TIME

Часть первая.

Глава первая.

Круг.


Я бродил по двору заброшенной церкви, держа “кодак” в руке, и рассматривал стены с обнажившейся кое-где кирпичной кладкой в поисках удачного ракурса. Увенчанная изъеденным ржавчиной главным куполом и опоясанная каменным забором с коваными воротами – она больше полувека пустовала и за это время обросла ворохом легенд. Церковь считалась самым загадочным местом в нашем городе. Когда я был мальчишкой, бабушка пугала меня, что, дескать, если я не буду слушаться, она отведет и оставит меня там. Говорили, что несколько человек пропали бесследно именно в ней. Посетив на днях наш краеведческий музей, я узнал, что здесь до революции находился старообрядческий храм. Сейчас к бывшему церковному двору подступали кварталы новостроек. Рядом с церковью уже отрыли глубокий котлован под новое здание, и словно мрачный могильщик, над ним замер желтый экскаватор, устало опустив свою механическую руку с клыкастым ковшом…
Нащелкав полтора десятка кадров и в очередной раз проверив счетчик пленки, который приближался к финальной цифре “36”, я решил зайти внутрь. Мощные проржавевшие петли тяжелых дубовых дверей издали пулеметную очередь – эхо заметалось под куполом. Здесь было прохладно и пахло плесенью. Я обошел церковь по периметру, рассматривая оставшуюся роспись на стенах. Лучи света протянули подвесные мосты от дыр в куполе до противоположной стены, по ним, как суетливые прохожие, двигались частицы пыли по броуновским траекториям. Я даже не попытался фотографировать здесь, не надеясь на мощность вспышки своей “мыльницы” и вышел на улицу. Привыкая к яркому свету после холодного полумрака, я тер глаза минуты две. Затем я решил сделать эффектный кадр – экскаваторный ковш, занесенный над церковью, и двинулся за ограду к котловану, но… меня как будто ударило этим самым ковшом - никакого экскаватора и котлована я не увидел - вместо него заросший бурьяном пустырь жужжал армией пчел! В недоумении я решил, что вышел с другой стороны, в другие ворота. Я метнулся в церковь и обошел ее еще раз, правда, в обратную сторону. Нет, второго выхода здесь не было. Щурясь на солнце, я снова вышел во двор. Через церковный забор просматривалась желтизна экскаватора, теперь он стоял на месте! У меня от волнения засосало под ложечкой. Я обернулся и посмотрел на церковь. Я тут же вспомнил детские страшилки. Говорят, что в старых замках есть привидения, но чтобы в храме, пусть даже бывшем, происходили такие непонятные вещи? Не зря, видимо, это место так и не обжили со времен НЭПа, когда церковь закрыли. Здесь должен быть какой-нибудь склад, клуб или контора, как в других закрытых церквях, это же здание так никого и не приютило. Странно! Я подошел к экскаватору и пнул ногой гусеницу в комках засохшей грязи. Кусок грунта под ногой отделился от края обрыва и покатился на дно котлована, увлекая за собой язык из песка. Реально? Вполне. Озадаченный, я поспешил к дому.
Вернувшись домой, я решил, конечно, что все это мне показалось, но повторить опыт не хотелось - что-то меня останавливало, может быть, здравый смысл, но скорее страх. Всю неделю я ходил задумчивый и рассеянный, но, в конце концов, любопытство взяло верх, и в субботу ранним утром я снова шагнул за кованые ворота церковной ограды.
Меня посетила одна догадка, и я захватил с собой радиоприемник в качестве индикатора времени и “вечный календарь”. Правда, это не совсем удобно, ведь новости на “Маяке” передавали не чаще, чем через полчаса, но другого способа проверить свои предположения я не придумал. Борясь с волнением, я зашел внутрь церкви, дождался, когда минутная стрелка часов доползла до без одной минуты шесть и, пройдя круг по церкви, настроился на “Маяк”. Когда закончились позывные, диктор, поприветствовав радиослушателей, сказал, что сегодня пятница, 25 июля. “Сегодня же суббота, 25 июля!” – воскликнул я так, что эхо отозвалось и заколебалось в каменной пустоте. Я сверился по календарю. Круговой циферблат показывал прошлогоднюю дату. Вращая колесико настройки дрожащими от возбуждения пальцами, я нашел первую программу. Дату здесь уже сообщили, но … Невероятно! Новости касались прошлогодних событий!
Моя догадка подтвердилась – я переместился во времени! С орущим приемником в руке я выскочил на улицу. Экскаватора и котлована опять не было! Никакой ошибки, никаких галлюцинаций! Я сшибал ногами лопухи, пчелы недовольно жужжали – все было настоящим! Я метался по пустынной улице, а мне так хотелось спросить у прохожих какой сегодня год – я все еще не мог поверить в реальность происходящего!
Немного успокоившись, я снова пошел в церковь, чтобы закончить исследования. Потратив два часа на ходьбу взад-вперед, то есть вправо-влево, тщательно запоминая количество кругов и направление движения, я выяснил, что один круг по периметру церкви равен году, причем по часовой стрелке - вперед, против - назад. Таким образом, получалось что-то вроде орбиты Земли, двигаясь по которой я проходил астрономический год. Если теперь разбить ее на часы(и минуты), то, уходя с круга в определенном месте, я мог дробить год на части. Проверка показала, что “часовой механизм” работал! Надо было сделать подобие циферблата для точности перемещений. Для этого понадобится тесьма, несколько длинных реек и колышек, и простейшее приспособление для путешествий по времени будет готово... И я решил его испытать!



Глава вторая.

Сборы.

Подготовка моего путешествия заняла несколько месяцев. Это время я никогда не забуду, не забуду то настроение, которое сопровождало меня повсюду, где бы я ни находился. Я жил навязчивой идеей, которая, впрочем, имела под собой реальную почву в виде результатов моих экспериментов. Правда, они не были, так сказать, углубленными, и поэтому намерение предпринять “дальнее” путешествие не давало мне покоя и придавало заряд энергии.
Я вспомнил, как начинала кружиться голова от коллизий, которые следовали за тем, что герои книг и фильмов “оставляли следы” в прошлом или в будущем. Я сразу решил по возможности ничего не менять там. А для этого надо было хорошо подготовиться. Главное – сразу не наломать дров. Будущее предвидеть трудно, и я отказался от путешествия туда, где ничего не известно. Я выбрал 20-е годы - время не столь дальнее, но и не такое близкое. Я стал перечитывать всю литературу о периоде НЭПа, записавшись в библиотеку. Я добрался до городского архива. Я расспрашивал знакомых старушек. Словом, я постарался вжиться в то время, как если бы уезжающий на юг отлеживался бы в солярии, чтобы по приезду сразу смешаться с загорелой толпой.
Главное - подыскать одежду. Я перерыл кучу старья в кладовке, но самое древнее относилось к послевоенному покрою. Все же мне показалось подходящим нетронутое молью драповое пальто, а остальное - дело техники. Несколько довоенных фотографий и швейная машинка, и через неделю мой костюм был готов.
Да, еще не мешало бы иметь немного денег. Я вспомнил, что в Москве, недалеко от Таганки, на улице Большие Каменщики есть место, где ежедневно встречаются коллекционеры марок, открыток, медалей и монет. Пришлось потратить день и навестить столицу. На Каменщиках я нашел у одного нумизмата достаточное количество старых серебряных полтинников, с мускулистым молотобойцем на решке и старым советским гербом с шестью республиками на орле. Я не боялся ошибиться, ведь такой же полтинник лежал когда-то у нас в трехлитровой банке с “живой” водой для питья.
Я не стал составлять список вещей, которые нужно взять с собой - он как-то сам определился - “кодак”, две пленки, фонарик, батарейки про запас, радиоприемник, калькулятор, спички, карта Московской области, швейцарский нож, тетрадь для записей, зубная щетка, паста, бритвенный станок и комплект белья. Не хватало только паспорта образца двадцатых годов – молоткасто-серпастого, которым так гордился Маяковский, но мне пришлось лишь надеяться, что он не пригодятся – такой паспорт даже подделать не получилось бы. В случае проверки скажу, что потерял документы.
Предстояло еще определить дату прибытия. “Отъезд” я наметил на воскресенье 15 ноября. Чтобы не дробить годы и не оказаться из лета в зиме, я решил отсчитать назад ровно 71 год. Выпадала суббота 15.11.27.



