Тринакрия

Тринакрия Дарья Роззонелли Дольче Вита – это выражение манит и заставляет мечтать многих. Венсан и Матильда не стали исключением. Задорная супружеская пара, отправляется за «сладкой жизнью» в Сицилию. Молодые и благополучные влюблённые уверены, что на новом месте жительства их ждут только приятные моменты и приключения, и уж точно не предполагают, что рискуют расстаться не только с прежним счастьем, но и с собственными жизнями. Дарья Роззонелли Тринакрия Глава 1. Перед последним путешествием Остров Сицилия, декабрь 1908 год. По мощёной улице провинциального городка шёл по-щегольски одетый молодой мужчина, приковывая к себе взгляды окружающих. Из-под распахнутых пол тёмно-серого пальто выглядывал подобранный в тон и прекрасно отшитый костюм. Ещё большего шика облику красивого синьора добавляла жемчужная булавка, скрепляющая шёлковый галстук, завязанный широким узлом. Проходя мимо залюбовавшейся на него юной девушки, приязненно на неё посмотрел, приподнял фетровую шляпу и свернул в узкий проход между домами. Затем вышел на параллельный предыдущей улице переулок и скрылся за одной из дверей углового трёхэтажного дома. Минут пятнадцать спустя, со второго этажа по другой стороне дома, в который вошёл элегантный мужчина, ловко спрыгнул плохонько одетый крестьянин. Убедившись, что улочка полностью безлюдна, он оправился и натянул кепку коппола так глубоко, что из-под неё виднелась лишь нижняя часть лица при чёрных с проседью усах. Крестьянин перекинул небольшой холщовый мешок через плечо и неспешным, но уверенным шагом направился в сторону главной улицы. Пересёк город и вышел к просёлочной дороге, не привлекши своим заурядным видом ничьего внимания. Идя по холмистым тропкам, он созерцал причудливые формы камней, будто растущих из-под земли, разнообразие дикой растительности и пасущихся овец, жующих сочную зимнюю траву. Время было обеденное и никого из пастухов, к его радости, ему не повстречалось. Периодически поднимая голову вверх, бедный пейзан на несколько секунд останавливался: то ли чтобы перевести дух, любуясь заснеженной вершиной горы, то ли таким образом ориентировался, куда и сколько ему ещё осталось идти. Поднявшись на очередной холм, его глазам открылся захватывающий дух вид на море, переливающееся различными оттенками: от тёмно-синего до ярко-бирюзового. Издавна проторённый людьми, лошадями и домашним скотом путь постоянно петлял, и то влево, то вправо от него отходили небольшие, порой едва заметные тропки. На очередном перекрёстке мужчина свернул на одну из них, пересёк небольшую поляну, и, обогнув до середины пригорок, оказался рядом с маленькой каменной хижиной. Половина левой стены скромной лачуги врастала в стоящую впритык земляную возвышенность. Крестьянин отворил деревянную дверь, оглядевшись по сторонам, вошёл внутрь и наспех спрятал за стогом сена свой холщовый мешок. Затем достал из-за пазухи искусно выполненный кинжал, украшенный драгоценными камнями. Зажав его в руке за спиной, снова выглянул на улицу. Убедившись, что поблизости никого нет, потянул хлипкую дверь на себя и заперся изнутри. *** Когда усталый крестьянин вернулся в город, солнце уже зашло за горизонт, а местные жители закрыли ставни на своих окнах. Вечер был лунный и потому отсутствие освещения на приготовившейся к ночному отдыху улочке, нисколько не смущало мужчину. Внезапно из подворотни выскочила чёрная кошка, и, казалось, собралась пересечь ему путь. Он успел сложить пальцы в козу, но кошка резко сменила своё намерение и, развернувшись, снова нырнула в щель, из которой появилась. Подойдя к окну, с которого ему пришлось накануне спрыгнуть, крестьянин достал из своего мешочка верёвку, на краю которой был привязан небольшой крюк. Прицелился на цветочный кронштейн под окном и кинул верёвку. Но крюк мало того что пролетел мимо металлического держателя, так ещё и громыхнул по ставням нижнего этажа. Мужчина вжался в стену в опасении, что проживающая на первом этаже владелица дома, откроет ставни для выяснения причины шума. Выждав минуту, убедился, что последствие его промаха осталось не замечено, и, попросив Мадонну о помощи, заново повторил попытку. На этот раз крюк успешно зацепился за кронштейн, и подозрительный пейзан быстро подтянулся по верёвке. Аккуратно толкнув раму, открыл окно и забрался внутрь. Оказавшись в комнате, мужчина первым делом зажёг керосиновую лампу и подошёл к зеркалу. Скинув с головы плоскую кепку, пригладил иссиня-чёрные волосы, и шутливо поиграв бровями, самодовольно улыбнулся своему отражению, оголив белые ровные зубы. Затем открыл шкаф с провизией и позаимствовал немного оливкового масла. Вернувшись к зеркалу, он глубоко вдохнул и медленным движением руки, слегка щурясь от боли, отклеил со своего лица пышные седоватые усы. Бережно обернув их в платок, с помощью масла и клочка ткани удалил остатки клеящего вещества с кожи. Далее скинул запылённый костюм земледельца и, тщательно вымыв лицо и руки, окончательно перевоплотился из крестьянина в привлекательного молодого синьора. Данный маскарад Альдо Фанзоне был необходим в связи с тем, что он точно не был уверен, по-прежнему ли за ним ведётся слежка. В любом случае слишком многое сейчас было на кону, чтобы позволять себе пренебрегать осторожностью. Да и к тому же, разгуливающий среди сельских пейзажей франт выглядит менее естественно и привлекает к себе намного больше внимания, чем скромный крестьянин. Мужчина вернул на место кувшин с оливковым маслом, взял банку с сахаром и зарыл небольшой свёрток на её дне. Жилое помещение на втором этаже у овдовевшей синьоры арендовала сестра Альдо – Орнелла, которая по большей части жила в доме своего мужа. Но в силу того, что их дом находился в небольшом отдалении от города, приезжая на работу в свою бакалейную лавку, Орнелле с супругом было удобно отдыхать в городской квартире во время сиесты, а порой и оставаться ночевать. Наконец, оказавшись на мягкой кушетке, Фанзоне обессилено, но с облегчением вздохнул и тут вспомнил про оружие, висевшее у него на груди. Достав красивый кинжал из ножен, и с удовольствием разглядывая результат своей ювелирной работы, подумал: «А что если бы сегодня, там, в безлюдном месте среди холмов, я заметил слежку, и мне пришлось делать выбор: отказаться от своего плана или убить человека, который мог его нарушить? Решился бы я ударом этого клинка закончить земное существование одной, хоть и грешной, но всё-таки души? Да, однозначно бы решился, – осознал Альдо. – Теперь нет другого выхода». Либо спокойная и счастливая жизнь его семьи, либо интересы этих жестоких людей, на которых ему волей судьбы пришлось работать целых шесть лет. Недавно он имел возможность убедиться, что при случае мафиози не станут долго сомневаться, прежде чем лишить жизни неудобного или опасного для их деятельности человека. Последние годы Фанзоне только притворялся, что от такого уклада жизни ему не воротит душу. Часто говорят, что нас в корне могут поменять те или иные обстоятельства. Одни, обретя богатство или славу, становятся надменны и жестоки по отношению к менее успешным окружающим людям. А иные, наоборот, щедро делятся и помогают другим. Или же, напротив, прошедший испытание горем и лишениями может ожесточиться, и начнёт вымещать зло на весь мир, а другой же станет мудрее и научится не осуждать всех вокруг, а понимать и сострадать. Но Альдо не был согласен с этой мыслью и был убеждён, что люди не могут изменить своей истинной сути. Просто под силой обстоятельств, в определённый момент в них может ярче проявиться то, что и так было заложено, но до определённого момента не имело возможности раскрыться. Как первоначально острый камень, годами окатываемый волнами, превращается в гладкий валун, при этом всё равно остаётся тем же камнем, лишь другой формы. Так же и человек под влиянием различных событий может обтёсываться, менять своё поведение или мнение на некоторые явления, но его квинтэссенция не может измениться в корне. Поэтому бездушный и склонный к насилию человек, попав в преступную организацию, скорее всего, окажется в подобающей ему среде и сможет реализовать свой злодейский потенциал. А добросердечный и честный – рано или поздно взбунтует и очень вероятно, впоследствии будет убит. Либо вечно задавливая свою совесть и истинные душевные порывы, обрекает себя на глубокое несчастье. А то и вовсе рискует превратиться в лишённого рефлексии слугу. Фанзоне не собирался более приспосабливаться к обстоятельствам. Отказался плыть по течению судьбы и сам выбрал направление, по которому доберётся до тех вод, в которых сможет чувствовать себя собой. С малых лет Альдо обожал всяческую тонкую работу руками. При любом удобном случае вырисовывал замысловатые узоры чернилами на бумаге, прутиком на песке и вырезал из дерева различные фигурки. Отец мальчика имел макаронную фабрику, но прекрасно видел, что сын совершенно не интересуется его делом, а наблюдая, как тот, будто заворожённый, часами разглядывает золотые украшения своей матери, начал беспокоиться и подумывал поговорить о странном поведении сына со священником. Но когда на Рождество Альдо преподнёс матери и сестре украшения, сделанные своими руками из дерева и найденных на пляже небольших камешков, понял – призвание сына стать ювелиром. Отец с гордостью рассматривал кропотливо исполненные украшения. Используя подручные средства, мальчику удалось изумительно тонко просверлить отверстия, через которые была продета нить, державшая ожерелье, а притупив швейные булавки, смекалисто переделать их в застёжки для серёг. В тот момент отец твёрдо решил непременно отправить сына учиться к лучшим мастерам ювелирного искусства. Когда пришёл день, Альдо с неимоверным воодушевлением отправился на учёбу в Париж. Молодой человек увлечённо осваивал это ремесло от истинных виртуозов ювелирного дела, и всячески наслаждался прелестями жизни в самом прекрасном и романтичном городе мира. Вернувшегося с учёбы молодого человека, отец с матерью огорошили своей задумкой: продать фабрику на Сицилии, и начать собственное производство макарон в Северной Америке. Там у них уже были постоянные клиенты, а за счёт отсутствия затрат на доставку, открывалась перспектива ещё больше увеличить список клиентов. Родители с упоением рассказывали о возможностях и множестве идей для расширения своего бизнеса. В итоге им удалось вдохновить на переезд и сына. В Соединённых Штатах первоклассного ювелира с европейским образованием мог ждать большой успех. Но вот беда – его сестра наотрез отказывалась переезжать с семьёй в Новый Свет. Орнелла влюбилась в сына преуспевающего землевладельца, и они уже готовились к свадьбе. Дабы не разрушать мечты своих родителей, Альдо согласился остаться на Сицилии до тех пор, пока не удостоверится в стабильности семейного счастья сестры и тогда возможно тоже переехать в Америку. Так и решили. После свадьбы дочери родители, в сопровождении проверенных работников и их семей, отправились за океан открывать фабрику по производству макарон. Орнелла переехала в дом своего мужа, а Альдо в богатый портовый город, откуда мог в любой момент примчаться повидать сестру. Арендовал на самой бойкой улице Мессины небольшое помещение и оборудовал в нём ювелирную мастерскую. Не прошло и недели, как к нему пришли солидно одетые синьоры, предложив выполнять для них некоторые услуги или же платить непомерные для начинающего ювелира взносы за право вести бизнес на «их» территории. Молодой человек мгновенно понял, что выбора они ему не предложили: даже если отдать все деньги, оставленные ему на первое время родителями, внушительные синьоры этим не удовлетворятся. В его лице им нужен был свой ювелир, который переплавлял бы награбленные драгоценности и создавал, из получившегося золота и камней, новые украшения. Порой они приносили редкие по своей чистоте и размеру камни. Вероятно, их сбывали воры со всей Италии, если не Европы. Такие драгоценности ювелир хранил в надёжном металлическом шкафу. Лишь однажды создал роскошное кольцо с бриллиантом в три карата, которое глава клана дон Пиццо подарил своей жене на годовщину свадьбы. Спустя несколько месяцев в лавку к Альдо зашёл один из консильери дона Пиццо и дал задание – набросать несколько эскизов серёг для его дочери. Ювелир вспомнил то событие, разделившее его жизнь на до и после. Где «до» оказалось лишь блёклым ожиданием того самого «после» – наполнившим его жизнь яркими эмоциями и смыслом. В тот день дверь в ювелирную мастерскую Альдо Фанзоне открылась, и на пороге появилась она. Предзакатное солнце подсвечивало силуэт в нежно-розовом платье из шёлкового крепа с широкими, украшенными кружевом рукавами. Отчего, вкупе с тонкой талией, контуры вошедшей напоминали очертания бабочки. Ювелир не сразу разглядел ангельские черты девушки, но только от этого неземного образа у него перехватило дыхание. Следом вошёл её отец и, глядя на застывшего с восхищённым выражением лица ювелира, спросил, готовы ли эскизы. Альдо не сразу понял вопрос, так как прекрасная фея уже стояла в метре от него и бросала в его сторону смущённые, но явно любопытные взгляды. С каждым этим взором ювелиру казалось, что из её прекрасных синих глаз вылетают серебряные стрелы с сапфировыми наконечниками, попадая точно в его сердце. – Как сапфиры… – будто пьяным голосом пролепетал очарованный молодой человек. – Что сапфиры? Вы предлагаете серьги с сапфировыми вставками? Покажите скорее эскизы! – теряя терпение от медлительности Альдо, потребовал отец сказочной принцессы. Дочь заказчика улыбнулась, и у ювелира будто выросли крылья. Он выложил на прилавок несколько рисунков и замер, ожидая её реакцию. Теперь-то Альдо понимал, что ни один камень, и ни одно самое изысканное украшение не достойно неземной красоты этой девушки. Однако та с восторгом оглядывала эскизы и никак не могла выбрать самый лучший из них. – Мне кажется, они все очень оригинальны и каждый по-своему хорош, – растерянным ангельским голосом проговорило небесное создание. – Но мне тоже нравится идея с сапфирами. У меня ещё нет украшений с этим камнем. – А давайте, я переверну листы вниз рисунками, перемешаю, и вы наугад вытяните один из них, по тому эскизу я и исполню украшение? – нашёл выход молодой человек. – Согласна! – радостно воскликнула девушка и, демонстрируя готовность к лотерее, приподняла прелестные руки в кружевных перчатках. Отец красавицы с азартом смотрел, как Фанзоне перемешивает эскизы, и когда его дочь вытянула и перевернула листок рисунком вверх, кажется, не разочаровался, что выиграл именно этот набросок будущего изделия. – Прекрасно. Ты довольна, Реджина? – Да, очень, – она рассматривала изображение, вероятно, представляя, как готовые серьги будут смотреться в её ушах. «Реджина – королева. Да именно так. Она и есть королева красоты, грациозности, шарма и отныне моего сердца», – твёрдо сказал про себя влюблённый молодой человек. А вслух продолжил: – Значит, сапфиры? – Да, я думаю, они будут хорошо оттенять мои глаза. – Боюсь, что любой камень померкнет на фоне ваших глаз. Реджина улыбнулась, потупила взор, а на её нежных щеках выступил милый румянец, ещё пуще взбурливший кровь темпераментному ювелиру. – У вас есть в наличие нужные камни? – вернул беседу в деловое русло мафиози, уловив летающие между молодыми людьми искры. В следующий раз они встретились, когда Реджина снова пришла в лавку к Фанзоне посмотреть на готовые серьги и заодно пригласить молодого человека на свой день рождения. Синьор Мичелли благосклонно отнёсся к симпатии, возникшей между его дочерью и ювелиром. Альдо, будучи человеком уже не посторонним делу и, судя по всему, надёжным, как никто подходил на роль жениха его дочери. Раньше ювелир казался слишком рано потерявшим интерес к жизни, хладнокровным и бесчувственным молодым человеком. Но та встреча с Реджиной, будто вдохнула в него жизнь. Он перестал взирать на всех вокруг потухшим апатичным взглядом. Напротив, его глаза засветились, и от него веяло энтузиазмом и молодецкой энергией. Порой консильери заходил в лавку Альдо Фанзоне и наблюдал за ним во время работы. По выражению его лица и затуманенному взгляду, догадывался, что тот наверняка воображает сцены с романтическим флёром, главной героиней которых является Реджина. В ней тоже были заметны перемены: дочь дольше обычного разглядывала себя в зеркале, а на её прекрасном личике был такой же мечтательный отпечаток, как накануне у ювелира. Дочь стала ещё ласковее обычного, будто понимая, что отец раскусил её чувства и теперь от его решения зависит, будет ли у этой истории продолжение. Синьор Мичелли решил, что не станет препятствовать, если ухажёр настроен серьёзно. Кроме того, дополнительным расположением к ювелиру служило то, что тот напоминал ему самого себя в молодости. Будучи в те годы амбициозным начинающим юристом, ещё не успевшим расстаться с юношеским максимализмом, он также с первого взгляда и до беспамятства влюбился в мать Реджины. Но к несчастью, их семейной идиллии не суждено было длиться долго. С тех пор как синьор Мичелли овдовел, в его жизни была только Реджина, с такими же синими, как у мамы глазами. Всю свою любовь и заботу мужчина отдавал дочери и прикладывал все усилия, чтобы она, согласно её имени, росла настоящей королевой. И его не волновал способ заработка денег для этого благополучия. Потому юрист, отодвинув собственные принципы, без колебаний согласился работать на мафию. На свете была только одна важная для него цель – судьба дочери, продолжение их с супругой любви. В глубине души консильери надеялся, что раз уж Господь, так рано отобрал у него любимую женщину, их дочери полагается испить до конца не только из своей чаши счастья, но и из той, которая была отнята недопитой у её матери и отца. На свой двадцатый день рождения Реджина заказала шикарное модное платье из Парижа. Отец знал, что Альдо тоже собирается преподнести ей украшение в комплект к заказанным ранее серьгам. Молодой человек указал в книге учёта, что выкупил сапфиры и бриллианты разных размеров. Сумма, которую он потратил на камни, была настолько велика, что советник главы мафиозного клана, саркастически хмыкнул: «Осталось ли у молодого человека хоть что-то за душой, после такого подарка?» Безусловно, ювелир зарабатывал на своей лавке и услугах для мафии очень хорошие деньги, но всё же щедрость потенциального жениха впечатлила синьора Мичелли. Когда Альдо появился на пороге, Реджина засветилась ярче самой ослепительной звезды. У молодого человека, как и каждый раз при встрече с ней, перехватило дыхание. Они замерли, глядя друг на друга, не произнося ни слова. Все гости с умилением, а некоторые с завистью, наблюдали за ними. Неизвестно сколько бы они