Обманчивый свет тоннеля. Гл. 9

ГЛАВА 9


А утром его разбудили голуби: сидели на нагретом солнцем подоконнике и мурлыкали, как кошки перед сном.


Они долго сидели вчера у Алексея в комнате. Эльвира Петровна принесла им чай, тортик, салфетки.
- Мама, - попросил её Алексей. – Будь добра, прими сегодня людей без меня.
- Хорошо,- ответила та еле слышно – и исчезла.
- Даша, - Алексей обернулся к девушке. – У меня очень редко бывают… - он замялся, не зная, как сказать. - В общем, иногда я или вижу что-то, или слышу. И когда ты была с мамой на приёме, мне услышалось… - Он закрыл глаза, пытаясь поточнее всё вспомнить. – «Президент наградил в Кремле тридцатишестилетнюю Дарью Третьякову, лучшего педиатра Российской Федерации медалью ордена «За заслуги перед Отечеством 2-й степени»… - проговорил он с остановками. Затем открыл глаза. – Вот и всё. Я и посоветовал маме, чтобы она вас убедила. – Хмыкнул. – А я ведь даже не знаю, сбудется ли всё это. Как гадалка.
- Подожди, подожди, Алексей! – Дарья заёрзала в кресле. – А с чего ты решил, что я-то угадать смогу что-то? – И замерла.
- Ты «светишься» по-другому, - хмуро ответил он. – Ты да тезка твоя, бабушка Дарья.
- А вдруг я совру? Вернее, напутаю, что тогда? Всё же наперекосяк будет! Веришь в одно, а случается другое…
- Не напутаешь. – Алексей казался спокойным, хотя всё внутри дрожало. – Баба Дарья сказала: вылечусь. Месяц прошел. У меня уже шевелятся пальцы левой ноги. И ты не ошибёшься.
- А у меня по-другому случается! – она подсела к столу, размешала сахар в чашке. - Вот, хочу узнать, что человек думает обо мне, или что делать будет, глаза закрываю, а у меня будто бегущая строка в голове: «дурой считает», «в гараж поедет», или что-нибудь такое… Самой смешно всегда. Сочиняю, думаю… А он и вправду в гараж едет, - прыснула она. – Накаркала, думаю…
Алексей молчал, ждал ответа. Дарья взглянула на него мельком и отвела глаза.
- Вы долго будете жить, Алексей. Очень долго. И всё успеете.
И тоже умолчала о втором «видении».
Алексей неслышно выдохнул из себя скопившийся и давящий на грудь воздух и взял кусочек торта.


Эльвира Петровна тоже долго не спала этой ночью. Лежала, ворочалась от нахлынувших мыслей, несколько раз ходила на кухню – попить воды, снова ворочалась. Сон не шел. Воспоминания накатывали одно за другим. До того тошные и тоскливые, что хотелось плакать. Но она сдержалась. Открыла глаза. Бог с ними, с воспоминаниями. Пусть… пусть…

Алёшка родился, когда ей было тридцать два года.
Тридцать два… А она уже устала жить.
Стройная, не уродина, высшее образование… «Двушка» в центре, правда, на двоих с матушкой, но в центре! А жизнь – счастливая, радужная, с затаенными светлыми надеждами – проносилась мимо. Тоска по ночам слезами перехватывала горло. Она тайком выла в подушку, боясь разбудить мать, но и слёзы не помогали. Утром приводила опухшее лицо в порядок и мчалась на работу, в аптеку. И – до семи вечера. Затем опять опостылевший дом с сериалами, стиркой, уборкой, пустыми разговорами с матушкой, зареванной подушкой… Иногда по субботам-воскресеньям ходила в кафешку или театр со старыми подружками. Чаще не получалось: все подружки были семейные. А она – с привлекательностью своей, с образованием, с квартирой – она оказалась никому не нужна. И осталась одна. Со своими годиками.
Были, конечно, мужчины в её жизни. Но почему - то никто более недели не задерживался. Она всё мучилась и гадала, что их отпугивает от совместной жизни. А поняла лишь после рождения сына: потому что не любили. Ни они, ни она… Не было любви. Одно мимолетное влечение. И, слава Богу, что мужики попадались порядочные и никто не «осел» у неё, позарившись на квартиру.
А спасла её от этой душевной безнадёги беременность. Случайная, новогодняя встреча у подружки… Уйма незнакомых друг с другом людей… И он, сидящий за столом напротив… Школьный друг хозяина. Проездом, лишь на праздник. Высокий, сероглазый, с длинными светлыми волосами… Викинг перед боем. И не захочешь, а влюбишься! Юрий, или, как он сам просил себя называть: «Георгий». А проснулась утром – и нет рядом этого «победоносца». Подружка сказала: поезд у него в девять утра, домой уехал, в Барнаул, к семье. Ну, и черт с ним и с его Барнаулом! Без него голова раскалывается. Выпила с хозяйкой шампанского и минутный праздник продолжился. Черт, черт с ним, завтра горевать будем!
Через три недели сходила к гинекологу. Тот подтвердил её опасения.
Она вышла из поликлиники и медленно двинулась по аллее. Подошла к лавочке, смела перчаткой снег, уселась и закурила. В голове было пусто-пусто. Вернее, сумбурно от мыслей, которые наплывали и исчезали, не задерживаясь. Эльвира щурилась на яркое январское солнце, на ослепительно белый, выпавший ночью снег и улыбалась.
Эльвира понимала: жизнь её меняется. Кардинально, при любом раскладе. И как – будет зависеть только от неё. А решать при такой мешанине в голове было очень трудно.
Она прикурила вторую сигарету.
Аборт… Не выжить ей с ребёнком. Мизерное пособие, мизерная зарплата, матушкина пенсия, без мужа… Не жизнь – выживание. Плач, сопли, слёзы, болячки, ночи без сна… И про мужа забудь, Элька. Без ребёнка - то никому не нужна…
А сделаешь аборт – забудь о детях, врач это сказал вполне серьёзно. Первая беременность, тридцать два года. Правда, это ещё не конец, это ещё середина жизни и всё может быть… Но без детей. Но – с мужем… может быть… Решай, Элька, решай, сама решай! Никто не подскажет!
Она встала, отряхнула сзади шубку и потянулась за очередной сигаретой. Потом как-то брезгливо смяла всю пачку и вместе с зажигалкой забросила в урну. И пока шла до троллейбусной остановки всё поглаживала и поглаживала левой ладошкой через карман свой плоский живот.
Жить захотелось вместе. До сумасшествия захотелось вместе!

