Банкет за рубль

— Опять «фанфары» запели! – недовольно поморщился Петя: — Может окно закрыть?

— Не поможет! – отозвался чернявый паренек: — Закрывай, не закрывай – все равно слышно!

— Говорили что закроют кладбище, старое оно! Вроде как мест уже нет! Только когда? Надоело, честное слово! – ввязался в разговор третий: — Я этот похоронный марш скоро во сне насвистывать буду… Сегодня, уже — третьего несут...

Ребята стояли у открытого окна, вглядываясь с третьего этажа в проходящую внизу траурную процессию. Они были студентами третьекурсниками ветеринарного вуза, старинного города Троицка. Их общежитие стояло на главной улице города с гордым названием – имени Гагарина. Здание, обложенное серым силикатным кирпичом, было не новое. Конечно, много моложе самого города – но… Поговаривали, что когда-то, давным — давно, оно было двухэтажным, но с постройкой новых учебных корпусов института – достроили еще два этажа, и передали под заселение студентами очниками. В общей сложности в нем проживало около четырех сотен молодых «голов» обоего пола, но сейчас в начале лета, в общаге было довольно тихо и спокойно. Жильцы в основном разъехались, кто куда: кто на практику, кто на каникулы. Оставшиеся студенты закрывали весеннюю сессию. Не сегодня – завтра последний экзамен и вот она, долгожданная свобода. До самого первого октября можно позабыть о надоевшем «граните науки», который с разными видами усердия грызли будущие специалисты народного хозяйства.

Ребята молчаливо провожали взглядами процессию, втягивающуюся в широкие ворота церковной ограды. Печальные звуки труб оркестра угасали в густых порослях сирени и кустарников, росших вдоль кладбищенских аллей. Последними тонко зашипели медные литавры, смешиваясь с шумом горячего ветерка, пробежавшего по пыльной площади перед храмом.

Неизвестно когда было принято решение о постройке здания общежития, но расположено оно было неподалеку от центра города, выходя своим фасадом на широкую улицу. И самое важное, в двух минутах ходьбы от «alma mater», красиво раскинувшего свои корпуса с просторными аудиториями и клиниками. Только выходила общага задами – к церкви, закрывая подходы к храму с улицы. Это была единственная в городе действующая церковь. Вообще, их — в городке с населением тысяч в сорок, было немало. Неподалеку от храма стояло краснокирпичное здание, с мощными стенами и небольшими, похожими на бойницы, оконными проемами. Стояло оно само по себе, без ограды, без построек: только на больших, грубо сколоченных из досок дверях, на ржавых петлях висел большой замок. Говорили, что там когда-то располагался монастырь, но теперь – церковь была приспособлена под склад, а может и просто – была закрыта, заперта. Еще, чуть в отдалении от городской черты, в предместье со странным названием – Солодянка, так-же, виднелся высокий храм. Но он был заброшен, и понемногу разрушался от времени и непогоды.
Возле моста через Уй, на левом его берегу синели крашеные купола еще одного храма. Ему повезло больше: он был ухожен и аккуратен, так как в нем располагался краеведческий музей. Неподалеку от татарской слободки была еще церковь, находящаяся в ведомстве зооветтехникума, но также – по своему прямому назначению не функционировала, хотя с виду выглядела вполне крепкой и приличной.

Студентов, выросших в советском обществе, отношения государства и церкви особо не интересовали. В те времена, влияние религий на людей было ослаблено практически до нуля.

Хорошо это или плохо, ребята не задумывались: по жизни вполне хватало и иных хлопот и забот. Церковь за их окнами – жила своей тихой жизнью, они – своей, более бурной, и случалось – не всегда спокойной и безоблачной.

Поутру к храму тянулись редкие прихожане: в основном пожилые женщины и старушки. Верующих «дедков» было совсем мало. В будние дни церковь была почти пуста. Оживлялась она разве что на пасху и Рождество Христово, когда из ее стен выходили важные, сияющие позолотой своих одеяний священники, несущие атрибуты веры прихожане. Ночь, торжественные пения псалмов и молитв, горящие свечи, иконы в руках людей, это как магнитом притягивало любопытствующих горожан. Но и в такие торжественные моменты их собиралось, вряд ли, больше четырех или пяти сотен.

