Тривиальная история

Вставал поздно. День пробивался в закрытые шторы. Тень деревьев за окном и шторы создавали приятный полумрак. Еще минуту нежась, он потянулся и резко сел в кровати. Он был невысок и сухощав. Белое тело без единого волоска покрылось мурашками, прогнав ненужный озноб, быстрым движением сдернул одеяло с миловидной хрупкой блондинки, спящей рядом, положил руку на грудь:
- Ну, вставать будем? Я пошел в ванну.
Ленка сладко потянулась и приоткрыла глаза:
- Что уже пора? Денёчек, который час?
Денис уже лил на себя потоки воды. На кухне хлопотала бабушка. Ленка на кухню – ни-ни, она не жена, ни хозяйка, дом ни ее. Вот Денис - ее, постель – ее, ей с ним – хорошо, ему с ней удобно. «Родители должны понимать, пусть терпят ради «мальчика».
Ленка еще раз потянулась, зевнула, лениво спустила ноги с дивана, долго разглядывала маленькие розовые ступни. Наконец встала, подошла к зеркалу: “Хороша!” – пропела сама себе. Посмотрела на часы: «Пора, а жаль, поваляться бы в постельке, пригреться около Дениса!»
В комнату влетел свежий душистый вихрь и бросил ее обратно в постель. «Проснулся» - пронеслось у Ленки, и тут же притворно запищала:
- Денис, ну оставь, не трогай, я опаздываю.
- А почему голая ходишь? А? Марш в ванну! - и завернув ее в халат, вытолкнул из комнаты.
Денис поднялся раньше, чем обычно. Ощущение дела впереди бодрило и веселило. Звон стекла на кухне прервал его мысли.
- Эта женщина чашки в руках удержать не может, - ворчала бабушка, шаркая мимо их комнаты за веником.
«Надо купить новый сервиз, Ленка всю посуду в доме перебила», - решил Денис и полез в шкаф за пиджаком, отсчитал купюры, бросил на туалетный столик. Появилась Лена, притворно виновато держа пальчик во рту:
- Денёк, я понять не могу, как она из рук вырвалась?
- Разиня, что, неужели стыдно? Притворяешься!
Ленка радостно кивнула и подставила щечку для поцелуя, он чмокнул ее, и слегка подтолкнул к зеркалу:
- Возьми деньги, зайдешь к Стасу, пригласишь его с Диной в гости, заодно купишь у них что-нибудь приличное родителям, им будет приятно.
- Терпеть не могу эту сучку – прошипела Ленка.
- Не понял…
- Не сердись, солнышко, у меня юмор дурацкий, ты же знаешь.
- То-то же!
Через полчаса они выходили из дома. Лена шла в институт, он в – офис. Встречались поздно. После института она заходила к подруге или к маленькому сыну. Мальчик жил у родителей ее мужа, последний находился черт знает где, впрочем, это никого не интересовало. Друзья и знакомые знали, что у Ленки есть сын, и этот ребенок был более материален, чем его мифический папаша. Любовь к сыну у Лены проистекала приступообразно, в основном, истериками для Дениса, что «такой чудный мальчик растет без отца и почти без матери», на это Денис реагировал почти всегда одинаково. На самой трагической ноте «концерта», вставал, открывал дверь настежь, и ровным спокойным голосом человека, привыкшего к подобным эксцессам, говорил:
- Дорогая, я тебя не задерживаю, бери все, что считаешь, своим и возвращайся к сыну и мужу. Я буду только рад вашему семейному счастью.
У возлежавшей на софе Ленки, моментально высыхали слезки, хотя, некоторое время она еще дулась, для убедительности заворачивалась в одеяло, отказываясь от обеда, всячески демонстрируя апатию и потухший интерес к жизни. Из-под одеяла доносились приглушенные всхлипывания, но продолжалось это недолго. Денис, со словами «скоро к нам придут», подбрасывал ей в постель косметичку, и внешние следы скандала пропадали окончательно и бесповоротно. Ленка опять была сама прелесть и спокойствие в шелковом халатике, гордо восседала или возлежала она на софе, всем своим видом показывая, что это ее законное место, ее обитель и крепость, пусть хоть небеса разверзнутся, она сама не уйдет с нее ни-ког-да.
