Всё начинается с дождя (продолжение)

Маргарита сидела в своей комнате и плакала. Ну почему Глеб так повёл себя? Ведь она не сказала ничего плохого или страшного. Всё так хорошо начиналось…
Когда ушёл дядя Назар, приветливо махнув рукой на прощание и хитро, но по-доброму, подмигнув им глазом, она присела рядом с Глебом на краешек кровати. Рядом лежала здоровая рука Глеба, которой он сразу взял Маргариткину руку и несильно сжал её. А потом тихо сказал:
– Вот перед вами, сударыня, доблестный рыцарь Дон Кихот Переломанческий. Посражался с неветряными мельницами, и вот, поверженный, но непобеждённый, лежу пред вами, сгорая от любви и сотрясения мозга.
Он невесело улыбнулся, а она, чуть наклонившись вперёд, приложила свой палец свободной руки к его губам и прошептала:
– Глебушка, не говори глупостей. Ты у меня умница. Просто надо было оставить тебя ночевать у нас. Теперь так и будем делать. Места хватит. В зале стоит свободный диван. Там и будешь располагаться. Ночью больше один ходить не будешь. Или не будем учиться так поздно. Кстати, папа и предложил, когда узнал, что с тобой случилось. Они с мамой хотят к тебе прийти.
– Ой, Маргаритка, скажи, чтобы не утруждали себя. Ко мне отец ходит, ты. Мне хватает. Вон сегодня вы мне навезли вдвоём столько, что мне на несколько дней хватит. Зачем столько?
– А ты больничную еду не кушай. Давай, я тебя покормлю. У меня и супчик есть, и голубчики.
– Ну, всё. Я сейчас как сенбернар слюной истеку. Тащи. Будем питаться.
Шутя и посмеиваясь, девушка покормила молодого человека. А потом сказала:
– А я за ту работу, что ты мне помог сделать, десятку получила. Представляешь? Нам говорили, что этот препод вообще десятки не ставит. А второкурсникам особенно. У нас вся группа на ушах стояла. А он слушал-слушал, а потом говорит:
– Мне нечего вам сказать. Всё сделано абсолютно правильно. А потом посмотрел мой конспект…
– О-о-о-о-о! Там только за него можно десятку ставить.
– Он сказал почти то же самое, только без «О-о-о-о-о!». И всё. И поставил десятку. Спасибо.
– Да, пожалуйста. Обращайтесь. А что, кроме спасибо ничего не будет?
– Будет. Твоё любимое пирожное к чаю. Мне сказали, что шоколад тебе пока нежелателен, вот я и купила заварные пирожинки.
– Я не хочу пирожинки. Я хочу бусик.
– Какой тебе бусик? Голова кругом пойдёт, а я виновата буду? Нет уж. Лежи тихонько. Оставь бусики на потом.
– Вот оно – женское коварство. Как помочь, так проси, что хочешь.
– В пределах разумного. Ты знаешь…
– Я знаю. Поэтому ничего сверхъестественного или недопустимого не прошу. Ну, маленький такой бусичек. Совсем-совсем малюсенький.
– Бессовестный. Искуситель. Даже лежачий своего добьёшься. Как Карлссон.
– Точно. Помнишь, он лежал дома, прикидываясь самым больным в мире человеком, а мальчику говорил, что тот должен быть другу как мать родная. Вот и ты мне должна быть как мать родная.
Девушка улыбнулась и поцеловала Глеба в щёку.
– Полегчало?
–Ещё как! Ещё раз несколько и я стану совсем здоровым.
– Мечтай-мечтай. Мечтать не вредно. Вредно не мечтать.
– Маргаритка, выходи за меня замуж. Будем вместе жить, вместе учиться. Мне не надо будет от тебя по ночам уходить и по голове получать.
– У тебя к сотрясению температура часом не добавилась? Как-то ты далеко размечтался. Ты представляешь, я же ещё на втором курсе! Ты – на третьем. У нас ещё впереди столько лет учёбы! Работы ни у тебя, ни у меня. А заочно я не хочу учиться. Мне надо слышать лекции, записывать их. Я хочу учиться серьёзно, а не для корочек. Глебчик, солнышко, за предложение – спасибо. Но, давай, подождём. Женим сначала твоего папу.
– Не понял. При чём тут мой папа?
– А ты что, не знаешь? У него есть хорошая женщина. Он мне сегодня про неё рассказывал.
– Ни хрена себе дела! Я ни сном ни духом, а у отца, оказывается, есть женщина?!
– Глеб, не выражайся при мне, пожалуйста. Ты знаешь, я не выношу крепких слов. А чего ты возмущаешься? Твой папа – взрослый серьёзный мужчина. Почему бы и нет? Вон посмотри, как счастливы мои родители. Почему бы твоему отцу не стать счастливым в браке человеком. Тебя вон тоже на семью потянуло. А чем он хуже?
– А почему я ничего не знаю? Откуда она взялась, эта женщина? Ведь у него никого не было! И вдруг... А что он про неё говорил?
– Да, собственно, ничего. Рассказывал мне, что возил тебя в Питер после какой-то олимпиады, в которой ты победил. Потом сказал, что поедем туда ещё раз. Ты, он и я. А чтобы я себя комфортнее чувствовала среди двух мужчин, он возьмёт Анну. Она хорошая, спокойная женщина. И очень добрая.
– Да? Моя мамашка тоже с виду была спокойная, а жизнь нам с батей поломала. И ему, и мне.
– Ну, нельзя же всех под одну гребёнку стричь! Если одна попалась непорядочная, это не значит, что все такие. Может, эта женщина, действительно, хорошая и добрая.
– Да все бабы одинаковые. Только одно и надо: деньги, шмотки, секс.