Храм был просторный. Его белые стены возвышались над невысокой, старой кирпичной оградой, тоже выбеленной известью. У арочных ворот была построена небольшая сторожка. Ворота, ведущие к храму и на кладбище, наверное, никогда не запирались. Да и кто, пойдет туда темной ночью? Но в центре большого погоста находился мемориал, захоронение воинов умерших от ран в Троицких госпиталях в Отечественную войну, и на майские праздники посвященные дню Победы, ребята заходили туда. А в остальном, густо поросшие зеленью аллеи были тихи и пусты. Только солнце освещало через поникшие от жары листья кустарников кресты, ограды и редкие надгробные монументы, да ветер, шевелил кроны и ветви старых деревьев. Тишина и умиротворение свойственные старым кладбищам, царили почти в центре степного городка, охраняя покой своих усопших за века граждан.

На высокой звоннице, через узкие проемы был виден небольшой колокол, но он всегда молчал.

— Что, мальчики? Насмотрелись?

Возле прикрепленного к стене зеркальца, стоял плотный, широкоплечий молодой человек, одетый в тщательно отглаженные брюки «клёш», цветастую рубаху с широким отложным воротником. Это был тоже, проживающий в комнате, студент. В отличие от ребят, бесцельно глазеющих в окно, он был старше их года на три: «армеец» — так называли студентов успевших отслужить в армии до поступления в ВУЗы. Ребятам, жившим с ним в одной комнате третий год — повезло. Взрослый по сравнению с ними парень, повидавший жизнь и прошедший службу в самых сложных в плане дисциплины частях «стройбата», он никогда не злоупотреблял перед своими «мальчиками» ни возрастом, ни физической силой. А она у него была – ой, как не малая! Как он рассердился, когда в прошедший новый год, группа студентов с Кавказа побила пьяненького Деда Мороза. По десять метров скользили тогда в ту ночь забияки по линолеуму коридора, получив ускорение из его поросших темным волосом рук. Помогал ему в этом деле – еще один здоровяк: Лёня — старшекурсник, мастер спорта по вольной борьбе. А так, Андреевич, наравне со всеми тянул лямку дежурного по комнате, справедливо и честно разрешал различные вопросы. Ребята с первого дня признали его негласное превосходство, но дальше этого – дела не шли. Называли его уважительно, по отчеству – Андреевич!

Андреевич, снисходительно поглядывал на разомлевших от жары ребят. Он только что побрился. Вытряхнув из флакончика на широкую ладонь щедрую порцию одеколона марки «Русский лес», протер им выбритое лицо, довольно закряхтел от пощипывания раздраженных лезвием станка щек, энергично похлопал по ним.

— Ты прямо как водой, умываешься! – подначил его Сергей.

— Нормально! Зато приятно! – отозвался Андреевич: — Ну, я побежал! Вернусь к вечеру! А вы – лучше бы конспекты посмотрели, или полы протерли! Все свежей будет! Учить вас, пацанов! Всё! Пока!

Ребята проводили взглядами ушедшего товарища, снова «повисли» на широком подоконнике.

На площади перед храмом стояла жаркая тишина. Зато под стенами общаги пошло оживление. Из-за угла вывернулась невысокая фигурка тщедушного мужичка, приближаясь к внутренней стене.

— Ура! Концерт по заявкам пришел! – заулыбался чернявый Коля.

Ребята сразу узнали пришедшего человека. Это был – Витя, местная достопримечательность. Его знал весь город. Старый пьяница обладал на редкость сильным и приятным голосом, а так-же, неистощимым песенным репертуаром. Когда для него наставали трудные времена, Витя приходил на зады общаги и начинал петь. Не безвозмездно конечно: небогатые студенты не оставляли без должной оценки его природный талант. Продукты Витя не принимал: его больше интересовала стеклотара и живые деньги.

Витя подошел к общаге, поднял голову к студентам, и прокашлявшись, затянул для распева свою любимую, есенинскую…

— Клён ты мой опавший! – он всегда начинал свой концерт этим романсом.