ещё так простояли, но отец девушки нарушил тишину: – Альдо, эти цветы предназначены Реджине, или вы принесли их для себя? Реджина мило засмеялась, а молодой человек, наконец, вручил ей прелестный букет. Далее достал из кармана небольшую бархатную коробочку, перевязанную синей атласной лентой, и вложил в свободную от цветов руку девушки. Служанка забрала у неё букет, и Реджина смогла открыть подарок. Она в восхищении приложила одну ладонь ко рту и, не отрываясь, смотрела на роскошную брошь: два усыпанных бриллиантами лебедя, с сапфировыми крыльями нежно склоняли друг к другу свои изящные головы. – Это великолепно! А лебеди – это символ верной и чистой любви, – выпалила Реджина и густо покраснела. Покраснел и Фанзоне: как же быстро она разгадала, тот смысл, который он вложил в этот подарок. Девушка тут же прикрепила брошь к платью: – Папа смотри, как красиво сочетается с серьгами. Отец почувствовал, что на его глаза наворачиваются слёзы: влюблённой, его дочь стала ещё прекраснее, и, судя по всему, скоро, очень скоро ему придётся её отпустить. Но оказался прав лишь наполовину. События действительно начали развиваться с невероятной быстротой. Уже через месяц Альдо попросил руки Реджины. Но после свадьбы, консильери видел дочь не реже обычного. Несколько раз в неделю навещал её в благоустроенном доме возле моря, который молодожёны получили в качестве свадебного подарка. А с рождением внучки, которую в честь его покойной жены назвали Эленой, молодая семья переехала зимовать в большую виллу синьора Мичелли. Вскоре Реджина увлеклась гончарным искусством, и отец в своём доме оборудовал для неё мастерскую с вместительной печью для обжига глины. С этого дня Реджина могла создавать и крупногабаритные керамические изделия, с каждым разом оттачивая своё мастерство. Так переезды на виллу отца в зимний период превратились в традицию. *** На следующий день после своего похода по холмам в обличие крестьянина, Фанзоне сел в поезд, идущий в Мессину, и в который раз начал прокручивать в голове те события, которые, в конечном счёте, привели к решению покинуть родной остров и всей семьёй искать счастье в Новом Свете. Ювелир с тоской посмотрел в окно поезда, вспомнил синьора Мичелли. В груди сжалось. Когда у них с Реджиной появилась дочь, заботливый дед, с каждым днём становился всё сентиментальнее. Вскоре тесть начал высказывать Альдо опасения, что при такой деятельности они с зятем каждый день ходят по лезвию бритвы, а значит вместе с ними его дочь и внучка. Считал, что им непременно стоит отойти от дел и думать о переезде в другое место, куда-то очень далеко. Ювелир был согласен с этой идеей и потому пару лет назад они вместе приступили к подготовке почвы для того, чтобы навсегда покинуть остров и начать новую жизнь не с нуля, а так, чтобы Реджина и малютка Элена ни в чём не нуждались. «Отойти от дел» – именно так сказал синьор Мичелли, но Альдо понимал, что это не значит, что можно запросто прийти к дону Пиццо и, объявив о том, что больше не намерен работать на мафию, развернуться и гордо уйти на все четыре стороны. Нет, из мафии нельзя уволиться по собственному желанию. Уход от дона Пиццо непременно сопровождается отправкой разочаровавшего его человека на дно моря. Зачем дону Пиццо люди, которые много знают, но уже не в деле, и потому являются потенциально опасными. Так случилось и с тестем ювелира. Неделю назад тот просто исчез. Фанзоне был в курсе лишь тех дел, что касались краденых украшений и камней, и потому не знал причин, по которым дон Пиццо решил избавиться от своего советника. Ясно было одно – тестя больше нет на свете. В тот день перед уходом синьор Мичелли, как обычно, поцеловал дочь и внучку, сказав, что любит их. А зайдя к зятю, взял с него обещание сделать всё необходимое для счастья Реджины и Элены. Альдо понял, на какие именно действия намекает тесть. И также догадался, что он чего-то опасается. Но и представить не мог, что синьора Мичелли не станет в этот же день. Но когда тот не вернулся ночевать, стало очевидно – тем утром он уже понимал, что прощается с родными. Через день в лавку к ювелиру пришёл сам дон Пиццо в сопровождении приезжего специалиста по драгоценным камням с целью проверить содержимое сейфа. Альдо с невозмутимым видом открыл его, предоставив возможность, убедится в подлинности всего, что там хранилось. Уходя, дон Пиццо спросил: – Вы в курсе, где ваш тесть? – Позавчера он не вернулся ночевать. Накануне говорил, что собирается погостить пару недель у дальних родственников в Палермо. Дон Пиццо прищурил, и так, еле видимые за толстыми щеками глаза, как бы обдумывая: ювелир лишь прикидывается дурачком или действительно считает, что его тесть у родственников в Палермо. Но ничего не ответив, вышел из лавки. Конечно же, ни о какой поездке в Палермо синьор Мичелли не говорил, но Фанзоне нужно было создать иллюзию полного неведения и спокойствия, чтобы выиграть время для подготовки к побегу. Вероятно, ювелир ещё был нужен главе клана, но о прежнем доверии не было и речи. С того дня мужчина постоянно замечал за собой слежку. Альдо предупредил подручного дона Пиццо, что на пару дней закроет лавку, так как должен отлучиться на пару дней к сестре. Ювелир осозновал, что к нему непременно приставят слежку и на этот раз. Перед отъездом его попросили опять открыть сейф и продемонстрировать, что все самые ценные камни на месте. На этот раз, как и предполагал Фанзоне, обошлись без незнакомого специалиста. Человек дона Пиццо, всё проверил по описи и отпустил Альдо на вокзал. Слежка была, но сойдя с поезда на нужной станции, мужчина её больше не замечал. Возможно, глава клана хотел удостовериться, не поедет ли ювелир до самого Палермо, а, как и говорил, сойдёт в Чефалу. Дон Пиццо понимал, что, даже если Фанзоне что-то задумал, то не бросит жену и дочь. Как бы там ни было, пока всё шло по плану. Утром пришла его сестра Орнелла, и Альдо посвятил её в детали, которые ей было необходимо знать. В частности, что следующим днём нужно встретить на станции Реджину и Элену. Сам же, посадив жену с дочерью в поезд, пока останется в Мессине. А на вторую ночь после их отъезда перевоплотится в крестьянина и незаметно покинет дом. На небольшом причале его будет ждать рыбацкая лодка, подготовленная верным управляющим, и ему останется только переплыть на материк через узкий Мессинский пролив. А там можно будет считать, что самое опасное позади. Даже если что-то пойдёт не так, главное к тому моменту жена и дочь успеют покинуть остров. Но Фанзоне был уверен, что всё пройдёт, как задумано. Он всё тщательно продумал, и не сомневался, что жена прекрасно справится с ответственным заданием, от которого зависит их будущее благополучие. А после Реджина и Элена успешно доберутся до Ливерпуля, где и будут его ждать. Встретившись, купят билеты первого класса на прославленный лайнер «Лузитания», и наконец, все вместе отправятся в Нью-Йорк. В газетах ювелир читал, что на этом корабле даже каюты второго класса удобны и вполне изыскано обставлены. «Пожалуй, будет разумнее ограничиться вторым классом, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания», – решил ювелир. Сегодня последний вечер перед расставанием, если всё пройдёт гладко, то самое большее через десять дней, семья воссоединится. А если ему не удастся покинуть остров и добраться до материка, то этот вечер с женой и дочерью окажется последним в его жизни. Пыхтящий локомотив громко прогудел, оповещая о своём прибытии. Проворно снизив скорость, состав остановился на станции. Через несколько секунд из дверей блестящих чёрных вагонов, начали сходить пассажиры. Оказавшись на перроне, Альдо помог спуститься пожилой даме, одной рукой придерживающей подол своего платья. Вернув принадлежащий ей саквояж и удостоверившись, что она не нуждается в сопровождении, мужчина любезно попрощался и вышел из здания железнодорожной станции. Наняв экипаж, Фанзоне велел извозчику довести его до лучшей в городе кондитерской. «Будем ли мы скучать по Мессине и в целом по Сицилии? – задался он вопросом. – Маловероятно, что в скором времени мы окажемся здесь снова. Если вообще когда-либо вернёмся». Ювелир хотел запомнить этот город во всём его великолепии, и навсегда сохранить воспоминания в своём сердце. Проезжая в открытой коляске по привычным местам, словно иностранец крутил головой, жадно ловя атмосферу, звуки и запахи прекрасного города. В суматохе дней Альдо привык к красоте вокруг, перестав её замечать. Но теперь хотел вдоволь насладиться созерцанием широких улиц с нарядной архитектурой. Вечером должна была состояться премьера оперы Джузеппе Верди «Аида». Вероятно, событие внесло вклад в то, что всегда суетливый город в этот день казался ещё более оживлённым и многолюдным. Пара молодых девушек, разглядывала витрину. Благодаря изумительным нарядам и затейливым шляпкам, они были похожи на два экзотических цветка. В городском шуме звенел голосок мальчишки с огромной стопкой газет, громко выкрикивающего заголовки новостей и постоянно поправляющего падавшую на глаза кепку. Объезжая скульптурный фонтан, извозчик отвлёкся, и их фаэтон чуть не столкнулся с другим экипажем. Кучер элегантной пролётки даже выпустил вожжи, чтобы воздеть руки к небу и выругаться на нерадивого коллегу. Старичок, сидевший на деревянном стуле возле дверей своего дома, с усталым любопытством наблюдавший за передвижением горожан, в этот момент чуть шире открыл глаза и пробурчал себе что-то под нос. Но как только едва не столкнувшиеся коляски отдалились, его взгляд принял прежнее выражение. Под умиротворяющий цокот копыт, впряжённой в фаэтон, лошади подъехали к кондитерской. Фанзоне рассчитался с извозчиком и отправился за канноли, любимым лакомством Реджины и Элены. Купив хрустящие трубочки, наполненные сладкой кремовой начинкой, решил прогуляться до дома пешком. До ювелира донёсся аппетитный запах. Повернув голову, он увидел работягу, энергично тянущего за собой телегу с ярко-оранжевыми апельсинами. Тот, не снижая темпа, весело переговаривался с мужчинами, играющими в карты на импровизированном столе из деревянного ящика. Всё здесь было настолько родным, привычным и любимым, что сердце ювелира вновь сжалось. В этот миг возникло сомнение: смогут ли они также хорошо себя чувствовать вдали от родины? Чтобы отогнать тревожные мысли, решил помечтать о той спокойной и счастливой жизни, что ждёт их в Америке. Разумеется, привыкшие к тёплому климату сицилийцы, не останутся надолго в Нью-Йорке. Погуляют несколько дней, посмотрят город и отправятся во Флориду, где уже обосновались родители Альдо. Найдёт лучшее место для своей новой ювелирной лавки и будет вести полностью чистый бизнес. Для Реджины оборудуют мастерскую. Она давно мечтает, что увлечение гончарным искусством со временем превратится в её профессию. Фанзоне был совершенно уверен, они оба непременно преуспеют. А малышка Элена получит лучшее образование, какое только возможно сейчас для девушки в Америке. Если надо будет, то наймут частных профессоров. Захочет, то позже сможет продолжить дело дедушки с бабушкой или же одного из своих родителей. В любом случае во Флориде семья станет ещё счастливее, чем раньше. В последние дни из-за исчезновения синьора Мичелли, оба супруга находились в подавленном настроении. Реджина не могла принять, что её отца больше нет. В глубине души понимала, что муж прав, и им необходимо как можно скорее покинуть Сицилию, и если бы отец был жив, то никогда не бросил её, не попрощавшись. В любом случае даже если окажется, что отец не погиб, то по их с зятем договорённости, знает, где их искать. Войдя домой, Альдо был встречен малышкой Эленой. Она думала, что дедушка уехал по делам в далёкие края, и не потеряла своей обычной жизнерадостности. – Папа, как я соскучилась! Ой, а что это у тебя в коробочке? – Ах, моя маленькая плутовка! – ювелир положил коробку на комод у двери и усадил дочь на руки. – До ужина никаких канноли. – Неправильно, папа. Никакого ужина до канноли, – строгим тоном заявила находчивая девчушка и расхохоталась. – А знаешь, моя дорогая, пусть сегодня будет по-твоему. Элена счастливо взвизгнула, поцеловала отца в щеку и, спрыгнув с его рук, побежала к вышедшей встречать мужа матери. – Мама, мама! Папа разрешил мне сегодня поужинать канноли. – Любовь моя, не верь этой маленькой мошеннице! Речь шла о том, что она сможет съесть канноли до ужина, – поспешил оправдаться Фанзоне. Реджина улыбнулась, погладила дочь по голове и, подойдя к мужу, крепко обняла его. Альдо понял, жена очень переживала и боялась, что он также как и её отец не вернётся. – Я безумно по тебе скучал. Нам будет сложно в ближайшие дни, но ты же знаешь, что это необходимо, – прошептал мужчина. – Да, но поговорим об этом позже, – также тихо произнесла Реджина и затем громко добавила: – Предлагаю прямо сейчас съесть все канноли, а если мы не захотим ужинать, значит, и не будем! Муж и дочь восторженно поддержали её предложение, и все дружно бросились к коробке со сладким. *** Кьяра прижалась ухом к резной двери и старалась расслышать каждое слово. По выражению её лица, можно было догадаться, что обсуждение в спальне не является ординарным разговором между мужем и женой. У служанки азартно блестели глаза, и участился пульс. Когда Кьяра услышала приближающиеся к двери шаги, то быстро отскочила и села на корточки за помпезной козеткой. Тревожась оказаться пойманной на подслушивании, быстро достала из уха скромную серёжку и бросила её на пол, будто та случайно выпала и она вынуждена её искать. Манипуляция оказалась излишней. Фанзоне вышел из спальни и, не замечая девушку, направился в комнату дочери. Служанка подобрала серьгу, снова вставив её в ухо, поднялась. Выждав несколько секунд, следом за Альдо зашла в комнату Элены, собираясь сделать вид, что нужно взять какую-то вещь в стирку, но хозяин резко повернулся и остановил её: – Кьяра, не могли бы вы зайти чуть позже, мне нужно поговорить с дочерью. – Конечно, синьор, – служанка без сожаления вышла из комнаты. По большому счёту она уже услышала и успела увидеть самое важное, и это нужно было хорошенько обдумать. К ночи поднялся сильный, холодный ветер. Плотно закрыв окна, девушка направилась забирать Элену от родителей, чтобы уложить её спать. Но девочку так пугало завывание ветра за окном, что она захотела остаться ночевать в кровати с родителями. Служанка разочарованно закрыла дверь и начала соображать, как ей быть. Кьяра очень оскорбилась. В отличие от управляющего, её даже никто не поставил в известность, что хозяева собираются навсегда уехать. Между тем слышала, как синьор Фанзоне, успокаивая жену, беспокоящуюся за судьбу своей служанки, заверил, что после их отъезда, управляющий её рассчитает, и этих денег должно хватить на несколько месяцев. Но потом придётся искать другую работу. К тому же разве эта сумма сравнится с той, на которую семья, привыкшая к достатку, собирается безбедно жить в другой стране. Кьяра решила, что хозяева и так не пропадут, а ей гораздо нужнее. И всего-то нужно незаметно взять у спящей Элены то, благодаря чему она сможет начать новую жизнь. Ей больше не придётся возиться с чужими детьми и прислуживать. Но её путь к мечте усложнялся: трусливая девчонка не захотела спать в своей комнате, нарушив все планы Кьяры. Ворочаясь в постели с бока на бок, служанка пыталась припомнить какие-либо факторы, дающие понять, когда именно Реджина и Элена намереваются покинуть дом. Собирать вещи её никто не просил, а значит маловероятно, что это будет завтра или послезавтра. Разве что Реджина собрала их сама. Маловероятно, но возможно, раз уж они держат свой отъезд в таком секрете. Около пяти утра Кьяра вышла из комнаты, чтобы пойти на кухню и наполнить кувшин с водой. Проходя мимо спальни, где спали хозяева с девочкой, услышала звук приоткрывающейся двери. Обернувшись, увидела заспанную Элену, держащую в руках своего любимого плюшевого мишку. Служанка засияла от предоставившегося ей лёгкого решения проблемы, подлетела к ребёнку, и, взяв её за руку, отвела подальше от двери. – Кьяра, проводи меня, пожалуйста, в туалет. Я боюсь одна, – позёвывая, попросила девочка. – Да, конечно, моя дорогая, – острые, словно змеиные глаза служанки забегали. Удача ей снова улыбнулась. Теперь было лишь делом техники: отвлечь ребёнка, завладеть нужной ей вещью, и пока все спят, улизнуть из дома. К тому моменту, когда все проснутся и поймут в чём дело, она уже будет далеко. Как только служанка с девочкой спустилась на первый этаж, послышался страшный грохот. Стёкла на окнах с дребезгом вылетели, а Кьяру с Эленой отбросило по разные стороны холла. Девочка успела спрятаться в небольшой нише под каменной лестницей, после чего один за другим последовали ещё два толчка. Она в ужасе зажмурила глаза и закрыла руками уши, пытаясь избавиться от жуткого гула, сопровождающего землетрясение. Когда маленькая Элена распахнула глаза, то первым, что увидела, был большой пласт черепичной крыши, блокировавший ей путь. Отважившись оглядеться, девочка пришла в ужас. От их дома остались только внешние стены и её спасительница – крепкая лестница, которая отныне поднималась в открытое небо. *** Вышедшим на берег мореплавателям предстала, леденящая душу, картина. От благополучного города с прекрасной архитектурой остались лишь, дымящиеся местами, руины, из-под которых не переставали доноситься стоны и крики о помощи. Первыми на выручку разрушенному землетрясением городу, пришли моряки российского флота, находившиеся в учебном плавании по Средиземному морю. В роковую ночь они оказались неподалёку от берегов Мессины. Порой издалека казалось, что некоторые здания не пострадали, но подходя к ним ближе, и заглянув в окна с разбитыми стёклами, становилось понятно – внутри не осталось ни потолков, ни межкомнатных стен. А из-под обломков торчали омертвевшие части тел, погребённых заживо людей. Морякам предстояло вытащить из месива мебели, кусков обвалившихся стен и балок десятки тысяч живых и мёртвых. Матросы, гардемарины и офицеры – все трудились наравне. Большую часть работы им приходилось проводить вручную, не используя ни кирки, ни лома, дабы не поранить выживших под завалами. Прямо посреди улиц, рядом с наскоро организованными перевязочными пунктами, спасатели были вынуждены складывать извлечённые из-под завалов трупы, чтобы скорее прийти на помощь тем, у кого ещё были шансы выжить. После многих часов тяжёлых работ, один из гардемаринов, поднял голову в небо, чтобы хоть немного перевести дух. Над городом, ещё недавно цветущим, повисло огромное чёрное облако. Ноги подкашивались от усталости, и он уже не понимал: действительно ли в один момент все звуки стихли, или эта абсолютное