Глава третья.

Переход.

В субботу вечером, 14 ноября, я паковал вещи. Мысль о паспорте не отпускала, и я взял-таки свой, настоящий. Стало спокойнее. Лег спать как обычно, в полночь. Долго не мог заснуть, как перед дальней поездкой. Утром, плотно позавтракав, я положил в чемоданчик термос с чаем, банку консервов и пару бутербродов, оделся в пальто, натянул хромовые сапоги, которые привез из армии, нацепил теплую кепку и вышел на улицу. Маленький чемоданчик оттягивал руку. Яркое солнце пробивалось сквозь голые переплетения ветвей и отбрасывало на асфальт пестрые тени. Я волновался. Противоречивые мысли распирали мою голову. К десяти надо было успеть. Мне не пришлось прощаться с мамой – она ушла в магазин. Может быть, я ее больше не увижу? Но что я мог ей сказать, если бы она сейчас стояла передо мной?
Я написал короткую записку, где сообщил, что еду с группой на дачу.
До церкви я добрался к половине девятого. Людей вокруг не было, и только сонная всклокоченная собака, примостившаяся на теплый колодезный люк, проводила меня равнодушным взглядом.
Внутри церкви было совсем темно - я нервно поежился. Кто-то, должно быть, ушлый дачник, стащил рейки, которые я оставил здесь заранее. Интересно, а он назад вернулся? Вдруг он сделал один или несколько кругов? Я с ревностью подумал о возможности такого же открытия, какое сделал я, кем-то другим. Что ж, обойдусь без реек. Итак, мне предстояло пройти 71 круг по церкви в пальто с чемоданом в руке. Странная месса в бывшем храме...
…Через час я, изрядно устав, остановился перед выходом. Снаружи уже светило солнце. Я решил отдышаться, чтобы не выглядеть подозрительно. Меня переполняло нетерпение - я все еще не верил, что выйду не туда, откуда пришел. Я не испытывал никаких ощущений, хотя думал, что переход во времени должен как-то чувствоваться. Нет, ничего! Ничего, кроме одышки. Ну, пора! Я застегнул пальто и шагнул в прошлое.



Глава четвертая.

Явление народу.

Под каблуком хромового сапога хрустнул снег. От меня шарахнулся мужик в тулупе, мелко крестясь. Я оглянулся - крепкие соборные ворота величаво распахнуты, из полутьмы, оборачиваясь и крестясь, выходят отстоявшие службу бабы и мужики. Мой внешний вид, особенно чемодан, явно не соответствовал окружающей обстановке. Стараясь, насколько возможно, не привлекать внимания, я тихонько вышел за ограду и прошел по улице полквартала. Сработало - передо мной стояла белостенная златоглавая церковь. Я был потрясен. Хотелось прыгать от радости. Вокруг меня улица напоминала то, что я видел на старых фотографиях в краеведческом музее - крепкие деревянные дома в четыре-пять окон, ворота с козырьками, телега, запряженная резвым коньком. Машинально я двинулся в сторону своего дома, которого еще не было. Городские часы на заводской башне пробили десять. В моем кармане позвякивали 20 серебряных полтинников 1925 года чеканки. Десять рублей серебром хватит дней на 10-20. Надо найти место для ночлега, хотя думать об этом недосуг - очень многое предстоит увидеть и узнать.
Перекроенное пальто, похоже, сильно выделяло меня из толпы, и прохожие косились на чемодан. Я заглянул в суконную лавку.
- Хозяин, где у вас тут базар? - спросил я, стараясь быть непринужденным, краснощекого малого с лоснящимся лицом.
- А ты что, не здешний? - ответил он вопросом на вопрос, задержав взгляд на моем пальто.
- Да, приехал по делам нашей артели, - соврал я, не мешкая. - Мы в Переухове хромачи шьем, так меня вот и послали рынок ваш посмотреть.
- Вот оно как. Так иди вниз по Кузнецкой, там и базар. Да кто ж без товара на ярмарку ходит?
- Так прицениться ж сперва надобно, потом и торговать будем.
- А в вашем Проухове все такие лопоухие? – заржал молодец мне вслед.
Не обратив внимания на его шутку, я отправился на Кузнецкую улицу, название которой не изменилось, а облик слабо напоминал тот, что остался в моем времени. Через два квартала я свернул на Октябрьскую, где в доме 23, судя по информации из музея, располагалась гостиница. Действительно, передо мной стоял крепкий особняк, красуясь двумя красными флагами, оставшимися после 10-летия Октября. Оба этажа здания были окрашены в ярко-синий цвет, а дверь и рамы в казенный красно-коричневый. Гостиница напоминала штаб, и я решил не заходить без документов, а поискать частника.



Глава пятая.

Адаптация.

Я шел по центральной улице своего города и, естественно, не узнавал его. Рассвет НЭПа отразился на его облике пестротой лавок, контор и других заведений. Рекламные доски соседствовали с оставшимися революционными транспарантами, на одном фасаде мирно висели идейные антагонисты – еще дореволюционная вывеска “Ремонт швейных машин Зин-геръ” и плакат “На слом буржуазные устои!”, быть может, кисти того же самого художника.
Народ попадался большей частью праздно лузгающий семечки, и никому, похоже, не было дела до долговязого прохожего с чемоданом в руке. Хотя любого из них я смог бы изрядно озадачить, соблазн чего так и щекотал меня изнутри. Мое внимание привлек человек, читающий афишу:

Только сегодня!
Городской парк , Зимний зал.
Мадам Вересковская - предсказания будущего.
Вход 10 копеек.

Человек был молод и странен. Мне показалось, что я его уже где-то видел. Из кармана потертого плаща торчал сверток то ли газеты, то ли журнала. Из-под гимназистской фуражки висели пружинки светлых кудрявых волос, круглые очки спадали на тонкий прямой нос, губы шевелились в неслышном шепоте. Чудак что-то записывал в истрепанный блокнотик химическим карандашом и вдруг обернулся ко мне.
- Интересуетесь? - спросил он меня птичьим голоском. Губы его были синими от карандаша.
- Чаво? - изобразил я деревенщину.
- Будущим интересуетесь? - повторил он более низко, тряхнул головой, и взял меня за локоть. - Приходите в наш клуб вечером в шесть, в “Дом рабочей молодежи”. Будет лекция доктора Севидова о слиянии времени...
Я выдернул руку и зашагал прочь - что-то неприятное в его цепком взгляде и хватке насторожило меня. Мне никак не хотелось, чтобы меня тут вот так сразу “раскусили” и направили куда надо!
Как ни странно, но, собираясь в прошлое, я совершенно не задумывался о том, что я здесь буду делать. К родственникам пойду? Они еще в это время в городе не жили. В гости к знакомым? Таковых я еще пока не имею. Может быть, просто посмотреть город? И вообще, есть ли какая-то польза от этой моей экскурсии? Скорее всего, да, но может быть и вред. Я, к сожалению, не вникал в причинно-следственные связи и прочие теории, а поэтому риск сделать ошибку был достаточно велик.
Мне захотелось перекусить после часовой пробежки по храму, и я купил горячий пирожок с капустой у уличной торговки. Она отсчитала мне в ладонь горсть промасленных медяков сдачей на мой полтинник, и я, шагая, позвякивал теперь, как связка ключей. Я приближался к окраине города, которая приходилась как раз на начало моего микрорайона. Дальше простиралась пустошь, и совсем недалеко синел лес. Побродив пару часов по городским окраинам, я так и не нашел никого, кто сдавал бы угол внаем.
Я раскрыл чемоданчик и достал тетрадь с записями из архива и кое-какой полезной информацией. Мои предки жили в селе Зуйково в 20 верстах от города. Пешком идти не хотелось, и я нанял извозчика. Мы долго торговались, пока он не согласился на сорок копеек. Я, пряча улыбку, высыпал ему в треух так отягощавшую меня медь, и запрыгнул в телегу. Мужик терпеливо пересчитал медяки, достал из-за пазухи ситцевый узелочек, развязал его, сложил туда свой новый заработок и спрятал обратно. Так же не спеша встряхнул вожжи, и пегая лошаденка, качнув головой, лениво потянула нас в осенне-зимнюю расхлябицу. Мужик был не из лихачей.



