Всё начинается с дождя

С этими словами мужчина взял кота на руки и тот довольно заурчал. Анна вполголоса проговорила:
– А ко мне ни за что не идёт. Нахалюга серая. Не буду забирать его домой. Пусть живёт в деревне. И жуёт одних мышей. Я ему – вискас. Я ему – китикет. А он! Предатель! Изменник!
И столько по-детски искренней и наивной обиды прозвучало в её голосе, да и слёзы предательски покатились по щекам, что Назар невольно улыбнулся. А потом, опуская недовольного кота на землю, и, вновь умывая руки, сказал:
– Пусть остаётся. Я тебе другого котёнка подарю. Какого ты хочешь: шотландского вислоухого? Перса? Сибирского пушистика?
Он обнял плачущую женщину и продолжил:
– Нельзя, ой нельзя тебе, Аннушка, жить одной. Ты же как ребёнок. А ребёнку защита нужна. Так что прячь слёзы и решай.
– Ты решил меня котом подкупить? Знаешь моё слабое место? Да?
– Да тут и знать не надо. Ты сама по себе – слабое место. А кот – это я так. Но, если ты Барса оставишь родителям, котёнка я тебе подарю. Хотя по мне так собака лучше. И не смей кота звать как красну девицу – Ба-а-а-арсинька-а-а-а-а. Он хоть и небольшой зверь, но мужик. А ты его избаловала.
– А я его люблю.
– Тебе мужчину надо любить, а не кота! Не знаю. Может, ошибаюсь, но мне кажется, что у тебя был неудачный опыт отношений с мужчиной. И ты решила, что так будет со всеми. И решила больше не рисковать. Я прав?
– Да.
Ответ прозвучал чуть слышно, но Назару было достаточно. Он поцеловал Анну в макушку, благо разница в росте позволяла сделать это без труда. А потом сказал:
– Твои родители уже думают невесть что. Умывайся, а то глаза красные. Да и нос тоже. А женщину это как-то не очень красит. Ладно щёчки-губки. Но красный нос!.. И пойдём, почаёвничаем.
Анна улыбнулась, умыла лицо и они с Назаром и Барсинькой вошли в дом. За чаем Назар быстро сошёлся в разговоре с отцом Анны. Рыбалка, грибы, политика, – типичные мужские темы, приемлемые во всех возрастных и социальных группах. Анна с мамой только слушали, не встревая. Мать, мудрая женщина, видела, что у дочери, судя по всему, был серьёзный разговор и ей надо время успокоиться и прийти в себя, поэтому она тихо сновала между плитой и столом, то подливая гостю и мужу чай, то добавляя что-нибудь из снеди. Предложила было классические сто граммов, но Назар отказался, объяснив, что он за рулём, поэтому сегодня никак нельзя. Но, когда родители приедут в город, и он сможет обойтись без машины, тогда они вместе за знакомство, мир и дружбу как положено. И не только по сто. Отец благодушно улыбнулся и пригласил Назара, пока ещё можно, в грибы. Тот охотно принял приглашение, сказав, что завтра с утра вернётся доколоть дрова. А сегодня…
– Спасибо за гостеприимство! Мне пора. Утром я буду. Может, надо что-нибудь из продуктов подвезти?
Он вопросительно поглядел на Анну, её мать. Но Анна ответила, что вроде бы пока есть всё, что нужно. Она вышла проводить Назара. На прощание он сказал:
– Я не тороплю тебя с ответом. Подумай. Но отбрось прошлое. Не держись за него. Чтобы воздушный шар взлетел повыше, с него сбрасывают балласт.
С этими словами он сел в машину, завёл её и плавно двинулся с места. А Анна, едва он скрылся за поворотом, подошла к дому и села на скамеечку.

***
Тёплый сентябрьский вечер словно обволакивал землю, даря ей последнее уходящее тепло. Потихоньку темнело небо, зажигая загадочные, но далёкие, а потому холодные звёзды. Они создавали на небе мало кому понятный узор из созвездий. Млечный путь разделил небосвод на непонятные части. Ветерок, словно играя, нежно шевелил кое-где начинавшую желтеть листву деревьев. А сами они, как застывшие великаны стояли в немом строю, охраняя небольшую деревеньку, мирно засыпающую после трудового дня. Некоторые птицы подавали свои последние голоса, будто желая другим соплеменникам и всей живности вообще спокойной ночи.
Анна сидела, любуясь звёздным небом и наслаждаясь теплотой осеннего вечера. Она не хотела возвращаться домой, понимая, что там обязательно последуют вопросы, разговоры, которых ей сегодня не хотелось. И, о, чудо! Вдруг из темноты на скамейку запрыгнул Барсинька и, лениво потянувшись,… залез к Анне на колени, уютно устроился на них и завёл свои неподражаемые варкулечки. Женщина улыбнулась, и, тихо поглаживая кота, начала ему приговаривать:
– Ах ты, бандюга серый. Изменник коварный. Как к нему, так ты сходу и без зазрения совести, будто вы роднее всех родных. А как ко мне… Что молчишь? Стыдно? Сомневаюсь. Чтобы тебе и – стыдно? Это что-то невероятное. Или испугался, что оставлю? Не бойся, не оставлю. Куда ж я одна без тебя? Кто будет со мной слушать Андреа Бочелли? Кто будет мне нитки помогать распутывать? Или лучше сказать – запутывать? Распутывать – это уж без тебя. Скоро уже поедем, Барсинька. Скоро. Или, извините – Барс? Хотя, какой ты Барс? Как я – Дженифер Лопес. Или Клаудиа Шиффер. А чем мы хуже? А Барс? Может, мы лучше, только про нас мир не знает. И в кино нас не снимают. И в рекламах. А ты бы подошёл в рекламу кошачьего корма. Очень даже подошёл. А я? Что я могла бы рекламировать? Знаю! Барс, я бы рекламировала солёные и маринованые огурцы, помидоры и грибы.
Сказав это, Анна тихонько засмеялась, словно боясь, что её услышат или её смех нарушит наступивший покой. Но почему-то даже Барс, волею Назара, так возвысивший своё кошачье достоинство, не засмеялся вместе с Анной, а подрёмывая у неё на коленях, продолжал исполнять свои несравненные варкулечки. Становилось прохладно. Осень всё настойчивее заявляла о своих правах. Женщина тихо встала, удерживая кота в руках, и прошла в дом.