беззвучие лишь аудиальный обман, созданный его измождённым мозгом. Внезапно сквозь тишину пробился детский плач. Вместе с ним вернулись все остальные шумы, и у юноши будто открылось второе дыхание. Гардемарин стремительно ринулся к устоявшему фасаду большого дома, откуда, как ему показалось, доносились горькие рыдания ребёнка. Не зная итальянского языка, он кричал то по-русски, то по-французски: «Где ты? Потерпи, я сейчас помогу тебе! У э тю? Ж'арив!» Молодой человек осторожно ступал по обломкам, всякий раз опасаясь, что под каждым из них может оказаться ещё живое дитя. Плач остановился. Гардемарин осмотрелся и заметил, маленькую девичью головку. Едва виднеясь из-за обломка крыши, прислонённого к каменной лестнице, девочка с мольбой смотрела на своего возможного спасителя. Позабыв осторожность, юноша скорее направился к ребёнку, и тут, услышал жалобное завывание. Вероятно, перелезая через очередную гору обломков, наступил на зажатого под ними человека. Решив, что сначала убедится, цела ли девочка, добрался до лестницы и заглянул в щель за упавшим фрагментом крыши. За исключением пары ссадин, ребёнок, казалось, был невредим. Гардемарин сделал несколько заходов, но отодвинуть покрытый черепицей пласт ему не удавалось. – Не бойся, я сейчас позову на помощь, – насколько мог успокоительным тоном, сказал юноша и перевесил свою руку через разделяющую их преграду. Девочка на несколько секунд крепко сжала кончики его пальцев и затем отпустила. «Кажется, она меня поняла», – подумал молодой человек и стал пробираться к месту, где недавно слышал стоны. Откидав в сторону несколько нетяжёлых обломков, увидел девушку: её ноги были придавлены громоздким деревянным комодом, но она была в сознании. Гардемарин добрался до выхода, и позвал на помощь двух крепких матросов. В первую очередь решили вызволить зажатую под комодом девушку. Подняв с неё тяжеловесную мебель, положили на носилки и отнесли к ближайшему пункту медицинской помощи. Гардемарин не решился оставлять напуганного ребёнка в одиночестве и пока ждал возвращения матросов, срывающимся голосом читал стихи Пушкина, стараясь придать интонации успокаивающее звучание. Юноша догадывался, что девочка его не понимает, но чувствовал, что ей сейчас важно ощущать чьё-то присутствие: «В темнице там царевна тужит, А бурый волк ей верно служит; Там ступа с Бабою Ягой Идёт, бредёт сама собой…» Гардемарин, оборвал чтение стиха, увидев, что один из матросов вернулся. Вдвоём они сумели отодвинуть кусок крыши, и девочка по очереди обняла обоих своих спасителей. Затем тоненьким дрожащим голосочком вопросительно пробормотала что-то по-итальянски. – Мадре, падре… Полагаю, она спрашивает, про своих родителей, – задумчиво произнёс гардемарин. – Пусть девочка пока побудет с вами, а я попробую их найти, – хриплым басом распорядился матрос, и осторожно приподнимая обломки, начал поиски. Малышка уселась на руки гардемарина и что-то лепетала на мелодичном языке. Чаще всего повторяла «Мамма, папа и Кьяра». Молодой человек сделал вывод, что Кьяра возможно её сестра, няня или родственница, та самая девушка, которую удалось вызволить из-под завала. В ответ юноша лишь успокоительно похлопывал её по маленькой спинке и повторял «Ничего, ничего». – Сюда! – усталым низким голосом позвал матрос с другой стороны дома. Гардемарин поставил девочку на землю и с помощью жестов объяснил, что ей нужно подождать здесь. Добравшись до матроса, заметил небольшую часть ночной сорочки, отороченную кружевом. – Это, должно быть, её родители. Скорее, нужно помочь им! Оттащили мелкие обломки стен и потолка, затем с трудом подняли деревянный пласт и опрокинули его на другую сторону. Лежащий на боку мужчина, нежно обнимал свою красивую жену, чуть склонившую голову в его сторону. Лица у них были спокойные, безмятежные. «Что там землетрясения и прочие катастрофы, когда любимый человек рядом и снятся сладкие, сказочные сны», – мысленно прокомментировал гардемарин. Приблизившись, прошептал: – Синьоры, нужно просыпаться. Но, супруги никак не отреагировали. Тогда юноша потрепал за плечо молодого мужчину и повторил: – Просыпайтесь скорее, ваша дочь не перестаёт о вас спрашивать. Гардемарин прекрасно видел вытекшую тонкой струйкой кровь из чуть приоткрытых чувственных губ девушки, и растёкшееся бурое пятно под головой её мужа. Однако, всё громче и громче, будто теряя терпение, пытался их разбудить. – Синьоры, имейте совесть! Ваше дитя переживает. Немедленно просыпайтесь! Бывалый матрос грубо оттянул обезумевшего юношу от бездыханной пары, обессилено упал на колени, и, вжав в лицо ладони, сдавленно зарыдал. Глава 2. Будущие островитяне Май 2015 год, Юг Франции Матильда поднесла чашу к губам, свела глаза к её содержимому и тут заметила: в жидкость насыщенного зелёного цвета погрузился серебристый локон её волос. Вытянула из чая «Маття» мокрую прядь и таки сделала глоток бодрящего напитка. Испорченная причёска ничуть не омрачила ей настроение. Чтобы привести себя в порядок к вечеру, времени оставалось с лихвой. «Можно даже успеть собрать пару коробок для переезда», – запланировала девушка, наслаждаясь пребыванием на золочёной солнцем террасе. Хоть короткая стрелка часов наклонилась от полудня лишь на одно деление, жара не по-весеннему быстро набирала обороты. В саду благоухали и услаждали взор розы, а на взрослых оливковых деревьях сплетничали птички. Обожаемый пёс Попей, устроился рядом и с упоением грыз, очищающее зубы, лакомство, обхватив его двумя передними лапами. С недавних пор такие приятные мгновения превратились в почти ежедневный ритуал. Между тем к обеденному часу Матильда успела немного: выучила пятнадцать новых итальянских слов и прогулялась с собакой. До этой беспечной поры девушка жила в том мире, где правят «жаворонки». Рано вставала на работу, садилась в машину и, дрожащей от холода рукой, пыталась вставить ключ в зажигание. А после ещё минут пять клокотала зубами, в ожидании пока салон немного прогреется. Решив убежать от климата, к которому её тело так и не смогло адаптироваться за годы, проведённые в Москве, решила вернуться на свою историческую родину. В страну сыра, хрустящего багета, вина и любви. Родилась Матильда во Франции, но большая часть её жизни прошла в России, и потому ментально она считала себя русской. Тем более что в её жилах текла наполовину русская кровь. Прабабушка Матильды была белой эмигранткой. После Октябрьской революции Софья Илларионовна Журавлёва покинула Россию и осела на чужбине, ожидая, когда всё уладится и станет возможным вернуться домой. Однако ужасающие новости из родных краёв доходчиво давали понять: таким как она, там больше нет места. Казалось, её жизнь была полностью разбита. Но волей судьбы и благодаря предприимчивости Софьи Илларионовны через некоторое время дела начали налаживаться. Оказавшись на юге Франции, молодая русская интеллигентка вышла замуж за земляка, такого же эмигранта. Вместе им удалось пережить все выпавшие на их эпоху трудности, поставить на ноги своих детей и порадоваться внукам. Софья Илларионовна полностью ассимилировалась культуре и порядкам новой страны, благодаря которой ей удалось стать счастливой. Хоть многие раны из прошлого так и не смогли затянуться. Несмотря на то, что внешне прабабушка Матильды ничем не отличалась от любой другой благополучной француженки, своим детям всё же прививала любовь к русскому языку, литературе, традициям и даже кухне. Мать Матильды, была зачарована рассказами своей бабушки, ещё жившей в Российской империи. Анастасия, была убеждена, что в той стране всё имеет огромный или вовсе не измеримый размер – широкие реки, необъятные просторы и бескрайние леса. Когда она была совсем маленькой, ей казалось, что в такой большой стране, должно быть, обитают не обычные люди, а великаны. Живут в очень высоких домах, спят на огромных кроватях, а порции мороженого там величиной с гору Монблан. Девочка представляла, что однажды приедет туда и в один миг тоже превратится в великаншу. Без труда сможет дотягиваться рукой до самого неба и лепить из облаков разные фигурки. Закончив, со всей силы будет дуть на четыре стороны света, посылая свои творения плыть по небу на забаву жителей разных стран. Даже повзрослев и поняв, что это всего лишь игры детского воображения, мать Матильды продолжали интриговать обычаи и поступки русских людей. Они казались Анастасии странными и чуть сумасшедшими, но в то же время такими близкими ей по духу. Каждое воскресенье вся семья приходила к бабушке Софи на обед, и та угощала их наваристым красным борщом, золотистым жареным картофелем, квашеной капустой и сочными блинчиками с мясом. Больше всего Анастасия любила пирожки с различными начинками, но особенно с зелёным луком и яйцами, которые впоследствии научилась печь сама. Но вот странность, в точности следуя бабушкиному рецепту, её пирожки никогда не получались такими же, как у Софьи Илларионовны. Наверное, есть в приготовлении пищи какое-то волшебство, которое словно один из ингредиентов передаётся блюду от повара. Иначе Анастасия эту загадку объяснить не могла. Воодушевлённая этими воспоминаниями, Анастасия очень гордилась своим происхождением и имела романтично-возвышенные представления о России. Во многом благодаря этому ей удалось уговорить своего французского мужа отправиться искать фортуну в Россию девяностых годов, такую манящую для предпринимателей. Матильде не довелось познакомиться с прабабушкой. Софья Илларионовна, умерла за десять лет до её появления на свет. С самого рождения дочери, Анастасия говорила с ней исключительно по-русски. И потому, переехав в трёхлетнем возрасте в Москву, Матильда без труда смогла общаться со своими русскими сверстниками. Вот только с гибелью отца, французский язык был вытеснен более популярным для изучения английским, и даже редкие поездки к родственникам, оставшимся во Франции, почти никак не исправляли ситуацию. Как только, Матильда окончила вечерний факультет архитектурного института и забрала диплом, то в тот же день позвонила начальнику, сообщив, что увольняется. Конечно, тот потребовал отработку, предусмотренную в случае ухода по собственному желанию. Последние две недели в должности «Помощница архитектора» пролетели незаметно. Своего начальника Матильда за глаза называла пассивным социопатом, и хоть за ней водилась неуёмная страсть к преувеличениям, в данном случае прозвище было подобрано вполне точно. Перед выгодными ему людьми, а особенно клиентами, архитектор умело скрывал свою бессердечность, вспыльчивость, беспринципность, а также отсутствие малейшего уважения и эмпатии к окружающим. Подчинение такому руководителю не только омрачило первый опыт работы девушки, но даже поселило в её душе сомнение: а хочет ли она и дальше работать в сфере архитектуры? Настолько ядовитым оказалось воздействие неприятного начальника. Поразмышлять о будущей профессии Матильда решила позже. Билеты были куплены, и родственники с нетерпением ждали её приезда. Бабушка с дедушкой заманивали внучку жить к себе. В этом случае пришлось бы выслушивать нравоучения всякий раз, когда Матильда ненароком ссутулится, выйдет к столу неприбранной, или, не дай бог, использует в своей речи молодёжный сленг. Другое дело тётя по папиной линии. Русского языка та не знала, а к ошибкам на французском относилась снисходительно. Тётя всячески выказывала желанность приезда племянницы. Присылала фотографии своего сада, дома, комнаты, в которой Матильде предстояло жить первое время, а также сыновей своих подруг. Объясняя последнее, а по тону скорее оправдывая, тем, что племяннице нужно завести друзей, для практики французского языка. Такая забота очень трогала, но пока поиск жениха не был приоритетом. Для начала нужно было подтвердить во Франции свой диплом. Довести до приемлемого уровня знание французского языка и найти работу. Однако, как часто бывает в жизни, получилось совсем не так, как было запланировано. Спустя неделю после приезда, Матильда встретила мужчину своей мечты. А через четыре месяца они уже были женаты. Разнеженная заботой мужа, девушка позволила себе немного расслабиться. Не слишком рано просыпаться и неспешно прогуливаться с собакой среди живописных прованских пейзажей, а учиться лишь в свободное от праздности время. Между тем побаивалась, что такой образ жизни окончательно её затянет и поставит крест на прежних планах. С целью самобичевания, которое она считала мотивацией, стала обзывать себя обидным словом БОМЖ. Расшифровывая эту аббревиатуру на свой лад: «Без Определённого Метода Жизнеобеспечения». На самом деле обеспечение было вполне определённое: муж ни в чём ей не отказывал, и его заработок вполне достойно обеспечивал их небольшую семью. Как бы то ни было, полное отсутствие профессиональной самореализации Матильда считала для себя неприемлемым, а абсолютную финансовую зависимость от мужа непредусмотрительной. От одной только мысли, что с Венсаном может что-то случиться, у девушки сжималось в груди, а к горлу подступал ком: «Даже если не думать о плохом, разве зря женщины так долго боролись за свои права, чтобы в двадцать первом веке не пользоваться всеми благами равноправия?» Пока же мысли прямо противоположно расходились с действиями. Вернее, Матильда осознавала, что могла бы успевать гораздо больше. Допив остатки чая, девушка посмотрела на чистое ярко-синее небо, и потянула руку к волосам. Имелась у неё такая привычка: в задумчивости накручивать локон на палец. Наткнувшись на влажную прядь, придирчиво оценила степень ущерба, нанесённого чаем. Неопрятный локон потерял родиевый блеск, зато приобрёл еле заметный зеленоватый оттенок. Придётся перемывать голову и делать укладку заново. Стоит признать, что полностью седая шевелюра ничуть не добавляла Матильде возраста. Необычный цвет был лишь наполовину заслугой генетики: её отец к двадцати пяти годам был уже полностью седым, у неё же пока только половина волос из средне-русой стала пепельной. Вопреки естественному желанию женщины закрашивать седину, решила придать своей внешности экстравагантности и, напротив, красила в серебро ещё не поседевшие локоны. Размышления привели Матильду к предстоящему вечеру. А именно к неприятной для неё встрече. Молитвенно сложа руки, она еле слышно произнесла: «Господи, если ты всё-таки существуешь, пожалуйста, сделай так, чтобы Пьер и Виржини Лакруа по какой-нибудь отрадной для них причине, не смогли прийти на сегодняшний вечер. Аминь». Взяла телефон и набрала мужу сообщение: «А придут ли сегодня мадам и месье Лакруа?» Несмотря на самокритику, тем не менее Матильда достигла очевидных успехов в знании французского языка. Ведь ещё несколько месяцев назад делала грубые ошибки и попадала в комичные, а то и откровенно конфузные ситуации. Вот и сейчас вспомнилась одна из этих историй, заставившая её помрачнеть. После объявления о предстоящей свадьбе Матильды и Венсана, они были приглашены на ужин, где собрались родственники семьи жениха. С большинством из них невеста ещё не была знакома. Не вызывала сомнений причина званого ужина: до торжества ещё оставалось два месяца, а родным не терпелось посмотреть на девушку, которой удалось завладеть сердцем заядлого ловеласа, который ранее утверждал, что никогда не женится. Поначалу собравшиеся украдкой разглядывали Матильду, но с расспросами не накидывались. К середине вечера вино всех немного раскрепостило, и посыпались многочисленные вопросы: о её жизни, целях и о том, как они познакомились с Венсаном. Матильда, искренне надеялась произвести хорошее впечатление. Впервые вынужденная говорить по-французски при большом количестве людей, отвечала с удовольствием, однако от перенапряжения и смущения с каждой минутой становилась всё румянее, а её акцент звучал всё отчётливее. Венсан, казалось, вовсе не замечал смущения невесты, или же решил, что активная практика языка пойдёт той на пользу. В общем, жених был прав, и некоторый опыт от семейной пресс-конференции Матильда извлекла. Когда разговор плавно перешёл к предстоящей свадьбе, Виржини Лакруа, до того активного участия в допросе невесты не принимавшая, поинтересовалась: – А когда планируется венчание? В приглашении о нём ничего не сказано, и, очевидно, оно назначено на другой день? Что месье и мадам Лакруа являются людьми очень религиозными, каждое воскресенье посещают мессы, а также соблюдают все постные дни, положенные набожным католикам – Матильда понятия не имела, и оттого неосторожно отмахнулась: – Мы не особенно религиозны, а устраивать венчание только ради красивой церемонии в церкви – это копунство. Мадам Лакруа противно улыбнулась: – Наверное, ты имела в виду «кощунство»? Но разве ты некрещёная? – Крещёная, – ответила Матильда, параллельно соображая: то ли она непонятно выразилась, то ли, по мнению мадам Лакруа, святая вода, попавшая при крещении на младенца, вселяет в него непоколебимую веру на всю оставшуюся жизнь. – Вы с Венсаном оба крещёные, и при этом не будете совершать церковного обряда бракосочетания? Но ведь в таком случае ваш брак не будет благословлён Богом! Услышав, что Виржини Лакруа нашла новую жертву для проповедей, все присутствующие с любопытством наблюдали, как будет выкручиваться из этой ситуации невеста Венсана. Матильда дружелюбно улыбнулась и решила высказать свою позицию по данному вопросу: – Меня крестить в детстве, и это был выбор моих родителей, а не мой. Как по мне, два человека могут любить друг друга без, – она запнулась, пытаясь вспомнить имя существительное от слова благословлять, но опасаясь опять исковеркать, решила сказать иначе, – двум людям, чтобы любить друг друга не нужно чьё-то одобрение. Я ничего не иметь против религий. Многим гораздо приятнее верить в высшее существо, к которому можно обратиться: попросить его о чём-то или поблагодарить. Почему бы и нет, если им от этого лучше. Мне – это не нужно. – Значит, заповеди Божьи тебе не указ? – с возмущением в тоне спросила мадам Лакруа. – Нет. Я стараться не совершать плохих поступков и быть хорошим человеком, из собственных принципов, а не из страха ада и кара божья, – с саркастическим пафосом на последних словах заявила Матильда. Ей начал действовать на нервы бестактный нажим мадам Лакруа. В этот момент Матильда осознала, что в столовой повисла гробовая тишина, и все сидящие за столом с азартом скользят взглядами то на неё, то на Виржини Лакруа. И лишь Венсан, усиленно давит в себе смех. Догадавшись, что её точка зрения могла оскорбить религиозные чувства собеседницы, недолго думая решила смягчить ситуацию. Ещё не успев закончить свою оправдательную фразу, Матильда была перебита внезапно вскочившей со стула мадам Лакруа, которая возмущённо взвизгнула: – Я не буду сидеть за