ПОМОШНИК ХАРОНА

Егорыч проснулся от звука мотора. Свет фар полоснул по пыльному окошку, растревожив спящего паука, свившего уютное гнездо над разбитым граненым стаканом, стоявшим в углу на подоконнике.
Набросив на плечи затертую телогрейку, Егорыч поспешил на улицу.
На дороге возле кладбищенской сторожки урча мощным дизелем стоял забрызганный грязью джип. Возле него копошились четверо парней, вытаскивая из машины что-то, завернутое в черный полиэтилен. Наконец они положили свой тяжелый сверток на мокрую землю, и один из них подошел к Егорычу.
- Ну, привет, старый, узнал что ли? – спросил он.
- Как тебя не узнать, Сашок, узнал, поди, а как же. Вы как подъехали, так я сразу и понял, что это ты с ребятами. Никак, свежачок?
- Догадливый ты, старый. – ответил парень, которого Егорыч называл «Сашок», и опустил капюшон. – А мы, старый, не «свежачками» не занимаемся, мы ведь не морг.
Он рассмеялся, и в свете тусклой лампочки от фонаря Егорыч увидел Сашкино лицо, косой шрам через всю щеку с левой стороны и эти черные глаза, буравчиками сверлившие насквозь. Егорычу стало не по себе и он нервно сглотнул слюну, двинув острым кадыком на тонкой шее.
- Давай, веди, старый, у тебя все готово?
Парень опять натянул капюшон и махнул рукой троим оставшимся возле машины.
- А как же, я завсегда готовый. Меня ж Пал Палыч предупредил. Так что парочка свежих могилок у меня припасена, - засуетился старик.
Егорыч включил фонарик и пошел вперед, показывая дорогу. За ним, кряхтя от тяжелой ноши, ковыляли парни.
Октябрьский холодный дождь моросил не переставая. Егорыч поднял воротник телогрейки и подумал о шапке, которую он забыл в сторожке. Ныла больная нога, лучше всяких барометров предвещавшая непогоду, и хотелось выпить хоть немного, но прямо сейчас.
Егорыч пришел в себя, когда луч фонарика высветил небольшой гранитный памятник с фотографией маленькой девчушки лет десяти. «Лизонька Лакшина» - гласила надпись, и чуть ниже – «Ты навсегда в нашем сердце».
- Ага, еще метров сто и мы на месте, - проворчал чуть слышно Егорыч.
Когда они подошли к вырытой могиле, дождь перестал, и тучи, приоткрыв веко, смотрели желтым глазом луны на происходящее.
Парни положили тяжелый сверток у ямы и закурили.
Сашок подошел к Егорычу.
- На, старый, держи, тут тебе на сироп и витамины.
Он протянул старику пару тысячных бумажек.
- Смотреть будешь или как? – спросил он.
- Да, да, Сашок, если можно.
- Можно, старик, можно. Что найдешь – все твое, - ответил тот.
Парни развязали клеенку, и Егорыч увидел тело мужчины лет пятидесяти. Его неопрятная одежда, помятая рубашка, изношенный пиджак и худое лицо с недельной щетиной были первыми признаками опустившегося человека.
Егорыч понял, что тут наверняка разжиться будет нечем. Но по привычке полазил по карманам. Денег он, конечно, не нашел. Да даже если они и были, то ребятки Сашка давно их вытрясли. Единственное, что нашел Егорыч во внутреннем кармане пиджака, была фотокарточка. Егорыч, сам не понимая почему, взял ее себе и махнул парням, чтобы закапывали.
Вернувшись в сторожку, он снял мокрую телогрейку и швырнул ее в угол на колченогий стул.
«Теперь уже не уснуть, - подумал он, - перебили сон, паскуды… «Старик, старик» - а какой я, на фиг, старик, мне еще и шестидесяти нет» - пробурчал он.
Пошарив в тумбочке, Егорыч вынул начатую бутылку водки и две конфеты. С закуской на кладбище всегда порядок: печенье, конфеты всегда можно найти на могилках. Ну, а на «горькую»… Он достал из кармана брюк скомканные тысячерублевки и бросил на тумбочку: тоже найдется.
Допив бутылку, Егорыч сидел на продавленной металлической кровати и, смахивая слезы, смотрел на чужую фотографию, вынутую у того мужика.
С фотографии на Егорыча внимательно смотрела молодая женщина с неброской прической и дешевыми сережками в ушах. Обняв ее, рядом сидела девчушка лет двенадцати, белобрысенькая и курносая. Она тоже смотрела прямо на Егорыча и хитро улыбалась…

