Стираются цепи - в пыль

Насколько поэт приближается к образу пророка, настолько он удаляется от своего первоначального образа жреца.

В. Соловьев

***
Светлой памяти святого преподобного о. Сергия Радонежского чудотворца посвящается.

I

Троекратный крик –
Стольным городам.
Посох, на нем Лик.
И пути к Вратам…

II

Скоморошьий смех
Словно дымом жжет.
Угли - строки вех.
Вороном поет

Ветер с крыш кремлей.
Спасской башней – Лик.
…Имена царей…
Троекратный крик.

***

Покажи, где зарыты подковы
Тех коней, что погибли в пути,
Где растет подорожником слово.
Мне от туда дано не уйти.

Мне дано там построить лачугу
На камнях или так, на земле.
Переплавлю я в саван кольчугу
И зарою ее же в золе,

Что бы больше она не хрипела
Про ранения в смертных боях.
Видишь, стая грачей полетела –
То набат бьют. И узник в цепях

Песней режет молчанье людское
В онемевших от ветра сердцах.
Он потомок слепого покоя,
Он не странник и не монах.

Но он знает, как хрипом в колодец
Моя песня летела вчера,
И он знает, как там колобродят
Разодравшие глотку слова.

И я знаю – меня он не примет.
Он пророчит мне, и будет так.
Буду я мертвецом с живыми
И живым на руках-мертвецах.

Банька по-черному

I

Полвека не топили баню.
Душа впитала сырость лет – скомканных страниц.
Табачный дым я снегом заедаю.
И смотрит в вечность холодом печных пустых глазниц

Распущенный до времени почетный караул.
Трехрядку собираю по частям.
И режет снега оседающего гул
Звон падающих орденов на камень плит воздвигнутых царям.

II

Мне замажет сажей раны дым.
Паром выбелит рубцы,
Выбелит – сделает седыми
Волосы, как свеч опаленные концы.

А пот не смытый, как воск, застынет,
Замажет глотки пор.
И вновь меня на полку верхнюю закинет,
А там мне прочитают приговор.

И силы нет окно рубить наружу.
Глаза прожжет мне дым до слепоты.
Вдохнуть бы паче снега белую мне стужу,
Дышать до терпкой хрипоты.

Молчать и снег глотать, как водку.
И вновь раскалит жаром нас весна.
И снова просмолить мне надо будет лодку.
Чтобы на камень раскаленный не попала вешняя вода,

Я просмолю глазницы. Затушу костры.
Но ночью ветер спать не даст.
Я на углях расплавил кандалы.
Сегодня топят баню как в последний раз.

***

Видишь, идущий, руины,
Осколки пустых афиш.
Я вынул из рам картины.
И правильно, что ты молчишь.

Не гаснут с рассветом лучины,
Сжигают прах старых стихов,
И пепел уже не остынет…
Но колоколом – Часослов.

***

Стираются цепи - в пыль.
Ты знаешь, что звон – не плач,
Ты знаешь, что прав – палач.
Но старец расскажет быль,

Как странник не знал пути,
Но посох его – звенел.
И слово расстрелянных стрел…
Он шел и шептал – свети.

Он шел, но не знал пути.
В нем шут, заглушая смех,
Познал развалины вех
И звон бубенцов в горсти,

И слезы ушедшие - в звон,
Но звон – не от бубенцов,
Молчание стариков.
…Он есть поясной – поклон.

Пасха

Разбудили меня на закате,
Не зажгу я сечей. Терпкий воск
Застынет на смертной дате.
Мы проспали уже сенокос.

Я проспал… Завтра свяжет метелью,
Занесет да и выбелит ночь,
Как художник сырой пастелью,
Нарисует ушедшего прочь.

А потом сорок дней молчанья,
И зажгут свечи вновь. Весна
Скомкает все причитанья,
Раскалит эту смерть до красна.

И увидим мы Жизнь в этой смерти.
Крикнут мне: снова свечи горят!
Вы бродяге босому поверьте –
Кажет Спаса его сонный взгляд.

***

Скомканной газетой реет век,
Датой в ней впечатан миг,
В ней шрифтом - как меняются русла рек.
И вдруг слышишь, стал шелестом крик.

И наступит полярная белая ночь –
Тишина. С колокольни посыпится звон.
И уйдут вдруг ветра табунами прочь
И мир станет последний земной поклон.

***
Отцу Иосифу Еременко

Аще бо и пойду посреде сени смeртныя, не убоюся зла, яко ты со мною еси: жезл твой и палица твоя, та мя утешиста.

Псалтирь 22:4

Посох на верный путь.
Ветер, дорожная пыль.
Звонницей-словом на грудь.
И не назад, не вперед, а – быть…

Не раздувать угли.
Видеть, как тлеет прах.
«Яко… и на земли» -
Солею на устах.

Руки крестом на груди.
Трижды на темя перста.
Всем о золе возвести!
Всем помоги наверстать!

И не давай кострам
Меня заставлять забыть!..
Имя Твое устам…
И не назад, не вперед, а – быть…