одним столом с этой нахалкой! Худосочная женщина вскочила со стула и направилась к двери. Нервно мотающаяся голова вкупе с безукоризненной осанкой делала её похожей на ожившую верёвочную швабру. Месье Лакруа бросил на обидчицу тяжёлый укоризненный взгляд, неохотно вышел из-за стола и последовал за женой. Матильда не могла понять, чем вызвана такая реакция. Но далее выяснилось, что волнуясь, девушка забыла, как пишется и соответственно произносится по-французски слово «христиане» и в её искажении прозвучало не «кретьен», а «кретан». И потому вместо фразы «я с уважением отношусь к верующим христианам, получилось «я с уважением отношусь к верующим кретинам». Намеренно Матильда никогда бы так не оговорилась. За исключением Венсана, все её близкие были боголюбивыми христианами. И девушка всегда с большим почтением относилась к их религиозности. А уж тем более не проводила аналогий между интеллектуальными способностями различных людей и их вере или неверию в бога. После Матильда позвонила мадам Лакруа и, извинившись, объяснила причину своей оплошности. Как истинная христианка, Виржини Лакруа приняла извинения и даже выразила сожаление, что ушла, не дав шанса уладить непонимание на месте. Хоть и усомнилась, как можно спутать эти два совершенно по-разному звучащих слова. Матильда, вспомнила, что для непривыкшего к русскому языку уха, фразы «я люблю тебя» и «я убью тебя», зачастую очень созвучны, и привела их в пример. Мадам Лакруа подтвердила, что действительно фразы звучат очень похоже. Узнав их перевод, Виржини издевательски усмехнулась, и язвительно прокомментировала: «Язык – это ключ к культурному коду жителей страны. Ты выросла среди людей, в речи которых подобные фразы настолько похожи. Теперь многое стало понятно». На ехидные уколы Матильда почти никогда не реагировала. Но не из-за блаженного всепрощения, а из-за присущего ей в некоторых ситуациях высокомерия. Токсичных людей она тайно презирала. А ввязавшись в словесную склоку, опасалась замараться об источник зловония. Вот только любезная улыбка, появлявшаяся в такие моменты на лице девушки, происходила не от благородной сдержанности, а вследствие возникавших в её голове хлёстких реплик – ёмких и чрезмерно ранящих, будь они озвучены вслух. Ответ от Венсана пришёл буквально через минуту. Судя по сообщению, можно было сделать вывод: бога либо нет, либо он не считает нужным внимать молитвам скептиков: «Да, конечно, Лакруа приедут! Ты уже собираешься?» Последняя надежда рухнула. Большие миндалевидные глаза словно заволокло тёмными тучами, закрасив изумрудные радужные оболочки болотным цветом. Расстроившись, Матильда позабыла ответить на вопрос. Поднялась из удобного кресла и направилась в дом. Однако вспомнив, что на улице с ней был Попей, вернулась в сад и позвала собаку. Пёс высунул большую рыже-белую голову из-за угла припаркованного вдоль забора автомобиля и вопросительно посмотрел на хозяйку. – Ты хочешь ещё погулять, мой сладкий? Ну, хорошо, я оставлю дверь открытой. В доме небольшими пирамидами громоздились коробки, и повсюду были разбросаны ещё не уложенные вещи. Месяц назад муж Матильды предложил пожить какое-то время в Сицилии, а если понравится, то продать дом во Франции и купить жильё на острове. Венсан не был привязан к офису, и мог работать из любой точки мира. Ну а Матильде, в общем, тоже пока терять было нечего. Супруг её заверил, что, зная французский, будет легко выучить и итальянский. А немного освоившись, возможно придут идеи и по работе. И действительно, изучив азы грамматики и зазубрив самые необходимые слова, Матильда на бытовом уровне уже могла бегло объясняться по-итальянски. Своё новое место обитания супруги выбрали неслучайно. Венсан по происхождению был итальянцем, и его предки до переезда во Францию жили на Сицилии. Мужчина в совершенстве говорил по-итальянски и давно мечтал переехать на прекрасный остров. Матильда поднялась в ванную и внимательно посмотрела на себя в зеркало. Вчера был прощальный ужин с её родными, а сегодня же предстоял вечер с семьёй и друзьями Венсана. Изучив своё отражение, с радостью отметила, что никаких следов недосыпа и выпитого накануне вина нет. В её двадцать четыре года ей можно было дать даже более юный возраст. Скинув красивый халат, осталась в пижаме, которая совсем не гармонировала с её годами: на коротеньких голубых шортах были изображены мелкие розовые сердечки, а на майке с тонкими бретельками во всю грудь красовался мультяшный медведь, в обнимку с баночкой мёда. Матильда распределила по волосам маску, надела сверху непромокаемую шапочку для душа и отправилась в спальню, в поисках, чем бы максимально утеплить голову, для усиления эффекта нанесённого средства. Вспомнила, что зимние вещи ещё не упаковывала, и на верхней полке шкафа откопала старую красную шапку, украшенную крупным помпоном. С ностальгией подумала, что вот уже больше года её не надевала. Затем покрутила, понюхала, зачем-то обняла и только потом натянула на голову. Из окна доносились весёлые возгласы соседских детей, резвящихся с мячом в бассейне. «Что-то они сегодня рано», – недовольно подметила Матильда. Главной причиной, по которой супруги покидали этот дом без сожаления, были как раз соседи. С приходом жары большая семья каждый день плескалась в воде и очень громко визжала, чем крайне нервировала молодожёнов, ещё не успевших обзавестись собственными крикунами. «Какое счастье, что не придётся это терпеть ещё и всё лето. Если будем покупать дом на Сицилии, нужно непременно найти тихих соседей. Нет лучше вообще без соседей, на одиноком холме, где будем только мы и тишина», – мечтательно подумала девушка. Внезапно озорные крики стали скорее истеричными. Раздался всплеск воды, затем хлопок и все затихли. «Может на них упал мини-метеорит?» – Матильда улыбнулась своим злым мыслям. Не веря своим ушам, подошла к окну, из которого могла обозревать бассейн смежного сада. Сцена, представшая перед глазами девушки, заставила её почти кубарём скатиться по лестнице и бежать скорее к соседям. Четверо детей бултыхались посреди бассейна и жались к своему остолбеневшему от страха отцу. А рядом с бортиком спонтанного, водяного убежища Попей с рыком мотал в пасти прокушенный мяч. Как пёс оказался в саду соседей, предстояло выяснить. Но почему захотел туда попасть, было очевидно. Когда Попей ещё был щенком, Венсан постоянно играл с ним в мяч, и потому, увидев или даже только услышав его звук, пёс непременно хотел присоединиться к игре. Однако когда подрос, это стало невозможным. Желая ухватить его в пасти, мощные зубы моментально прокусывали даже самый плотный и прочный мяч. А потом, видимо от обиды, что тот так быстро сдулся и не хочет прыгать, пёс разрывал его на мелкие кусочки. Впрочем, не зная, что Попей обладает самым дружелюбным характером и, кроме игрушки, никого обидеть не может, зрелище выглядело устрашающим. Наверное, прячущиеся в бассейне представляли себя на месте растерзанного мяча и боялись, что их ждёт та же участь. К счастью, ворота у несчастных соседей были хоть и прикрыты, но не заперты. Добежав до хвостатого хулигана, хозяйка собаки, приказала ему бросить остатки мячика и потащила домой за ошейник. В этот момент девушка вспомнила, в каком виде выбежала из дома. Перед соседями стало стыдно не только за Попея, но и за себя: стоит тридцать градусов жары, барышня в детской пижаме и зимней шапке с помпоном, врывается в их сад и уводит свою большую, бешеную собаку, не извинившись и даже не посмотрев в сторону потерпевших. Увидь эту сцену бабушка Матильды, то наверняка упала бы в обморок. Опомнившись, девушка решила, что примет душ, переоденется и после вернётся к соседям с компенсацией за мяч и извинениями за их с Попеем поведение. *** К дому Венсан Риччи подъехал в приподнятом настроении: все дела закрыты, осталось только переодеться и можно отправляться на вечеринку, посвящённую их переезду на Сицилию. Вспомнил рассказ жены о сегодняшнем происшествии у соседей в бассейне. Дабы не искушать лишний раз судьбу и Попея, въехав в сад, поспешил нажать кнопку на пульте, закрывающую ворота. Собаки в саду не оказалось, да и Матильда ещё не вышла его встречать. Пока не забыл, Венсан решил исследовать лаз, проделанный Попеем. Казалось, прочная и хорошо натянутая сетка-рабица на бетонном основании была качественным препятствием для собаки, и что без больших острых кусачек ограду можно преодолеть, только перелезая её через верх. Но очевидно, это человеку без инструментов не справиться, а собаке главное – сильно захотеть. В одном из мест, где сетка должна соприкасаться с бетоном, она была деформирована зубами и отогнута от основания. «Каков хитрец, весь в меня», – шутливо подумал Венсан про своего пса. Место Попей выбрал не просто так: небольшое пространство между автомобилем Матильды и забором не просматривалось со стороны их террасы, а у соседей была высажена живая изгородь из вишнёвого лавра. Хоть смежные участки визуально были полностью изолированы друг от друга, проползти под кустами для собаки не составило бы труда. Получается ни Матильда, ни соседи не могли видеть процесса подготовки побега, так как, с одной стороны, место преступления было прикрыто автомобилем, а с другой – пышными растениями. Венсан решил, что починит забор завтра, и направился к дому. Матильда вышла на террасу и, приставляя от солнца козырёк ладони, с улыбкой любовалась, как её статный муж приближается к дому. Из-за яркого солнца и переизбытка геля сильной фиксации, ни медно-золотым сиянием, ни твёрдостью – его причёска не уступала шлему римского легионера. А в столь редких для рыжеволосых людей, карих глазах, мерцали лукавые искорки. Именно о таком мужчине девушка всегда мечтала. Когда надо он был серьёзным и сильным, а порой мог дурачиться и тогда походил на десятилетнего шкодливого мальчишку. Ни с кем и никогда Матильде не было так хорошо: вдвоём им было интересно подискутировать, приятно посидеть в тишине и даже нудные вещи становились веселей, когда они их делали вместе. В общем, если бы древнегреческий философ Платон жил в наши дни и захотел подкрепить свою теорию счастливым примером нашедших друг друга половинках, то, вполне возможно, рассмотрел эту пару в качестве кандидатов. – Я соскучилась, – сжимая мужа в крепких объятиях, промурлыкала Матильда. – Ух, сколько в тебе силы оказывается, а с виду маленький комар, – посмеялся Венсан, карябая щетиной нежную щеку. Матильда отстранилась и угрожающие прищурила глаза. И тогда мужчина ласково добавил: – Очень красивый и любимый комар. В этот момент Попею удалось подцепить носом не до конца закрытую дверь и вырваться на улицу. Всем своим весом, пёс радостно скакнул на Венсана, и активно виляя хвостом, начал нарезать вокруг хозяев круги. – Ябедничаешь папе, что я тебя отругала? – обратилась Матильда к собаке. Тот ещё раз, но теперь с разбега прыгнул двумя лапами на живот успевшему расслабиться хозяину. Венсан прохрипел: – Попей, почему ты такой брутальный? – Не осознаёт, что весит тридцать три килограмма. Мне кажется в его представлении он не больше йоркширского терьера. – Похоже на то. Купим тебе резинку с бантиком и подвяжем ею уши. Что думаешь об этом, Попей? От счастья, что вся семья в сборе, в такт неугомонному хвосту, у собаки извивалось всё его упитанное тело. Пёс выдал задорный рык, подбежал к Матильде и, усевшись, прижался к её ногам. – Подлиза ты, Попей. И всё тебе всегда с рук сходит. Вернее, с лап, – притворно строгим тоном сказала Матильда, поглаживая собаку по короткой рыжей шерсти. – Ох, да он из тебя вообще верёвки вьёт, – надменно бросил Венсан и направился в дом. – А из тебя будто нет, – в спину ему пробормотала жена. – Пойдём, мамонтёнок. Мне нужно собираться. Больше одного на улице я тебя не оставлю. *** Платье из летящей чёрной ткани с узором из крупных алых роз и глубоким декольте-сердечко невероятно шло Матильде. Венсан с обожанием оглядел жену: – Ох, ла ла ла! – Это платье меня не простит? Как думаешь? – Ты даже в бесформенном мешке будешь выглядеть королевой, – в глазах мужчины появился шаловливый блеск: – Кстати, зачем в таком случае платить за шёлковые платья? Решено, в следующий раз просто обмотаем тебя парусиной. Матильда, привыкшая к своеобразному чувству юмора мужа, прыснула от смеха. Затем будто порхая, приблизилась к Венсану и поцеловала за комплимент. Он подметил: – Только не хватает какого-нибудь тоненького ожерелья на груди. – Точно! Я же совсем забыла тебе показать, – девушка ринулась к своей сумочке и достала золотую цепочку с кулоном. – Смотри, что мне вчера бабушка подарила: по форме очертания острова Сицилия. Матильда продемонстрировала на ладони золотое украшение, в виде неправильного треугольника с неровными краями. Посредине изделия имелось выпуклое изображение человеческой головы с крыльями по бокам, и трёх выходящих из неё полусогнутых ног. – Ничего себе! Это же сицилийский трискелион! Его называют «Тринакрия» как древнегреческое название острова Сицилия. Многие местные жители используют этот символ как талисман или оберег, вешая его на входные двери своих домов. Чаще всего в центре изображается оплетённая змеями голова Медузы Горгоны. Даже на флаге Сицилии изображена Тринакрия, только вместо медузы Горгоны – человеческое лицо, в обрамлении трёх колосьев пшеницы, олицетворяющих плодородные земли острова. – Мне очень нравится старое название острова. Теперь буду всем говорить: «Мы переезжаем на Тринакрию». Пусть гадают, что это за место такое, – Матильда игриво показала язык воображаемому собеседнику. – А торчащие из её головы ноги символизируют движение и жизнь? – Нет, в данном случае три ноги отождествляют три мыса острова. На юге, северо-востоке и западе. – Очень интересно. А ещё посмотри сзади, какая красота – можно носить на обе стороны. Перевернув украшение, Венсан увидел выгравированную картинку: – Лицевая сторона мне нравится больше. В любом случае, я считаю, такой подарок хорошим знаком, и на Сицилии нас ждёт счастливая жизнь, – проговорил Венсан, застёгивая на шее жены золотую цепочку. *** На светящейся барной стойке пузырилось шампанское в изящных бокалах. Матильда взяла один из них, и, пригубив немного искрящегося напитка, с вожделением посмотрела на красиво разложенные по тарелкам закуски, запретив себе их дегустировать до прихода большей части гостей. Сделать фуршет в баре вместо полноценного ужина было замечательной идеей: приглашённые могут перемещаться и активно общаться между собой, не ограничиваясь беседами лишь с ближайшими соседями по столу. А так как будущим островитянам перед переездом хотелось уделить внимание всем своим близким друзьям и родственникам, такой формат подходил лучше всего. Родители Венсана и несколько знакомых уже были на месте и активно обсуждали ещё не прибывшую пару. Из обрывков услышанного Матильда поняла, что Фабиен и Лоренцо живут в Сицилии. Недавно купили дом на острове Ре, на юго-западе Франции и планируют провести там ближайшие месяцы, спасаясь от знойного сицилийского лета. «Фабиен приходится Венсану кузеном, и, должно быть, ребята знакомы с месье и мадам Лакруа. Интересно, легко ли они общаются между собой или постоянно выслушивают нравоучения: кого и как им правильнее любить?» – призадумалась девушка. Дверь в бар открылась и на пороге появилась чета Лакруа. «Легки на помине», – проворчала про себя Матильда, натягивая вежливую полуулыбку. Дальше последовали приветственные целования в щёки и дежурный вопрос каждому из гостей «Всё хорошо?», на который непременно надо было отвечать кратким «Всё хорошо», дабы не задерживать движение вновь прибывших по целовальному конвейеру. И только попробуй в этот момент на дежурное «Всё хорошо?» ответить «Нет, всё плохо». Скорее всего, у бедного француза произойдёт сбой в системе: в очереди на лобызания ещё десять человек, а тут ты стоишь с траурным лицом и ищешь его поддержки. Но зачем тогда вообще спрашивать? Одно дело, когда люди случайно пересеклись и торопятся, а вопрос задан ради приличия. Но ведь ещё весь вечер впереди, и будет возможность искренне поинтересоваться как у человека дела. Сказать, что Матильда не любила эту традицию, это ничего не сказать. Но стараясь этого не показывать, девушка покорно участвовала в негигиеничной и утомительной бессмыслице, словно заевшая пластинка, повторяя «Всё хорошо». Она прекрасно помнила и была полностью согласна с мудрой русской пословицей: «В чужой монастырь со своим уставом не суйся», или ещё более подходящий ситуации её местный аналог: «В Риме, поступай как римляне». И находясь во Франции, старалась вести себя как французы. Потому что гораздо больше, чем целовальный конвейер её раздражали люди, которые, переезжая в чужую страну, всячески пытаются всех вокруг заставить жить по своим стандартам и правилам. Ужасно возмущаются местным устоям и требуют, чтобы туземцы в их угоду вносили изменения в свою жизнь и привычки. Между тем пока Матильда в туалете протирала щёку от чужих тональных кремов и пудр, прибыло ещё с десяток гостей. По залу ходили разноцветные лучи, отбрасываемые зеркальным диско-шаром, создавая праздничную атмосферу. Приглашённые пили коктейли и шампанское, с интересом обсуждали последние новости и весело смеялись, вспоминая забавные моменты из своей жизни. Порадовавшись, что вечер удался, Матильда поискала глазами своего мужа, но не найдя его, отодвинула тёмную портьеру на стеклянной двери. От увиденного у неё слегка подкосились ноги: две крысы, размером с откормленных котов, чего-то вынюхивали рядом с канализационным люком, и, кажется, чувствовали себя вполне вольготно. Данное явление показалось ей удивительным, учитывая, что бар располагался в Старом порту Марселя, одном из самых красивых и туристических мест столицы Прованса. Несмотря на то что девушка обожала мультфильм «Рататуй» и всех его героев, вид настоящих крыс доводил её до полуобморочного состояния. Матильда задёрнула портьеру и, чтобы избавиться от неприятных воспоминаний, схватила с бара бокал с шампанским, залпом выпив его наполовину. Увидев, что входная дверь открывается, первым делом посмотрела на нижнюю часть прохода, остерегаясь, как бы крысы ни забежали в бар. Но на пороге появился сначала Венсан, а за ним пара стильных молодых людей. – Mamma mia! Сhe bella ragazza! – воздев ладони к потолку, восхитился внешностью Матильды один из вошедших незнакомцев. – Мой кузен Фабиен и его парень Лоренцо, а это как вы наверняка поняли моя жена Матильда, – торжественным тоном представил их Венсан, передавая молодым людям по бокалу с шампанским. – Очень рада познакомиться, вы же говорите по-французски? – Конечно! – в один голос воскликнули ребята, и с певучим итальянским акцентом Лоренцо