Сборник стихотворений Юрия Хрущева. Избранное
Юрий Хрущев | | Категория: Стихи
Своё Спасибо, еще не выражали.
Марта
ПРИНЕСИ МНЕ ЗАРЮ
Солнце мягко садится на крышу.
Через час уже будет темно.
Позвонишь ты, а я не услышу. –
Всё прошло, всё забылось давно.
По минутам уходит суббота –
Циферблатною стрелкой стуча.
Твою память встревожило что-то?
Вот и я вспомнил жизнь сгоряча –
Как ходил челноком без причала
По ветрам между иглистых льдин…
Потеряла судьба, промотала –
Сорок лет, – как денёчек один.
И чего тебе в полночь не спится?! –
Не молчи, говори что-нибудь.
…Ты права: ни журавль, ни синица
Мне не сели на плечи и грудь.
Но ведь я не ловец, не охотник.
И живу просто так – как хочу.
…Не учи! «Оппонент» твой – не школьник.
Не сердись. Ну, конечно, шучу!
Ты о прошлом?– Что ж, было и складно.
Жаль, от роз лишь остались шипы.
Говори же скорее о главном…,
Даже если желанья скупы.
Нет уж сна!?– Приходи, если хочешь,
Крепкий кофе тебе заварю.
Ну, чего ты там, в трубку хохочешь?!
Приходи! – Принеси мне зарю…
У СЕНТЯБРЯ СЕРЕБРЯНЫЕ СЛЁЗЫ
Рыдает небо. Слёзы непогоды –
В твоих ресницах каплями дождя,
А до весны два квартала – полгода,
И ночь знобит ветрами сентября.
Пустой вагон и всё как будто в прошлом.
Любовный вздох… оставленный тобой.
И электричка, кажется, – нарочно,
Несёт меня в метро – по «кольцевой».
Гранитный холод. Свет в роскошных люстрах.
Подземный мир и плачет, и поёт,
А я один в своих мечтах и чувствах,
Держу в руке билет на самолёт.
Ну, вот и всё. Такси, шоссе, берёзы.
Метель листвы на ветровом стекле.
У сентября серебряные слёзы.
И я – до слёз – назад хочу – к тебе!
Белеет полночь астрами влюблённых.
Воздушный порт и лётный экипаж.
Да пассажиров гул – уставших, сонных,
И я сдаю, – весь город твой! – в багаж.
Турбинный свист в нём всё моё страданье.
Кленовый лист в кармашке портмоне.
И лишь одно – заветное желанье –
Вернуться снова в новом сентябре.
БАБЬЕ ЛЕТО
Зарумянился вечер закатом.
Бабье лето вздыхает в садах.
Паутинки серебряным бантом,
Заплелись в облетевших ветвях.
Охладели опавшие листья –
Позолота прожилок бледна…
Ах, рябина! – Развесила кисти,
Словно баба в себя влюблена.
Тишину золотого раздолья –
Режет крик сорванца-петуха.
Есть у осени стойкая воля –
Красотою держаться в ветрах.
Дружной песни лихое начало
Пронеслось по окрестным садам.
Бабье лето меня укачало…,
Прошептало названье стихам.
Что же, осень, с тобою случилось?
Может быть, ты всерьёз влюблена?!
Миловидно румяной покрылась,
Щедро людям себя раздала.
Вот и я, пробужденный рассветом,
Как юнец, позабывши дела,
Загулял и пропал бабьим летом –
С той рябиной, – что сердцу мила!
ПОЭЗИЯ, РОЖДЁННАЯ В НОЧИ
Когда лица коснётся листопад
И осень вздрогнет от порыва ветра,
Я побреду в потёмках наугад,
До серого, дождливого рассвета.
Любовь убита ревностью слепой –
Наветами, прокуренными ложью.
Я мысленно беседую с судьбой –
И колкость роз сдираю кровью кожи.
Боли, душа, – невольница, боли.
Я пленный узник осени законов.
Качают головами фонари,
Как будто шляпы гнутся со знакомых.
И, падая в багряный листопад,
Свет фонаря высвечивает лужу.
Взгляни, ноябрь, на мой печальный взгляд –
Он безразличный – я себе – не нужен.
Любимая! Прости, что ревновал:
Слова твои, лицо, глаза и плечи.
Я всё сегодня разом потерял
И даже этот одинокий вечер.
Поэзия, рождённая в ночи,
Имеет свой неповторимый образ. –
Она тиха, в ней нет – ни капли лжи.
Из уст поэта – только правды голос!
Что ж ты молчишь, ноябрь, шурша листвой?
Не веришь мне, а, может, осуждаешь?!
Но манишь и уводишь за собой,
И уведя, должно быть, потеряешь?
И я листом опавшим полечу –
К ногам любимой, прикасаясь дрожью.
Не возрождай меня. – Я не хочу. –
Быть возрождённым жалостью и ложью.
ТЫ ЧЬЯ-ТО ЧУЖАЯ
Круги под глазами, застенчив растерянный взгляд.
На волнах Урала уютно озябшему небу.
Дежурной улыбкой, скрывая душевный разлад, –
Ты мелочью жизни свою называешь проблему.
Красиво и гордо уходит в потёмки закат,
На тутовых листьях на миг, задержавшись румянцем.
Порывистый ветер, срывая осенний наряд,
Злорадно хохочет над траурным, лиственным «танцем»
«Влюбленная ночь, безрассудно хватая тебя,
В объятьях аллеи пленит твои губы и руки…»
Ты чья-то чужая, красивая, но не моя. –
Так рви же, октябрь, свои медные струны и звуки.
Кружи, листопад, ты, похоже, не в шутку влюблен?!
А, может быть – это лишь только капризы поэта?
Ночь держит тебя. Глупо ревностью я возбужден.
И стыдно признаться, что жду, как спасенья - рассвета.
Но сонный рассвет не торопится красить лучи.
Как летом, рассвету спешить ни к чему в эту пору.
И я, точно узник, под стражей жестокой ночи,
Влюбленный в тебя и подобный невинному вору.
…Над городом спящим прохладой висит тишина.
По ряби Урала плывут молодые морозы.
Ты в чьих-то объятьях? А, может, как осень – одна?
…Круги под глазами оставить могли – только слёзы.
ЗИМНЯЯ НОЧЬ
Зимняя ночь одинокая белая –
Розой узор на стекле.
Ты не поверила, мне не поверила –
Стала чужой в феврале.
Небо осыпалось снежными хлопьями,
Всюду блаженный покой.
Лишь тишина за портьерами плотными
Шепчет в ладонь: «Боже мой».
Улица длинная, где ты кончаешься?
Сколько осталось пути?
В долгой ночи ты бессонно скитаешься,
Может быть, нам по пути?!
Стелется снег в фиолетовом городе.
Всё покорилось зиме.
Сердце и губы, уставшие в холоде –
Просятся – только – к тебе.
Тихо шагая по крышам «побеленным»,
Время торопит рассвет.
Кажется, всё в этом Мире – потерянным –
В Мире, – где, вдруг – тебя нет.
Брезжит заря. – Солнце утро затеяло. –
Луч на оконном стекле.
Ты не поверила. Мне не поверила? –
Стала чужой в феврале.
ПРОШЕДШЕЙ ЖИЗНИ ЛИСТОПАД
Олегу Грищенко
Прошедшей жизни листопад.