Глава шестая.

Прадед.

Мы ехали по разбитой проселочной дороге, глина вперемешку со снегом, казалось, не хотела расставаться с колесами и отрывала железо с ободов. Пару раз нам пришлось вынимать телегу из глубокой колеи. Навстречу не попадалось ни души, одни лишь спугнутые сороки, хрипло треща, суетливо пролетали над головой. Заснеженные поля перемежались унылым редколесьем, и встречный ветер задувал за воротник.
- А что, к зазнобе едешь? - спросил меня, кашлянув, мужик.
- Да нет, отец, по делам, - ответил я и отвернулся, не желая продолжения разговора. Какая там зазноба, усмехнулся я про себя, но, одумавшись, продолжил:
- Насчет сапог я, шьем мы их, да сбыта нету.
- А ну, кажи, - и я снял с ноги запачканный сапог. - А что, добротно скроено, только кому они такие в деревне нужны?
- Так я и еду узнать кому.
Наконец появилась первая деревенька. Несколько сирых домишек приткнулись у дороги, да длинный журавель с куском рельса на хвосте замер, покачивая пробитым ведром на ветру. Закопченные трубы жидко дымили в двух домах, остальные не проявляли никаких признаков жизни. И нигде даже не залаяла собака - мы проехали мимо, никем не замеченные. Меня поразило то, что облик деревни был почти таким же, как в конце двадцатого века. Казалось, будто я нахожусь в своем времени; неужели время остановилось в глубинке? Себя выдавали разве что крыши домов из дранки вместо шифера, да деревянное ведро на колодце взамен железного.
Незаметно для извозчика, я сделал снимок его со спины на фоне деревни.
Повсюду уже виднелись следы запустения. Избы стояли сиротливо и молча, покосившись набок, дворы зарастали двухметровыми лопухами, дороги терялись в старых колеях, поля покрывались щетиной пырея. Наиболее активные, а может быть , наоборот, ленивые, заколотив ставни и двери, распродав все лишнее, навьючив телеги мешками с тряпьем и пожитками, целыми семьями, снимались из неуютных и неперспективных деревень в города. Я вспомнил, что и мой прадед в 32-м, собрав все, что можно было собрать после ”раскулачивания”, уехал в город искать лучшей доли.
Я бы очень хотел его сейчас встретить.
Вдруг мой кучер оживился и хлестанул кобылу плетью:
- А ну пшшшлааа, твою душу!
Лошадь меланхолично дернула боком, мотнула хвостом и перешла на рысь. “Видимо, мужик что-то вспомнил, решил побыстрее вернуться”, - подумал я. Телега затряслась на ухабах, жалостливо скрипели колеса. Я закутался в воротник.
Зуйково появилось перед нами на холме, увенчанное деревянной церквушкой с синей маковкой. Это было небольшое село дворов в сто тридцать, с одним кирпичным двухэтажным домом. Я спрыгнул с телеги и стал искать коричневый пятистенок в четыре окна. Таковых я насчитал с десяток.
- Где живут Воронковы? – спросил я сидевшего на завалинке седовласого деда в старом тулупе. Он показал на дальний конец села.
- Спасибо, дедушка! – и я зашагал к дому, о котором мне в детстве так много рассказывала моя бабушка.
Я постучался железным кольцом в калитку - мне открыла немолодая женщина в телогрейке, подбитой изнутри косматой овчиной.
- Хозяйка, пусти на постой.
- А ты откуда будешь такой шустрый? - спросила она, глядя снизу вверх, и морщины вокруг ее глаз собрались в лучики - боже, я узнал прабабушку, фото которой лежало в нашем семейном альбоме.
- Марья, кто там? - донесся из сеней негромкий мужской голос, и на порог вышел мужчина лет сорока пяти с высоким лбом и бородой с проседью. Это был мой прадед Евдоким Андреевич.
Мои ноги подкосились, все поплыло у меня перед глазами и превратилось в туман...



Глава седьмая.

Гость.

…Проснулся я в узкой и длинной комнате, отгороженной голландской печкой и деревянной перегородкой от остальной части дома. Первое, что я увидел, открыв глаза, был портрет моих прабабушки и прадеда, наверно, после венчания. Маленькая фотография, приклеенная на картон, уже пожелтевшая от времени. Сейчас она висела на стене, а я ее помнил по старому семейному альбому, уже почти истертую, бережно хранимую детьми, а потом и внуками. Я посмотрел в окно. За кривыми стеклами, в которых застыли пузырьки воздуха, было все словно из кружева. На улице шел снег хлопьями. Ветки берез и сирени были словно облеплены кокосовой стружкой. Я лежал, под старым овчинным тулупом, покрытым поверх грубой хлопчатобумажной простыни. Огромная перовая подушка свалилась на пол. На полу стояли бурки, от одной стены до другой тянулись разноцветные половики. На ногах у меня были одеты длинные колючие шерстяные носки, почти гетры, длинная льняная рубаха пахла семечками, от голландской печки отдавало теплом. Возле топки лежала черная кочерга и несколько осиновых бревен…Постепенно я вспомнил все и понял, где я. Еще минут десять я глядел в окно и слушал тишину. Такого тихого утра я никогда не переживал. Но события вчерашнего дня вернули меня в реальность.
Я соскочил с высокой кровати и выглянул за печь - в доме никого не было. Моя верхняя одежда висела на гвозде в сенях, не было только рубашки, майки и трусов. Я надел брюки и пальто и вышел на улицу. Во дворе бродили куры и пара гусей. Гуси зашипели, пригибая головы на вытянутых шеях в земле и растопырив крылья. Из сарая в глубине двора доносился шорох.
Я, вспомнив вчерашний реверанс у ворот, поспешил в дом, чтобы не беспокоить хозяев. Мне было очень неудобно за внезапное вторжение к этим людям, тем более, что это могло повлечь за собой последствия, что-нибудь изменившие бы в их дальнейшей жизни. Надо было отсюда уезжать, своих я увидел, а долгое общение между нами наверняка вскроет наши родственные отношения.
- На, сынок, попей молочка вот, - и хозяйка поставила крынку на стол. - Что же ты, сердешный, так худо оделся? Мы с Евдокимом перепугались – думали тиф у тебя. Всю ночь стонал, одежда вот вся вымокла, жар у тебя был.
- А уезжал - было не холодно, - сказал я, отпив теплого топленого молока. - Проездом я, в Москву. А хозяин где?
- В Клиновку поехал за мукой. Печь будем хлебушек, своего давно не делали, ужо-тка вернется, тесто месить стану.
Как же мне хотелось остаться, но надо было уезжать! Еще немного, и я не справлюсь со своими эмоциями. “Бежать! Бежать!” – вспомнил я фразу из любимого фильма.
- Ну спасибо, мать, мне пора.
- Куды ж ты пойдешь, слабый ведь совсем – смотри, коленки вон трясутся, остался бы до завтра. Я щи варю с мослами, поешь хоть!
Меня просто сводило с ума стремление кинуться к этой женщине с криком “Ба, это я, Артем!” и уткнуться лицом в ее руки, и я еле сдерживал переполнявшие меня чувства. Не только коленки – я весь трясся от волнения.
- Да нет, спасибо, мне надо спешить, – отказался я, еле выдавив из себя эти слова, будто ватный ком подступил к горлу.
Я собрался, взял узелок, который собрала бабушка - хлеб, кусок сала, три вареных вкрутую яйца, лук и вареную репку. Я долго уговаривая хозяйку взять деньги, которые она так и не взяла, проводила до ворот и перекрестила на дорогу. Подавленный столь короткой встречей и скорой разлукой , сжав зубы, я отправился в ту же сторону, откуда пришел. Я то и дело оглядывался, она стояла у калитки и все смотрела мне вслед.



