцы прекратились... Музцентр Стаса начал выдавать нечто до того запредельное, что мы растерялись и застыли, пытаясь нащупать, понять, что бы это могло значить... Ломаный, причудливый и неожиданный ритм новой музыки не поддавался объяснению, был ни на что не похож, но в то же время и затягивал, зачаровывал нас, не отпуская от себя.
И тут произошло неожиданное. Оля внезапно очнулась, как будто кто-то объявил её выход. Она встала с дивана, приблизилась к музыке, застыла, изогнулась, вытянула вверх руки и вдруг выдала такое, что мы невольно раскрыли рты. Она танцевала соло, не обращая ни на кого внимания, как будто была здесь одна, но зато предельно точно повторяя все извивы завораживающе-рваной мелодии и делая это настолько красиво и выразительно, что мы не могли оторвать от неё глаз. Я сразу прочувствовал эту музыку во всей её прихотливой глубине, и остальным она, кажется, тоже раскрылась полностью и до конца... Стас глянул на нас с торжеством.
- Оля, браво! Ещё! Давай ещё!.. - восторженно завопили мы, как только музыка кончилась и Оля остановилась. Но Оля взглянула на нас безо всякого интереса и, не сказав ни слова, направилась к своему дивану.
- Ты, наверное, школу танцев кончила, - предположил появившийся тут Слава-2.
- Две, - небрежно бросила Оля через плечо и умостилась на прежнем месте. Она казалась человеком, который выполнил главное, ради чего пришёл на этот вечер, и теперь снова приготовилась задремать. Кошка Лада, которую Юля прихватила из дома - развеяться на природе, подошла к Оле и та благосклонно приняла её к себе на колени. Вдвоём подремать всегда приятнее.
- Слава, - сказала Ира Славе-2. - Ты представь... Только что этот... именинник так называемый, сокрушался, что Оля, дескать, выпила у него сколько-то там водки...
- Да нет, да я... Я бы ещё три раза по столько ей налил, если бы она... - начал оправдываться Стас, пока не увидел, что мы хохочем. - Ну Оля! Не знаю, как вы, а я потрясён.
- Мы все потрясены! - сообщил Витя, подходя к нам. - Такое вообще редко увидишь...
И мы согласились, что нам повезло.
Снова начались танцы, но теперь уже для обычных людей, а не для виртуозов танца модерн, только вид подавленного, одинокого Чечулина в дальнем углу позади стола портил нам настроение, хоть мы делали вид, что забыли про него...
С некоторым облегчением даже я заметил, что чуть погодя Чечулин всё же сдвинулся со своего места и, делая короткие переходы по двум диванам и стульям между ними, подвигается в сторону Оли - она была самым неподвижным объектом, и видимо, только поэтому досягаемым для Чечулина, по его понятиям. Бросая искоса взгляды, я увидел, что он сел с ней рядом и, взяв кошку теперь себе на колени, начал о чём-то говорить, несмотря на то, что Оля продолжала дремать. Чечулин, поглаживая Ладу, что-то говорил и говорил, но когда он указал спящей красавице на свои брюки, я понял, что речь опять о пятне.
Дальше всё произошло так быстро, что я еле успел отвести взгляд, чтобы Чечулин, озираясь вокруг, не догадался, что я это видел. Оля дёрнула плечом, как будто сбрасывая с него чьи-то лапы, хотя никаких "лап" не было и в помине, открыла глаза, увидела Чечулина, бросила: "Отвали!" и выдернула у него из рук кошку. Пристроив Ладу поудобней к себе на колени, она снова задремала с ней на пару, а что было с Чечулиным я, повторяю, не видел, так как поспешно отвёл глаза.
Чечулин отполз в свой прежний угол и там затих.
Наш умный Витя тихо и серьёзно беседовал со Светой, видимо, находя интересным общение с этим новым человеком, Слава и Ира "зажигали", веселя друг друга и нас заодно, добродушный Стас не отходил от них, я тоже, со своего дивана рядом, не спускал с них глаз и старался, по мере сил, сказать что-нибудь смешное и внести свою лепту в общее веселье, Оля всё клевала носом в углу другого дивана, Юля то и дело выбегала на кухню что-то принести, над чем Слава-2 неизменно подтрунивал, так, что ей приходилось без конца отбиваться от его насмешек... И что-то очень уж цепко они схватывались друг с другом, никак не переставая пикироваться - кажется, между ними что-то постоянно искрило... Меня это только радовало, потому что я глаз не сводил с Иры и старался обратить на себя её внимание. То, что Слава-2 не преграждал мне в этом намерении пути, вселяло в меня самые радужные надежды: Славе-2 вообще-то противостоять было бы трудно...