Вечером у Сафонова собирался народ. Приходили друзья Дениса, чинно здоровались с родителями и исчезали на его половине дома. Хозяева ласково встречали гостей, кресла уютно обнимали первых посетителей, потом появлялись еще два-три стула, опоздавшие довольствовались пуфиками. Милая компания до утра щебетала на отвлеченные, и не очень темы, друзья перекидывались свежими анекдотами.



Она не любила свое тело и свое лицо, хотя была вполне удовлетворена производимым ею эффектом на окружающих. Прохожие оглядывались, бабки шикали вслед, осеняя себя крестом, водители шикарных иномарок задорно сигналили, женщины скривив губы, завистливо оглядывали с ног до головы, в их головах щелкал «счетчик», судорожно подсчитывая стоимость ее тряпок. Разглядывая себя в зеркале, думала, что нос мог бы быть и прямее, без всяких там породистых горбинок. Неплохо было бы, чтобы грудь иметь побольше, но что выросло, то выросло. Глаза… – «ну почему, почему мой взгляд не вкрадчиво-нежный женский, зовущий, а с каким-то непонятным вызовом, дерзкий «как у прокурорши», - вспоминала она, как называла ее бабушка. Но решив, что внимание, оказываемое ей публикой ее, вполне устраивает, успокаивалась. Приходила к выводу, что в ней нравятся ее контрасты. Раскосый разрез карих глаз, полные губы, каштановые пушистые волосы, смуглая кожа. Высокая и порывистая, она могла поразить расслабленностью и вальяжностью движений. Она нервозно и истерично смеялась, смех этот был, порой, резок. Не узкая спина переходила в умопомрачительно узкую талию, а линия бедер, наверно, была излишне резка. Грудь у нее была маленькая, как говорил ее муж, - «дикая», как острые сосцы волчицы. Глядя на свои ноги, впадала в уныние – они не были безупречно прямые, как у античных статуй, оставалось успокоить себя тем, что они нравились ее многочисленным поклонникам, продолжала носить мини. Знакомые называли ее «рыжей кошкой». Звали ее - Дина.
Как-то ее муж пошутил:
- Тебе пошел бы хвост!
- А что? Я не против длинного пушистого хвоста!
- Я бы гладил тебя по нему, расчесывал. Когда ты будешь злиться, твои губы станут ехидными и тонкими, как шевелящиеся червячки, а глаза превратятся в щелочки, хвост будет бешено биться по бокам. Представляешь картинку?
- Уже представила! Только пусть он, бешено колотится по твоим бокам… А вообще-то, хвост – это здорово, - продолжала она через некоторое время. - Я бы в него заворачивалась, строила бы глазки – очень удобно!
- Зато я смогу наступать на него, как только ты отправишься куда-нибудь без спроса.
- А я, а я… я буду заметать следы, вот!
- Боже, во что он превратится! - продолжила шутку проходившая мимо их комнаты, ставшая невольным свидетелем разговора, свекровь.
- Да уж…лучше походи без хвоста, - продолжил Стас.
- Я буду бесхвостой кошкой – хищной рысью! Вот! Прыг на жертву – и «остались от козлика рожки да ножки»! Понял?
- Ну ты, хищная рысь, тебя заносит. Если ты сейчас же не отойдешь от зеркала, я уйду к Денису один, а ты будешь разбираться со своим хвостом.
Она продолжала крутиться перед зеркалом, обдумывая, что бы надеть.
- Часом раньше, часом позже, какая разница? Они уже привыкли к нашим опозданиям, и раньше нас всё равно не ждут. Не злись, радость.
Наконец, она готова, а он ищет зонт и не может найти, вместе ищут, наконец, находят – весь дом с облегчением вздыхает. Дину со Стасом выпроваживают. Дина со Стасом идут к Сафонову.

Выход к Сафонову для Динки был праздничным ритуалом, для Стаса – необходимостью, он поддерживал деловые отношения, но уставал от пустой болтовни его подельщиков, и эти визиты устраивал скорее для жены. Богемная и непринужденная обстановка вечеринок доставляла ей удовольствие, делала веселее и добрее, по крайней мере, так ему казалось.