Серега Тимохин был в нетерпении: «синяк» попался упертый и недоверчивый. Битый час Серега объяснял ему всю прелесть своего предложения.
- Николай Степанович, вы подумайте сами, ну для чего вам эта «двушка»? Вы живете один, за коммуналку уже год как не платили, долгов наделали. А мы предлагаем вам хороший вариант: однокомнатная в Сергиевом Посаде. И за квартиру заплатите, и деньги еще останутся.
В двухкомнатной «хрущевке» воняло какой-то дрянью. Серегин клиент сидел на заляпанном диване и упрямо качал головой.
- И не надо мне твоей водки, понял? – говорил клиент. Думаешь, если я в «возрасте» и одинокий, то за меня и слова некому сказать?
Он протянул руку к стакану, стоящему на столе, и Серега тут же подлил туда водки и подвинул стакан к Николаю. Тот выпил водку и, уставившись на Серегу, покачиваясь, вдруг сунул ему под нос фигу.
- Во тебе, а не квартира, - пробормотал он и упал на диван.
«Тяжелый случай» - подумал Серега и, взяв со стола кожаную папку, вышел из квартиры.

Серега Тимохин уже точно и не помнил, сколько человек он «осчастливил». «Черным» риэлторством он занимался уже несколько лет. Дела шли очень неплохо, и вскоре из «однушки» в Балашихе он с женой и сыном перебрался в «трешку» в Бибирево. Не Бог весть что, но все же – Москва.
Сам Серега был родом из-под Тулы. Там, в провинциальном городке химиков, прошло его детство и юность. Там и начиналась его карьера предприимчивого дельца. Вернувшись из армии, он устроился в местный ДК руководителем вокально- инструментального ансамбля. Фактически на танцах играли четыре человека, ну а в Серегиной ведомости на зарплату их количество увеличивалось вдвое. Полгода все было шито-крыто, ну а потом очередная финансовая проверка вскрыла утечку, и Серега едва не загремел за решетку.
Спас Серегу тогда влиятельный знакомый его отца. Его отпустили «с миром» и он тут же удрал в Москву, вернее, в Подмосковье. Поскитался по знакомым и вокзалам, пока, наконец, не женился на балашихинской молодухе, напев ей с три короба о своих «нужных» знакомых и дальнейшей перспективе переезда в Москву.
Крутился, надо сказать, Серега – ужом. И где он только не работал, пока судьба не свела его с нужным человеком, который и подтолкнул Серегу Тимохина к «черному» риэлторству. И вот, спустя несколько лет, Тимохин плотно встал на ноги. Дорогие рестораны, шикарная иномарка. Наконец-то сбылась мечта его Ленки: они стали, как она говорила, достойно жить и даже появляться «в свете».
Серега завел знакомства с известными музыкантами и даже подружился с одним из них. Известная российская поп-звезда Лева Егутин несколько раз даже бывал дома у родителей Сереги, чем те ужасно гордились, а уж сыночка своего просто обожали и при каждом приезде сыночка совали ему свои нехитрые сбережения. А он и не отказывался.
В общем, все складывалось удачно. Слава Богу, в нашей стране полным-полно одиноких спивающихся людей, и Серега просто помогал им в их трудном материальном положении. Схема была проста и удобна. Пал Палыч – Серегин непосредственный начальник, которого Тимохин видел всего один раз – «пробивал базу», т.е. адреса спивающихся и просто одиноких граждан. Конечно же, не без помощи работников ЖЭКа.
Серега Тимохин – щекастый, очкастый интеллигент – пытался договориться с ними по-хорошему. Ну, а если этого не получалось, в диалог с несознательными вступал уже Сащок со своими ребятами. До сих пор этот механизм работал четко и без сбоев. А если и возникали помехи в виде очень бдительных участковых, то они – эти помехи – легко решались с помощью многочисленных «шишек» из УВД, которых у Палыча было достаточно…