Пел старый алкаш старательно, добросовестно, никогда не прерывая песен, доводя их до конца. Притихшая общага зашевелилась. Из окон высовывались головы ребят и девушек. Благодарные слушатели восторженно аплодировали певцу, заказы поступали один за другим. Допев песню, уличный артист галантно раскланивался, подставляя грязную сетчатую шляпу под редкие монетки, брошенные ему из окон. С четвертого этажа где проживали буйные пятикурсники, на длинной бечевке бережно спускали вниз две сетки с пустыми бутылками.

Концерт пришлось прервать: из церковных ворот стали выходить люди, похоронившие своего усопшего человека. Вполголоса допев старинный романс о ямщике, Витя деликатно замолчал, пересчитал собранные монеты. Результаты подсчета, видимо — вполне устроили певца. Удовлетворенно хмыкнув, он еще раз поклонился своей публике и удалился, с достоинством унося две полные сетки пустых бутылок.

Площадь опустела. Только ветерок, внезапно скручиваясь в маленькие жгуты смерчиков, поднимал пыль и кружил над землей мелкий мусор.

— Жара! – протянул Петя: — А Витя молодец! Ох и поет! Все в нем: и Магомаев, и Шаляпин! В нем погибает великий артист!

— Он и сам скоро погибнет! – пробурчал Сергей, отходя от окна, усаживаясь за заваленный тетрадями и учебниками стол: — Ведь напьётся, как свинья! Настрелял денег и напьется! Как в такую жару пить? Загнется старый, кто песни петь будет?

Ребятам было невдомек, как был близок к истине их товарищ. Настигнет беда непризнанный талант, только не в жару, а напротив — в лютый холод. Через половину года, в первый новогодний день, по зачумевшему после праздничной ночи городку пройдет печальная новость: Витя замерз! Грядущий Новый Год выдастся на редкость морозным, да еще – с метелью. Возвращающийся с «дружеской попойки» певец, не дотянет до своих ворот всего два — три шага: присядет на лавочке и уснет! По- разному, оценили это, в прочем вполне предсказуемое событие, троечане: кто с безразличием, кто со злорадством, а кто и вздохнул, понимая, что со смертью Вити, городок безвозвратно потерял что-то свое, особенное! Чего уже никогда не будет! Все-таки, душевный он был человек, Витя! Хоть и горький пьяница…

Но все это было впереди, и никто этого не знал. А пока оставалось одно – учеба! Завтра экзамен! Петя тоже, нехотя уселся за стол. Третий жилец, Борис, остался у окна: глазел на затихшую в жарком мареве Новорезовскую слободку, застроенную маленькими, скрытыми в кущах зелени домишками.

— Давай Борь, присоединяйся! – вздохнул Сергей: — Пройдем еще пару билетов!

— Щас! А кто это с нашим батюшкой идет?

Ребята, обрадовавшись внезапной отсрочке в учебе, снова вернулись к окну.

— Точно! Кто-то чужой! – сказал Сергей: — Поп наш, а дедок, что с ним – не наш! Я, между прочим, его еще вчера приметил. Кто это может быть? Интересный дед, гляньте – как он одет!

Из ворот ограды вышли два человека. Один из них был ребятам знаком довольно хорошо. Это был священник, служивший в «ихней» церкви. Худощавый, роста — чуть выше среднего. В летнее время всегда был одет в черную рясу и шапочку, которые только подчеркивали его сильную, стройную фигуру. На груди – большой, светлый крест. Студенты иногда встречались с ним. По началу, будучи первокурсниками, они даже подсмеивались над ним, называя меж собой – попом! Но потом, приглядевшись поближе, посерьезнели: как — то неловко, было называть таким, как им казалось обидным, шутливо сказочным словом, этого человека! Священник был молод, лет около тридцати: симпатичный, с открытым взглядом. Небольшая бородка делала его привлекательным в глазах все примечающих девчонок студенток. Некоторые из наиболее дерзких даже пытались строить «глазки», случайно встречаясь со служителем культа, но скоро – перестали!

Священник, смотрел на всех одинаково: спокойно и доброжелательно. Заговаривать со студентами он никогда не пытался, да и те, впрочем – также! Но при встречах всегда здоровались: кто кивал головой, кто говорил обычное здравствуйте. И тот, отвечал молодежи тем же самым! Может он кого-то из них уже и выделял: такое случается в городах, когда незнакомые друг с другом люди со временем, в силу частых встреч, становятся «узнаваемыми», но виду – не подавал. От священника исходило достоинство и спокойствие, и иначе относиться к нему, было невозможно. Обидеть «своего попа» нескромным взглядом, а тем более словом или делом, среди студентов считалось неприемлемым хамством. Но, к слову сказать – такого и не наблюдалось. Наука наукой, атеизм атеизмом, а человек всегда остается человеком, если он достоин носить это гордое звание! И не важно — кто он по убеждениям, тем более такой спокойный и приветливый.