Родители уже легли. Они привыкли рано ложиться и рано вставать. Эта привычка сохранилась у них ещё с тех времён, когда они ходили на работу. Да так и осталась. Анна заперла дом. Потом тихо пройдя в свою комнату, стала перед иконой Божией Матери и начала вечернюю молитву. Она делала это почти ежевечерне и каждое утро. К этому её приучила мать, сама постоянно молившаяся. Помолившись и улёгшись в кровать, Анна стала вспоминать слова Назара, про воздушный шар. Легко сказать: сбросить балласт. А если память постоянно напоминает об этом, а внутренний голос, противный и нахальный, шепчет: «Остерегайся! История может повториться!» Нет бы этот голос взял и рявкнул: «Выходи замуж! Он всю жизнь будет твоей защитой, поддержкой и опорой. Как твой отец у матери. Вон уже сколько лет живут душа в душу. Ну, бывают незначительные размолвки. Но у кого их не бывает? Но в том и заключается мудрость: где-нибудь промолчать, где-нибудь уступить, а где-нибудь поддержать». Но ведь молчит. Или шепчет не то, что надо, этот самый внутренний голос…
А Назар, приехавший домой, сына опять не застал. Только записка: «Вернусь поздно! Не жди!» И опять смешная рожица. «Этак я с ним вообще скоро видиться перестану!». И он написал свою записку: «Глеб, надо серьёзно поговорить. Будь завтра вечером дома. Один». И, приняв душ, Назар лёг спать. И, уже засыпая, подумал: «Я же Ане подарки не отдал…»

***
Проснулся он от смутного чувства тревоги. Что-то такое то ли приснилось, то ли показалось. Он не мог дать себе отчёта, что произошло. Почему вдруг так внезапно глаза открылись и сна как не бывало. Сердце гулко стучало в груди. Он рывком поднялся с кровати, глянул на часы: половина третьего. Спать бы да спать. Но что-то случилось. Он глянул на мобильник – пусто. Входящих нет. СМСки не приходили. Он прошёл в комнату Глеба. Нерасстеленная кровать ясно сказала, что её хозяина дома нет. Назар вернулся в свою комнату. «Где же Глеб? Почему его нет? Остаться у девушки на ночь сын не мог – не то воспитание. Да и Маргаритка, Маленький Цветочек, как нежно называл её Глеб, не позволит вольностей. И не позвонил. Хотя отец всегда учил его: что бы ни случилось, но одно-два слова, чтобы знать, что всё в порядке. Нет. Что-то не так, раз Глебушка не отзвонился и не явился домой. Что-то случилось. Но где? И что?» И отец, невзирая на столь поздний час, набрал номер сына.
– Аппарат абонента выключен, или находится вне зоны действия сети.
Как же не любил Назар эти слова! И не только он один! Хоть бы уж определённо: или выключен или вне зоны действия сети. Подождав минут пять, он опять решился. На сей раз трубку сняли и совсем сонный голос Маргаритки спросил: «Кто это?»
– Маргарита, девочка, прости бестактность. Прости, что ночью, но Глеба нет дома. Он давно от тебя ушёл?
– Да, здравствуйте. Около двенадцати. Мы делали одну работу мне. И как закончили, он собрался и, сказав, что домой, ушёл. А позвонить ему?
– Да говорят, что или отключен, или вне зоны действия. Маргарита, а он ничего не говорил, что ему встретиться с кем-то надо или ещё что?
– Нет, ничего.
– Ну, ладно, извини, девочка, досыпай. Завтра разберёмся. Скажи мне только, где ты живёшь. Так, на всякий случай.
И в это время зазвонил домашний телефон. Назар, быстро пожелав Маргарите спокойной ночи, чуть не бегом ринулся в прихожую, где был установлен аппарат.
– Алло!
Он старался говорить спокойно, но голос предательски дрогнул.
– Это квартира Калинцевых?
– Да. А кто вы?
– Дежурная сестра хирургического отделения второй городской больницы. Глеб Калинцев вам не родственник?
– Сын! – Назара не заметил, что уже почти кричит. – А что с ним?
– Вам надо срочно приехать. У него сотрясение мозга и перелом. Вы можете приехать? И возьмите ему смену белья и что-нибудь из одежды. Он пока ходить не будет, но на тот случай, если его надо будет везти на рентген или на процедуры. И паспорт. Обязательно.
– Да. Хорошо. Понял. Я скоро буду.
Одевшись мигом, как в армии и, взяв самое необходимое на первый случай, Назар через две ступеньки сбежал вниз и бегом помчался к машине, стоявшей недалеко на стоянке. Благо, ночью машин на дорогах не было, светофоры не работали. Но, понимая, что прав можно лишиться и в такой ситуации, а ему их лишаться было никак нельзя, машину он вёл, не нарушая скоростной режим. «Сынок, что же случилось? Кто посмел тебя так изувечить и за что? Найду гадов…» Он был уверен, что над сыном поизгалялся не один человек. Одному, даже двоим, Глеб сумел бы противостоять. Прецеденты были. За правое дело. Но были. Назар, понимая, что сыну, как мужчине, нужно владеть кое-какими приёмами, чтобы уметь защитить себя, а когда-нибудь, может, и за любимую девушку постоять, или за кого-то более слабого, научил парня кое-каким мужицким премудростям, которые были вполне нормальными с точки зрения закона – всё в пределах допустимой самообороны, но усмирить хулиганьё помогали качественно. Глеб хорошо овладел этими премудростями. А, наблюдая за «молодецкими забавами» папиных сослуживцев, а иногда и принимая в них участие, он научился ещё и другим приёмам. Поэтому сейчас отец понимал, что то, что сделали с его сыном – дело рук не одного и, даже, не двоих человек. Если, конечно, этот кто-то не напал сзади и не шарахнул с ходу по голове. А потом, уже отключившемуся сыну что-то сломал. Или перелом случился во время неудачного падения. Тоже бывало. А что переломано? Ему не сказали перелом чего у Глебушки.