Их дома разделяла набережная. Прогуливаясь по живописным аллеям, друзья ходили друг к другу в гости, или просто забредали «на огонек». Вот и сейчас, Стас и Дина шли вдоль одетой в гранит реки. Шли не торопясь, Стас молчал и смотрел на воду, поглядывал на идущих навстречу женщин, думал о чем-то своем. Дина шла рядом. Заметив, что муж погружен в себя, не стала «развлекать» его болтовней. Некоторое время смотрела на реку. Вода имеет свойство заставить человека уйти в себя, она думала о Денисе.
«Это продолжается уже несколько лет. Сколько? Сколько же лет я знаю его? Последние два года пролетели так быстро. Когда же это все началось? Безумная карусель этих встреч совсем закружила меня. Она, как вихрь, вырвала из спокойной жизни, и помчала. Я кружусь, ветер свистит в ушах, меня куда-то влечёт, а вокруг ничего не меняется. Все тот же пейзаж, те же люди, несущиеся со мной на этой карусели, те же улыбки, проблемы, даже анекдоты – и те, повторяются. А время несётся мимо с неимоверной скоростью. Лето – осень – зима – весна, лето – осень – зима – весна… И люди, люди, там за каруселью, другие люди. Они так быстро исчезают в потоке событий, что я не успеваю взглянуть им в глаза, различить голоса, все слилось в одно яркое размалеванное лицо. Чертова карусель! Заколдованный круг, как мне вырваться из тебя, как остановить? Но если быть до конца честной, я не хочу ничего менять. Меня все устраивает. Пусть случится то, что должно случиться. Время – великий судия, отсеет то, что мне, слабой женщине, не под силу».
- Что притихла? – спросил Стас.
- Да так, просто, пришло в голову…
- Как должно быть неуютно этому «просто» в таком пустом темном месте.
- Ехидничаешь? - обиделась Дина.
- Ну-ну, шутка. Мы уже пришли. Звони.


Денис распахнул дверь, и, как всегда, расплылся в улыбке:
- Привет! Вливайтесь!
Дина сбросила шубку ему на руки, распушила перед зеркалом волосы, впорхнула в комнату.
- Всем-всем приветики!
- Салюты! “Кто на свете всех милее?” – пророкотал бас брата Дениса, он встал с кресла, церемонно подошел к ручке.
- Привет опоздавшим, рад тебя видеть, прекрасно выглядишь. А где мужика потеряла? - выпалил сосед, чмокая ее в щечку.
- Не теряла я его, он с Денисом беседует, сейчас будет.
- Из-за некоторых опоздавших, тортом домашним не потчуют – притворно обидчивым голосом протянул гигант-красавец и сластена Руслан.
- Руслан, ну разве можно быть таким сладкоежкой?!
Все были в сборе: и шеф, и брат хозяина, и сосед, и вечный завсегдатай разгильдяй - тусовщик Руслан, и маленький незаметный, вечно бренчащий на гитаре, что-то напевающий себе под нос - Малыш. Дина устроилась на софе возле Ленки, они поцеловались, и заурчали, как кошки, рассматривая и ощупывая, одежки друг на дружке.
Вошел Денис с кофейником в руке, за ним, расслабленной походкой с бутылкой мартини в одной руке и с коньяком в другой – Стас. Поставил бутылки на стол, поздоровался с мужчинами, кивнул Ленке, взял с этажерки какой-то журнал и пристроился напротив софы.
- А что, господа, не испить ли нам кофе? – пригласил Денис.
Динка лукаво улыбнулась и направилась к своему любимому креслу. Ей нравилась любовь хозяина к комфорту, к его милому стройному быту. Она легко поддавалась его затягивающему головокружительному обаянию, и хотя им никогда не удавалось остаться наедине и перекинуться хотя бы словом без свидетелей, ей казалось, что они могли бы беседовать часами. О чём? Да, о чём угодно: о погоде, об архитектуре, да хоть о биржевых котировках. В такие часы ей казалось, что она знает его тысячу лет. Знает, каким будет его следующее движение, что он скажет через минуту. Дина уютно устроилась в кресле, разве что не мурлыкая. Ей нравилось смотреть на Дениса и думать о нем.
