Метеостанция любви. Гл.4-5

Г Л А В А 4


Гости появились в полдень.
Три туриста с огромными рюкзаками тяжело поднимались к станции по ложбине.
Петрович со Святославом молча дожидались их у летней кухни, лишь чайник подвесили над костром: с маршрута ребята, как без чая. Без чая нельзя. Дружок тоже молча сидел рядом, метя по земле хвостом.
- К тебе, Петрович? Знакомые?
Тот неопределенно пожал плечами, прищурился близоруко.
- Не похоже. И на начальство не похоже. Те налегке прутся. Заплутали, наверное. Сейчас здесь, по заповеднику, мало кто рискует шастать. Ладно, подойдут – разберёмся. - Он отправился в домик за едой.
Когда незнакомцы подошли – и чай уже заварился, и консервы были вскрыты, и хлеб порезан.
- Здравствуйте.
Ребята, молодые, чуть за двадцать, сбросили рюкзаки, поручкались, уселись устало на пеньки.
- Здрасьте, здрасьте. – Петрович помешал заварку. – Откуда такие будете? Да вы ближе садитесь, обедать будем.
- Спасибо. – Те придвинулись. – Заблудились малость, - сказал один из них, светленький, с жидкой бородкой. – На Заваруху хотели взойти, а чего-то влево утянуло…
- От даёте! Где Заваруха, а где Шиганы!.. Следопыты, тоже мне… Давайте, давайте к столу, ребята, пообедаем. Успеем поговорить.
Ребята переглянулись. И светленький полез в рюкзак, вытащил пластиковую бутылку со спиртным.
Но первым к столу подсел Дружок.

… Ребята оказались студентами четвертого курса политеха…

. . .


Темень в полпятого утра стояла, хоть глаз выколи. И фонари на полустанке не горели, даже над одинокой будкой кассы. А утренняя серость еще не наступила.
Сергей поставил рюкзак на платформу, закурил. Огонёк высветил его угрюмое лицо.
- Какого лешего?.. – хмуро думалось ему. – Как баба, за язык потянули… Чего сейчас делать? Вот, веселуху себе устроил... Ох и накатит мне Петрович! - Он искоса посмотрел на Софью Андреевну, молча и терпеливо стоящую рядом. Лица, конечно, не увидел. – О-ох! – тяжко вздохнул про себя. А вслух глухо и даже как-то зло спросил: - Ну, чего? Катим?
- Катим, катим, - со смешком отозвались из темноты. – Вы только, Серёжа, меня не потеряйте.
- Не потеряю. – Тот взвалил рюкзак на плечи. – Рассветёт скоро. – Он включил фонарик. – Нате, светить сзади будете. И баул свой забросьте мне на рюкзак.
- Да я…
- Забросьте, говорю! Я привычный.
- Как скажете…