Души неясные смятенья.
Роняя мысли невпопад,
Иду дорогой отрезвленья.
Я прав, а может быть, не прав?
Эх, к чёрту все вопросы разом.
Себя по-новому собрав,
Живу неписаным наказом.
Гоню печаль, браню тоску,
Встречаю день святым «спасибо»,
Засохшей веткой по песку
Мету слова: быть может, либо…
И пусть сейчас не повезло,
Знать, так задумано судьбою.
Я буду жить – всему назло! –
И выживать опять – весною.
Бег разогнавшихся часов
Меня догнал на середине.
И я закрылся на засов,
Чтоб не пойти по талой льдине…
Осталась молодость во сне,
Да горести непониманья,
И я, как квёлый куст в весне –
В надежде скрытности желанья.
ЗЕРКАЛА
Дождливым маем, вишня расцвела.
Метелью белой мысли закружила.
Тебя, шутя, позвали зеркала,
И ты себя в их блеске полюбила.
Плывёт, качаясь – тучами закат.
Ласкают память бывшие объятья…
По стёклам дождь стучит дыханью в такт,
И ветер рвёт с ветвей обновы-платья.
Вернёшься ль ты? Не знаю. – Может быть. –
Тебя ко мне «заблудит» тёплый вечер.
Как мне тогда захочется простить,
Объять дыханьем грудь твою и плечи.
Мечты, мечты… Душевный перелом. –
Любовь от мук сердечных погибает.
Стегает дождь акацию кнутом,
И сипло ночь над городом рыдает.
Как мы слепы в поступках и словах,
Отдав глаза во власть шальных эмоций –
Любя себя в себе, да в зеркалах –
Ломаем дом, построенный под солнцем.
И нет мостов. - Всё сожжено дотла.
Вишнёвым цветом ветер распушило.
Тебя к себе позвали зеркала…
И ты меня в их блеске разлюбила.
ПОБЕДНЫЙ МАЙ
Сегодня будут слезы и цветы. –
Друзья в строю, стихи, парады, марши…
Ещё венки у мраморной плиты –
Людская дань в войне героям павшим.
…И Вас! – Живых! – кто в схватке победил,
Пройдя сквозь бурю злого лихолетья,
Народ страны…, любя, боготворил
В мирских трудах спасенного столетья…
В регалиях идёт Победный Май –
Величие бессмертия Земного!
Цвети ж, сирень, клонись, благоухай!
Да будет Мир! – И ничего другого.
Осушит рюмку бывший старшина,
Затянет песню о любви Катюши,
И задрожит лиловая весна –
От праздничных салютов мирных пушек.
Спасенный мир родится и живёт. –
И память вечная народам победившим!
И бирюзовый лес дождём всплакнёт
По людям, до победы не дожившим.
ПЛЕН
Нам отпущено кем и зачем, –
Видеть Солнце… способностью ока?
В несуразности жизненных сцен
Мало смысла и мало толка.
…Обливая слезами, лицо
У стандартной кладбищенской ямы
Голова наливалась свинцом,
И молчал я от горя пьяный.
Рота туч из засады нашла –
И – в упор под колючим дождём –
Расстрелял меня яростный гром.
В грязь упал я на новенький холм.
Не на спину, а прямо лицом –
Над ушедшим из жизни отцом.
Нам отпущено кем и зачем, –
Видеть ночи способностью ока?
Попадая в незнания – плен –
Не находим ответов на полках…
Лижем раны души как щенки.
Забываемся, реже скучаем.
Ждём подачку с чужой руки.
И опять ко всему… привыкаем.
СТИХИЯ
Стихии взрыв в полночных окнах.
Рёв урагана. Бой дождя.
Всё потерялось в этих вздохах…
И для меня, и для тебя.
Прошу, не надо одолжений,
Молчи. – И буду я спасён.
Я полон чувственных волнений,
Я ветром в осень унесён.
Какая, право, незадача,
И есть ли чья-то втом вина?
Деревья гнутся в лужи плача,
А впереди – ещё зима.
Сезон дождей, ветров, тайфунов –
Ударил молнией – паля! –
Я весь горю в кипящих думах
И не хочу тушить себя.
Где я сейчас? Спасен ли?! Мертв ли?
Раним проклятьем, или сном?
А над Землей стихии вопли –
Всю ночь, всю утро – даже днем.
* * *
Мы не умели правильно любить.
И всё ж в любви, есть колдовская сила!
Я засыпал, чтоб явность усыпить,
Но боль моя – всю ночь меня будила.
Сомнамбулой безропотно бреду.
От мысли след строкою на бумаге.
Я не боюсь того, что упаду. –
Что испишусь и запишусь в бродяги.
Ты говоришь, что рвёшь мои стихи.
Я, право, озадачен этим рвеньем.
За мочками ушей твоих духи –
Воспринимаю с тайным сожаленьем.
Остывший чайник, чёрствый бутерброд.
Холодный взгляд – в глазах немые дали.
Две доченьки – кудесницы забот –
Две радости и две мои печали.
Кто виноват из нас, пусть судит Бог.
Не рви стихи – они моё страданье.
Я по-иному видимо не мог
Прожить тоску, утрату и терзанье.
Глаза спросонья не нашли тебя.
Лишь дух духов, да брошка на подушке.
На плитке чайник закипел, пыхтя,
И дочки за столом, как две подружки.
УРАГАН
Дверь с петлей в ночь сорвал ураган.
Замело мою комнату снегом.
Дрожь с предплечий сбежала к ногам –
Затихая под клетчатым пледом.
И лежу я как старец седой
Под пургой на железной кровати.
Хорошо-то мне как, Боже мой! –
В этом снежном сверкающем платье.
И не нужно живого тепла…
Видно, холод давно правил сердцем.
Даже память зима замела. –
Не согреться душе, не согреться.
Вялым шагом шагают часы,
В блёстках инея чёрные стрелки. –
Добредут, может быть, до весны
И умрут на осыпанной стенке.
Завывай же, пурга, – заметай
Эту жизнь, облачённую в скудность.
Опостылел искусственный рай,
Где тепло так похоже на грубость.
Потому-то я звал холода –
В них правдивость жестокой науки.
Положи же на грудь мне, пурга,
Свои белые зябкие руки.
И засну я с холодной душой
В ледяной одинокой постели.
Вот и всё. – Замело с головой.
Замело навсегда?! – Неужели?
Я ЖИЛ ВСЕГДА И НИКОГДА
Роняли тучи снег на город,
Метель кружилась, как юла.
Я был не стар, но и не молод,
Я жил всегда и никогда.
Пока я жил был весь при деле:
Искал, терял, мечтал, хранил.
И, огорчаясь, всё же верил,
Что не совсем напрасно жил.
Крестился наспех у порога,
Просил у Бога лучших дней.
И собирал еду в дорогу –
Туда, где небо голубей.
А жизнь секретами манила.
Раскрыть не в силах был я их.
И отпускала вожжи сила
Из рук ослабленных моих.
Зима сменялась знойным летом,
Дни утекали, как вода.
Я был лирическим поэтом,
Я жил – всегда! И – никогда.
Хотелось многое разрушить
И вновь по-своему сложить,
Чтоб жизнь была добрей и лучше,
Где в полном смысле – можно – ЖИТЬ!
ТЫ УШЛА
Ты ушла. Глухо хлопнула дверь.