Иногда, очень редко, Назар позволял себе такое уменьшительно-ласкательное имя сына. В детстве он часто его так звал. Да и имя сыну дал сам. Он очень любил своего Глебушку. Но воспитывал его по-мужски строго. А когда понял, что Глеб понимает его с полуслова, стал иногда позволять слабинку. Но парень понимал, где этой слабинкой можно воспользоваться, а где – нет. Поэтому отношения между сыном и отцом были самые, что ни на есть тёплые и доверительные. «Только бы не основание черепа!» Назар понимал, что любые переломы не проходят бесследно. Рано или поздно начинают ныть пусть и хорошо залеченные и правильно сросшиеся кости. Да и сотрясение мозга – более чем серьёзная травма. И тоже лет через несколько может отозваться… С такими мыслями мужчина ехал в больницу к сыну.
Вскоре он уже выходил из машины возле приёмного покоя.
Позвонил и объяснил, что его вызвала сестра хирургического отделения, назвал свои фамилию, имя, данные сына. Ему открыли. Когда Назар вошёл в отделение, где лежал сын, ему навстречу вышла девушка. Она и провела его в палату. Глеб лежал уже перебинтованный, загипсованный, неестественно белый.
– Скорую помощь вызвала какая-то женщина. Она же вызвала милицию. У неё бессонница и она ночью часто сидит у окна. Вот так, совершенно случайно, она всё увидела и быстро вызвала и милицию, и скорую помощь. Видела всё. Двоих из четырёх нападавших милиция взяла. Но ваш сын был уже без сознания. Сейчас ему ввели лекарство.
Молоденькая медсестричка говорила чётко, словно отдавая армейский отчёт старшему по званию. Назар присел на край кровати и стал, молча, смотреть на сына. Дыхание Глеба было ровным и глубоким. Он спал.
– А почему он спит? Обычно при сотрясении спать не рекомендуется. И пить нельзя, чтобы не пошёл отёк мозга.
Назар вспомнил кое-какие познания в медицине. Но медсестра чуть заметно улыбнулась.
– Не беспокойтесь. Пить он и не просил. А ему ввели успокоительное, чтобы во сне не повредил сломанную руку. Перелом закрытый, без смещения. Был сделан рентген. Снимок в карте. Она будет у лечащего врача. Вы извините, мне на пост надо. Вы останетесь или поедете до утра домой?
– Останусь. Хочу дождаться врача, поговорить. Узнать, насколько всё серьёзно. Что можно и нужно сыну. Может, лекарства какие-то особые, каких в больнице нет. Вы идите, идите. Если что-то понадобится, я вас позову. А за меня не беспокойтесь. Я привык к спартанским условиям.
В это время Глеб зашевелился, и Назар придержал руку сына, пока тот переворачивался на другой бок. Но, видно, что-то беспокоило молодого человека даже во сне, потому что он опять начал пытаться повернуться. Отец снова тихо придержал его руку. Когда же он успокоился, Назар взял мобильник и набрал СМС: «Аннушка, Глеб в больнице. Я с ним. Не беспокойся. Дрова без меня не колите. Как поговорю утром с врачом, отзвонюсь». Он отправил сообщение в надежде, что утром Анна обязательно проверит телефон. Но к его величайшему изумлению буквально через пару минут его мобильник сообщил хозяину, что получено СМС. Назар открыл и прочитал его: «Что случилось? Чем могу помочь? Что надо принести и в какую больницу?» Назар улыбнулся и набрал новый текст: «Ты почему не спишь? Давай, делай баюшки. Ещё очень рано. Пока ничего не надо. Спасибо за заботу». Ответ не заставил себя ждать: «Не спится. Столько впечатлений было много. А сейчас твоя СМСка. Теперь уже точно не усну». «Аннушка, не изводи себя. Попробуй думать о чём-то очень для тебя приятном и хорошем».
«О тебе можно?»
«Ну, если я – это хорошее и приятное, думай. Не ожидал. Прямо бальзам на душу».
«Позвони, когда ситуация прояснится. Я буду ждать. Спасибо, что предупредил. Я бы ждала тебя утром».
«Спи, любимая. Я приеду, как только смогу. Хочу узнать, что же всё-таки произошло и что надо Глебу. Доброй ночи!»
«Скорее уже доброе утро. Правда, для тебя оно не очень доброе, но надейся на лучшее. Глеб крещёный? За него молиться можно?»
«Да, конечно. Спасибо за заботу. В долгу не останусь».
«Назар, не смей так говорить! Какой долг?!»
«А ты, наверное, очень миленькая, когда сердишься. Посмотреть бы».
«Будешь дурью маяться и глупости говорить – увидишь. И услышишь». «Аннушка, у меня может закончиться зарядка. А ты не трать деньги. И прошу тебя – поспи».
«Пусть всё будет хорошо!»
Назар отключил мобильник. Он ещё раз прокрутил в голове разговор с Анной. Потом устроился чуть удобнее, но так, чтобы не мешать сыну, который, несмотря на введённое лекарство, спал тревожно, метаясь из стороны в сторону. Утром пришла знакомая медсестра и попросила Назара помочь измерить Глебу температуру. Сделала назначенный укол, оставила лекарство.
Первый вопрос, заданный Глебом утром, был: «Где я?»
– В больнице, сынок. Ты помнишь, что с тобой произошло?
– Ой, пап, смутно. И голова какая-то тяжёлая.
– У тебя сотрясение мозга и перелом руки. Кто тебя так? А, главное – за что?
– Я помню, что вышел от Маргаритки около двенадцати. Мы ей работу одну делали. Никого не было. А потом компания какая-то. Их было четверо. Один попросил закурить. Я не успел ничего ответить, как искры из глаз. И я отключился. Всё. Потом – урывки. То вспышки света, то вопросы какие-то, то капельница… Вроде. А потом всё. Как в яме. Темно и тихо.
– Ладно, не разговаривай много. Тебе вредно. Лежи тихо. Скоро обход. Тогда узнаем, что тебе надо.
– Пап, а где мой мобильник? Мне надо позвонить Маргаритке.
– Похоже, сынок, накрылся твой мобильник. Но не переживай. Звони с моего. А я, как только в город выеду, куплю тебе новый. И подруге скажи, пусть пока на мой звонит. Я всё равно сегодня с тобой буду. Помочь номер набрать?
– Да, пап, помоги.
Назар набрал номер Маргаритки и дал трубку сыну. Сам деликатно отошёл к окну.
