Оперный театр

Оперный театр

Оперный театр, огромный зал, множество народу, сцена в лучах света. Все волнуются, ждут начала представления. Кто-то опоздал, спешит на свое место, беспокоя соседей, в яме разминается оркестр, откуда доносится какофония звуков. Представление все не начинается и не начинается, потому что всё, все и каждый должно ощутить, что ПОРА.
Потом вдруг гаснет свет, всё утихает. Волнительная тишина и темнота. И первая мелодия - еще тихая, еле слышная, еще не открыт занавес. Все слушают, затаив дыхание, и никто ещё не в силах предсказать - что же их ждет дальше. Вступление заканчивается, и вот уже пора открываться занавесу, уже пора зажечься освещению, уже пора выйти солисту, но ... что-то не заладилось - занавес застрял, у солиста приступ кашля, - неизвестно что, но оркестр вынужден снова и снова повторять последние несколько аккордов вступления. Всех уже раздражает это - все ждали оперы, долгого красивого произведения, а приходится слушать одно и то же, в темноте при закрытом занавесе.
И в конце концов становится понятно, что то, что помешало опере начаться не так-то легко устранить, что представления уже не будет вовсе и всем нужно расходиться. Ясно, какие у всех ощущения - у зрителей, у оркестра, у солиста...

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Сколько лет, сколько зим

Время очень субъективная штука. И если несмотря на то, что прошло восемь лет, нам обоим кажется, что мы расстались только вчера, значит так оно и есть, солнц. Еще вчера утром мне так нравилось гладить твои светлые вихры и пропускать их меж пальцев, сидя у тебя на коленях у меня в комнате. Вчера мы оба были девственниками и любили друг друга. Позавчера мы первый раз поцеловались. Вчера был декабрь, я проводила тебя на вокзал. Вчера я легла спать в Новгороде, а сегодня проснулась уже в Москве и поехала к тебе.
Сегодня был конец мая. За ”ночь” я успела перецеловаться примерно с дюжиной и всего с тремя переспать. Со сколькими ты успел переспать за эту ночь, я не знаю, но подозреваю, что со многими.
Ты говоришь, что я совсем не изменилась. Зато ты, солнц, изменился. Ты коротко постригся, женился и даже успел зачать и вырастить до почти двухлетнего возраста сына.
Уже утро следующего дня. У нас здесь в Москве окна на восток. ”Завтра” уже заглядывает в них солнечным светом. Доброе утро, солнц. Знаешь, ребенок - это на всю жизнь. Вообще-то я терпеть не могу маленьких детей и тем более возиться с ними, но у него твои вихры и вообще он очень похож на тебя.
Я лениво потягиваюсь в лучах почти летнего солнца, и уже почти не помню, как, когда я обернулась вслед уходящему тебе, высоко в небе над твоей головой звучно распустился первый цветок фейерверка...

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Антиматерия

С первого взгляда я влюбилась. Со второго и с третьего сделалась одержима. Знаете, это когда в каждом идущем навстречу мужчине и ожидаешь, и боишься увидеть его, хотя совсем не похож да и не может его там быть. Когда понимаешь, что ищешь его лицо взглядом везде и всюду и всегда. Когда от его голоса буквально отнимаются руки и ноги, а смысл речи ускользает - настолько хорошо становится. Когда рядом с ним не видишь и не осознаёшь ничего, кроме его улыбки, глаз и голоса.
А потом однажды видишь папку с его фотками с названием Мася. И, до последнего надеясь, что там фотографии его кошки или собаки, открываешь. А там маленькая, совсем маленькая девочка. Счастливая с ним, и он такой счастливый с ней. И внутри мгновенно что-то рвётся, словно разрывается аорта, и жизнь, пульсируя, вытекает, и моментально становится очень холодно. И чувствуешь себя такой ненастоящей, такой фальшивой и бесконечно бессмысленной. И понимаешь, что ты даже близко к этому счастью не смеешь приближаться, даже знать о нём не имеешь права, потому что одним своим знанием о нём ты уже пятнаешь его. И хочется даже не умереть. Хочется моментально и полностью исчезнуть из мира, разлететься на атомы, не оставив никакого следа, ни воспоминаний так, словно и не жила вовсе.
Это даже не боль. Это какая-то антиматерия. Как с ней бороться и почему я плачу – науке неизвестно.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Родильная горячка

Без тебя мой мир не вертится, проскальзывает глиной под ногами. Скользя, я всё пытаюсь уйти или хотя бы чтобы мир завертелся. Но земля скользит и мир остаётся где был, и неизменно разворачивает меня к тебе.
Я вижу, как ты прячешь от меня в чужих женщинах наших детей и ты даже любишь их за наших детей в них, которых ты сам в них помещаешь.
А я уже столько лет ношу тебя в себе и ты-во-мне стремится к тебе-где-то там, где ты всё пытаешься оставить себя в ком-то ещё.
Я боюсь за тебя, как ты можешь столько лет обходиться без тебя-во-мне, только с самим собой, горячо дыша над чужими женщинами?
Мне страшно представить, что тебе в самом деле не хватает тебя-во-мне, особенно когда ты в какой-то чужой женщине и оставляешь в ней наших детей.
Что, если ты совсем не так счастлив где-то там?
Что, если ты-во-мне гораздо более честен со мной и с самим собой, чем ты-где-то там?
Что, если то, что говорит, а порой и кричит ты-во-мне - правда?
Как же мне успокоить его, ведь я даже не могу попытаться оставить его в ком-то, как ты оставляешь наших детей в других женщинах.
Я понимаю, что все эти слова производят весьма нездоровое впечатление.
Но где это видано - вынашивать в себе кого-то столько лет.
Ни у одного животного беременность столько не длится, это ненормально.
И я так устала, что мне хочется лечь на землю, прямо в эту глину и вытолкнуть тебя из себя, и отдать тебя-во-мне - тебе, может быть вы с какой- нибудь из женщин его воспитаете, а я смогу наконец-то уйти налегке, и мне больше ни о чём не нужно будет молчать.