Тишина улеглась на пороге.
Я один, точно раненый зверь.
Весь в печали, тоске и тревоге.
Что же, жизнь не по нашим зубам?
Или милость богов лишь до срока?
Ты ушла по осенним слезам –
Некрасиво и даже жестоко.
Кроны в ночь облетели листвой,
Как же так, может, всё было зря?
Я не вышел в сердцах за тобой
И любя не окликнул тебя.
Прикорнувший к земле старый клён
Что-то шепчет, ветвями шурша.
Попираемый жизни закон –
Отзывается платой дыша.
Видно, жизнь это чей-то обман,
Всё во власти всевышних миров.
Хлещет ливень по чёрным ветвям
Да по крышам сутулых домов.
Что же, ночь, так темна да слепа?
Будто крах восхожденью с востока.
Ты ушла. Может быть навсегда. –
Некрасиво и даже – жестоко.
МАДРИГАЛ
Трепетный луч в изголовье кровати –
Блёклый узор приходящего дня.
Первый рассвет в зародившемся марте. –
Новая жизнь для тебя и меня.
В брезжащем свете цветы за портьерой
Нежатся пряно красой голубой.
Всё возродилось надеждой и верой. –
Маленькой верой и верой большой.
Розовым кружевом новое платье.
Как же мила молодая весна!
Ветра шального хмельные объятья.
Вот и оттаяла наша зима.
Как ты прекрасна в разливе рассвета.
Шёлковый локон на мраморе рук.
Будто лебедушка в танце балета,
Ты проплываешь сквозь утренний звук.
Плечи целую, глаза и улыбку.
Тихо шепчу: «Дорогая, люблю!»
Нежно снимаю цветную накидку
И о любовном слиянье молю.
Ты чуть жива, вся во власти желанья, –
Розы бутон в свете нового дня.
Мне еле слышно даруешь признанье.
Милая, добрая – только моя!
ТЫ УХОДИШЬ
Что говорить, другая жизнь сейчас.
И ты уходишь в даль, где больше света,
Даруя мне всего лишь только час –
Последний час совместного рассвета.
«Постой!» – кричу тебе я, подожди!
Там впереди – чужбины маята,
А впрочем, нет, пожалуй, уходи.
Ведь эта жизнь печальна и пуста.
Да я и сам налажу свой багаж
Подальше от дождей и от снегов,
Чтоб вновь начать искать любви мираж.
Среди людских обманов и грехов.
Ну, вот и всё, судьба уносит дни
На серебристых крыльях журавля.
Мне очень плохо на Земле, пойми –
Дорога так пустынна без тебя.
Стук в дверь. Конечно, это ты!
Всего лишь миг и снова мы вдвоём.
«Да-да! Кто там?!» – безмолвье пустоты –
Стучит по окнам северным дождём.
ДРУГОЙ МНЕ – НЕ НАДО
Всё притихло, и даже стихи.
В лужи капал простуженный вечер.
Отпускала нам осень грехи,
Опускаясь туманом на плечи.
На ладошках твоих тишина,
Да дождя моросящего слёзы.
Я губами их грел, а зима,
Подгоняла ветрами морозы.
С тополей серебристых листва –
Звёздной бездной ложилась под ноги.
Ты читала мне тихо с листа –
Все раздумья свои и тревоги.
Осень слушала молча тебя,
Лишь слегка шелестела листвою.
Я ласкал твои руки, любя,
И взволнованно грезил весною.
Холодок прикоснулся к губам –
Поцелуем осеннего сада.
Я – тебя – никому – не отдам,
Потому что – другой мне – не надо!
ПОСЛЕДНЕЕ СВИДАНЬЕ
В твоих ладонях Солнца блеклый луч.
В глазах печаль, неровное дыханье.
Свинцовый дождь упал с тяжёлых туч,
Разбив собой последнее свиданье.
Свисают струны рваных паутин
С ветвей сирени, ветром обнажённых.
Горчит во рту табачный никотин,
И нет любви в романсе о влюблённых.
Сюжет банален, пьеса не нова.
За упокой любви поставим свечи.
Ты шепчешь вдаль холодные слова,
Но мне тебя, прости, утешить – нечем.
Уходит время вечером сырым
В глухую даль, по позолоте клёнов.
Я словно дождь, теперь не утешим
В моей душе нет действий окрылённых.
Прости, прощай, я остаюсь один,
Средь тяжких мыслей, болью обречённых.
Горчит во рту табачный никотин,
И нет стихов к романсу о влюбленных.
ПОД ЗАНАВЕС СЦЕНЫ ОСЕННЕЙ
Вечер бродит в махрах листопада,
Ветры воют, да всё в унисон.
Мы ноябрь провожали взглядом –
Выйдя в сумерках на балкон.
И под занавес сцены осенней,
Прикасаясь ладонью к губам,
Ты сказала без всяких сомнений:
«Вот и всё, завтра будет зима».
Так и есть! Утром белые пальмы,
Разукрасили стёкла домов
И по этой картине хрустальной,
Я писал тебе строки стихов.
Ты ласкала их нежно – рукою
И читала, – волненьем дыша.
Тихо вторил декабрь за тобою
В палисадник позёмку кроша.
Серебрились деревья обновой,
Голубым осыпаясь дождём.
Жизнь была восхитительно новой,
Тем морозным, сияющим днём.
Потерялись махры листопада,
Первым снегом кругом замело.
Много ль в жизни нам, милая, надо?!
Белой розой окно расцвело!
ПОСЛЕДНИЙ ПОЛЁТ
Я в осень сбежал, захлебнулся листвой и пропал.
Как в утренних снах, как в нежных словах и стихах.
В порыве ветров, в ознобе пожухлых цветов,
Остаться готов я навеки, остаться готов.
В сыром октябре так уютно, тепло и желанно.
Дождь ласкает лицо, – отмывая обиды «друзей»,
А в рассветных часах есть такая звенящая гамма,
И скорбящий по родине крик журавлей.
Городские дома утопают в делах и заботах. –
Люди сводят концы… и разводят навеки мосты.
И не ладится жизнь – всё сплошные ошибки в расчетах.
Кто повинен во всём? Может, я, может, ты?
Замерзает Земля, в наших душах сплошной гололёд.
Нас ничто не сумеет теперь отогреть.
И уходим мы в тот, бесконечный – последний полёт.
Под коротким и строгим названием – смерть.
МОНАХ
Проходит жизнь, остановить теченье нечем.
Отжившим дням – листвой опавшею прогнить.
На плечи серым пауком взобрался вечер,
Который хочется запомнить, – чтоб забыть.
Мне было жутко средь безумия «людского».
Да, было стыдно средь несбывшихся надежд.
И я устал – от того низкого – земного,
Где точно ржа меня разъела соль невежд.
Уйдя в приют из тягостного «света»,
Живя монахом, полюбившим тишину,
Дарую Людям акварель автопортрета –
Своих стихов – сюжета глубину.
Не жди и не моли меня вернуться.
Тебя как прежде буду я любить!
В той жизни, где: воруют, пьют, дерутся…
Противно до икоты было «жить».
Я здесь отвык от солнечного света…
Принявши аскетизм и дав обет,
Кладу штрихи на взгляд автопортрета. –
Во взгляде этом – дум моих – сюжет.
