Обманчивый свет тоннеля. Гл. 7-8

ГЛАВА 7

- А вы к кому? – Охранник лишь слегка приоткрыл дверь, замер в ожидании ответа.
- Я к Алексею Ивановичу. – Девушка замялась. – По личному вопросу.
- Вам назначено? – охранник старался незаметно прожеваться: не вовремя девчушка пришла, обед…
- Нет. Но он меня примет! Обязательно! Вы только скажите: Даша Малькова к нему на приём. Повторно.
- Хорошо, подождите. – Охранник захлопнул дверь перед её носом.
Даша терпеливо дожидалась, теребя сумочку в ладонях, и рассеяно оглядываясь по сторонам. Дверь, наконец, открылась.
- Идёмте, я вас провожу. Сюда. Теперь направо. Присаживайтесь, Алексей Иванович сейчас выйдет.
Она даже не успела присесть, как в кабинет на инвалидной коляске въехал Алексей.
- Здравствуйте, Даша.
- Здравствуйте, Алексей Иванович, - смущенно ответила она.
Теперь, в свою очередь, смутился Алексей.
- Давайте без официоза, - буркнул отчего-то он. – Просто по имени… Вы одни, Даша? Без мамы?
- Да, одна. Мама и не знает… Извините, что без записи. Я знаю – к вам очередь…
- Ничего страшного. Успокойтесь. Я вас слушаю. – Он сцепил на животе ладони в замок, подался корпусом вперед. – И не волнуйтесь.
Она долго молчала, глядя в сторону, и всё мяла, мяла ручки у сумки.
- Я поступила в мед, - сказала она. И снова надолго замолчала.
- Поздравляю, - ответил Алексей.
- Скажите, пожалуйста, - вдруг неожиданно спросила она. - Почему вы тогда уговорили маму?
- С чего вы взяли, что мы её уговорили? – деланно удивился он. Видимо, понял, что прозвучало фальшиво, и постарался исправиться. – Мы ей объяснила, что вы в силах поступить на медицинский. И всё. Более ничего.
- Вы меня обманываете, - еле слышно отозвалась она, всё также глядя в сторону. – Мою маму никто и ничто не может переубедить. Только факты. Вы ей сообщили что-то такое, чему она поверила. Вы должны мне сказать: ч т о?
- Я вам, Даша, ничего не должен, - так же тихо ответил он. – У нас просили совета. Мы его дали. И я не обязан…
- О, добрый день! – в комнату заглянула Эльвира Петровна. А я думаю: кто там у Алексея? А это вы, Даша. – Вошла и, улыбаясь, спросила: - Ну, что, Даша, поступили?
Сын хмуро кривился, не глядя на женщин, беспокойно поглаживал ладонью обод колеса.
- Поступила. – Даша, не мигая, посмотрела в глаза Эльвиры Петровны. – Скажите, пожалуйста, что вы в прошлый раз сообщили моей маме?
Хозяйка мельком взглянула на сына, потом на гостью, потом снова на сына.
- А что мы ей могли сообщить? – удивилась она. Подошла, ласково погладила Дашу по плечу. – Посоветовали просто…
- Мама! – прервал её Алексей. В голосе пробивалась злостинка. - Мы беседовали!..
- Хорошо, хорошо! Ухожу. Даша, вам Алёша всё объяснит. А я пока чай поставлю. У меня и тортик есть… Вкусный! – И она поспешила из комнаты.
Даша снова уставилась на Алексея. А тот молчал и молчал, по-прежнему глядя в сторону.
- Торт любишь? – отчего-то перейдя на «ты» вдруг буркнул он.
И услышал в ответ, через паузу:
- Люблю. Шоколадный…
. . .



- Ну… Как поживаешь? – спросил Володька после первой рюмки.
- Ничего. – Сергей даже закусывать не стал. Закурил и ждал продолжения разговора. – Живём – хлеб жуём…
- Устроился куда?
- На машине калымлю. Подожди… - прервал он Владимира. – Сейчас… - Через минуту вернулся и положил перед тем две тысячи. – Это часть… за кодировку… Остальные чуть позже…
- Спасибо. - Владимир аккуратно перегнул купюры, спрятал в карман, налил по - новой. – А с писанием что? – как можно безразличней спросил он. – Движется?
Сергей неопределённо пожал плечами.
- По-разному… - Почему то не хотелось говорить о звонке редактора. – Ты просто в гости или по делу?
Владимир не ответил. Встал, подошел к балконной двери и долго стоял, покачиваясь с пяток на носки.
- У тебя левый носок драный. На пятке, - заметил ему в спину Сергей.
- Знаю. – Друг не обернулся.
Хозяин пожал плечами и выпил.
И снова кухня наполнилась тишиной.
- Серёж, ты прости меня… За то… - Владимир перестал качаться, но не обернулся. – Некрасиво тогда вышло. Я ж, ведь, и впрямь тебе не поверил. Извини.
В прихожей зазвонил телефон. Сергей легко поднялся и с улыбкой, радуясь чему-то своему, двинулся на звонок. Поговорил и вернулся.
Друг всё также стоял у окна.
- Вовка, - окликнул его хозяин. – Иди за стол, я наливаю… Иди, иди!.. Тоже мне, навыдумывал: «прости, прости…» Да за что?! Это тебе спасибо, что я пить по-человечески начал, а ты – «прости»… Дурак дураком.
- Тебе что… помогло? - покосился Владимир. – Не врёшь?
- Не вру я! Вправду помогло. Сам же говоришь: «Хорошо выгляжу…» Садись, давай, не маячь. Ну, за здоровье!