Глава восьмая.

Первое потрясение.

Я добрался до города к вечеру, воспользовавшись услугой нагнавшего меня в пути крестьянина, везшего в город захворавшую дочку.
Спустились густые сумерки, когда я оказался у моей церкви. Шла вечерняя служба, и я, купив рыжую свечку, вошел в самую толчею. Я подумал, что народ так и живет здесь, не выходя за ворота. Я пробрался к иконе Николая-Угодника и поставил свечку за мой успех. Из темноты на меня глядели его прозрачно-синие глаза и рука в благословенном жесте, казалось, грозила мне пальцем.
Я отошел и спрятался за колонну. Звонким голосом священник читал непонятные молитвы, затягивая концы строф, и хор из сухоньких старушек подхватывал заунывно и жалобно. Меня совсем не было видно, потому что мимо несколько раз прошмыгнул мальчик со свечками и даже глазом не повел. Так я простоял час или два, пока последняя бабка, прихрамывая, не вышла наружу. Еще через четверть часа в церкви не осталось ни души и ни огонька. Я подождал еще, и затем, чиркнув спичкой, зажег несколько свечей. Света не хватило даже на то, чтобы стал виден пол. Тогда я зажег все свечи, оставшиеся после вечерней, и на меня из мрака под куполом глянули лики, как будто узревая меня в смертном грехе, а огромная икона страшного суда с полосатым змеем обещала возмездие.
Я, не торопясь, начал движение по часовой стрелке. Скоро у меня закружилась голова, стало душно. Я отсчитал 30 кругов и решил передохнуть. Мне захотелось выйти посмотреть в 1957 год, но решил для чистоты эксперимента пройти сразу все. Видимо, из-за туч вышла луна - все вдруг заполнилось серебристым светом.
Я пошел дальше. Лики мелькали перед глазами, я твердил счет - со стороны все походило на черную мессу...
69...70...71...На 71-м кругу я поставил чемодан и пошел к выходу. Церковь снова утонула во мраке. Ладони рук вспотели, пальцы правой руки скрючились в кулак. Чемоданчик был как гиря! На ощупь я подошел к окну - луна на миг осветила ограду, деревья, дома. По пути наткнувшись на аналой и едва не сбив подсвечник, я добрался до двери. Попробовал толкнуть ворота плечом - даже не скрипнули! Пошарив в темноте, я нащупал щеколду маленькой дверцы в ставне ворот, запираемую изнутри. Дверца поддалась, и я вышел на воздух. Луна опять укрылась в туче. С неба посыпал крупный снег. Я стоял один на всем белом свете перед давящим монолитом церкви! Ничего не изменилось, и луна лукаво то пряталась, то выглядывала из-за тонкой пелены туч...
Мне захотелось закричать - но я знал: мне это не поможет. Я вспомнил Николая-Угодника и его грозящий перст. Я вышел за ограду и побрел по такой знакомой мне, но не той улице.



Глава девятая.

Мадам Вересковская.

Я был раздавлен случившимся. Я не мог поверить, что у меня ничего не вышло. Я упрямо топтался по снегу на том месте, где должен был стоять мой дом, и проклинал себя. Мои ноги уже вытоптали снег до земли, сапоги промокли, я дрожал от холода и отчаяния одновременно. Что делать?
Я побрел обратно в город. Одинокий прохожий в ночной тишине. Ни огонька из окна, ни фонаря. Я быстро дошел до центра и остановился у тумбы с промокшей афишей, белевшей в темноте прямоугольным пятном. Посветив фонариком на промокшие буквы, я прочитал знакомые слова: “Только сегодня! Городской парк , зимний зал. Мадам Вересковская - предсказания будущего. Вход 10 копеек. “
Внизу афишки было приписано более мелким шрифтом: “Прием ежедневно с 20.00. Ул. 25 Октября, д. 21.” Что она может предсказать? К гадалкам ходят только отчаявшиеся и наивные люди. А я, кажется, попал в их категорию. Я нажал подсветку часов. 22-14. Еще не так поздно. Расположение и название улицы, конечно же, не изменились. Я побежал, хлюпая разбухшими сапогами по снежной каше.
Я долго стучал кулаком в ворота, пока в одном окне не зажегся свет. Я подошел к окошку – на меня смотрел силуэт - маленькая головка на узеньких острых плечиках.
- Вам кого?
- Вы мадам Вересковская?
Силуэт удалился, минут через пять застучали засовы и калитка отворилась. Напротив меня стояла крохотная, прямая как суслик старушка в ватной безрукавке-“душегрейке” и белом пуховом платке, накинутом на голову, опираясь на тоненькую трость, держа в другой руке керосинку.
- Добрый вечер, - выдавил я из себя, не зная с чего начать.
Старушка молча кивнула, развернулась и побрела к сеням, держа высоко лампу, тростью стуча перед собой. Старуха слепа, подумал я, а лампу зажгла для меня. И не прогнала в такой поздний час!
В передней пахло корицей или гвоздикой, тыквенной кашей и печкой. Я снял тяжеленные сапоги, промокшее пальто и шапку и пошел наощупь, задевая по пути ведро, дрова, сундук, ударившись лбом о косяк, пока не оказался в комнатушке, залитой теплым светом нескольких подсвечников. Старушка рукой указала на деревянное кресло, стоявшее спинкой к окну напротив большого круглого стола, непонятно как умещавшегося в этой комнате, с тяжелым бронзовым канделябром в виде трехглавой птицы в центре, вокруг которого были разбросаны потрепанные карты Таро, и удалилась. “Старуха слепа, зачем же ей карты?” – подумал я, разглядывая обстановку. Стены были убраны темно-бордовыми обоями с золотистыми лилиями, откуда на меня смотрели несколько портретов: бородач с трубкой в руке, светловолосый офицер в белом кителе, девушка в шляпе с перьями и веером в руке.
Старушка вошла и села напротив, я ее не видел за светом канделябра. Я немного сдвинулся в сторону, чтобы видеть ее лицо, но оно оказалось закрыто вуалью. Я посмотрел на ее руки – не могут быть такие изящные руки у старухи. Я привстал.
- Сядьте! – услышал я голос молодой женщины.
- А где старушка? – изумленно спросил я.
- Сядьте, сударь, успокойтесь, это я.
Я не услышал раздражения в ее голосе, несмотря на то, что назвал ее старушкой. Она хорошо владела собой. Да, я болван! Меня смутила ее трость, я принял ее за старуху, но она просто слепая, потому с тростью.
- Извините!
- Не стоит, сударь. Что вас привело во мне в столь поздний час?
- Я хочу узнать свое будущее, я видел вашу афишу вчера, но не смог попасть на сеанс.
- Хорошо, но я вижу, что вы неглупый человек, неужели вы верите в это?
Я был так удивлен услышанным, что не знал, как ответить.
- Н…не верю, но хочу узнать.
- У вас ничего не получится. Ваше будущее не предопределено.
Она поднялась. Я тоже встал и развел руки.
- Как не предопределено? Что это значит?
- Вам может помочь только один человек.
- Кто?
- Найдите доктора Севидова. Все, сеанс закончен. Денег не нужно. Прощайте.



