Один известный искусствовед нашел такие слова об открывшейся в период перестройки экспозиции этого музея: «В Москве есть хорошие музеи, а есть один гениальный». " />
МЕЧТА ИДИОТА Бывает, братцы, приснится порой такая небывальщина, что голова кругом идёт. Нормальные-то сны поутру забываются, а этот стоит в глазах, и долго ещё после пробуждения очухаться не можешь, всё находишься в ночном кошмаре, и никуда от него не деться. Говорят, правда, что в этих вещих снах твои потаённые мечты и даже предзнаменования того

Семь жизней одного меня. Музей Маяковского 1.

| | Категория: Проза
Семь жизней одного меня.
Музей Маяковского 1.

Один известный искусствовед нашел такие слова об открывшейся в период перестройки экспозиции этого музея: «В Москве есть хорошие музеи, а есть один гениальный».

Конечно, я тогда и подозревать не мог, что окажусь хоть немного причастным к этому событию.

Осенью 1988 года по звонку из отдела культуры горкома партии меня откомандировали в комиссию по разбору коллективного письма работников Музея Владимира Маяковского.

В состав комиссии вошли представители разных музеев: истории Москвы, искусства народов Востока, Московского Кремля и Революции. Две дамы были пожилыми, хотя, наверное, моложе, чем я сейчас, а двое были, приблизительно, моего возраста: Алексей Левыкин и Татьяна Метакса. Люди хорошо известные в настоящее время.

Передавая мне письмо, инструктор горкома, отбывающая в отпуск, посмотрела на меня долгим взглядом, и с некоторым ударением посоветовала мне «как следует во всем разобраться».

По странному совпадению директор музея также отсутствовала, а встречала нас ее заместитель, которая, вроде, и не была в числе авторов письма.

Однако уже при первом знакомстве она проявила редкую осведомленность о его содержании, и прозрачно намекнула на близкое знакомство с курирующей музей инструктором горкома, передавшей мне это письмо.

Одним, словом, интрига была налицо.
Я уже не раз сталкивался с «традицией» партийной номенклатуры решать деликатные вопросы чужими руками.

Подозреваю, что включению меня в эту комиссию невольно поспособствовал мой товарищ по ВПШ Алексей Казаков, курировавший в горкоме подготовку к празднованию 1000-летия Христианства на Руси. Он хорошо себя проявил, был лично знаком с Раисой Горбачевой и заслужил перевод в ЦК партии.

Как-то раз он обмолвился, что хотел бы видеть меня на своем прежнем месте. Однако тогда я просто не придал этому значения, да и не в моих правилах было просить начальство о чем-либо.

Итак, мы встретились в еще не открывшемся после долгого перерыва музее на знаменитой Лубянской площади.

Экспозиция этого музея была совершенно не похожа на те, которые мне приходилось видеть в других мемориальных музеях.

Основное, что бросалось в глаза: в нем как будто были отменены законы тяготения.

И поэтому все, что составляло реалии стихов Маяковского: стулья, столы, бюст Ленина - плавали в невесомости,

Силу тяготения заменяли линии - строчки, которые выстраивали из них пространство так, как строился стих.

Всё получалось лесенкой.

Всё будто куда-то двигалось и падало.

И было только одно место, которое оставалось спокойно. К нему и сходились все линии.

Это комната Маяковского, единственное историческое место в этом музее.

Комната была буквально превращена в «комнатёнку-лодочку», где он прожил «три тыщи дней».

Прожил, а потом застрелился.

По существующему в то время правилу, старшим в комиссии был назначен партийный работник.

Вполне вероятно, учитывался и тот факт, что я работал не в отделе идеологии, где, при всей, в общем-то, необразованности и серости аппарата, еще попадались культурные люди.

Но в орготделе или в общем отделе? Нет, это исключено.

Так, скорее всего, рассуждала дама из горкома, направившая меня в эту комиссию.

А дальше, скорее всего, должно было произойти следующее.

На меня должна была произвести впечатление новая экспозиция музея.

Да, но только в отрицательном смысле. Увидеть вместо привычного порядка изложения нечто сумбурное, вызывающее, непонятное.

И тут должен был сработать защитный, охранительный инстинкт, присущий партии в целом на последнем этапе своего существования. Как и большинству работников аппарата, носителям этого духа, в частности.

Это знаменитое «не пущать» из рассказа почти забытого писателя-народника Глеба Успенского как нельзя лучше характеризует то состояние произвола и самоуправства, которое вообще свойственно любому обществу в период его загнивания и упадка.

Так было при царизме. То же самое повторялось и в период «развитого» социализма.

Так что в явном расчете именно на меня «синдром вахтера», скорее всего, должен был сработать.

Но не сработал. Почему?

Во-первых, я вовсе не собирался быть тупым орудием кого бы то ни было и позволить «таскать каштаны из огня» моими руками.

А, во-вторых, я еще в юности прочел не только «советские» произведения Маяковского, но все собрание его сочинений, разумеется, включая и ранний его период. И прекрасно помнил его дореволюционные произведения. И представлял не «залакированный», а настоящий его облик.

Но все же, я не мог отнести Маяковского к своим любимым поэтам. Гораздо ближе для меня был в студенческие годы Александр Блок, а позже – Борис Пастернак.

Именно его строчки вертятся у меня в голове, когда я вспоминаю обстоятельства этого дела:
«Но люди в брелоках высоко брюзгливы
И вежливо жалят, как змеи в овсе».

Для меня представленное в экспозиции было не то, чтобы ожидаемым, нет, безусловно неожиданным, но вполне приемлемым для вхождения в образ такой неординарной личности, каким был Маяковский.

Я так подробно останавливаюсь на своих впечатлениях и переживаниях не только потому, что помню их до сих пор, но и потому, что предсказать впечатления моих коллег по комиссии было гораздо легче, учитывая их профессионализм и уровень культуры.

Тем более было вполне неожиданно, что наши впечатления совпали.

Кстати, в «коллективке» ни слова не было сказано о новой экспозиции.

Речь шла о «нездоровом морально-психологическом климате», сложившемся в последнее время. Вину, за которую коллектив авторов возлагал на директора.

Такая обтекаемая формулировка, под которой можно было подразумевать все что угодно.

И выводы можно было сделать какие угодно.

Для меня с самого начала было ясно что, автором письма, несмотря на кажущуюся неуклюжесть формулировок, был профессионал или профессионал принимал участие в разработке интриги и наверняка просчитывал, какие должны были быть его последствия.

По этому замыслу, комиссия с партийным недоумком во главе должна была быть просто ошарашена увиденным в еще не до конца завершенном, но уже ясно читаемом замысле экспозиции.

И это не могло бы не сказаться на общем фоне работы комиссии.

Своё Спасибо, еще не выражали.
Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь. Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо зайти на сайт под своим именем.
    • 0
     (голосов: 0)
  •  Просмотров: 275 | Напечатать | Комментарии: 0
Информация
alert
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии в данной новости.
Наш литературный журнал Лучшее место для размещения своих произведений молодыми авторами, поэтами; для реализации своих творческих идей и для того, чтобы ваши произведения стали популярными и читаемыми. Если вы, неизвестный современный поэт или заинтересованный читатель - Вас ждёт наш литературный журнал.