ДВОЕ. Повесть. (Продолжение)

2

«Тринадцать часов р о в н о – время просыпаться. Тринадцать часов р о в н о… ».
…Говорилка-будильник! Привет. Кто включил? Батины, штучки. Положил мобильник под ухо… Любитель всякого этакого. Его манера…
А ж-а-а-р-а…! Сахара!
В горле… сушь. Глотка жестяная.
Чем бы оросить?… Этим?
Бидончик, прямо в изголовье.
Квас! Точно. Вкусный. Прохладный. Забористый. Лучше и нэ трэба… Мамина закваска. Ее, роднульки нашей…
Вот он – кров родительский. Да-а-а…
Класс!
Квас – класс, утро – джаз…
Ха-ха-ха…
…
Ладно.
Да будет день! Лучше ночи. Которая – тю-тю. И что в ней было?
Свидание с малолеткой. Раз. Осечка.... Впервые! Срам-столбом… Ладно – два. Разборка с отморозком. Три. Спасение утопающей. Четыре. Просушка у валуна. Пять. Невинное чмоки у калитки. Шесть.
Не густо.
Нет, что-то еще…
А-а, да: крестик под блузкой, молитва хихашницы и Бог-Заступник… Что занозой под ноготь – саднит и саднит: не было Его! Нет. Не было. Не могло быть!
…Ну, знач, и суда нет. Потому – все пучком. «Ночь была, что надо». Дева – прикольная. Натурная. При соображалке. Считай, в кармане…
А может, – я у нее?...
Ха-ха-ха…
…
- Проснулся, студиоз?
Отец. Ухмылист, ироничен, как обычно.
- Мать уже стол накрыла. Подымайся.
Эх, вот оно: отец, мать, стол разнобранный!
- За квас кому спасибо? Тебе? Роднульке?
И тебе, и ей – знаю…
- Ей скажи, порадуй. Что-что, а квас делает – будь-будь! Я только нацедил. Вижу: воздух жуешь – губы варежкой. И поставил: мол, пробудишься – попьешь. И господу Богу еще. Что жив-здоров, что дома.
…
Мудрец родитель. Был и пребудет. И Бога, когда надо, помянул. А ну попытаю его про Заступника, выну занозу.
- Бать, ты умный? Жистью ученый? Афганом крученый? Про Бога можешь ответить? Есть Он или нет?
- Ты это со сна, друг, аль так?
- Я серьезно! – Отцову руку в обхват, большую, в узлах-шрамах. – Не пущу. Пока не скажешь.
- Так откуда мне знать? Я же не поп…
- Ну, бать. Чтобы ты, да такой вопрос не обмозговал! Да не по-верю. Ну, есть или нет Господь-Бог-Иисус-Христос?
- Не обмозговал, сына! Нет. То по горам бегал. То вас с матерью кормил-поил-одевал. При рубле-то перестроечном. До того ли, дорогой, до того ли было? Да и не поощрялось это дело раньше. Про Бога-то думать. А теперь уж ни к чему. Теперь вон сколько народишку к Нему кинулось. Что из старой партии, что из новых. Прут как на демонстрацию. Пусть они и обмозговывают. Ну, все. Вставай, гуляка. Под утро явился? Стенд ап.
Сливает, отец, сливает. Не-е-тушки… По-английски спикаешь, а в Боге не смыслишь?…
- Не-не-не. Травишь, батя, пули льешь. Знаю я тебя. Давай, колись, бать. Сейчас можно. Не запрещено. Ну! Допускаешь мысль, что Он есть, что может Он быть? Ну?
- Колоться? Ну, если колоться, то «есть».
- А, если сильней колоться, то «нет»?
- Тогда нет. Давай за стол.
- А если еще сильнее, сильнее сильного?...
- Тогда – то-ли есть, то-ли нет, неизвестно… Вставай.
…
Итак?
Рассудим…
От сытого пуза! В отцовском кресле-качалке развалясь! Посредь сада-огорода. Капитаном холостомыслия.... Ха-ха-ха…
И, тем не менее, разберемся. О том, что было ночью – и чего не было. Кто, что? Зачем, почему? Давай, степ бай степ.