ЭЛЕГИЯ
Ночи осенние, ночи прохладные,
Сколько вы дум переслушали, ночи?!
Были вы всякие: злые, желанные.
Может, и не было вовсе вас, впрочем.
Слушая музыку спящего сада,
Грустно и больно за серые краски.
Что же, наверное, в жизни всем надо –
Сбросить однажды накладки и маски…
Ветра холодного тяжкое пение,
Как панихидная скорбь по планете.
Все мы попали в сплошное сплетение –
Страхов и радостей, жизни и смерти.
Капли дождя ручейками по стёклам,
Грустью природной в сознанье стекают,
Кажется, в небе пасмурном, блёклом –
Души усопших нас вспоминают.
Жизнь формируется – мыслям послушно. –
Всё подчиняется власти желанья.
Ноты осенние хочется слушать –
Для выживания и созидания!
ДОЧКА
ЛЮБИМИМ ДОЧЕРЯМ,
СВЕТЛАНЕ И ВИКТОРИЕ
Страстно ночь прикоснулась к губам.
Потушила огарок свечи.
Захотелось, наверно, Богам,
Чтобы радость нашли мы в ночи.
Простонала зависшая мгла
Жадной сладостью слившихся тел,
И душевно глядела Луна
Меж неплотно закрытых портьер.
Эта тайна не знает стыда,
Этой тайне – один только час!
С неба счастьем упала звезда,
Чтобы дочкой зачаться для нас.
Лунным светом, летящим в окно, –
Засияла икона в углу.
Стало в комнате спальной светло,
Чтобы видеть твою наготу.
А за окнами плакал рассвет –
Одиноким, ревнивым дождём.
Мы уснули на «тысячу» лет…,
Чтоб проснуться однажды – втроём!
ПРОЩАЙ
Прощай, любимая! Прощай!
Я ухожу, любя, с рассветом.
Меня влечёт сиреневая даль –
Мерцающим холодным светом.
Порыв банален? Что же, может быть?
Исхожены те тропы да дороги.
Но я хочу ночами волком выть
И вдаль уйти с насиженной берлоги.
Да. – Я – такой. Во мне живая страсть,
Всё – то, – что непонятно очень многим.
Ложится карта и опять – не в масть –
Прости, мне нечем крыть твои тревоги.
Кричащей я взволнован красотой –
Зовущих в осень ясеней и кленов.
Коснувшись их озябшею рукой,
Вникаешь в смысл естественных законов.
Ну, вот и всё. Светает. Ухожу. –
В дожди, снега, туманы и морозы…
Пойми меня, любимая, прошу.
Там у окна – тебе подарок! – Розы.
ГОРДЫНИ КРУГ
Исписан лист, окончено круженье –
Неугомонных величавых чувств.
Как лава из душевного волненья
Пролился голос рифмами из уст.
…Но, что плохого в днях самолюбивых,
Когда любовью баловал себя? –
Да в разговорах с зеркалом – игривых,
Где через слово вылетало: «Я!»
И спрашивал я небо: «Что же будет?!
За что листву сентябрь бросает в дрожь?
– О, на земле, – сказало небо, – много судеб,
А завтра, мой хороший, – будет дождь.
Дождь бил в окно картечною шрапнелью
В безумстве поражая – всё вокруг.
И я, конечно, был бы битой целью,
Когда б не разорвал – гордыни круг.
МЫСЛИ
Искусство кисти в раме дорогой –
Величье мысли – всё – как день – понятно!
Пленит в объятье утренний покой,
И время утекает безвозвратно.
Уничижал я мыслями себя,
И вызволял из топкого болота.
Дни плыли в лужах каплями дождя,
Как будто в паруса им дунул кто-то.
Так кто же я? – Я тот промокший день,
Я та листва, оборванная ветром.
Гляжу, скорбя, на голую сирень,
Гляжу – душой – любя – перед рассветом.
Родятся чувства, мыслями кружа.
Какое чудо быть звеном вселенной!
Вдыхаю утро, – жизнью дорожа,
А жизнь течет рекою незабвенной.
…И города кончают свой поход,
Планеты погибают, сохнут реки…
Всем уготован свойственный уход,
Чтоб в бездне бытия пропасть навеки.
И только мысли вечно могут жить! –
Лететь в пространстве – проникая в души.
Их будут люди – книгами хранить.
Читать в тиши, чтоб чьё-то сердце – слушать.
ПОКЛОНЯЮСЬ
На сиреневых листьях – «набойка». –
Приукрасил лиану мороз.
В оплетённом графине настойка,
Опьянила до искренних слёз.
Бродит осень по саду кругами,
Шелестя светло-русой косой, –
Наклоняясь к порогу ветвями –
С облетающей мокрой листвой.
В дом зайдёт, – будет гостьей в застолье,
Угощу пирогом с курагой.
В лёгкой дымке степные раздолья.
Осень, я окрылённый тобой!
Распоясались мысли и чувства.
На дворе листопад – кутерьмой.
Я не видел такого искусства! –
Осень, я околдован тобой!
И пускай нудный дождь моросящий
Подчернил расписные кусты…
Я с твоей красотою пленяющей
Захотел быть сегодня на «ты».
Поклоняюсь Земному Свиданью,
Поклоняюсь – до искренних слёз!
За окном фиолетовой ранью –
Приукрасил лиану мороз.
СТИХИ
Лучась, Луна глядит холодным взглядом –
С ночной картины в форточный проём.
И парки облетают листопадом.
Дотла сгорая голубым огнём.
Печален час природы увяданья.
Скорбит душа по прожитым годам.
Что жизнь моя? – Волненья и терзанья,
Да поклоненье будущим стихам.
В подсвечнике оплавленный огарок.
Бегут часы, светла востока даль.
Что жизнь моя? Потеря, иль подарок?
А может, просто, тихая печаль?
Рождённый свет ложится на дорогу
В тумане влажном – белой пеленой –
Накрыв собой осеннюю тревогу –
Вселяя в душу утренний покой.
Стихи, стихи! – Вы радужные птицы! –
Готовы вдруг вспорхнуть и улететь.
Что жизнь моя? – Пропасть и возродиться. –
И снова: Жить, Любить, Писать и Петь.
ЗАБЫТЫЙ БЛЮЗ
Пуржит зима, искрясь, летят снежинки –
Небесный пух – в раскрытое окно.
Забытый блюз на старенькой пластинке,
Да дорогое белое вино.
И утопая в память безмятежно,
Как в сладкий сон, наполненный тобой,
Где я любим, был искренно и нежно –
Под Новый год – такой же вот зимой.
Кружись, юли игривая позёмка,
Лети в окно, и в душу мне лети.
Земля покрыта снегом, точно шёлком,
От красоты такой, щемит в груди.
Я осушу фужер за наши ночи,
За наши дни, сметённые пургой.
Я счастлив был с тобой – безмерно – очень! –
Под новый год, – такой же вот зимой.
И тишину прижав к груди руками,
Я пью вино с печалью за одно,
И говорю душевными стихами,
Тебе одной. – В раскрытое окно.
А завтра новый день расправит крылья
И полетит, набравши высоту.
Я, утомлён, от горечи – бессилья, –
Как зимний вяз, склонённый в темноту.
Да, ты права. – Всему своя кончина.
Кружи же – вьюгой – снежная юла.
Беспечная, нелепая причина, –
Что холодом зима заволокла.
