Уроки ботаники 5

XXI. АНЮТИНЫ ГЛАЗКИ

- Можно, я возьму твою руку?
Полчаса назад я встретил ее у подъезда, и был до того находчив в словах, что теперь мы сидели на этом диване рядом и вспоминали свое детство. Тогда она была не просто худенькой, а даже какой-то костлявой. Подобную костлявость я потом надолго полюбил именно из-за нее.
Воспоминания забавляли ее, и я еще раз убедился, что ни при каких обстоятельствах не смог бы стать героем ее романа. Но теперь эта ладонь лежала совсем рядом…
- Можно, я возьму твою руку?
Теперь у нее была крепкая, совсем другая, но по-прежнему привлекательная фигура - сказывалась практика альпинизма. Но вообще, она стала художником.
- Если хочешь, - она легко и сразу ответила мне.
Ее кисть не вздрогнула от прикосновения, и лежала совершенно спокойно в моей руке всю эту единственную минуту. Лишь чуть посветлевшие глаза также по-детски смеялись надо мной. Правда, теперь он не были так черны.
- Ты когда уезжаешь? – спросил я, прощаясь.
- Завтра.
- Я приду на станцию.
- Ладно.
Не люблю карие глаза, кроме этих. Назавтра я смотрел в них последний раз. Но звали ее совсем не Анюткой.

XXII. БЕЛЫЕ ЦВЕТЫ

Горячо!
Помнишь, эту детскую игру?
В Петергофе, действительно, были влюбленные. А может, я и ошибаюсь, говоря о тех девяти парах, приехавших сюда сразу после церемонии бракосочетания. Они встречались в парке тут и там. Белые невесты в парке октября, словно запоздалые цветы.
Смотрела ли она на часы, я не помню, но и с самолетом ты угадала. Ну, почти, потому что самолет был мой.
А Петергофские фонтаны, холодным золотом горя,
Являют вид довольно странный посередине октября.
И в окончание сюжета - другой меня уносит борт,
Из транспортных инстанций это: метро, такси, аэропорт.
На прогулочный катер экскурсоводы заманивали нас, сбивая цену друг у друга. Потом капитан сказал, что повезет нас за свой счет, поскольку сбор с нескольких пассажиров никак не окупает эту поездку. Перед отъездом в салон забежала девчушка и зачем-то сфотографировала нас, пробормотав что-то про сюрприз. Этим сюрпризом оказались две маленькие тарелочки с нашими фотографиями. Я понял, на всякий случай они не делают совместные фото парочек. Только зачем мне мое фото без нее?

XXIII. ИРИСЫ

Она склонилась ко мне и оперлась локтями о стол. При этом платье и горловина его отвисли, и через эту горловину я вдруг довольно отчетливо увидел два дивных холмика, две прелестных округлости. Оказалось, что кроме платья на ней ничего не было. Потом мы разговаривали, разговаривали, а я смотрел ей в лицо, не решаясь надолго опустить глаза ниже.
Какое это имеет отношение к ирисам? Почти никакого, но ее звали Ирина. Наверное, я учился уже в старших классах, потому что она была на целых три года младше.

XXIV. ГОРЕЦ ПОЧЕЧУЙНЫЙ

Гуси бесперебойно поставляли нам поплавки. Тогда пруд был большой и доходил до самой деревни. Мы и рыбачили недалеко от нее. А чьи-то гуси постоянно паслись в траве. Потом им хотелось поплавать, но они не шли сразу к воде, а сначала взбирались на берег повыше, чтобы оттуда бежать потом вниз с диким гоготанием и неимоверной радостью. Разогнавшись как следует, они, наконец, взлетали, и летели дальше, сколько было сил, отчаянно взмахивая тяжелыми неуклюжими крыльями и продолжая кричать от восторга. Попадав в воду, они постепенно затихали. Через какое-то время все повторялось.
А горец рос у самого берега. Приятно было пожевать его стебли, составленные из нескольких сегментов, утолщающихся книзу. В этих утолщениях и была сосредоточена кислинка.

XXV. ЦВЕТЫ НА СНЕГУ

- Вот выйду из больницы, и женюсь на тебе, - говорил я Верке.
- Врешь ты все. Ты на Маруське женишься.
Я недолго убеждал ее в обратном. А когда вышел из больницы, Верка уже не жила в нашем бараке. Лишь остатки цветов, что мы рисовали на снегу под окном, напоминали наш разговор. Я недолго грустил о ней, как и об Алке из 5-го класса, на которой обещал жениться уже в больнице, потому что она хорошо читала сказки.
Все же правильнее было бы жениться на Верке, потому что на следующий год мы с ней должны были бы пойти в школу.