Кешка

Выходной не заладился с самого утра
Кофе «убежал», заполнив кухню гарью.
Собака, трехлетняя овчарка Агра, на прогулке всё никак не могла оправиться: бегала, принюхивалась и искала новое место. Он продрог до посинения, пока она сделала свои дела.
Ко всему прочему, «подсел» аккумулятор на его старенькой «девятке». Пришлось тащить его домой, подзаряжать, вновь устанавливать… В общем, не заладилось… Думал, хоть к вечеру всё образуется, а вечером- то, наоборот, всё и случилось…

Сидели за столом, чаёвничали… Здесь же, по столу, сновал меж вазочками с вареньем, печеньем, яблоками попугайчик Кешка. Его довольно редко выпускали на кухню, и поэтому парень был несказанно рад, деловито хозяйничал, пробуя всё подряд.
Сейчас он бегал по краю стола, косился диковатым глазом на сидящую внизу Агру и, кажется, ни капли не боялся. Было у них порой даже что- то вроде игры: он взлетал на настенные часы, она прыгала за ним, рычала, злилась, щелкала зубами. Однажды даже ухитрилась выцепить перо из его хвоста.
Но когда он вдруг терял ориентировку и опускался на пол, она настороженно стояла рядом, шевеля недоверчиво носом- и не трогала его. Это что!.. Однажды он даже ухитрился клюнуть её в этот черный влажный нос! И она не тронула его! А здесь…
Ему наскучило сидеть. И он взлетел. Агра по привычке бросилась за ним. И схватила на секунду. Даже не сжав челюсти. Схватила и отпустила.
Жутко закричала дочка. Зажала лицо ладонями и выбежала на балкон.
Александр наклонился над Кешкой. Голова ещё ничего не соображала. Лишь сердце отчего- то гулко затокало в груди.
Кешка лежал, неловко подвернув крыло и дёргался всем тельцем, будто силился подняться. Сашка взял его в ладошку, машинально поправил оттопыренное крылышко. Глаз Кешки, повёрнутый к нему, подёрнулся плёнкой. Пальцы ощущали частое тихое биение птичьего сердца. Потом сердце ударило сильно- сильно два раза! И замолчало.
Сашка переложил тельце в другую руку. Левая вся была испачкана кровью. Агра сидела напротив, дыша открытым ртом, и преданно смотрела на хозяина. Сашка изо всех сил пнул ногой по этой оскаленной морде. Взвизгнув от пронзительной боли, Агра забилась за угол дивана и легла.

…Он долго не мог найти место для могилки. В посадках, куда он было направился, шумели пьяные компании. И везде, куда бы он ни шёл, шастали люди.
Кешка, завернутый в бумагу, лежал в кармане. Сашка зажимал этот свёрток в руке, будто грел от ноябрьского холода, и постоянно вытирал слезящиеся глаза.
Никто теперь уже не защебечет радостно и громко в ответ на весёлое: «Привет, Кешка!».
Никто не будет откусывать яблоко из твоих рук, осыпая крошками штаны и футболку.
Никто не будет пить из твоего рта.

Место нашлось за соседним домом. Вспаханный участок, покрытый первым снегом, был засажен по осени молодыми деревцами.
-Здесь вот, Кешка… Зацветут по весне… Здесь…- неведомо кому пробормотал он. С трудом отодрал пласты смёрзшейся земли, уложил свёрток и сгрёб землю обратно. Закурил. Досмолил до фильтра и направился домой.

…Агра лежала в углу на своей подстилке и не отрывала глаз от Александра. Тот же, наоборот, старался на неё не смотреть.
Животные очень хорошо всё чувствуют. И предчувствуют. Агра сейчас понимала, что она виновата, что хозяин сердится. Единственное- не могла понять: из-за чего?! Она не нагадила. Она ничего не стянула со стола, ничего не сломала. Она не нарушила ни одной команды хозяина. Потому, что не было никаких команд. Она просто поиграла с Кешкой.
Она играла с ним уже на протяжении трёх лет, как только появилась щенком в этой семье. Сначала боялась его. Потом он её. Потом они поняли, что у каждого своя территория и можно вполне нормально уживаться друг с другом, играя время от времени.
Но хозяин в этот раз почему- то был сердит на неё. Это мучило. И страшило.
И когда тот для чего- то положил Кешку в карман и вышел в дверь, она почуяла оставшийся в квартире гнетущий запах тревоги и беды.
Она улеглась на подстилку, закрыла глаза и принялась ждать. Когда хозяин вернулся, она не вскочила, не бросилась, как обычно, ему навстречу, а просто лежала и смотрела.
Александр, не раздеваясь, заглянул к дочери. Та лежала, уткнув лицо в подушку, и, кажется, спала.
Прошёл на кухню, открыл холодильник и достал бутылку водки. Плеснул полную кофейную чашку. Выпил залпом и сразу же потянулся за сигаретой. Выкурил одну, от неё же прикурил следующую. Дурацкие слёзы по- прежнему навёртывались на глаза. Ещё раз выпил и пошёл к двери.
-Гулять!- приказал Агре, держа поводок с ошейником.
Та поднялась и покорно направилась к хозяину.

…Он специально вёл её к месту, где похоронил Кешку. Для чего- сам не знал, но упорно шел на вспаханное.
А метров за десять до могилки Агра легла. Сашка потянул за ошейник, но она не встала. Напротив- завалилась на бок, обнажив белесый живот и оскалилась.
Сашка резко ударил концом поводка по собачьей морде. И ещё раз! И ещё!
Агра, не поднимаясь, взвизгнула, затем затравленно зарычала, но продолжала всё так же лежать, лишь пыталась прикрыть морду лапами.
А он всё стегал и стегал любимую собаку, тяжело дыша и зло цедя сквозь зубы: «Рядом! Рядом!..». Поводок выскользнул. И он продолжал нахлёстывать её уже голыми руками.
Наконец, тяжело осел на землю и заплакал. Руки бессильно лежали на коленях, и с правой ладошки черными вечерними каплями капала на сиреневый снег кровь.
Кап… кап… кап…
То ли кровь любимой собаки… То ли не смытая кровь любимого Кешки… То ли своя, собственная…
Агра подползла и тёплым языком принялась облизывать мокрую от крови ладошку.
-Что ж ты сделала, сука…- шептал Сашка, безумно глядя на чернеющие саженцы. –Что ты сделала… И что ж я- то, тварь, делаю…-
А Агра продолжала вылизывать ладошку, не замечая, что ещё больше пачкает её своей окровавленной мордой.

Печальной будет эта песня,
О том, как птицы… умирали…