– Привет, Маленький Цветочек… Где я ночевал?.. Не поверишь – в больнице… Маргаритка, не ори. Давай, ты позвонишь мне после лекций, а то ведь опоздаешь… Я даже не знаю, подожди, у отца спрошу. Пап, а в какой я больнице?
– Вторая городская, хирургическое отделение, палата, как у Чехова, номер шесть.
– Это намёк или шутка?
– Глеб, это не намёк и не шутка. Ты лежишь в шестой палате.
Сын опять переключился на подругу.
– Ты представляешь, как у Чехова: палата номер шесть…
Далее он полностью объяснил, где он лежит. А потом добавил:
– Цветочек, не приходи ко мне. Я умру, если ты увидишь меня такого…
Видно девушка сказала что-то очень резко, потому что Глеб буквально взмолился:
– Ну, не могу я быть перед тобой в гипсе, бинтах и… и… И вообще такая развалина! У меня второе сотрясение случится. И я умру. И ты будешь рыдать надо мной, если не послушаешься.
Он что-то выслушал, а потом, улыбаясь, произнёс:
– Ну, ладно. Только позвони перед приходом. Чтобы я хоть морально подготовился.
Глеб отключился и обратился к отцу:
– Пап, а мне встать будет можно? Ты представляешь, как ни просил, чтобы она не приходила, всё равно заявила, что придёт. Не удивлюсь, если полхолодильника с собой притащит. У неё почему-то постоянно такое чувство, что я вечно голодный. Но, правда, готовит она вкусно. Говорит, мама научила.
Назар улыбнулся. Разговор об Анне опять отложился на неопределённое время.

***
Анна проснулась довольно поздно. Она никак не могла понять, что же такое сказал ей Назар, что она сходу отключилась. Да ещё и проспала столько. Это для неё вообще было неслыханно. Почти десять. Уже у мамы что-то шкворчит на плите. А за окном, похоже, дождь. То-то так в сон клонит. Она повернулась на бок и – о, чудо! – рядом лениво потянувшись и снова свернувшись калачиком, спал… Барсинька. Анна счастливо зажмурилась. Вставать не хотелось. Но что-то Назар говорил такое, что ей вроде бы надо было к нему в город ехать. Или он что-то говорил, что приедет. «Стоп! У него же сын в больнице!» Мысль стрелой пронеслась в голове и заставила глаза открыться резко и широко. Сна как не бывало. Анна, не трогая спящего кота, встала с кровати, с лёгким сожалением поглядев на неё. Но потом тихо перенесла своего любимца в кресло, который, судя по его виду, не почувствовал разницы. Застелила кровать и пошла умываться.
Мать готовила поздний завтрак. Анна знала, что они с отцом встали рано и уже попили чай. А вот завтракать сядут сейчас. И дочка будет вместе с ними. Как жаль, что отпуск заканчивается. Скоро опять городская квартира, работа, долгие осенние вечера. И она… Бессонница. Отнимающая силы, здоровье. Опускающая настроение и работоспособность, как это сейчас говорят, ниже плинтуса. Хотя, если рядом будет Назар, и вечера будут уютными. И совсем не тёмными и не холодными. А, может, и бессонница тогда уйдёт. Вот ведь как сегодня ночью. Она вспомнила СМС - диалог и решила позвонить, узнать, как сын. Она набрала номер Назара и, услышала:
– Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети.
И тут женщина вспомнила, как Назар говорил, что у него заканчивается зарядка. Успокоившись, она подошла к маме, поцеловав её и отца, пожелала им доброго утра.
– Папа, Назара сегодня, наверное, не будет. У него сын ночью попал в больницу.
– А что с ним? – Спросил отец.
– Он сказал, что отзвонится утром, когда поговорит с врачом и с сыном и всё узнает. Пока точно не знает сам. Сказал только, чтобы мы дрова без него не кололи.
– Ой, спасибо доброму человеку. Так помог с дровами! – В разговор вступила мама.
– Да, я как вспомню, как мы с папой мудрили, чтобы хоть что-то получилось. Но ничего не получалось. Пап, скажу честно, если бы не ты, я бы бросила топор и ушла в дом. Я была там только ради тебя.
Сказав это, Анна улыбнулась. Отец, улыбнувшись в ответ, произнёс:
– А мне было стыдно показаться тебе слабым и неумелым. Всё, доченька. Отработался твой папа. Укатали Сивку крутые горки. Не работник я уже. Так, подмастерье – подай, принеси. Ты уж держись за своего Назара. Видать, хороший человек. А про сына его узнай. Может, помощь какая надо. Подмогнём.
– Ой, пап, не говори так. А он, действительно, хороший. У него сейчас телефон отключен. Или зарядка закончилась или с врачом разговаривает. Как дозвонюсь, всё узнаю. А чем бы это сегодня заняться? На улице дождь. Не выйдешь. Ни в лес не сходить, ни в огороде поработать. Хотя можно парник убрать и перекопать. И посеять там редьку масличную. Мам, можно?
– Можно. Только холодно. Посиди сегодня дома. Успеем. Слава Богу, урожай собрали, всё поперезаготовили. Теперь бы только перекопать всё и можно на зимний отдых.