Глеб сказал это довольно грубо. Его лицо исказила гримаса ненависти.
– Я тоже такая?
Глеб осёкся, поняв, что перегнул палку.
– Знаешь, Глеб. Никогда не думала, что услышу такое от тебя! Ни-ког-да! Хорошо, что ты мне вовремя открылся. Я вот сейчас увидела твоё второе лицо. Оно страшно. Я не хочу знать тебя такого. Мне страшно. Я не хочу знать тебя такого! Не хочу!!! Не звони мне больше. Мне искренне жаль. Так всё хорошо начиналось. Я ведь влюбиться в тебя успела. Не звони. И в университете не подходи. Не надо. Всё кончено. Эту фразу я тебе простить не смогу никогда. Она постоянно будет звучать у меня в голове. Не думала, что ты такой… Жестокий. Прощай.
Она произнесла это тихо. И оттого всё сказанное прозвучало страшно. Глеб понял, что это действительно ВСЁ. Но он не хотел терять эту девушку. Он любил её. Он помнил, как первый раз увидел её год назад, когда спускался по университетской лестнице в библиотеку, а она стояла возле перил в странной позе и не могла сдвинуться с места. Оказалось, у неё сломался каблук, и она не могла идти, потому что второй, целый каблук, был высокий. И шагать на одном каблуке было просто нереально. Выход, который придумал Глеб, рассмешил обоих. Но так как другого выхода не было, она, посомневавшись, согласилась. Надо было видеть эту картину: Глеб шёл босиком (благо было тёплое и сухое начало сентября), закатав джинсы до колена. А рядом, держась за его руку и смешно шаркая ногами в кроссовках сорок третьего размера на свой тридцать седьмой, шла Маргаритка. Оба хохотали до слёз, но шли. На них, улыбаясь, смотрели прохожие, а они шли, взявшись за руки. Глеб нёс Маргариткину сумку и босоножки, а второй поддерживал её. Тогда Глеб довёл девушку до своего дома. Там вымыл ноги, отсканировал книгу и… Они просидели у него до самого вечера. Так началась их дружба, не прерывавшаяся до сегодняшнего дня…
– Мар-га-ри-тка-а-а-а-а-а-а! Вернись! Прошу! Я был не прав!
Крик Глеба был слышен в коридоре. Но девушка бегом бежала по больничному коридору. Слёзы застилали глаза, рыдания душили её. Она не помнила, как добежала до остановки, как села в автобус, как доехала до дома. И только там дала полную волю слезам и рыданиям. Она заблокировала номер Глеба, чтобы он не мог ей звонить. А потом попросила об этом же и отца Глеба. И его телефон удалила сразу. Она не понимала, почему Глеб так остро отреагировал на рассказ об этой женщине. Что его так зацепило? Тогда она ещё не знала, что такое ревность к родителям и страх прошлого. Она, выросшая в полной дружной семье, не понимала, как можно, живя вместе, ругаться, ссориться, изменять друг другу. Её родители были для неё образцом для подражания. Они вырастили двоих детей. Старший брат Маргариты – Илья – после окончания университета работал по распределению в другом городе. Он знал об отношениях сестры и её молодого человека. У него тоже была девушка. И они собирались в этом году пожениться. Маргарита плакала в своей комнате, когда к ней вошла мама. Увидев дочь в таком состоянии, она встревожилась.
– Ритулька, зайка, что случилось? С Глебом что-то?
– Мама, он оказался совсем не таким, каким притворялся раньше. Он – плохой.
Дочь ответила совсем по-детски, но мать поняла, что дело нешуточное. Чтобы дочь так сказала, должен был быть более чем веский повод.
– Рассказывай, что произошло. Давай подумаем об этом вместе. Может, ты в чём-то не права?
Она принесла дочери воды. Дала выпить что-то успокоительное. А потом Маргарита, икая и запинаясь, рассказала матери всё, что было в больнице.
– Мамочка, почему он так про женщин? Ну ведь не все же такие! Ведь много женщин хороших, добрых, у которых в жизни иные ценности, кроме, как сказал Глеб, шмоток, денег и секса. А сколькие страдают от мужчин? А скольких детей воспитывают одни мамы, потому что мужчины оказываются непорядочными и оставляют их. Но это же не значит, что надо ненавидеть всех огульно! Зачем он так? Он ведь даже не знает ту женщину! А говорил о ней с такой злостью. Мне даже жутко стало. У него так лицо изменилось! Мамочка, он стал страшным.
– Ну, что тебе, доченька, сказать. Поступок его ужасен, конечно. Нельзя было так. Это однозначно. Но, видимо, у него был какой-то негативный опыт общения с непорядочной женщиной. И этот страх живёт в нём подсознательно. И сегодня, разговаривая о его отце, ты невольно коснулась этой темы. И он не выдержал. Этот страх выплеснулся наружу. Тебе надо было поговорить с ним. Не рвать так сгоряча. Ты тоже неправа. Вспомни, ведь он никогда не был таким. У вас были такие чистые отношения.
– Мам, я же тебе говорила, что Глеб рос с отцом. Потому что его мать ушла от них к другому мужчине.
– Ну, вот тебе и ответ на твой вопрос. Этот детский страх подсознательно живёт в нём. И пока он встречался с тобой, ничего о той женщине ему не напоминало. Ты – молодая, из другого поколения. А вот когда речь зашла об отце, подсознание выплеснуло этот страх-воспоминание наружу. Ведь та женщина, возможно, по годам, почти ровесница его матери. Вот её образ и всплыл. А с ним и всё плохое. Он, возможно, хочет предостеречь отца, но не знает, как это лучше сделать. Страх повторения негативного опыта – вот что, скорее всего, двигало Глебом. К тому же, он тяжело болен. Это тоже могло усугубить ситуацию. Он в этом не совсем виноват. Плюс ещё ревность. Он привык, что жил вместе с отцом. И не может сразу принять, что теперь отец, как бы это сказать, будет делить его с кем-то. Не совсем красиво получилось, но ты поняла, я надеюсь. Поэтому, может, сходи к нему, попробуй поговорить ещё раз.