Компания заленилась разговаривать, тема зашла в тупик. О чем они говорили? Наверно, как обычно, каждый о своем. Сейчас разольют еще по рюмочке, и разбредутся по дому, благо родители уже спать ушли. Денис налил себе кофе, вопросительно посмотрел на Дину, она кивнула, и придвинула к нему чашку. Руслан раскурил кальян, шеф налил коньяку, Ленка растянулась на завоеванной софе, ее в чем-то тихо убеждал Стас.
Дина, облюбовав вазочку с домашним абрикосовым вареньем, жаловала ее своим вниманием. Медленно топила ложечку в вязкую янтарную жидкость, выдавливала абрикос, облизав ее с тыльной стороны, чтобы не капало, подносила к горящей свече – смотрела, как светится янтарным огнем ягода. Затем ложка медленно, в тон ленивых бесед, плыла ко рту. Дина дотрагивалась до ягоды языком - проверяла ее упругость. Наигравшись, отправляла ягоду в рот, прижимала к небу, наслаждаясь выходившим из нее соком. Она не сопротивлялась, когда Денис захватил ее ногу своей. Малыш бренчал на гитаре, напевая что-то себе под нос. Руслану надоел кальян, он переключился на свой новый айфон. Шеф с соседом вышли побеседовать с сигареткой, Ленка делала вид, что разговаривает о чем-то очень серьезном со Стасом. Стас сидел к ним спиной, а Ленкины глазки метали молнии в сторону Дениса. «Ну и пусть, – думала Дина, раз мне это нравится, значит – пусть будет, а все остальное, не важно».
- Дин, нам пора, - внезапно обернулся Стас.
- Никуда вам не пора, еще детское время, - отозвался Денис, резко выпрямляясь, - сейчас Ленка еще кофе сварит, - и к Лене:
- Вставай, марш на кухню, хватит диван греть! Вставай, вставай! – и шутливо стащив ее за ногу с облюбованного места, бережно поставил на пол.
- Лен, тебе помочь? – пропела Дина.
- Ну что ты, Дин, сиди. Мне Стас поможет. Правда, Стасик? – ответила Ленка, подмигнув Стасу, уплыла с кофейником на кухню, кокетничать с шефом и соседом.
Стас взял очередной технический журнал и вышел из комнаты. Они остались одни, не считая Малыша, тот, по-прежнему, самозабвенно перебирал струны, сидя в своем углу. Тишина накрыла, старый дом ее хранил, нежные гитарные звуки наполняли комнату. От выпитого коньяка у Дины кружилась голова, в висках стучала кровь, да и внимание Дениса становилось чрезмерным. Казалось, что это тянется вечность. Она уже хотела встать и уйти на кухню, что бы прервать неловкую паузу, но их взгляды пересеклись, совсем рядом – его дыхание, а лицо было так близко, через мгновение он завладел ее рукой, захватив запястье, пальцы…
- Я рад, что вижу тебя снова. Почему ты так редко приходишь? - помолчал. – Ты создаешь особую атмосферу. Ты можешь ничего не говорить, ты ведь, кажется, за целый вечер не проронила и слова, молчаливая ты.
Дина, улыбалась краешком губ, она вспомнила расхожую фразу, о привлекательности молчаливой женщины.
- Что ты улыбаешься?
- Чем больше мы молчим, тем умнее кажемся.
- У тебя другой случай. У тебя очень сильное женское обаяние. Ты можешь даже не вставать с кресла, а я все равно, ощущаю твое присутствие, оно меня заводит. Животом чувствую твоё излучение… Пойдем потанцуем, ты будешь ближе.
У неё отяжелели ноги, стали ватными, обняла Дениса за шею, а он легко поднял ее с кресла.
- Мне нравится твой запах. Так бы все время и дышал тобой – шептал ей на ухо.
- Все время?
Он поймал ее губы своими. И Дина поняла, что все летит к черту, а ей наплевать на всю ее жизнь, лишь бы чувствовать на себе эти нервные руки и его вкус: «Только пусть сейчас никто не входит в комнату».