продолжил: – Нам тоже очень приятно познакомиться! И мы рады, что Вы решили переехать на Сицилию. Мы тоже живём там большую часть года. И надеюсь, будем часто видеться. Фабиен подхватил: – Этим летом мы решили устроить вакейшн во Франции. А в сентябре вернёмся на Сицилию, велком к нам в гости! – Вам непременно стоит к нам приехать! Я проведу вам потрясающую экскурсию по Таормине. – С огромным удовольствием! – согласилась Матильда, искренне радуясь тому, что на Сицилии у них нашлись приятные люди, с которыми они смогут иногда проводить время. – Я смотрю, ты уже вливаешься в сицилийские традиции, – подметил Лоренцо, наклонив голову в сторону украшения на шее девушки и чуть прищурился, внимательно его изучая. – Да, Венсан мне рассказал про оберег. И что на Сицилии его носят в качестве талисмана. В этот момент нарисовалась чета Лакруа. Менторским тоном Виржини выразила своё мнение: – Я тоже обратила внимание на этот кулон. Красивая вещь, хоть, на мой взгляд, ничего так не оберегает человека, как нательный крест. Фабиен закатил глаза, а Лоренцо ободряюще подмигнул Матильде. Однако мадам Лакруа заметила эти жесты и не смогла промолчать: – Я знаю, что порой кажусь вам занудой, и, возможно, вы предпочли бы, чтобы я не высказывала свою позицию по этому поводу. Ваше поколение взяло моду называть себя атеистами и агностиками. Снисходительно посмеиваться над верующими людьми, считая себя умнее наших предков. Ведь вам подавай доказательства, а если что-то нельзя потрогать, значит, этого и не существует. Вот только, на мой взгляд, это лишь говорит о том, что падает степень духовности и морали. Во имя свободы «жить, как хочется» вы отрекаетесь от христианских ценностей и традиций. Вот только не замечаете, что их место потихоньку занимают чужие устои и обычаи, тем самым меняя, а то и истребляя в целом нашу культуру. – Не открещивайся от нашего поколения, у нас разница всего лет десять, – с иронией заметил Венсан. – Ты всё в одну корзину: и свободу, и культуру, и веру. Готов поспорить, что и тебе бы не понравилось то религиозное мракобесие, что происходило в Средние века. Зато вера у большинства людей была гораздо крепче, чем в наши дни. Даже необязательно вспоминать столь отдалённые времена. Ещё в прошлом столетии нравы были довольно строгими. Например, многие элементарно стыдились обращаться в полицию после изнасилования, при этом за аборт женщина могла получить до пяти лет тюремного заключения. Выходит, у жертвы сексуального насилия не было иного выхода, как растить ребёнка от надругавшегося над ней негодяя, и всю жизнь хранить воспоминания о том ужасном дне. А гомосексуалов помещали в психиатрические клиники и не по-человечески жестокими способами пытались исправить, – Венсан пальцами изобразил кавычки, – «отклонения от нормы». – Я согласна, что нельзя категорически запрещать аборты. Но прошу заметить, что далеко не все желающие избавиться от плода, подвергались насилию. Чаще всего нежелательная беременность – это следствие беспечности и блуда. Церковь порицает блуд, а современные нравы – ничуть. А что касается второго, – Виржини Лакруа многозначительно посмотрела на Фабиена и Лоренцо. – Папа Франциск отличается более либеральными взглядами по этому вопросу, что даёт надежду на послабление строгости церкви по отношению к содомитам. Лоренцо с хохотом шлёпнул себя по торсу, а Фабиен строго исправил мадам Лакруа: – К гомосексуалам! Не придумывай от себя и не подменяй понятия. Папа Франциск поддержал однополые союзы. Права двух любящих друг друга людей, желающих создать семью. – Речь вообще не об этом, и как это явление не назови, никому оно вреда не приносит, – примирительно ответила мадам Лакруа. – Я совсем про другое. Мы все должны с почтением относиться к нашей религии, чтобы кто попало, не мог нам навязывать свои устои и догматы. Франция – это христианская страна, и никто нам не должен диктовать, как нам жить, одеваться и отмечать праздники. Дискриминация они говорят! Ха! Да это нас уже дискриминируют! – Я прекрасно понимаю, на что именно ты намекаешь, Виржини, – перебил её Венсан. – Но ты начала с того, что всё смешала: религию, свободу и дискриминацию. Мы живём в толерантной стране и это прекрасно, что наш уровень сознания дошёл до той степени развития, чтобы никого не ущемлять в правах. Проблема не в том, что мы стали менее духовны или отвергли свою культуру – отнюдь. Скорее в том, что уважать отличающихся чем-то людей мы научились, а не позволять благодаря этому садиться себе на голову – нет. Фабиен и Венсан продолжали спорить с мадам Лакруа, а Матильда пока решила немного расспросить Лоренцо о Сицилии. Через пару минут все затихли, заметив, как Пьер Лакруа схватился за сердце. Виржини подняла голову на своего рослого супруга. Свойственное ей воинственное выражение глаз, тут же сменилось на мягкосердечный и излучающий кротость взор. Не произнеся ни слова, месье Лакруа отошёл от компании. – Договорим позже, – пообещала мадам Лакруа и посеменила за мужем. – Ему от наших дискуссий дурно стало? – удивлённо спросил Лоренцо. – Виржини говорила, что у него иногда пошаливает сердце, – ответила Матильда. – Удивительно, он же ещё молодой. Надеюсь, ничего серьёзного. Мне всегда казалось, что такие праведники не болеют, и прямо нетленными возносятся к небесам. – Такие праведники, будь их воля, непременно сожгли бы нас на костре за распространение ереси. Ребята засмеялись и чокнулись бокалами, за то, что, к счастью, не живут в те жестокие времена, когда такое было возможно. К середине вечера, Шанталь (лучшая подруга Венсана), наконец освободилась от дел и смогла приехать на вечеринку. Ей очень хотелось познакомить друга со своим новым парнем Александром. С трудом найдя парковочное место, она заглушила мотор и потянулась к сумочке. Её молодой человек вышел из автомобиля и закурил, давая девушке возможность поправить макияж. Шанталь достала красную помаду и, используя зеркало заднего вида, подкрасила соблазнительные губы. Критически осмотрела своё отражение, чуть взбила и так пышные светлые волосы, и удовлетворённая своим внешним видом, вышла из машины. Александр, потушил сигарету, и под строгим взглядом спутницы донёс окурок до помойки. За что был тут же поцелован алыми губами своей спутницы. Нежно приобнял её и они направились в бар. – Ну, наконец-то! – радостно всплеснул руками Венсан. Друзья провели церемонию с приветствиями, и Шанталь представила своего молодого человека Митильде и Венсану. Александр был чуть моложе Шанталь, и примечательно хорош собой. Футболка и джинсы облегали отлично сложенную фигуру, чёрные волосы зачёсаны назад, а в обрамлении густых ресниц, светло-серые глаза казались словно накрашенными. Если бы не широковатый курносый нос, чуть выбивающийся на фоне остальных черт лица, то мужчина мог сделать головокружительную карьеру модели. Матильда подметила, отпечаток помады Шанталь на щеке её приятеля и, протягивая ему салфетку, пошутила: – Даже если бы вы пришли врозь, мы всё равно могли догадаться, что вы влюблённая парочка. Поблагодарив за салфетку, Александр улыбнулся и, вытирая помаду, снизу вверх оценивающе скользнул глазами по фигуре Матильды, и как ей показалось, излишне задержался на её выдающихся вперёд частях. Бюст у неё был хоть и очень привлекательный, но довольно скромных размеров, особенно в сравнении с полногрудой Шанталь. Эта сцена не осталась не замеченной Венсаном. С угрозой глядя на нового ухажёра подруги, ревнивец обнял жену за талию и подтянул её к себе. От неловкой ситуации Александр густо покраснел, и резко отвернулся. – Ты уже выставила объявление об аренде нашего дома? – обратился ревнивец к лучшей подруге. Венсан не хотел оставлять дом пустым, и поскольку Шанталь работала агентом по недвижимости, попросил, чтобы подруга занялась его арендой. – Нет, я буду выставлять позже. Не переживай, клиенты быстро найдутся. Ты мне только дату скажи, с какого числа дом будет готов. – Ставь с середины следующего месяца. В любом случае я буду на связи, если что звони мне. Вы планируете приехать к нам в гости? – К сожалению, этим летом вряд ли получится. Разве что на выходные, – задумчиво проговорила Шанталь. – Очень много работы свалилось. У нас с Алексом были планы поехать на Мальту, думаю, и эту поездку перенесём. В общем, вы пока ищите дом, обустраивайтесь, а там посмотрим. – Будем вас ждать, – соврал Венсан. Ему очень не понравился новый ухажёр подруги. Припоминая тот сальный взгляд на его жену, ревнивец, держал Александра глазами, будто на мушке. Вероятно, по этой причине спутник Шанталь заметно нервничал и чувствовал себя некомфортно. «Маловероятно, что он согласится приехать к нам в гости», – не без удовольствия подумал Венсан, радуясь силе своего убийственного взгляда. На удобном диванчике месье и мадам Лакруа продолжали жаркую беседу с Фабиеном и Лоренцо. Венсану захотелось присоединиться к спору, и, они с женой направились в их сторону. Шанталь тоже стало интересно. Девушка взяла Александра за руку, и потянула его к разнохарактерной компании, прихватив с барной стойки свой бокал с шампанским. Но с появлением зрителей, спорщики сменили тему разговора. Пьер Лакруа, казалось, чувствовал себя лучше. Он обратился к Венсану: – Эх, завидую вам! Можете взять и поехать жить куда захотите. К тому же здорово, что у многих итальянцев возникает желание вернуться к своим корням. – Я могу сказать, что больше чувствую себя всё-таки французом. Я родился и рос здесь, во Франции. Но про большинство в этом помещении можно сказать то же самое. Лоренцо прибавил: – А с теми крупномасштабными волнами миграции во Францию из Италии и других стран – здесь к тому же все перемешались между собой. – Это верно, у меня хоть и французская фамилия, но во мне тоже течёт на треть итальянская кровь, – согласился месье Лакруа. Его жена возмутилась: – Не все! Я чистокровная француженка. В нашей семье до недавнего времени существовала традиция связывать свою судьбу исключительно с соотечественниками. Шанталь неуверенно проговорила. – Я вроде бы тоже француженка. Семейное древо мы не делали, но, насколько мне известно, иностранцев в роду пока не было. – Вы, наверное, единственные французские исключения во всей нашей компании, – рассмеялся Фабиен. – В этой компании да, – чванливо вставила Виржини Лакруа. – Она у нас вообще многонациональная. Вот Матильда, например, наполовину русская, – женщина с вызовом посмотрела в сторону упомянутой. – Кстати, а чем ты планируешь заниматься на Сицилии? Для Матильды это была больная тема, так как однозначного ответа у неё не было, прежде всего, для самой себя. А особенно выводило из равновесия то, кем вопрос был задан. Ей очень нравились французы, прежде всего своим чувством такта и деликатностью. Но мадам Лакруа с её ехидством однозначно являлась той самой ложкой дёгтя, в бочке мёда. – Я пока точно не знаю, но обязательно что-нибудь придумаю. Если не найду работу по специальности, то, может, буду проводить туристам экскурсии, – стараясь не показывать, что эта тема её конфузит, прощебетала Матильда. – Для туристов какой национальности? – не отставала мадам Лакруа. – Для любой, кто говорит на русском, английском или французском языках. С моим образованием и знанием трёх языков – не пропаду, – победоносным тоном ответила девушка и широко раскинула в стороны руки, опрокинув бокал с шампанским на Шанталь. Лицо Матильды окрасилось в тон цветам на её платье. Извиняясь, она вскочила с места и хотела бежать на поиски салфеток, но Александр, уже успел снабдить свою девушку целой пачкой. – Ничего страшного, – с улыбкой убедила её Шанталь, – бокал был почти пустой. Венсан приобнял жену и так, чтобы было слышно и мадам Лакруа, сказал Матильде: – Тебе некуда торопиться. Освойся на новом месте, отдохни. Впереди лето, солнце и море. – Это точно, – поддержала Шанталь. – А приглядишься и обязательно поймёшь, чем хочешь заняться. Ты умная и у тебя всё получится. – «Или почти всё. Хорошо, что Матильда не стала учиться на хирурга», – от этой мысли в воображении Шанталь возникли трагикомичные сцены, и весёлым тоном девушка озвучила: – А пока наслаждайся! У вас начинается настоящая Дольче Вита! Глава 3. Малёк Целую ночь он провёл в возбуждённом ожидании, когда же покажется новенький автомобиль Венсана. Ехать за супругами Риччи от самого дома было слишком рискованно. Поэтому выведав их маршрут, пришлось выехать на день раньше и подождать в порту «Вилла-Сан-Джованни», где влюблённые голубки собирались сесть на паром до Сицилии. Показались они только после обеда. Очевидно, по дороге останавливались ночевать в отеле. Пропустив после долгожданного белого Ситроен С4 Кактус ещё несколько автомобилей, преследователь также пристроился в очередь на паром. «Главное не поменяли маршрут, а что с такой задержкой ничего. Вы же не знали, что вас ждут», – хищно ухмыляясь, мужчина мысленно обратился к молодой паре. Во время переправы он планировал оставаться в машине: зачем лишний раз рисковать и попадаться на глаза. Но пролежавший со вчерашнего дня в машине сэндвич, съеденный на завтрак, не оставил выбора. Ему многое приходилось слышать про результативность самовнушения, и то, как с помощью мысли можно влиять на реакции своего тела, уменьшить боль или вовсе от неё избавиться. Вероятно, потребности организма оказались сильнее. Силы воли хватило минут на пятнадцать и в конечном счёте пришлось выйти из автомобиля. Паром чуть заметно покачивался на волнах. «Хоть и ощутимее, чем на нижней палубе, но всё же не в той степени, чтобы человеку с морской болезнью стало плохо. Да и время в пути небольшое, не успеет укачать», – сам себя уговаривал преследователь, ополаскивая руки. Купленную на автозаправке серую бейсболку с небольшой аппликацией итальянского флага, как можно ниже натянул на лоб и вышел из туалета. Достал из кармана мобильный телефон и, склонив голову, будто читает сообщение, прошёл позади пары с собакой. Спустившись, взглянул на верхнюю палубу и убедился, что на него никто не смотрит. Разве что их пёс метался в пределах длины поводка и нюхал воздух. Мужчина поиграл желваками и сел обратно в свой автомобиль. Съехав с парома, все транспортные средства растворялись в городском потоке, так что преследователь потерял Риччи из виду. На лбу выступила испарина, в панике путались мысли. Он перестроился в правый ряд и нажал на тормоз. Внутренний голос ничего не подсказывал, а сзади кто-то несколько раз нервно нажал на гудок. Мужчина выругался на нетерпеливого водителя и заметил, что перекрыл въезд на автозаправочную станцию. Медленно продвинувшись вперёд, проехал маленькое здание магазина и увидел припаркованный за ним знакомый белый Ситроен. А рядом и интересующую его пару, выгуливающую свою собаку. Внутренне ликуя, продолжил движение до первого перекрёстка. Прижался к обочине и, глядя в боковое зеркало, стал выжидать момент, когда супруги снова продолжат путь. *** Выехав из Мессины, преследуемые направились в сторону Палермо. На магистрали не упускать их из вида, оставаясь незамеченным, оказалось сложнее, чем в городе. Дорога была свободна и между идущими по ней машинами сохранялась дистанция не менее полусотни метров. Мужчина старался, чтобы с объектами слежки, его всегда разделял хотя бы один автомобиль. На его удачу, у многих людей за рулём проявляется соревновательное настроение. Некоторые очень торопятся, и, нарушая скоростной режим, методично всех обгоняют. А кто-то перестраивается влево, только чтобы обойти машину, ехавшую непосредственно перед ним. Однако, вернувшись на прежнюю полосу, и оказавшись впереди, замедляется, будто торжествующе заявляя: – Я смотрел на твой зад, вот теперь и ты – полюбуйся на мой! Венсан и Матильда Риччи, ехали не спеша, лишь изредка объезжая совсем уж медлительных водителей. Как правило, за рулём оказывались пожилые люди. В одной из таких ситуаций мужчине пришлось приотстать от белого Ситроена. Преследователь начал сомневаться: не обогнать ли этот старенький Гольф? Казалось, тот едет из последних сил, а скоро устало выдохнет тёмный газ из проржавевшей выхлопной трубы и окончательно остановится. Если тянуть дольше, и тащиться за ним, то есть риск упустить из вида Ситроен и пропустить момент, когда он свернёт с магистрали. А обогнав, умирающий на ходу Гольф, мужчина оказался бы прямо позади преследуемой машины, рискуя примелькаться, и соответственно вызвать подозрения. На его счастье мимо проехал чёрный внедорожник. Огромный автомобиль не стал обгонять Ситроен, и мужчина пристроился за ним. С облегчением проведя по лицу ладонью, тихо произнёс, – «А вот и я. Надеюсь, вы не успели по мне соскучиться». Дальнейший путь проходил без стресса. Без труда продолжая прикрываться двумя-тремя автомобилями, периодически сменяющими друг друга, преследователь пустился в размышления. «Видит Бог, тот, кому пришлось пройти через испытания, гораздо сильнее держится за всё, что ему удаётся выгрызть и выцарапать у насмешницы судьбы. К тому же эта борьба учит не останавливаться, и всегда стремиться к большему. А бывает так, что людям всё даётся легко: рождаются в благополучных семьях, получают престижное образование и не знают серьёзных тревог и потрясений. Вкусная еда и модная одежда – для них не мечта, а норма. Взять хотя бы эту парочку. Не миллионеры, но и нужды не знают. Могут себе позволить жить, где захотят и не волноваться, что старые ботинки совсем расклеились, а новые купить не на что», – с завистью думал мужчина. Впрочем, так же гладко, могло сложиться и у него. По крайней мере, до определённого момента всё к тому шло. Плавал малёк в тёплых и сытых водах аквариума, а жизнь его возьми, да и брось толстому коту в полупустую миску с водой. А кот не голоден, и сожрать его не торопится. Лишь наблюдает с холодным любопытством, как глупая рыбёшка отчаянно бьётся в миске. Малёк задыхается и молит, чтобы хоть эта жалкая посуда наполнилась до краёв водой. Только бы выжить. Совсем устав, вдруг понимает: пусть здесь тесно и душно, но если держаться поближе ко дну, существовать можно. А в один прекрасный день, его, возможно, вернут в аквариум. Так и жил бедный малёк: впроголодь, беспрестанно контролируя своё дыхание. А кот время от времени, раз, да и подцепит его когтями. Но не чтобы убить, а ради веселья. Усатый, видимо, привык к мальку и не воспринимал его за пищу, считая своей игрушкой. Или же ждал, пока тот вырастет, и тогда станет возможным устроить настоящий пир. Именно так мужчине представлялось его отрочество. Даже повзрослев, и став высоким и сильным, порой внутренне называл себя «малёк». В минуты, когда хотел подбодриться, или пожалеть себя, то говорил: «Эй, малёк, ты и не такое проходил, у тебя всё получится!» Или: «Ничего, малёк, такова жизнь, крепись!» Родился Малёк в счастливой интернациональной семье. Родители познакомились во время командировки отца в Мадрид. Молодая горячая испанка вскружила ему голову. Между отцом и матерью мгновенно вспыхнула страсть, и когда наступил момент возвращаться во Францию, мужчина сделал ей предложение поехать с ним и стать его женой. Вскоре появился на свет и Малёк. Отец с матерью баловали его подарками и исполняли все не выходившие за разумные пределы капризы. Но особенно мальчик любил проводить время с отцом. В выходные они вместе отправлялись на рыбалку или подолгу гуляли в лесу, где знающий родитель учил сына различать разные деревья и растения. Иногда Малёк просил отца рассказать ему про приключения деда. Возможно, некоторые из этих историй были немного приукрашены, или и вовсе выдуманы, но оттого не становились менее увлекательными. До одиннадцати лет мальчик радовался жизни, зная от родителей только заботу и ласку. Но потом отец заболел. Около года боролся за жизнь и до последнего не терял надежды, что со дня на день учёные изобретут лекарство, и он выздоровеет. Снова сможет отвести жену в ресторан, а с сыном отправиться на долгую прогулку по лесу. Когда отец Малька умер, вдова поначалу крепилась. Заботилась о сыне и пыталась устроиться на работу. Но обучение женщина окончила в шестнадцать лет, а последний и незначительный профессиональный опыт был на родине. И потому во Франции ей предлагали только ту работу, на которой она не задерживалась больше месяца. Так прошло полгода. Было тяжелее, чем при отце, но всё же несравнимо лучше, чем тот кошмар, что начался позже. Однажды мать пришла домой с мужчиной, ничего не объяснив сыну. Альберто просто остался на ночь, а на следующий день вернулся с работы, с бутылкой креплёного вина и шоколадкой для Малька. Приятель матери был её земляком и приехал во Францию на заработки. Конечно, он не мог заменить отца, но показался мальчику вполне порядочным человеком. Первое время приносил Мальку сладости и однажды даже отвёл его в луна-парк. Отчим и пасынок покатались на бамперных электромашинках, и постреляли по алюминиевым банкам в пневматическом тире. Мать всё меньше уделяла сыну внимание, посвятив всю себя Альберто. По вечерам сожители выпивали и, не стесняясь разбудить Малька, придавались страсти. С каждым днём дозы алкоголя росли и, в конечном счёте, Альберто уволили с работы. Отчим периодически находил подработку, но денег не хватало. Несмотря на это, выпивать они стали только больше. По крайней мере, так казалось мальчику. Однажды заброшенный ребёнок вернулся из школы и поморщился на открывшуюся его глазам картину: замутнённый тупой взгляд Альберто был направлен на Малька, а рядом, упав головой на стол, спала хозяйка квартиры. Не поздоровавшись, мальчик прошмыгнул мимо. Ему было противно видеть мать такой. На глаза навернулись слёзы, и он с яростью захлопнул дверь в свою комнату. Отчиму не понравилось, что пасынок проявил неуважение. К тому же уже не раз замечал, как тот на него смотрит. «Морщит нос, будто вообразил себя аристократом, живущим с вонючим бродягой», – Альберто хлебнул из горла дешёвого пойла, и пошёл к Мальку в комнату. С ноги открыл дверь и пьяным басом закричал, растягивая пряжку на ремне: – Снимай штаны, щенок! Я тебя научу уважать взрослых! Мальчик вжался в стену и испуганно хлопал глазами. Его ещё никогда не наказывали ремнём. – Я тебе что сказал, ублюдок! Снял штаны! – прохрипел Альберто, взял Малька за шкирку и кинул на кровать. Мальчик плакал и отбивался, но куда ему было против силы взрослого мужчины. За сопротивление Альберто нанёс пасынку удар в ухо. Малёк схватился за ушибленное место, бросив попытки избежать порки. Отчим стянул с него брюки и начал бить ремнём. С каждым ударом мальчик громко вскрикивал, в глубине души надеясь, что мать проснётся и оттащит от него своего ошалевшего приятеля. – Визжишь как девчонка! – гневно прохрипел пьяный мужлан, продолжая хлестать Малька. Затем опустил руку и проворочал непослушным языком, – А может ты и есть девчонка? Истратив последние силы на избиение пасынка, Альберто отбросил ремень в угол и поковылял в сторону кухни. Мальчик тихо плакал от обиды и с ненавистью смотрел на опять присосавшегося к бутылке отчима. По раскрасневшемуся лицу текли прозрачные капли крепкого напитка, мятая клетчатая рубашка небрежно полурасстёгнута, а из-под чуть приспустившихся засаленных джинсов выглядывали несвежие трусы. Грязного негодяя, вторгшегося в их жизнь, нужно было изгнать. В голове Малька начали рыться сумбурные мысли, что-то в виде Альберто намекало ему на решение, но он никак не мог ухватиться за нужную ниточку и вытащить готовую идею. Допив остатки мерзкой жидкости, отчим закурил сигарету и, опершись одной рукой на спинку стула, пытался удержать равновесие. В этот момент мальчика осенило. Подскочив к вдрызг опьяневшему сожителю матери, он подставил ему своё плечо: – Прости меня Альберто. Я был неправ. Давай я тебе помогу, ты устал. Потерявший ориентацию в пространстве мужчина промычал что-то невнятное, но всунув сигарету в рот, таки облокотился на хилое плечико пасынка. Вести взрослого и не контролирующего своё тело пьяницу, не вошедшему в силу юнцу, было непросто. Постоянно заваливаясь и мотаясь от стены к стене, всё-таки дошли. Переставший соображать отчим сам упал на кровать. Повернулся набок, затем последний раз затянулся, устало откинул руку и вырубился. Малёк вытащил из обессилевших пальцев ещё дымящийся окурок и затушил его в цветочном горшке. Альберто уже раскатывал громы храпа. В школе мальчик слышал истории, когда взрослые мужчины отлавливают детей и насилуют. Их называют педофилами и, поймав, сажают в тюрьмы. Надолго. Насколько точно Малёк не знал, но был уверен, что подрасти за это время, успеет. Стянул с отчима джинсы и трусы, тот не сопротивлялся, а даже, наоборот, был рад избавиться от стесняющих сон предметов одежды. Сердце бешено колотилось: только бы не проснулся. Выждав пару минут, стянул трусы и с себя. Подлез под тяжёлую руку. Затаился. Близость немытого тела и источаемые им пары некачественного алкоголя вызывали тошноту, однако отменять план из-за этого он был не намерен. Минут сорок спустя, послышался шорох на кухне. Мать начала приходить в себя и искала либо сигареты, либо выпивку. – Мама! – громко прокричал мальчик. Отчим недовольно пробормотал: – Чё такое? Малёк набрал побольше воздуха в лёгкие и заново позвал мать. На этот раз Альберто приподнял одно веко. Несколько секунд силился понять, что происходит. А догадавшись, распахнул возмущённые глаза и попытался вскочить с кровати. Количество выпитого сделало вес собственного тела неподъёмным. Дабы сожительница не пришла на зов сына, поджал Малька под себя и закрыл ему ладонью рот. Мальчик стал извиваться, пытаясь вызволиться из рук отчима, но тот так ловко его заблокировал, что вырваться было невозможно. Всё-таки ухитрившись укусить агрессора за ладонь, тут же почувствовал солёный вкус крови. Но, казалось, противник не отреагировал на боль и только сильнее вжал грубую ладонь в лицо Малька. – Что здесь происходит? – истерично прокричала вошедшая в комнату сына мать. Альберто не выпустил, подставившего его, мальчишку. Но через секунду Малёк почувствовал мешавшую ему дышать тяжесть. Тело отчима обмякло. Из рук женщины выпала увесистая статуэтка в виде дельфина. Покачиваясь, она смотрела на шокирующую сцену. Немного протрезвев от увиденного, стащила с сына оглушённого негодяя. Малёк прижал колени к подбородку и громко разревелся. Его тело дрожало от нервного потрясения и, давясь рыданиями, мальчик никак не мог сделать полноценный вдох, думая о том, что бы случилось, войди мать в комнату позже. С того дня Альберто больше не появлялся в их жизни. Когда он очнулся, женщина пригрозила полицией и выставила сожителя за дверь. Малёк ликовал, восхищаясь находчивостью своего плана, хоть и предпочёл бы, чтобы гнусный пьяница гнил в тюрьме. Вероятно, разочаровавшись в любви, мать больше не заводила долгосрочных романов. Тем не менее, продолжила много пить и стала уходить по ночам на заработки. Вскоре пришлось продать большую квартиру в престижном районе, и переехать в крохотное жилище на самой окраине города. Мальчик перешёл в другую школу и нашёл там верного друга. Гийом был из небогатой, но очень дружной семьи. Только с ним Малёк мог поделиться своими переживаниями, надеждами и планами на будущее. Как-то даже решил рассказать другу про вечно пьяную мать и свои подозрения о том, как та зарабатывает по ночам. На что его друг ответил: – А ты старайся видеть мать реже. После школы мы можем делать уроки у меня дома, потом гулять. А когда ты будешь возвращаться к себе, она будет уходить на работу. – Гиги, ты очень хороший друг, – вздохнул Малёк, – но я не могу почти поселиться у тебя. Боюсь, это не понравится твоим родителям. Гийом было хотел заверить друга, что на днях родители ему сами это предложили, но вовремя осёкся, – «Лучше пусть продолжает заблуждаться и верить, будто окружающие не знают, что его мать проститутка». Вслух же произнёс: – Мои родители тебя очень любят, и я уверен, будут только рады. Но я обещаю поговорить с ними сегодня. А завтра, честно расскажу тебе, что они ответили. Идёт? – Идёт! – согласился Малёк и дал пять по застывшей в воздухе ладони друга. С тех пор Малёк стал проводить почти всё свободное время у Гийома, а домой возвращался только переночевать. После школы друзья вместе занимались, помогая друг другу в тех предметах, которые им лучше давались. Если не было дождя, то шли заниматься на открытую спортивную площадку. Затем садились у реки и поедали приготовленные мамой Гийома сэндвичи. По воскресеньям Малёк с семьёй друга посещал церковные мессы, и после все вместе обедали в опрятном доме добросердечной семьи. Родители Гийома были очень участливы к Мальку. Никогда не задавали вопросов, касающихся его матери. Всегда с радостью его встречали и, несмотря на их скромные доходы, умудрялись иногда делать ему подарки. Обычно это была одежда или обувь, с которой у Малька были постоянные проблемы. Рос мальчик быстро, а допроситься у матери денег на ботинки, которые не жмут, или тёплую куртку, было сложно. Когда Мальку исполнилось шестнадцать лет, мать даже забыла про его день рождения. Но он не удивился. Уже давно юноша начал находить дома шприцы и догадался, что мать пристрастилась к наркотикам. Из дома постепенно начали пропадать ценные вещи. Женщина даже продала бронзового дельфина, так удачно приземлившегося на Альберто не убив, а лишь оглушив его. Впрочем, с такой матерью ещё вопрос: не лучше ли было, если бы на голову пришлась не плоская подставка от статуэтки, а заострённый носик морского млекопитающего? Так или иначе, утрата этого предмета вывела Малька из себя, и он впервые устроил матери скандал, припомнив ей тот случай. – Ты сам его соблазнил, паршивец! Из-за тебя вся моя жизнь пошла наперекосяк! – плюясь слюнями, визжала мать. – Как ты можешь! Я же твой сын! – Ты спиногрыз, давно должен мать обеспечивать! А всё ходишь непонятно где! – упрекала его женщина. – Мне только исполнилось шестнадцать, как… – но Малёк не успел закончить. Мать схватила со стола грязную тарелку и, швырнув в него, проорала: – Иди продавай свою сладкую задницу! Тебе-то платить будут побольше, чем мне. Малёк сумел увернуться от тарелки и, идя на мать, процедил сквозь зубы: – Лучше бы это ты сдохла, а отец остался жив! Она не смогла ему ответить, потому что сын схватил её за горло и начал душить. Малёк сжимал пальцы и получал настоящее наслаждение, видя, как у матери выпучились глаза, на лбу вздулась вена, а вечно бледное лицо приобрело причудливый сине-малиновый оттенок. В голове душителя побежали мысли, что будет дальше: исправительное учреждение для несовершеннолетних, или бросить её здесь и бежать? Денег для побега у него не было, а в тюрьму не хотелось. Тем более у него уже был план, и нужно было только дождаться совершеннолетия. Малёк разжал пальцы и с презрением глядя на мать тихо промолвил: – Ты и сама скоро сдохнешь, не хочу руки марать. Женщина схватилась за своё горло и с ненавистью прохрипела: – Сукин ты сын! – А вот это ты точно подметила, – ровным тоном ответил подросток и направился в свою комнату. В шкафу была спрятана шкатулка отца, с памятными вещами, принадлежащими его предкам. Юноша дотянулся до самой верхней полки и достал лакированную коробочку. Всё было на месте: медальон-тайник с чёрно-белым фото бабушки, её же кружевные перчатки, медаль освобождённой Франции, принадлежащая деду, и водонепроницаемый конверт с письмом прабабушки. Малёк с облегчением вздохнул и поставил шкатулку на место. «Может лучше спрятать её у Гиги? – задал он себе вопрос. – Нет, после сегодняшнего происшествия мать побоится лезть в мои вещи». Через несколько месяцев Малёк снова проверил содержимое ларца памяти (так отец называл лакированную коробочку). К счастью, мать ничего не трогала. «Видимо, забыла про неё. Или в ней всё же осталось что-то от человека», – размышлял он. Однако когда в следующий раз решил открыть шкатулку, нашёл там только кружевные перчатки цвета слоновой кости и письмо прабабушки. Серебряный медальон и награда Второй мировой войны его деда – исчезли. Малёк в бешенстве выбежал из комнаты и начал обыскивать все места, куда мать могла спрятать украденные вещи. Что было предсказуемо, нигде их не нашёл. «Она пустила себе по вене, даже то, что было так важно, для покойного мужа. За всю её жалкую жизнь папа был единственным, кто увидел в ней что-то особенное и полюбил. А эта тварь предала его». Побоявшись, что не сможет сдержать гнев, юноша ушёл из дома, чтобы побродить по улицам и немного успокоиться. Сопровождавший на протяжении всей прогулки мелкий дождь охладил Малька. Через несколько недель ему удалось устроиться на работу официантом. Бистро находилось в туристическом районе, вдали от дома. Малёк планировал, что как только накопит достаточно денег, уедет на юг из этого опостылевшего, вечно промозглого города. Поступит в университет, найдёт подработку и у него в жизни опять начнётся прерванная смертью отца светлая полоса. Третью часть зарплаты и чаевых прятал в ту лакированную шкатулку, рассудив, что это самое надёжное место. Здесь в его отсутствие мать не станет рыскать, ведь уже выгребла из шкатулки, всё, что можно было продать. Зависимость всё больше сжирала её разум. Малёк не помнил, когда последний раз видел мать трезвой. Как и не помнил тот момент, когда та окончательно потеряла женский облик. Некогда густые волосы превратились в редкие, слипшиеся пакли. Оставшиеся во рту зубы потемнели, и словно брезгуя друг друга, расползлись по дёснам. Лицо и тело лишились всякой прослойки из мышц и жира. Мать стала похожа на ходячую мумию. Пожухлая кожа облегала её скелет, будто застиранный и потерявший эластичность гимнастический комбинезон. Приходя домой, перед дверью, Малёк набирал полные лёгкие воздуха. Стремился как можно скорее оказаться в своей комнате и открыть окно. В квартире стоял смрад, и повсюду валялись пустые бутылки, скопившиеся с тех пор, как он последний раз наводил некое подобие порядка. Бывали дни, когда уставший юноша возвращался с работы и обнаруживал мать валявшейся на полу в луже собственной мочи или рвоты. Тогда приходилось затаскивать её в ванну и поливать холодной водой, пока она не придёт в себя. А отнеся мать на кровать, отмывать зловонные жидкости с пола. Малёк старался не есть дома: утром на ходу выпивал кофе вприкуску с багетом, а в бистро обед предоставлялся работодателем. В свои выходные дни часто ужинал у Гийома. Поэтому в их с матерью жилище, кухонный стол зарос от грязи настолько, что казалось странным, как на нём ещё не выросли сорняки. При этом на столе всегда стояла чистая тарелка с рисунком зайчика, держащего в лапках букет полевых цветов. В ней лежали столовая ложка, зажигалка и шприц. В счастливом прошлом эта детская тарелочка когда-то принадлежала Мальку. Каждый раз, когда сын отказывался есть, мать, говорила: «Если ты не доешь, то не освободишь зайчонка». Мальчика не очень заботила судьба рисованного зайчика. Даже к настоящим животным, в отличие от своих сверстников, он не испытывал никакого интереса. Но на подсознательном уровне понимал, что родителей, может огорчить его равнодушие, и потому доев, торжественно сообщал: «Зайчик свободен!» Своё совершеннолетие Малёк отмечал с Гийомом и его родителями. Впервые смог пригласить практически приёмную семью в изысканный ресторан. Накануне пришлось немного взять из своего ларца с накоплениями, но он не жалел. К тому же там скопилось достаточно денег, чтобы после переезда, первое время снимать небольшую квартиру и не просить милостыню на пропитание. В ближайшие дни молодой человек собирался сообщить владельцу бистро, что уезжает. Отработает, сколько тот попросит, купит билет на поезд и наконец, станет свободным. У него будет своя квартирка, в которой он сможет готовить себе еду. Никакой вони и чистота. А главное – не будет наблюдать этот угнетающий процесс: стремительного разложения единственного оставшегося близкого родственника. Сделать для неё всё равно уже ничего нельзя. Да мать никогда и не хотела помощи в борьбе с зависимостью. Из ресторана Малёк шёл в мечтательном настроении. Желтоватые в свете фонарей улицы создавали ощущение уюта. Он шёл не спеша, дома ждала совсем другая атмосфера. «А обычно у людей всё наоборот», – подумалось ему. Поднявшись на свой этаж, открыл дверь. В квартире стояла тишина. Убогое жилище хоть и было прокопчено дешёвыми сигаретами и перегаром, но сейчас, хотя бы не стояло дымовой завесы. Молодой человек сделал вывод, что матери или нет дома, или она спит. «Прекрасный подарок на день рождения!» – порадовался Малёк, что ничего не омрачило ему праздник. Зайдя в комнату, как всегда, распахнул окно, чтобы запустить свежего воздуха и заметил, что дверь шкафа приоткрыта. Замер глядя на неё. В этот момент его больше всего раздражала имевшаяся у него фобия: все ящики должны быть задвинуты до конца, а все двери либо распахнуты, либо плотно закрыты. Если бы Малёк мог предположить, что это он не затворил до конца шкаф, в его душе была бы надежда. Собрав волю в кулак, решил проверить масштаб бедствия. На нижней полке небрежно валялись кружевные перчатки и письмо прабабушки. Шкатулка была полностью пуста. Малёк обратно уложил в ларец памятные предметы и, не выпуская его из рук потерянно сел на кровать. В голове проносились сюжеты его фантазий. Как он выходит из поезда и первым делом едет к морю. Долго прогуливается вдоль берега, наслаждаясь свежим солоноватым воздухом. После садится на солнечной террасе кафе, в продуваемом освежающим