– Мам, я не смогу. Как вспомню выражение его лица и слова: «Все бабы одинаковы. Только одно и надо: деньги, шмотки, секс», ничего не хочу. Даже всё хорошее меркнет на фоне этой дикой фразы и выражения его лица в тот момент. Теперь и я долго не смогу ни с кем начать строить отношения. Мне будет казаться, что все так думают о женщинах. Это ужасно. Ну, зачем он так? Он же мне так нравился! Мне с ним было так хорошо.
И она опять заплакала. Мать села рядышком, положила голову дочери на свои колени и стала её гладить. Какое-то время они сидели молча. А потом Марина Сергеевна, мать Маргаритки, тихо сказала:
– Ритуленька, если он позвонит или придёт после больницы, не гони его. Поговори. Я почему-то думаю, что он и сам не рад, что у него это вырвалось.
– А я не хочу, чтобы про меня думали плохо и причисляли за ни за что к тем, про кого он высказался.
– Тобой сейчас движут эмоции. А где говорят эмоции, там разум молчит. И не просто молчит, он спит. Глубоким крепким сном. Поэтому, доченька, остынь, подумай. Вспомни всё хорошее, что у вас было и поговори с ним ещё раз. Я думаю, ему надо просто помочь забыть прошлые страхи. А помочь ему в этом надо. И сможете это сделать только его отец, ты и, возможно, женщина, про которую говорил отец. Но на это надо время. А как отец к этому отнёсся?
– Не знаю. Я и его попросила мне больше не звонить. И удалила их телефоны. А он сейчас уехал в командировку, и вернётся недели через две.
– И что? Две недели парня никто не будет навещать в больнице? Он будет совсем один? Нельзя же так. А вдруг ему хуже станет? Доченька, а ты представляешь, каково отцу будет в командировке? Сын лежит в больнице. А он ни приехать, ни прийти к нему не может. Думаешь, ему легко так? А теперь ещё будет знать, что и ты не пойдёшь. Он же будет мучиться, страдать! Нельзя же так. Он же живой человек! Две недели мучений! Рита!
– Мам, не проси, не уговаривай. Не пойду.
– Зря ты так, доченька. Не надо так. Но я не буду требовать от тебя чего-нибудь. Ты должна сама это понять, принять, осознать и помочь Глебу. Мне его искренне жаль.
Каково же было удивление Маргариткиной матери, когда, придя в больницу, чтобы навестить Глеба и поговорить с ним, услышала, что он попросил никого к нему не пускать. А, учитывая его состояние, не выполнить его просьбу – значит навредить ему. Ей пришлось уйти. О своём неудачном визите женщина не сказала никому, хотя сама очень расстроилась.

***
Никогда ещё две недели командировки не проходили так тяжело. Персоной никто не интересовался даже близко. Видно данная личность только сама ценила себя очень дорого. Больше она, точнее он, никого не интересовал. Во всяком случае, на турецких берегах военных действий не разворачивалось и похищений не предвиделось. Но расслабляться было нельзя. Сюрприз мог быть преподнесён в самый последний момент, когда бдительность окончательно будет утрачена. «Ну, и ладушки. Будем ждать. А что же произошло у Глеба с Маргариткой? Почему она даже со мной отказалась разговаривать? Что такое мог сказать ей Глеб?» Но, понимая, что сам себе не ответит на этот вопрос, Назар решил попытаться не думать об этом. Получалось плохо. Мысли возвращались к Глебу и Маргаритке. Пользуясь открытым роумингом, Назар пытался звонить сыну. Но слышал только ненавистное: «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети!» Даже воспоминания об Анне отошли на второй план. А вот молодёжь… Жаль, если у них серьёзная размолвка произошла. Такие хорошие отношения были. Трепетные, нежные. Когда-то Назар больше всего боялся, что воспоминания о матери, отнявшей у сына счастливое детство, вообще заставят парня с отвращением смотреть на всю женскую половину человечества. Но, к счастью, встреча с Маргариткой, развеяла эти опасения. Почти год, даже, наверное, уже чуть больше года они встречались. И ни разу между ними не вспыхнуло никакой перепалки, никакого раздора. И вдруг… Назар отчётливо вспомнил слова девушки: «Не звоните мне больше». Это было сказано таким тоном, что сомнений не оставалось: ссора серьёзная. «Но что её спровоцировало? Что послужило толчком? И теперь столько времени к Глебу никто не будет приходить. Не смертельно, но всё же неприятно. Хотя, может, одногруппники придут? Общается же он с кем-нибудь из своих. Только бы глупостей не натворил». И вдруг: «Опаньки! Этот мужичок, неприметный с виду, уже не впервой глазеет в нашу сторону. Взгляд явно следящий. Неужели всё-таки персона не ошибся, и его пасут? Сейчас проверим». Назар тихо повернул голову к своему подопечному, с которым они сидели в ресторане отеля, и с видом хорошо подвыпившего мужика сказал ему:
– А не пойти ли нам в номера? Девочек возьмём. А?
Он украдкой подмигнул тому. Подопечный оказался неглупым, что приятно порадовало, и ответил в тон приятелю:
– Каждому по штуке.
– Каждому.
Они подозвали официанта, долго с ним беседовали на тайные темы, а потом почти в обнимку, шатаясь на подкашивающихся ногах, вышли в холл. По пути Назар шепнул:
– В лифт, на этаж выше. Потом вниз и – в мой номер. Быстро!