Встреча. Я царствую, хихашница тащится во все лопатки… Я хозяин положения, господин. И потому – рука под блузкой, другая на ее коленях. Ах, ты сопротивляться! А мы тебя напором. Почти зажегся. Был готов. И… обвал. А все тот крестик. И молитва. И Тот, Кого нет, Кто не существует. В них все дело… Они сломали настрой, сбили с волны. Не они, лежать бы хихашнице ниц, белой простыночкой под Ромой. Да, дело в них. В них причина. Молитва и крест дали ей силу. А у меня – взяли.
…

- Ром, ягоды подрумянились которые… Бери. Ешь.
Роднуля протягивает плетенку с клубничинами…
- Мам, куда? Пузо – бочка. Еще завтрак варит. Пожди… Чего-нибудь помочь?
- Да тут дел-то. На копейку. Отдыхай…
… Да, мудро все устроено. Жили бы вместе, были бы такими заботливыми? Редкие встречи – крепкая любовь…
…
Итак, все дело в силе, внезапно излившейся на хихашницу. Превратившей ее в Деву Неприкосновенную.
Была сила Свыше? Было НЕЧТО, которое посылает молящимся импульс, а у не молящихся – отнимает? Был Бог?
Ерунда!
…
Но у меня же отнял. А ей дал…
Чушь. Был бы Бог, не доводил бы людей до греха. А то они грешат, а потом каяться идут. В церковь.
Но все же идут. Идут! Тысячи лет. Если бы не было в ней Силы, не шли бы. Народ на мякине не проведешь. Значит, есть там оно это НЕЧТО?
Вот что. Пойду, врублюсь, сам все увижу и услышу. Сам о щ у т ю, есть там что или нет.
И ее увижу. Тоню – милашку.
Только – опа! – а мне ОНО откроется?
…
- Мам, я крещеный?
- Конечно, Ром! Ты что! В полгода еще. Помню, даже не плакал, когда окунали, только глазки с иконы на икону переводил. Крещеный, сынок. А что?
- Да вот церковь решил осчастливить…
- Кралю попасти, что вчера закадрил? – голос отца с веранды, насмешливого, все проницающего.
- От тебя, пап, ничего не утаишь.
- А и мы рысаками когда-то были!
- Все лучше, чем в забегаловке тутошней, – роднулька, примиряюще. – Сходи, сынок, сходи. Ты в какую хочешь, в которой кинотеатр был?
- Которая за плотиной.
- Ну, да, она. Нарядная стала. Сходи, сходи. А мы из-за хромоты папиной только на большие праздники выбираемся…
…
- Мам, а крестик? Нужен?
- А как же. Там же на входе крест-контроль. Без него не пустят, – хохмит отец.
- Не слушай его… Без креста Бог тебя не узрит. Ты в лавке церковной купи. Там есть. Свечки будешь брать и крестик возьми.
…
…Рома, цепляющий на шею крест… Презентабельная сценка... Ладно. Обойдусь…
- На-ко вот. Подарили на Рождество. Держи.
Большая, в шрамах ладонь отца, на ней отливающий желтизной крест с подвязкой.
Отец есть отец! Все у него и всегда под рукой.
Да, родители – это арсенал…
…
«Храм покрова Божьей Матери». Правда, нарядный…
Ого, народу! Прав батя: прут как на демонстрацию!...
Льющийся косым водопадом сквозь узкие окна вечерний свет. Мерцание свечей. Мрачные лики икон. Рака с мощами. Отрешенные лица прихожан.
Невидимый хор. Неразличимый гнусавый речитатив службы. Перекличка священнослужителя и певцов. Многозначный обход храма с кадилом.
Что за спектакль? Кто придумал это действо, кто вовлек в него покорных рабов божиих?
…
Это служба?
С не внятными словами, музыкой, возглашениями, поклонами, выходами и входами? В связи с чем они, для чего?
Не ванька же я, чтобы ничего не понять.
Ясно одно: тут творится иная жизнь, души не касающаяся.
И никакого НЕЧТО.
…
А где Тоня? Где?
…Вокруг погруженные в себя и еще куда-то лица. Непроницае-мые. Неузнаваемые.
Да вон же она, вон!
…
…Длинное, темное платье, рукава до запястий, на голове повязанный в обхват шеи светлый платок. Взгляд – долу. Полная погруженность.
…
Она?
Та самая, что прыгнула мне на колени в маршрутке, хихикала на берегу ночного пруда, которую хотел взять силой, потом грел в объятиях?!
