Mother's Love

В церкви было прохладно, пахло ладаном и свечами. Негромкий голос отца Алексия в очередной раз просил Господа о милости и любви, защите немощных и больных.
- Слава Тебе, Господи, слава Тебе, Господи, слава Тебе, Господи, - слышался мягкий баритон отца Алексия.
Бабульки били поклоны и мелко крестились.
Соня смотрела заплаканными глазами на, казалось, безучастные к ее горю, лики святых и пыталась прогнать прочь свои дерзкие, как ей думалось, мысли. Мысли оказывались сильнее и, пробивая всяческую защиту, вновь и вновь всплывали в голове: «Почему я, ну, почему я?! За что это мне, Господи?».
Постояв еще немного у иконы Пресвятой Богородицы, Соня вышла на улицу. К девушке тут же потянулись заскорузлые немытые руки местных попрошаек, которые, казалось, жили в этой церкви: так часто видела их здесь Соня. Одарив каждого монетками, она тихо пошла по церковной аллее.
Эта осень была тепла и уютна, дождей почти не было, а, значит, грязи и сырости – тоже. Уставшее за жаркое лето солнце блаженно отдыхало на церковных куполах, даря оставшееся тепло поздней осени.
За десять лет семейной жизни Соня так и не смогла родить ребенка. И что только ни делали они с Андреем, к каким ухищрениям ни прибегали. А уж врачей-то обошли – не сосчитать. Все было без толку.
- Молись, молись, дочка, - говорила ей соседка баба Валя, - Господь тебя и услышит. Ты только проси получше.
Она и просила. Каждую свободную минуту бежала в эту церковь и вскоре уже знала по имени многих прихожан. А отец Алексий – немолодой уже священник – был к ней снисходителен и добр, замечая ее усердие и чистосердечные молитвы…


Чувство безысходности и отчаяния навалилось как никогда остро, и Соня тихо плачет, обхватив руками колени, вжавшись в старое кресло.
В прихожей щелкнул замок. «Это Андрей!» - спохватывается Соня и, вытерев платком слезы, она спешит ему навстречу.
Обнявшись, они стоят в коридоре и молчат. Соня положила голову Андрею на грудь и снова загрустила. А он гладит ее по голове и, все понимая, не задает ненужных вопросов…

- Гони, Ванька, гони, что мы плетемся как на «Жигулях», - кричит Олеська, и Ванька давит педаль газа в пол.
Спортивный «Ауди»-кабриолет несется по шоссе, рассекая своей тупой мордой осенний московский воздух.
- Давай, ну же!
Олеська в экстазе. Ей всегда нравилась быстрая езда.
Вскоре дорогие особняки подмосковного поселка остаются позади, а Олеська, успокоившись, просит остановить машину. Ванька съезжает с шоссе на проселочную дорогу и останавливается возле посадки.
- Ну, что, гонщица, видала, как летит? – спрашивает он, с восторгом глядя на Олеську.
- Видела, видела, - поправляет она его. – Слушай, Ванька, я, по-моему, «залетела».
- Да ты гонишь!
- Сам ты гонишь! От тебя, между прочим.
- Кто бы сомневался, что от меня, - хмыкает Ванька, при этом стараясь не смотреть Олеське в глаза.
- Послушай меня! – кричит Олеська, - Ребенок совсем не входит в мои планы, а аборт – тем более!
- Остается одно, - ухмыляется Ванька, - выйти за меня замуж.
- Ты это сам придумал или подсказал кто? – злится Олеська.
Она снимает солнцезащитные очки и пренебрежительно смотрит на Ивана.
- Кто ты такой, чтобы я за тебя выходила? У меня, Ванюша, таких как ты – воз и маленькая тележка. Да и потом, что ты скажешь моему папеньке, что когда-нибудь разбогатеешь и мы заживем как надо? Ты, Ванька, не злись, - говорит Олеська, замечая, что Иван насупился, - но замуж за тебя я пока не собираюсь. Пока время терпит, а там – посмотрим…