Они сумели обыграть всё так, что мужичок в лифт с ними не попал. Поэтому поднялись на этаж выше. Ну, какой пьяный сходу попадёт на нужную кнопку? На нужный этаж они спускались тихо. Выглянув в коридор, Назар увидел мужичка, с тоской оглядывавшего пустой коридор. Потом тот пошёл, подходя к дверям номеров и прислушиваясь. И надо же! Бывают в жизни счастливые моменты! В то время как мужичок прислонил ухо к одной двери, из неё вышел высокий мужчина скандинавского типа, этакий двухметроворостый потомок викингов, и, посмотрев свысока на подслушивающего, без разговоров звезданул того в ухо и сказал что-то на непонятном языке. Попало мужику, видать, качественно. Потому что он взвыл, присев на корточки, прижал руку к уху, потом подскочил и, конкретно воя от боли, пробежал к лифту. А Назар и его подопечный, также пошатываясь, прошли в свои смежные номера. Назар по пути тихо сказал:
– Через пять минут пройди ко мне, ночевать будем у меня в номере. Дежурить будем как получится.
У него был заготовлен один фокус. Назар подсмотрел его в современном сериале «Морские дьяволы». Они с Глебом на досуге смотрели его вместе, а потом обсуждали понравившиеся моменты. Хотя оба понимали: не всё в этом фильме правда, но слаженность действий членов группы, их личное обаяние, умение понимать друг друга с полуслова, с полувзгляда вызывали уважение к бойцам невидимого фронта. А до фильма оба – и отец, и сын, – читали романы А.Бушкова про морского спецназовца по кличке Пиранья. И, если Назар читал просто ради интереса, то у подрастающего Глеба приключения бравого боевого пловца вызывали в то время искренний восторг. Так вот в одной из серий фильма Назару запомнился момент, когда один боец собирал разведданные, используя в качестве прикрытия запись ночи любви со всеми соответствующими звуками. Всё это было записано на диктофон, включено в нужный момент и, пока предполагаемая жрица любви под воздействием снотворного спала на берегу озера в палатке, из неё доносились весьма недвусмысленные звуки. А боец с совсем не морской кличкой Бизон в это время устанавливал на предполагаемой вражеской территории видеокамеры. Противники-наблюдатели ничего не поняли, приняв всю игру за чистую монету.
Вот и Назар, используя нехитрую технику и возможности компьютера, сделал то же самое. И пару раз, закрывшись в номере с охраняемым объектом, включал аппаратуру и… Стоящий за дверью человек, услышав такие звуки, был уверен: в номере любвеобильная пара очень недвусмысленно проводит время. А в это время Назар сидел в кресле, а охраняемая персона либо спала, либо также сидела в соседнем кресле. Но этот номер проходил, только если охранялся мужчина. Один раз охранять пришлось девушку. Однако там прошло всё спокойно, не считая попытки ночного побега через балкон. И никаких там тайных приёмов применять не пришлось, кроме как на глазах изумлённой девицы разорвать в клочья предполагаемый канат для спуска. Больше попыток к побегу дива не предпринимала.

***
Чем ближе к отлёту подходило время, тем тревожней становилось на душе у Назара. Он понимал, что разговор с сыном предстоит нелёгкий. Очень нелёгкий. А хотелось ещё поговорить с Маргариткой. Про Анну и говорить нечего. По ней сердце истосковалось так, что, если бы это было возможно, то он пешком бы пошёл домой, чтобы увидеть её красивые грустные глаза, заставить её улыбнуться, чтобы увидеть возле этих самых глаз такие милые морщинки, которые украшают любую женщину. Ему хотелось обнять Анну, прижать к себе и не выпускать из своих объятий. Почему-то он был уверен, что Анна – это та женщина, которая Богом ему уготована. Почему-то же тогда, во время дождя, он сразу выхватил взглядом её из толпы. А ведь даже мысли не было с кем-нибудь знакомиться. Просто он шёл по своим делам. И вдруг в дожде – она. Дальше всё произошло спонтанно. Ему было даже интересно то, как абсолютно покорно она пошла за ним. Тихая, скромная, красивая. Даже потоки дождя не скрыли её красоты. И никого, кроме кота, рядом нет. Ну, родители в деревне. И всё. И он решил, что первая, к кому он пойдёт, когда приедет, будет Анна. И уже вместе с ней они пойдут к Глебу. Он должен, наконец, их познакомить. И решить все вопросы относительно их дальнейшей жизни. Как же ему хотелось, чтобы Глеб хорошо принял Анну. И чтобы она не испугалась взрослого парня. Тяжело будет всем троим. Но решаться надо…

***
Анна по дням считала дату возвращения Назара. Она ещё не знала, что невольно стала причиной серьёзной ссоры Глеба и его девушки. И что, ещё не зная её, сын Назара уже ненавидит её. Не то, что не любит, а именно ненавидит. Она понимала, что настанет момент, когда придётся знакомиться с сыном. И страшилась этого момента. Ей очень хотелось быть с Назаром. Ей нравилась его мужественность, серьёзность. То, как он легко нашёл контакт с родителями, с ней самой, вообще страшившейся всякого общения с противоположным полом, а уж о знакомстве на улице и речи быть не могло. А с ней познакомился так, как ни в сказке сказать, ни пером описать. Во всяком случае, Анна не могла припомнить ни одной сказки, ни одного фильма, где бы герои познакомились подобным образом. Ей хотелось быстрее увидеть его, ощутить его запах, почувствовать, что он просто рядом. Ведь только именно рядом с ним она ощущала себя защищённой. И это чувство было ей очень приятно.