Солнце мягко садится на крышу.
Через час уже будет темно.
Позвонишь ты, а я не услышу. –
Всё прошло, всё забылось давно.
По минутам уходит суббота –
Циферблатною стрелкой стуча.
Твою память встревожило что-то?
Вот и я вспомнил жизнь сгоряча –
Как ходил челноком без причала
По ветрам между иглистых льдин…
Потеряла судьба, промотала –
Сорок лет, – как денёчек один.
И чего тебе в полночь не спится?! –
Не молчи, говори что-нибудь.
…Ты права: ни журавль, ни синица
Мне не сели на плечи и грудь.
Но ведь я не ловец, не охотник.
И живу просто так – как хочу.
…Не учи! «Оппонент» твой – не школьник.
Не сердись. Ну, конечно, шучу!
Ты о прошлом?– Что ж, было и складно.
Жаль, от роз лишь остались шипы.
Говори же скорее о главном…,
Даже если желанья скупы.
Нет уж сна!?– Приходи, если хочешь,
Крепкий кофе тебе заварю.
Ну, чего ты там, в трубку хохочешь?!
Приходи! – Принеси мне зарю…
У СЕНТЯБРЯ СЕРЕБРЯНЫЕ СЛЁЗЫ
Рыдает небо. Слёзы непогоды –
В твоих ресницах каплями дождя,
А до весны два квартала – полгода,
И ночь знобит ветрами сентября.
Пустой вагон и всё как будто в прошлом.
Любовный вздох… оставленный тобой.
И электричка, кажется, – нарочно,
Несёт меня в метро – по «кольцевой».
Гранитный холод. Свет в роскошных люстрах.
Подземный мир и плачет, и поёт,
А я один в своих мечтах и чувствах,
Держу в руке билет на самолёт.
Ну, вот и всё. Такси, шоссе, берёзы.
Метель листвы на ветровом стекле.
У сентября серебряные слёзы.
И я – до слёз – назад хочу – к тебе!
Белеет полночь астрами влюблённых.
Воздушный порт и лётный экипаж.
Да пассажиров гул – уставших, сонных,
И я сдаю, – весь город твой! – в багаж.
Турбинный свист в нём всё моё страданье.
Кленовый лист в кармашке портмоне.
И лишь одно – заветное желанье –
Вернуться снова в новом сентябре.
БАБЬЕ ЛЕТО
Зарумянился вечер закатом.
Бабье лето вздыхает в садах.
Паутинки серебряным бантом,
Заплелись в облетевших ветвях.
Охладели опавшие листья –
Позолота прожилок бледна…
Ах, рябина! – Развесила кисти,
Словно баба в себя влюблена.
Тишину золотого раздолья –
Режет крик сорванца-петуха.
Есть у осени стойкая воля –
Красотою держаться в ветрах.
Дружной песни лихое начало
Пронеслось по окрестным садам.
Бабье лето меня укачало…,
Прошептало названье стихам.
Что же, осень, с тобою случилось?
Может быть, ты всерьёз влюблена?!
Миловидно румяной покрылась,
Щедро людям себя раздала.
Вот и я, пробужденный рассветом,
Как юнец, позабывши дела,
Загулял и пропал бабьим летом –
С той рябиной, – что сердцу мила!
ПОЭЗИЯ, РОЖДЁННАЯ В НОЧИ
Когда лица коснётся листопад
И осень вздрогнет от порыва ветра,
Я побреду в потёмках наугад,
До серого, дождливого рассвета.
Любовь убита ревностью слепой –
Наветами, прокуренными ложью.
Я мысленно беседую с судьбой –
И колкость роз сдираю кровью кожи.
Боли, душа, – невольница, боли.
Я пленный узник осени законов.
Качают головами фонари,
Как будто шляпы гнутся со знакомых.
И, падая в багряный листопад,
Свет фонаря высвечивает лужу.
Взгляни, ноябрь, на мой печальный взгляд –
Он безразличный – я себе – не нужен.
Любимая! Прости, что ревновал:
Слова твои, лицо, глаза и плечи.
Я всё сегодня разом потерял
И даже этот одинокий вечер.
Поэзия, рождённая в ночи,
Имеет свой неповторимый образ. –
Она тиха, в ней нет – ни капли лжи.
Из уст поэта – только правды голос!
Что ж ты молчишь, ноябрь, шурша листвой?
Не веришь мне, а, может, осуждаешь?!
Но манишь и уводишь за собой,
И уведя, должно быть, потеряешь?
И я листом опавшим полечу –
К ногам любимой, прикасаясь дрожью.
Не возрождай меня. – Я не хочу. –
Быть возрождённым жалостью и ложью.
ТЫ ЧЬЯ-ТО ЧУЖАЯ
Круги под глазами, застенчив растерянный взгляд.
На волнах Урала уютно озябшему небу.
Дежурной улыбкой, скрывая душевный разлад, –
Ты мелочью жизни свою называешь проблему.
Красиво и гордо уходит в потёмки закат,
На тутовых листьях на миг, задержавшись румянцем.
Порывистый ветер, срывая осенний наряд,
Злорадно хохочет над траурным, лиственным «танцем»
«Влюбленная ночь, безрассудно хватая тебя,
В объятьях аллеи пленит твои губы и руки…»
Ты чья-то чужая, красивая, но не моя. –
Так рви же, октябрь, свои медные струны и звуки.
Кружи, листопад, ты, похоже, не в шутку влюблен?!
А, может быть – это лишь только капризы поэта?
Ночь держит тебя. Глупо ревностью я возбужден.
И стыдно признаться, что жду, как спасенья - рассвета.
Но сонный рассвет не торопится красить лучи.
Как летом, рассвету спешить ни к чему в эту пору.
И я, точно узник, под стражей жестокой ночи,
Влюбленный в тебя и подобный невинному вору.
…Над городом спящим прохладой висит тишина.
По ряби Урала плывут молодые морозы.
Ты в чьих-то объятьях? А, может, как осень – одна?
…Круги под глазами оставить могли – только слёзы.
ЗИМНЯЯ НОЧЬ
Зимняя ночь одинокая белая –
Розой узор на стекле.
Ты не поверила, мне не поверила –
Стала чужой в феврале.
Небо осыпалось снежными хлопьями,
Всюду блаженный покой.
Лишь тишина за портьерами плотными
Шепчет в ладонь: «Боже мой».
Улица длинная, где ты кончаешься?
Сколько осталось пути?
В долгой ночи ты бессонно скитаешься,
Может быть, нам по пути?!
Стелется снег в фиолетовом городе.
Всё покорилось зиме.
Сердце и губы, уставшие в холоде –
Просятся – только – к тебе.
Тихо шагая по крышам «побеленным»,
Время торопит рассвет.
Кажется, всё в этом Мире – потерянным –
В Мире, – где, вдруг – тебя нет.
Брезжит заря. – Солнце утро затеяло. –
Луч на оконном стекле.
Ты не поверила. Мне не поверила? –
Стала чужой в феврале.
ПРОШЕДШЕЙ ЖИЗНИ ЛИСТОПАД
Олегу Грищенко
Прошедшей жизни листопад.
Души неясные смятенья.
Роняя мысли невпопад,
Иду дорогой отрезвленья.
Я прав, а может быть, не прав?
Эх, к чёрту все вопросы разом.
Себя по-новому собрав,
Живу неписаным наказом.
