Семь жизней одного меня. В райсовете.

Весной 1990 года из Конституции убрали пункт о «руководящей и направляющей роли КПСС», а Горбачев стал президентом СССР.
В апреле я был на альтернативной основе избран депутатом Калиновского районного совета города Москвы. Эти выборы были особые. Райком КПСС уже не руководил ими.
В начале агитационной кампании первый секретарь Конеев Василий Федорович посоветовал работникам аппарата выдвигаться самостоятельно. Что я, собственно говоря, и сделал. Своими доверенными лицами я выбрал Инну Ипполитовну, работавшую до выхода на пенсию заведующей парткабинетом в бывшем моем институте и Нину Яковлевну, беспартийного активиста, проживающую в одном из домов моего округа. С этими двумя женщинами мы провели пару встреч с избирателями и выиграли с большим преимуществом среди полутора десятков кандидатов.

В моей программе было два основных пункта: развитие самоуправления и борьба с коррупцией в исполкоме райсовета. И это был не лозунг. В начале года я, действительно, вынес на бюро вопрос о работе коммунистов исполкома по развитию кооперативов в районе, где обнародовал, как мне казалось, вопиющие факты коррупции.

Правда, у меня ничего не получилось, председатель исполкома и районный прокурор срочно заболели. А буквально у меня на глазах начальник РУВД шантажировал участкового, моего основного выступающего, что если тот произнесет хоть слово, то обещанной ему квартиры – не видать. Что касается Конеева, то он просто спустил все на тормозах, да еще выйдя из зала бюро, произнес то ли с сочувствием, то ли с издевкой: - Извини, так получилось.

Это бюро стало последним в моей партийной карьере, после чего я принес заявление об уходе. Уже на первой сессии я зарегистрировался как независимый депутат, и мы создали группу из сторонников самоуправления, в которую входили депутаты самых различных политических убеждений: от бывшего аппаратчика (это я) до сторонника монархии (был и такой депутат). С одним из таких бывших депутатов – Александром Давыдовичем Щербаковым - я поддерживаю связь и по сей день. Наша группа была довольно активной, и большинство наших предложений принималось райсоветом. Вот только председателем райсовета – в новом составе появилась и такая должность – избрали Конеева, первого секретаря райкома. То есть в нашем маленьком Калиновском районе повторилась история с выборами в Союзе, только там избрали Президента, а у нас Председателя.

Но зато исполком райсовета поменяли без разговоров, мне даже выступать на сессии не пришлось, до того этот состав был скомпрометирован. Так что основная цель, ради которой я, собственно, избирался в депутаты, была выполнена.
Я старался более или менее активно участвовать в жизни совета, поддерживал связь со своей группой, но в руководящие органы не лез, чем, кажется, обманул ожидания моих бывших коллег. И только однажды не сдержался, и ввязался в открытую перепалку.

Скажу откровенно, мне удавалось бывать далеко не на каждой сессии. Но одну, как я не был занят, пропустить я не мог.
-Твои райкомовцы хотят скинуть Крючникова, - предупредил меня по телефону Щербаков.
С Крючниковым я был знаком несколько лет, с тех пор, когда он появился в райкомовских стенах с со своим тортом «Птичье молоко» и просьбой выделить ему помещение для организации фабрики. В этом я ничем не мог ем помочь. Но он все ходил и ходил к Чудакову, тогдашнему первому секретарю, и выходил первый этаж здания на Красноармейской, где развернул производство своих тортов. Скоро его «Птичка» стала знаменитой. Он и в депутаты прошел и председателем исполкома был избран, налегая на то, обстоятельство, что он теперь богатый человек и брать взятки не станет и своим подчиненным не позволит.

- Какая ерунда, - пытался отнекиваться я, - ведь он в этой должности без году неделя. И кому это он успел насолить за это время?
- А ты приходи, посмотришь, - ответил мне Щербаков.
На сессии после довольно краткого доклад председателя исполкома начались выступления в прениях. Буквально с первого выступающего мне стало ясно, что налицо заготовка моих бывших коллег. Каждый выступающий зачитывал по бумажке какие-то свои претензии к Крючникову, и в заключение не забывал добавить, что товарищ Крючников не оправдал доверия и поэтому должен уйти.
-Так, вот выступил представитель рабочего класса, - мысленно загибал я пальцы, - теперь Конеев должен дать слово женщине.
Действительно, следующей выступала женщина. Все это было мне знакомо, знакомо до тошноты. Я полистал доклад Крючникова, который был размножен и представлен каждому депутату. Удивился тому, насколько грамотно и профессионально он был составлен. Ни «воды», ни лишних заверений. Все четко, ясно и по делу.
- Браво, Виталий Алексеевич, - подумал я, - у Вас, оказывается, есть очень толковые друзья, но и врагов, Вы, кажется, тоже успели завести немало.
В перерыве ко мне буквально подбежала Светлана Ивановна. Еще несколько месяцев назад она работала в моей группе, а сейчас была секретарем исполкома. – Геннадий Вениаминович, - чуть ли не со слезами на глазах взмолилась она, - что же это такое делается? Какие-то интриги, мелкие обиды, а по существу ничего. Это просто заговор с целью убрать неугодного им Виталия Алексеевича. Вмешайтесь, ради бога, хоть Вы.

Я пообещал. После перерыва выступили еще один или два человека и продолжили нести по бумажке все такую же невнятицу и только в заключения с жаром потребовали отставки Крючникова.
- Ну, что, товарищи депутаты, мне кажется, все ясно? Будем подводить итоги? – начал, как ему казалось, заключительную часть заранее подготовленного сценария Конеев. - Ясно, что там продолжать, - раздались голоса подголосков. И тут, желая проявить свою демократичность, Вася совершил досадную ошибку: - А может быть кто-то еще хочет высказаться?