А Маргарита ходила чернее тучи. Она никак не могла понять, как Глеб мог такое сказать. Да ещё в её присутствии. Всегда такой выдержанный, в меру юморной. Серьёзный там, где это действительно требовалось. Он никогда не отказывался помочь, если Маргарита просила его об этом. А иногда и сам предлагал готовиться к занятиям вместе. И тогда сначала он помогал ей, а потом делал свои задания. И никогда не говорил, что она ему мешает или ему не хватает времени на свою работу из-за неё. Так всё было хорошо. И предложение сегодняшнее. Оно было немного неожиданно. Да и рановато. И всё враз разрушилось. А, может, мама права? Может, он действительно не может забыть свою мать, которая личную жизнь предпочла сыну. Ведь Глеб добровольно, как только это стало возможно, ушёл к отцу. А мать им даже не интересовалась. Как так можно? Этого девушка не могла понять. «А какой хороший отец у Глеба. Добрый, умный. И вот молодец же мужчина. Не спился, как многие другие. Чуть что – сразу в бутылку. А потом – жизнь у них не сложилась». Маргарита вспоминала Назара, и ей всё больше и больше хотелось поговорить с этим мужчиной. Почему-то ей казалось, что он может разрешить любую ситуацию. Что-то было в нём такое… Она не могла объяснить словами, что именно. Но этот человек внушал ей доверие и уважение. «А ещё, наверное, он очень надёжный. Повезло той женщине, с которой он познакомился». И тут ей стало страшно. Маргарита подумала: «А что, если Глеб закатит скандал отцу и этой женщине? Ой, как же этого не хочется! Как не хочется! А что делать? Как предупредить дядю Назара?» Она по-детски называла отца Глеба дядей. А тому это было только приятно. Как-то мило и доверчиво это звучало. Маргарита стала думать, как предупредить Назара о том, что Глеб не хочет видеть его женщину. Но как это сделать? Девушка поняла, что зря так поспешно удалила номер телефона Назара. Теперь точно его не найти. И когда он вернётся, тоже неизвестно. Хотя, посчитать можно. Но она не знает точный день отъезда. «Ну, что делать? Что делать?» Эти мысли не давали ей покоя. Пойти к Глебу? Ни за что! После такого оскорбления, она никогда не вернётся к нему. Никогда не простит Глеба. И вообще… А что вообще – она и сама не знала. Так и не придумав ничего, Маргарита, засела за учёбу. А через некоторое время она поняла, что мысли от учебника унеслись к Глебу. Девушка поняла, что вспоминает, как хорошо ей было с ним. Она вспомнила его первый поцелуй. Это было совсем недавно. Летом. В тот день они пошли на пляж. Причём не на городской, где было грязно, неуютно. Глеб сказал, что знает пару мест, где народу почти нет, а берег хороший. Можно и загорать, и купаться. Только надо было одним из городских маршрутов доехать до конечной остановки и там немного пройти. Маргаритка согласилась. Сессию они сдали, практики ещё не было ни у него, ни у неё. Глеб собирался летом подработать, но до начала работы оставалось пару свободных дней. И их они провели вместе. Да и потом, когда Глеб пошёл работать, они встречались по вечерам. Утром Глеб зашёл за ней. Взял в свою сумку её вещи, и они отправились. День летел незаметно. Они шутили, смеялись, загорали, купались. А потом молодой человек что-то спросил у неё, а она, задремав, не услышала. Он повернул к ней голову и спросил громче. От неожиданности девушка резко повернула голову в сторону Глеба и внезапно оказалась с ним лицом к лицу. Вот тут и… Потом был второй поцелуй, третий. Но Глеб не нахальничал. Понимал границы дозволенного. И это Маргарите тоже нравилось в нём.

***
Назар вернулся домой поздно вечером. Автобус, которым они с охраняемой персоной ехали из столичного аэропорта, сломался по дороге, и в результате приехал домой с большим опозданием. Зная, что Анна мучается бессонницей, он решился позвонить и понял, что женщина ждала этот звонок. Ответила она буквально после первого гудка.
– Назар, я так рада слышать тебя! Когда ты вернулся?
– Хочешь – верь, хочешь – не верь, но вот только переступил порог дома. Автобус в дороге сломался, поэтому мы приехали с большим опозданием. Ты не спишь? Глупый вопрос. Ты же не во сне разговариваешь со мной. Аня, давай встретимся. Пожалуйста. Я так соскучился за эти две недели!
– Приезжай.
– Спасибо! Я быстренько. Только извини – прямо с дороги…
– Теряешь время.
– Понял.
Через полчаса Назар в прихожей целовал Анну, тихонько приговаривая ей:
– Аннушка! Две недели… Я думал, что они никогда не закончатся. Никогда ещё время так не тянулось. Как ты? Как родители? Что с дровами?
А Анна только улыбалась, слушая его вопросы. Ей ничего не хотелось говорить. Ей было просто удивительно хорошо. Она нежилась в объятиях любимого мужчины, ощущая исходящее от него тепло, нежную силу его рук, слушая его шёпот. Но потом, словно опомнившись, она сказала, чуть отстранившись от него:
– Может, мы пройдём в комнату? А то в прихожей неудобно как-то.
– Да-да, конечно. Только я разденусь-разуюсь.
Он быстренько скинул куртку, снял ботинки и только тут сообразил, что его не встречает кот.
– А где зверь? Неужели в деревне?
– Да. Я оставила его там, хотя сама ужасно скучала: ни тебя, ни его.
– Ну, теперь я буду. А ты решила, какого котёнка хочешь? Или тебе всё равно, лишь бы кот?
– Вообще-то, у меня никогда не было породистых котов. Но я очень люблю дымчатых вислоухих шотландцев. Но они же дорогущие! Поэтому я даже не мечтала о таком.
– Аннушка, да не вопрос. За мои командировочные можно купить не одного шотландца. Думай хорошенько. Точно его?