- Я хочу видеть тебя всю, я так долго ждал этого.
Он уверенно расстегнул тунику. Она потеряла способность соображать. Тело превратилось в гудящую струну, готовую заиграть, загреметь. Она была вся желание, ожидание какой-то неслыханной боли или радости. В одно мгновение реальная жизнь отодвинулась в закулисье, забылось все: зачем она здесь, почему, зачем ей все это нужно.
- Ты красивая, ты еще красивей, чем я думал. Ты похожа на гитару.
Он целовал ее в ложбинку меж грудей, и горячие сильные руки скользили вниз.
- Возьми меня.
Он поднял ее на руки, легко перенес на софу.
Действительность влетела в комнату вместе с веселым хихиканьем и стуком каблучков за дверью: чужая комната, в углу сидит парень и отрешенно бренчит на гитаре, она полуголая лежит на софе, на которой только что валялась Ленка, около нее, совсем близко - Денис. Она оттолкнула его.
- Нет!
- Что такое?
- Нет. Уйди, где мои вещи? В любую минуту сюда войдут.
- Не суетись, дверь отрывается только с этой стороны.
- Рядом за стеной мой муж.
- И что?!
- Не трогай меня.
- Ты - бешеная баба.
- Эй! Открывайте дверь, кофе готов!
- На-ча-лось, - выдохнул Денис, как я тебе завидую Малыш!
- Нечего было напрягаться, - обронил тот, не отрываясь от гитары.
- Оделась? Готова?… - он выплеснул бокал с недопитым коньяком на свою рубашку. - Вот и все.
Пошел открывать дверь.
- Чем это вы тут занимались? Денис, что это ты? Мускулы женщине демонстрировал? – пропела Ленка, покачиваясь в дверном проеме, нервно пожирая конфеты из коробки.
- Напилась - констатировал Денис взял пачку сигарет и вышел.
- Чем это вы тут занимались? - вслед ему кричала Ленка, - Любовью, меня не позвали, сволочи! Стасик, представляешь, они тут любовью занимались, а нас не позвали! А? Каково?!
Денис вернувшись:
- Угомонись! Понятно? Родителей разбудишь – выгоню.
Стас сверлил глазами сидящую в кресле Динку. Она пила свой горячий кофе.
- Пойдем, - взял ее за руку, подтолкнул к двери, - пора домой.

Вышли на улицу, холодный ветер обжег лица. Стас остановил машину и втолкнул жену на заднее сиденье. Через пять минут были дома. Лифт не работал. Со злостью саданул его ногой. Эхо разлетелось по подъезду. “Вот так и мои мозги разлетятся, попади я ему под руку, или под ногу, упаси меня, боже” - подумала Динка, и отвернувшись, скрывая нервную улыбку, быстро побежала вверх по лестнице. Дома еще не спали. Устало шмыгала по комнатам мама, громко прихлебывая, пил свой вечерний чай отец. Она быстро переоделась, пригладила волосы, прошла в детскую. Подошла к кроватке, где раскинувшись спала дочка, поправила одеяло. Услышала, как вошел Стас, закрыв за собой дверь до шелчка замка. Она не оборачивалась. Резко рванул ее к себе, затрещала ткань кофточки, развернул к себе лицом: «Все. Убьет» - подумала Дина. «Сейчас он это сделает».
- Отпусти меня, слышишь, отпусти немедленно, - прошипела она.
Он оттолкнул ее, она отлетела, больно стукнувшись головой о стену. Перед глазами поплыли разноцветные круги, «сейчас будет бить, прям, как в кино». Ждала удара. Через полузакрытые глаза видела, что Стас наблюдает за ней. «Ну, стукни уже и успокойся». Он развернулся, вышел, прикрыв за собой дверь.


Дина лежала в темноте, вытянув руки вдоль тела, глаза были закрыты. Реальность стала далекой и призрачной. Все ушло, жизнь сменила свои краски. Где настоящее, а где грезы?