Эльвира Петровна утёрла простыней слёзы со щек, повернулась на бок.

Они с Прасковьей Ивановной начали делать ремонт в квартире. Денег на отделочников, конечно же, не хватало, поэтому делали всё своими руками.
Матушка не роптала. Когда услышала новость от дочери, лишь поджала губы да закивала головой, дескать, «правильно дочка, правильно…». И лишь ночью, перед сном спросила, почему то шепотом: - Эля, а отец – то кто? – и замерла, съежившись, будто ожидала услышать в ответ что-то обидное и страшное.
- Он женат, мама, – Эльвира, сидя перед зеркалом, расчесывала волосы. – И дети у него есть, - зачем - то соврала она. – Так что сами воспитаем.
- Осподи, - вздохнула про себя матушка. – Осподи! Спаси и сохрани! Спаси и помилуй!
Месяц закупали материалы. Прасковья Ивановна моталась по магазинам в поисках дешевых обоев, красок, шпаклевок, инструментов, благо, проезд для пенсионерки был бесплатным. А ближе к весне приступили к ремонту. Будь он проклят навеки вечные!
Когда вместе с соседом сдвинули мебель в центр и принялись отрывать обои – ахнули! Чего там только не было: и черные пятна плесени, и торопливо шмыгнувшие за плинтуса тараканы, и даже дохлые клопы! Оторвали плинтуса, залили и обрызгали всё химией от паразитов, вновь за бутылку уговорили соседа приделать плинтуса на место и, подождав пару дней, приступили к ремонту.
Но когда в марте Эльвира вновь явилась к врачу, то не ждала ничего хорошего. Её уже с неделю мучила кошмарная тошнота и непонятные, ощутимые боли в пояснице.
УЗИ, осмотр, короткие вопросы: «как чувствуете… что беспокоит… чем питаетесь…»
Эльвира одевалась и односложно отвечала. Подсела к столу и, отвернув голову в сторону, старалась дышать ртом: от доктора еле уловимо пахло чем-то противным, до рвоты, которая подкатывала к горлу. И ещё ей очень не нравился хмурый вид доктора: то ли с похмелья, то ли случилось что… В прошлый раз вон как светился, рад за меня был, до дверей провожал.
- Что-то не так, Виктор Андреевич? УЗИ что-то показало?
Тот долго не отвечал, продолжая писать. Потом отбросил ручку и откинулся на спинку кресла.
- Нет, - подумала Эля. – Это дезодорантом так от него пахнет. И пОтом - тоже…
- У вас, кажется, мальчик будет. Подождать надо, не ясно пока, - сказал, наконец, доктор и вновь замолчал, отвернул хмурое лицо к окну.
- А что не так?
- Не знаю. – Доктор не повернулся. – Приходите через неделю…
Эльвира ожидала продолжения. Не дождалась.
- Хорошо, - она поднялась. – До свидания. Я приду через неделю.
Доктор ответно кивнул головой, и она вышла.
Через неделю на приёме её встречал собранный Виктором Андреевичем консилиум специалистов. Она растерялась, думала о чем-то своем и мало прислушивалась к негромким переговорам врачей. И всё – равно услышала «тератогены, цитомегаловирус…».
Через час ей сообщили диагноз. И что её ожидает. Её и ребёнка.