– Назар, давай сегодня не будем про кота. Иди, умойся, а я тебя покормлю. Хочешь?
– Да. Очень.
Умывшись, Назар прошёл на кухню, захватив сумку. А сев за стол, улыбнулся и сказал:
– Кота я тебе из Турции не привёз, но вот кое-что в качестве подарков захватил.
И он начал доставать один за другим свёртки, коробки, пакеты.
– Назар, зачем так много? Ну, привёз бы какую мелочушку, мне и так было бы приятно.
– Аннушка, я – не скупердяй. И, поверь, моя хорошая, тратил не последние. И вообще. Когда речь идёт о любимой женщине, я буду покупать всё, что сочту нужным. Пока твои вкусы и пристрастия, кроме котов, не знаю, буду покупать на своё усмотрение. А вот когда узнаю – тогда буду соизмерять твои и свои вкусы и пристрастия.
Анна с интересом рассматривала привезённые Назаром вещи и поражалась, как умело он подобрал всё привезённое. Потом они ужинали. Вернее, ужинал Назар, рассказывая Анне про турецкие красоты, не затрагивая специфики выполняемого задания. Он рассказал про удивительное место – Каппадокию, где есть необыкновенно красивые и неповторимые горы-грибы с плоскими каменными шляпами наверху. Как-будто их кто-то туда положил. Но, если верить рассказам гидов и туристским проспектам это – естественные природные образования. Рассказал про Верблюд-гору и пещеры в горах, в которых раньше жили люди.
– Я обязательно тебя туда свожу. Выберем хорошего туроператора, купим путёвку и поедем отдыхать. Это место находится под охраной ЮНЕСКО. Хочешь?
– Не знаю. Я дальше деревни нигде не отдыхала. И, если честно, мне почему-то совсем не хочется ни в Турцию, ни в Египет. Я вообще не люблю жаркие страны. Я бы съездила, если бы было возможно, в Карпаты, на Байкал, на Селигер. А если заграница, то Зальцбург, Прага, Краков. Но не евротур «Галопом по Европам», а побыть в каждом городе с недельку, чтобы всё хорошенько посмотреть, пофотографировать.
– Аннушка, это не проблема. Сегодня это вполне осуществимо. Даже на своей машине можно. А можно узнать, почему именно эти места?
– Я про Байкал мечтала ещё со школы. И сейчас чем больше о нём читаю, тем более интересным он мне представляется. А на Селигере есть удивительный монастырь – Нилово-Столбенская Пустынь. Говорят, что когда начинается половодье, остров, на котором монастырь стоит, поднимается вверх. Половодье спадает – остров возвращается на место. И ни разу монастырь не пострадал от наводнения. Его и разные учёные изучали и всё равно кроме как Божиим Чудом это явление назвать нельзя. Вот там я и хочу побывать. А про Карпаты рассказывала сослуживица. Она там отдыхала с мужем, показывала нам фото. Там такая красота – дух захватывает. Она же рассказывала про Зальцбург, Прагу и Краков. У неё очень состоятельный муж, вот она и ездит в разные поездки.
– Знаешь, на Селигер мы с тобой можем съездить на машине. Попутно ещё куда-нибудь заедем. Посмотрим по карте, что интересного есть на пути и заедем.
– Назар, а Глеб? Ты ещё его не видел и, конечно же, с ним не говорил.
– Ань, ну, ты же понимаешь, что сейчас ночь и меня к нему не пустят. А завтра, само собой, что я, как только будет можно, пойду к сыну. Ну, почему ты так боишься моего Глеба? Ты же его совсем не знаешь!
– Не знаю. Но у меня какое-то предчувствие что ли? Не знаю, но так страшно мне не было. Больно, обидно – да. Но не страшно. А сейчас мне именно страшно. Может потому, что не хочу с тобой расставаться. А если перед тобой встанет дилемма – я или Глеб, ты, конечно же, выберешь сына. И будешь тысячу раз прав. Потому что дети – самое дорогое, что есть у родителей. И я ни на него, ни на тебя не буду обижаться или злиться. Просто буду жить тёплыми воспоминаниями о тебе и тех днях, которые нам подарила судьба.
Анна подняла глаза к потолку, пытаясь загнать назад в глаза предательски выступившие слёзы. Не получилось. Они оставили на лице две мокрые дорожки и продолжали медленно стекать по ним.
– Аннушка, пойдём в зал. Послушай, а спать тебе не надо? Тебе же на работу утром!
– Назар, всё равно я не усну. Так что хочешь, давай посидим. Хочешь, я постелю тебе. Ложись. Устал ведь, наверное, с дороги?
– Есть немного. Только уговор. Если я лягу, ты тоже ляжешь.
– Хорошо. Но только в другой комнате.
– Признаюсь честно: хоть и тяжело, но приставать не буду. Обещаю.
– Всё равно я буду в другой комнате.
Она постелила Назару в зале на диване, а сама ушла в спальню, сказав ему напоследок:
– Утром спи, сколько хочешь. Всё равно сюда никто не придёт. А я тихонько встану, соберусь и пойду трудиться на благо родных электросетей. Завтрак будет на плите. Спокойной ночи!
– Господи, Аннушка, как я мечтал, чтобы кто-нибудь говорил мне вот так эти простые слова. Тихо, с нежностью. Спасибо. А за Глеба не волнуйся. Я надеюсь, он поймёт меня.

