Родные люди

Солнце по своему обыкновению садилось за линию горизонта, море умиротворялось и на душе у Али становилось спокойнее. Рабочий день подходил к концу. Скорее домой: выпить кофе, почитать книгу и быстренько лечь спать, ведь завтра опять на работу. Аля шла к своему домику неподалеку от набережной и вспоминала свою поездку в Мурманск. Вот где было хорошо! Настоящая зима, которой Алевтина отродясь не видела, покорили ее сразу и навсегда. Холода, вьюги, белые шапки деревьев, морозное солнце при минус двадцати пяти – вот, что взбудоражило ее душу. Ведь зима в ее родном Коктебеле никогда не была обворожительной: дождь, слякоть, снег раз в пятилетку и холодное неприятное море. Ужасную зиму на черноморском побережье все всегда переживали: не жили, а просто существовали и ждали весны и окончания этого серого промозглого кошмара. Случай подарил ей русскую зиму в Заполярье. Родной сын ее мачехи, который жил в Мурманске пригласил их погостить у него. Прошло полтора года, но девушка до сих пор грезила далеким городом и надеялась, что когда-нибудь она снова вернется туда.
Сейчас благо было лето, причем самая приятная его часть – конец августа – бархатный сезон. Солнце не жарит, а приятно греет, море не холодит, а ласкает, курортник от всех этих благостей природы не жаден на деньги.
Аля работала на пляже. Каждый день с раннего утра можно было услышать ее звонкий голос: «Пирожки, пахлава, семечки!» Натренированные ноги ловко бегали по горячей гальке, ловкие руки быстро отсчитывали сдачу, а улыбка никогда не сходила с ее загорелого лица. С мая по октябрь, изо дня в день, вот, уже который год, Алевтина продавала кондитерские изделия, которые пекла ее мачеха. Этими деньгами и жили остальные полгода.
Так случилось, что Аля рано осталась без матери. Отец через некоторое время женился на женщине с ребенком. В доме появилась новая хозяйка и сводный брат. В общем-то, хорошие заботливые люди, но все равно чужие. Брат был старше Али на пять лет, мачеха тоже была старше отца. Жили - не тужили, но чувство одиночества никогда не покидало Алевтину. Отец с каждым годом отстранялся от девочки, уделяя все больше внимания приемному сыну, но, вот, мачеха никогда не обижала падчерицу и старалась приласкать. Хотя ласки эти были, скорее всего, механические, больше похожие на «прости, что так случилось, что неродная мать воспитывает тебя». Алевтина, конечно, все понимала и почему-то уже не ждала от жизни каких-то подарков или радостей. Потом умер и отец. Сын мачехи волею судьбы оказался в Мурманске. Там окончил институт, остался работать, женился. Мачеха, конечно, была довольна: сын устроился.
А они остались влачить в этом захолустном Коктебеле. После школы надо было ехать учиться, но девушка осталась. Решила подзаработать немного денег «на пляже», «а там посмотрим». Но все как-то оказалось сложнее. Денег постоянно не хватало, «откладывать» просто не получалось. Бедность сблизила Алю и Екатерину Ивановну. Они уже не были мачехой и падчерицей, они вдруг превратились в подруг по несчастью. А потом и вовсе стали родными людьми.
Они иногда созванивались с Мурманском. Степа все звал их в гости, да, вот, только денег на билеты никак не могли скопить. Аля, никогда не выезжавшая за пределы Крыма даже не могла представить себе иную жизнь, другие города. Оставалось только мечтать.
Пришла зима с дождями и простудой. Але удалось устроиться в магазинчик бытовой химии. Денег стало несколько больше, и по субботам они позволяли себе выпивать шампанское с клубничным вареньем. Забираясь под теплые одеяла, мать и дочь садились друг перед дружкой и болтали. Именно теперь Екатерина Ивановна открылась для Али в новом свете. Оказывается, жизнь этой уже пожилой женщины когда-то была яркой и невообразимо интересной. В тридцать лет вышла первый раз замуж, в тридцать шесть – во второй. А до этого…Москва, Ленинград, Нижний Новгород. Удивительная любовная география. Это уже потом как-то пошло вкривь и вкось. «Хотя чего уж там! - говорила она, - отца я твоего любила, не то, что Степкиного. Выскочила в первый раз по дурости. Думала: за капитана! А он об офицерской чести и слышать не слыхивал: пил, гулял, а то и кулаком угощал. Сбежала я от него через пять лет в Крым. Здесь-то уж мне Бог и послал твоего отца»
Каждую субботу Алевтина слушала истории мачехи о жизни «в девках», и не знала то ли удивляться, то ли завидовать. «Да, мам Кать, вот у тебя и судьба».