Так, тихо переговариваясь между собой о насущных делах, Анна с родителями завтракала, не подозревая, что в жизни грядёт событие, которое едва не разобьёт её только начавшее складываться, а потому очень хрупкое, женское счастье…

***
Разговор с врачом был обстоятельным. Назар договорился, что Глеба переведут в платную одиночную палату. Благо, она освобождалась. Затем послушал, какие обследования его сыну будут назначены и когда будут готовы результаты. Спросил, нужны ли какие-нибудь медпрепараты, которых, возможно, нет в больнице. Что можно и что не нужно давать Глебу. Поговорив с врачом и с сыном и, оставив того на время, Назар поехал домой. Он положил на зарядку телефон, собрал сыну дополнительное чистое бельё и предметы личной гигиены. А потом вышел в город, чтобы купить и зарегистрировать Глебу новый мобильник, кое-что из того, что сказал врач. Он зашёл на работу, куда ему завтра надо было выходить. Узнал, не произошло ли каких изменений. Ничего нового, Слава Богу, не было. Обычное дежурство. Он по ходу решил несколько личных вопросов. Возвращаясь домой, закупил кое-что в магазинах и подумал, что надо бы купить что-нибудь Аниным родителям в деревню. Но решил это согласовать с ней чуть позже, позвонив по телефону. «Хорошо всё-таки, что появилась мобильная связь. Практически моментально можно связаться с нужным человеком». Размышляя на ходу, Назар вернулся домой. Проверив мобильный, который уже подавал признаки жизни, обнаружил полное отсутствие звонков и СМС-сообщений. «Надо ж, какой редкий случай в жизни: никому не нужен. Даже интересно. Ладно. Подождём». Он принял душ, побрился, запустил быструю стирку для каждодневных вещей своих и Глеба, которые забрал у сына из больницы. Мобильник по-прежнему молчал. Пора было собираться к сыну. Хотелось позвонить Анне, но надо было сначала решить вопрос с лечением Глеба. «Очень не хочется, чтобы парень пропускал занятия в университете. Хотя, как ни крути, травма серьёзная. По-любому выбьет на время из колеи. Но ничего. Выдержим. Разное переживали. Знать бы, что за подонки? Трусняки подлые! Вчетвером на одного. И, главное, сзади и по голове. Что за зверьё растёт? Кто их только воспитывает? Хотя, о каком воспитании можно говорить? Дурью маются от безделья. Были бы делом заняты – для дури времени не было бы». Так, рассуждая сам с собой, мужчина собрал всё необходимое сыну, отключив от зарядки, взял свой мобильник. А потом, набрав по памяти номер Маргаритки с нового мобильного сына, дождался, когда удивлённый голос девушки спросил: «Кто это?» и, улыбнувшись, ответил:
– Маргарита, прошу прощения ещё раз. Это отец Глеба. Но звоню с его нового телефона. Он пока у меня, но сейчас я еду к сыну, отвезу. Так что номер у себя сохраните.
– Ой, а я тоже к нему собираюсь.
– Так, давай, я за тобой заеду. Только скажи, куда. И поедем вместе. Мне надо помочь ему перебраться в другую палату. Там вам никто мешать не будет. Даже я уеду.
– Ой, не смущайте меня, пожалуйста!
– Не смущайся, девочка. Я же по-доброму. Говори, где мне тебя забрать?
Маргарита сказала, куда лучше подъехать и он через двадцать минут уже подъезжал к нужному месту. Девушка ждала возле дома. Аккуратно притормозив, Назар открыл дверцу и позвал её. Устроившись рядом с ним, она сказала:
– Спасибо. Я уже хотела на автобус идти.
– А что-то ты сегодня рановато с занятий? Или мне кажется?
– Нет, не кажется. – Девушка слегка запнулась, но продолжила. – Одну пару нам сняли, потому что преподаватель куда-то в колхоз уехал со старшекурсниками. А с последней я сама сачканула. Первый и, надеюсь, последний раз. Ну, может, предпоследний. Жизнь покажет.
Назар улыбнулся незаметно для девушки и сказал:
– Кто ж из студентов не сачковал хоть раз в жизни? Но смотри, не переусердствуй.
– Я только из-за Глеба. – Маргарита, смутившись, покраснела. А потом добавила:
– Вы как позвонили ночью, я уснуть не могла долго. Так тревожно было. А сегодня, когда узнала, что случилось, никакая учёба в голову не полезла. Вот я и решилась. Правда, страшно было! Казалось, все на меня смотрят и понимают, что я делаю не то, что надо. Не думала, что сачковать – это так страшно. Как в этом находят удовольствие? Не понимаю я чего-то в этой жизни. Ой, а я не мешаю вам вести машину?
– Нет, солнышко, не волнуйся. Мы и с сыном постоянно разговариваем, когда в дороге. А про удовольствие – ты права. Всегда непонятно, как можно находить удовольствие в плохом? Я тоже этого не понимаю.
– А куда вы с Глебом ездите? Если это не секрет.
– Маргарита, какие секреты у двух мужчин? На рыбалку, в грибы. Пару раз я возил Глеба в Крым. Отдыхать на море. Ещё своим ходом ездили в Питер. Просто так. Недельку там отдыхали. Он победил тогда в областной олимпиаде по математике. Вот я ему в качестве награды за труд и подарил недельку в городе на Неве.
– Здорово!
– Ну, если Бог даст, всё будет хорошо, съездим туда вместе. Надеюсь, твои родители не будут против? А чтобы тебе не было скучно в мужской компании, с нами поедет ещё одна женщина. Я вас познакомлю. Её зовут Анна.
– А мне Глеб про неё ничего не рассказывал. Кто это?
– Анна – близкий и дорогой мне человек. Мы пока не очень долго знакомы и Глеба я ещё не успел с ней познакомить. Хотел на выходных его к её родителям в деревню свозить и там познакомить всех вместе и сразу. А вышло совсем наоборот. Но ничего. Я думаю, сынуля быстро поправится.
– Как вы его хорошо назвали – сынуля. Такое слово милое.
– Я вообще редко себе такое позволяю. Всё-таки он – мужчина, а не кисейная барышня. Но иногда прорывает. Тогда и проявляется и сынуля, и сынок, и Глебушка.
– А я думала, что так только женщины детей называют.
– Увы, Маргаритушка, есть женщины, даже не знаю, можно ли их этим святым словом называть, которым до детей дела нет. И ласкового слова от них не дождёшься. Ну, вот и приехали. Сейчас я тебе помогу, только свои пакеты достану. И там возле палаты я тебя попрошу: сразу не входи, а то мой маленький стесняется своего вида. Я ему хоть побриться помогу, а то ведь заколет и зацарапает тебя, целуя.
Он улыбнулся, а девушка, ахнув, опять покраснела.
– Маргаритушка, я ведь тоже был молодым. И понимаю, что такое молодость и влюблённость.
Когда они поднялись на нужный этаж, Назар оставил Маргариту в коридоре так, чтобы Глеб, перебираясь в новую палату, не видел её. Отец перевёз его в коляске, помог побриться, вымыться. Делалось всё быстро, хотя про Маргариту не было сказано ни слова. Когда же Глеб, по словам отца «был готов», тот вручил ему новенький мобильник с одним-единственным пока номером. И только Глеб собрался этот номер набрать, как отец сказал:
– Подожди пару минут, мне надо выйти к доктору. И пока я не вернусь – не звони. Успеешь.
– Па…
– Пару минут. А вдруг врач придёт, что же ты будешь прерываться?