Он произнес эту фразу скороговоркой, в явной надежде, что никто не успеет поднять руку и взять слово между этой и уже готовой прозвучать заключительной фразой об окончании прений.
Но не тут-то было. Я уже успел вскинуть руку, и не дожидаясь приглашения двинулся к трибуне. С тех пор прошла уже четверть века, и я не ручаюсь за то, что повторил это выступление слово в слово. Но основную его логику я предал верно. В груди у меня все кипело от возмущения, но я говорил тихо и не спеша, чувствуя, что меня слушают и мне верят большинство из двух с половиной сотен депутатов.

- Уважаемые коллеги, - начал я, - я не первый год работаю в этом здании, и поэтому могу с легкостью отличить руку моих бывших коллег, которую они очень сильно приложили в желании сформировать общественное мнение против недавно избранного нами председателя исполкома. Я довольно давно знаком с Виталием Алексеевичем, но не являюсь ему ни другом, ни даже единомышленником. Но доклад, который он нам представил является очень дельной и профессиональной программой, в которой все мы крайне нуждаемся. И что же? Разве кто-нибудь из выступающих хоть словом обмолвился по существу этой программы? Вместо этого какие-то высосанные из пальца обиды. Мол, про кого-то он что-то не так сказал. Но, во-первых, у нас здесь не институт благородных девиц, и эти стены слышали немало резких слов, когда нужно было призвать к порядку нерадивых работников. Ведь необходимость убирать снег на улицах и тротуарах у нас никто не отменял. И товары в магазинах сами по себе не появятся. Не так ли? Ну, а потом, в этом зале присутствует достаточно много опытных коллег, которые могут запросто подойти к нашему еще недостаточно опытному коллеге и по-товарищески подсказать ему, если он где-то бывает резковат. Как вы считаете, коллеги? В заключение я предлагаю предоставить возможность Виталию Алексеевичу поработать на этой должности и реализовать изложенную им программу.

По растерянному лицу Конеева я прочел, что сейчас он ни за что не осмелится поставить на голосование вопрос об отставке председателя исполкома. Так что запланированный переворот не удался. В очередной перерыв ко мне прорвался очередной подголосок Васи, бывший боксер.
- Дать бы тебе в морду, - мечтательно произнес он.
- А ты попробуй, если нет других аргументов, - ответил я.

С той поры я все реже мог приходить на сессии, и каждый раз я с огорчением замечал перемены в настроениях депутатов. Распалась прежде дружная наша группа. Больше того, наш коллега Падалкин, избранный по нашему настоянию заместителем Конеева, переметнулся во вражеский стан и стал непримиримым врагом самоуправления.

Но с еще большим сожалением наблюдал я такую картину: теперь мои коллеги все чаще появлялись в закутке, где их отоваривали разного рода заказами. Причем это делалось не гласно, для всех, а одним доставалось больше, другим меньше. Так формировалась почва для подкупа депутатов.
Не случайно поэтому фокус с низложение Крючникова, который не удался после моего выступления, мои прежние коллеги повторили уже без всякого обсуждения, просто набрав необходимое количество подписей депутатов с требованием уволить неугодного предиспокома.

И уж совсем анекдотичным оказалось появление нашей коллеги – депутата Калиновского райсовета в рекламе МММ – в образе «простой одинокой женщины из народа Марины Сергеевне, мечтающая о новых сапогах, машине и загородной даче». Для многих из нас это было настоящим шоком. Но эпопея взлетов и падений отечественных финансовых пирамид только еще начиналась.

И опять у нас под окнами на Ленинском проспекте по ночам ходили танки. Это было уже слишком.
Но теперь мы ничего не ждали ни от ближайшего, ни тем более отдаленного будущего. Мы понимали, что идет борьба за власть. Для большинства из нас в этой борьбе уже не было героев.
Что-то темное и зловещее висело над страной, и придавливало к земле сильнее всякой пурги.
Было ясно, что в России начинается гражданская война. Однако о ней никто не говорил. Каждая противоборствующая сторона обвиняла другую в попытке государственного переворота.
Последовала попытка штурма Останкино, а затем осада и расстрел Белого дома.

Из всех моих знакомых только один человек мог пострадать в результате этих событий – Виталий Алексеевич Крючников. Совсем неожиданно для нас он стал первым заместителем Председателя РФФИ (Российского фонда федерального имущества) и прямым антагонистом Анатолия Борисовича Чубайса. Несколько раз я приходил к нему в кабинет, расположенный, если мне не изменяет память, на двенадцатом этаже министерского здания на Новом Арбате, и он рассказывал, что ведомство Чубайса находится этажом ниже и там всем заправляют «консультанты» из США, которые ногой открывают двери в его кабинет.
Одно время получил известность «четвертый вариант приватизации», который предложил Крючников.

Он предусматривал больше прав трудового коллектива при проведении приватизации государственных предприятий, отличие от чубайсовских, совсем уже грабительских и одиозных вариантов.
Крючникова сняли с должности весной, а с ним «похоронили» и его вариант, но зато он уже никак не был стороной в развернувшейся осенью войне.

После победы Ельцина, стало совершенно ясно какой удел на долгие годы избирает для себя огромная страна – служить задворками западной цивилизации.
Лужков, мэр Москвы, входивший в команду победителей, разогнал Моссовет и все районные Советы, а все районы Москвы, под предлогом оптимизации управления, ликвидировал, создав несколько округов и огромное количество мелких райончиков.
Спешно приняли новую Конституцию, благословляющую президентскую форму правления, а о самоуправлении, так же, как и других принципах демократии потом долгое время и не вспоминали.