бризом порту и заказывает себе бокал красного вина. Рассматривает улыбчивых людей, проходящих мимо и белые лодки, смирно ожидающие, когда их владельцы снова отправятся разбивать лазурные волны. Вдоволь налюбовавшись, встаёт и идёт в агентство недвижимости. Долго изучает приклеенные к стеклянной витрине предложения и мечтает, как купит просторный двухэтажный дом с бассейном. А пока Малёк был бы счастлив компактной чистой студии. Переходит к другой витрине и пытается разглядеть предложения аренды небольших квартир. Но вместо этого видит, как на непромокаемый конверт с письмом прабабушки падают крупные прозрачные капли. Молодой человек вытер слёзы и направился в комнату матери. «Ещё вчера деньги были на месте. Она не могла всё истратить за один день. Обязательно где-нибудь спрятала», – с надеждой проговарил Малёк про себя и распахнул дверь. Ноги подкосились. Мать лежала на спине. Вокруг открытого лилового рта неровной плёнкой засохла пена. Молодой человек сполз по стене на пол. Туловище рефлекторно наклонилось вперёд, и на засаленное ковровое покрытие вырвалась ещё не переваренная еда из ресторана. До того как тело забрали, Мальку удалось найти остаток денег, украденных матерью. Часть из них пришлось потратить на кремацию и место в колумбарии. Перед тем как выставить квартиру на продажу, пришлось несколько дней её отмывать. Гийом помог ему покрасить потемневшие от табачного дыма стены с потолками, а также вывезти на свалку кровать вместе с матрасом, на котором скончалась мать. Чтобы скорее покинуть это жильё, цену Малёк установил чуть ниже рыночной стоимости. Ему не терпелось переехать в Марсель, хоть и было грустно прощаться с Гийомом и его семьёй. Но желание осуществить мечту пересиливало. – Гиги, спасибо, что подвёз… – Малёк теребил в руках билет и нервно поглядывал на поезд. Немного помешкав, с надеждой спросил: – На каникулах приедешь ко мне? – Конечно! Но пока тебе нужно найти жильё, подготовиться к поступлению. И вообще, немного прийти в себя после всего случившегося, – Гийом прервался и взглянул на друга. Малёк согласно кивнул. – Как только сдашь вступительные экзамены, я сразу же прыгну в свою красотку и примчусь поздравить тебя! – Может лучше на поезде? – добродушно рассмеялся Малёк. – Боюсь, твоя престарелая красавица растеряет по дороге все колёса. – Не наговаривай на мою девочку! Она ещё покатает меня не один год, – для виду оскорбился Гийом за свой автомобиль. – Ладно, в любом случае будем на связи! Я буду ждать тебя, – Малёк замолчал и опустил голову, будто изучая покрытие железнодорожного перрона. – Спасибо за всё, Гиги. Если бы не ты и твои родители… Я не знаю, что бы со мной было. – Пустяки, дружище! Мы прекрасно провели время, мне будет не хватать тебя, серьёзно. Но как тебе сегодня сказала мама: «Всё течёт и изменяется. Главное – не потеряй себя и не забывай читать молитвы». – Я постараюсь, – Малёк грустно улыбнулся. – Как только у меня всё наладится, я обязательно навещу твоих родителей. А может, вы приедете ко мне все вместе. – Надеюсь. Не думай сейчас об этом. Ну вот, тебе пора садиться, – Гийом мотнул головой в сторону поезда. Малёк заскочил в вагон, занял своё место и выглянул в окно. Гийом всё ещё стоял на перроне. На его лице отражалась гамма различных эмоций: тревога, грусть, но и в тоже время радость за друга, который, наконец, отправился исполнять то, о чём так долго мечтал. *** Спустя пару часов, белый Ситроен замигал правым указателем поворота и начал замедляться, готовясь покинуть магистраль. Не попасть в аварию на улицах этого небольшого города – казалось, подвластно только истинным виртуозам. После широкой трассы со свободным движением непросто было сориентироваться среди перекрёстков, светофоров, и слепящих глаза рекламных вывесок. Многочисленные автомобилисты торопились так, словно у каждого в машине рожает жена, и ему необходимо как можно скорее добраться до больницы. Мотоциклисты же вовсе вели себя как герои боевика, уходящие от погони, игнорируя все правила дорожного движения. Покружив по полным хаоса улочкам, Малёк, наконец, увидел, что Ситроен остановился возле ворот с крупной табличкой. Не доезжая до объектов преследования, припарковался за одним из автомобилей, заглушил мотор и принялся наблюдать. Венсан вышел из машины и воспользовался звонком на воротах. Следом открылась дверь пассажирского сиденья и из неё выпала женская сумочка. Затем появилась Матильда. Прицепила пса на поводок и, не поднимая упавшей сумочки, встала рядом со своим мужем. Их вышел встречать низкорослый пожилой мужчина. Он активно жестикулировал и улыбался. Затем наклонился к собаке и что-то проговорил. «Старый клоун», – пронеслось в голове у Малька. Затем молодая пара и встретивший их человек скрылись за воротами. Через минуту выбежала Матильда и подобрала валявшуюся рядом с Ситроеном сумку. Преследователь с раздражением подумал: «Какая же она рассеянная и неуклюжая. Вроде посмотришь – красивая женская особь. А приглядишься и становится понятно, что это какая-то ходячая нелепость. То уронит что-нибудь, то опрокинет». Чета Риччи раздражала Малька. А в особенности Матильда. По его мнению, девушка была такой же ошибкой природы, как большинство современных женщин. Мужчина спародировал писклявым голосом: «Чем бы мне заняться в жизни? Но только не предлагайте мне исполнять мои прямые женские обязанности: детей рожать, да мужа ублажать». Он с презрением покривился. «Нормальная баба должна жратву готовить и за домом следить, а не воровать у мужчин рабочие места и доходные ниши в бизнесе, – с раздражением рассуждал Малёк. – А Венсан, тоже персонаж. Вышвырнул бы её давно на помойку. А вместо этого, носится с ней, будто других баб на свете нет. В общем, нашли друг друга два придурка». По большому счёту Мальку было плевать. Мужчина не считал себя специалистом в области женщин и целом отношений. А мечта многих людей о доме, детях и жизни с одним и тем же партнёром казалась ему глупой и скучной. Судьба доступная почти каждому человеку – это не для него. Все эти годы Малёк терпел. Когда было необходимо или удобно, играл роль того, кого в нём хотели видеть. Мужчина верил: судьба ему задолжала. И рано или поздно воздаст за все страдания, пережитые в отрочестве. Для себя решил так: «Я особенный и заслуживаю только самого необычного, дорогого и первоклассного. Трудами пусть все достигают бобры да волы. То, что было необходимо я осуществил, а теперь осталось дождаться момента, когда будет знак и тогда моя жизнь круто перевернётся». И ведь дождался. Вскоре Венсан и Матильда начали переносить вещи. «Ну, всё. Значит, точно здесь остаются. По идее завтра или на днях начнут искать постоянное жильё. За ними по пятам ездить нет смысла. Проще сторожить здесь, а как начнут обратно свои пожитки в машину загружать, тогда и проследить, где голубки поселились. А там только выждать подходящий момент. Собака, конечно, всё усложняет. Если этот монстр живёт в доме, то отравить его и спокойно пролезть внутрь не получится. Но ничего, они всё равно будут выводить его в туалет. Ближе к вечеру подкинуть в сад яд, хозяева увидят, что псина загибается, и повезут его к ветеринару. А я тем временем беспрепятственно попаду в дом. Подумаешь, сдохнет их псина, купят другую. Отличный план, главное успеть осуществить его как можно скорее. А то потом заведут себе друзей среди соседей, наедут толпы туристов, разгуливающих допоздна, и проделать всё это станет сложнее. Да и не терпится уже, – Малёк мечтательно улыбнулся. – Если этот план по какой-либо причине провалится, придётся подождать, когда Венсан в очередной раз уедет во Францию. С собакой ясно как действовать, а уж с девкой разобраться будет несложно». Забронировав номер в отеле неподалёку, Малёк завёл машину и озадаченно потёр голову: «Лучше бы получилось с первого раза, а то вызову подозрения своими бесконечными отлучками из дома. Пока надо быть паинькой. Ссоры с так называемой «любовью всей моей жизни» мне сейчас ни к чему». В последнее время Малька нестерпимо тяготили постоянные отношения. «Отчитываться, спрашивать мнение – как это всё утомительно. Когда я стану богат – никаких связей дольше, чем на одну ночь», – он представил, как одновременно ласкает два молодых и упругих тела, а из открытого балкона открывается умопомрачительный вид на Карибское море. Облизнул губы и завёл мотор. «Две ночи без сна. Завтра найду позицию, откуда смогу видеть, что происходит за воротами», – подумал мужчина и устало прошептал себе под нос: – А пока Мальку нужно отдохнуть. Глава 4. Ужасы Мессинского пролива Солёный, тёплый ветер щекотал мне нос и раздувал уши, а уютное весеннее солнце раскидывало миллиарды блёсток по поверхности моря. Я родился на юге Франции и лазурный пейзаж всю жизнь услаждал мои глаза. Но сегодня был совсем иной опыт. Вместе со своими людьми я плыл в наш новый дом на острове Сицилия. От порта «Вилла-Сан-Джованни» на материковой части Италии, от которого отходил паром, до Мессины нам предстояло плыть не более десяти километров. Поэтому некоторые пассажиры так и остались ждать причала в своих автомобилях на нижней палубе. Мы же отправились наверх, где располагалось кафе и туалеты, а с открытой части можно было наслаждаться заряженным морским темпераментом воздухом, всматриваясь в приближающиеся очертания города, раскинувшегося у подножия гор. Я недолго любовался пейзажами, по немного тривиальной, но безумно очаровательной причине: миниатюрная красотка на другом конце палубы явно проявляла ко мне интерес. Судя по изгибам и шерсти – метиска. Хорошо быть мускулистым красавцем, подумал я и, не забывая испускать романтические флюиды, встал в брутальную позу, которая идеально демонстрировала мои мышцы. Выждав минуту, я ринулся к ней на ознакомительное обнюхивание, но в тот же момент, длина поводка жестоко оборвала мой романтический порыв. Прекрасная метиска с пониманием кинула на меня последний взгляд и переключила внимание на своего человека. Грустно выдохнув, я последовал её примеру. Моя девочка сидела с блаженной улыбкой, время от времени откидывая блестящий локон со своего лица. – Тебе нравится плыть на корабле, сынок? Я поддел носом её руку, вынуждая меня погладить. Этот жест всегда срабатывает. Мама провела ладонью по моей голове и помассировала за ухом. Подозреваю, что мои люди всерьёз считают меня своим родным сыном. Не знаю, почему им не кажутся подозрительными явные физические различия между нами, напротив, папа отметил, что в моём окрасе преобладает такая же рыжая шерсть как у него. Они даже придумали игру под названием: «Где мама? Где папа?», в которой поочерёдно задают мне эти два вопроса и я должен подбежать либо к вожаку нашей стаи (папе), либо к моей девочке (маме). Эта забава приводит их в восторг, за что я получаю похвалу, ласку и порой даже печенье. Как несложно догадаться – я с удовольствием выполняю подобные пустяковые задачи. Нет, дело не только в печенье. Хотя тот, кто знаком с характером бульдогов, наверняка подтвердит, что альтруизм не является нашим недостатком. Однако когда мои люди называют меня сыном, я невероятно счастлив и горд, а потому этой игре согласен придаваться даже совершенно бесплатно. Я загляделся на молодого мужчину, гордо расхаживающего по палубе. Он выглядел немного забавно, учитывая его маленький рост и субтильное телосложение. Но стоит заметить, лицо его было удивительно красиво: с крупными чёрными глазами, тонким носом и мужественным подбородком. Более всего мне понравилась его причёска: волосы были уложены в заострённый хохолок, напоминавший стоячее собачье ухо. Мужчина остановил взгляд на мне, и, видя, что он направляется в нашу сторону, я навострил нюх. От него веяло задиристостью и некоторой нервозностью, но точно не опасностью. Поэтому я доброжелательно завилял хвостом. Когда нас разделяло не больше метра, я сделал попытку приветственного прыжка на нового знакомого, но, к сожалению, не достал. «Заострённый хохолок» округлил свои большие глаза и отступил полшага назад. – Бонджорно, синьора. Почему ваша собака без намордника? В этом случае вы должны держать её в своём автомобиле. – Это старый английский бульдог, порода не входит в категорию потенциально опасных собак. – Что-то не очень похож на бульдога… Скорее выглядит как питбуль, – с сомнениями разглядывая меня, пробурчал пучеглазый. «А ты не очень похож на человека, скорее на одноухого чихуахуа. И не только внешне», – внутренне парировал я. Мама достала из своей сумки мой собачий паспорт, развернула и на вытянутой руке продемонстрировала мужчине. Человек-чихуахуа слегка улыбнулся, будто в его голове родилась какая-то ехидная шутка. Не озвучив её, подмигнул и ушёл прочь. Моя девочка закатила глаза, и, видимо, собиралась прорычать что-нибудь вслед странного синьора, но тут из дверей кафе показался папа, и её лицо просветлело, а у меня быстро закрутился хвост. Папа остановился, и, глядя на нас с хитрой улыбочкой, дразня, помахал пакетом. Затем изобразил пантомиму, которая означала, что он собирается всё съесть сам, не делясь с нами. Мама погрозила ему хрупким кулачком, а я играючи подпрыгнул на месте и поторопил его ликующим «гав». В пакете оказались золотистые шарики, от которых исходил запах риса, мяса, зелёного горошка, томатного соуса и масла. Мама впилась в большой ароматный шарик зубами, а я, к сожалению, лишь глазами. Моя пасть заполнилась слюной. Пришлось сделать несчастный взгляд, словно не ел три месяца, демонстрируя, что тоже хочу отведать аранчини (именно так родители называли притягательные шарики). Моя девочка отщипнула малюсенький кусочек и протянула его мне. Мысленно я послал ей упрёк: «Даже понюхать страшно – боюсь, в нос залетит!» Но всё же съел. Вкус оказался изумительным! Ещё не успев повторить трюк натренированным взглядом, с руки папы я получил щедрую добавку. Обожаю такие моменты: оба моих человека рядом, от них исходит запах счастья и гармонии, мягкое солнце греет шкурку, а в придачу ещё и гастрономические открытия! Внезапно сквозь чарующий аромат аранчини, я учуял совсем иной запах. «Что это?» – обратился я к внутреннему голосу. Снова принюхался, но источник мне пока не удавалось установить. Я максимально сосредоточился, и меня проняло ужасающее предчувствие, шерсть на позвоночнике приподнялась, и по телу пробежал холод. *** Я в очередной раз убедился в том, что люди любят упрощать реакции и желания животных. На моё беспокойное поведение мама лишь подтянула поводок к себе, а папа успокоительно сообщил, что мы скоро заходим в порт, и можно будет сделать «пи-пи» на ближайшей лужайке. Меня захлестнула обида, и я отвернулся к ним обоим спиной. Так как поворачиваться без необходимости уже не собирался, то удобно уселся на бедро, элегантно вытянув свободную заднюю лапу. Пугающий запах я больше не чувствовал и оставалось надеяться, что опасность прошла стороной. Мама увлечённо рассказывала папе легенду о Сцилле и Харибде, которую, как я понял, ей давным-давно поведал её знакомый из Греции по имени Гомер. Оказывается, по обеим сторонам пролива, по которому мы проплывали, обитают два страшных чудовища. Харибда – поглощающая в своём смертоносном чреве волны, дельфинов и все проплывающие мимо корабли. И ещё более ужасающая – Сцилла, с шестью головами, и у каждой в пасти в три ряда кровожадно сверкают острейшие зубы. Ко мне внезапно пришло осознание: тот запах мне точно не почудился, это мимо проплыла Сцилла и хотела утащить в свои кошмарные пасти пассажиров с нашего судна! К счастью, паром начал швартоваться. Моя девочка зачарованно произнесла: – Ну, здравствуй, Тринакрия! – ей очень нравилось называть остров его старым именем. Мы поторопились уйти с палубы, а через несколько минут оказались на земле, где страшное чудовище нас никак не могло достать. Из открытого окна доносились неведомые запахи, которые мне не терпелось изучить. А пейзажи открывались восхитительные! По одной стороне – величественные горы и холмы, а по другой – море, покрывающее своими задорными волнами пляжи и причудливые скалы. Повсюду росли прелестные дикорастущие цветы, кактусы и пальмы. Иногда мы въезжали в вырубленные в горах тёмные и неотшлифованные тоннели. Они не были изуродованы фонариками и миллионом картинок с направлением движения. Наверное, примерно так выглядели те древние пещеры, в которых когда-то начинали дружбу мои первобытные предки со своими ещё дикими людьми. Для меня стало новостью, что, оказывается, родители ещё не нашли дом, и потому ближайшие дни нам предстоит жить в отеле. Когда мы подъехали к нашему временному жилищу, солнце зашло за горизонт. Хоть я неплохо вижу в темноте, искусственные светила в виде фонарей мешают сфокусироваться над тем, что находится вне зоны их освещения. Я расслабил зрачки и решил, что изучу окрестности носом и ушами, а визуальный осмотр проведу завтра утром. Нас вышел встречать симпатичный человек в возрасте. Из-за своего плотного телосложения и невысокого роста по форме он казался не вытянутым как большинство людей, а скорее круглым, и напомнил мне то рисовое лакомство с парома. С лучистой улыбкой пожилой мужчина пожал руки моих людей, и, наклонившись, поздоровался лично со мной: – Бона сера, синьор! Растрогавшись от такого почтения, я немного растерялся, но видя активные мотания моего хвоста, человек-аранчини отлично понял, что я очень рад знакомству. Марио (так представился очаровательный старичок), оказался хозяином этого апарт-отеля, состоящего из нескольких отдельно стоящих домиков, построенных на пологих участках высокого скалистого холма сходящего в море. По крутой бетонной лестнице мы спустились к миниатюрному двухэтажному коттеджу с террасой. Я приметил шум волн и, переключая зрение в ночной режим, просунул голову через прутья ограждения. Увидев, что за ним обрыв, мне тут же захотелось отойти от пугающей пропасти. Резко двинулся назад, но с лёгкостью прошедшая в ту сторону голова, не пролезала обратно. В панике ещё раз попытался высвободить голову из коварного ограждения. Опять не преуспев, замер, обдумывая, как мне поступить. Родители и Марио заметили эту проблему, но вместо того, чтобы скорее броситься мне на помощь, залились громким хохотом. Наконец вдоволь отсмеявшись, ко мне подошёл папа. Одной рукой прижимая мне уши, а другой, взяв под горло, аккуратно вызволил меня из плена. В связи с переполнявшим меня ликованием от спасения, я не стал обижаться ни на своих людей, ни на Марио. Пока родители переносили вещи в наш домик, Марио угостил меня вкуснейшей колбасой и поведал, что раньше у него тоже была собака. Пять лет назад она умерла, и он очень по ней тоскует. В этот момент я почувствовал, как ему грустно и в утешение облизнул его вкусно пахнущие