Гоню печаль, браню тоску,
Встречаю день святым «спасибо»,
Засохшей веткой по песку
Мету слова: быть может, либо…
И пусть сейчас не повезло,
Знать, так задумано судьбою.
Я буду жить – всему назло! –
И выживать опять – весною.
Бег разогнавшихся часов
Меня догнал на середине.
И я закрылся на засов,
Чтоб не пойти по талой льдине…
Осталась молодость во сне,
Да горести непониманья,
И я, как квёлый куст в весне –
В надежде скрытности желанья.
ЗЕРКАЛА
Дождливым маем, вишня расцвела.
Метелью белой мысли закружила.
Тебя, шутя, позвали зеркала,
И ты себя в их блеске полюбила.
Плывёт, качаясь – тучами закат.
Ласкают память бывшие объятья…
По стёклам дождь стучит дыханью в такт,
И ветер рвёт с ветвей обновы-платья.
Вернёшься ль ты? Не знаю. – Может быть. –
Тебя ко мне «заблудит» тёплый вечер.
Как мне тогда захочется простить,
Объять дыханьем грудь твою и плечи.
Мечты, мечты… Душевный перелом. –
Любовь от мук сердечных погибает.
Стегает дождь акацию кнутом,
И сипло ночь над городом рыдает.
Как мы слепы в поступках и словах,
Отдав глаза во власть шальных эмоций –
Любя себя в себе, да в зеркалах –
Ломаем дом, построенный под солнцем.
И нет мостов. - Всё сожжено дотла.
Вишнёвым цветом ветер распушило.
Тебя к себе позвали зеркала…
И ты меня в их блеске разлюбила.
ПОБЕДНЫЙ МАЙ
Сегодня будут слезы и цветы. –
Друзья в строю, стихи, парады, марши…
Ещё венки у мраморной плиты –
Людская дань в войне героям павшим.
…И Вас! – Живых! – кто в схватке победил,
Пройдя сквозь бурю злого лихолетья,
Народ страны…, любя, боготворил
В мирских трудах спасенного столетья…
В регалиях идёт Победный Май –
Величие бессмертия Земного!
Цвети ж, сирень, клонись, благоухай!
Да будет Мир! – И ничего другого.
Осушит рюмку бывший старшина,
Затянет песню о любви Катюши,
И задрожит лиловая весна –
От праздничных салютов мирных пушек.
Спасенный мир родится и живёт. –
И память вечная народам победившим!
И бирюзовый лес дождём всплакнёт
По людям, до победы не дожившим.
ПЛЕН
Нам отпущено кем и зачем, –
Видеть Солнце… способностью ока?
В несуразности жизненных сцен
Мало смысла и мало толка.
…Обливая слезами, лицо
У стандартной кладбищенской ямы
Голова наливалась свинцом,
И молчал я от горя пьяный.
Рота туч из засады нашла –
И – в упор под колючим дождём –
Расстрелял меня яростный гром.
В грязь упал я на новенький холм.
Не на спину, а прямо лицом –
Над ушедшим из жизни отцом.
Нам отпущено кем и зачем, –
Видеть ночи способностью ока?
Попадая в незнания – плен –
Не находим ответов на полках…
Лижем раны души как щенки.
Забываемся, реже скучаем.
Ждём подачку с чужой руки.
И опять ко всему… привыкаем.
СТИХИЯ
Стихии взрыв в полночных окнах.
Рёв урагана. Бой дождя.
Всё потерялось в этих вздохах…
И для меня, и для тебя.
Прошу, не надо одолжений,
Молчи. – И буду я спасён.
Я полон чувственных волнений,
Я ветром в осень унесён.
Какая, право, незадача,
И есть ли чья-то втом вина?
Деревья гнутся в лужи плача,
А впереди – ещё зима.
Сезон дождей, ветров, тайфунов –
Ударил молнией – паля! –
Я весь горю в кипящих думах
И не хочу тушить себя.
Где я сейчас? Спасен ли?! Мертв ли?
Раним проклятьем, или сном?
А над Землей стихии вопли –
Всю ночь, всю утро – даже днем.
* * *
Мы не умели правильно любить.
И всё ж в любви, есть колдовская сила!
Я засыпал, чтоб явность усыпить,
Но боль моя – всю ночь меня будила.
Сомнамбулой безропотно бреду.
От мысли след строкою на бумаге.
Я не боюсь того, что упаду. –
Что испишусь и запишусь в бродяги.
Ты говоришь, что рвёшь мои стихи.
Я, право, озадачен этим рвеньем.
За мочками ушей твоих духи –
Воспринимаю с тайным сожаленьем.
Остывший чайник, чёрствый бутерброд.
Холодный взгляд – в глазах немые дали.
Две доченьки – кудесницы забот –
Две радости и две мои печали.
Кто виноват из нас, пусть судит Бог.
Не рви стихи – они моё страданье.
Я по-иному видимо не мог
Прожить тоску, утрату и терзанье.
Глаза спросонья не нашли тебя.
Лишь дух духов, да брошка на подушке.
На плитке чайник закипел, пыхтя,
И дочки за столом, как две подружки.
УРАГАН
Дверь с петлей в ночь сорвал ураган.
Замело мою комнату снегом.
Дрожь с предплечий сбежала к ногам –
Затихая под клетчатым пледом.
И лежу я как старец седой
Под пургой на железной кровати.
Хорошо-то мне как, Боже мой! –
В этом снежном сверкающем платье.
И не нужно живого тепла…
Видно, холод давно правил сердцем.
Даже память зима замела. –
Не согреться душе, не согреться.
Вялым шагом шагают часы,
В блёстках инея чёрные стрелки. –
Добредут, может быть, до весны
И умрут на осыпанной стенке.
Завывай же, пурга, – заметай
Эту жизнь, облачённую в скудность.
Опостылел искусственный рай,
Где тепло так похоже на грубость.
Потому-то я звал холода –
В них правдивость жестокой науки.
Положи же на грудь мне, пурга,
Свои белые зябкие руки.
И засну я с холодной душой
В ледяной одинокой постели.
Вот и всё. – Замело с головой.
Замело навсегда?! – Неужели?
Я ЖИЛ ВСЕГДА И НИКОГДА
Роняли тучи снег на город,
Метель кружилась, как юла.
Я был не стар, но и не молод,
Я жил всегда и никогда.
Пока я жил был весь при деле:
Искал, терял, мечтал, хранил.
И, огорчаясь, всё же верил,
Что не совсем напрасно жил.
Крестился наспех у порога,
Просил у Бога лучших дней.
И собирал еду в дорогу –
Туда, где небо голубей.
А жизнь секретами манила.
Раскрыть не в силах был я их.
И отпускала вожжи сила
Из рук ослабленных моих.
Зима сменялась знойным летом,
Дни утекали, как вода.
Я был лирическим поэтом,
Я жил – всегда! И – никогда.
Хотелось многое разрушить
И вновь по-своему сложить,
Чтоб жизнь была добрей и лучше,
Где в полном смысле – можно – ЖИТЬ!
ТЫ УШЛА
Ты ушла. Глухо хлопнула дверь.
Тишина улеглась на пороге.
Я один, точно раненый зверь.
Весь в печали, тоске и тревоге.
Что же, жизнь не по нашим зубам?
Или милость богов лишь до срока?