Прошло несколько дней, и однажды утром Соня проснулась с ощущением того, что именно сегодня должно произойти что-то чудесное. Еще не понимая, что происходит, она чмокнула спящего Андрея в лоб и вскочила с постели.
За окном было сухо и солнечно. Цветной мозаикой отлетали запоздалые листья и, кружась, ложились на дорожки.
Ну, а вскоре очередной визит к врачу подтвердил робкие Сонины надежды: она была беременна.
Мир, до сей поры серый и однообразный, изменился для Сони в одночасье: она буквально светилась от счастья. Андрей же просто носил ее на руках и всю работу по дому взял на себя, при этом тоже не скрывая своей радости.
Как-то уже зимой Соня, прогуливаясь на свежем воздухе, оказалась у той самой церкви, куда она так часто заходила раньше. Она зашла внутрь. Церковь в этот час была пуста, служба давно закончилась, и лишь две бабульки в платочках что-то делали у иконостаса.
Соня подошла к иконе Пресвятой Богородицы и благоговейно замерла, глядя на нее. Богородица смотрела на Соню ласково и немного печально. Или эта печаль только показалась девушке.
- А, Сонюшка, - услыхала вдруг она знакомый баритон, - давненько ты не была в храме, давненько.
Перед ней стоял отец Алексий. Его густые темные с сильной проседью волосы были скручены сзади в хвост, а длинные аристократические пальцы поглаживали крест, висящий на груди.
- Я слышал, что все у тебя хорошо. А теперь вижу: и вправду хорошо. Видишь, услышала Матушка твои молитвы, не оставила тебя в печали. Радуйся, Сонюшка, радуйся! И готовься к чуду великому рождения новой жизни!
Соня слушала отца Алексия и одновременно ощущала присутствие этой маленькой жизни у себя в животе: вот он пошевелил ножкой… или ручкой? И почему - «он», может быть - это «она»… Соня с улыбкой кивала отцу Алексию, обещала заходить на службу. На душе у нее было светло и спокойно, Горящие свечи и лики святых резонировали с ее настроением особой радостной нотой приближающегося счастья…

Олеська вдрызг разругалась с отцом и переехала из своего шикарного особняка на Рублевке в Ванькину «однушку» в Люберцах.
Ванька работать не любил и поэтому долго на одном месте не задерживался. Олеся, привыкшая к роскоши, закатывала Ивану скандалы по этому поводу и то и дело бегала в туалет, одолеваемая непрекращающимся токсикозом…

Так или иначе, но жизнь шла своим чередом, и, волей случая, в один из теплых солнечных майских дней Соня и Олеся оказались в одном и том же московском роддоме.
Олеська родила раньше и сразу отказалась от девочки.
А вот с Соней все оказалось гораздо сложнее. У нее тоже родилась девочка, которую поспешно отнесли в соседний бокс, где девочка практически сразу же умерла.
И тут судьба благосклонно послала Соне знакомую акушерку. Та знала, что Соня долго ждала ребенка, и пожалела ее: она просто поменяла бирки на ручках у девочек. Подмены, к счастью, никто не заметил: как часто бывает в нашей стране – сработал фактор безответственности. И мертвого ребенка, от которого, якобы, отказалась Олеся, отвезли в морг, а плачущую девчушку – к Соне, с нетерпением ее ждущую.
Девочку назвали Алисой. И, наверное, не было никого на этом свете счастливее, чем Андрей и Соня…

Молодые воробьи, весело чирикая, как угорелые носились друг за другом. Месяц март вновь приносил возрождение и надежду.
Соня и Андрей гуляли с Алисой в сквере. Алиса сидела в коляске, что-то лепетала и улыбалась.
- Ну, и какие же еще у нас заветные желания? – спросил, улыбаясь, Андрей.
- Самое главное мое желание сидит в этой коляске, - ответила Соня.
- Так, значит, желаний больше нет?
Соня отрицательно качала головой, глядя счастливыми глазами на Андрея.
- Так нельзя, я джинн или кто? Ну, да ладно, джинн сам сегодня выполняет незатребованные желания.
Андрей полез в карман плаща и, вынув красную коробочку, протянул ее Соне.
- Ой, какое красивое! – открыв коробку, воскликнула Соня.
Золотое колечко было сделано в виде виноградной лозы, на верхнем листочке которой как капелька росы сверкал маленький бриллиантик.
Соня запрыгала от радости и, обняв Андрея, чмокнула его в щеку…