Катерина сидела за столом в кухне и, подперев голову руками, думала о своей никчемной жизни. Вот уже два месяца как они с Надюшкой переехали в этот сарай: домом это назвать, наверное, было нельзя. А ведь Тимохин обещал, что домик в деревне очень хороший – живи не хочу!
А жить действительно не хотелось. И если бы не дочка Надюшка, давно бы наложила на себя руки.
«Господи, грех-то какой!» - подумалось ей.
В этом доме не было ни газа, ни воды, вернее, вода была на улице в колодце, туалет – тоже на улице. Да что там туалет! Декабрь выдался в этом году морозным, а печка в доме чадила и толком не грела. Надюшка и в школу сельскую так еще ни разу не сходила – все болела.
Вчера Надюшке вроде стало лучше, а сегодня опять вся горит. Бегала Катерина в местный медпункт к врачу, да его не застала: висит на двери замок здоровенный, и никого не дозовешься. А Надюшке все хуже, надо бы, наверное, в больницу.
Подошла Катерина к дочке и села в ногах. Дышит Надюшка тяжело, прерывисто, носик заострился, и то ли спит, то ли в беспамятстве.
«Нужно бежать к соседям, да «скорую» вызвать» - подумала Катерина.
Бегает она от дома к дому – везде одни бабульки старые, и нигде телефона нет. Наконец, нашла местного председателя, стали вызывать «скорую». На том конце оператор сонным голосом обещала, в лучшем случае, «скорая» будет к утру.
Бежит Катерина к дому, торопится. К утру – хорошо хоть к утру, потерпим, нам не привыкать. Развязался у Катерины платок, пальтишко расстегнуто: скорее домой, к доченьке!
Вот и домик, наконец-то. Вбежала в сенцы и вдруг услышала…тишину. Облепило душу туманом душным, предчувствием нехорошим. Рванула дверь – и подкосились Катеринины ноги.
Лежит Надюшка, ротик приоткрыт, и ни вздоха, ни движенья.
Страшно кричала Катерина, проклиная жизнь свою и Серегу Тимохина…
Утром к дому подъехала «скорая». Фельдшер и медсестра стучаться не стали – дверь-то нараспашку. А как вошли, так и застыли: на кровати девчушка маленькая лет десяти, по виду мертвая, ну а на кухоньке убогой висит в петле Катерина…

Сидит Сашок и парни его в квартире Николая Степановича. Старик упертый попался, открывать не хотел. Да разве устоит кто против Сашка. Ребята одним плечом дверь вынесли, а старику «наваляли» - не балуйся!.
Сидит дед на диване, кровью плюется, еще и что-то лопочет разбитым ртом.
- Сволочи вы, сволочи, я за вас воевал, у меня три ранения. Я…у меня орден…а вы, гады…
- Выпей, дед, расслабься, - говорит Сашок и протягивает старику стакан с водкой.
Напоили-таки старика, и подписал дед все не глядя. А подписав документы, и приговор себе подписал. Насыпал Сашок что-то старику в стакан с водкой, да и влили насильно. А через час и затих Николай Степанович.
Совсем стемнело, когда к Егорычу на кладбище пожаловали его страшные знакомые.
Все повторилось как всегда. «Обшмонал» старика Егорыч, но ничего не нашел. Разве вот только расстегнулся ворот рубашки у старика, а на груди – рана старая, видать по всему осколочная.
Всю ночь пил «горькую» Егорыч, положив перед собой фотографию дочки дорогой.
Так случилось когда-то, что бросил свою семью он, дочка тогда маленькая совсем была – лет семи. Ушел Егорыч на квартиру матери своей, тогда еще живой, и запил. Да так запил, что и не знал о смерти жены своей бывшей и о том, что Светка его в детдом попала. Светланку тогда он так и не нашел, да и когда, если все время пьян. Матушка вскоре померла, и постепенно Егорыч погряз в долгах.
Тут-то и появился Серега Тимохин, а следом и Сашок. Но Егорычу повезло: не убили ведь, определили на кладбище в сторожку.
Потом к делу своему лихому приобщили, чтоб могилки всегда лишние были, чтоб вопросов ненужных не задавал. Приплачивали понемногу, чтоб с голоду не подох и не думал лишнего на трезвую голову.
Егорыч смотрел на фото Светланки: зеленоглазая доча его, и пятнышко родимое на левой щечке… Сейчас, поди, большая уже, лет двадцати с небольшим.
«Надо бы разыскать тебя», - подумал Егорыч и, осушив стакан, забылся тяжелым сном.

Серега Тимохин стоял в пробке и прокручивал в голове разговор с Палычем. Похоже, что прокуковала Серегина кукушка: Палыч все знал. Зарвался Серега, что и говорить, выручку от сделки в последнее время сдавал Палычу не целиком, отстегивая себе приличный куш, ссылаясь на непредвиденные расходы. И донесла ведь какая-то сволочь. В общем, Палыч требовал вернуть присвоенные Серегой деньги. Ага, где б их еще взять, все вложено: дачка под Москвой строится, да и на жизнь безбедную заначка имеется. Да, шухер подкрался незаметно, нужно валить куда-нибудь подальше, и «шел бы лесом» этот Палыч.
Осталось сделать последнее дельце, тем более, что Палыч о нем не знает. На деваху эту Серега вышел сам, так что делиться с ним он не собирается. Правда, без Сашка там, наверное, не обойтись. Но Сашок тоже не дурак, возьмет себе долю немалую и помалкивать будет.
Узнал Серега, что на Соколе живет в одиночестве в «однушке» девица, родственников не имеет, квартиру получила от детдома. Зовут Светланой, фамилия Синицына. Погуливает, любит выпить. Не сказать, что запойная, нет, но ЖЭКу задолжала и отдавать не собирается.
В общем, сегодня очередь Сашка, а Серега даже и подниматься в квартиру не будет.
Серега подъехал, наконец, к дому, где жила клиентка. Увидел стоявший у подъезда джип Сашка с залепленным как бы случайно снегом, номером.
«Видно, уже там», - подумал Тимохин и, включив магнитолу, принялся ждать.
В три часа ночи, наконец, отворилась подъездная дверь, и показались парни Сашка. Они тащили тяжелый сверток. Серега знал, что в свертке и ожидал этого, но отчего-то передернулся и проговорил: «Пусть земля тебе будет…». Затем включил двигатель и поехал домой.