***
Утром Анна тихонько встала, умывшись, приготовила завтрак и, взглянув на безмятежно спавшего Назара, улыбнулась и тихо вышла из квартиры. На работе она занималась обычными рутинными делами, но на сердце было неспокойно. Почему-то её не покидала уверенность, что Глеб всё-таки встанет между ней и Назаром. А ей так не хотелось этого! Она не знала этого парня. Отец лишь несколько раз вскользь касался его в разговорах. Особо-то и касаться было некогда. Они с Назаром и сами толком ещё общаться не начали. Всё как-то непонятно висело в воздухе. То вроде начнётся что-то, то опять затихнет. То есть Назар, то нет его. Анну это тоже немного тяготило. Но она пыталась себя успокоить тем, что Назар – серьёзный мужчина и профессия у него серьёзная. Он и сына таким воспитывал. Готовил парня к взрослой, самостоятельной жизни. Но вот этот самый парень никак не хотел давать покоя Анниным мыслям. Почему-то ей казалось, что, пережив трагедию с матерью, Глеб ко всем женщинам будет относиться отрицательно. «Но Назар говорил вроде бы, что у сына есть девушка». Эта мысль приносила незначительное облегчение, но на душе всё равно было тревожно. И даже работа не позволяла полностью отвлечься от тягостных раздумий. Анна улыбнулась, вспомнив спящего Назара. И тут только сообразила, что сегодня ночью, едва голова коснулась подушки, она сама провалилась в сон. Впервые за долгое время она спала в родной квартире, где, как ей казалось, прочно и навечно обосновалась бессонница. А вот сегодня – пожалуйста – отступила коварная подруга. Неужели присутствие мужчины настолько расслабляюще подействовало на неё? Но чувствовала она себя хорошо. Работа спорилась. И даже соседка по столику сказала:
– Ань, ты сегодня какая-то не такая. Посвежевшая, словно с отдыха вернулась. У тебя часом никто не появился, кто так тебя изменил в лучшую сторону?
И хоть говорила она довольно тихо, несколько голов сразу повернулись в сторону Анны и воззрились на неё в полном молчании. Анна, не привыкшая к такому вниманию к своей персоне, тем не менее, совершенно неожиданно для самой себя ответила:
– Не появился. Я сама себя отдохнула и взбодрила.
– Научи, как ты это делаешь. А то у меня сегодня работа не ладится.
– Легко и просто: встала в 5 утра. Пробежка пару км, контрастный душ, утренняя молитва, завтрак. И – вперёд, на трудовые подвиги.
– Ну-ну. Что-то раньше ты по утрам не бегала пару км. Наверное, появилось, к кому или от кого бегать? Признавайся.
Анна не любила таких приставаний, а потому сказала:
– Думай, что хочешь.
Но настроение сразу испортилось. Да и за окном пошёл дождь. Мелкий, холодный, противный. Надоедливый, как летняя муха, которая жужжит и жужжит над ухом. Её вроде и не видно, а жужжание сводит с ума в полном смысле своей противностью и монотонностью. Но Анна заставила себя опять углубиться в расчёты киловаттчасов и рублей, стараясь не замечать ни погодных неприятностей, ни душевных переживаний.
А Назар, проснувшись, быстро, как делал это уже много лет подряд, поднялся, совершил все утренние водные процедуры, оделся и прошёл на кухню.
«Аннушка, солнышко. Не поленилась утром такой завтрак приготовить. Ай, спасибо!» Назар с удовольствием съел всё, приготовленное Анной, выпил чашку кофе, сваренного в джезве, привезённой им же из Турции, и стал собираться к Глебу.
Заехав по пути в магазин и купив всё, что считал нужно сыну, он поехал к нему. Вид Глеба поверг Назара если не в шок, то в лёгкую панику точно. Молодой человек осунулся, под глазами залегли круги, взгляд был если не совсем пустой, то равнодушный ко всему однозначно. Назар знал, что такой взгляд означает и понимал, что это – страшно. Глеб стоял, точнее лежал, на пороге депрессии. Отец подошёл к нему, сел на край кровати и хотел взять Глеба за руку, но тот отдёрнул её.
– Сын, что за дела? Не хочешь со мной поздороваться? Почему? Случилось что-то за время моей командировки?
Глеб молчал.
– Значит так. Слушай меня внимательно.
– Да не хочу я никого слушать! Уходи! Иди к своей женщине! Я уже понял, что на фиг никому в этой жизни не нужен! Вы все думаете только о себе. Сначала мамашка ушла к другому дядечке. Теперь ты уходишь к другой тётечке. Маргаритка, видимо, тоже другого нашла. Один я, как идиот, всех должен любить, жалеть, понимать. А я…
Его голос предательски дрогнул, по щеке покатилась слеза. Никогда Назар не видел, чтобы сын плакал. Даже в детстве, когда уходил к матери и её очередному будущему мужу от Назара. Уходил нехотя, чуть не выворачивая голову, до последнего глядя умоляющим взглядом на отца. А у того сердце щемило от жалости к ребёнку. Сам, оставшись сиротой в двадцать лет, Назар мечтал о крепкой дружной семье, в которой будет не один ребёнок. Но судьба распорядилась иначе. Несколько лет жизни мужчина делал всё от него зависящее, чтобы вернуть сына, которого он любил больше всех на свете. Кроме Бога, разумеется. Сколько он молился, чтобы Господь помог вернуть ему сына. Сына Назар вернул, чему был несказанно рад. Жили они дружно. Глеб в отце души не чаял. Мальчик вновь почувствовал радость жизни. Начал сначала улыбаться, потом смеяться. Всё было хорошо. Он закончил школу. Поступил в престижный вуз. Познакомился с девушкой, с которой до сих пор всё складывалось удачно. Назар уже подумывал было, что сын скоро женится, и надо будет помогать молодым строить или покупать жильё. Хотя ему хотелось, чтобы Глеб сначала доучился, получил профессию, встал на ноги, а уж потом всё остальное. Но хорошие девушки, к большому сожалению, встречались всё реже и реже. Поэтому он решил, что, если Глеб и Маргарита решат создать семью, он препятствовать не будет. Ничто не предвещало беды. И надо же было ему в тот день увидеть Аннушку! И его исстрадавшееся от одиночества мужское сердце не выдержало. Он решил, что Глеб всё правильно поймёт, поддержит отца. И у них будет полная счастливая семья. Но вот новая семья не сложилась, а в старой начала разыгрываться новая драма. Сын никак не хотел принимать тот факт, что отец решил жениться. Глеб сам не мог объяснить, почему он так против этой женитьбы. Но то, что против – не подлежало никаким сомнениям. И сейчас, понимая, что ведёт себя не по-мужски, не по-взрослому, ничего не мог с собой поделать. А Назар понимал, что тревога Анны была не напрасной. Как она боялась Глеба! И, как оказалось, не напрасно. Сын действительно встал стеной между ними. Но что-то же послужило тому причиной. Почему Глебушка и с Маргариткой поссорился?