…Через полчаса друзья достали ещё одну бутылку и поставили вариться пельмени.
- С Ленкой - то как? Видитесь?
- Нет, Волоха. Дети заглядывают иногда, а с Ленкой – нет, не видимся.
Они сидели на диване, придвинув к себе стол, курили в ожидании пельменей, пялились в телевизор с выключенным звуком.
- Да и к чему? – Сергей аккуратно стряхнул с брюк в ладошку столбик упавшего пепла. - Вместе то жили – и то не тянуло друг к другу. Особенно в последнее время… Да и раньше… - Ему вспомнилось что-то обидное из прожитого. Он пересел поудобнее, развернулся всем корпусом к Владимиру. – Жили, жили… задницами терлись… А она меня, как горшок с цветком, замечала! Попутно! От случая к случая! « О! Не полили! Давай ка..»! И снова на неделю забыли про меня… А потом, походя так, снова: пальцем в землю тыкнет: «Снова сухо… полить, что ли…»
Володька слушал его с замиранием сердца – и радовался! От всей души радовался! Ведь он же, собака, не ему отвечает, а рассказ свой очередной, будущий планирует! Точно-точно, век воли не видать! Никогда так образно не излагал, по простецкому всегда, а здесь… Будто читает…
- Чего ты так-то? Нормально вы жили, все видели… Завидовали даже вам, - попенял он другу.
- «Нормально»… Наверное, нормально… А чего - то, вот… Хрен его знает… Наперекосяк всё… Не поймёшь… Понеслось почему-то… Прав ты: любили, конечно. Потом всё изменилось. Может, из-за пьянки моей… А, может, от безденежья: я ж тогда писать начал, не до работы стало… А, может, разлюбила… Иль совсем не любила… Да нет! Любила, конечно, сначала! Потом, вот… Ладно, идём к столу. Сварились, поди, пельмени. - И, когда сели, всё-таки не удержался, похвастался: - Вовка, а мне редакторша позвонила…


Алексей развернул к ней кресло.
- Даша, ничего, что я на «ты»?
- Ничего. Нормально.
- Даш, скажи, что меня ожидает?
Он много перевидал за свою короткую жизнь. Разные пациенты приходили к нему, и очень многим приходилось сообщать что-то неутешительное. Но чтоб вот так, после случайно вырвавшейся фразы разом у кого-то менялось лицо?..
Дарья сделалась пунцовой, даже свекольной. А – через секунду – белой, известковой! И – вновь пунцовой! И глаза распахнулись на пол-лица! Хлопали и хлопали ресницами!
- Даша, расскажи… Пожалуйста… Я знаю: ты умеешь предугадывать. Или как ты это там сама называешь…



ГЛАВА 8


- Алексей… Иванович… Почему вы… меня об этом?.. С чего вы…
- Даша, я ненавижу, когда кто-нибудь агонизирует из-за меня. Не надо. Я не шарлатан. Но я и не бог. Я могу видеть чуть больше, чем некоторые – и всё. А в тебе – я знаю точно! – есть дар предсказания. Ты второй человек в моей жизни, который отличается от всех. Я тоже отличаюсь… - Он замолчал, и лицо его перекосила гримаса. – Но я ничего не вижу о своей жизни. Я не вижу, не вижу! Я не знаю, сколько мне ещё жить и что я успею сделать! И успею ли!.. – Он говорил все это шепотом, но будто кричал душой. – Ты же видишь: я калека! Мне надо знать, что я успею!
На секунду заглянула Эльвира Петровна и тут же исчезла.
Ребята молчали, не глядя друг на друга. И обоим было отчего-то стыдно взглянуть друг на друга. В семнадцать лет многое кажется стыдным. Даже эмоции.


