Семь жизней одного меня. Белый город

Семь жизней одного меня.

Белый город.

В то утро меня разбудил плеск воды. Странные непривычные ощущения: запах пресной воды, смешанный с запахом просмоленного дерева, резкая прохлада утреннего воздуха, едва уловимое покачивание, какое бывает, когда под ногами отсутствует твердая поверхность, и солнечный свет сквозь оконные шторки дебаркадера. Я открыл глаза и сразу все вспомнил: последний вечерний рейс «Ракеты» - корабля на подводных крыльях и надпись на причале «Мисто Хрущов».

Уже темнело, а мы стояли, как неприкаянные, с чемоданами, сумками и не знали куда податься. Выручила мама. Она вступила в переговоры с дежурной - толстой теткой в синем халате и красной повязкой на рукаве. Та вошла в наше положение: - Ой, лышенько, та куды ж вы з двома дытынамы на ничь глядючы. А що, никого знайомых нема? - Нет, совершенно никого - заверила мама и принялась рассказывать, что месяц назад она проплывала на «Ракете» по Днепру, увидела этот город и моментально в него влюбилась. Рассказ, видимо, впечатлил дежурную, и нам разрешили переночевать на дебаркадере.

Все еще спали, и у меня было немного времени, чтобы привыкнуть к новым обстоятельствам. Я натянул тонкое байковое одеяльце и снова зажмурился.

Строго говоря, местность, на которой располагался город, была для нас не совсем уж незнакомой. Четыре года назад отец уехал на строительство Кременчугской ГЭС и проработал там несколько месяцев, а потом позвал нас с мамой посмотреть - понравится ли ей это место для постоянного проживания. Позже я так и не смог отождествить, где же на самом деле жил тогда отец. Помню только, что это было настоящее село с белыми домиками под соломенными крышами и вездесущий песок, который не только лежал под ногами, но ввиду недалекой гигантской стройки, постоянно висел в воздухе и норовил забиться в глаза, нос и уши.

Зато меня совершенно очаровал Днепр, на который мы выбрались в ближайший выходной отца. Ах, какая чудесная там была вода: прозрачная, чуть желтоватая на цвет, вкусная, кишащая рыбешками всех пород.
Я всегда, сколько себя помню, был азартным рыболовом.
Вода, а особенно большая вода, необъяснимым, магическим образом притягивала меня.

К сожалению, все прелести Днепровской рыбалки не перевесили тогда в глазах мамы неудобства предстоящей сельской жизни. Поэтому в тот раз мы вернулись обратно в Мукачево.
Все решил случай.
Мама давно хотела поехать на свою родину в Запорожье. Обратно в Киев, откуда только и можно было приехать по железной дороге в Закарпатье, возвращалась Днепром. За Кременчугом после подъема в шлюзе случайно обратила внимание на чудесный город, весь белый и золотой в лучах заходящего солнца.
Это был тот самый город, в который мы не переехали. Вернувшись, оно тут же рассказала обо всем увиденном отцу. Решение пришло сразу: мы уезжаем.

На календаре был октябрь 1962 года.
Итак, для всей нашей семьи начиналась новая жизнь. Для моих родителей. Для моей десятилетней сестры. И для меня - четырнадцатилетнего подростка. Трое из нас уже никогда отсюда не уедут.

И только я окончу школу, поеду поступать в институт и уже надолго здесь не задержусь.
Но годы, прожитые здесь - это незабываемые годы моей юности.

Три года назад на Днепре была сдана в эксплуатацию Кременчугская ГЭС, а на берегу Кременчугского водохранилища построен небольшой городок.
Когда заполнялось водохранилище, под водой оказались самые плодородные земли, десятки сел и находящийся поблизости город - Новогеоргиевск. Однако природа не преминула отомстить за подобное насилие. Как и во всех подобного рода водохранилищах, летом вода в них становилась сине-зеленой от одноименных водорослей и весьма дурно пахла. Для желающих искупаться оставалось надеяться только на благоприятный ветер, который мог отнести от берега этот жуткий кисель.

Новый город строился на холмах протянувшихся цепочкой, то опускаясь, то поднимаясь вдоль нового моря. Ближайший к ГЭС район назывался «верх». В отличие от «низа», который образовался из старого казацкого села Табурищи и был действительно гораздо ниже нового города на холме. Дальше по холму располагался парк с высаженными соснами и вольно растущими белыми акациями. А за ним еще один район «спецстрой». Здесь предполагалось строить корпуса специального металлургического завода – отсюда и название. А дальше через большой пустырь располагался еще один район, который назывался «новый город», хотя он состоял, в основном, так же, как и «низ», из одноэтажных домов и на тогда город походил мало.

От пристани до улицы Ленина, как было принято в то время, центральной, было рукой подать.
Кроме Дворца Культуры, тогда еще не достроенного и здания Райсовета, все дома были как, под линеечку, трех и четырех этажные, сложенные из светлого силикатного кирпича, так, что с моря город действительно выглядел белым.

Мы едва подошли к ближайшему гастроному, как увидели толпу людей возбужденно жестикулирующих и разглядывающих что-то в этом же доме. Там на третьем этаже свесился с балкона крохотный мальчуган. Тельце его почти провалилось наружу и дергалось как у марионетки, и только голова не
пролезала сквозь узкую решетку. Пока мы ужасались вместе со всеми, ситуация успела благополучно разрешиться: какой-то мужчина появился на балконе и вытащил малыша из его западни.

С такого сюрреалистического сюжета и началась наша жизнь на новом месте.