В семь часов, когда они перекусывали на поляне, даже не верилось, что так всё мрачно было недавно: и вокруг, и на душе.
Вовсю светило солнце. Гомонили птицы сводным хором. Шумел невидимый отсюда горный ручей. И появились первые бабочки: лимонница и крапивница, пропланировали, будто проваливаясь в воздушных ямах, к дальнему концу поляны.
Серёжка полусидел, привалившись спиной к рюкзаку, жевал, макая в соль, безвкусный турецкий огурец с черным хлебом и с удовольствием слушал попутчицу.
Та – будто и не уставшая нисколько, лишь лицо покрыто испариной, которую она вытирала платочком – ходила рядышком, попивая холодный, еще поездной чай из кружки и говорила, говорила…
- Серёжа! Какой же вы все-таки умница! Меня, пенсионерку, вытащить на т а к о е! – Она с какой-то ласковой нежностью погладила купавку.
- Эт вы сами себя вытащили, - полным ртом ответил тот. – Я же думал: может, после Хабаровска к нам заедете. И, Софья Андреевна, прошу вас: не «выкайте» мне. Неудобно как-то… Не привык я…
- Хорошо, - легко согласилась та и погладила другой, сиреневый, неизвестный ей цветок. – А сыновья… Они зимой у меня гостили, с внуками вместе. Успею я ещё к ним. А вот это вот… - Она, прищурясь, оглядела всё вокруг. – Не будет у меня, Серёжа, уже такого. Спасибо тебе, родной, за это всё.
- Чего там… - Тот смутился и насупился. Что-то такое прозвучало в её голосе… такая благодарность! С ним даже родная мать никогда так не говорила. – Я вам с Петровичем такие ещё места покажу!.. Кстати, а у нас бурундучьем почти ручной живёт, Гришкой зовут. Как дембеля купейного! – вспомнил он со смехом. – Тот ещё зверь! Придём – я вас познакомлю.
- Познакомьте! У меня никогда не было животных.
- Да какое он животное. Гриша человек почти…
Сергея поражало то, как этот, вполне взрослая женщина, так по-детски удивляется вполне обыденным вещам! И не глупая, вроде, а как ребёнок… Впрочем, что они там, в своих городах видали. Сам бы, небось, так же цветочкам радовался, если б не повезло со специальностью. А сейчас привык – и всё естественным кажется, обыкновенным. А крутанёться иногда что-то в башке – мать честная! И, впрямь, красотень кругом! И ведь нигде больше, кроме как этого края, такого не увидишь! Парадокс.
Уже хорошо припекало. Сергей заторопился: идти ещё часа два, не хотелось тащиться по самой жаре. Софья давно уже скинула теплую куртку и сапожки, натянула кроссовки.
- Я готова! Только давай я всё-таки что-нибудь понесу! – заявила категорично.
- Эт можно. – Серёжка стянул свитер и штормовку, удобно сложил их с Софьиными вещами. Стянул весь узел верёвкой и подобно рюкзаку повесил его на её худенькие плечи. – Удобно?
- Ещё как! И фотоаппарат дай, Серёжа. Я по пути что-нибудь сниму.
Тронулись.


. . .


Славка с Алексеем до темноты возились на площадке, регулируя приборы. Студентов оставили внизу, на базе вместе с Дружком: баньку пока затопят, ужин сварганят, а поутру и тронутся. Чего всем-то задницами тереться? Работу тоже делать надо.
Думали: быстро закончат. Но выпитое сбивало с налаженного ритма. Перекуривали часто, болтали не о чём, потому и не заметили, как начала наваливаться тьма.
- Всё, Слав, пойдём. Много сделали, пора и честь знать. – Петрович широко и с удовольствием зевнул.
- Пойдём, - сразу согласился тот. – В баньку, по-слегка – и поужинаем, а?
Собрали инструменты и не спеша, по-стариковски, начали спускаться. И лишь у самой метеостанции почуяли неладное: не горел костёр и не слышно было Дружка. Разом заспешили.
База была пуста.
- А ребята-то где? – растерянно сказал Святослав.
- Да пошёл ты на хрен со своими ребятами! – зло бросил Петрович другу и стал громко звать: - Дружок! Дружок!!!
Они нашли его возле бани.
Дружок лежал недалеко от порога и, видимо, пытался ползти, потому что за ним тянулся кровавый след метра 3-4 длиной. Кровь стекала из разбитой головы и правого рассечённого предплечья. Его, видимо, стукнули чем-то тяжелым и не острым, палкой или поленом. Он ещё тяжело дышал, когда Петрович поднял его, но глаз не открыл.
- Лёшка! Лешка! – Славка бежал от жилого домика. – Лёшка! Они всё спёрли! Ни ружья твоего, ни патронов, ни видеокамеры! И мою барсетку с деньгами!..
Петрович молча тащил Дружка в комнату.
- Свет включи, - с отдышкой сказал Славке. – И аптечку давай. Слава, быстрей! Она вон в том шкафу.
Кое-как, неумело, обработали раны йодом, перевязали бинтами.
- Эх, укольчики бы ему какие, - тоскливо, чуть ли не стоном сказал Петрович – И просветить: вдруг переломы… Слав, - он с надеждой посмотрел на друга. – Может, к станции спустишься? Там мобильник ловит! Звякнешь ветеринарам… Приедут, может?.. Иль посоветуют что?..
- Лёха, я ж тебе говорю: спёрли барсетку! С телефоном вместе! Самим лечить надо, никто не поможет!
- Да Господи!!! Чем лечить?! Я же дуб в этих болячках!
Дружок зашевелился на подстилке и описился. Поменяли подстилку. Сквозь бинты начала проступать кровь.
- Ничего, ничего, Лёха, не скули. Должен выжить! Дворняги – они живучие! Но эти-то, суки!.. Собака-то чем им помешала?! Вот тебе и студенты… На мелочёвку позарились!
- Лая они испугались. А шуметь испугались. Думали: мы Дружка услышим, спустимся, вот и стукнули его втихую… - Петрович обвёл глазами комнату. - Слав, вон там, в шкафу, бутылка со спиртом. Плесни малость, что-то меня трясёт.
- Затрясёт тут… - Славка достал бутылку, разлил понемногу в две кружки. – Слушай, а если Дружку влить? – спросил он неуверенно.
- Не надо. Ему сейчас и без этого плохо. – Он залпом опрокинул в себя неразбавленный спирт, скривился. – А ведь его же никто никогда пальцем не трогал, даже щенком. Дурак наивный, доверял всем… Подходи – и бей. В глаза смотреть будет – не поверит.
Он отвернулся, вытер что-то со щек.
- Лёш, - тихо спросил Славка. – Неужели из-за такой дешевки можно на такое пойти?
- Но эти-то пошли. Сам видишь, - тускло ответил тот.
- Вижу. Но не понимаю.