Ты ушла по осенним слезам –
Некрасиво и даже жестоко.
Кроны в ночь облетели листвой,
Как же так, может, всё было зря?
Я не вышел в сердцах за тобой
И любя не окликнул тебя.
Прикорнувший к земле старый клён
Что-то шепчет, ветвями шурша.
Попираемый жизни закон –
Отзывается платой дыша.
Видно, жизнь это чей-то обман,
Всё во власти всевышних миров.
Хлещет ливень по чёрным ветвям
Да по крышам сутулых домов.
Что же, ночь, так темна да слепа?
Будто крах восхожденью с востока.
Ты ушла. Может быть навсегда. –
Некрасиво и даже – жестоко.
МАДРИГАЛ
Трепетный луч в изголовье кровати –
Блёклый узор приходящего дня.
Первый рассвет в зародившемся марте. –
Новая жизнь для тебя и меня.
В брезжащем свете цветы за портьерой
Нежатся пряно красой голубой.
Всё возродилось надеждой и верой. –
Маленькой верой и верой большой.
Розовым кружевом новое платье.
Как же мила молодая весна!
Ветра шального хмельные объятья.
Вот и оттаяла наша зима.
Как ты прекрасна в разливе рассвета.
Шёлковый локон на мраморе рук.
Будто лебедушка в танце балета,
Ты проплываешь сквозь утренний звук.
Плечи целую, глаза и улыбку.
Тихо шепчу: «Дорогая, люблю!»
Нежно снимаю цветную накидку
И о любовном слиянье молю.
Ты чуть жива, вся во власти желанья, –
Розы бутон в свете нового дня.
Мне еле слышно даруешь признанье.
Милая, добрая – только моя!
ТЫ УХОДИШЬ
Что говорить, другая жизнь сейчас.
И ты уходишь в даль, где больше света,
Даруя мне всего лишь только час –
Последний час совместного рассвета.
«Постой!» – кричу тебе я, подожди!
Там впереди – чужбины маята,
А впрочем, нет, пожалуй, уходи.
Ведь эта жизнь печальна и пуста.
Да я и сам налажу свой багаж
Подальше от дождей и от снегов,
Чтоб вновь начать искать любви мираж.
Среди людских обманов и грехов.
Ну, вот и всё, судьба уносит дни
На серебристых крыльях журавля.
Мне очень плохо на Земле, пойми –
Дорога так пустынна без тебя.
Стук в дверь. Конечно, это ты!
Всего лишь миг и снова мы вдвоём.
«Да-да! Кто там?!» – безмолвье пустоты –
Стучит по окнам северным дождём.
ДРУГОЙ МНЕ – НЕ НАДО
Всё притихло, и даже стихи.
В лужи капал простуженный вечер.
Отпускала нам осень грехи,
Опускаясь туманом на плечи.
На ладошках твоих тишина,
Да дождя моросящего слёзы.
Я губами их грел, а зима,
Подгоняла ветрами морозы.
С тополей серебристых листва –
Звёздной бездной ложилась под ноги.
Ты читала мне тихо с листа –
Все раздумья свои и тревоги.
Осень слушала молча тебя,
Лишь слегка шелестела листвою.
Я ласкал твои руки, любя,
И взволнованно грезил весною.
Холодок прикоснулся к губам –
Поцелуем осеннего сада.
Я – тебя – никому – не отдам,
Потому что – другой мне – не надо!
ПОСЛЕДНЕЕ СВИДАНЬЕ
В твоих ладонях Солнца блеклый луч.
В глазах печаль, неровное дыханье.
Свинцовый дождь упал с тяжёлых туч,
Разбив собой последнее свиданье.
Свисают струны рваных паутин
С ветвей сирени, ветром обнажённых.
Горчит во рту табачный никотин,
И нет любви в романсе о влюблённых.
Сюжет банален, пьеса не нова.
За упокой любви поставим свечи.
Ты шепчешь вдаль холодные слова,
Но мне тебя, прости, утешить – нечем.
Уходит время вечером сырым
В глухую даль, по позолоте клёнов.
Я словно дождь, теперь не утешим
В моей душе нет действий окрылённых.
Прости, прощай, я остаюсь один,
Средь тяжких мыслей, болью обречённых.
Горчит во рту табачный никотин,
И нет стихов к романсу о влюбленных.
ПОД ЗАНАВЕС СЦЕНЫ ОСЕННЕЙ
Вечер бродит в махрах листопада,
Ветры воют, да всё в унисон.
Мы ноябрь провожали взглядом –
Выйдя в сумерках на балкон.
И под занавес сцены осенней,
Прикасаясь ладонью к губам,
Ты сказала без всяких сомнений:
«Вот и всё, завтра будет зима».
Так и есть! Утром белые пальмы,
Разукрасили стёкла домов
И по этой картине хрустальной,
Я писал тебе строки стихов.
Ты ласкала их нежно – рукою
И читала, – волненьем дыша.
Тихо вторил декабрь за тобою
В палисадник позёмку кроша.
Серебрились деревья обновой,
Голубым осыпаясь дождём.
Жизнь была восхитительно новой,
Тем морозным, сияющим днём.
Потерялись махры листопада,
Первым снегом кругом замело.
Много ль в жизни нам, милая, надо?!
Белой розой окно расцвело!
ПОСЛЕДНИЙ ПОЛЁТ
Я в осень сбежал, захлебнулся листвой и пропал.
Как в утренних снах, как в нежных словах и стихах.
В порыве ветров, в ознобе пожухлых цветов,
Остаться готов я навеки, остаться готов.
В сыром октябре так уютно, тепло и желанно.
Дождь ласкает лицо, – отмывая обиды «друзей»,
А в рассветных часах есть такая звенящая гамма,
И скорбящий по родине крик журавлей.
Городские дома утопают в делах и заботах. –
Люди сводят концы… и разводят навеки мосты.
И не ладится жизнь – всё сплошные ошибки в расчетах.
Кто повинен во всём? Может, я, может, ты?
Замерзает Земля, в наших душах сплошной гололёд.
Нас ничто не сумеет теперь отогреть.
И уходим мы в тот, бесконечный – последний полёт.
Под коротким и строгим названием – смерть.
МОНАХ
Проходит жизнь, остановить теченье нечем.
Отжившим дням – листвой опавшею прогнить.
На плечи серым пауком взобрался вечер,
Который хочется запомнить, – чтоб забыть.
Мне было жутко средь безумия «людского».
Да, было стыдно средь несбывшихся надежд.
И я устал – от того низкого – земного,
Где точно ржа меня разъела соль невежд.
Уйдя в приют из тягостного «света»,
Живя монахом, полюбившим тишину,
Дарую Людям акварель автопортрета –
Своих стихов – сюжета глубину.
Не жди и не моли меня вернуться.
Тебя как прежде буду я любить!
В той жизни, где: воруют, пьют, дерутся…
Противно до икоты было «жить».
Я здесь отвык от солнечного света…
Принявши аскетизм и дав обет,
Кладу штрихи на взгляд автопортрета. –
Во взгляде этом – дум моих – сюжет.
ЭЛЕГИЯ
Ночи осенние, ночи прохладные,
Сколько вы дум переслушали, ночи?!
Были вы всякие: злые, желанные.
Может, и не было вовсе вас, впрочем.
Слушая музыку спящего сада,
Грустно и больно за серые краски.