Даже, столкнись лицом к лицу, сегодня не узнал бы ее, вчерашнюю…
Внезапно хор прекратил пение, Тоня, и показалось, вслед за нею другие – не все, но многие – упала на колени. Положила сомкнутые ладони на пол, склонила на них голову. Замерла.
В напряженной тишине лишь чей-то сдерживаемый кашель и зычное, но снова неразличимое, хотя и отчетливо выговариваемое глаголенье.
…
Встать на колени? Мне?
А смысл?
Но вниз так и тянет, заставляет сделать как Тоня, как другие.
Это и есть НЕЧТО?
А брюки? А ладони? Кафельный пол, затоптанный грязными подошвами. И мне окунуться в этот прах?! Нет!
Буду стоять. Воспротивлюсь.
А вдруг НЕЧТО как раз в земном поклоне?
Опускаюсь? А брюки, руки? Отряхну потом. Ну что? Ну?
..,
Поздно. Тоня – и, кажется, снова все вслед за ней, – поднялась. Хор и заунывное, нераспознаваемое моление вновь заполнили храм.
И как долго это будет длиться? Час? Три? Наблюдать и слушать непонятное, неотмирное богоосуществление?
Нет. На первый раз довольно.
Как тут выбираются на выход? Ага, вон одна пошла. За ней, Рома. Не укусят же тебя, не съедят. Хотя… вон парочка укоряющих глаз, вон вторая…
Уф! Свежий воздух. Какая тишь. Закат. Сказка!...
…
Сколько можно бродить взад-вперед, рассматривать могилы вокруг храма!
Уйти домой? А чего ради я тут столько топтался? Да, хотел увидеть ее. Но надо и честь знать!
Все. Отчаливаю.
После убитых полутора часов? Ладно, возвращаюсь в храм, фиксирую происходящее и – домой.
…

Очередь. Целование креста и руки священника.
Нет уж. Не дождетесь…
Вот и она. Облобызала длань с крестом, шепнула что-то батюшке. Направилась к выходу. Лицо! Светящийся, глубокий, влажный взгляд, возвращающийся в мир, возвышающийся над ним.
Может, заметишь Рому все-таки?
…
- Ты?! Здесь? Здесь?!
Искренне...
- Да вот решил твоего Бога посмотреть.
- И?
- А увидел тебя. Привет.
...
Вышли. Вечер – чудо. На сердце радость. Хорошо, что дождался...
- Прогуляемся по городу? Ты за экскурсовода…
- Завтра, Рома, а? Мне надо готовиться. К литургии. Каноны вычитывать, акафисты. Это знаешь – ого-го сколько. И от соблазнов подальше держаться.
- Теперь узнаю Тоню упрямицу. Хотя внешне – небо и земля. Совсем не похожа на вчерашнюю…
- Не понравилась?
Наоборот, только я тебе об этом не скажу. Вчера была игра. А сегодня… А что сегодня?…
- Представь: вчера чувиха в мини. На стройных ножках. Хи-да-ха. И вдруг длинная юбка. Отрешенность. Бархатный взгляд. Эффект неожиданности.
….
Напряглась. Лицо покрылось пятнами.
- Рома не надо об этом. Я исповедовалась. Получила отпущение греха.
- Ловко. Завтра причастишься и – опять в мини. Снова хи-ха и на бережок с первым встречным? Круто.
- Я была не с первым встречным… С тобой…
- А подружка двоечница? А одноклассник? Как он ловко прыгнул на тебя? По привычке? Святоша. В кавычках. Врушка!
….
Что это? Она плачет?
- Все Рома. Уйди. Пожалуйста. Оставь меня!..
Пошла прочь быстро, не поворачиваясь.
- Извини за правду «Святоша». Прощай!
… Дура. Нет. Боже упаси иметь дело с фанатками. Все. Больше не хочу. Ну ее!

3.

- Молодчага – к ужину поспел. Всполоснешься? Мать, дай сыну полотенце…
- А мы пельменей налепили. Держи, Ром. Там в бочке холодная, в бачке теплая. Для тебя баньку топили…
- Я найду, мам. Спасибо!
…Дом – вот обитель человека. Папа, мама, пельмени. Эх!
…
…Дымящиеся вкусняшки на огромном круглом блюде; сметана, топленое сливочное масло, уксус с перцем. И глиняная в узорах кружка пенистой медовухи.
- Из собственных запасов. С прошлого года варю, как пасеку завел. Ну, будем, роднулька, давай сына.
- С приездом, сынок.