А Чечулин, я видел, страдал, и страдал он всё сильнее, уже не скрываясь, нас разъедало чувство вины, но попробовать втянуть Чечулина в общее веселье никто не решался. Только Стас, радушный хозяин, подошёл к нему и поинтересовался, как он. Я видел, что Чечулин выдавил что-то из себя, превозмогая муку.
Стас забегал по дому, что-то ища, потом позвал Юлю и они стали искать вместе, то поднимаясь наверх, то заглядывая в чулан в сенях... "Да что такое случилось-то? Отравился? Вилку проглотил? Или что?.." - теперь вынуждены были обратить на это внимание и мы, чтобы не чувствовать себя совсем уж бесчувственными брёвнами. "Чечулину ботинки жмут!" - шепнул нам Стас, надевая куртку, чтобы идти в сарай во дворе. Мы стали ждать результата Стасовых хлопот.
Вскоре он появился, неся в руках старые раздолбанные кроссовки. "Подойдут?" - спросил он Чечулина с надеждой. Чечулин даже не стал упираться, а просто взял их с благодарностью, и скинул, наконец, свои ботинки, которые оказались совершенно новыми, а потому и непредсказуемыми. Мы кружком стояли рядом и с волнением следили за переобуванием. Что, если опять что-нибудь не так?
Чечулин испытал такое облегчение, что даже ничего высказал по поводу сочетания этих кроссовок с его костюмом. Вместо этого он перевёл дух и, как будто получив второе дыхание, горячо начал клясться Стасу, что вернёт тому кроссовки, прямо в понедельник, пусть тот не беспокоится. Стасу не понравилась идея получить в понедельник в институте свои старые кроссовки, он стал уговаривать Чечулина выбросить их, как только тот доберётся до дома, но Чечулин был неумолим, мысль не вернуть чужую вещь, и в кратчайшие сроки, была для него невыносима.
Мы уже давно поглядывали на часы над камином и ждали, что эпизод с кроссовками плавно перетечёт в прощание, но Чечулин не торопился, он не хотел уходить раньше времени, и нам приходилось просто топтаться вокруг, ожидая, когда он решит, что ему пора. Никакие другие занятия и речи не шли нам на ум.
Но наконец Чечулин решился.
- Ладно, ребята, мне пора, - подымаясь, сказал он, намереваясь пожать всем руки, но мы уклонились. - Спасибо за приятный вечер, рад был со всеми вами познакомиться... - Видно было, что он искренен, ему здесь понравилось.
Он двинулся к выходу, и мы, окрылённые, обрадованные, бессознательно сопровождали его, как загонщики кабана, отрезая ему путь к отступлению... Юля протягивала ему пакет с его штиблетами.
Увидев наши приветливые улыбки, Чечулин заколебался... Наверное, у него мелькнула мысль, что нашу ласку и доброту можно истолковать как приглашение остаться, не покидать нас, и если ещё немного потянуть время, это наше желание проявится более определённо, и ему никуда не надо будет уходить...
И тут только я понял, что не было у Чечулина никакого "режима"! Он просто соврал, приготовил себе путь к отступлению, на всякий случай, а сам был готов сидеть здесь хоть до утра, хоть день, хоть два - если его вдруг начнут просить остаться, не уезжать...
Поняв это, я среагировал мгновенно. Ткнув высокого Славу-2 локтем в живот и отводя другой рукой Виктора, идущего за отступающим спиной Чечулиным, я крепко схватил под руку Чечулина, дав понять остальным, что я здесь его лучший друг, а не они. А значит, и право проводить его дальше всех есть только у меня. Цепко держа его, и сердечно напутствуя, я довёл его до двери, подождал, пока он накинет куртку, и сказал на прощание:
- Бывай, Чечулин, пока! Если на эту не успеешь, езжай на следующей, не бойся, не поломаешь свой режим!..
Чечулин, кажется, собирался сказать на прощанье ещё что-то важное и значительное, но смешался и только что-то пробормотал в ответ на моё напутствие, а потом открыл дверь, вышел, и дверь за ним закрылась.
Вздох облегчения был всеобщим.
- Ну что, Стас, поздравляю тебя с днём рождения! - с подъёмом, как бы заново, сказал Виктор. Слава-2 сделал удивлённые глаза:
- У кого день рождения? У тебя, что ли? - обратился он с Стасу.
Стас недоумённо уставился на него.
- А у кого же?..
- А я думал - у этого... - Слава-2 слегка повёл головой в сторону недавно закрывшейся двери. - А чего ж мы тогда весь вечер вокруг него плясали?