Г Л А В А 5


- Далеко ещё?
Софья Андреевна всё-таки устала. Шли уже почти четыре часа. Она теперь всё больше молчала, всё чаще останавливалась на передых. Серёжка же, как заведённая игрушка, всё шел и шел размеренным шагом. И лишь по тяжелой отдышке Софьи понял: тяжело той. И сразу включилась соображалка: женщина, первый раз в горах, а ты прёшь, как танк… «Мастера спорта» зарабатываешь? Жуть, как неудобно стало. Особенно оттого, что та ни разу не пожаловалась на усталость, не ныла, а упорно тащилась позади с нелепым «рюкзаком» из вещей. И он, как не торопился душой домой, стал перекуривать каждые двадцать минут. Но сейчас радость в его голосе всё же прорвалась.
- Софья Андреевна! Пришли уже! Минут десять осталось! Вот, по ложбинке – и на склон… Баню уже видно! Пришли! Давайте перекурим – и рванём!
- Обязательно рванём, - та устало присела на бугорок. Помотала головой влево-вправо. – Только перекурим…

. . .


Господи, какой стыд он испытал через десять минут! Они как раз почти подошли к бане, когда до них донёсся отборный мат Петровича. И в унисон ему – такой же отборный Святослава.
Сергей притормозил от удивления и стыда. Мата от Петровича он никогда не слышал. Ни в подпитии, ни по трезвости. От Святослава – тоже. А здесь… Будто мужики напрочь забыли русский язык и перешли на арго. Или только что с зоны вернулись.
- О. дают! – с восхищением произнесла сзади попутчица. – Говоришь, у него всего два высших образования?
- Сейчас, Софья Андреевна, погодите… - Он понял: случилось что-то, но решил сначала выяснить, а потом уж знакомить Софью с аборигенами. – Погодите, я быстро…
Он сбросил рюкзак и чуть ли не бегом поднялся к станции.
«Аборигены» сидели на поляне у костра и, не слушая друг друга, пытались что- то матом высказать. Друг другу.
Растерянный Серёжка простоял почти с минуту рядом с ними, пока на него обратили внимание. Петрович повернул к нему умиленное лицо, попробовал сфокусировать глаза.
- Серёжка! – Он встал, раскинув руки. Его повело влево, на костёр, но Сергей успел перехватить его за талию. – Серёжка! – радостно и плаксиво сказал Петрович, уткнувшись ему в плечо. – Приехал, родной! А у нас, мать твою, - он шмыгнул носом. – уроды какие-то, …! Чуть, …, Дружка не убили! …, …!!!
- Серёженька, дорогой! – Святослав повис на другом плече. – У тебя спрутниковый телефон есть? Спрутниковый нам нужен! Врача вызвать!
Сергей устал их держать, встряхнул своим стопятикилограммовым организмом. Но мужики не встрепенулись, а, наоборот, обмякли.
- Дядь Слав! Петрович! – чуть не взвыл с досады он. – Что случилось?!
Славка вполне осмысленно на него посмотрел.
- Спрутниковый нужен. Серосийский розыск объявить! Они …, …! И барсетку мою с телюфоном!..
- Петрович! Я с гостем приехал! – заорал Сергей. – С женщиной! Не надо материться!
Но мужики уже и так молчали, засыпая на его плечах.
- Мать вашу! – не выдержал Сергей. И волоком потащил их вниз, к ручью. Мимоходом отсалютовал Софье: - Я сейчас… быстро…
