Семь жизней одного меня. Мира.

Семь жизней одного меня.

Мира.

- Кумохин, срочно зайди ко мне в учительскую,- громко на весь класс возвестила Мира Израилевна на последней перемене. Предчувствуя недоброе, я побрел в учительскую. Кроме нас в ней уже никого не было. Я остановился почти у самой двери, прислонившись к стенке. Учительница оперлась вытянутой рукой о стену, как бы препятствуя моей попытке сбежать. - Кумохин, я знаю, что вчера вечером двое моих учеников распивали алкоголь возле райсовета. Скажи мне, кто это был! - Ну, если Вы знаете, зачем же тогда я? - ответил я тихо. - Да, я знаю, но я хочу услышать эти имена от тебя. Говори, же! - продолжала наседать Мира, видимо, не теряя надежды сломать меня.

Я терпеть не могу, когда на меня кричат. – Нет,- ответил я уже громче. - Ах так, тогда ты скажешь мне перед всем классом,- заявила она и потащила меня за рукав на выход.

Последним, шестым, был урок литературы, однако никакой литературой у нас и не пахло. - Ребята, - начала Мира, как всегда громко и четко выговаривая каждый слог,- вчера у нас произошел безобразный случай. Двое учеников из нашего класса распивали алкогольные напитки возле здания Райсовета. И сейчас Кумохин расскажет нам, кто это был! В классе воцарила жуткая тишина. - Встань!- я медленно поднялся. - Говори!- я молчал.

Тут учительница увидела, что ученик, которого она даже и всерьез не воспринимала, рассчитывая устроить показательный эксперимент с признанием, очной ставкой и мало ли чем еще, этот хлюпик, этот «маменькин сынок», - он улыбался!

Я сам не знаю, как это у меня получилось. Ведь до сих пор я никогда не спорил с учителями. Да, честно говоря, у меня и поводов не было. Я хорошо учился, никогда не нарушал дисциплину, был тихим, послушным мальчиком. Но эта красивая женщина требовала от меня невозможного - предательства.

И тогда с Мирой Израилевной случилась истерика. Она бегала по классу, выкрикивая не очень связные слова, лицо у нее пошло красными пятнами и сделалось совсем некрасивым. А я продолжал стоять и на лице у меня, как приклеенная, красовалась совершенно неуместная улыбка.

Урок был сорван. Я оделся и отправился через весь «верх» в столовую на Приморской улице, куда мама устроилась в буфет. Здесь я обедал по рабочим дням.

Я еще не успел и первого доесть, как в столовую буквально ворвалась Мира. Она отозвала маму, которая до этого сидела рядом со мной в виду отсутствия покупателей. Они довольно долго разговаривали в другом конце зала, так что мне ничего не было слышно.

Вот это номер! Неожиданности буквально преследовали меня в тот день. Я и не подозревал, что Мира знакома с мамой. Это было неприятно, тем более в такой ситуации. Поговорив несколько минут на повышенных тонах, Мира ушла, явно раздосадованная.

Когда мама подошла ко мне, я ожидал выяснения отношений, но она все отлично поняла.
- Я познакомилась с твоей учительницей, когда лежала в больнице, - сказала мама, - мне показалось, что она очень хорошая женщина, но видно, я ошиблась. - А чего она хотела от тебя? - Того же, что и от тебя, но я сказала, что у нас в семье не любят предателей - сказала мама с неожиданной твердостью.

Нечего и говорить, как я был признателен за эту поддержку, но к этому эпизоду мы больше с ней никогда не возвращались.

Другой вопрос не оставлял меня и когда я так по-дурацки улыбался, и пока пробирался по продуваемым холодным ветром пустынным улицам.

Кто сообщил Мире? Я снова и снова перебирал в памяти события прошедшего дня. Вот моя одноклассница Лиля Гриценко приглашает меня прийти вечером к ней домой на вечеринку. Будут ребята и девчонки из нашего класса.

Вот я заявился, но оказалось, к ней приехала родственница и вместо вечеринки мы прогуливаемся по вечернему городу: две девушки и трое ребят.

Ветер раскачивает фонари на растяжках столбов. Холодно. Вот отчаянный хулиган Вовка Шуньков пообещал принести что-нибудь «для сугрева» и пришел из гастронома с бутылкой дешевого портвейна «три сапога» - 777.

Кто будет пить из горла? Девчонки Лиля и Мила отворачиваются – нет. Я тоже отказываюсь.

Ну ладно. Нам больше достанется. Закадычные друзья Шуня и Ерема заходят за угол «Белого дома».

Но нам хорошо видны их раскачивающиеся тени. Вернулись довольные, пахнув издалека сладкой бормотухой. Так, кто же донес? Лиля - отпадает. Милка, своя в «доску», разумеется, тоже. Вовка и Витькой? Они же не самоубийцы. Остаюсь только я.

Но я этого не делал!