КОГДА Я НА ПОЧТЕ СЛУЖИЛ ЯМЩИКОМ 3 часть

Чёрт дёрнул меня в тот февральский вечер пробиваться через сугробы в городок. Мело не шуточно, двое суток вьюжило так что заносило избы по самые крыши, только дымок поднимавшийся из труб выдавал, что в этом сугробе стоит чья-то хата. Пурга забила деревенскую харчевню до отказа, мужику даровалось послабление, неотложной работы ни у кого не было, поэтому в дело и без дела многие деревенские мужики, как только наступал вечер шли сюда почесать лясы. Ну а в такую бесовскую карусель, когда ветер сбивает с ног и не даёт не вздохнуть не выдохнуть, то тут уж сам бог велел собраться всем вместе да под чарочку да с солёным огурчиком побалагурить да поспорить, чья пушка била точнее наша али французов, чей конь выносливей да быстрее, шутили, травили байки, обсуждали наболевшие деревенские дела. Там то я и услышал откуда пошло название нашего городка. Оказывается, один беглый казак по имени Балаш скрывался в здешних местах от своего помещика, а так как был он работящий и скор на руку, весел и сообразителен, вокруг него постепенно сбивался беглый люд, постепенно строясь и обживаясь. Вот так то в честь него и был назван город- Балашов. Проиграв в карты почти целковый, да после двухдневной разгульной жизни, от гула и песен моя голова раскалывалась на две части. Хотелось просто тишины и покоя. Когда зашёл в конюшню проведать Буяна и отдать ему его вечернее лакомство, он тоже нетерпеливо стал бить копытом и трясти гривой давая понять мне что пора в дорогу. Ему осточертело стоять двое суток без дела, его сильное молодое тело требовало разминки и движения. Глядя на него, я спросил: «Думаешь прорвёмся?» Он уверенно тряхнул своей рыжей башкой и сильно ударил копытом о деревянный пол. Ветер начал потихоньку стихать и из-за рваных туч нет-нет да показывалась бледная, как моя с похмелья физиономия, унылая, холодная луна. Но было видно, что метель ослабевала, мужики отговаривали и убеждали меня, что всё бы не чего, но в низинах и в ложбинах снега теперь набило по самые уши и придётся не раз распрягать коня, чтобы сначала налегке пробить тропу и уж только потом протаскивать сани. Всё, что они мне говорили я и сам прекрасно знал и меня это совершенно не пугало, мне надоело до чёртиков беспрерывная болтовня, нестерпимо хотелось в дорогу, вдохнуть полную грудь морозного воздуха, хотелось тишины и простора. Когда мы выехали с Буяном ветер стихал на глазах, да и сильные перемёты в поле не скапливались, снег сдувало с хорошо утрамбованной тысячами ног дороги, вот только в низинах да в близи леса поджидали снежные сюрпризы. Буян после двух дневного безделья, весело и игриво катил сани, я же, сняв бубенцы с дуги, наслаждался тишиной и покоем, свежий воздух наполнял мою грудь и выветривал из меня всю болезненную дурь, которая накопилась во мне, за время безделья. Отъехав от села совсем не далеко с версту не больше, как вдруг ночь и тишину пронзил протяжный, зловещий, леденящий душу волчий вой. Да уж эта песня была написана самим дьяволом и была ненавистна не только запоздалым путникам, но и всем живым существам, услышавшим её. От неожиданности я подскочил как ужаленный, Буян встрепенулся всем своим рыжим телом и навострил уши, конечно мы и раньше слышали эту тоскливую песню не сулившую не чего хорошего, но никогда она не звучала так близко. Надо было поворачивать как можно быстрее обратно в село, но вой повторился и повторился прямо у нас за спиной. Вот те и нате, моё почтение, здрасти, они отрезали нам путь, хорошо если их была не большая стая, пять-шесть волков. Вилы, топор и кнут были у меня под рукой, и я бы мог задать им жару, ведь село то было совсем рядом. Но тут луна на минуту выглянула из-за свинцовой тучи, наверное, специально, чтобы показать своим самым верным любимцам, какие мы сочные и вкусные, луна она как родная мать волкам, они всегда были с ней заодно. Стало ненадолго светлее и я увидел их, их было больше тридцати не меньше, не к чему было их пересчитывать. На войне, я на вскидку, почти безошибочно научился определять количество врагов. Вилы и кнут были уже не помощники, эх сюда б нашу полковую артиллерию, подумал я или наш пехотный полк со всем снаряжением. Но не тех не других поблизости не было, а волки были и надо полагать очень голодные, это вам не французы братцы мои, они в плен не берут. Буян тоже их видел и тоже понял, что к чему, теперь вся надежда была только на него. В наших краях егеря и местные крестьяне не сильно давали расплодится волкам, часто устраивая на них облавы и если они у нас и появлялись, то совсем не большими стаями, но видно в этот год лютая зима заставила их объединится для охоты на крупную дичь и на нашу беду этой крупной дичью могли оказаться именно мы с Буянчиком. И мы понеслись как пушечные ядра, только не в сторону врага, а наоборот, от него и только снег комками вылетал из-под мелькавших копыт моего друга.