Глава десятая.

Доктор Севидов.

Неделя прошла как нескончаемый кошмар. В отчаянии я бродил по городу, не зная, что делать. Мое лицо покрыла редкая щетина, деньги почти закончились, я начинал голодать. Живот все чаще болел, было негде помыть руки, поспать удавалось на вокзале, да и то только днем.
В этом существующем в прошлом мире я чувствовал себя как на необитаемом острове. Я никак не мог найти контакт с людьми – я просто не знал, о чем говорить. Мне очень хотелось домой…
Визит к гадалке меня еще больше убедил в том, что произошло что-то ужасное в моей судьбе. Но должен же быть какой-то выход или хотя бы объяснение произошедшему со мной. Загадочный доктор Севидов – кто он? Ученый, а может быть врач? Не хотел бы я попасть в клинику для душевнобольных, хотя дорога туда мне, похоже, открыта, если я еще останусь здесь в таком положении. Почему гадалка ничего не сказала о нем, где он живет, хотя бы?
Я пытался встретить того странного типа, который приглашал меня в клуб на лекцию. Я должен поговорить с ним, расспросить о докторе. Моя машина времени дала сбой, я не мог понять, в чем дело. А выход надо было найти как можно скорее, чтобы не наследить! К тому же жить мне было негде, гостиница для меня закрыта, без паспорта я рисковал попасть в милицию, денег оставалось мало, а главное - я не знал, что случилось с церковью, почему я вошел в одну дверь, но вышел в нее же, пройдя 71 круг без толку!
Наконец в пятницу мне повезло – возле Дома рабочей молодежи я все же нашел странного молодого человека в круглых очках. Я бросился к нему, как к родному, и он сперва удивился, но тут же узнал меня.
- Вы тогда так быстро исчезли, ха-ха, я что, напугал вас? - спросил он, поправляя съехавшие на кончик носа очки.
- Послушайте, как я могу найти доктора ...
- Севидова? - Будем знакомы - студент Виссарион Иванов.
Он выпалил это, тряся головой, как будто работал с отбойным молотком. Он сдувал свои кудрявые пряди, спадающие на глаза. Я, поборов неприязнь, пожал его руку: “ Артем ,” - просто ответил я.
- Очень приятно. Что ж, приходите завтра в шесть вечера, адрес помните - дом рабочей молодежи.
- Дело в том, что я хотел бы лично поговорить с доктором. У меня для него есть кое-что интересное, и я буду признателен, если вы представите меня ему.
Мое красноречие ошеломило очкарика, он внимательно посмотрел на меня, потом опустил взгляд, что-то обдумывая.
- Хорошо, идемте. Вы как-то не хорошо выглядите. Голодны?
Я ничего не сказал в ответ – только кашлянул в кулак.
Мы прошли несколько кварталов по главной улице и свернули в арку обшарпанного дома. Здесь была боковая дверь, и студент громко постучал в нее. Нам открыла тучная пожилая женщина с трясущейся головой, в истрепанной многолетней ноской “душегрейке”, накинутой на длинное черное платье в белый горошек, и поздоровалась с Виссарионом.
- А Николая Ивановича нет, - ответила она на его вопрос. - Но вы все равно проходите, он вот-вот будет.
Нас провели на второй этаж по довольно крутой и ветхой лестнице, которая жалобно поскрипывала под шагами хозяйки, и мы очутились в просторной комнате с высокими потолками, сплошь заставленной книжными полками и какими-то приборами.
На огромном письменном столе беспорядочно лежали несколько раскрытых рукописей, два ящика были открыты, а мусорная корзинка через край набита скомканными черновиками.
Студент, видимо частый гость в этом доме, непринужденно уселся в кресло у полок и стал разглядывать корешки книг. Мое внимание привлек странный предмет в дальнем углу комнаты. Сначала он показался мне клеткой для птиц, но вместо дна у нее была двойная металлическая сетка. Внутри сверкал металлический стержень, служащий осью конструкции. Вертикальные прутья сходились наверху в маленькую коробочку, из которой торчала вращающаяся рукоятка. Я покрутил ее как кофемолку, и студент тут же вскрикнул:
- Осторожно, это же ... – он не успел договорить и оглянулся: снизу послышались шаги и скрип ступенек. В дверях показался высокий седой худощавый мужчина в очках, синем берете, атласном синем халате, одетом поверх рубашки с жилетом и галстуком, со стопкой бумаги в руках, которую Виссарион тут же принял у него и положил на стол.
- Николай Иваныч, этот гражданин очень хочет поговорить с вами.
Севидов внимательно посмотрел на меня. Интеллигентные усы и бородка клинышком делали его похожим на идальго.
- Господа, давайте сначала попьем чаю. Виссарион, будьте добры, скажите Авдотье Лукиничне, пусть поставит самовар. Ну-с, молодой человек, будем знакомы - Севидов Николай Иванович, доктор математики.
- Артем… Воронков…Инженер…Начинающий…
Я еле сумел побороть смущение и волнение, охватившие меня одновременно c очередным приступом голода.
- Доктор, мне нужно с вами поговорить, и очень серьезно. Вы, может быть, сможете помочь мне, я попал в очень непонятную историю. Мой рассказ вам покажется странным и неправдоподобным, и я сомневаюсь, будет ли это интересно слушать Виссариону...
- Он мой давний друг и ученик, я уверен, что ему это не повредит. Пройдемте вниз.
Мы разместились в столовой, отгороженной от кухни старой ширмой. Лукинична внесла дымящийся медный самоварчик, который казался игрушечным в ее пухлых руках, Виссарион из буфета достал фаянсовый сервиз. На столе появились пряники и карамель. Лукинична наотрез отказалась посидеть с нами, сославшись на хлопоты по хозяйству. Я еле удержался , чтобы не накинуться на пряники. Отхлебнув горячего чаю с ароматом старой мешковины и откусив краешек карамели, я слушал, как Виссарион рассказывал доктору о нашей встрече. Когда он закончил, я попросил доктора рассказать немного о его научной деятельности, чтобы удостовериться, что я обращаюсь к тому доктору.
Оказалось, что Севидов еще студентом увлекся поиском пятого измерения вдобавок к известным четырем - трем пространственным и одному временному. Последнее заинтересовало его настолько, что он захотел открыть принцип управления временем. Будучи блестящим математиком, Николай Севидов стал углубленно изучать физику и астрономию. Он собрал большую библиотеку из книг по философии, истории, логике и даже изучил древние манускрипты египетских и тибетских жрецов.
Он пришел к выводу, что возможность заглядывать в будущее и отгадывать прошлое может основываться не только на наблюдательности, логическом мышлении и способностях экстрасенсов.
- Дело в том, что мы не можем “потрогать” время, мы чувствуем его субъективно, судим о нем только по часам или по положению светил, но не знаем, что же это такое – время! Допустим, мы плывем по течению реки, и у нас нет ни паруса, не весел. Мимо нас проходят берега, но мы даже не можем бросить якорь и пристать к берегу. И вот, представьте, водяную мельницу - она стоит на берегу и ее колесо вращается. И у нас на лодке есть колесо с лопастями, но оно не движется, ведь его тоже несет по течению. Но оно тоже станет вращаться, если мы бросили бы якорь, или нас бы прибило к берегу.
Мы все плывем по этой реке, и у нас нет ни весел, ни якоря. И я хочу сделать весла, или суметь бросить якорь, чтобы по-другому почувствовать время, - доктор добавил себе чаю и ушел в свои мысли.
Я сидел и не верил такому совпадению. Мы просто созданы друг для друга - как врач и пациент.
- Николай Иванович, меня, по-моему, прибило к берегу.
- Что?? - Виссарион поперхнулся чаем. Доктор очень пристально посмотрел на меня. Я покраснел, но продолжил:
- Вы мне можете (и я это понимаю) не верить, но это так, - и я поведал им вкратце свою историю. В доказательство я открыл чемодан и выложил на стол свой паспорт и электронные часы. Виссарион тут схватил их, случайно нажав на боковую кнопочку, и выронил от неожиданности, когда они зажужжали незатейливую мелодию. Севидов успел подхватить часы на лету , показав завидную для его возраста реакцию. Содержимое моего чемодана их очень заинтересовало. Виссарион вертел в руках тюбик пасты, отвернул крышечку и сначала понюхал, а потом выдавил на язык белый червячок и проглотил.
- Какая вкусная вещь! Это такое мороженое?
Я улыбнулся и достал зубную щетку. – Это для чистки зубов, Зубная паста.
- Невероятно - 1972 год рождения, город Георгиевск, отдел внутренних дел! - Иванов смотрел на меня как на инопланетянина, изучив мой паспорт. - Что за странная подделка?!
- Это не подделка. Сейчас я вам вот еще что покажу. - И я развернул на столе карту области. Севидов и Иванов тут же склонились над ней, доктор даже протер стекла очков и прочитал вслух указанные мелкийм шрифтом в ее конце дату, тираж и название типографии. Он выпрямился и измерил меня тем же взглядом, что и ранее Иванов. Я включил калькулятор и протянул его Виссариону:
- А вот это – электронно-вычислительная машина – микро-ЭВМ.
Виссарион повертел его в руках, нажал несколько кнопок и кнопку “ВКЛ” и отдел мне, смущенно улыбнувшись.
- Так вы говорите, церковь была, простите, будет разрушена? - спросил доктор, пытаясь послушать часы.
- Не совсем. Стены остались, с купола сняли позолоту и снесли колокольню.
- А колонны внутри?
- Их тоже убрали - внутри абсолютно пустое пространство.
- Но ведь колонны были несущие!
- Их разрушили первыми в надежде, что церковь рухнет сама, а потом снос прекратили...
Севидов задумался, глядя на часы. Виссарион тоже молчал, боясь помешать доктору. Я думал, они завалят меня расспросами, но оказались не простыми людьми, и почему-то я смотрел на них, как на своих современников.
Было уже совсем поздно, на улице разыгралась метель, а мы сидели втроем в слабоосвещенной столовой и молчали. Я разглядывал
лицо Виссариона, отражавшееся в начищенном самоваре - он нервно покусывал пальцы, о чем-то размышляя. Севидов смотрел на часы но как то сквозь них.
Наконец доктор встал и предложил подняться наверх. Он попросил меня остановиться у него, я попытался отказаться, но он и слушать не хотел - я понял, что вечер затянется надолго.