Батюшка, вроде как - жил в пятиэтажке, рядом с церковью. Ребята знали, что у него есть жена и ребенок. И это, пожалуй все, что они слышали о нем. Чаще всего, встречались с ним в столовой, которая располагалась в подвальном помещении их «общаги». Часть подвала занимали подсобки и кухня, а бОльшая — отдана под обеденный зал, заставленный столиками на четверых. В столовой всегда горел свет, было чисто и опрятно, но самое главное – она была переполнена запахами вкуснейшей пищи. Когда и как, немногочисленные работницы общепита умудрялись готовить на такую уйму народа, остается загадкой. Но готовили женщины и девушки очень разнообразно и вкусно. И дешево! Есть рубль в кармане – смело шагай студент в столовку: за такие, немалые деньги – даже самые прожорливые наедались досыта… Наваристое первое – ложка в миске стоит, двойное второе, сметанка с блинчиками или парой свежих булочек: какао, молоко, кисель – компот на выбор… И все это – за рубль! Ну, иногда – чуть больше, да и то — в том случае, если к примеру, сметаны берут не сто грамм – а двести… Или увесистый кусок сочной ветчины… За полтора рубля - тянуло на "банкет!"

Священник иногда заходил покушать. Скромно становился с подносом в очередь. Если народу было много, студенты — как правило, предлагали ему пройти вперед. Иногда он пользовался предложенной «льготой», иногда отказывался, вежливо объясняя при этом — что никуда не торопится… Обычно, в присутствии священнослужителя молодой народ притихал, и было заметно, что ему было несколько неловко от понимания, что его приход вносит некую натянутость в обычно шумную атмосферу среди студентов. Но скоро – о нем забывали, и столовая снова наполнялась голосами и привычными звуками…

— В столовую идут! – резонно предположил Сергей, продолжая наблюдать за людьми: — А дед-то, дед! Ему, в таком прикиде в кино сниматься! В «Вечном зове», приказчиком каким то… Видите, как с картины дореволюционной сошел…

— Айда и мы в столовку! – предложил Борис: — И перекусим, и поглядим поближе! Интересно! Сейчас таких как этот дед, и в самых глухих деревнях не встретишь!

В столовой царили полумрак и прохлада. Народу было совсем мало, и то, присутствующие сидели за столиками, насыщаясь тем, что выбрали. Ребята пристроились как раз в спину батюшке, пропустившего странно одетого старичка вперед. Они неспешно продвигались к раздаче, о чем-то тихо и немногословно переговаривались. Заметно было, что священник обращался к своему спутнику с большой предупредительностью и почтением, но безо всякого подобострастия. Старичок вежливо кивал в ответ батюшке, расставляя тарелочки с едой на коричневом подносе. Студенты с интересом поглядывали в их сторону. Особенно ими интересовался Борис. Высокий и худой, он страдал близорукостью, но факт этот старательно прятал, очки не носил, хотя они часто были при нем. В силу плохого зрения он при ходьбе сильно сутулился, глядя себе под ноги, порой мало обращал внимание на то — что окружало его. Случалось, подобное приводило и к курьезам, если их можно было принимать за таковые. К примеру, прошедшей весной, друзья шагали по расквашенному снегу тротуара, втроем. Борис шел посерединке. И надо же было такому приключиться, что навстречу им – шли несколько курсантов милицейской школы из Челябинска, которых прислали на практику в районный городок.

Троицк во все времена отличался от многих городов не совсем положительной криминогенной обстановкой. «Темным лесом, темным лесом – ночью лучше не ходить!». Эти слова- как нельзя кстати, подходили к степному городку. Город был весь поделен на сферы влияния неспокойной части населения, на слободки и края, часто враждующих между собой. И поэтому, как правило, с наступлением темноты – он затихал. У студентов был свой «ареал» обитания, куда местные парни практически не заходили, но тем не менее – почти каждый год ТВИ недосчитывался – одного, а то и двух своих учащихся. Кого из них находили, через месяц – другой – а кого и нет. Много черных тайн хранит в себе трехсотлетняя память закосневшего в грехах городка. И так – наверное, было всегда. Конечно, порядочных людей было несомненное большинство, но только – зло, оно тем и сильно, что наглее выпячивается наружу. Оттого и портит – «ложка дегтя бочку меда!»