Свежее яркое утро. Встала радостная и обновленная, здоровье и счастье переполняли ее. Любимый еще спал крепким утренним сном. В доме и за окнами – тишина. Прошлась по комнате, ноги тонули в мягком светлом ковре. Развязала лямки ночной рубашки на плечах, мягкая ткань соскользнула на ковер. Она потянулась, ощутила свою молодость и гибкость: «Какое замечательное утро». Голышом прошлась по комнате, открыла окно, утренняя прохлада рванула в дом, холод бодрил. Подошла к спящему мужчине, он спал сном безмятежного ребенка, так спокойно было его лицо. Дина встала перед кроватью на колени, положила голову к нему на грудь: «Как ровно бьется сердце. Я люблю тебя, слышишь, люблю», - проговорила одними губами. Он крепко спал. Губами обводила линии его тела, коснулась соска языком, он покрылся смешными пупырышками. Мужчина улыбнулся, она почувствовала тяжесть его руки на себе, обнял и притянул её к себе, она долго падала в душистую бездонную пропасть. А после опять блуждала по дому. «Как же я люблю этот дом!», и все же, её не покидало чувство тревоги и зыбкости происходящего. В одной из комнат, показалось, что ее занесло сюда ветром, или это какая-то другая, подсмотренная жизнь, может эта жизнь протекает в другом измерении? «В каком?» - она не понимала, блуждая по комнатам, мучительно искала ответа. «Может я заняла чье-то место? Или чьё-то тело?» С опаской посмотрела на свои руки, ноги, живот, грудь. «Я - это, я, - убеждала себя, - «но что же меня так мучает? Где все зеркала? Так не бывает – дом без зеркал. В моем доме должно быть зеркало, я обожаю зеркала. Надо поискать». Вошла в детскую. Ребенок лет двух, крепко спал в кроватке. Склонилась над ним, узнала в нем себя и того мужчину: «Это мой сын… и его». Поцеловала мальчика. «Боже, как я люблю их обоих, но я даже не помню их имен, я ничего не помню…» Вдруг, ей стало страшно потерять их, она физически ощутила, что эти спящие люди, этот дом, она сама находятся в другом мире. Она вспомнила, что видела за окном парк, пышную густую зелень деревьев, казалось, что вот-вот отгадка придет, и вместе с этой отгадкой все встанет на свои места. «Господи, сделай так, чтобы они проснулись, назвали меня по имени, я бы все вспомнила, и жизнь пошла бы стройно и правильно, Ну, проснитесь же!» Хотела закричать, но ни один звук не вышел из горла. «Ну, хотя бы малыш заплакал, дети так чутко спят на рассвете, ну хотя бы один звук!» Тишина. «А может выйти в сад? Может, я зря паникую? Зря придумываю эти страхи? Я только, выйду за порог, посмотрю на парк и назад». Она помчалась через весь дом вниз. Лестница, холл, сейчас будет дверь. Она тянет за ручку, сильно тянет, еще сильней, возится с мудреным замком - все напрасно. В полном бессилии, готова разреветься, сползает на пол, и, вдруг, дверь распахивается, она кубарем вываливается наружу. Началось стремительное падение, ветер свистел в ушах, от боли раскалывалась голова. Куда она падает вверх или вниз? Не было ни дома, ни парка, всё пропало в вихре, и ничто уже не имело значения - ни она сама, ни её мысли. Вокруг только бездна и ветер. Толчок.
Проснулась. Раннее утро…


Осень. Поздняя осень, тяжелая дождями. Дина идет по улице. Изморозь. Тяжелые острые капли бьют по лицу, коченеют руки. Желтые мокрые листья, жалкие и распластанные, валяются на асфальте. Когда-то ей было жаль топтать их, она находила «островки» голого асфальта, и на носочках прыгала с одного «островка» на другой. А теперь, с удовольствием топтала мягкий осенний ковёр.
«Я люблю осень, люблю частые перепады погоды, когда усталое солнце застенчиво отдает свое последнее тепло, небо затягивается тяжелыми тучами, они свинцово давят на мозг, нервы, и, наконец, разрешаются долгим холодным ливнем. Когда идёшь по улице, топчешь разноцветные листья, это очень приятно. Может хочется быть чуть-чуть варваром?»