И, вот, в один из таких вечеров раздался телефонный звонок из Мурманска. Катерина Ивановна стала бабушкой!
«Мама, Алька, приезжайте через пару недель. Светланку из роддома выпишут, с Катюшкой понянчитесь» - прокричал в трубку Степан.
-Мам Кать, поедем, вскроем нашу лаковую шкатулку! - сказала Аля.
-Так это ж деньги на твой институт
- Ничего, в следующем году заработаем. То институт, а это – мечта!
И поехали. Что и говорить, это событие было самым радостным в ее жизни. Алевтина, пока колыхались несколько суток в поезде, вязала малюсенькие носочки для племянницы, пусть и не родной, зато уже такой любимой. Подарков везли гору, консерваций два чемодана. Таксист, везший их на вокзал, спросил у Катерины Ивановны:
-Мать, а огурцы-то куда прёшь?
-В Мурманск, милок, внучке везу.
-А сколько ж ей?
-Две недели вчера было.
Тот только рот раскрыл. Потом заулыбался:
-Ну, привет Мурманску, а у меня там теща.
Катерина Ивановна расчувствовалась и зачем-то поцеловала водителя.
-Ну, мать, ты даешь! - только и воскликнул таксист.
Север понравился Але всем. Она целыми днями гуляла по зимнему городу, пока мам Катя стирала пеленки и нянчила маленькую Катерину Степановну. Невестка Света оказалась просто находкой для немного ветреного Степки: деловая, хозяйственная, разговорчивая, без лишних ужимок. Встретила Алю как родную, все время обнимала и целовала, как будто они были сестрами: «Ой, Алька, какие же вы молодцы с мамкой, что приехали!»
Две недели пробежали быстро. И почему все хорошее так быстро кончается?!

Воспоминания прервал чей-то хриплый голос: «А где тут у вас можно коньячку приобрести?» Перед Алей стоял симпатичный мужчина лет сорока и улыбался.
-Хорошего – подешевле или отличного – подороже? – спросила девушка.
-Ну, давай самого лучшего на всем побережье, - ответил незнакомец
-Тогда пошли со мной
-Давай, красавица, веди.
Пока шли к соседу Али дяде Боре, который приторговывал коньячком, разговорились. Виктор приехал отдохнуть с друзьями из Твери. Аля тоже рассказала немного о себе.
-Как же я такую красоту ни разу на пляже не заметил? Вот, уже как неделю здесь.
-А вы без жены? – зачем-то спросила Аля.
-Без, - ответил тот.
Алевтина никогда не думала, что сможет позволить себе роман с курортником длиной в неделю. Но сердцу, как говорится, не прикажешь. Поначалу было стыдно, причем перед собой. Девушка всегда была строга к себе, хотя в строгости ее никто не воспитывал.
-А кольца на безымянном пальце ты решила и вовсе не замечать, - риторично спрашивала у Али мачеха. Хотя прекрасно понимала, что захотелось девушке безрассудства, и пусть не любви, но хотя бы влюбленности, по мужскому обаянию, по романтическим вечерам, наконец-таки.
Конечно, никто Алевтину не осуждал. Вокруг творились вещи и «поинтереснее». Но каждое утро Аля спрашивала себя: а что дальше? Он в два раза старше меня, у него дочь почти мне ровесница.
Как-то вместо одного бокала вина Аля решилась на второй. Мысли побежали, язык развязался. И неделю молчавшая девушка, которая только и внимала комплиментам ухажера, вдруг разоткровенничалась: и про семью, и про Мурманск, и про «жуткую» жизнь. Затем отчего-то перешла в наступление: как же вам, мужчинам не стыдно, вас жены ждут, вам верят, на вас наедятся, а вы, гады такие, с местными дурочками «вина Крыма» пьете и в ус не дуете…ну, и в таком духе. Потом долго плакала крокодиловыми слезами, чем ввела Виктора в начале ступор, затем в состояние неадекватной экзальтации. Тот, недолго думая, купил у первой попавшейся бабульки «миллион алых роз» и сказал: «Хочешь, я останусь здесь с тобой навсегда». Пьяный не от вина, а от этих крепких девичьих слез, он словно решился рассудка, повалился на гальку и начал целовать ее колени, соленые то ли от моря, то ли от этих самых слез.