Глава одиннадцатая.

Наглядное пособие.

- Вы видите мой макет? - доктор поднял с пола ту клетку, о которой так беспокоился Виссарион.
- Вращая вот эту ручку, я плавно изменяю изгиб прутьев. Здесь редуктор, - он постучал длинным указательным пальцем по “кофемолке”.
- Внутри создается силовое поле различной напряженности. Здесь-то все и происходит. Теперь мы закрепляем ручку в определенной точке и помещаем внутрь, к примеру, бумажный шарик. Начинаем вращать, - он взял клетку за торчащие концы стержня и осторожно толкнул прутья против часовой стрелки.
Шарик покатился по дну клетки, подпрыгивая на прутьях. Сделав два круга, шарик вылетел между прутьев и исчез. Я стал искать его на полу.
- Напрасно, его тут нет. Он появится минуты через две.
Через две минуты под ногами Севидова материализовался шарик.
- Цирк какой-то! - я поднял комочек бумаги, развернул – он был весь испещрен непонятными формулами.
- Это пока что опытный образец машины времени! - протрещал Виссарион.
Севидов усмехнулся, глядя на него:
- Слишком громко, Виссарион. Ваша церковь, милейший потомок, имела, вернее, будет иметь то же свойство, что и моя клетка. В каком году ее закроют?
- Кажется, в 29-м, - я не понял намек Севидова!
- Вам придется как минимум два года ждать своего возвращения.
- А если ее сломать раньше?
- Я бы не советовал этого делать, возможно, возникнет другой баланс сил в конструкции, и тогда вы повторите свой неудавшийся опыт.
Я задумчиво комкал в руке шарик.
- Могу ли я рассчитывать на свое инкогнито? Ведь мое двухлетнее пребывание здесь, хочешь не хочешь, приведет к изменению истории и кто знает...
- А вы уже сделали необратимый шаг в своей жизни.
- Вы что имеете в виду, доктор? - спросил я, краснея. - Ведь шарик вернулся?
- Чтобы объяснить это, потребуется немного времени.



Глава двенадцатая.

Теория доктора Севидова.

- Сейчас науке известно четыре координаты - пространство и время. Материальный мир, существующей в такой системе, подчиняется ее законам.
Одна из основных аксиом физики говорит, что в определенный момент времени может существовать не более одной точки с заданными координатами. Я несколько расширил эту аксиому: “В данный момент времени в данной системе координат из неограниченного числа вариантов развития определенного процесса развитие происходит только по одному варианту.”
Возьмем простейший случай: опыт с подбрасыванием монеты. Всякий раз может выпасть орел, либо решка. Мы имеем всего два варианта. Выпал орел. Бросим еще раз. Перед нами снова двойной выбор. А если бы в первый раз выпала решка?
Севидов вырвал из тетради чистый лист:
- Представим все возможные варианты на бумаге:

1й бросок - орел 2й бросок - орел
- решка

- решка 2й бросок - орел
- решка

и так далее.