Низкое небо, лиловый свет теснит и зажимает что-то внутри. Падают первые капли, большие, тяжелые, неторопливые, воздух разряжается всеобщим вздохом или движением большой неповоротливой плоти, порыв ветра хватает и тащит куда-то…
Редкие прохожие, пряча носы в воротники, спешат домой. Веселая компания молодых парней, закружила ее, словно сорванный лист, и, в тот же миг, бросила. Дома с чужим уютом, чужими запахами, вставали перед ней и уходили в никуда неразгаданными тайнами с чужими жизнями.
Мокрая осенняя ночь таит в себе массу ароматов и искушений. Она темна и промозгла. Голые, остывающие деревья, плетут причудливые тени, заставляя с болью вглядываться вдаль, вселяя холодок под сердце. Порывы ветра играют замерзающими звенящими ветками. Город, охвачен удушливым кольцом выхлопных газов и прочими гадостями от технических прелестей. Лишь в темных переулках, где изредка пронесется на полной скорости, сверкая фарами и поигрывая сигнальчиком лихач, можно ощутить, как нежно и тонко пахнет мокрая листва, словно нитями - жилочками наполнен ею тяжелый влажный воздух.
«Вот он - знакомый дом». Голые ветки дикого винограда бьются о старые каменные стены. «Как я здесь очутилась? У него горит свет – дома». Утопила кнопку звонка, он пропел тихо и мелодично.
Дверь открыл Денис. Улыбнулся, взял за плечи, привлек к себе, поцеловал в мокрый от дождя лоб, откинул с глаз каштановые пряди:
- Я знал, что когда-нибудь ты придешь. Я ждал тебя! Ты же вся промокла, давай помогу раздеться.
Динка вдруг поняла, что замерзла, у нее задрожал подбородок, и к своему стыду, услышала, как клацают зубы, а пальцы совсем окоченели. Денис ласково хлопотал вокруг нее, снял пальто, сапоги, как куклу завернул в плед, усадил на диван. Полез в шкаф, вытащил пару шерстяных носков, натянул ей на ноги. Через минуту, другую, она уже держала в руках чашку горячего чая, а Денис наливал коньяку:
- Я не хочу, - запротестовала Динка.
- Пей, пей - так надо.
Выпила.
- Тогда налей еще.
Он усмехнулся и налил.
- Ты ждал меня?
- Ждал.
- Почему?
- Я знал, что ты придешь, вот и все. Я всегда знал, что ты готова отдаться мне в любой момент. Ведь ты аморальна. В лучшем смысле этого слова.
- !? – у Дины от удивления округлились глаза.
- Ты аморальна, в том смысле, что для тебя очень мало значит твое социальное положение, ты легко перешагнешь через него и сделаешь то, что считаешь более значимым. Сейчас для тебя более значимо - твое желание и ничего другого ты не хочешь брать в расчет.
- Зачем ты это мне говоришь? Я так долго к тебе шла. Моя жизнь превратилась в ад, я потеряла покой.
- Ты сама ее такой сделала, и не стоит жалеть себя, ты не похожа на беззащитную женщину, у тебя достаточно сил, чтобы постоять за себя.
- Я люблю тебя.
- Не говори ничего про любовь, я думаю, она здесь ни причем. Будем называть вещи своими именами. Ты просто хочешь меня, а я - тебя. Очень хочу, ты даже не представляешь, как. Меня тянет к тебе. При твоем появлении, я с трудом скрываю нервную дрожь. В последнее время я только и думаю о тебе. Мы должны дать друг другу то, что хотим.
- Пусть будет так, как ты говоришь, мне все равно, как ты это обзовешь, какую интертрепацию дашь, как классифицируешь и на какую «полку поставишь». Ты же любишь этим заниматься! Если для тебя это так, то еще не факт, что для меня это также, просто, в этом случае, «моё» останется при мне. Налей еще!
- Ты разозлилась.
Динка залпом выпила. Помолчали.
- А знаешь что?
- Что дорогая? - он присел рядом и потянулся к ее шее.
- Иди к чёрту! Уйди, Денис! И больше не смей никогда появляться в нашем доме!
