Чувство вины и легкие наркотики

Чувство вины и легкие наркотики Сергей Галиуллин Дебютный сборник стихов молодого пермского автора. Страдания по пустякам, скепсис по отношению к катастрофам, любовные лодки, разбившиеся друг о друга. Сергей Галиуллин Чувство вины и легкие наркотики я не был никогда экзистенциальным поэтом, и здесь говорить, пожалуй, буду лишь о своей любви к тебе. я хочу провести с тобою лето, зимовать мешают мои простуды, мы уедем в какой-нибудь коктебель. или другую гористо-морскую местность. совершать прогулки, студить затылки на террасе нерусское пить вино. я когда-нибудь обрету известность, собирая твои кивки и ухмылки, превращая их маленькое кино. перед титрами пауза, музыка виснет, на экране затем бесконечно долго пролетают буквы, труба гудит. мне очень нравится, что ты в моей жизни занимаешь места не больше осколка, который заблудился в моей груди. Мы встречаемся в месяц раз, в опустевшем баре, Ближе к полночи, ближе к стойке, ближе к луне, Худощавый мальчик играет нам на гитаре, Слишком много вина в бокале и водки во мне. Мы встречаемся в месяц раз, мы не можем чаще, Слишком старые, слабые наши с тобой сердца, Плюс при горечи одинокого месяца слаще Эти встречи с началом, но без конца. Мы встречаемся в месяц раз, мы гордимся этим, Мы герои красиво снятых кинокартин, Мы юны и пьяны и предельно опасны как дети, По ночам отдающие камни стеклу витрин. Мы встречаемся в месяц раз, так до самой смерти, До тоннеля без яркого света в самом конце, Только мальчик с гитарой будет хранить в конверте Фотографию нашу и печаль на лице. что-то не спится стиральной машине, одолевают страхи большие и малые, белые и деликатные, черные и с цветными пятнами. как тяжело машине, паршиво, вещи внутри непонятные, вшивые, вертятся, сушатся, море режимов, самое страшное – вещи чужие, нет у машины даже носка, обуревает машину тоска. смотрит на стены в кафельной плитке, месяц работы как годы отсидки, крутит и вертит, скулит и стенает. хуже живет только щетка зубная. и дыра в затылке (проем двери), с номерком браслет, ты себе бери, а ему надевай на запястье свой, и беги лесами, пока простой. и пока заряжают, считают, пьют, умирают, спасают, баклуши бьют, на опушке леса сорвешь берет, закопаешь, как будто тебя и нет. похоронка в город твой, а ему, потерявшему всю семью, к чему похоронка? смотри сбежал, не заметили, что же ты дрожал. пропивая память в дурном кафе, что за город? какой-нибудь санта-фе. обещаешь себе написать про войну, там не будет намека на глубину, только крик (каждый крик – тишины стена), я меняю свои имена (на!). ты идешь на войну имена менять, в каждой бойне остаются в тенях убитых частички твоей души, перемена миров – ты так решил. и бежишь от себя босиком с мешком браслетов (с запястья тащил тайком). неудачника видно по почерку, по волосам в носу, он несет свою спину, как будто бревно несут на субботнике двое с лениным, трое с лениным. листопад. неудачника защищает от мира собственный ад. или собственный рай, все равно исправить нельзя ничего, и гладишь спину улыбчивого кота. исчезают под утро воображаемые друзья, и еще обидней – исчезают буквы с листа. завтра наступит лето, но это не так уж важно, если купить билеты (заранее) до края света, а дальше по тонкой тропке за край. а там можно крушить буфеты с вишневым вареньем, сворачивать сигареты из иноземных трав, водить облака при себе не имея прав. если наступит лето, то каждый прав. выживешь с пулей в сердце и будешь рассказывать внукам, какая сука была их бабка, достала маузер и стреляла в упор и то промахнулась два раза. на третий пуля попала в сердце. она улыбнулась и вышла. потом вернулась, когда ты в палате под капельницей, лежал и обдумывал месть. есть справедливость, она стала лучше и больше в тебя не стреляла. глаза уже закрываются, воображения не хватает. если выживешь с пулей в сердце, тебя залатают. а если нет, то внуки уже не узнают, как все происходило, как ты всадил себе пулю в сердце, когда она уходила. всаднику без головы нелегко живется, в голове номера телефонов соньки, машки, адрес тещи, диагноз тещи и имя тещи. и маршрут, которым можно свалить отсюда. хорошо хоть ноги сами несут в пивную, где рука ощущает запах холодной кружки, где рука ощущает пену, горчинку, градус. и идешь из пивной то ли в радости, то ли в горе. от довольного человека пахнет клубникой, не мороженой, свежей, с тетиной дачи, из ведерка ел, не стесняясь, ложкой. у недовольного человека пятна от любой-прелюбой клубники и мороженой и с тетиной дачи. от недовольного до довольного человека ехать автобусом как до усть-качки, и автобус сломается посередине я похоже умер и дом вымер, половицы-клавиши молчат сон плывет по морю как суер-выер, то на остров памяти, то еще какой ад. растеклась температура по телу, растеклась по полу полукровать. видимо здоровым надо быть в меру, временами надо нам умирать. люди очень часто бегут по кругу, люди никогда себя не берегут. люди иногда держат в руке руку, иногда трахаются, иногда врут. сон плывет по небу как спутник, будто это карма – плыть и плыть. если есть какой-нибудь в мире заступник, то ему пора уже заступить. пятый день нашей хроники. пишем в стол. храним для потомков. нас засыпало снегом, нас закрыло внутри сугроба, кажется, будто мы в ящике размерами меньше гроба. пятый день. мы начинаем чувствовать все особенно тонко. кажется мир подрагивает вокруг, может быть мы в котомке за плечом великана, катающегося с горки. сил становится меньше, медленно надвигается ломка от недостатка веры, воздуха и махорки. есть предположение, что мы не рождались совсем, что мы в утробе, легче думать, что именно там, а не в этом сугробе, Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/sergey-galiullin/chuvstvo-viny-i-legkie-narkotiki/?lfrom=688855901) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.