…Один из студентов рассказывал любопытную историю. Когда он, после окончания школы засобирался на поступление в Троицкий ВУЗ, у них гостила его прабабушка. Старушка была очень стара, но память у нее сохранила много воспоминаний. Узнав об отъезде внука, она поинтересовалась, куда же он собрался. Услышав название Троицк, она горько заплакала: «Не надо, внучек туда ехать! Там бандиты живут! У моего Гришки, как он парнем был, на мосту – полушубок отняли! Хорошо, что сам – вырвался, убежал! А то бы – убили!». Внучек невольно сопоставил возраст, умершего к тому времени Гришки, старшего бабушкиного сына и засомневался: «А когда это было, бабушка?». «Да году – в девятьсот пятом! Проезжали мы через него, когда из Харьковской губернии переселялись!».

Внучек тогда посмеялся над страхами старушки, но как оказалось – напрасно! Несмотря на то, что 1905–тый и 1978–мой годы разделяли уйма лет и событий, нравы троечан — нисколько не улучшились… Так что, практиканты милиционеры – бездельем не страдали. Так вот: увидев идущих на них курсантов, Сергей с Петей машинально разошлись в стороны, а подслеповатый Борис (весной зрение у него еще более ухудшалось), почуяв потерю друзей, немедленно принял обычную в таких случаях позу: пригнулся к асфальту, тщательно высматривая лужицы талой воды под ногами. И конечно, с ходу врезался головой в грудь юному милиционеру. Друзьям тогда стоило немалого труда и красноречия, вызволение проштрафившегося товарища из крепких не по годам рук курсантов.

Были и еще случаи. К тому времени, Андреич женился на девушке, которая уже закончила обучение в институте. Не желая оставлять мужа, она устроилась технологом на пивзавод. Жили они в целях экономии небогатого бюджета в своем общежитии, тайком от бдительной комендантши. Порой, технологу выпадала работа в вечернюю смену, и тогда в ночь – приходилось ее встречать. Перспектива шагать по- ночной Новорезовке, чьи тесные переулки и днем враждебно относились к редким прохожим, никого не устраивала. Поэтому, Андреич всегда ходил за своей женой. Иногда к нему присоединялись и друзья. В один из таких походов, на ярко освещенном дворе завода, они вдруг увидели пожилого преподавателя с кафедры «Генетики и селекции!». Оказывается, у того жена – тоже, работала технологом, и он – также, ходил ее встречать. Завидев преподавателя, студенты стали вежливо здороваться с ним. Шли они цепочкой, Борис был замыкающим. Не углядев, с кем здороваются его товарищи, он решил, что это кто-то из их общих знакомых и решил подшутить. Проходя мимо, не глядя выкинул руку в приветствии и звучно брякнул: «Прифет эмигрантам!». Были у него в ходу подобные присказки. Преподаватель, конечно, узнал своих студентов, и с большим недоумением посмотрел на Бориса, но ничего не ответил.

Скоро, эта веселая история позабылась. Но она – вспомнилась, при не совсем приятных для Бориса обстоятельствах. Через пару месяцев началась зимняя сессия. Увидев входящего на зачет студента, преподаватель оживился и радостно заулыбался: «А! Эмигрант! Долгонько вы шли! Прифет, прифет!». Зачет Боря получил на пятый или шестой раз, и то – через полгода!

Но не смотря на подобные казусы, которые с ним случались частенько, Боря упорно стеснялся носить очки. Вот и в этот раз, он слишком пристально стал вглядываться в сопровождающего батюшку старичка. Те заметили это и смутились. Борис отвел взгляд.