- О как!
- Не ожидал?
- Диночка, мы одни. Не усложняй жизнь, она и без того сложная. Ты сейчас уйдёшь, а потом жалеть будешь…
- Ах, ты змей! Не буду я тебя жалеть и не надейся.
Денис расхохотался:
- Ну ты, молодец! Себя будешь жалеть, лапушка, себя!
- С чего это?
- Потому что ты – сука, просто сука.
- А ты – просто тварь. Ты разрушил любовь и доверие в моем доме. И продолжаешь приходить и смотреть на меня, словно я - твоя собственность.
- Диночка, ты такая выдумщица. Может и любви-то никакой и не было? Может ты сама это придумала? Я прихожу к Стасу по делам, все остальное - твои домыслы. Расслабься, солнышко, посмотри на мир проще, и он тебе понравится.
- То есть, ты хочешь сказать…
- Ты пришла ко мне, потому что захотела трах-ся. Я уважаю твоё желание и страсть. Так давай займёмся тем, что нам обоим доставит удовольствие.
От слов Денис решительно приступил к делу.
Дина сама не поняла, как бутылка оказалась в ее руке, тяжелое стекло опустилось на голову несчастного. Он как-то, вдруг, обмяк и упал лицом в её колени. Что-то потекло по ногам. «Коньяк… Господи, что я наделала? Что я наделала!» Некоторое время она сидела молча, держа в руках почти пустую, но целую бутылку. «Думай, Динка, думай! Так, где моя сумка?» Сумка оказалась недалеко, она прогнулась и подтащила ее к себе, бросила в ее недра бутылку, предварительно опрокинув в себя оставшееся содержимое. Схватила с журнального столика стакан из которого пила, отправила туда же. Потихоньку начала поднимать голову Дениса с колен.
- Господи, какая же тяжесть!
Еще одна попытка. Просунула руку под шею, где трахея. Жилочка под пальцами слабо билась. «Он и сейчас живее всех живых» - некстати выплыло из подсознания. «Надо сматываться». Она уже смелее приложила усилия и опустила «дорогого» на ковер. Из сумки достала влажные салфетки, тщательно вытерла руки и залитые коньяком чулки. Стянула с себя его носки, постояла, не зная, что с ними делать, бросила в сумку. Оставалось еще немного чистых салфеток. «Так. Дверь я не трогала, открывал он». Проскользнула в прихожую, сунула ноги в отсыревшие сапоги, протерла пол салфеткой, опять в сумку. «Бедная моя сумка, несчастная я, зачем я связалась с этим идиотом? Последняя салфетка». Обмотала ею ручку входной двери, открыла, захлопнула, протерла ручку со стороны подъезда. «Быстрее отсюда, сейчас кто-нибудь к нему обязательно припрется». Никого не встретив в подъезде, метнулась со двора, ощущая, что за ней тянется коньячный шлейф. В ушах стояла какая-то дурацкая знакомая мелодия, «боже мой, это ж телефон!!!»
- Да!
- Ты где?
- У мамы, она просила зайти. Забери меня от неё через часок, пожалуйста.
«Теперь мне срочно надо споткнуться и упасть в лужу погрязнее». Лужа не заставила себя долго искать. Она сделала вид, что подвернула ногу и полетела со всего размаха в грязную холодную жижу. От резкой боли в коленке и ладонях почему-то расхохоталась. Проходивший парень бросился на помощь. Она отстраняла его руки, сидя в грязи, гладила разбитую коленку и заливалась истеричным смехом.
- Да ты пьяная, шваль! - проворковал «спасатель», и пошел своей дорогой.
Динка поднялась. Каблук был сломан. Чулки порваны. Пальто испорчено. До маминого дома идти два квартала. Темно. Ветер. Накрапывал дождь. «Дойду».


Дина заканчивала с приготовлением ужина. Варюшка уже давно просилась на ручки, и одиноко хныкала сидя в детском стульчике. Стас погряз в работе. Домой приходил поздно. Звонок в дверь.
Дина взяла дочку на руки, пошла открывать.
На пороге стоял Денис.

- Бокал отдай.