Что же, наверное, в жизни всем надо –
Сбросить однажды накладки и маски…
Ветра холодного тяжкое пение,
Как панихидная скорбь по планете.
Все мы попали в сплошное сплетение –
Страхов и радостей, жизни и смерти.
Капли дождя ручейками по стёклам,
Грустью природной в сознанье стекают,
Кажется, в небе пасмурном, блёклом –
Души усопших нас вспоминают.
Жизнь формируется – мыслям послушно. –
Всё подчиняется власти желанья.
Ноты осенние хочется слушать –
Для выживания и созидания!
ДОЧКА
ЛЮБИМИМ ДОЧЕРЯМ,
СВЕТЛАНЕ И ВИКТОРИЕ
Страстно ночь прикоснулась к губам.
Потушила огарок свечи.
Захотелось, наверно, Богам,
Чтобы радость нашли мы в ночи.
Простонала зависшая мгла
Жадной сладостью слившихся тел,
И душевно глядела Луна
Меж неплотно закрытых портьер.
Эта тайна не знает стыда,
Этой тайне – один только час!
С неба счастьем упала звезда,
Чтобы дочкой зачаться для нас.
Лунным светом, летящим в окно, –
Засияла икона в углу.
Стало в комнате спальной светло,
Чтобы видеть твою наготу.
А за окнами плакал рассвет –
Одиноким, ревнивым дождём.
Мы уснули на «тысячу» лет…,
Чтоб проснуться однажды – втроём!
ПРОЩАЙ
Прощай, любимая! Прощай!
Я ухожу, любя, с рассветом.
Меня влечёт сиреневая даль –
Мерцающим холодным светом.
Порыв банален? Что же, может быть?
Исхожены те тропы да дороги.
Но я хочу ночами волком выть
И вдаль уйти с насиженной берлоги.
Да. – Я – такой. Во мне живая страсть,
Всё – то, – что непонятно очень многим.
Ложится карта и опять – не в масть –
Прости, мне нечем крыть твои тревоги.
Кричащей я взволнован красотой –
Зовущих в осень ясеней и кленов.
Коснувшись их озябшею рукой,
Вникаешь в смысл естественных законов.
Ну, вот и всё. Светает. Ухожу. –
В дожди, снега, туманы и морозы…
Пойми меня, любимая, прошу.
Там у окна – тебе подарок! – Розы.
ГОРДЫНИ КРУГ
Исписан лист, окончено круженье –
Неугомонных величавых чувств.
Как лава из душевного волненья
Пролился голос рифмами из уст.
…Но, что плохого в днях самолюбивых,
Когда любовью баловал себя? –
Да в разговорах с зеркалом – игривых,
Где через слово вылетало: «Я!»
И спрашивал я небо: «Что же будет?!
За что листву сентябрь бросает в дрожь?
– О, на земле, – сказало небо, – много судеб,
А завтра, мой хороший, – будет дождь.
Дождь бил в окно картечною шрапнелью
В безумстве поражая – всё вокруг.
И я, конечно, был бы битой целью,
Когда б не разорвал – гордыни круг.
МЫСЛИ
Искусство кисти в раме дорогой –
Величье мысли – всё – как день – понятно!
Пленит в объятье утренний покой,
И время утекает безвозвратно.
Уничижал я мыслями себя,
И вызволял из топкого болота.
Дни плыли в лужах каплями дождя,
Как будто в паруса им дунул кто-то.
Так кто же я? – Я тот промокший день,
Я та листва, оборванная ветром.
Гляжу, скорбя, на голую сирень,
Гляжу – душой – любя – перед рассветом.
Родятся чувства, мыслями кружа.
Какое чудо быть звеном вселенной!
Вдыхаю утро, – жизнью дорожа,
А жизнь течет рекою незабвенной.
…И города кончают свой поход,
Планеты погибают, сохнут реки…
Всем уготован свойственный уход,
Чтоб в бездне бытия пропасть навеки.
И только мысли вечно могут жить! –
Лететь в пространстве – проникая в души.
Их будут люди – книгами хранить.
Читать в тиши, чтоб чьё-то сердце – слушать.
ПОКЛОНЯЮСЬ
На сиреневых листьях – «набойка». –
Приукрасил лиану мороз.
В оплетённом графине настойка,
Опьянила до искренних слёз.
Бродит осень по саду кругами,
Шелестя светло-русой косой, –
Наклоняясь к порогу ветвями –
С облетающей мокрой листвой.
В дом зайдёт, – будет гостьей в застолье,
Угощу пирогом с курагой.
В лёгкой дымке степные раздолья.
Осень, я окрылённый тобой!
Распоясались мысли и чувства.
На дворе листопад – кутерьмой.
Я не видел такого искусства! –
Осень, я околдован тобой!
И пускай нудный дождь моросящий
Подчернил расписные кусты…
Я с твоей красотою пленяющей
Захотел быть сегодня на «ты».
Поклоняюсь Земному Свиданью,
Поклоняюсь – до искренних слёз!
За окном фиолетовой ранью –
Приукрасил лиану мороз.
СТИХИ
Лучась, Луна глядит холодным взглядом –
С ночной картины в форточный проём.
И парки облетают листопадом.
Дотла сгорая голубым огнём.
Печален час природы увяданья.
Скорбит душа по прожитым годам.
Что жизнь моя? – Волненья и терзанья,
Да поклоненье будущим стихам.
В подсвечнике оплавленный огарок.
Бегут часы, светла востока даль.
Что жизнь моя? Потеря, иль подарок?
А может, просто, тихая печаль?
Рождённый свет ложится на дорогу
В тумане влажном – белой пеленой –
Накрыв собой осеннюю тревогу –
Вселяя в душу утренний покой.
Стихи, стихи! – Вы радужные птицы! –
Готовы вдруг вспорхнуть и улететь.
Что жизнь моя? – Пропасть и возродиться. –
И снова: Жить, Любить, Писать и Петь.
ЗАБЫТЫЙ БЛЮЗ
Пуржит зима, искрясь, летят снежинки –
Небесный пух – в раскрытое окно.
Забытый блюз на старенькой пластинке,
Да дорогое белое вино.
И утопая в память безмятежно,
Как в сладкий сон, наполненный тобой,
Где я любим, был искренно и нежно –
Под Новый год – такой же вот зимой.
Кружись, юли игривая позёмка,
Лети в окно, и в душу мне лети.
Земля покрыта снегом, точно шёлком,
От красоты такой, щемит в груди.
Я осушу фужер за наши ночи,
За наши дни, сметённые пургой.
Я счастлив был с тобой – безмерно – очень! –
Под новый год, – такой же вот зимой.
И тишину прижав к груди руками,
Я пью вино с печалью за одно,
И говорю душевными стихами,
Тебе одной. – В раскрытое окно.
А завтра новый день расправит крылья
И полетит, набравши высоту.
Я, утомлён, от горечи – бессилья, –
Как зимний вяз, склонённый в темноту.
Да, ты права. – Всему своя кончина.
Кружи же – вьюгой – снежная юла.
Беспечная, нелепая причина, –
Что холодом зима заволокла.
Своё Спасибо, еще не выражали.
Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь. Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо зайти на сайт под своим именем.
Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии в данной новости.
Группа: Дебютанты
Регистрация: 25.03.2009
Публикаций: 0
Комментариев: 21
Отблагодарили:0