Сценическое пространство как глубинные понятия правого и левого

Но почему наши глубинные понятия правого и левого как лучшего и худшего, попав в сценическое пространство, поменяли ориентацию? Нет ли здесь противоречия?

Постараемся ответить на этот вопрос.

Следуя логике наших представлений об ориентации в психофизическом пространстве, мы должны «возвышать» правую сторону сцены. Но в этом случае сценическое пространство должно быть частью нашего субъективного пространства. В то же время, даже увлекаясь театральным действием, когда нам кажется, что оно нас полностью захватило, мы не теряем ощущения границы Я-Другое. А потому и сценическое пространство воспринимается не как часть своего мира, а как стороннее. Мы в нем не живем и не действуем. Система сценических координат выстраивается нами от лица, находящегося на сцене. Отделяя себя от него условной границей, мы получаем встречный поток, а не зеркало; alter ego - «другое я», смотрим глазами стороннего наблюдателя, а «тот» мир смотрит на нас. Ступив на сцену, мы окажемся в привычно ориентированной системе ценностей: правое - высшее, левое - низшее, но, вернувшись в зал, вновь поменяем направления. Актеры и зрители сориентированы, как два человека, стоящие лицом друг к другу. А потому иерархия образов, как этическая, так и духовная, выстраивается в пространстве сцены, возрастая справа налево. Назовем такую иерархию горизонтальной.

Интересно с этих позиций сравнить два случая превращений: «птица-девушка» и наоборот. Первый - в «Лебедином озере», второй - в балете Р. Щедрина «Конек-Горбунок» (балетмейстер Дмитрий Брянцев).

Лебеди превращаются в девушек, появляясь из т. 6 сценического пространства. Одетта выходит из т. 6 или 8 (в зависимости от редакции). Обе точки - правая сторона сцены, определенная нами как область низших ценностей. При этом вряд ли кто поставит под сомнение нравственное превосходство Одетты над другими персонажами балета. Уходит она в конце второго акта в т. 6. Но это противоречие снимается, если мы вспомним, что девушки-лебеди заколдованы и находятся во власти Злого Гения, а значит в зоне его влияния. Вспомним и другое: часто мифологическая подоплека превращения, в том числе и в животного, - аллегория смерти. Обратное превращение - воскрешение. А смерть - всегда более низкое состояние, сфера темных сил. Суть освобождения от колдовских чар - путь из небытия к бытию и наоборот. Именно эта символика сопровождает образы Одетты и девушек-лебедей (рис. 8, 9).

Совсем иная природа двойственного образа Жар-птицы и Девицы-Красы в балете «Конек-Горбунок». Это две сущности одного целого. Жар-птица - полет свободной души, Девица - земная красота. Они неразделимы. Суть превращения - смена сферы обитания: или опускание с небес на землю, или взлет. Отсюда и другая точка превращения - она расположена между т. 4 и т. 5.





Если в «Лебедином озере» превращение в девушку идет справа налево, то есть от низшего к высшему, то в «Коньке-Горбунке» - слева направо или сверху вниз (рис. 10).
Так, только из анализа точки и вектора перехода из одного состояния в другое следует разная семантическая сущность двух схожих образов.
Рассмотрим еще один пример. Балет В. Бесединой «Суламифь» в постановке Дмитрия Брянцева (Музыкальный театр им. К. С. Станиславского и В. И. Немировича-Данченко) (ил. 1).

Правая сторона сцены - мир царицы Астис и жрецов. Мир страстей и злодеяний... Здесь ступени, ведущие к трону, не возвышают, а возвеличивают... Здесь восхождение к вершине власти - вхождение в мир порока...

Левая сторона - чистый и светлый мир Суламифи: «Вся ты прекрасна, возлюбленная моя, и пятна нет на тебе».
Уже в сценографии оба мира разведены к двум полюсам: свету и тени. Соломон, преодолевая их границу, преображается. Он может существовать и там, и там... Но попытка провести Суламифь в мир противоположной стороны оборачивается ее гибелью. Да, она достигает его вершины, но мертвой. Смерть уравнивает ее и Астис. Попытка слить воедино два полюса приводит к гибели обеих женщин: и любящей, и жаждущей... Медленное продвижение Соломона с телами двух погубленных им женщин по ступеням трона, возвышающегося в т. 6, не прощение, а приговор, не спасение, а падение... «Есть пути, которые кажутся человеку прямыми, но конец их путь к смерти» (Притч. 16:25).