Егорыч спал плохо, все время снились какие-то кошмары, и он, проснувшись в очередной раз, посмотрел на «ходики», висящие на стене. Часы показывали без четверти четыре. Метель на улице, наконец-то, стихла, было морозно и тихо.
Фары… Снова их свет мелькнул за окном, и Егорыч понял, что поспать больше сегодня не придется. Он встал и не спеша стал одеваться.
Дверь отворилась, впустив в комнату вместе с морозным воздухом и Сашка.
- Слышь, старый, проспишь царствие небесное, - Сашок недобро ухмылялся.
Он хлопнул Егорыча по плечу, и тот заметил кровь на правой кисти Сашка.
- Кровь на тебе, Сашок, - проговорил Егорыч и испугался, увидев, как прищурился парень.
- Да, старый, работа такая. А ты стал острить, это, старик, не к добру, - сказал Сашок и заторопил. – Ладно, давай, веди уже, не лето на дворе.
Сверток, который тащили парни, выглядел гораздо меньше, чем другие, и Егорыч подумал, что там, наверное, какой-нибудь дедуля, высохший от старости. Но когда добрались до ямы и он привычно стал открывать черную пленку, то все понял. В полиэтиленовом мешке лежала молодая девушка, ее горло было, очевидно, перерезано, и вся кофточка на груди была в крови.
- Ну, что, старый, смотреть будешь? – спросил Сашок и заржал.
Заржали и его напарники.
А Егорыч смотрел, смотрел и холодел. Не от мороза, а от ужаса.
Он узнал ее: это родимое пятно, и эта маленькая родинка над бровью… Это была Светланка.
Егорыч хотел закричать, но из горла, перехваченного спазмом, вырвался лишь хрип. Он почувствовал холодное прикосновение костяшек смерти на своем сердце и, больше уже ничего не слыша, выхватил нож из сапога и ударил им прямо в сердце Сашка.
Тот охнул и упал лицом в снег.
Когда опомнившиеся напарники Сашка стреляли в Егорыча, он уже ничего не чувствовал. Ему давно уже не было так хорошо: они стояли, обнявшись, со Светланкой в ослепительно ярком свете, он целовал ее белокурые волосы, а она прижималась к нему и счастливо улыбалась…

Серега Тимохин удирал из Москвы, даже не успев продать квартиру в Бибирево.
В деревеньке под Тулой в спешном порядке был куплен дом, куда Тимохин и приехал на днях с женой и маленьким сыном.
Дом был добротный, хотя и небольшой.
- Отсидимся, Ленок, а там видно будет, - успокаивал он жену.
Ленка была напугана, но держалась. Лишь заявила Сереге, что в доме живет призрак, и их маленький Вовка говорил ей, что ночью к нему приходила девочка: они поиграли с ней немного, а потом она ушла, но обещала прийти снова.
- Да приснилось Вовке, успокойся. Новые впечатления, и все такое… - говорил Тимохин.
На следующую ночь дом Сереги Тимохина загорелся. Как-то сразу ярко и сильно. С глухим уханьем лопались стекла в окнах, и огненный столб пламени поднимался далеко в небо.
Прибывшие на пепелище пожарные очень удивились, увидев стоявшего неподалеку маленького Вовку, одетого в одну пижамку. Вовка рассказал, что к нему ночью пришла девочка Надя и вывела его на улицу…

Через несколько дней к пепелищу подъехали две дорогие иномарки. Из первой вышел статный седоватый мужчина, постоял несколько секунд, вглядываясь в развороченные останки былого дома, а потом, поежившись, поднял норковый воротник и сел в машину. Развернувшись, машины поехали назад и вскоре скрылись из вида.
У Пал Палыча было еще много дел в Москве…






Дмитрий Савельев (Беляков)


22.01.2013 г.