– Сынок, не для того я тебя отвоёвывал, чтобы через столько лет стать с тобой врагами. Давай, поговорим по душам, по-мужски. Ты у меня взрослый, серьёзный парень. Я не могу понять, что тебя так гнетёт? Я ведь не собираюсь от тебя отказываться или гнать куда-то прочь от себя. Ты будешь со мной. Подумай сам. Когда ты женишься…
Он не успел договорить. Гневный голос Глеба прервал его:
– Я никогда не женюсь! Надоело! Всё надоело! Все бабы надоели!
– Глеб, одумайся! Что ты говоришь?! Какие бабы?! Как ты смеешь так называть Маргариту и Анну?! Что ОНИ тебе сделали? Чем так прогневали тебя, что ты, любя одну и вообще не зная вторую, смеешь так о них говорить? Мне первый раз в жизни стыдно, что у меня такой сын. Стыдно, Глеб. И больно. За тебя. За любимую женщину. Слышишь? Любимую женщину! И твою девушку, которая любит тебя, если ты этого ещё не понимаешь. Ты ведь и сам любишь её. Как ты мог отогнать от себя Маргаритку? Ты же никогда, слышишь, никогда больше не встретишь такую девушку: добрую, милую, целомудренную! Глеб, это же сокровище в сегодняшнем мире безнравственности и бездуховности. После твоей выходки теперь и она будет бояться общаться с молодыми людьми. Ты хоть понимаешь, что ты ей жизнь разбиваешь! Если уже не разбил. Как ты мог, Глеб? Я же так верил в тебя. Гордился тобой. А ты причиняешь нам всем такие страдания и такую душевную боль! Как ты можешь, Глебушка? Почему ты так со мной? С Маргариткой? С Анной?
Назар закрыл лицо руками. На душе было пусто. Он сидел, низко склонив голову. Плечи осунулись, спина сгорбилась. Глеб, не ожидавший такого от отца, глядел на него во все глаза. Он ожидал от отца всего чего угодно: криков, ругани (хотя отец никогда на него не кричал), пощёчины. Но только не такого откровения. Сегодня Назар открылся сыну совершенно с другой стороны и парень не мог поверить, что его всегда такой сильный, волевой, мужественный отец, сидит сейчас рядом с ним и чуть не плачет от его, Глеба, выходки. И что, возможно, дома плачет его любимая Маргаритка, которую он, правда нехотя, сам того не желая, оскорбил. Что где-то, возможно, плачет эта папина новая знакомая Анна. Так, кажется, он назвал её имя? Плачут все. А виноват во всех этих слезах он, Глеб. Один.
– Пап, а кто она, эта Анна? И почему ты мне никогда о ней не говорил? Почему я ничего о ней не знаю?
– Какое теперь это имеет значение? Она очень хорошая женщина. И так же, как я, когда-то пострадала от измены близкого человека, который два года ухаживал за ней, а потом женился на близкой подруге. С тех пор прошло больше десяти лет. А она после того так ни с кем больше и не завязала отношений. И от подруг постепенно отдалилась. Вот так, Глеб. А теперь я вынужден буду оставить её, чтобы не потерять тебя. Вот судьба у женщины – врагу не пожелаешь! Она, между прочим, мне говорила, что мы не будем вместе из-за тебя.
– А почему она так говорила? Она же меня не знает.
– Чувствовала, наверное. У людей, перенёсших в жизни предательство и измену, все чувства обострены. А она такая хрупкая, нежная, беззащитная. И никого, кроме стареньких родителей и кота у неё нет. А тебе не сказал о ней, потому что не успел. Ты всё время был с Маргариткой. А потом я уехал в командировку.
У Глеба на душе было скверно. В нём боролись два противоречивых чувства. С одной стороны, он не хотел причинять боль и страдания отцу, которого очень любил. А с другой, ну не принимало его сердце и разум мысли, что отец женится. Он сам не мог понять и объяснить это. Но – не хотел и всё. Он смотрел на вмиг постаревшего отца и не знал, как себя повести.
– Пап, забери меня домой. Я не могу здесь больше быть. Я уже нормально себя чувствую.
– Возьми пакет, там найдёшь перекус, а я пойду, поговорю с врачом.
Врач сказал, что выписать Глеба он, в общем-то может, но его тревожит психическое состояние молодого человека. Очень похоже, что у него начинается депрессия. Только причины её он понять не может.
– Он по девушке скучает. И я в командировке был. Вот он и захандрил. Давайте мне его домой. Я его быстро в чувства приведу.
– Хорошо. Только я выпишу ему справку на недельку. Пусть ещё побудет дома, оклемается. Но пообещайте мне, что если его хандра не пропадёт, а будет усиливаться, вы обратитесь к психологу.
– Мы сделаем это обязательно. У меня есть хороший знакомый. Мы обратимся к нему за консультацией.
Почти через час Назар привёз Глеба домой.