- Да ты что?! – Вовка замер с рюмкой водки наперевес, затем отставил ее в сторону. – И ты молчишь?!
- А чего языком трепать? – Сергей раскладывал пельмени. – Неизвестно еще ничего. Отнес ей сборник, а пошлют они его на конкурс или нет – бабка надвое сказала. Дрянь, может, накропал…
- Может, - согласился друг. – Но хоть оценку дадут. А тож тебе одни интернетовцы пишут, такие ж, как ты. Графоманы.
- Чего? Ругаться снова будем? – добродушно отозвался хозяин. – Вот тебе! – показал он неприличный жест. – У меня сейчас так мало хорошего в жизни, что хрен ты чем мою радость перебьешь!
А Вовка тоже улыбался. Радость оказалась общей.
- А все-таки… если не напечатают… Или на конкурсе ничего не получишь… Чего делать? Может, за свой счет, все-таки, а? Я здесь недавно с Игорем повстречался, с Кудиновым, помнишь? В «А» классе учился… Он сейчас фотографом в «Усадьбе» подрабатывает. Говорит: с корреспондентками свести может…
- Поднимай, давай, не фантазируй! А Игорёха, говоришь, корреспонденток сватает? Блин, так кобелиной и остался. Флаг ему в руки. Ну, будем!


- Алексей, я все скажу, - сказала Даша потухшим голосом. - А ты? Ты тоже всё расскажешь?
Боже, как это просто в юности: делиться «секретиками». Только обязательно «баш на баш».


Он завалился спать уже в третьем часу ночи.
Проводил вечером Вовку и, дурак-дураком, залез в интернет, на литературные сайты, где время от времени выкладывал свою писанину. Ну, и получил по самое «не могу». От своего давнего «почитателя». Поделом, конечно. Сам же выкладывал. И сам же знал, что и доброго, и помоечного – всего хватает в интернете. Но…
Трудно давалась ему эта коротенькая повестушка. И больше трёх лет писалась, и переделывалась, и в стол подолгу откладывалась. Но когда он её окончил – понял: это «его» ребёнок родился. Не усыновленный. Счастлив был – до обалдения! Душа пела: получилось! Получилось! Всё получилось: и сюжет, и язык, и концовка! Главное – самому нравится! Перечитывать хочется! А здесь нажал кнопку на компьютере - и «на тебе», получи!..
«…Никто уже так не пишет… сопли эти ваши, слюни, сюсюканье… вы, наверное, человек очень преклонных лет… вам, наверное, высказаться очень хочется, а здесь такой простор!.. Конфликт начинается с 4 главы. Это плохо. Скучно читать, автор. Я пару глав полистал – никакого действия, разговоры одни. Чушь собачья… Ни интриги, ни-че-го. Очень скушно… Мастерство – дело наживное, по себе знаю. Я бы посоветовал абстрагироваться, взглянуть другими глазами. Я всегда свои тексты откладываю надолго, чтобы потом взглянуть не замыленным взглядом. И вам советую… Я понимаю, что пишете в первую очередь для себя, но надо и о читателях думать. Только самодовольные графоманы считают свои тексты идеальными… Вы, я смотрю, на вкусы редакторов полагаетесь. Уверяю, они далеко не безупречны. Кстати, если следовать их вкусам, ваше произведение, уж простите за прямоту, не имеет никаких шансов…»
Были, конечно, и хорошие отзывы, но все они прошли мимо сознания после филиппики этого «почитателя».
Он ничего ему не ответил. Просто поблагодарил: «Спасибо. Попробую учесть в дальнейшем». А самого аж трясло в кресле от прочитанного. Не выдержал и «залез» на страничку критика.
Сидел перед экраном и вымученно, непроизвольно улыбался, будто скалился. То, что писал тот, ему нравилось. Очень и очень. Ужастики там разные, фэнтази и прочие сказки он пропускал, читал только его прозу, «реал».
А ведь как хотелось ещё несколько минут назад язвительно раздолбать писанину оппонента, язвительно, зло, с подначкой, чтоб тот запсиховал, забился в падучей!
Не обозлился. Не подначил. Не съязвил.
Закурил, глядя в ночное окно. Редкие огни в доме напротив постепенно гасли. И неслышно стало шума машин. Город засыпал.
- Что ж ты, друг, так зло о моей повестушке?.. – тоскливо подумал он. –«Динамики нет, действа…» Не это ж главное. Разговор – это же тоже действо. О, господи… - он затушил окурок. – И пишешь ты, почти как я… То есть, тоже «без шансов» на печатание… Зачем же мне то так зло ответил?
Он вновь открыл его страницу. Выбрал полюбившийся рассказ и написал:
«Вы очень хорошо и интересно пишете. Удачи Вам». И пошел спать.
Долго лежал на спине. Дыхание постепенно сделалось ровным и спокойным. Во рту першило и было сухо, видимо, от водки. На потолке фонарным светом отпечатался контур рам. И в этой нарисованной раме бесновались под ветром тени ветвей. Скашивались. Уплывали в угол комнаты.
Боже! Сделай так, чтобы собрались вместе родные, любимые мною люди! И не только родные, но и просто любимые!.. И пусть это будет «РАЙ»! Не может быть другого рая… Если не они, то для кого всё это… И пусть счастливы и милосердны будут все живые…
Серёжка засыпал. И почему то последней фразой в его пьяном встревоженном мозгу было «скособоченный рай, скособоченный рай…»