А посмотреть, действительно было на что. Старичок был сухощав и невысок: чуть выше батюшкиного плеча. На голове у него была надета серенькая кепка с тряпичным козырьком. Небольшая, кудреватая бородка. Невиданная доселе ребятами — рубаха косоворотка, охватывала своим высоким воротом тонкую шею. И причем – одета была навыпуск, доходя до середины бедер старика. Поверх нее – красовались неброского цвета жилет и легкий, тоже серого цвета, дешевенький пиджачок. Колоритный наряд дополняли темные штаны в полоску и сапоги! Самые настоящие сапоги! Хромовые, «бутылочками!» Со слегка порыжелыми носками!

— Боря! – прошептал Сергей, наклонившись в его сторону: — Ты зачем так смотришь на них? Неудобно!

— Я хотел посмотреть, есть у него на жилетке цепочка от часов или нет! – также, шепотом ответил Борис.

— И что, есть?

— Нету! Ну и старик! Как из музея вышел! Экспонат, начало века!

Батюшка и старичок, подошли к столику. Поставили подносы с едой, коротко помолились и приступили к своей трапезе. Ребята уселись неподалеку, изредка бросая короткие взгляды на церковников. Старик ел неторопливо и опрятно, но – весьма охотно!

— Интересно, кто он такой? – спросил Петя.

— Кто его знает! – пожал плечами Сергей: — Но видать, не из простых! Видишь, как «наш» с ним деликатничает! А у него – тоже, чин есть!

Разговор прервал знакомый, подошедший к их столику с подносом в руках.

— ПУстите?

— Конечно! Садись, Гриша!

— Интересуетесь? – спросил Гриша, расставляя тарелки, бросив мимолетный взгляд на обедающих служителей культа.

— Интересно! – признался Борис: — Первый раз, такого человека вижу! Не знаешь, кто он?

— Наши уже пронюхали! – усмехнулся Гриша, начиная обед с салата со сметаной: — Говорят, проверяющий, из самой Уральской Епархии! Немалый чин! По нашему, как бы – начальник отдела в обкоме! Во как!

— Да ну! – изумленно протянул Сергей: — Это же – крутая «шишка!» И так запросто, в сапогах? Не может быть!

— Выходит что так! В сапогах! – подтвердил Гриша: — Второй день он в городе! Видели их, в центре!

— Вот так, пешочком? – продолжал сомневаться Сергей: — Что у них, на «Волгу» денег нет? Епархия, все-таки! Не хухры — мухры!

— Денег у них хватает! Говорят, наша церковь – в год сто пятьдесят тысяч дохода имеет! Пятнадцать «волжанок» купить можно! Деньжищщи…

— По нашему батюшке – не скажешь, что такие доходы…

— Скромность! Скромность украшает Веру, ребятки! – умудренный Гриша многозначительно поднял вверх свою ложку. Он был тоже «армеец», и значит повидал, побольше чем ребята.

«Служители» к тому времени отобедали. Собрали посуду, поставили на подносы. Помолились. Старичок аккуратно смахнул со стола оставшиеся крошки хлеба и высыпал их в миску. Батюшка понес посуду к углу: столовая была на самообслуживании, уборщица – только вытирала столы.
«Проверяющий», что-то сказал молодому батюшке и пошел к раздаточной. Там, пользуясь временным затишьем, собрались в кучку работницы столовой. Женщины перешептывались меж собой: увидев направившегося к ним старика – замолчали. Дедок негромко поблагодарил их и слегка поклонился. Молодые девушки вспыхнули ярким румянцем внезапного смущения: настолько все это было непривычным для них. Но было заметно, что им стало очень приятно от внимания пожилого человека.

— Культура, брат! – снова поднял ложку Гриша, глядя в след уходящим священникам: — Поклонился! А мы? Спасиб… Спасиб – и побежали…

— Говорят что в семинариях «бешеный» конкурс! – продолжил Сергей: — Чуть не сто человек на место! И учат их, как в «международке»: языки знают… Образованнейшие люди, священники!

— Не знаю! Может и так! Что умные, и так видно! Скромность с глупостью – не дружит!

— А все-таки! – гнул свое Борис: — Такая «шишка», и в сапогах! Почему не при своем «параде?»

— Наверное, не желает привлекать внимание! – пожал плечами Гриша: — Попы…Священники, то есть – в редкость! Можно жизнь прожить, и ни одного не увидеть! Вон – ты? И то — таращился на него как на крыловского «Слона» из басни…

— Невзрачный, худенький! Серенький какой-то! – вставил словцо Петя. Он сидел довольный, сытно покушавший.