Лицо сына выразило такое не то недовольство, не то обиду, что Назар улыбнулся и добавил, подмигнув ему:
– Потерпи, маленький.
У сына глаза полезли на лоб от такого обращения отца. А он, выйдя в коридор, позвал девушку и, сказав:
– Я не попрощался, зайду, скажу ему «До свидания!». А потом оставлю вас. Ты уж сама смотри на его состояние.
– Да, конечно, не волнуйтесь. Я знаю, что такое сотрясение. У брата было когда-то. Он упал с дерева, собирая яблоки. Не удержался на ветке.
Когда девушка вошла в палату, молодой человек расплылся в улыбке. Отец не преминул это заметить:
– Ну, вот, похоже, я тебе привёз самое лучшее лекарство. Между прочим, она из-за тебя первый раз в жизни пару прогуляла. Оцени по достоинству. Глеб, если тебе что-то понадобится – звони. Я приеду, привезу. А сегодня оставляю вас.
Он приветливо махнул сыну и его девушке рукой и вышел. Ему очень хотелось побыть с сыном, поговорить об Анне, но отец понимал, что они все трое будут стеснять друг друга и разговора не получится. Поэтому, как ни томилось отцовское сердце, он оставил сына с девушкой, веря в благоразумие обоих. Сев в машину, он набрал номер Анны и, услышав её голос, спросил, не здороваясь:
– Мне приехать можно или не нужно?
– Назар, и ты спрашиваешь? Конечно, нужно. Ой, можно. Или всё-таки нужно? Ну, вот. Совсем запуталась. Приезжай. А как твой сын?
– Я оставил его на попечение любимой девушки. Надеюсь, что ему пойдёт на пользу. Ну, что мне оставалось делать, если этот милый ребёнок первый и, говорит, что последний раз, сачканула с пары лекций. А ты же понимаешь – где два, там третий лишний. Вот я лишним и оказался. Привёз ему всё, что нужно. Помог помыться-побриться. И оставил. Позвонит, если что. Так я еду? Может, надо что-нибудь купить?
– Нет. Спасибо. Не надо ничего. Лучше ты меня сегодня забери в город.
– Ладушки. Я еду.
С тоской подняв глаза на окно палаты сына, Назар включил зажигание и, пару минут дав мотору разогреться, плавно тронулся с места. По дороге он всё-таки заехал в магазин и купил кое-что по своему выбору.
***
Судя по улыбкам родителей Анны, в деревне его ждали. Он ещё дома положил в багажник рабочую одежду и сейчас, переодевшись в комнате, которую Анна показала, пошёл колоть оставшиеся дрова. Пакет мужчина отдал ей. Отец Анны сидел недалеко от Назара и наслаждался созерцанием того, как лихо управлялся мужчина с тяжёлыми чурками. А потом слово за слово между ними начался обычный мужской разговор: перемыли косточки политикам, которые ничего в этой жизни не понимают, только делают вид, что «дюже разумныя», как сказал Виктор Михайлович. Так звали отца Анны. Потом речь пошла о рыбалке. И тут Виктор Михайлович произнёс:
– Слухай, Назар, а что, если мы с тобой на рыбалку сходим как-нибудь? Я места знаю.
– Давай, Михалыч. Я люблю рыбалку. Завтра-послезавтра я работаю. Потом двое суток дома. Съезжу к сыну в больницу, а потом приеду и – пойдём. Давненько я рыбку не ловил.
Когда дрова были поколоты, Назар собрался сложить их в поленницу, но вышла мама Анны, Мария Павловна, и пригласила мужчин к столу, сказав, что поленницу они и сами потом потихоньку сложат. Главное было поколоть.
– У отца нашего уже силы нет. Выработался. А Анютка – та вообще как воробей. Храбрости много, а силы… Итак, Слава Богу, постоянно приезжает. По огороду, и по дому помогает управляться. А уж дрова колоть… Не женское это дело. Не женское.
– Согласен. Совсем не женское. А поленницу я тогда позже сложу. Не воруют дрова? – Обратился Назар к Виктору Михайловичу.
– Воруют, сынок. Мы с матерью старые. Где не доглядим. Где не добежим.
– А что ж собаку не заведёте?
– Да как-то не подумалось про собаку-то. Кота вон Анютка своего привозит. Говорит, что теперь оставит нам, чтобы мыши нас зимой не съели.
Голос Виктора Михайловича был грустным. Чувствовалось, что человека, привыкшего жить своим трудом, своим горбом зарабатывать на хлеб насущный, тяготит его нынешняя слабость. Что не хочет он в этом признаваться, а делать то, что раньше было обыденным, теперь всё тяжелее и тяжелее. И то, что нечестные люди этим норовят воспользоваться, только придаёт горести старому человеку. Назар это почувствовал и, подойдя к Виктору Михайловичу, произнёс, присаживаясь рядышком:
– Не горюй, отец. Собаку я вам привезу. Хорошую. А с мышами тоже повоюем. Хотя ты ж знаешь – дом не дом без этих прожорливых тварей. Поставим мышеловки. Можно было бы отраву разложить, но кота жалко. Его Анна любит, как дитя малое.
– А кого ж ей любить. Сашка этот всю жизнь ей сломал, паскудник. Два года ухаживал, а потом женился на Анюткиной подруге. Она и подруг с той поры не заводит. Всё одна да одна. Вот только кот и был ей отрада. Всё ж живая душа дома. Ну и к нам всё время ездит. Мы уж ей говорили, чтоб съездила хоть в санаторий, хоть на курорт. А она ни в какую. Говорит: «Не хочу ничего и никого». А годочки-то проходят.
На крыльцо опять вышла Мария Павловна, и мужчины дружно поднялись ей навстречу.
– Назар, ты только про наш разговор Анютке не говори. Расстроится она. Не любит, когда про неё говорят.
– Не волнуйся, отец. Молчок. – И немного подумав, добавил:
– Хорошая она у вас.
– Хорошая. Да вот судьба не складывается.
– Не переживай, отец. Всё будет хорошо. Обещаю. Знаешь, как говорят: «Чем добрее душа, тем труднее судьба». И что, Сашка этот больше не объявлялся?
– Нет. Ни разу. А где твои родители? Что ты про них не говоришь никогда?