пальцы. Восприняв это за намёк, хозяин апарт-отеля дал мне ещё один ломтик колбасы. – Попей, а ты и без нас не пропадёшь! – проходя мимо нас, подколол папа. Постоянным поводом для споров моих родителей был вопрос о том, что мне не стоит давать человеческой еды. Причём оба были согласны с этим правилом и оба исподтишка продолжали его нарушать. А уличив один другого в момент преступления, непременно повторяли воспитательную лекцию о вреде моему здоровью. Стоит заметить, больше всего на этом настаивал папа, однако он же больше всего и давал. Единственным, на что был полный запрет – шоколад. Его я никогда не пробовал и уже смирился с тем, что никогда не попробую. Как объяснили мои люди, содержащийся в нём теобромин, является ядом для животных. Конечно, от маленького кусочка шоколада я вряд ли бы умер, но родители посчитали разумным не давать мне и этого, чтобы я не воспринимал его как остальные продукты, которые привык выпрашивать. Мои люди разложили вещи, которые им могут пригодиться в ближайшие дни, сходили в душ и начали готовиться ко сну. Как всегда, поместили мою лежанку рядом со своей кроватью, и наконец, мы все улеглись. Глядя в огромное фронтальное окно, мы дружно любовались открывающимся видом: яркими белыми огоньками сияли звёзды, и то ли от их свечения, то ли от лунного, на чёрной ряби моря играли серебристые блики. Вдалеке возвышалась величественная гора, подсвеченная жёлтым светом, исходящим от фонарей и вывесок кафе на изгибавшейся береговой линии. В груди щекотало приятное волнение – от этого завораживающего пейзажа за окном, от новых впечатлений и предвкушения чудных дней, которые ждут нас на этом красивом острове. Но как часто бывало в подобные моменты абсолютного счастья, рядом с разливающимся в сердце блаженным и согревающим чувством, тоненьким еле слышимым колокольчиком тревожно звенело: «Этот рай хрупок и эфемерен. Наслаждайтесь, ведь завтра всё может разбиться и исчезнуть». Я не понимал, для чего звенел этот колокольчик. Учил ли он ценить удачу, дарованную мне судьбой, или напоминал, что рано или поздно всему приходит конец, и порой мы не в силах повлиять на обстоятельства. «Как бы там ни было, я всегда буду оберегать нашу семью, и стараться приносить им радость. И даже если этот день окажется последним в моей жизни…» – не успев закончить мысль, я провалился в глубокий и захватывающий своим содержанием сон. А сюжет его был такой: будто плывём мы на корабле: папа, мама, Марио и человек-чихуахуа. И вдруг из моря на палубу опускается желеобразная лапа, а на ней страшная пасть, хищно щёлкающая острыми зубами. Папа прикрывает маму собой, Марио обороняется батоном сыровяленой колбасы, рассекая ей перед собой воздух, а его племянник возмущённым тоном кричит, что чудовище не купило билет и не имеет права находиться на борту. Мерзкая лапа с размаха сбивает всех с ног. Люди испуганно прячутся от неё кто где может. И тут я с прыжка набрасываюсь на желейную конечность чудовища, и пытаюсь вгрызться в неё зубами. Но постоянно соскальзываю и снова падаю на палубу. Монстр кусает мне бедро, я изворачиваюсь, и мне удаётся вцепиться в него своей бульдожьей хваткой. Внезапно появляются ещё несколько острозубых пастей на противных, склизких лапах страшного создания. Я наскакиваю и вгрызаюсь в одну из них, но её товарки начинают яростно кусать всё моё тело своими тонкими акульими зубами. Я держусь из последних сил, но не ослабляю хватку. Тут замечаю глаз чудовища, с ненавистью смотрящий на испуганных родителей, Марио и человека-чихуахуа. До меня доходит, его лапы – это всего лишь орудия, а слабое место монстра находится в его голове. Не задумываясь, отпускаю изнемогшую лапу страшилища и скольжу по ней в направлении злого глаза. Он всё ещё сфокусирован на моих людях, пытающихся отбиться от гадких конечностей. Набрав приличную скорость, врезаюсь в око циклопа и разбиваю его своим телом. Чудовище с диким рёвом уходит под воду, а я в последний момент успеваю запрыгнуть на палубу корабля, после чего обессилено падаю. Чувствуя как из ран, полученных в схватке с зубастыми лапами, из меня потоками вытекает кровь и жизнь, мысленно прощаюсь с родителями. Мама и папа обливают меня слезами, Марио умоляет не умирать, обещая вкусные угощения, и даже человек-чихуахуа с сочувствием поглаживает меня по голове. Открываю глаза и устало смотрю на людей. В их взглядах читаются скорбь и благодарность за спасение. Я чувствую себя героем, чей подвиг люди и звери будут из века в век приводить в пример. Правда, самую концовку мне пришлось досочинить уже в полудрёме. Дело в том, что моих родителей пугает, что во сне я иногда рычу, дёргаюсь и лаю, не раскрывая пасти. Поэтому они меня будят. И, как назло, на самом эпическом моменте. Глава 5. Бессонная ночь и её последствия Остров гостеприимно встретил Венсана и Матильду, и, казалось, благоволил их планам остаться здесь. Погода стояла жизнерадостно солнечная, а люди встречались доброжелательные и не по-южному деятельные. Утром следующего дня семейная пара, отправилась в агентство недвижимости, рекомендованное Марио. Примерный район, где им хотелось бы жить, они знали. В будущем Венсан и Матильда планировали иногда путешествовать за пределами Сицилии, да и периодически визиты по делам во Францию были неизбежны. Потому дом нужно было выбирать в стратегически правильном месте. Рассматривая карту и фотографии разных городов, выбор пал на окрестности небольшой, но очень живописной коммуны – Чефалу. Оттуда всего за пару часов можно было добраться как до международного аэропорта в Палермо, так и до регулярных и быстрых переправ на материк в Мессине. Кроме того, в прошлом столетии в этих краях одно время жили предки Венсана. Данное обстоятельство послужило хоть не практическим дополнительным аргументом, но сентиментальным. Супруги Риччи объяснили свои пожелания агенту по недвижимости, и тот предложил им несколько домов на некотором отдалении от города. Свой выбор пара остановила на миниатюрной вилле с прелестным садиком, в нескольких минутах ходьбы от пляжа. Новое гнёздышко переселенцев находилось на территории крошечного курортного посёлка, представляющего собой прямую улицу по обеим сторонам окантованную двухэтажными однотипными домами. Жильё было совершенно новым и полностью готовым к своим первым обитателям. Особенно паре понравилось, что в основном соседние виллы были обитаемы только в летний сезон. И значит, большую часть года – жизнь здесь обещала быть тихой и спокойной. На другой день, собираясь на подписание договора и получение ключей от своего нового дома, молодая пара не спеша наслаждалась последними мгновениями в чудесном апарт-отеле. Огороженная терраса была меблирована стульями художественной ажурной ковки вокруг накрытого аппетитными угощениями круглого столика. Доносившееся снизу перешёптывание волн являлось лучшим музыкальным сопровождением для утренней трапезы перед хлопотным днём. Классический итальянский завтрак, в виде двух чашек капучино и блюда со свежеиспечёнными корнетти, на фоне яркого искрящего моря, смотрелся картинкой с открытки. Матильда с удовольствием оглядела натюрморт и, потянувшись за аппетитным рогаликом, выразила мужу своё умиление: – Это так трогательно. Марио знал, что сегодня у нас не будет времени что-то готовить или заезжать в кафе и позаботился о нашем завтраке. – Среди сицилийцев вообще много таких людей. Чем больше солнца, тем люди более открыты и добросердечны, – объяснил Венсан. Матильда прожевала кусок сдобного рогалика и скептически подметила: – Довольно сомнительное утверждение, учитывая, что Сицилия – это родина мафии. И как я понимаю, она здесь до сих пор существует. – А ты можешь назвать место, где преступность полностью отсутствует? – подловил её муж и, любуясь пейзажем, повернул голову к морю, продемонстрировав свой великолепный римский профиль. Девушка на секунду задумалась и неуверенно ответила: – Нет. Думаю, где есть человек – в той или иной мере присутствует криминал. – Ну вот. В Сицилии есть мафия, но она не занимается мелкокалиберной преступностью. Я слышал мнение, якобы именно благодаря мафии здесь не так много карманников, угонщиков автомобилей, домушников и прочего криминала такого масштаба. Возможно, за исключением Палермо, и парочки других крупных городов, в которых сложно всех контролировать. А ведь именно всякие мелкие воры не дают расслабиться порядочным гражданам и заставляют их всегда быть начеку. Сицилийцы же, спокойно оставляют в машине ключи зажигания и идут выпить кофе. Думаю, есть те, кто и дверь на ночь не запирает. – Так это в деревнях, где всегда намного спокойнее, – заспорила Матильда. – Не скажи. Просто нам с тобой пока везло. Девушка вспомнила, как несколько лет назад, скромную дачу её подруги в ста километрах от Москвы, обчистили какие-то воришки. Вынесли не только микроволновую печь и холодильник, но что было поразительно, прихватили даже алюминиевые столовые приборы. – Если представить, что это всё правда, и мафии невыгодно наличие такого вида преступности, а их присутствие влияет на снижение подобных досадных случаев. Мне кажется, это всё равно, что привести домой тигра, дабы избавиться от крыс. Разве это норма? – Согласен. Но здесь уж так сложилось, – развёл руками Венсан. – Зато с тигром хотя бы договориться можно. Корми его досыта – и тебя не тронет, и крысы больше не будут беспокоить. – Ну да. И налоги плати и тигра корми. А самому что остаётся? – Кто является наёмным работником им точно с тигром зарплатой не надо делиться. А что касается бизнеса, не знаю, как здесь сейчас устроено. В любом случае влияние мафии уже не так сильно. Как видишь, на улицах не стреляют, и в целом всё спокойно. Матильда пожала плечами: – Со временем, может, чего и узнаем об этом. – А если нет, то и к лучшему! Но в любом случае я тоже по происхождению сицилиец и по крайней могу рассчитывать на тарифы для своих, – подмигнул Венсан жене. – Так тебя и приняли за местного, с твоей-то ирландской головой! – захихикала девушка. На лестнице показался полный оптимизма и энергии хозяин отеля. Попей вскочил, чтобы поприветствовать своего нового друга. – Бонджорно, синьор Попей. Мы с вами ещё не виделись. Как вам сегодня спалось? – поздоровался он с собакой и, не переставая лучезарно улыбаться, обратился к Венсану и Матильде. – У вас всё в порядке? – Спасибо, Марио! Корнетти и капучино великолепны, – ответил Венсан. – Тысячу раз спасибо! Вы нас очень выручили! Мы могли остаться без завтрака, – подхватила Матильда. Марио великодушно отмахнулся – пустяки, и продолжил: – Ко мне сейчас заедет мой племянник, так что когда будете готовы, ищите меня в беседке, – он показал рукой вверх на обвитый виноградником навес, стоящий на самом краю, резко обрывающего над морем холма. – Без проблем. Мы скоро подойдём! – ответил Венсан. Марио собрался уходить, как резко развернулся, будто только сейчас вспомнил, зачем пришёл: – Я могу попросить племянника, чтобы он помог вам с вещами. На этого старичка невозможно было смотреть без улыбки. Настолько забавными и располагающими были его внешность и жесты. – Спасибо, но не беспокойтесь, ночью мы долго не могли уснуть и решили, что раз уж нам всё равно не спится, то почему бы не загрузить все вещи в машину. В коттедже осталась только одна небольшая сумка, – заверил его Венсан. Марио хитро прищурился и притворно подозрительным тоном произнёс: – Вы, случайно, не профессиональные грабители? Я обычно сплю очень чутко, но не слышал и шороха! Супруги заулыбались, и словно сговорившись, многозначительно подёргали бровями, вроде: «кто знает, кто знает». А добродушный мужчина расхохотался и торжественно продекламировал: – Кто имеет время, тот не ждёт! Матильда призадумалась и пришла к выводу, что это аналог русской пословицы «Не откладывай на завтра то, что можешь сделать сегодня». – Да, таким образом мы сэкономили утром силы, ведь сегодня они нам точно понадобятся. Венсан прочертил в воздухе рукой по горизонту: – Мне будет не хватать этого роскошного вида. Я, конечно, очень рад, что мы так быстро нашли дом, но немного жаль уезжать. Дивное место, и с вами было очень приятно общаться. – Я польщён, и это взаимно! Если будете в наших краях – заезжайте на бокальчик! – со всей искренностью пригласил Марио. *** Супруги Риччи ещё раз оглядели комфортабельный домик, не остались ли забытые вещи. Прицепили на поводок собаку, и пошли к беседке, чтобы попрощаться и поблагодарить хозяина апарт-отеля за гостеприимство. Поднявшись, увидели два силуэта: Марио и, вероятно, его племенника. Заметив их, бодрый пожилой мужчина, подзывая, замахал руками. Когда гости подошли ближе, от удивления у Матильды округлились глаза. Племянником Марио оказался тот самый зануда с парома, который хотел, чтобы она отвела Попея в машину или одела на него намордник. Пёс, кажется, тоже вспомнил обидчика и вместо того, чтобы, как обычно, рваться здороваться, надменно его проигнорировал. – Познакомьтесь – это мой племянник Лука. Пожимая Луке руку, Венсан и Матильда тоже представились. – Кажется, мы уже встречались? – глядя на Матильду и Попея, спросил Лука. Собака демонстративно отвернулась к нему спиной. Но хоть его взгляд был направлен на ворота, судя по положению ушей, всё внимание пёс направил на разговор своих хозяев с племянником Марио. – Да, на пароме вы спрашивали про породу нашей собаки, – деликатно ответила Матильда. – Как тесен мир! – восторженно изрёк Марио. – Лука как раз рассказывал мне, как провёл свой отпуск в Венеции. Не хотите ли перед отъездом выпить с нами по чашке кофе? – приложив к краю рта тыльную сторону ладони, театральным шёпотом прибавил: – Лука работает карабинером, если что обращайтесь. Его племянник стоял с пресным лицом. Он привык к манере дяди самовольно рекомендовать его в качестве блюстителя правопорядка. Карабинер представил, как бы мог выглядеть рекламный ролик его услуг в исполнении Марио: «Чуть что – звоните Луке! Мой племянник моментально прилетит на место преступления, спасёт всех угнетённых и накажет злодеев!» Затем играет эпическая музыка, под которую Лука в форме карабинера, выставив вперёд руку с кулаком, облетает остров. Венсан заулыбался: – Мы планируем вести самое скучное существование, вряд ли с нами может что-то случиться. Но спасибо! Мы будем это иметь в виду. Карабинер с ног до головы окинул Венсана профессиональным взглядом. Казалось, в его глазах был встроен сканер, способный обнаружить не только спрятанные наркотики и оружие, но даже преступные побуждения. – От кофе я бы не отказался, – продолжил Венсан и обратился к жене: – Ты не против, пять минут нам роли не сыграют? – С огромным удовольствием! – согласилась девушка. – Дядя, не беспокойся, позволь мне похозяйничать, – не дожидаясь ответа, Лука направился в дом. Когда племянник скрылся в помещении, Марио негромко заговорил: – Очень тяжёлая судьба, у этого парня! Родители погибли, когда он был ещё мальчиком. Разбились на автомобиле. Жуткая была авария. Мы с женой стали ему родителями. Надеюсь, у нас это получилось. В любом случае мы вырастили целеустремлённого и честного мужчину. Если бы вы только знали, как Лука усердно трудился, чтобы попасть в ряды карабинеров! По физическим данным, он едва проходил. Оставалось выкладываться в два раза больше, чем остальным ребятам, чтобы пройти сложнейший отбор и сдать экзамен в академию. А затем терпеть подтрунивания от сокурсников по поводу роста. Как вы могли заметить, рослые сицилийцы – встречаются реже невысоких. А в нашей семье и вовсе: все мужчины не выше ста шестидесяти пяти сантиметров. Но Лука занимался усерднее всех и быстро завоевал уважение товарищей. – Почему он хотел стать именно карабинером? – полюбопытствовала Матильда. – Во-первых, у Луки обострённое чувство справедливости: не терпит любого непорядка и криминала. А во-вторых, у карабинеров хорошая и стабильная заработная плата. Здесь в Сицилии с работой не всё просто, – Марио замолчал и через несколько секунд снова заговорил меланхоличным тоном. – Когда меня не станет, племянник унаследует этот отель. Захочет – продолжит дело. А не захочет – продаст. Хотя это маловероятно. Моя покойная жена обожала это место. Думаю, Лука предпочтёт его оставить для себя. Пожилой мужчина с грустью посмотрел вдаль. «Видимо, он тоскует по своей жене», – догадалась Матильда. А Венсан сориентировался и разрядил обстановку: – Повезло вам с племянником! Могу предположить, что мафия к вам и близко не подходит? Марио резко оживился: – Не знаю, кто их больше пугает: мой племянник-карабинер или я сам! – отшутился он и крепкими кулачками комично изобразил боксёрскую боевую стойку. Тут вернулся Лука. Переставил с подноса на стол четыре чашки кофе, а глубокую тарелку с водой для Попея примостил на полу. – Как это любезно с вашей стороны! – растроганно проговорила Матильда. Пёс с подозрением обнюхал подношение. И, вероятно, демонстрируя согласие к примирению, лениво вычерпнул розовым языком немного воды. Допив свой кофе, гости сердечно распрощались с очаровательным хозяином апарт-отеля и его племянником, и отправились обустраивать своё гнёздышко. *** На позицию, с которой накануне наблюдал за апарт-отелем, Малёк приехал засветло. Место было замечательное, на небольшом возвышении. Оттуда обозревалась не только терраса при коттедже, в котором поселилась парочка Риччи, но и большая часть сада, включая ворота. Припаркованный белый Ситроен был закрыт деревьями, однако это было неважно. Главное с этой точки просматривалось, кто идёт к машине, и невозможно было пропустить то, как объекты слежки переносят в неё вещи. Вчера ему пришлось провести здесь целый день, в ожидании, когда вернутся Венсан и Матильда. Нашли ли супруги постоянное жильё, Малёк пока не понимал. И дабы не пропустить момент, когда они будут выезжать из отеля, позволил себе поспать всего несколько часов. А затем опять вернулся на удачно расположенный холм. Конечно, была вероятность намозолить глаз обитателям двух домов, напротив которых преследователь припарковался. Однако в одном из них за весь день так никто и не отворил ставни, вероятно, хозяева отсутствовали, а жильцы второго, уехав рано утром на работу и вернувшись уже вечером, даже не обратили внимания на незнкомый автомобиль. В этот раз мужчина встал чуть дальше по улице, прямо за домом, хозяева которого были в отъезде. Обзор был тот же. Малёк решил, что если кто-то поинтересуется, почему он здесь стоит, то просто сделать вид, что ни слова не понимает по-итальянски и быстро отъехать. А остаток дня прождать ближе к воротам апарт-отеля. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/darya-rozzonelli/trinakriya/?lfrom=688855901) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.