— Не в толщине дело, Петя! – Гриша лениво прихлебывал компот: — Люди разные бывают, а они – тоже, люди! Видел я в Киргизии, во Фрунзе: там, на автовокзале поп стоял! Здоровенный! Еле в «Икарус» втиснулся, аж автобус перекосился! Так что – не в толщине у них дело! – снова повторил парень: — В другом! В духе и в Вере…

— Гриш! А ты что, по атеизму «неуд» схлопотал? Или вы на своем ветфаке его не изучали? – шутливо подначил товарища Сергей.

В отличие от Гриши, ребята учились не на ветеринарном, а на инженерном факультете. Только с маленькой приставкой – «зоо». Программа обучения на факультетах, в силу специфики обучения, рознилась довольно сильно, но всех – объединяло одно. Социалистическая система основательно заботилась об идеологическом воспитании кадров будущих специалистов, и потому – с первого курса, все – непременно штудировали историю КПСС. Дальше, в течение четырех лет, студенты изучали кучу всяких наук оканчивающихся на «…изм», а также – политических экономий, философий и прочее. Венцом политобучения — являлся «Научный коммунизм!». Своеобразная смесь всех предыдущих наук, неоспоримо доказывающая главенство социалистических принципов уклада жизни общества. Наука – серьезная и сложная. Она – входила в ГОС экзамен! Но это – будет потом, а пока – третьекурсники барахтались в мутных водах капиталистической экономики. Тоже, к слову – не простой… Умнейшие люди, «царили» на гуманитарной кафедре. Но и в целом, учиться в ВУЗе – было нелегко: высококвалифицированный преподавательский состав плотно «вколачивал» науки в студенческие головы. В то время, преподавали даже два академика с мировым именем… Выдерживали учебную нагрузку не все: на курс, обычно набирали сто двадцать абитуриентов и пять, шесть – «кандидатов», для замещения выбывших. Но кандидатов, явно не хватало: до диплома «доживало» человек восемьдесят. Случалось, эта цифра укладывалась в чуть больше – шести десятков выпускников…

— Причем тут — «атеизм?» — вспылил вдруг Гриша: — Разные это вещи! Никто не скажет что я богомольный, в церковь тайком хожу! Живу как все! Мне религия ни к чему! Но и к тем, кто верит – отношусь спокойно! Для меня церковь – это культура народа, обычаи, история… Понимать надо, балбесы!

— Все -таки, церковь отделили от государства! – проговорил Борис: — Верно, не верно – жизнь рассудит!

— Это точно! - ответил ему Гриша, поднимаясь из за стола: — Только, вот – на таких, как эти (кивнул в сторону ушедших служителей) церковь и держится! Значит, что-то в них есть… Может и зря, такую церковь – отделили…

Ребята, убрав посуду, пошли к выходу. Только Петя, задержался у стола, сгреб ладошкой хлебные крошки, и не найдя куда высыпать, воровато оглянувшись по сторонам – быстро бросил их в рот…

На другой день один из студентов рассказывал, что видел на автовокзале «нашего» батюшку. Тот провожал старика в сапогах. «Проверяющий» уселся в «Икарус» отправляющийся в Свердловск и уехал. На следующей неделе, площадь возле храма оживилась. Засуетились рабочие: они ломали старую, выщербленную ограду и начали строить новую. Красивую, из хорошего, красного кирпича…

А еще, в безветренную погоду ребята увидели, как на куполе храма, на веревочных перекладинах – «висели» две пожилых женщины – прихожанки. Они макали кисти в ведерки с краской, и покрывали ею шатер из кровельного железа. Непросохшая краска ярко светилась под солнечными лучами свежим, темно – зеленым цветом. Когда позолотили кресты — ребята не видели. Они к тому времени, благополучно «закрыв» сессию, уехали на производственную практику.

P.S. … Кресты, стали заметны издалека. Подъезжая к городу можно было заметить как над ним – блещут на солнце яркие золотые искорки… А солнышка в степном городке всегда хватало, и он продолжал жить своей непростой жизнью. Лучше или хуже, стали от этих обновленных искорок троечане — пока не понятно. Время покажет! Непременно покажет!
1979 – 2018гг.