Семь жизней одного меня. Последнее лето.

Семь жизней одного меня.

Последнее лето.

Наступило лето, а с ним и выпускные экзамены.
Я продолжал учиться, так сказать, спустя рукава. Сделал элементарную ошибку в задачке по физике, в который уже раз забыв разделить на два полученный результат. В чем с улыбкой признался Антону Даниловичу, а тому, видимо и в голову не пришло снизить мне оценку, потому что с ним я решал сотни гораздо более сложных задач.

Наконец, выпускные экзамены завершились, и стало известно, что в нашем классе четыре медалиста. Золотую медаль получили Сергей, Ляся и я, а серебряную – Коля.

Наступил выпускной бал. На торжественном собрании директор школы вручал аттестаты. Я дождался своей очереди, взял аттестат и коробочку с медалью, и тут у меня дико заболел живот.
Я никогда ни на что не жаловался, а тут – на тебе.
На самом деле живот у меня заболел, можно сказать, не спроста. За эти годы школа успела мне просто смертельно надоесть. Не мои одноклассники, и не любимые учителя, хоть их было не так уж и много. А сама атмосфера глубокой провинциальной «совковости». И мне просто невмоготу было в ней находиться. Так наше тело оказывается иногда умнее нашего сознания.

Скрючившись, сидел я в углу своего уже бывшего класса и смотрел, как ребята разворачивают столы столько лет служивших нам партами, для того, чтобы сослужить нам последнюю службу, превратившись в праздничный стол. Девушки накрыли этот стол белыми скатертями и начали расставлять тарелки с закусками и фужеры для шампанского. Боль в животе и не думала униматься, поэтому я незаметно вышел из класса и через силу поплелся домой. Был поздний вечер и все мои уже спали. Стараясь не шуметь, я открыл дверь, прошел в свою комнату, разделся и лег в постель.

Удивительное дело, боль, не оставлявшая меня ни на минуту, тотчас прошла. Я еще успел подумать о странном характере этой боли и тут же уснул.
Наутро я проснулся, как ни в чем не бывало, сбегал на зарядку и уселся за книги. После обеда отправился к приятелям узнать, как прошел выпускной. Никаких происшествий не было, хотя все гуляли до утра.

Пора нам было начинать готовиться к поступлению в институты. Последние два года на все областные олимпиады по физике и математике ездили с Сергеем вместе. В одиннадцатом классе, он по физике поехал и на всеукраинскую олимпиаду в Харьков. Поехал бы и я, но я проиграл на блиц-экзамене, забыв в простейшей задаче разделить полученное значение на два.
Впрочем, для меня это было уже совсем не важно, так как я уже определил свою судьбу, по крайней мере, на ближайшие три года.

Сергей решил поступать в Харьковский физтех, на самую, как теперь говорят, крутую специальность. После выпускных экзаменов мы еще долго занимались вместе очень модными в тот год задачами на построение, представлявшими из себя нечто среднее между геометрией и начертательной геометрией, которая была уже в институтской программе. Он как чувствовал, что это может ему пригодиться, а я занимался с ним скорее за компанию, чтобы мозги не ржавели.

Вода на море, видимо, была зеленой, мы часами валялись на озерке в Табурищах, и с жаром обсуждали варианты решения. Задачи были сложные, иногда мы находили решение не за один день, а решение одной задачи, помню, заняло у нас две недели. Нет, недаром у нас были такие учителя. Большинство ребят из нашего классы поступили в институт, несмотря на то, что в тот год было два выпуска: одиннадцатые и десятые классы.

Разумеется, поступил и Бацилев. Он имел право торжествовать вдвойне. На устном экзамене по математике для того, чтобы «завалить» ему дали самую сложную задачу, но она на счастье оказалось той самой, над которой мы ломали голову на пляже. - Я, разумеется, сделал вид, что глубоко задумался, а потом и выдал решение и это произвело должный эффект, – рассказывал Сергей с чувством.