У запруды положил обоих на берег. Купание начал с Петровича. Окунёт головой в студёную воду – вытащит, даст продышаться. И опять, по-новой…
Через пару минут Петрович задёргался и вырвался из его цепких рук.
-О, Серёга… Привет. Давно приехал? – Губы у Петровича посинели и дрожали, но взгляд прояснился.
- Четвёртый день уже! – язвительно отозвался Сергей.
- Угу, - Алексей начал стремительно трезветь. – Бабе Груне расскажешь… Чего меня купал?
- Алексей Петрович, да ты ни в тятю, ни в матю был! И дядь Слава такой же! Вон лежит, сейчас я его…
- Не надо, - тормознул Петрович напарника. – Пусть лучше так, сном отойдёт. И, всё-таки: когда приехал?
- Да минут двадцать назад. С гостьей! А у вас здесь мать-перемать!..
Мокрый и бледный до этого Петрович густо покраснел, даже руками.
- Что за гостья? Ты ж не предупреждал. Женился, что ли?
- Чего сразу «женился»? Познакомились в поезде… Хорошая женщина. Ты чего, против? Всегда ж рад гостям был!
- Нормально всё, Серый, не обращай внимания. – Он утёрся изнанкой рубашки – Она, случаем, не доктор? – спросил он, замерев.
- Нет, дегустатор.
Глаза Петровича совсем стали трезвыми.
- А Пенелопа Круз тебе в поезде не встречалась?
- Чего, ещё окунуть? – обиделся Сергей. – Сколько ж вы выпили, черти?!
- Много, - отрезал Петрович. – Где она?
- Да вон, у бани! Вас с дядь Славой, кстати, слушали. Краси-иво вы излагаете! Громко.
- Не тебе судить, - сухо ответил Петрович. Заправил рубашку в брюки, пригладил волосы. – Идём знакомиться. Славку только повыше перетащи, как бы в воду не сполз во сне. – Он ладошкой почерпнул из ручья воды, напился. – И дай закурить.
К бане поднимались уже цивильно: впереди уверенно, чётко, но чуть прихрамывая, по-офицерски вышагивал Алексей Петрович. Сзади, адъютантом – Сергей.
Подошли. Софья Андреевна, отбросив сигарету, поднялась с рюкзака.
- Знакомьтесь: Софья Андреевна… Алексей Петрович… - как толмач на саммите пробубнил сзади Серёжка.
Ровесники смотрели в глаза друг другу. Серые в карие. Внимательно. Долго. Пристально.
Петрович кивнул: - Очень приятно.
Софья улыбнулась краешками губ: - Мне тоже… - и протянула ладонь.
Петрович бережно, будто всю жизнь занимался этим, взял её теплую ладошку тремя пальцами и прикоснулся губами. У Сергея от увиденного отвисла челюсть.
Петрович выпрямился. И вдруг неожиданно икнул. Вновь покраснел, как рак.
- Прошу прощения. Перебрали вчера. Был повод! – с напором сказал он.
- Я понимаю. Как специалист, - отозвалась она. – Что, кстати, с другом?
- Отоспится, - четко ответил Алексей. – Лучшее лекарство. Вы согласны? Как специалист…
- Не совсем, - Софья была не согласна. – Плюс «подобное подобным». В малых дозах.
Петрович не стал вступать в дискуссию: был полностью согласен.
- Ну что, милости просим? – Он галантно пропустил вперёд себя женщину. – Позвольте. – Взял её тюк и двинулся следом.
- Вот, сволочь! Нет, чтобы мой рюкзак захватить! – плетясь сзади, сердито думал Сергей. - Выручаешь его здесь, выручаешь… Да ещё вино ему прёшь за тыщи километров!..