- За вас, мои дорогие…
…
Аромат! А букет! А как пьется! И – в жар. Пельмени на такой смазке катятся как по желобу.
- Ну, как, студиоз? Лучше ваших столичных напитков?
- Не то слово. Класс, пап. Твоих золотых рук дело, узнаю.
- Как сходил-то, сынок? Что в церкви-то?
- Все тип-топ, мам. Народу – не протолкнешься. Только не понял ничего. Ни молитв, ни обряда. Ни что к чему. Короче, не встретил я там Бога. А ты вот контачишь с ним? В храме. Ну, видишь, слышишь?
- Как же, сынок! Как же. Ты пельменей подкладывай, кушай на здоровье.
- А ты, пап? Или это развод такой: пришел, постоял, икону облобызал, свечку поставил, перекрестился – и домой? А встретил ты там Бога? По-настоящему?
Нет. Нет его в церкви. Потому что вообще нет.
- Что ты, сынок, что ты! Нельзя так говорить. Отец. Скажи. Объясни.
- Давайте-ка еще по одной. Без этого мы в таком деле не разберемся…
…
…Разговорил-таки отца. Скажет, как подарок вручит. Эх, клево!
Редко он откровенничает. И метко.
Перестал есть, голову опустил – признак серьезного глубоко-мыслия. Помолчал. Усмехнулся. И тихо, взвешивая слова (как же я люблю в такие минуты родителя достославного!):
- Я так скажу. Вот держу я пчелок. И сколько не наблюдаю за ними, диву даюсь. Весу в них полграмма. Мозгу – считай ноль. А как мудро у них все устроено. Яйца матка в ячейки заложит, они туда корм кладут. Личинка вылупляется, они ее молочком питают, а потом воском залепляют. Та в пчелу разовьется, восковую крышку выгрызет – за учебу принимается. Сначала в улье, потом вокруг него, а там и за пределами. И впрягается в свои обязанности. Рабочая пчела нектар-пыльцу собирает, трутни матку ищут, а она их ухаживания принимает. Яйца кладет. И так по кругу. Кто научил? Надоумил? Говорят, гены. А кто это в гены вложил? Кто уклад их устроил? От начала и до конца?
Вот и думай, студиоз, кто этакое может сотворить?.
- Мать, добавь-ка пельменей, свеженьких. Подвинь, сына, кружку под медовушку…
…
…Эх, нет ничего больше не надо, только вот так вот… Быть дома… За столом… А та дурочка каноны какие-то вычитывает. Акафисты. Ну и пусть сохнет. Все, нет ее. Была и – нет!
- О чем задумался, кавалер? О барышне?
Отец! Уже снова иронично-всевидяще.
- Хорошо, пап. Убедил. Согласен: т а м что-то есть. А где оно в храме? В чем? В иконах? Хоре? Свечах? Молитвах? Непонятных-заунывных? В такой же непонятной службе? Кто-то ее придумал, а вы как овцы, исполняйте… Каноны всякие читайте, акафисты… Где Бог-то в церкви?
- Так во всем этом и есть. В иконах. Хоре. Свечах. Молитвах. Непонятных-заунывных. В такой же непонятной службе. Он этот порядок дал, весь церковный уклад организовал. От начала до конца.
… Как пчелам?! Ха-ха-ха-ха-ха!.........
- Ха-ха-ха, пап, Ну, ты подвел резюме.
- Знаю, чего смеешься. Да. да. Как пчелам. Только они действуют по инстинкту. А мы – по свободному выбору. Сделаешь его, тогда и уразумеешь, что Он в церковную службу вложил, тогда и сконтактируешь с Ним. Так-то, студиоз!
….
Ах, отец, ах, умница. Пробил-таки брешь в оброне. Подумаю-подумаю. Ладно.
- Мать, завари-ка нам чайку с мятой. Лучше нет, на ночь глядя. Как, сына?
…Роднулька с явным облегчением – не охоча она до таких разговоров. Святотатство! Надо верить или нет, – вот и все! Помню с детства.
- Пожалуйста! А то вы заговариваться начали, уже.
- Все отлично, мамуля! Пельмени, медовуха, ужин – супер! Да еще мятный чай – мой любимый…
…
- Стелить на веранде или в зале, Ромушка?
- На веранде, мама, спокойной ночи. Папа, да приснится тебе медоносный пчелиный рой. Счастливых снов!
Спасибо за все, за все, за все…
(Продолжение следует)