Конечно, было совершенно не случайным, что из двух ребят, предложивших ей дружбу, Наташа Бровкина выбрала именно его. Он был взрослее и опытнее большинства из нас, что в глазах девушки, безусловно, выделяло его из толпы юных растяп, как Коля Селин, да и я тоже. Однако я ни на минуту не причислял себя к числу ее воздыхателей.
Иногда Сергей буквально поражал меня своей осведомленностью о школьных делах, несмотря на то, что он много времени пробыл в своем интернате для одаренных детей.
- Ты знаешь, - сказал он, однажды, глядя на загорающую неподалеку Милу Герасимову, едва ли не первую девушку, с которой я разговаривал при поступлении в школу,- а ведь она совсем не такая примитивная, как некоторые старались ее изобразить. Для многих ребят она была первой учительницей по сексуальному обучению.
А Сергей продолжал: - Кроме того, Герасимова в течение многих лет была негласным осведомителем для учителей обо всем, что происходило в классе.
Так, почти случайно раскрылась тайна моего конфликта с Мирой Израилевной, над которым я долго тогда ломал голову: действительно, только Милка могла заложить нас в том дурацком эпизоде за углом Райсовета.

Несмотря на то, что я проводил с Сергеем вместе много времени, мы с ним не были друзьями, и даже приятелями нас, пожалуй, тоже назвать было нельзя – уж больно мы были разные.
Как-то раз он выразил свое отношение ко мне такой фразой: - Пройдет время, ты женишься, обзаведешься кучей детишек и забудешь про свои романтические фантазии.

Отец из деликатности не соблазнял меня рыбной ловлей и только однажды за это лето не удержался. Прямо у нас под носом, на камнях, на море на малька клевал крупный окунь. Собрать пару удочек было для меня привычным делом. На следующее утро с рассветом мы отправились на рыбалку. Небо было затянуто тучами и ветер поддувал заметными порывами. Камни начинались сразу после конца бетонной набережной и были предназначены для защиты береговой линии. Мы отошли метров сто от бетонки и остановились. Впрочем, мы могли отойти и дальше. Картина везде была одинаковая. Вода была сплошь зеленая и на камни беспорядочно набегали волны.
Я уже начал было сомневаться в успехе нашего предприятия, но отец опустил подсачек в воду и вытащил с десяток небольших рыбешек. Я нацепил живца за спинку и закинул удочку. Поплавок странно дернулся и ушел под воду. «Зацеп,- подумал я,- вот намучаемся, если это арматура». Но «зацеп» начал неохотно поддаваться и на поверхности скоро показалась спина довольно крупного окуня.
Дальше все пошло веселее. Не успевали мы закинуть удочку, как голодный хищник тут же хватал живца и дергал так, что сгибал конец удилища. Не прошло и часа, как авоська, обычно предназначенная для картошки, была полна полосатыми трофеями другого рода. Мы вернулись домой довольные, в отличие от мамы, которой предстояло эту рыбу чистить.

В конце июля я приехал в Подмосковный Строитель, где и был расположен Лесотехнический институт. Нас поселили в старом, вероятно, еще дореволюционном деревянном общежитии. Таких общежитий в студенческом городке было, наверное, штук пять, а напротив института – здания с колоннадой в классическом стиле - находилось еще одно общежитие, кирпичное, в пять этажей.
В 1966 году в Англии проходил чемпионат мира по футболу. На все наше общежитие имелся только один телевизор - КВН с линзой. Для того, чтобы посмотреть матчи с участием нашей сборной, мы рассаживались в четыре ряда: на полу, на стульях, на столах и на стульях, поставленных на столы. Зато «болели» дружно и весело. В промежутках между экзаменами мы с ребятами съездили в Парк культуры и отдыха имени Горького, где меня удивили дорожки красного цвета, посыпанные толченым кирпичом. В кинотеатре «Россия» шел новый широкоформатный фильм «Война и мир».
На первом же экзамене по математике в совсем простой задачке я опять сделал нелепую ошибку, забыв разделить на два.
Пожалуй, это было предупреждение свыше: мне следовало серьезнее относиться к учебе. Но я не внял ему и чуть не поплатился за собственную беспечность.
На устном экзамене по математике, где я отвечал на отлично, возник вопрос: не исправить ли отметку по письменной работе, тогда бы я, как медалист, освобождался от других экзаменов, но в приемной комиссии уже не было доброго Антона Даниловича, и мне пришлось сдавать все положенные испытания.

Впрочем, по всем остальным предметам я получил «пятерки» и благополучно поступил в институт.