– Я в армии служил. Они ехали ко мне на своей машине и попали в автокатастрофу. В них врезался какой-то пьяный идиот. Так я враз в двадцать лет остался сиротой. Думал, не переживу. Но ребята помогли. Да командир части с женой. Хорошие люди. Я с ними и сейчас перезваниваюсь. Люди верующие, поддержали меня, помогли. И потом, когда тяжело в жизни было, они меня поддерживали. Когда жена ушла и я Глеба, сына своего, отсуживал, забирал к себе. Спасибо им и земной поклон. Родителей мне заменили. Глеб мой с ними знаком.
– А что ж ты Глеба к нам не привёз. Пусть бы отдохнул хлопчик, воздухом подышал. Мы бы ему молочка деревенского.
– Михалыч, он сейчас в больнице. Хулиганы напали поздно вечером, когда он от девушки возвращался. Помогал ей работу делать в университет и припозднился. А они его чем-то по голове. Падая, он упал на руку. Вот сейчас и лежит с сотрясением мозга и переломом. Я к вам от него приехал. А у него сегодня Маргаритка, его девушка, осталась.
– Ну, как поправится – привози. Деревенский воздух, он целительный. А супруга моя, Марийка, мазь хорошую знает. Перелом-то и заживёт без следа. Она у меня вообще хорошо в травах разбирается. Всю зиму мы чаи её из трав пьём.
– То-то чай у Анны был такой вкусный. Вот в чём весь секрет – в травах.
– А то! А ещё с медком! Да с её пирогами из печи…
С этими словами мужчины вошли в дом. Ни с чем несравнимый запах еды из печи ударил в ноздри. У Назара засосало под ложечкой. Он вспомнил, что сегодня ещё почти не ел. Он встал за стол, потому что Виктор Михайлович без молитвы за стол не садился. А потом с удовольствием принялся за еду, какой уже давненько не употреблял. За столом тихо велись разговоры о разных житейских делах. Время летело незаметно. После чая Назар искренне поблагодарил Марию Павловну и Виктора Михайловича. Каково же было его удивление, когда Мария Павловна дала ему солидный пакет со словами:
– А это сыну завезёшь. Здесь всё своё, домашненькое. А чай заваривай, как обычно. Там уже всё смешано, как надо. Только в чайник сухой рукой клади и до половины чайника кипяточком заливай. А потом укутай, и дай постоять минут пятнадцать, чтоб натянуть успело. Потом доливай доверху и ещё пусть постоит пяток минут. И только потом пей. А в бутылочке мазь. Смазывай руку больную сыну. Заживёт скоро. Вначале болеть будет и пощипывать. Пусть терпит. А потом греть станет.
– Мать честная! Когда ж вы успели всё? Михалыч, ты когда всё успел?
– Уметь надо. Проживёшь со своей супругой с моё, и ты будешь так уметь. Где словом, где взглядом, где жестом. И всё успеешь.
– Буду стараться. Так, а как насчёт собаки? Я ведь не шучу. И правда, могу хорошего щенка устроить. Только воспитать будет надо. Или хотите уже готового? Можно попробовать и так.
– Нет, Назар. Уже если собаку, то щенком. Я сам воспитаю. У меня когда-то по молодости был пёс. Я на границе служил. Он меня от пули закрыл. А сам не успел. Я его до сих пор забыть не могу. Акбаром звали. Умница, красавец.
– Ладушки, Михалыч. Будет тебе щенок. Ну, всё. Спасибо за угощение. Аня, ты готова?
– Да. Мам, пап, вы дрова не складывайте. Я приеду на выходные, сложу всё.
– Езжай-езжай, доченька. Не волнуйся. Ангела-хранителя вам в путь.

***
Мужчина взял Анины сумки, и они вышли к машине. И только тут Назар сообразил, что всё это время его мобильник был в машине. А он про него и не вспоминал. Взяв в руки аппарат, он увидел несколько пропущенных звонков от Глеба, от Маргаритки (что Назара удивило) и от «большого начальника», чей голос сейчас меньше всего хотелось слышать. Этот голос мог означать только одно – командировку-путешествие. И, скорее всего, с очередной вип-персоной. Он решил, что всем отзвонится, когда вернётся домой. По дороге они с Анной переговорили об окончании её отпуска. Она посокрушалась, что его было «хорошо, но мало». На что Назар ответил ей, что после его командировки она возьмёт отпуск за свой счёт, и они съездят куда-нибудь вместе отдохнуть.
– За предложение – спасибо. Но, знаешь, Назар, только без обид. Я никогда нигде не была. Наверное, и начинать не стоит. Я привыкла у родителей. Мне у них так хорошо. Так спокойно.
– Аннушка, ну что ты такое говоришь. Начинать никогда не поздно. Я думаю, что и родители твои не будут против. А чтобы не скучали, к ним Глеб с Маргариткой ездить будут. И продукты завезут, и по дому помогут.
– Ой, Назар, не решай за других. Твой сын ведь наверняка ещё и обо мне не знает. Ведь так?
Анна задала вопрос, в глубине души надеясь, что Назар ответит обратное. Но услышала то, чего опасалась:
– Пока не знает. Ты права. Думал сказать сегодня. Но при Маргарите не хотел. Считаю, что пока – это наш с ним личный разговор. Вот у него осталась Маргарита, а я поехал к тебе. Честно говоря, стал ловить себя на мысли, что мне тяжело без тебя. Хочется, чтобы ты всегда была рядом. У тебя не возникает такое чувство в отношении меня?
– Назар, не вгоняй меня в краску. Мне пока думать об этом было некогда. Сам видел, сколько работы у родителей.
Сказала и сама поняла, что фальшь в голосе была слишком явной. Но Назар не стал ничего ей говорить и разговор затих. Уже подъехав к дому и внеся вещи Анны, он решительно обнял женщину и прижал к себе. А потом тихо сказал, глядя ей в глаза:
– Аннушка. Скорее всего, меня отправят в командировку. Такая у меня работа. Могут средь ночи поднять и – вперёд.
– А что это за работа такая?
– Аня, есть вещи, которые ты знать не должна. Поверь, никакого криминала. Всё честно. На благо любимой Родины. Но есть пунктики. Поэтому, хорошая моя, ни о чём не спрашивай. Что будет можно или нужно, ты будешь знать. Но не более. Даже Глеб не всё про мою работу знает. Так вот. Меня не будет недели две. Может, чуть больше. Когда вернусь, будь готова решить вопрос нашего совместного проживания.