Запишем цепочки событий: О-О..., О-Р..., Р-Р..., Р-О...
Чем больше бросков, тем больше цепочек. Каждая из них - хронологическая последовательность событий, иначе говоря, история, где измерением времени служат броски.
Теперь, зная, например, что выпало во второй раз, мы как бы вернемся назад и положим монету второй раз, специально на обратную сторону. Мы получим другую цепочку событий. Так вот вы оказались уже в цепочке событий, отличной от той, что называлась в вашем времени историей, и поверьте - вам уже не вернуться обратно. Вы понимаете?
Попав в прошлое, то есть к нам, вы раздробили историю на две ветви, и вторая ветвь стала вашей, причем только для вас. Вернувшись в ”свое” время, вы даже можете встретиться с самим собой, который появится на свет в 1972 году, если вы отправитесь сейчас же, не оставив здесь никаких следов.
- Но это пока невозможно - произнес я и бросил шарик в корзину.
- А скажите, вы не встречались со своими предками? - “предки” в вопросе доктора звучало непривычно.
- Да, я ездил к ним.
- Глупо с вашей стороны. Весьма вероятно, что вашего двойника и ваших родителей вы в будущем уже не встретите. Вы уже вмешались в их жизнь.
- Но я пробыл у них всего ночь!
- Все равно, риск очень велик. Не говоря о том, что и наши судьбы вы изменили бесповоротно.
Мне очень захотелось провалиться сквозь землю после таких слов. Какой я глупец! Сначала надо было хорошенько подумать, а я поступил, как мальчишка. Доктор абсолютно прав!
- Скажите, Николай Иванович, а ваш макет - неужели все так просто?
- Конечно нет. Металлическая ось - это основная часть моего прибора. Она представляет собой неоднородный магнит. Я не стану вам объяснять все тонкости процесса, скажу только, что наложение силового и магнитного полей создает здесь компактную аномальную область пространства-времени, и любой предмет, пересекающий эти поля, совершает прыжки во времени.
- А вы не хотели бы сделать макет побольше?
- Дорогой мой, моя цель – создание полноразмерной модели. Пока что я - теоретик, а какой теоретик не мечтает стать практиком? Вам вот посчастливилось совершить переход во времени без особых усилий. Но это случай. Я же хочу доказать на практике свою теорию. Но у меня совсем нет денег, а главное - сподвижников. Вы наверняка захотите помочь мне, и тогда ваши шансы снова увидеть близких возрастут вдвое. Так что выбирайте - либо вы ждете разрушения церкви, либо помогаете мне.
- А откуда в церкви магнитные линии? – спросил Виссарион
- Возможно, она стоит над магнитными породами - другого объяснения я пока не нахожу.
- Или на этом месте магнитное поле земли имеет какую-то критическую зону, - предположил я в свою очередь.
- Насколько мне известно, залежей магнитной руды в нашей губернии не обнаружено. И что, если через два года храм взорвут или разрушат как-то по-другому, или оставят в покое? – рассуждал доктор. Вам, милейший, не остается ничего иного, как помогать мне.



Часть вторая.

Глава первая.

Дело.

Для осуществления замысла доктора нужны люди и деньги.
Пока нас было всего трое - Виссарион с радостью согласился помочь, и его энергия очень пригодилась нам.
Самой большой сложностью в деле создания машины времени являлось отсутствие, как говорят в наше время, высоких технологий. Поэтому изготовление осевого магнита казалось Севидову делом невыполнимым. Его макет так и не смог стать настоящей машиной за несколько лет поисков подходящего решения.
Я выдвинул замечательную идею! В то время электричество уже начинало прокладывать себе дорогу в отечественной индустрии, но Ленинский план ГОЭЛРО не спешил осветить провинцию. Я предложил Севидову использовать в нашем проекте электромагнит вместо обычного, а заодно сделать полезное городу, и за счет этого привлечь больше людей. Обнародовать нашу истинную цель нашей работы было небезопасно, а под эгидой элекрификации Георгиевска можно спокойно заниматься своим делом.
Так доктор Севидов вышел с предложением в горсовет и горком и, подведя экономическое обоснование, получил идеологическую поддержку и самое главное, денежную ссуду.
Согласно нашему плану, к осени 1929 года ночные улицы должны будут осветиться огнями, и в заводских цехах заработать станки с электромоторами.
Я попросил Виссариона установить связи с машиностроительным заводом, с металлургическим комбинатом и аэроклубом в Москве. Источником энергии мы выбрали ветер, для усиления которого решено было построить несколько аэродинамических труб на высоком берегу реки севернее города. За изготовление ветряков брался аэроклуб.
Горожане сначала восприняли нашу затею с враждебным недоверием, но через несколько месяцев самые отчаянные предприниматели (“НЭПманы”) уже делали нам заказы и долевые вклады. Дело пошло! Доктор Севидов непосредственно занимался разработкой своего аппарата, а Виссарион Иванов руководил его изготовлением на заводе. Посторонние не могли знать истинного его назначения, так как вся работа вкупе была для них чем-то новым.
Расчеты параметров электромагнита заняли очень много времени, хотя уже заработала первая ветряная турбина. Мы сумели осветить центральную площадь, и тогда наша популярность резко возросла - заказы посыпались как из рога изобилия.
Я передал чертежи электродвигателя постоянного тока на завод, и там переналадили один из цехов специально для его изготовления. Я так увлекся работой, что иногда забывал, кто я и откуда. Мой энтузиазм передавался людям, и работа спорилась.
Как-то раз ко мне зашел Виссарион и сказал, что у Николая Ивановича ничего не получается с электромагнитом. Он заменил на макете стержень на обычный стальной прут с катушкой и испытал его - ничего не получилось.
Я навестил доктора. Он выглядел как-то обреченно, и я понял, что Севидов в тупике.
- Не понимаю - в чем причина? Приборы показывают абсолютно одинаковые величины, а шарик не исчезает!
- Николай Иваныч, вам надо отдохнуть. Пусть пока Виссарион занимается конструкцией, а вы поезжайте куда-нибудь... развейтесь.



Глава вторая.

Ошибка.

В те времена электротехника была уже достаточно развитой наукой, но доктор не мог знать всех ее тонкостей, которые уже известны в нашей эпохе НТР. Признаться, в институте это был не самый мой любимый предмет, и я, разглядывая макет, переделанный Севидовым, полагался на свою интуицию. Все осталось как прежде, только поменялась ось. Значит, причина или механическая, или... электрическая.
Я медленно крутил клетку и продумывал все возможные варианты. Жаль, что доктор не объяснил мне до конца суть явления перехода по времени. Я задумчиво разглядывал макет и пытался представить все процессы, происходящие в нем при вращении. Стержень, прутья, магнитное поле, напряжение прутьев… Напряжение… Где-то здесь кроется секрет перехода. И причина ошибки. Я сравнивал это со своей неудачей в церкви. Какая между ними разница? В старой церкви напряжение конструкции возросло после разрушения колонн. Именно из-за разности напряжений я не попал в свое время. Новый макет отличается от предыдущего электромагнитным стержнем. Если Севидов правильно рассчитал магнитное поле, значит, оно не держит свои параметры при подключении напряжения. Где-то происходит утечка. Я проверил трансформатор – параметры в норме. Дальше по цепи провода и контрольная лампочка. Горит. Провода подходят к обмоткам на концах стержня. Стержень соединяется с прутьями через подшипники. Маленькие шариковые подшипники. Я вспомнил про изоляторы - да, доктор забыл поставить изоляторы между подшипниками и прутьями клетки. Чтобы не обидеть доктора, мы с Виссарионом решили не сообщать ему причину, а подтолкнуть его к разгадке. Но мы его недооценили.
Он приехал через пару дней, и тут же кинулся к макету.
- Нерадивый школяр! - возбужденно сказал он и продолжал более спокойно: - сегодня утром меня осенило - происходила утечка тока на прутья, а я совсем забыл про изоляцию.
Доктор выглядел отдохнувшим.



Глава третья.

Воинствующий атеизм.