- Андрей, ты представляешь, нашей Алисе через два месяца исполнится годик!
- Да, совсем большая девица, - ответил Андрей.
Алиса сидела на коленях у Сони и пыталась схватить маму за нос. Она уже неплохо ходила и даже пыталась говорить. Золотые кудряшки струились по ее головке, а голубые глаза с любопытством познавали мир.
- Алиса, скажи: «мама», - приставал к ней Андрей, но Алиса сегодня говорить не хотела и плутовато смотрела на папу.
Жили Соня и Андрей скромно и к среднему классу себя отнести ну никак не могли. Андрей читал лекции по «сопромату» в институте, а Соня преподавала в начальных классах средней школы. Жили они у Андрея в его двухкомнатной «хрущевке», доставшейся ему от матери, в районе станции метро «Парк культуры». И, конечно же, были у Сони еще желания, о которых она не говорила Андрею, желания простые, житейские, как то: купить бы новое демисезонное пальто, старое совсем уж обтрепалось. Или еще одно: Андрюшке срочно нужен новый костюм, преподает ведь в институте, а ходит в одном и том же костюме, нехорошо.
Недавно Соне приснился страшный сон: за окном их квартиры яркое солнце, и нежные новые листочки клена бьются о стекло. Алиса сидит на диване, полностью увлекшись игрушками. Соня уходит на кухню, там в кастрюльке кипит молоко для Алисы. Стук оконной рамы слышит вдруг Соня и бежит в комнату. Но Алисы нет на диване, а в распахнутое окно врывается ветер. Соня подбегает к окну, уже зная, что там внизу, так далеко, на земле лежит ее Алиса…
Соня никому не рассказывает свой страшный сон и сама старается о нем не вспоминать.

Двадцать девятого марта две тысячи десятого года Соня оставила Алису с Андреем и на часок решила съездить к подруге.
- Сонька, приезжай хоть на часик, мы так давно не виделись! Ну, так я жду!...

…Андрей нашел Соню лишь на третий день в морге и узнал ее только по колечку, тому самому колечку с бриллиантиком на листочке. Террористки-смертницы, взорвавшие бомбу на станции «Парк культуры», «постарались»: у Сони почти не было лица, и если бы не колечко, чудом оставшееся на пальце, Андрей никогда бы ее не нашел…

Свинцово-серый апрель стал еще серее, краски просто выпали с жизненной палитры Андрея, и от жуткой депрессии и тоски по Соне его спасала только Алиса.
Алиса, научившаяся твердо произносить слово «мама», первые дни после похорон Сони все чаще и чаще вопросительно произносила его, глядя на Андрея. При этом Андрей не мог сдержать себя, убегал на кухню и горько плакал, зная, что никто не увидит его мужских слез…

Прошел месяц. И однажды Андрей заметил, что Алиса, сидя на диване возле окна, смеется и тянет ручки будто к кому-то невидимому, лепечет что-то и повторяет: «мама, мама!».
«Бедная моя Алиса, она придумывает себе игру, и в ее игре моя Соня жива и играет с ней» - подумал Андрей. Он подошел к Алисе и взял ее на руки.
- Алиса, тебе сегодня ровно год, - говорит дочке Андрей и протягивает ей небольшую коробку, перевязанную красивыми лентами. – Это тебе мой подарок.
Алиса смеется, затем смотрит куда-то мимо Андрея, протягивает ручки, улыбается и говорит:
- Мама.
«Ну, вот, опять эта игра» - думает Андрей. Ему становится жарко и он открывает окно. В комнату врывается свежий майский ветерок.
- Алиска, сиди на диване, а я сейчас приду, принесу тебе сок и торт.
Андрей идет на кухню, а когда возвращается, то видит Алису, стоящую на подоконнике и опирающуюся на москитную сетку. И в этот момент сетка не выдерживает и вылетает на улицу. Следом за сеткой начинает падать и Алиса, но чьи-то невидимые руки останавливают это падение и нежно переносят Алису на диван. Подбежавший к ней Андрей обнимает ее, а Алиса протягивает к нему что-то на ладошке.
- Это же Сонино кольцо, - шепчет Андрей.
- Мама, - говорит Алиса.




13.11.2012 г.


Дмитрий Савельев (Беляков)