– Это как?
– Как муж и жена. Только без «как». Я предлагаю тебе выйти за меня замуж. Нас ничто не сдерживает. Оба одиноки. Оба неравнодушны друг к другу.
– Но у тебя есть сын. И ты не знаешь его мнение. А если он захочет жениться на своей Маргарите?
– И что? Наша свадьба может этому как-то помешать? Пусть женятся. Ребята хорошие. Рановато, конечно. Пусть бы хоть половину учёбы одолели. А то ведь у Глеба только третий курс. У Маргаритки вообще второй. Но это в принципе не страшно. Учатся же и женатые, и замужние, и с детьми, и без них. Или ты не хочешь выходить за меня замуж, а я тебя уговариваю?
– Назар, реши сначала вопрос с сыном.
– А чего ты так волнуешься?
– Глеб – твой сын. Он может ревновать тебя. От этого жизни нам не будет. И ты можешь потерять сына. А ведь он тебе очень дорог. Я же вижу, как ты к нему относишься.
– Да, Глеб многое для меня значит. Я очень дорожу его мнением и хорошим отношением. И надеюсь на его понимание.
– И всё-таки, Назар, не спеши. Надежда – прекрасное чувство. Но – сын есть сын. И я не хочу вставать между вами. Поэтому сначала реши вопрос с Глебом. А потом я дам тебе ответ на твоё предложение, если оно останется в силе. Хорошо?
На сердце у Назара стало тяжело. Но он, глядя в глаза Анны, ответил:
– Хорошо. И помни – я могу уехать недели на две. Звонков в это время не будет.

***
Сев в машину, Назар задумался. «Почему Анна так боится Глеба? Неужели сын меня не поймёт? Неужели он будет против того, чтобы я женился?» И, решив больше себя не мучить сомнениями, набрал номер сына. Голос Глеба, сразу сорвавшегося почти в крик, обескуражил отца. Взрослый мужчина, он был даже не в состоянии остановить монолог того. Назар слушал и не понимал, почему Глеб так себя повёл? Почему он почти кричит?
– …Почему я ничего не знаю ни про какую Анну? Кто она такая? Откуда взялась? Почему я узнаю о ней от Маргаритки? Она что тебе дороже и ближе, чем я? Да?
– Глеб, остановись! Как ты смеешь орать на меня? Во-первых, вспомни, что ты в больнице. И уже довольно поздний вечер. А, во-вторых, что я всё-таки твой отец. И ты прекрасно знаешь, что ты мне дороже всех. Но не веди себя как капризный избалованный мальчишка. Ты же взрослый, серьёзный парень.
– Да?! И поэтому всё надо делать втихаря, за моей спиной? Тебе что, одной неудачи в жизни было мало? Ты хочешь повторения?
– Глеб, как ты смеешь говорить такое, совершенно не зная человека?
– А что мне знать? Где ты с ней познакомился? Когда? Да, конечно. Ты у меня красивый, состоятельный, мужественный. Почему бы не подцепить такого мужика?
– Думай, что говоришь! Глеб! Остановись!
– А что? Не правда? Ты столько лет жил один…
– И ты думаешь, мне было легко? Думаешь, что это очень хорошо? Ты молодой, многого ещё не понимаешь в жизни…
– Да уж. Куда мне, бледному.
– Глеб,…
Но в трубке зазвучали гудки. А потом приятный женский голос произнёс ненавистное:
– Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети.
Назар выключил телефон. Он сидел оглушённый происшедшим. Не веря, что его Глеб, сынок, сынуля, вот только что оскорбил, унизил его – отца. И за что? За то, что судьба подарила ему встречу с милой, доброй, хорошей Аннушкой. Назар не мог понять, что так подействовало на Глеба. Почему он буквально взорвался? И как это чувствовала Аня. Как убеждённо она говорила, что сын может стать препятствием на пути к их счастью.
Пошёл дождь. Он застучал по крыше машины, зашлёпал по асфальту. В ветвях деревьев зашумел ветер. Вся природа словно бы начала возмущаться вместе с отцом, не верящим в то, что произошло несколько минут назад. Тело стало будто невесомым. Назар не чувствовал его. Лишь сердце стучало гулко и ритмично, словно метроном. И только мысли в голове позволяли осознать, что он ещё живёт. Что всё, что было – действительно было. И это было страшно. Правду говорят, что самая страшная боль – боль, причиняемая близким и дорогим человеком. А если эта боль душевная, то описать её нет возможности вообще. Нет таких слов, чтобы передать душевные муки, страдания и переживания. «Глеб, за что ж ты так со мной? Столько лет я боролся, чтобы забрать тебя к себе. Всю душу вложил в тебя. Эх, сынок, сынок. Что ж ты так со мной?..»
Звонок мобильного телефона вывел Назара из состояния ступора. Он автоматически включил кнопку вызова и поднёс трубку к уху. Говорил его начальник. Да, как и предполагалось. Вип-персона, которой захотелось погреться под турецким солнышком. Но постоять за себя самостоятельно персона, конечно же, не могла. Стоять за неё должен был Назар. «А кто постоит за меня? Кто б знал, как мне сейчас надо, чтобы кто-то встал за меня! Вот так. Перед собственным сыном надо защищаться». Ответив всё, как положено и, сказав, что приказ выполнит, Назар всё-таки поехал домой. На душе было скверно. Сказать, что скребли кошки – не сказать ничего. Тигры, львы и леопарды устроили на ней, на этой самой душе, свой пир. И сейчас в упоении раздирали её на части. Мелкие. Мельчайшие.
Но жить было надо. И в командировку тоже было надо. С Глебом поговорить не получится. Он теперь телефон не включит.
«Маргарита!» Назар набрал номер девушки и, услышав её голос, попросил объяснить, что случилось с Глебом. Но девушка неестественно тихо ответила:
– Я не хочу о нём говорить. Ни сегодня, ни вообще. Извините. И не звоните мне, пожалуйста.
Она отключилась. Этого Назар не ожидал вообще. Настроение, и так упавшее, как сейчас говорят, ниже плинтуса, теперь находилась где-то вообще под полом погреба. И вот в такой ситуации надо было уезжать на две недели.

***