Я никогда не верил в бога, но уважал чувства других. Меня крестили в соборе Александра Невского в грудном возрасте, как было заведено. Когда я был маленький и не слушался, бабушка пугала меня: “Если станешь капризничать, боженька укусит тебя,” - и показывала на икону Казанской Божьей Матери в углу под потолком, в рамку которой была воткнута красная тонкая свечка с черным фитильком. Я думал, что эта свечка и есть та самая “боженька”, которая меня укусит. И не капризничал. Но тем не менее, а может быть именно поэтому вырос, как теперь говорят, атеистом. Однако мне очень нравилось бывать в церквях, монастырях, я ездил по старым городам и селам и фотографировал уцелевшие церквушки. Это было одним из моих хобби – я составлял альбом.
Варварство 30-х годов пробуждало во мне ненависть к тогдашним поборникам материализма. Рассказывали, что мою прабабку арестовали на несколько дней за участие в митинге против сноса самого большого в городе Белого собора.
И вот теперь, в 1928 году, я воочию видел тех, чье призвание - рушить. Они собирали закрытые собрания и орали на митингах. Напрасно пытаться доказывать им, что церковь - это всего лишь камень, и рушить ее - разбрасывать камни, но придет время собирать их. А тем временем по вечерам уже начали кидать камни в арочные окна. И я в первый раз оставил город без света.
На следующий день я собрал недовольных, и сообщил, что если не утихомирят хулиганов, то мы вообще отключим электроснабжение. Я не надеялся на результат и все же! Странно, но я почему-то не думал о возможных последствиях для меня лично. Я имею ввиду ОГПУ.
Не знаю, подействовали мои убеждения, но в городе по ночам не пришлось выключать свет.



Глава четвертая.

Машина времени.

Наступил 1929 год. Я знал, что скоро придет конец тем переменам, которые принесла новая экономическая политика, и в стране начнется индустриализация, коллективизация и голод. Но даже являясь человеком из будущего, я был беспомощен что либо изменить. Самое большое, на что хватало меня - это руководить стройкой, и я понимал, что не так просто делать историю, хотя доктор Севидов и утверждал обратное. Кто знает, иногда и жребий решает, быть иль не быть.
Виссарион заканчивал работу.
В подвале нашего дома стояла первая машина времени - похожая на клетку для птиц, но в увеличенном виде. Доктор точно рассчитал параметры магнитного поля по всей высоте стержня, внутреннее напряжение прутьев регулировал оператор в кабине наверху.
Диаметр основания соответствовал тому, что, сделав один круг, я попал бы на 3 месяца вперед. Не очень удобно, но для большего аппарата не хватило бы средств и материалов.
Я задал доктору шутливый вопрос:
- А в какой точке пространства окажется путешественник, выйдя из прутьев?
- Да, вы правы, нам надо было подыскать подходящее место.
Мы решили, что сначала отправлюсь я, а потом доктор. 276 кругов для Севидова - не пустяк, и я посоветовал ему делать пробежку по утрам в качестве тренировки. Виссарион оставался здесь, чтобы после нашего исчезновения тщательно спрятать машину и все документы до лучших времен (я рассказал им про грядущие репрессии). Он оказался славным парнем, и я лишний раз убедился в неправильности своего первого впечатления от встречи с ним.
Мы назначили день отправки - 15 марта. Таким образом, в нашем распоряжении было три месяца для подготовки к предстоящему путешествию. Передо мной стояла ответственная задача – я должен был постараться максимально полно изложить перед доктором Севидовым всю информацию о нашем времени.



Глава пятая.

Снова в дорогу.

Март выдался на редкость холодным - он больше напоминал февраль.
За полтора года я обжился здесь, и представлял, как, вернувшись назад, буду ходить по земле, где когда-то уже ступала моя нога. Доктор Севидов считал, что нет никакой разницы между мной и им с точки зрения конечной цели путешествия - мы оба попадем, говорил он, в незнакомый нам мир. Я только возразил ему, что больше готов к предстоящим переменам. Виссариону я оставил краткую хронологию событий, произойдущих в дальнейшем и некоторые полезные советы. Лукиничне мы сказали, что надолго уедем в командировку на Дальний Восток для организации ветроэнергоснабжения края. Это должно было стать официальной версией нашего исчезновения.
В ночь на 15 марта никто не спал. Мы сидели, как полтора года назад, в кухне на первом этаже и пили чай. Лукинична сидела с нами, подперев рукой тяжелую голову, сипло дышала и , всхлипывая, роняла прозрачные слезы в свое блюдце. Виссарион преданно смотрел на профессора. По его просьбе накануне мы втроем сфотографировались на фоне самого большого ветряка.
Профессор чая не пил, ссылаясь на поддержание спортивной формы. Я подумал о том, что снова сделаю неосмысленный шаг в своей жизни. Разговор как-то не клеился, и мы отправились прогуляться по ночному городу.
На центральной улице было светло, как днем. Белый собор вонзался пятиярусной колокольней в звездное небо.
- Виссарион, давай-ка еще сфотографируемся нас здесь. – и я протянул ему взведенный фотоаппарат. Третье пленка уже подошла к концу – дома проявлю бесценные кадры!
Город спал. Одинокие прохожие возвращались с вечерней смены. Часы на заводской башне показывали полдвенадцатого. В двенадцать город погрузится в сон, и тогда мы пройдем в третий цех электроподстанции, куда мы перевезли машину, и двое из нас уже не выйдут обратно...
Сторож спал, уткнувшись в газету на слоле. Рядом в пепельнице тлела
недокуренная папироса. Сухонькая ладонь сжимала стакан с остатками чая, в который было подсыпано снотворное. Я аккуратно высвободил его и сполоснул в умывальнике. Трансформаторы третьего цеха чуть слышно гудели. Виссарион включил рубильник питания клетки и полез в кабинку оператора.
- Ну пора! - и я протиснулся между прутьев. Виссарион наверху начал вращать маховик редуктора. Когда стрелка динамометра остановилась на красной отметке, раздался щелчок, и маховик зафиксировался. Виссарион подал напряжение. Мои электронные часы обнулились.
- Виссарион, я оставляю их тебе!
Я начал бег.
- Доктор, расскажите потом, что вы видели, - крикнул я, сбивая дыхание.
Я, как белка в колесе, наматывал круг за кругом с чемоданом в руке, пока доктор не сказал: “Стоп! Ну, удачи, до встречи в 1998 году.” И я сделал шаг в толщу времени.



Глава шестая.

На другом конце.

Сначала я просунул голову, и в глазах тут же потемнело. Все пропало – ни Воронкова, ни Севидова, ни гудения трансформаторов. Я пролез за прутья и тут же поскользнулся, наступив ногой в какую-то жижу. Чемодан как будто провалился сквозь землю! Тщетные поиски меня раздосадовали. Вокруг было темно, тихо и сыро. Что это - подвал? Я нашарил рукой стену. Бетон. Странно. Севидов должен появиться часа через полтора, учитывая его “малый ход”. Надо произвести разведку . Хорошо, что я взял со стола сторожа коробок! Вспыхнувшая спичка не отняла у мрака ничего, кроме моих рук. Я пошел по стене. Угол. Еще один. Дверь! Надо подождать доктора...
Не помню, сколько времени я ждал - доктор так и не появился. Я подошел к двери и приложил ухо - снаружи слышался странный знакомый шум. Я толкнул дверь, и она со скрежетом пошла. Нажал еще - и вышел, как мне показалось, на воздух. Окружающее меня пространство было так же темно, дул удушающе теплый ветер, и я никак не мог понять, почему мои ощущения были такими знакомыми. Вдруг раздался нарастающий гул, и стал появляться свет, слабый, затем сильнее. Через несколько секунд я еле успел, ослепленный, отскочить за дверь - мимо с грохотом и воем пронесся поезд метро.
Метро в нашем городе, в 80 километрах от Москвы? Невероятно!
Я побежал вслед поезду. Видимо, интервалы между поездами здесь большие, потому что ни через две, ни через пять минут я не был раздавлен. Сумрак впереди скоро рассеялся, и я вскочил на перрон. Станция была похожа на огромную трубу. Я посмотрел на часы над черным жерлом туннеля - желтые лампочки высвечивали 5.03.
Сейчас появится народ.


Часть третья.

Глава первая.

Современность.

Меня окликнули. Я обернулся и попятился: передо мной стоял человек выше меня ростом в темном комбинезоне, с замысловатой железякой в рука