Взрыв хохота был такой, что даже Чечулин мог его услышать, идя к станции. Вот только теперь мы поняли, что больше ничто не помешает нам быть самими собой и делать что захотим. Все ожили и разом заговорили, раздался смех, Стас двинулся опять включать музыку...
А я задумался о Чечулине. Вот идёт он сейчас к станции, тоскливо думая, что ни одна электричка никогда больше не появится на пустынном, таком далёком от города, плустанке на железнодорожном пути, и он, в одиночестве, безнадёжно дожидаясь её, замёрзнет до утра на какой-нибудь скамейке... Наверное, он плачет тихонько в темноте, не стыдясь, зная, что никто не увидит его слёз...
- Зря мы его не проводили, - сказал я вслух. Получилось почему-то серьёзно, так серьёзно, что все затихли. А Слава-2 даже поперхнулся своим коктейлем.
- Почему? - сглотнув, спросил он охрипшим голосом. Я не заметил его страха, я просто продолжал говорить то, что только что пришло мне в голову.
- ...Проводили бы, посадили, убедились, что всё нормально... Что он уехал и больше не вернётся, - объяснил я. Я даже ещё не кончил фразы, как все дружно грохнули. Они просто зашлись от хохота, только мне почему-то не было смешно. Я так и слышал шаги, стук в дверь, и не мог отделаться от мысли, что Чечулин вот-вот снова возникнет на пороге и начнёт длинно объяснять, что он заблудился, прищемил палец калиткой, подвернул ногу, что на него напала бродячая собака, а, может быть, даже стая волков, что он провалился в прорубь, наступил на торчащий из земли гвоздь, его сбил мотоциклист, за ним погнался пьяный мужик с топором, что он потерял в снегу Стасову кроссовку и не может идти дальше босиком, - господи, да мало ли на что ещё мог нарваться Чечулин! - лишь бы это можно было долго и взволнованно всем рассказывать и пожинать добычу из сочувствия, участия и внимания к себе.
- Он его закодировал, - констатировал Виктор тоном врача, ставящего диагноз.
- Может быть, - мотнув головой, признал я. - Я ведь больше всех с ним общался. Уже три дня, можно сказать, он неотступно ходил за мной...
- А я его сюда больше не впущу! - воскликнул Слава-2, угадав моё состояние. - Не бойся, Сашка! Знаешь, это просто мы все вежливые такие... чувствительные... А я придумал средство...
- Ты-ы? - успела подколоть Юлька откуда-то из-под его руки. - Думал, оказывается, весь вечер?
- Думал! И додумался. Надо быть хамом! Плевать на него, и всё. Не веришь, что я хамом быть могу? - повернулся он к Юльке. - А вот я тебе сейчас покажу, каким я могу быть хамом и выкинуть кого угодно из этого дома!.. - Он изготовился показать это Юльке, но по пути его взгляд наткнулся на Свету, он успел добавить: - И тебе, Света! - перед тем как схватить их каждую себе под мышки и потащить к двери на улицу, сделав зверское лицо и грозно рыча, чтоб уж никто не усомнился, каким он может быть, если захочет. Света смущённо отбивалась, Юлька отбивалась, визжа от удовольствия, но обстановка немного разряжалась.
- Чечулина боишься? - пропел надо мной нежный голос и, оглянувшись, я увидел, что Ирина, держа в руке один коктейль и протягивая мне другой, присаживается на подлокотник дивана прямо надо мной. Меня обдало такой тёплой волной, что всё остальное вылетело из головы. Я хорошо помню эту волну, она была светлой, розовой и кипящей, как будто в ней бурлили пузырьки газа - как в газировке или шампанском.
- Уже нет, - сообразил ответить я, радостной улыбкой, откровенно объясняя, почему, и галантно подвинулся, чтобы она могла сесть рядом.
И это оказалось чистейшей правдой. Хотя эту, одну из лучших в моей жизни, вечеринок, я запомнил совсем из-за другого, из-за того, как мы веселились и дурачились потом, из-за того, что разгоралось в моей груди к этой девушке, и волновало, укачивало и кружило голову, на Чечулина, когда я вспомнил о нём позже, я вдруг посмотрел почему-то уже совсем другими глазами.
Чечулин, хочешь водиться с людьми? - Играй честно и открыто, как все мы. На равных, без страховки... А если нет... ну, у тебя ведь есть в конце концов твой "режим"...
Своё Спасибо, еще не выражали.
Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь. Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо зайти на сайт под своим именем.
Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии в данной новости.