Сказав решительное «нет» Аля побрела домой, неся в одной руке босоножки, а в другой розы. Виктор не побежал за ней, он уже обдумывал подробности вдруг созревшего плана. Спустя два часа, когда и Аля и мам Катя неспокойно спали под трескотню огромных коктебельских цикад, в их доме раздался стук. Загавкал Барон, зашумели немногочисленные наседки в курятнике, кажется, даже цикады замолчали на миг, прислушиваясь к шуму за калиткой.
Екатерина Ивановна вышла на освещенную фонарем улицу, где и увидела запыхавшегося Виктора.
-Извините меня, я понимаю, что все это странно, возможно, вам кажется, что я подлец…но дело в том, что я люблю вашу дочь…и не знаю, что мне делать дальше. Вы самый близкий для нее человек…в общем, помогите.
-Знаешь, Витя, ты мне нравишься, но езжай, откуда приехал, - сказала женщина.
Вышла Аля. Пожалуй, это трио под фонарем выглядело довольно странно. «Что делать» не знал никто. Но утро вечера мудренее. И на следующий день, взяв себе выходной, Аля направилась на пляж уже в качестве отдыхающей. Это был потрясающий день, наполненный такими невероятными всплесками чувств, что, казалось, и моря и солнца будет мало им двоим. Это был прощальный день. Ночью Виктор уезжал. За объятиями было видно, насколько они сроднились за эти две недели.
-Я буду ждать. Столько, сколько смогу.
-До свидания, любимая.

Теперь у Али к мечте о Заполярье прибавилась мечта о родном теперь уже для нее человеке. Далекая и ненавистная Тверь и Мурманск – два города, которые прочно засели в сознании девушки. Череда неспешных дней сняла остроту расставания. Через пару месяцев позвонил Степа: «Алька, приезжайте, мы Катюшку надумали крестить, ты, естественно, крестная. Как там мама?» И не успев договорить, услышал стремительный крымский ответ: «Братишка, мы приедем, только давай, когда выпадет снег». Степа, совершенно забывший, что в Коктебеле было еще тепло, воскликнул: «Алька, снег давно уже лежит и ждет тебя»
-Мам Кать, нас, между прочим, в Мурманске ждут.
И опять они мчались в далекий заснеженный город. Там, под куполами заснеженного храма, она держала за руку двухлетнюю девочку и молила Бога за нее, за свою семью, и за того родного человека в далекой Твери. Слезы буквально душили ее, когда нужно было говорить какие-то слова священнику. Тот только радостно улыбался, гладил по голове маленькую Катюшу и повторял: «Это очень хорошие слезы»
После церкви поехали домой, где стол ломился от невесткиных угощений. Праздник удался. Среди шумного веселья, Аля вдруг спросила:
-Степа, а Тверь отсюда далеко?
-А зачем это тебе?
-А мне туда надо. Я от вас туда заеду, а потом уж в Крым.
Катерина Ивановна сидела мрачнее тучи. Степа показал на карте СССР маленькую точку: «Вот Тверь»
Вскоре Алина любовь не для кого уже не была тайной за семью печатями. Степа растерялся, не зная, что и ответить. Зато невестка Света поддержала горе-влюбленную: «Да, слышала я сто раз эту фразу «На чужом несчастье своего счастья не поостришь», но, что же теперь ей прикажешь делать? Езжай Алевтина, я тебе и деньжат немного на дорогу добавлю»
А через два дня, она уже стояла на перроне вокзала в Твери, и первый робкий снег среднерусской полосы сыпал на ее пушистые ресницы. Аля вдруг почувствовала себя персонажем какого-то романа. Так любившая русских классиков, она пыталась ощутить себя кем-нибудь из своих обожаемых героинь. Но в голову ничего не приходило, а только лишь то, что как-то невероятно переменилась ее жизнь. Вдруг в ее судьбе появились те «иные города», о которых она знала лишь из новостей по телевизору, в ее жизнь проникло то счастье под названием любовь, о котором она знала только из письма Татьяны к Онегину.
От этого всего робость перед неизвестным городом и шумным вокзалом прошла, и она двинулась к телефону-автомату. Набрав заветный номер и услышав этот хриплый голос, она сказала: «Здравствуй, родной…»